CC BY
71
В.П. Сергеев
ЧИСЛЕННОСТЬ И ЭКОНОМИЧЕСКОЕ ПОЛОЖЕНИЕ РУССКИХ В ЭСТОНСКОЙ РЕСПУБЛИКЕ в 1920 - начале 30-х гг.
На территории Эстонии русские стали появляться много столетий назад. Выгодное географическое расположение на западной оконечности торгового пути «из варяг в греки» привлекало внимание к Эстонии русских правителей и купцов. В 1030 г. киевский князь Ярослав Мудрый захватил древнее эстонское городище и на его месте основал форпост на дальних подступах к границам русских земель, названный по его христианскому имени Юрьевом. Так Тарту (Юрьев) стал первым из известных нам в Эстонии городских центров.
В дальнейшем в крупных торговых городах Эстонии, таких как Таллинн, Тарту и Нарва, постоянно существовали более или менее устойчивые колонии русских купцов, имевшие свои организации, склады товаров, церкви. Начиная со второй половины XV в. заметно увеличивается колония русских купцов в Таллинне, размещавшаяся в районе улицы Вене (Русской), потому и получившей такое название. Здесь располагались принадлежавшая русским Никольская церковь (многократно перестроенная, она существует и сейчас) и находившиеся с ней под одной крышей складские помещения. В Тарту часть города, где проживали русские купцы, так и называлась «русским концом»; в городе были две церкви: одна для новгородских купцов, другая - для псковских. Численность русских купцов в Таллинне и Тарту не была постоянной и самым непосредственным образом зависела от состояния политических отношений Новгорода и Пскова, а позднее - Русского государства, с одной стороны, и Ганзейского союза и Ливонского ордена, с другой. Так, есть сообщение хроник о том, что во время очередного обострения отношений с Ливонским орденом в 1501 г. в Тарту в тюрьму было заключено свыше 200 русских купцов.1
Численность русского населения в городах Эстонии вновь начинает расти после включения ее в состав Российской империи. Из городов Эстонии наибольший процент русского населения приходился на Нарву и Таллинн. Нарва входила в состав Петербургской губернии и располагалась на границе районов с преимущественно русским населением. Бурно развивавшаяся текстильная промышленность Нарвы привлекала рабочих из внутренних губерний России. Уже во второй половине XIX в. около трети населения Нарвы составляли русские.
Таллинн как губернский город Эстляндской губернии, военно-морская база Балтийского флота, место расположения администрации и развивающийся промышленный центр обладал особой притягательностью для русских переселенцев. Русские в Таллинне уже с конца XVIII в. занимались, главным образом, торговлей, но были среди них и рабочие мануфактур. Славились они как честные и прилежные огородники, мастера варить мыло, делать свечи. Оседали в Таллинне и отслужившие свой срок офицеры и унтер-офицеры флота и гарнизона. По мере развития промышленности все больше русских появлялось на фабриках и заводах города. Процент русских в общей численности населения Таллинна был довольно высок: 17,9% в 1820 г., 11,3% в 1871 г., 11,4% в 1913 г.2
Вне городов русские стали появляться в XVI - XVII вв. В массе своей русские переселенцы-крестьяне, жившие среди эстонцев, растворялись среди них, перенимая язык и обычаи. Вместе с тем, переселенцы-рыбаки, оседавшие на западном и северном побережье Чудского озера компактными группами, как правило, сохраняли свою национальную самобытность, а эстонцы, жившие среди них, перенимали русский язык. Значительное число русских переселенцев появилось в Причудье в начале XVIII в. Были это обычно беглецы из близлежащих северо-западных районов России (Новгородщины и Псковщины), реже - из внутренних районов. Бежать из России и селиться в малоосвоенных и малонаселенных лесистых местах на побережье Чудского озера их заставляли нежелание отбывать рекрутскую повинность, тяжкие крепостные повинности и, самое главное, гонения за приверженность «старой вере». Почти все русские деревни Причудья вели свое начало от переселенцев-старообрядцев. Постепенно беглецы обживались, налаживали связи с местным населением, землевладельцами. Те разрешали селиться на своей земле и иногда даже покровительствовали переселенцам. Примерно с середины XIX в. русское население причудских деревень пополнялось уже не за счет переселенцев, а за счет естественного прироста.
Довольно высоким был также процент русского населения в уездах Вирумаа и Вырумаа, граничивших, соответственно, с Петербургской и Псковской губерниями.
По заключенному в 1920 г. Тартускому миру, определившему восточные границы Эстонской республики, большевистское правительство России уступило ей территории с преимущественно русским населением - город Печеры (Петсери) с примыкавшим к нему районом. В составе Эстонской республики они образовали уезд Петсеримаа и территории за рекой Нарвой.
По переписи населения 1922 г. в Эстонии проживало всего 1 107 130 человек. Русские составляли из этого количества 91 109 чел. или 8,2%. Таким образом, они являлись второй по величине национальной группой в стране после эстонцев, заметно опережая другие национальные меньшинства: немцев (1,5%), шведов (0,7%) и евреев (0,4%).3
В общее число русских, проживавших в Эстонии, перепись включила не только граждан Эстонии, но и примерно 20 000 эмигрантов из Советской России, в значительной части своей - бывших офицеров и солдат Северо-Западной армии генерала Н. Н. Юденича, после разгрома отступившей на территорию Эстонии. Они не имели гражданства и жили по «нансеновскому паспорту».
Осевшие в Эстонии эмигранты создали «Центральный комитет русских эмигрантов в Эстонии». Естественно, что местные отделения этого комитета создавались в местах наибольшего скопления русских беженцев; в начале 20-х гг. они действовали в Таллинне, Тарту, Нарве, Йыхви, Пюсси, Азери и Петсери.
Значительная часть обладателей «нансеновских паспортов» не стремилась получить эстонское гражданство, поскольку одни со дня на день ожидали падения Советской власти в России и своего возвращения на Родину, а другие постепенно перемещались на Запад - в традиционные европейские центры русской эмиграции (Прагу, Берлин, Париж), а также в США. Правительство Эстонской республики, при довольно либеральных правилах приобретения гражданства, не стремилось предоставлять его этой категории беженцев, поскольку среди них было довольно много непримиримых сторонников реставрации «единой и неделимой» России, отрицавших право Эстонской республики на самостоятельное существование.
В 1934 г. - на момент проведения следующей переписи населения - в Эстонии насчитывалось 92 656 русских, по-прежнему составлявших 8,2% всего населения.4 Несмотря на то, что за 12 лет, прошедших после первой переписи населения, страну покинули около 10 000 русских, их общее количество не только не уменьшилось, но даже несколько возросло. Хотя удельный вес русских в населении Эстонии не составлял и десятой части, они давали около половины всего естественного прироста населения.5
У русских, по сравнению с другими национальными группами страны - эстонцами, немцами, евреями, шведами, - была самая высокая рождаемость. Сравнение рождаемости и смертности у различных национальных групп в конце 20-х - начале 30-х гг. дает следующую картину. Средняя рождаемость по стране составляла 17,7 на 1000 человек, а у русских - 24,2 на 1000. У эстонцев естественный прирост был критически мал: умирало 17,2 на 1000 человек, а рождалось 17,3 на 1000. У немцев и евреев происходило сокращение численности: - рождалось 10,3 на 1000 человек, а умирало - 17,8 на 1000. У русских рождалось 24,2 на 1000 человек, а умирало - 17,6 на 1000.6
Объясняется это тем, что у эстонцев, равно как у немцев и евреев, распространено было убеждение, что с меньшим количеством детей легче сделать карьеру, легче добиться благополучия и процветания, меньшему количеству детей легче дать более качественное образование и воспитание. У русских же, преимущественно проживавших в сельской местности, весьма сильным было стремление придерживаться старых, патриархальных обычаев и традиций, в силу которых залогом процветания семьи и хозяйства, гарантией сытой и спокойной старости считалось наличие большого количества детей.
По сравнению с эстонцами, которые женились и выходили замуж довольно поздно и придерживались малодетности в семье, русские очень рано обзаводились семьей и старались иметь побольше детей. Если по Эстонии в среднем на 100 человек, состоявших в браке, приходилось 33 одиноких, а в Вильяндимаа и Валгамаа даже по 45, то в Петсеримаа - только 14. Численность средней семьи по Эстонии составляла 4 человека, а в Петсеримаа - 5,5.[5] Необходимо отметить также, что межнациональные браки были большой редкостью: они составляли в начале 30-х гг. только 2,6% общего количества браков.[6]
На территории Эстонии русские расселялись следующим образом.
Соотношение русского городского и сельского населения точно соответствовало аналогичному соотношению эстонского населения. Большинство русских - 71% - проживало в деревнях, 29% - в городах и поселках.[7]
Основную часть русского населения Эстонии составляли жители деревень Печерского края (уезд Петсеримаа) - 39 321 человек (42,2% всех русских в Эстонии), Принаровья (уезд Вирумаа) - 12 622 человек (13,6%), Причудья (уезд Тартумаа)- 9 308 человек (10%). Меньше всего русских проживало на Сааремаа - 75 человек.[8]
На территории этих уездов были волости с практически однородным русским населением: Кулейская (98,4% русских), Изборская (96,7%), Сенская (96,4%), Лавровская (80,2%) уезда Петсеримаа, Скарятинская (95%), Васкнарвская (93,6%), Козеская (88,2%) уезда Вирумаа и Причудская (92,3%) уезда Тартумаа.[9]
В крупных городах проживало около 20% всех русских. Наиболее «русскими» городами были Печеры (около 40% всего населения составляли русские) и Нарва (29%). В Таллинне доля русского населения составляла свыше 5 %, в Тарту - свыше 4%. [10]
По своему экономическому положению основная часть русской общины Эстонии, состоявшая из крестьян, среди остальных национальных групп стояла на последнем месте. Определяя экономическое положение этой части населения страны, нужно говорить даже не о бедности, а о самой настоящей нищете.
Причин этому было несколько. Почти половина всего русского населения проживала в Петсеримаа, до заключения Тартуского мирного договора входившего в состав Псковской губернии, имевшей печальную «славу» одной из самых бедных губерний России. И, естественно, положение в Печерском уезде, к тому же весьма сильно пострадавшем за время Гражданской войны, измениться быстро не могло.
Хозяйственная жизнь русских в очень большой степени была связана с землей. Так, в Петсеримаа сельским хозяйством занято было 90% (а по Эстонии в целом - 58,9%) всего населения.[11]
Характерной чертой крестьянского хозяйства как Петсеримаа, так и Принаровья и Причудья был недостаток земли. Земли сельскохозяйственного назначения - пашни, покосы, выгоны - в Печерском крае составляли 72,8%, в Принаровье - 60,2%, в Причудье - 97,7%, а по Эстонии в целом - 85,7%. Причем в Печерском крае пашня была очень низкого качества, а в Принаровье и Причудье большая часть (в Причудье - до 77%) сельскохозяйственных земель приходилась отнюдь не на пашни, а на покосы и выгоны, зачастую заболоченные .[12] Таким образом, Печерский край, Принаровье и Причудье были бедны землей, пригодной под пашню.
Основной формой ведения крестьянского хозяйства в Печерском крае и Принаровье был хутор, а в Причудье крестьянин, как правило, арендовал государственную землю, поскольку крестьянин-владелец хутора был там весьма редким явлением.
Отличительная черта русских хуторов - их маленькие размеры. Фактически Причудье, Принаровье и Печерский край - районы карликовых (1 - 5 га) и мелких (5 - 10 га) хозяйств. В Печерском крае 69 %, в Принаровье 66 %, а в Причудье даже 96 % хозяйств имели размеры от 1 до 10 га. По Эстонии в среднем этот показатель равнялся 34 %.15 Иными словами, характерные для «русских» районов размеры хуторских хозяйств были совсем не типичны для Эстонии в целом. Малые размеры хозяйств в большинстве случаев не позволяли добиваться и достаточной рентабельности .
Бедны были русские крестьяне и скотом. По Эстонии в среднем на 1 двор приходилось 1,5 лошади, а в Печерском крае - 0,7, в Принаровье и Причудье - 0,3, то есть 1 лошадь на три хозяйства.16 Заметно меньше, чем по Эстонии в целом, было и другого скота. Соответственно не хватало и навоза для удобрения полей, а на искусственные удобрения в достаточном количестве не было денег. Тем не менее, урожайность в русских крестьянских хозяйствах хотя и медленно, но поднималась.
Недостаток земли, высокая рождаемость, отсутствие поблизости рынка для избыточных рабочих рук приводили к перенаселенности крестьянских русских хозяйств. Если по Эстонии в среднем со 100 га
пахотной земли кормилось 63,6 человек, то в Печерском крае - 102,2, а в Принаровье - даже 153,6.17
Русское население Причудья сосредоточено было на узкой береговой полосе вдоль Чудского озера. До революции основным занятием жителей Причудья и довольно большой части жителей Печерского края, проживавших на берегу Псковского озера, было не столько сельское хозяйство, сколько рыбная ловля. Весь уклад их жизни был связан с Чудским и Псковским озерами, с периодами зимнего, весеннего и осеннего лова. Главной промысловой рыбой, дававшей неплохие доходы, был снеток. До революции только в 22 деревнях Кулейской волости Печерского уезда примерно 2 500 рыбаков добывали до 170 000 пудов снетка за осеннюю путину, сушили и сбывали его в Россию, где на него был большой спрос, особенно возраставший во время постов.
Когда кончалась путина, шли ловить рыбу артелями на Ладожское озеро. Летом, когда лова не было, причудцы и печеряне, славившиеся как хорошие плотники и каменщики, шли «в отход» в Москву, Петербург, Псков, Новгород, Ригу и другие города. О процветании приозерных деревень, особенно причудских, свидетельствовал даже их внешний вид: широкие улицы, дома на высоких фундаментах с большими окнами, крытые гонтом или железом, украшенные резьбой.
Ситуация резко изменилась с установлением по Тартускому договору новых государственных границ. Три четверти Псковского озера осталось в России, на Чудском площадь лова сократилась вдвое. Иногда рыбаки, выйдя за рыбой, оказывались в тюрьме в Гдове или в другом прибрежном месте на советской стороне за нарушение пограничного режима.
Но главная проблема заключалась в том, что основной рынок сбыта снетка - Россия,- оказался по другую сторону границы; там же остался и емкий рынок рабочей силы для отходников. В конце 20-х гг. в тех же 22 деревнях Кулейской волости за снетком ходили 92 рыбака, добывая всего 5 000 пудов. Рыбакам пришлось менять занятия - обращаться к земле, которой не хватало, да и не было особых навыков хозяйствования на ней. Обычно жители прибрежных районов держали только небольшой огород, которым, как правило, занимались женщины.
Избыток рабочих рук, малая продуктивность патриархальных форм ведения хозяйства, недоступность традиционных рынков сбыта и рабочей силы вынудили рыбаков, причудцев и печерян, переориентироваться на местные, менее выгодные рынки. Они нанимались на рытье канав, на работу на торфяных болотах, батраками к хуторянам-эстонцам, подрабатывали трепкой льна, иногда шли в города и поселки в надежде найти работу на фабриках и заводах. Детей, зачастую с 7-летнего возраста, отдавали в пастухи к эстонским крестьянам. К 15 годам мальчики и девочки становились батраками и часто становились основными кормильцами своих больших семей.
Часть печерских рыбаков стала специализироваться на выращивании огурцов и лука, причудские рыбаки освоили выращивание цикория и лука в промышленных масштабах, что позволяло им хоть как-то сводить концы с концами. Несколько помогли смягчить остроту положения меры, предпринятые центральными и местными властями республики: были прирезаны дополнительные (правда, небольшие) участки земли, выданы денежные ссуды.
Относительно более благополучным, по сравнению с явно критическим положением рыбаков, было положение основной части крестьянского населения Печерского края, специализировавшегося на выращивании льна, который был основной сельскохозяйственной культурой этого района. Естественно, хозяйства, расположенные на лучших землях, лучше обеспеченные рабочим скотом, прежде всего Лавровской и Ротовской волостей, были более зажиточными, чем хозяйства Изборской и Сенской волостей, страдавшие от недостатка земли и отсутствия рабочего скота.
Пожалуй, из всех трех районов расселения русских в Эстонии наиболее благополучным в экономическом отношении было положение крестьян Принаровья, относительно хорошо, по сравнению с остальными «русскими» районами, обеспеченных землей.
Экономическое положение русских крестьянских окраин Эстонии заметно стало меняться к лучшему после того, как к управлению хозяйствами пришло новое поколение хозяев - более образованных, более адаптированных к новым условиям жизни и хозяйствования.
Примечания:
1 История Эстонской ССР.Таллинн,1961.С.272.
2 История Эстонской ССР.Таллинн,1961.С.807; История Таллинна. Таллинн, 1983.С.338.
3 Пумпянский Л. О чем говорят цифры?Таллинн (Ревель),1931.С.69.
4 Русские в Эстонии: Русский календарь в Эстонии на 1937 год.Таллинн, 1936.С.68.
5 Пумпянский Л. Указ.соч.С.69.
6 Там же.
[5] Там же.
[6] Акаёеет1а.1937.№° 2.Ьк.95.
[7] Русские в Эстонии.С.68.
[8] Там же.
[9] Там же.
[10] Там же.
[11] Пумпянский Л. Указ.соч.С.70.
[12] Там же.
[15] Там же.
[16] Там же.
[17] Там же.
