CC BY
86
УДК 234.2
Щавелев С.П. (Курск, ГБОУ ВПО «КГМУ»).
Тел.: 8-910-730-97-56, e-mail: sergei - shhavel [email protected]
«ЧУДО» КАК ДУХОВНАЯ ПРАКТИКА 1
В работе пересматриваются распространенные в современной гуманитарной литературе представления о чуде как онтологическом феномене. Подвергнуты критике религиозно-богословские толкования этого междисциплинарного концепта. Приводится авторская классификация взглядов на чудесные феномены. Уточняется место категории «чудо» в современной эпистемологии.
Ключевые слова: чудо, его типы и виды, богословские и рационалистические трактовки.
Понятие чуда пора освободить от монополии догматического богословия и поделиться этой категорией с философской теорией познания, конечно, неклассической. Современной эпистемологии предстоит заново аргументировать известный тезис житейского здравомыслия насчет того, что «чудес на свете не бывает». Точнее, не бывает в природе, где чудо выглядит синонимом чего-то статистически крайне маловероятного. Но не невозможного в смысле нарушения законов природы. Разумеется, известных нам (науке) на данный момент. В.И. Даль с этого и начинал русское определение чуда: «Всякое явление, кое мы не умеем объяснить по известным нам законам природы» [1]. А вот в бытии социума и в личной жизни индивида некие их моменты приходится называть чудесными. И там, и тут остается место для философской рефлексии чуда [Несколько известных мне новых работ на эту тему сводятся к реконструкции мистико-религиозных интерпретаций чуда: 3, 4, 6].
Этимология понятия «чуда». Дословно чудо в лексическом родстве с удивлением. Чудесным выглядит нечто неожиданное, небывалое в прежнем опыте, казавшееся невозможным, исходя из него же и потому загадочное. Причём, даже после своего совершения чудо не становится «роднее», понятнее. Слышится в этом слове оттенок тайны. Наречие «чудом» означает «непонятно как, загадочно, необъяснимо». Наконец, этим же словом именуют и что-то в общем понятное, но редкое — по своему совершенству, небывало высокой степени развития. Так рассматриваемая лексема завершает смысловой круг, приходя к той же коннотации — увлекательного, поразительного, сказочного. При чем
1 Работа выполнена при финансовой поддержке РГНФ, проект № 14-33-01018 «Духовная практика как философская проблема: онтологические, эпистемологические, аксиологические аспекты».
чудесное впечатление может варьироваться от привлекательного «чудно-дивного» через сомнительное, странноватое «чудное» до пугающего «чудища-страшилища»... «Чудесить» по-русски может значить и «мудрить», «хитрить» — и «дурить», «сумасбродствовать».
Между прочим, славянское еиёо в языковом родстве с греческим «чудос», т.е. «слава, честь». А то, в свою очередь, уходит к индоевропейскому а-кийБ — умысел, а также учитель, мудрец. Отсюда общеславянские производные слова — чуть, чуять, кудесник [5, с. 377-378.]. Главная же лингвистически и потому философски наиболее поучительная лексема тут — чужой.
Так язык со всей очевидностью выдает нам сущностные коннотации чуда — его редкость, маловероятность, доступность немногим избранным, во всяком случае не нам с вами. «Чудью» в древнерусской летописи звались не славянские, а балтские или финские племена (для славян необычные на внешний вид («чудь белоглазая»), непонятные по языку).
Сохраняя общепсихологическую подоплеку сказочного «дива дивного», чудеса качественно меняются в призмах разных форм общественного сознания.
Без чудес: мифо-магическое «всесилие» архаичного сознания. «По религиозным и мифологическим представлениям, сверхъестественное явление, вызванное вмешательством божественной, потусторонней силы» — так определяет чудо общий словарь русского языка. Историку, антропологу, просто путешественнику к отсталым народам Земли их жизнь представляется переполненной чудесами. Они ведь могут говорить с духами, заклинать промысловых животных, еще что-то вещать в пророческом трансе. Всё это выглядит волшебным только на посторонний, рестроспективный взгляд. Изнутри архаичной мифологии чудесам не остается места. Для мифа ведь нет пределов возможному. Возможно всё, что способен помыслить шаман, маг, сказитель преданий. «Полеты» шамана в иные миры конечно впечатляют зрителей и особенно слушателей, но вера в их реальность, даже ожидаемость их результата как-то нейтрализует волшебность столь запредельность акций.
Единственным чудом для носителей мифо-магического сознания остается возможность встречи с представителями, проявлениями другой цивилизации. Когда африканцы или индейцы впервые увидели белых людей, а затем их ужасные создания вроде огнестрельного оружия, затем самоходных повозок и даже самолетов. Хотя и для такого рода диковин в ряде случаев у аборигенов имелись некие легендарные предвидения.
Итак, первобытное и архаичное, пережиточное сознание «приручает чудеса», переводит их в смысловую противоположность — чего-то доступного в повседневности. Недаром историки науки называют магию ее непутевой праматерью.
Рождение чудес: религия и богословие. Чудеса рождаются вместе с более или менее развитыми религиями. Отделив сакральный мир от повседневного, переместив своих
богов за пределы собственной жизнедеятельности, вера во всесилие чего-то сверхъестественного расчищает место чудесам в массовом сознании. Когда клир отделяется от прихожан, и тем и другим требуется время от времени нечто чудесное, дабы подпитать свою веру в нечто неосязаемое повседневно. Первобытный человек, современный дикарь живут вместе со своими духами и не нуждается в чудесах для их ореаливания. Верующий в богов или в Бога, напротив, предполагает всесилие божества, однако понимает непредсказуемость этого субъекта запредельного опыта. Чудес ждут, их просят, выкупают у бесчисленных алтарей-жертвенников, никогда до конца не знают, дойдут ли молитвы о чуде до их адресата, соизволит ли он их удовлетворить.
На религиозной почве рождается первая группировка чудес — по основным направлениям веры в сверхъестественное и церковь как своего рода «главпочтамт» (или если угодно «Интернет») таких интенций. А именно:
• чудо-богоявление — явно исходное, потому что подтверждает надежду на все остальные возможные чудеса; строго говоря, те тоже являют собой милость бога, так что вся группировка выходит несколько условной; однако для верующего эпизоды богоявления (прямые — сам пророк, богоматерь, ангелы, т. п. представители горнего мира вдруг обнаруживают себя перед простыми смертными; либо косвенные, когда согласно божественной воле «плачут» иконы», на какой-то поверхности вдруг проступает божественный лик; и т.д., и т.п.);
• чудесное спасение, избежание разных опасностей для жизни и благосостояния верующих;
• как наиболее частотный и жизненный вариант предыдущего — чудесное исцеление от разного рода недугов;
• чудесное превращение — разумеется, грешника в праведника.
При беспристрастной проверке все эти «чудеса» распределяются на две категории: мошеннической фальсификации с тем или иным умыслом, либо невольного самообмана тех бедняг, кто без чудес выжить не мог.
Расколдованное чудо: индустриальный социум как сам себе «волшебство». Рождение настоящей науки в лице классического естествознания и сопутствовавшей этому рационалистической философии прерывает монополию религии и церкви на фабрикацию и расфасовку чудес. Скептики (в лице, прежде всего, Д. Юма и Вольтера) весьма убедительно для всякой не слишком предубежденной аудитории свели так называемые чудеса к обману или к самообману. Корысть и простодушие — вот истинные «корни» всевозможных чудес массового обыденного сознания.
Тот факт, что от века к веку, в том числе в наше время и в нашей стране не только «простые», а проще говоря — убогие люди верят в чудеса, но и довольно многие представители вроде бы образованных классов общества верят или делают вид, что верят не в то, что Бог пошлет им хорошего врача и необходимое лекарство, но исцелит хвори именно чудесным образом, нисколько не колеблет предлагаемой типологии чудесного. «Просто» понятие образования деформируется в культуре под натиском всех прочих ее тектонических сдвигов на пути к постиндустриализму и постчеловечности (в духе Ф. Фукуямы).
Но разоблачение церковных чудес, надо признать, предельно примитивных (и потому именно, наверное, таких живучих для консервативного массового сознания) — не единственное и даже не главное последствие обсуждаемого феномена культуры. Для внерелигиозных субъектов, прежде всего, учёных исследователей, это понятие тоже имеет значение, только внерелигиозное (Тут надо оговорить, что один и тот же человек как ученый способен отрицать вульгарные чудеса в предмете своих академических занятий и одновременно признавать нечто чудесное в своей же жизни как обывателя). Чудо в рамках научного сознания лежит за пределами той или иной его собственной парадигмы (в смысле Т. Куна). Неизведанная пока область реальности по определению полна чудес, т.е. чего-то немыслимого, невозможного в рамках старой парадигмы. Отсюда популярная фраза Н. Бора о сумасшедших теориях.
Но и внутри некой парадигмы научного исследования отыщется местечко для чудес. Оно прячется в уже упоминавшейся области маловероятного, пренебрежимого для ожиданий ученого. Но все же принципиально не то, что возможного, но не исключаемого, в принципе теоретически допустимого с точки зрения уже открытых наукой ее законов. Время от времени столь редкостный эффект вдруг да достигается на практике (наблюдения или эксперимента). Примерами могут служить неожиданные находки вроде бы окончательно вымерших существ (вроде кистеперой рыбы-целаканта — но никакого не «снежного человека» или живого динозавра...). Но в этом пункте наука тоже похожа на свою отдаленнейшую предшественницу магию — ученые мгновенно переводят «чудесное» открытие в частный случай в принципе возможного. А в то, что возможно всё на свете мыслимое, верят только представители паранауки. В настоящей (сегодня) науке есть только познанное, познаваемое пока что гипотетически и еще непознанное (но уже тематизированное в качестве проблемы). Куда же на такой скорости научной мысли деваться чуду?
Философский концепт чуда. Всё сказанное вовсе не отрицает признания чуда, только не в ортодоксально-религиозном и не в конкретно-научном, а в философском смысле этого слова. Если в природе чудес как таковых не бывает, а в области слепой веры чудеса
нетрудно выследить и истребить силой разума, это не значит, что чуду больше негде угнездиться. Эпистемологическое убежище чуду предоставляет вненаучное знание. На его границах — в области этики, эстетики, вообще аксиологии — приволье всему чудесному. Правда, лишь в эмоциональном, субъективно-личностном смысле данного термина. Чудо — удел человеческой свободы, бросающей вызов тотальной детерминации космоса и частичной детерминации социума. Когда знания недостаточно или оно вовсе не нужно, тогда его дублирует чудо как синоним субъективного, ничем не обусловленного извне выбора. Так получаются чудеса родства, любви, дружбы, надежды и всех прочих недетерминированных, но онтологически укорененных в жизнебытии людей реалий этой самой жизни. Чудо, получается, не что иное, как непредсказуемый результат эволюции природы и, главное, последующей культуры. Короче говоря, чудо придумал сам человек для объяснения себе лично необъяснимого всем другим.
Итак, философия должна вывести понятие чуда из области религии и богословия. Однако отрицать чудо в духе классического скептицизма сегодня уже не актуально. Надо рационализировать чудо в рамках неклассической теории познания. В таком случае всё чудесное в жизни личности и культуре социума можно объяснить с помощью понятий веры, надежды и любви. Тогда в природе чудесное будет равно предельно редкому или же в принципе возможному в будущем.
Литература
1. Даль В. Толковый словарь живого великорусского языка. Т. IV. М., 1956. 612 с.
2. Словарь русского языка в четырех томах. Изд. 2-е / Под ред. А.П. Евгеньевой. Т. IV. М.,
1984. 691 с.
3. Сошинский С. А. Чудо в системе миросоздания // Вопросы философии. 2001. № 9. С.
130-135.
4. Твердовская Н.В. Философская рефлексия чуда в контексте европейской
рациональности. Автореф. дисс. ... канд. филос. н. СПб., 1996. 19 с.
5. Фасмер М. Этимологический словарь русского языка. В четырех томах. Т. IV. СПб.,
1996. 864 с.
6. Фрумкин К.Г. Теории чуда в эпоху науки // Эпистемология & философия науки. Т. V.
2003. № 3. С. 21-24.
Shchavelev S. P.
"MIRACLE" AS SPIRITUAL PRACTICE
The paper revises representation of the miracle as an ontological phenomenon. It criticizes the religious-theological interpretation of this interdisciplinary concept. The author's classification provides special views of the phenomenon and specifies place of the category of a miracle in modern epistemology.
Keywords: miracle, its types and forms, theological and rationalistic interpretation of miracle.
