CC BY
166
УДК 801.6(471.60)
ЧУДЕСНОРОЖДЕННЫЙ ГЕРОЙ-БОГАТЫРЬ В ДАГЕСТАНСКИХ НАРОДНЫХ СКАЗКАХ
© 2013 Нуралиева А.Р.
Институт языка, литературы и искусства ДНЦ РАН
Статья посвящена типологии центрального героя-богатыря дагестанской сказки. Автором статьи рассматривается специфика разработки мотива чудесного рождения в богатырской сказке.
The article deals with the typology of the central epic hero of Dagestan fairy tale. The author of the article considers the specifics of developing the motive of the miraculous birth in the epic fairy tale.
Ключевые слова: типология, сказка, герой-богатырь, чудесное рождение, мотив.
Keywords: typology, fairy tale, epic hero, miraculous birth, motive.
Одними из отличительных качеств сказочного героя-богатыря являются чудесное рождение (от связи человека с животным или в необычных условиях), воспитание животным или великаном, похищение другим персонажем, который надеется на его помощь. Мотив чудесного рождения рассмотрен в работах В. Я. Проппа, А. Н. Веселовского, Н. Недельского и Ю. Францева, Лафарга и др. Возникновение в фольклоре мотива чудесного зачатия и рождения героя, по мнению многих ученых, было связано с различными представлениями первобытных людей.
Изучив множество фольклорных и этнографических материалов, В. Я. Пропп выделяет следующие различия по признаку чудесного рождения: 1) представления, связанные с живительной силой растительной природы (иногда с элементами тотемизма); 2)
представления, связанные с тотемизмом; 3) мотивы, восходящие к мифам о создании первых людей [8. С. 237]. Мотив чудесного рождения с представлениями древних людей о живительной силе растительной природы связывает и В. М. Жирмунский. В частности, он указывал, что в своих наиболее архаических формах мотив связан с первобытными представлениями
о «партеногенезисе», т. е. «девственном зачатии» [5. С. 163].
Изучение богатырских сказок народов Дагестана показало, что одним из наиболее характерных признаков центрального героя является его чудесное или не совсем ясное происхождение, или же похищение и воспитание мифическим существом. Как правило, мотив чудесного рождения связан с мотивом бездетности престарелых родителей. По всей видимости, образ огорченных бездетных родителей связан с древним верованием, согласно которому наследник должен был хранить и оберегать культ предков, и душа того, кто не имел наследника, оставалась без необходимой заботы.
Дагестанская богатырская сказка отразила наиболее распространенные виды этого мотива чудесного рождения. Таким, например, является мотив рождения героя от съеденных различных плодов или семян. Обычай есть плоды для вызывания беременности известен практически у всех народов и на разных ступенях культурного развития, вплоть до нашего времени. Данный обычай связан с древними представлениями о
необычайной плодовитости растений. Эти представления легли в основу культа растений, ставшего одной из ярких особенностей мифологического сознания.
Согласно мифологическому
мировосприятию, силу плодовитости того или иного растения можно перенести на человека; для этого необходимо, например, съесть его плод. Размышляя о том, какие семена, плоды или ягоды должна была съесть женщина в сказках для того, чтобы забеременеть, Дж. Дж. Фрэзер заметил, что «магическое мышление основывается на двух принципах. Первый из них гласит: подобное производит подобное, или следствие похоже на свою причину. Согласно второму принципу, вещи, которые раз пришли в соприкосновение друг с другом, продолжают взаимодействовать на расстоянии после прекращения прямого контакта» [13].
Подтверждал эту теорию и Л. Я. Штернберг: «Самое главное свойство растений вообще и культа деревьев в частности, вызывающее к ним поклонение, - это необычайная сила их плодовитости. Нечего говорить, что никакое животное не может сравниться по плодовитости с деревом, на котором тысячи плодов, рассматриваемых как дети этого дерева» [16. С. 44]. По мнению В. Я. Проппа, «женщинами преимущественно принимаются такие плоды, которые подсознательно ассоциируются с чревом, с плодом внутри оболочки» [8. С. 210].
Мотив рождения долгожданного ребенка от съеденного яблока наиболее архаичный мотив. Среди волшебных плодов, дарующих рождение ребенка, в сказочном эпосе чаще всего упоминается яблоко. Многие народы видели в яблоке необыкновенный плод - дерево жизни, которое дает бессмертие, здоровье, юность.
Существует несколько версий чудесного рождения героя-богатыря лезгинского сказочного эпоса Шарвили. В одном из вариантов эпоса он рожден у бездетных стариков Цуквер и Даглара после того, как они съели краснощекое яблоко, подаренное им стариком-ашугом Кас-Бубой. В сказке «Краснощекое яблоко» имеет место универсальный зачин, рассказывающий о бездетных, уже состарившихся муже и жене, которые вымаливают наследника у чудесного покровителя. «Они посетили много
святых мест, могил, приносили жертвоприношения богам, чтобы у них был ребенок. Но годы проходили чередой, а ребенка так и не было» [12]. Мотив вымаливания ребенка, по мнению А. М. Ганиевой, выполняет в богатырских сказках двойственную роль: «С одной стороны, предопределяя необычность рождения героя, он подчеркивает его исключительность, с другой стороны - это дань сказочно-эпической традиции» [4. С. 11] .
От съеденного яблока или его половинки рождаются дети в лакской богатырской сказке «Сунуна и Меседу». Однажды над домом бездетного пачаха прогремел гром, полил сильный дождь. Его жена, выглянув в окно, удивленно наблюдала за стихией природы. Вдруг на крышу дома упало яблоко. Жена пачаха взяла яблоко, половинку съела сама, а другую дала пачаху. Через несколько недель она поняла, что беременна. Через девять месяцев в семье пачаха родилось сорок сыновей» [10. С. 48]. В другом варианте этой сказки, записанной А. Ф. Назаревичем, подчеркивается, что в том яблоке было сорок семечек «никогда еще хан не видел такого чуда. Он хотел посадить семечки в своем саду, но поднялся вихрь и унес их за гору. Где семечки упали на землю, там сейчас же вырос густой-прегустой лес. <...> Мудрецы сказали: «Это не твои сыновья, хан. Это братья тех семечек лесного яблока, из которых вырос густой лес. Лесное должно принадлежать лесу, -брось этих детей за гору!» [11. С. 69]. Эти сказки являются примером отражения единства природного и духовного мира, свойственного начальной ступени мифического мышления, принципа анимизма, который выражается в отсутствии четкой дифференциации между живым и неживым.
В кумыкской сказке «Девушка на вороном коне» повествуется о том, как у бездетных родителей от съеденного яблока, данного им дервишем, рождается девочка. Сюжет этой сказки аналогичен сюжету персидской сказки «Козни дервиша». Обещание подарить дервишу что-либо за волшебное зелье, вызвавшее рождение одного из родившихся детей, мы находим во многих персидских
сказках. По всей видимости, этот мотив связан с обычаем, согласно которому бездетные или обеспокоенные слабым здоровьем ребенка родители обещали принести в жертву своего ребенка, преимущественно первенца. Через определенное время вместо обещанного мальчика убивали жертвенное животное.
Одним из распространенных в мировом фольклоре является мотив рождения от трупа. В. Я. Пропп отмечал, что «у многих народов широкое распространение имеет мотив рождения от съеденных останков» [8. С. 225]. Он имеет значительное количество форм конкретной реализации. Элементы парциальной магии присутствуют в сказке, повествующей о чудесном рождении богатыря у женщины, поевшей муку из черепа мертвеца в лезгинской сказке «Шарвили». Душа сохраняется даже в костях человека. По мнению В. Я. Проппа, останки умерших съедались с целью возродить умершего к жизни: «Некогда верили, что родившийся человек - не новый, никогда не живший человек, он только новое воплощение ранее умершего человека. Рождение есть возвращение к жизни умершего, обычно - предка» [8. С. 214]. Здесь, очевидно, отражены представления о независимом существовании духа, души у каждого человека, животного, растения и т. п.
Поклонение камню в мире, в частности на Северном Кавказе, относится к наиболее древним анимистическим верованиям. В сказочном эпосе кумыков есть пример рождения героя из камня, оплодотворенного мужчиной, как например, «Сказка о Бекболате, вышедшим (рожденным) из камня». В дагестанских мифологических сказаниях, сказках говорится, что пищей нартам часто служили масло и жир, полученные при отжимании камня. Приписывание камню подобного свойства, возможно, исходит из былого почитания его [14. С. 182-190]. По всей видимости, здесь сыграли свою роль свойства камня: устойчивость, твердость, причудливость форм, которые напоминают человеческое лицо, фигуру и т. д. [16. С. 376-377].
Еще один вариант, подтверждающий божественное происхождение богатыря: рождение героя лезгинского сказочного
эпоса о Шарвили у девственницы от солнечных лучей. Во многих народных представлениях солнце - символ созидательной силы и считается проявлением Высшего существа. Культ солнца существовал у всех народов, перешедших от кочевого скотоводства к земледелию. Солнечные лучи оказывают небесное воздействие. Солнечный луч в мифологии многих народов - это мост, по которому Бог нисходит к человеку, а человек восходит к Богу.
Иногда роль отца в рождении младенца - будущего богатыря - почти не выражена или же опосредована. В аварской сказке «Гвадарижо» герой рождается в отсутствии отца: братья уходят на охоту, а по возвращении узнают, что их незамужняя сестра беременна. «Однажды, проводив братьев на охоту, сестра занималась стряпней. Чтобы разжечь огонь, она положила в печь корягу. Огонь плохо разгорался, девушка изо всех сил дула на корягу и забеременела». Можно предположить, что она забеременела от воздуха или от огня, но в самой сказке на это не указывается. У девушки рождается мальчик, который становится сильным и смелым юношей-богатырем. Можно предположить, что непорочное зачатие в данном случае связано с огнем.
В дагестанской богатырской сказке имеет место мотив рождения героя от брачной связи человека с животным. Сюжеты об особом отношении медведя к женщине (медведицы к мужчине) являются международными и отражают веру в возможность чудесного брака со зверем. Такая вера представляла собой особую форму проявления тотемического культа медведя.
Герои аварской сказки «Медвежий сын», кумыкской сказки «Аюв Али» рождены от сожительства мужчины с медведицей. Герой аварской сказки «Медвежье ухо» рожден от медведя, похитившего дочь пачаха и поселившегося с ней в пещере. В этих сказках сыновья, узнав о своем происхождении, отказываются от своих родителей и уходят к людям. «Подобный сюжет мог возникнуть, - пишет А. М. Ганиева, - лишь в период распада тотемических верований, ибо вместо
почитания родителя-медведя герой уничтожает его во имя матери-человека, то есть сказка доносит до нас определенные отголоски исторического прошлого, когда вера человека в священного предка-зверя уже начинает разрушаться» [3. С. 372]. Мифологический тип мышления и обусловливал появление персонажей, способных к повседневному переходу из человеческого мира в мир природы и, наоборот, в связи с этим наделяемых способностью к трансформации -оборотничеству. У народов Дагестана бытует поверье, что медведь по своему происхождению - человек, его нельзя убивать. «По воззрениям табасаранцев, медведь произошел от человека, с ним его роднит походка, строение тела. В народе говорят, что если с медведя снять шкуру, тело у него такое же, как у человека» [2. С. 90].
Убийство родителя-нечеловека
отсылает нас к медвежьему мифу и к обряду умирающего и воскресающего зверя, который характеризуется убийством зверя и последующей просьбой к нему вернуться на эту землю и привести с собой других медведей.
Мифы о браке человека с животным восходят к тотемическим представлениям древнего человека. По справедливому утверждению Е. А. Костюхина, «первоначально брак человека с животным воспринимается, по-видимому, как неизбежное следствие реинкарнации - вечного воплощения тотемных предков в потомстве» [6. С. 45]. Идея «родства» человека и медведя обусловлена, как считает Е. М. Мелетинский, во-первых, убеждением в физиологической близости человека и медведя и, во-вторых, особенностью мышления человека архаичного социума, определяемого как мифологическое мышление. Особенностью
мифологического мышления является то, что первобытный человек еще не выделял себя из окружающего мира и переносил собственные качества на любое природное явление [7. С. 164-165].
Мотив связи человека с животным иногда проявляется в том, что животное становится кормилицей героя. Такое чудесное вскармливание присутствует в
сказке дагестанских азербайджанцев «Ширзаде» [«Сын льва»]. «Герой родился в лесу у заблудившейся женщины Селем, и львица выкормила его. Мальчик рос «не по дням, а по часам», достигнув богатырской силы. У Ширзаде были повадки «царя зверей». Он был настолько силен, что в поединке умерщвлял богатырей «львиным ревом», понимал язык «коня-симурга» и русалки. Гиперболичны его действия: он с другими львами «съел сорок кастрюль плова», «выловил одной рукой морского коня-симурга», «укротил страшного дэва».
В дагестанских богатырских сказках встречается мотив рождения героя-богатыря от брачной связи человека с антропозооморфными существами. Герой, рожденный от такой связи, выполняет функцию помощника, а в некоторых случаях - функцию противника. В даргинской сказке «Храбрый брат и жестокая сестра» сестра втайне от героя сожительствует с аждахой. От этой связи рождается мальчик. Примечательно, что сестра героя становится помощницей вредителя, в то время как ребенок от побочной связи, напротив, помогает герою.
С мотивом чудесного рождения от связи человека с тотемным животным тесно связан мотив воспитания человека животным или мифологическим существом. Так, в кумыкской сказке «Аманат и дэвы» отец, уставший от проказ и непослушания сына, отдает его на воспитание девам, которые нарекли юношу именем Аманат, сделали его своим сводным младшим братом. В этой сказке дэвы выполняют функцию родителя. Как видно, здесь произошло дальнейшее переосмысление мотива брачной связи. Мифологическое сознание первобытного человека полагает, что физически сильные, непослушные дети могли быть рождены только от агрессивных великанов-дэвов.
В дагестанской богатырской сказке встречается мотив чудесных свойств героя: например, рождение ребенка с золотым хохолком. По мнению ученых, в частности Дж. Дж. Фрэзера, В. Я. Проппа, волосам приписывалась чудодейственная сила, «волосы считались местонахождением души или
магической силы. Потерять волосы означало потерять силу» [8. С. 41]. В лезгинской сказке «Красавица, родившая сына с золотыми зубами и золотым хохолком», аварской сказке «Об Ажнаухаре и стальнобородом» рождаются сыновья с золотыми зубами, золотым хохолком или стальной бородой. Чудесное происхождение героя здесь не указано, однако наличие упомянутого чудесного свойства свидетельствует о его незаурядности. У героини сказки «Девушка на вороном коне» рождается сын с золотым хохолком и дочь с луноподобным лбом. Если выражение «луноподобный лоб» является просто традиционным описанием красоты девочки, то золотой хохолок свидетельствует об избранничестве мальчика.
Герои-богатыри часто наделены знанием языка птиц и зверей, хотя это знание никак не мотивируется. Как, например, герой-богатырь даргинской сказки «Арабузан» подслушал разговор голубки со своими птенцами и узнал, что может вернуть себе зрение пером голубки. Герою сказки «Шахисмаил» отец выколол глаза и выгнал его. Но знание языка птиц помогло герою вернуть зрение. Эти герои не рождены чудесным образом, однако наличие сверхъестественного свойства
свидетельствует об их сказочном происхождении.
С мотивом чудесного рождения тесно связан мотив быстрого роста героя. Как указывает В. Я. Пропп: «Мотив быстрого роста создался из мотива рождения героя-избавителя. Он рождается в момент беды и сразу же берется за дело освобождения. Он рождается взрослым, потому что он -взрослый, вернувшийся с того света. Но так как женщина не может родить взрослого, появляется мотив
превращения ребенка во взрослого, которое в сказке представляется как необычайно быстрый рост» [8. С. 240].
Ребенка-богатыря отличает от прочих детей необыкновенная мощь,
проявляющаяся в различных аспектах: физической силе, аппетите, скорости роста. В дагестанских богатырских сказках герои растут «не по дням, а по часам», «в год как за месяц, в месяц как за
час». Семиаршинный Магомед «рос не по месяцам и годам, а по часам. Когда ему исполнилось пятнадцать лет, он достиг семиаршинного роста и обладал великой силой» [9]. По справедливому замечанию А. М. Ганиевой, «чудесный рост детей -это эпическая формула. Данная формула является общей для всех версий нартских сказаний и служит приметой будущего богатырского героя» [4. С. 10].
Общей чертой героев-богатырей богатырских сказок народов Дагестана является недюжинная сила, которая впервые обнаруживается уже в колыбели. Мотив чудесной силы героя, которая проявляется еще в юношеском возрасте, является одним из художественных средств его героизации, получающий в дагестанских сказках гиперболическое выражение, нередко доведенное до гротеска. Необыкновенная сила будущего героя-богатыря проявляется во время его игр со сверстниками, когда никто не может его одолеть ни в беге, ни в стрельбе из лука, ни в метании камней и т. д.
С мотивом чудесного рождения богатыря в эпосе и сказках народов Северного Кавказа, в частности в осетинском, ингушском фольклоре, связаны также мотивы его тайной уязвимости и трагической смерти. В дагестанском сказочном эпосе, как правило, герои-богатыри неуязвимы, нет никакой силы и никакого оружия в мире, которые могли бы их победить. Для дагестанских богатырских сказок характерно благополучное разрешение коллизии: сказка заканчивается свадьбой героя, обидчики наказаны, добро торжествует.
Подытожив все изложенное, подчеркнем, что в статье показывается многообразие форм выражения мотива чудесного рождения героя-богатыря: рождение от съеденных плодов и семян; мотив вымаливания ребенка бездетными родителями; мотив рождения от трупа, камня, солнечного луча; мотив рождения от брачной связи с животным, с антропозооморфными существами; мотив воспитания человека животным или мифологическим существом; мотив чудесных свойств героя сказки (недюжинной силы, проявляющейся в младенчестве; мотив тайной уязвимости) -
они все складываются в цельный мотивный комплекс. Присутствие в дагестанской богатырской сказке мотивного комплекса «чудесного рождения» достаточно показательно и может расцениваться как
устойчивый функциональный признак, свидетельствующий о наличии
богатырской сказки в фольклоре народов Дагестана.
Примечания
I. Аджиев А. М. Устное народное творчество кумыков. Махачкала, 2005. 2. Алиева Ф. А. Взаимосвязи жанров устной прозы в фольклоре народов Дагестана. Махачкала, 2008. 3. Ганиева А. М. Сказки // Традиционный фольклор народов Дагестана. М. : Наука, 1991. 4. Ганиева А. М. Волшебные сказки // Свод памятников фольклора народов Дагестана. Предисловие. Махачкала, 2011. 5. Жирмунский В. М. Сказание об Алпамыше и богатырская сказка. М. : Изд-во «Восточная литература», 1960. 6. Костюхин Е. А. Типы и формы животного эпоса. М. : «Главная редакция восточной литературы», 1986. 7. Мелетинский Е. М. Герой волшебной сказки. Происхождение образа. М. : Наука, 1958. 8. Пропп В. Я. Фольклор и действительность. М. : Наука, 1976. 9. Свод памятников фольклора народов Дагестана: в 20-ти томах / под ред. акад. Г. Г. Гамзатова: Ин-т языка, литературы и искусства им. Г. Цадасы ДНЦ РАН. Т. 2. Волшебные сказки / сост. А. М. Ганиева, отв. ред. А. М. Аджиев. Махачкала, 2011. 10. Лакские народные сказки / сост., авт. примеч. Х. М. Халилов, Э. Ю. Кассиев. Махачкала, 1959.
II. Сказочные самоцветы Дагестана / сост., пер., коммент. А. Назаревича. Махачкала, 1975. 12. Сборник текстов о Шарвили. Рук. фонд ИЯЛИ. Ф. 9. Оп. 1. Д. 19. 13. Фрэзер Дж. Дж. Золотая ветвь. М. : Изд-во политической литературы, 1984. 14. Халидова М. Р. Отражение мифологических воззрений в легендах и преданиях народов Дагестана // Жанры фольклора народов Дагестана: сб. статей. Махачкала, 1979. 15. Штернберг А. Я. Первобытная религия в свете этнографии. Л. : Изд-во института народов Севера ЦИК СССР им. П. Г. Смидовича, 1936.
Статья поступила в редакцию 19.01.2013 г.
