CC BY
69
2018.01.027. ПОГОРЕЛЬСКАЯ СВ. «ЧЕРНЫЕ ТЕТРАДИ», СТРАННОСТИ ФИЛОСОФСКОЙ ДИСКУССИИ. (Обзор).
Ключевые слова: Мартин Хайдеггер; «Черные тетради»; Германия; антисемитизм; современная немецкая философия.
Публикация «Черных тетрадей» вызвала ожесточенную дискуссию, в которой философское наследие Хайдеггера измерили мерой сегодняшней политкорректности. Лишится Германия своего ведущего философа?
Изъять работы Хайдеггера из всемирного философского наследия, не преподавать его более в курсах философии, «историзи-ровать» его концепцию, поставив его в один ряд с мыслителями типа Карла Шмитта, - таков мейнстрим либеральной критики, обрушившейся на тяжеловеса германской философии ХХ в. сразу же после того, как издательство «Клостерманн», с 1973 г., не торопясь, с немецкой основательностью издающее полное собрание сочинений Мартина Хайдеггера, дошло в 2014 г. до «Черных тетрадей» и приступило к их публикации. Заметим сразу - «Черные тетради» -это отнюдь не то, чем сам философ, во всяком случае при жизни, предполагал делиться с читателями. Это - его размышления, заметки, которые он делал по ходу жизни и творчества и для характеристики которых вполне подходит обозначение «личные дневниковые записи». Удивительным и странным кажется в этой связи желание современных критиков в контексте именно этих записей пересмотреть целиком все философское наследие Хайдеггера и задвинуть его в исторический ящик «пособников национал-социализма». Казалось бы, судить персон общественной жизни - политиков, мыслителей, деятелей искусства следует по их делам, но не по тому, что мыслил человек для себя одного, о чем он советовался с собой, на что он жаловался сам себе в тяжелые для его страны и для всего мира времена.
Казалось бы, философская мысль в личном, индивидуальном ее измерении свободна - и, пока она не выпорхнула в мир, не стала публичным достоянием, не облеклась в печатное слово, не приобрела политической действенности, иными словами, пока она не причинила никому зла, претензии к ее «носителю» выдвигать по меньшей странно. Однако именно это хотят сделать с Хайдеггером. После публикации его личных, дневниковых размышлений без ма-
лого столетней давности критики хотят изъять одного из самых значительных философов ХХ в. из всемирного философского наследия. Причина такого неожиданного на первый взгляд посмертного преследования за личную мысль раскрывается по ходу чтения дискуссии. Из всего философского богатства «Черных тетрадей» критики выбрали лишь несколько пассажей, вокруг которых и ломаются копья: дискуссия по «Черным тетрадям» все три года вращается вокруг «еврейского вопроса». Вооруженные историческими знаниями о достоверности чудовищных преступлений национал-социализма, сформировавшиеся как исследователи на нормах политической корректности, принятой в современных западных демократиях, критики обрушиваются на философа, вырывая его дневниковые, личные мысли из контекста тех времен, в которые он жил, и измеряя их критериями современности. Между тем это были времена, когда расизм и национал-шовинизм определяли не только политику, но и ментальность западных демократий, причем задолго до прихода к власти национал-социалистов.
Социолог Макс Вебер, например, противопоставлял немецкому «цивилизующему народу» «сенегальских негров» (21, с. 66). Гуссерль, известнейший немецкий философ еврейского происхождения, буквально за пару месяцев до принятия печально известных Нюрнбергских законов о чистоте расы1, выступая с докладами в Вене, рассуждал о «духовной», «сверхнациональной Европе», которая выполняет «функцию архонта для остального человечества», исторгая при этом из себя «восточные и колониальные народы», а также «цыган, которые постоянно бродят по ней» (11, с. 318-337). Тематизируя расизм тех светочей философской мысли, которые позже сами стали жертвами расизма, современная итальянская исследовательница ди Чезаре с горькой иронией отмечает: «Универсализм Разума не мешает Гуссерлю дискриминировать целые народы, называя, например, папуасов символом примитивности и существами, более близкими к животному миру», а по-настоящему
1 «Нюрнбергские законы» - «Закон о гражданине Рейха» (нем. Reichsbürgergesetz) и «Закон об охране германской крови и германской чести» (нем. Gesetz zum Schutze des deutschen Blutes und der deutschen Ehre), принятые рейхстагом в сентябре 1935 г. по инициативе НСДАП и дискриминирующие немцев неарийского происхождения. Пострадали от них в первую очередь немецкие евреи. - Прим. авт.
«человеческими» в культурно-философском смысле считать лишь народы европейской культуры (3, с. 134).
Так что Хайдеггер в данном случае отнюдь не своеобразен и не является исключением для европейской философии своего времени. Напротив, в вопросах расизма он принадлежит к европейскому мейнстриму тех лет. От своих аналогичных коллег, включая Гуссерля, он отличается разве лишь той особой ролью, которую уделяет именно Германии и ее коренному населению, т.е. этническим немцам, в спасении Запада. Ну и, разумеется, распространением той дискриминации, которой эти его коллеги щедро одарили негров, цыган, папуасов и прочие «восточные и колониальные народы», и на них самих, если они этническими немцами не являются.
Господствующий в европейской колониалистской традиции начала XX в. расизм соединяется с той темной исторической ненавистью к евреям, что, выйдя из средневекового антииудаизма европейской теологической мысли и приобретя этническую окраску, из века в век кипела в сердце «культурного и гуманного» Окцидента (Запада), в том числе и в Германии.
Кант называл евреев «нацией обманщиков», Шопенгауэр -«мастерами лжи», Ницше уверял, что они оболгали «нравственные устои миропорядка», а Гегель вообще считал их «исключенными из диалектики всемирной истории» (цит. по: 3, с. 53). Однако в курсе истории философии эти пассажи студентам не преподаются, считаясь личными ошибками, не влияющими на суть философии гениев.
Академическая же юдофобия - отдельное явление, распространившееся в консервативных, прежде всего в католических, университетских кругах в годы Ваймарской республики прежде всего в связи с развиием немецко-еврейской культуры и ее мощным влиянием на развитие печати, издательского дела и искусства. «Все, что было современным, разрушающим традицию, было еврейским», - отмечает ди Чезаре (3, с. 143). Традиционный немецкий мир сопротивлялся. В этом мире и формировалось мировоззрение раннего Хайдеггера.
Неприятие нынешними критиками того антииудаизма и антисемитизма, который постоянно присутствовал в истории религиозной и философской мысли Европы и послужил питательной почвой не только философам, но и чудовищному гротеску
гитлеровского расового безумия, могло бы показаться странностью, если бы оно не было продиктовано идеологией. Усиленно создается образ демократического, просвещенного, толерантного Запада. Причем во все его времена. Поэтому нынешняя критика Хайдеггера так наступательна и неутомима. Мы берем из истории Запада самое лучшее, как бы говорят критики, самое подходящее для нынешних времен, для нашей единой Европы, мы солидаризируемся с теми мыслями, которые были предтечей нынешней системы либеральных ценностей, а от остального открещиваемся, задвигаем в позорный угол истории, как нечто единичное, регрессивное, тупиковое, вредное, ушедшее навсегда. А если кого-то в силу все-мирности его духовного наследия в этот позорный угол задвинуть нельзя, мы умолчим о неприятных пассажах. Впрочем, недавняя попытка немецкой протестантской церкви в юбилей Реформации откреститься от своего собственного основателя Мартина Лютера (15) и осуждение его антииудаистских трактатов (в частности, памфлета «Иудеи и их ложь», в котором он «народ Божий по крови» предлагает заместить «народом Божьим по духу») показывает, что всемирность духовного наследия уже не является защитой ни от вивисекции цельных исторических личностей ножом современной политкорректности, ни от их расщепления на пригодные и непригодные с современной точки зрения части.
Хайдеггеру особенно не повезло: его «расщепляли» не критики (те вообще хотели убрать его из курса философии), а защитники. Надо сказать, что дискуссия о взаимоотношениях Хайдеггера и национал-социализма началась отнюдь не с публикацией «Черных тетрадей» (они лишь оживили ее), а еще при его жизни, и продолжалась все последующие десятилетия.
Ханна Арендт, например, защищая Хайдеггера, предлагала «разделять между человеком и его произведениями» (1, с. 193), т.е. отделять жизнь философа от его мыслей, Ханс-Георг Гадамер рассуждал о некомпетентности философов в вопросах практической политики (7, с. 152-156), Отто Пёгелер уверял, что Хайдеггер не был связан с практическим национал-социализмом (14, с. 183), а Юрген Хабермас в эссе «С Хайдеггером против Хайдеггера» (8) утверждал, что ранний Хайдеггер и его фундаментальный труд «Бытие и Время» в корне отличны от его поздних работ и поэтому по крайней мере из всемирного философского наследия вычеркнуты
быть не могут. Спорные же его пассажи, кажущиеся, в современной перспективе, чем-то патологическим, не принадлежат философскому процессу, так как они и написаны были в патологические с социальной и политической точек зрения времена, в «безумии национал-социализма». Иными словами, из философского измерения их предлагается вытеснить в психиатрическое.
Если у философа такие защитники, то каковы же были его критики? Самый мощный из них - француз Эммануэль Файе (Университет г. Рён), работы которого определили целое направление критиков. На основании анализа ранее не публиковавшихся лекций Хайдеггера в своей работе «Хайдеггер: Введение национал-социализма в философию» (Париж, 2007) он обвинял философа в нацификации философии (5, с. 426) и делал вывод, что все его произведения в принципе не заслуживают более быть преподаваемы на философских факультетах, а должны быть переданы историкам и политологам для изучения как «документы новейшей истории». Томас Рокмор считал сотрудничество с национал-социалистами логическим продолжением ранней философии: «Хайдеггер, философ бытия, не случайно стал Хайдеггером-нацистом» (16, с. 72). «Черные тетради», казалось, подтвердили эти утверждения.
Итальянская исследовательница ди Чезаре и ее сторонники представляют третье направление в дискуссии: анализируя аргументы критиков и апологетов, она полагает, что ни те ни другие современные философы не способны «следовать Хайдеггеру в его целостном политическом мышлении, в его развитии, в его ошибках» главным образом в силу характера современного философского процесса, в господствующем «убеждении, что либерализм - это последний горизонт», т.е. вершина развития (3, с. 45). Из этой перспективы рассуждения Хайдеггера кажутся ошибкой, которую одни раздувают, а другие - так или иначе багателизируют. На самом же деле, по мнению ди Чезаре, все рассуждения - неразрывное целое, имевшее политическое и философское измерения и осмыслить это единство можно лишь в философской дискуссии.
Однако новая дискуссия, грянувшая непосредственно после публикации первого тома «Черных тетрадей» (94-й том полного собр. сочинений), была преимущественно нефилософской. Ибо и публицисты, и, что удивительно, философы гвоздили Хайдеггера именно с «последнего горизонта», с либеральной «вершины разви-
тия», т.е. с позиций современной западной идеологии, сложившейся под победные песни Фрэнсиса Фукуямы о «конце истории» и до сих пор еще не осознавшей, что так называемая победа в холодной войне была для Запада пирровой победой и что проблемы, поднятые в свое время Хайдеггером, в современных западных обществах были отнюдь не устранены, но лишь вытеснены до худших времен. В беспристрастной научной дискуссии философию Хадеггера, в ее целостности и во взаимосвязи с теми пассажами, что впервые явились миру лишь в «Черных тетрадях», еще предстоит осмыслить. Однако предпосылка этому осмыслению - наличие самой дискуссии, потому что до сих пор ее практически не было. Все обсуждения, публицистические и научные, концентрировались пока что лишь на вопросе, антисемит ли Хайдеггер и если да, то какой. И реакции, которые последовали, настолько своеобразны и пристрастны, что сами по себе заслуживают отдельного исследования, ибо по ним можно изучать границы и табу современной западной философской мысли.
Спорные пассажи ударили разом по всем «табу», накопившимся за прошедшие десятилетия в западноевропейской, в первую очередь в западногерманской, философской мысли, начиная от та-буизации еврейской темы (ее вообще не поднимали, оставив лишь «признание немецкой исторической вины») и до преклонения перед американским интеллектуальным первенством. Не только мно-гоцитируемые пассажи о «евреях» и приравнивание иудаизма к национал-социализму, но и критические мнения об «американизме», об англичанах, о Европе буквально резали современный западный глаз, привыкший к иному изложению деликатных проблем.
Некоторые немецкие ученые наперегонки поторопились «осудить и заклеймить» философа. Так, напрмер, Гюнтер Фигал, председатель Общества Мартина Хайдеггера, «от разочарования и стыда» за Хайдеггера вышел в отставку. Особенно его возмутило, что в «Черных тетрадях» Хайдеггер, по его мнению, «принижает» мышление своего учителя Гуссерля, называя его «еврейским» (6). Уже эта оценка - наглядный пример того идеологического гротеска, в котором живет современная западная философская мысль (назвать «еврейским» - значит для них «принизить»). В конце марта 2015 г. за Фигалом последовала и второй председатель Общества Мартина Хайдеггера, итальянка, профессор Донателла ди Чезаре,
впрочем, по другой причине. По ее мнению, кураториум общества1 страдал недемократичностью и препятствовал критической дискуссии о Хайдеггере2. Бывший ученик Хайдеггера, фрайбургский философ Райнер Мартен возмущался «бесчеловечностью» Хайдеггера, открывшейся ему в «Черных тетрадях» (12). Фрайбургский университет вознамерился переименовать «кафедру Мартина Хай-деггера» (ту, что он в свое время унаследовал от Гуссерля и которая все прошедшие десятилетия работала в традициях герменевтики, причем ее последним заведующим был как раз Гюнтер Фигал) в кафедру философии языкового анализа и по сути аннулировать ее, преобразовав в ставку для «молодой профессуры», т.е. в ограниченный трудовой контракт для нехабилитированного молодого доктора3. Множество ученых подписали петицию, созданную и запущенную в сеть боннским философом Маркусом Габриэлем, требуя сохранить «кафедру Хайдеггера» (17). Некоторые именитые апологеты Хайдеггера, в частности из кураториума общества, считали, что «Черные тетради» не являются знаковыми для понимания его философии, поэтому, предвидя направление, которое неизбежно примет дискуссия, заранее выступали против их публикации4. Еще одно направление апологетики Хайдеггера - французский философский постмодерн, тон в котором задают деконструктивисты.
1 В кураториуме кроме наследников представлены крупные ученые. Председатель не избирается обществом, а назначается кураториумом.
2 Вместо нее кураториум назначил председателем венского профессора Хельмута Феттера, тут же пообещавшего в мае 2016 г. созвать очередную сессию общества, посвященную «Черным тетрадям».
3
«Молодая профессура» - ставки на пять лет для промовированных (т.е. получивших первую ученую степень) молодых ученых, по сути форма эксплуатации молодежи, так как за малую оплату предполагает деятельность, сравнимую с работой полного университетского профессора, причем после пяти лет университет обычно не продлевает трудового контракта. О преобразовании кафедры см.: Режим доступа: http ://www. deutschlandfunk. de/heideggers-schwarze-hefte-enttaeu schung-und-entsetzen-ueber. 1148.de.html?dram:article_id=318793 (Дата обращения: 17.10.2017.)
4 Например, бывший ассистент Хайдеггера Фридрих-Вильгельм фон Херр-манн, профессор-пенсионер, член кураториума Общества Мартина Хайдеггера, или же Франсуа Федье, французский переводчик Хайдеггера и тоже член курато-риума, который пытался воздействовать непосредственно на издательство с целью предотвратить публикацию текстов во избежание негативного резонанса.
С ними соприкасается точка зрения, согласно которой спорные пассажи принадлежат к «критике культуры». В этом контексте вполне естественно говорить об «американизме», «большевизме», даже и о «мировом еврействе». Известна и бескомпромиссная позиция Сильвио Вьетта, профессора-пенсионера в Университете Хильдесхайма, который интерпретирует Хайдеггера как предтечу критиков глобализации, уже в 30-е годы предвидевшего разрушение природы и человечества «рациональными» силами (изобретателями военной техники, финансовыми спекулянтами, которые по большей части были евреями) (20).
Однако о каких именно пассажах идет речь? Как представлена «еврейская тема» в «Черных тетрадях»? Скажем сразу, она представлена. Причем представлена так, что незначительной ее при всем желании не назовешь. Она проходит через все рассуждения, является составной частью той онтологии, которая вырисовывается в «заметках», «набросках» и «размышлениях» «Черных тетрадей». Нужно очень сильно исхитриться, чтобы не увидеть там еврея, не просто дальше всех удалившегося от Истоков Бытия, но и так уютно обустроившегося в этом удалении, что его обустройство мешает жаждущим истинной идентичности народам Окцидента вернуться к Истокам и к Новому началу.
Самым цитируемым в спорах об «антисемитизме» Хайдегге-ра является пассаж из Размышления XII (96-й том): «Современное наращивание власти еврейством объясняется тем, что метафизика Запада, по крайней мере в том виде, как она развилась в Новое время, дала возможность распространения обычно бессодержательной рациональности и расчетливости, нашедших себе благодаря этому прибежище в "духе", не будучи при этом в состоянии уловить его сокровенные, решающие сферы. Чем естественнее и изначальнее будут будущие решения и вопросы, тем недоступнее станут они этой "расе"».
В том же Размышлении он пишет: «Евреи с их типичным расчетливым дарованием дольше всех "живут" по расовому принципу, почему они и сопротивляются особо активно его повсеместному, неограниченному применению» (Überlegungen XII, 83 ff., 9).
Третий отрывок, Размышление XIV, оттуда же: «Идея взаимопонимания с Англией... не улавливает суть исторического процесса, ведущегося к концу Англией, находящейся сейчас внутри
американизма и большевизма, а следовательно, и внутри мирового еврейства. Вопрос о роли мирового еврейства - это вопрос не расы, а метафизики, вопрос о такой разновидности человеческой породы (Menschentümlichkeit), которая сама по себе может исполнить всемирно-историческую "задачу" лишения всего Сущего тех корней, которые имеет оно в Бытии (Sein)» (Überlegungen XIV, 177 ff., 9).
И далее, в годы войны, разочаровавшись в национал-социализме и причислив его к метафизике, Хайдеггер пишет: «Когда сущностно "еврейское" в метафизическом смысле борется против еврейского, высший пункт самоуничтожения в истории достигнут» (Anmerkung I, 10, 20).
В то же время непосредственно евреи как таковые упоминаются нечасто. Ди Чезаре, например, подсчитала, что в двух томах «Черных тетрадей» (95 и 96), охватывающих время от 1938 до 1941 г., чисто «еврейская терминология» («еврей», «еврейство» и т.п.) как таковая встречается всего 14 раз (3, с. 62). На основании герменевтического анализа можно было бы сделать вывод о марги-нальности еврейской темы для Хайдеггера, говорит она, если бы у него не было так много косвенных указаний на нее. К ним она относит такие понятия, как «бастардизация» («раз-расивание», Entras-sung), «опустошение» (Verwüstung), «лишение корней» (Entwurzelung), «одаренность в счете» (Rechenfächigkeit), «оподливание» (Vergemeinerung), и «стадная сущность» (Herdenwesen). К ним можно было бы добавить еще и «лишенность почвы» (Bodenlo-sigkeit), «безродность» (Heimatlosigkeit), «непринадлежность к миру» (Weltlosigkeit), «машинерия махинаций» (Machenschaft) и т.п. Эти понятия действительно проходят через всю онтологию, как она представлена в «Черных тетрадях». К тому же и «американизм» с «либерализмом» и «большевизмом» также употребляются как синоним «мирового еврейства». А Эммануэль Файе причислил у Хайдеггера к «национал-социалистическому вокабуляру» и такие понятия, как «народ» и «сообщество». С ним солидаризировалась Сидони Келлерер (Университет Зиген), заявив о «совершенно непереносимой антисемитской семантике» (13), и популярный в России американский критик Хайдеггера проф. Р. Волин, заявляющий о «напитанности» философского языка Хайдеггера «национал-социалистической риторикой» (22, с. 401).
Добавим, «непереносимой» с нынешней точки зрения. Между тем в годы, когда Хайдеггер писал свои тексты, да и раньше, понятия «народ», «почва», «укорененность» или «безродность» принадлежали к обыденной, повседневной терминологии не только политики и прессы, но и науки.
Так или иначе, «Черные тетради» положили по крайней мере конец вопросу, занимала ли Хайдеггера «еврейская» тема, была ли она для него чем-то побочным или основным. «Повесить» на философа больше, чем он «повесил» на себя сам, было уже невозможно -да и не нужно. После публикации «Черных тетрадей» критика лишь констатировала факты написанного и оценивала их с точки зрения антисемитизма. Основной вопрос звучал уже не «антисемит ли Хайдеггер?», а «какой тип антисемитизма он представляет?» Что «бытовой» антисемитизм ему был не присущ, признавали в силу интересных фактов его биографии (например, близкой дружбы с Ханной Арендт) даже самые суровые критики, такие как Файе и его сторонники. Они предпочитают говорить о философском измерении национал-социалистического антисемитизма. Тем самым Хайдеггера принижают до уровня мыслителей типа Карла Шмит-та1. Именно радикальные выводы Файе переместили дискуссию из философского в публицистическое измерение, причем в известной мере научные и публицистические компоненты коллидировали друг с другом: журналисты судили о философе, а философы ударились в журнализм.
Р. Волин, анализируя записки периода ректората2, пришел к выводу, что сходство между национал-социализмом и своей «фундаментальной онтологей» с ее «укорененностью в Бытии» Хайдег-гер видел в обращении национал-социалистов к «оседлости» и к «укорененности» и что тем самым «Хайдеггер философски покровительствовал тому, что национал-социалисты пытались продвинуть политически» (22, с. 387). Разочарование же Хайдеггера в реальном национал-социализме, неоднократно выражаемое им в «Черных тетрадях» уже с середины 30-х годов, это, считает Волин,
1 Карл Шмитт, известный немецкий правовед, правый католик, с 1933 по 1936 г. активно поддерживавший национал-социалистический режим. После денацификации проживал в ФРГ.
Ректорат Хайдеггера во Фрайбурге продолжался один учебный год, это был период активной поддержки Хайдеггером нового режима.
разочарование в компромиссах и половинчатости мер, проводившихся режимом, по сравнению с тем идеальным национал-социализмом, который открыл бы немцам доступ к Бытию. По его мнению, антисемитизм - центральная идея цивилизационной критики Хайдеггера в том виде, как она манифестируется в «Черных тетрадях». В его фундаментальной онтологии, центром которой были «оседлость» и «укорененность», не было места для «неукоре-ненных» евреев. Тезис Хайдеггера, что уничтожение евреев гитлеризмом было их «актом самоуничтожения» (так интерпретирует Волин слова Хайдеггера: «Когда сущностно "еврейское" в метафизическом смысле борется против еврейского, высший пункт самоуничтожения в истории достигнут»), по мнению Волина, является попыткой снять с немцев как моральную, так и юридическую вину за гитлеризм. Поэтому, считает Волин, Хайдеггера нельзя более называть великим мыслителем ХХ в.
Научная значимость полного собрания трудов Хайдеггера также серьезно поставлена под вопрос, тем более, как утверждает Волин, что стали известны случаи подчистки особенно неприятных его антисемитских пассажей его наследниками и издателями. Аутентичность «Черных тетрадей» также проблематична, завершает он, поскольку они много раз дополнялись и изменялись самим Хайдеггером. Поэтому, завершает Волин, следовало бы собрать независимую комиссию для проверки этого издания.
В этих пассажах манифестируется та неприязнь к издателю «Черных тетрадей» Петеру Травни, с которой он столкнулся, публикуя собственные исследования по «Черным тетрадям». Травни представляет направление исследователей текстов «Черных тетрадей», считающее «антисемитизм» Хайдеггера «философским», или, как пишет сам Травни, «бытийно-историческим» (18, с. 26).
Травни предостерегает коллег от необдуманного употребления слова «антисемитизм». «Антисемитским является то, что - на основании слухов, предрассудков, превдонаучных источников - на уровне аффекта и / или административно направляется против евреев и ведет а) к клевете на них, b) к созданию общего образа врага, с) к их изоляции, выражаемой в запретах на профессии, изоляции в гетто, заключению в лагеря, d) к их изгнанию из страны и e) к их уничтожению». «Сегодня же, - продолжает Травни, перемещая вопрос в нашу эпоху, на уровне которой и судят о Хайдеггере его
критики, - антисемитским называют все, что вообще характеризует еврея именно как еврея» (18, с. 11). «Антисемитизм» Хайдеггера как философа может и должен оспариваться с философской, научной точек зрения, но не подлежит ни политической, ни идеологической стигматизации, поскольку он не имел выхода в реальность. «Он скрывал свой антисемитизм даже от национал-социалистов, -пишет Травни, - возможно, и потому, что его антисемитизм отличался от национал-социалистического» (18, с. 15-16). По мнению Травни, «мы имеем все основания заявить, что он создает антисемитизм нового типа» (18, с. 126). В «технической» реальности «воли к власти» он приравнивает иудаизм к христианству. В этой связи атаки на христианство и иезуитов, нередко встречающиеся в «Черных тетрадях», приобретают особые ноты. «Иудейско-хрис-тианский монотеизм» изображается Хайдеггером как предтеча и исток «современных систем тотальных диктатур», так, что и национал-социализм выступает эпи-феноменом иудаизма.
Хайдеггерианцы должны отдавать себе отчет об антисемитских импликациях ряда его мыслей, полагает Травни (18, с. 132). Но именно «ряда», а не всей его философии. Травни считает, что бытийно-исторический антисемитизм Хайдеггера не означает антисемитизма его бытийно-исторического мышления как такового, он лишь эпизод в нем (18, с. 133), так как в последние три десятилетия жизни мышление Хайдеггера достигло масштабов, несоизмеримых с его рассуждениями 1933-1947 гг. «Черные тетради» показывают нам, как чутко отзывался Хайдеггер на события своего времени и как страдала его мысль от этих событий, завершает Травни.
Непрязнь критиков Хайдеггера к интерпретациям Травни наглядно манифестируется во французской критике, нацеленной уже не на Хайдеггера, а лично на Травни. Очень характерна короткая работа французских исследователей М. Коэн-Халими и М. Коэн (2). По их мнению, немецкие хайдеггерианцы «представляют Хайдеггера антисемитом лишь для того, чтобы изъять его антисемитизм из антисемитизма» и тем самым избежать историзации философского наследия Хайдеггера, заявляют они (2, с. 9). Травни, говорят авторы, пишет о философском антисемитизме Хайдеггера, он, в отличие от тех апологетов философа, которые пытались проводить границу между «человеком» и «его трудами», наоборот, го-
ворит, что человек-то как раз антисемитом вовсе и не был, а вот философ - был, но это антисемитизм такого уровня, на котором он прекращает быть таковым (2, с. 29). Поэтому он вводит в оборот понятие «бытийно-исторического антисемитизма» и старается примирить с ним философскую общественность. У Хайдеггера история как предмет исторической науки отличается (Historie) от истории как процесса и от истории как события (Geschichte), в которой Бытие (Sein) осмысляет себя в себе. Именно эта история и понимается как «бытийная история». В ней Бытие мыслится в его связи с тем будущим, к которому оно предназначено от своих истоков. Различие между бытийной историей и историей может быть понято как различие между онтологическим и онтическим, полагают авторы (2, с. 18). Таким образом, возмущаются они, «антисемитизм возводится в онтологическое достоинство и находит новую родину по ту сторону не только ответственности и вины, но и по-грешимости» (там же).
Именно против подобной дискуссии, которую она считает «карикатурной», выступает итальянка ди Чезаре. «Какой смысл тащить Хайдеггера в суд? Кому это надо? Тайные и не совсем тайные надежды питают старые и новые обличители, желающие наконец раз и навсегда покончить с Хайдеггером, а после этого и с той континентальной философией, которая зиждется на созданных им основах» (4, с. 55-74). Чтобы устыдить оппонентов, торопящихся отказаться от (по нынешним меркам) политически некорректного философа, она обращает против них их же оружие: «Те, кто называет размышления Хайдеггера "патологией", хотят и дальше сублимировать нацизм как некое "безумие"». По ее мнению, политически заклеймив Хайдеггера, они «тоталитарно ликвидировали cаму тему тоталитаризма» (там же). Их же оппоненты, «банализи-ровавшие» высказывания «Черных тетрадей», оправдали Хайдегге-ра и тем самым тоже ликвидировали тему. И те и другие показали себя неспособными к адекватной дискуссии, считает она, отказываясь исследовать философское измерение хайдеггеровского антисемитизма.
Соглашаясь с Травни в том, что Хайдеггер рассматривает «еврея» не в примитивном смысле национал-социалистической идеологии, а в бытийно-историческом контексте, она в то же время возражает против понятия «бытийно-исторический антисемитизм»,
предпочитая называть его «метафизическим» и подчеркивая тем самым (в отличие от Травни), что в этих вопросах Хайдеггер отнюдь не является чем-то уникальным, а остается в рамках западноевропейской антииудаистской философской традиции.
По ее мнению, «еврей угнездился в самом сердце хайдегге-ровского мышления» (4, с. 60). Он выступает как космополитический агент ускорения технизации планеты, причем благодаря своему космополитизму он является одновременно и главным двигателем, и главным призером этой технизации. Кроме того, евреи виноваты еще в «окончательном раз-расивании» (Entrassung, т.е. бастардизации, поясняет ди Чезаре) народов и в опустошении земли (4, с. 61), а также в изначальном расизме, поскольку (она цитирует Хайдеггера) «они дольше всех народов живут уже по расовому принципу» (там же). «Самоотчуждение народов» - это их стратегия всемирного господства, благодаря которому они устанавливают приемлемые для себя режимы демократий, обеспечивающих им первенство над другими народами (4, с. 62). «Иудо-большевизм», по Хайдеггеру, служит тем же самым целям и поэтому не отличается от западных демократий. Германия же, напротив, ориентирована не на иудейство, а на Грецию. В теологии, говорит ди Чезаре, евреи были ответственны за смерть Христа, в онтологии же Хайдеггера - за «забытие Бытия» (Seinsvergessenheit). Ошибка Хайдеггера - не политическая, не ошибка «попутчика», связавшегося с нацизмом в рамках политического мейнстрима. Она философская, утверждает ди Чезаре, она - ошибка философа, усомнившегося в метафизике (4, с. 71), поскольку метафизика, по его мнению, продукт еврейства. Метафизика для него - болезнь Запада, следовательно, для ее устранения нужно устранить евреев.
В его онтологической дифференции еврей выступает как «бытийствующий, отделенный от Бытия» (das vom Sein getrennte Seiende) и не имеющий возможности вернуться к нему, потому что он его забыл, а Бытие забыло его (4, с. 74).
Таким образом, полагает ди Чезаре, не будучи, как юрист Карл Шмитт, ответственным за политические шаги режима, философ несет ответственность, исключая евреев из человеческого Бытия. Критикуя метафизику, он сам становится метафизичен, когда, пытаясь дефинировать «еврея» через вопросы «кто такой еврей? что такое еврей?», выводит в итоге некоего метафизического, «фи-
гурального еврея», абстрактную модель с приписываемыми ей качествами (3, с. 258) и обобщает потом эти качества в коллективном «еврействе» (3, с. 260-261). Обвиняя евреев в той метафизичности, которая не дает Западу доступ к Бытию, Хайдеггер метафизичен в дефиниции еврейства.
«В драматической эсхатологии, где на кон поставлено Бытие, еврей - это конец, который не хочет кончаться» (3, с. 137), - заостряет ди Чезаре. Поэтому он крутится в одном и том же круге, все ускоряя его, чтобы выдать это ускорение за прогресс, замыкая конечную фазу в «постоянство» и тем самым создавая бесконечность конца. Хайдеггеру такие вечные сумерки претят, ибо «как может начаться новый день, если перед ним не спустится ночь?» (3, с. 137). Истинная, «сокровенная» Германия Хайдеггера, стоящая на передовой в борьбе за Бытие, каждый момент готова принять решение сойти в ночь ради того, чтобы настало утро. В ожидании нового Начала она не опустит оружия, ибо знает, что опустошения и войны, развязанные мировым «еврейством», - это все новые и новые «повторения уже решенного Конца» (3, с. 137).
Эта трагическая героика (которую ди Чезаре выразила много поэтичнее, чем сам философ) поясняет и разочарование Хайдеггера в реальной политической практике гитлеровского национал-социализма. Еще в годы войны Хайдеггер уравнял гитлеризм с такими манифестациями «машинерии», как «большевизм» и «американизм». Именно это подразумевает он, говоря: «Когда сущностно "еврейское" в метафизическом смысле борется против еврейского, высший пункт самоуничтожения в истории достигнут» (Anmerkung I, 10, 20).
Его разочарование в национал-социализме не политическое и не моральное - оно философское. Та ночь, в которую гитлеризм увел немецкий народ, ознаменовала для Хайдеггера конец его «сокровенной» Германии, а утро, наставшее после этого, стало утром ее казни: физически оказавшись под властью «американизма», немцы «самоуничтожились», т.е. добровольно отказались от своей сути, полагает Хайдеггер (10, с. 83). К этой теме философ возвращается в дальнейших размышлениях первого послевоенного года, полагая, что предательство немцами своей сути - неизмеримо более ужасная «коллективная вина», чем та, что несут немцы за «ужасы "газовых камер" и "другие публично названные преступ-
ления"» (10, с. 99). Будучи вырванными из исторического контекста и в сочетании со знаменитым «молчанием Хайдеггера» в вопросах Холокоста1, эти слова могли бы стать для философа приговором в глазах современного интеллектуального сообщества.
Таким образом, для начальной фазы дискуссии о «Черных тетрадях» характерны следующие черты: 1) гипертофированная политизированность, выход философии на публицистический уровень; 2) стигматизация философии Хайдеггера с точки зрения критериев современной политической корректности и вне учета культурно-исторического контекста, в котором формировался и работал философ; 3) попытка историзировать философское наследие Хайдеггера, т.е. исключить его из современного философского процесса.
Исключение философии Хайдеггера из современного философского процесса на основании его «антисемитизма» и его исто-ризация как «попутчика национал-социалистов» окажет негативное влияние на репутацию немецкой философии XX в., поэтому со стороны немецких хайдеггерианцев прилагаются усилия либо «бага-телизировать» спорные моменты его философии, либо же изъять их из политической дискуссии на основании их философичности, как это делает Травни.
Однако в анализе «Черных тетрадей», как справедливо подчеркивает ди Чезаре, требуются «не быстрые, а верные ответы» (3, с. 74). Публицистическая и политико-философская дискуссия о «Черных тетрадях» схлынула в 2014-2016 г., но их критическое философское осмысление лишь начинается.
Список литературы
1. Arendt H. Menschen in finsteren Zeiten. - Zürich: Piper, 1989. - 371 S.
2. Der Fall Trawny / Hrsg. Cohen-Halimi M., Cohen F. - Wien; Berlin: Turia+Kant, 2016. - 94 S.
3. Di Cesare D. Heidegger, die Juden, die Shoah. - Frankfurt am Main: Vittorio Klostermann, 2016. - 440 S.
1 Подразумевается молчание об Освенциме в те годы, когда практически от каждой значимой фигуры общественной, академической и культурной жизни подразумевалось выражение своего отношения к уничтожению евреев в гитлеровском рейхе.
4. Di Cesare D. Das Sein und der Jude: Heideggers metaphysischer Antisemitismus // Heidegger, die Juden, noch einmal, Heidegger Forum 11 / Hrsg. Trawny P., Mitchell A. - Frankfurt am Main: Vittorio Klostermann, 2015. - S. 55-74.
5. Faye E. Heidegger: Die Einführung des Nationalsozialismus in die Philosophie. -Berlin: Matthes & Seitz, 2009. - 426 S.
6. Figal G. «Das Ende des Heideggerianertums». BZ-INTERVIEW mit dem Freiburger Philosophen Günter Figal über seinen Rückzug aus der MartinHeidegger-Gesellschaft // Badische Zeitung. - 2015. - 23.1. - Mode of access: http://www.badische-zeitung.de/literatur-und-vortraege/das-ende-des-heideggerianer tums--99384125.html (Дата обращения: 17.10.2017.)
7. Gadamer H.-G. Zurück von Syrakus // Die Heidegger-Kontroverse / Hrsg. J. Altwegg. - Frankfurt am Main: Athenäum, 1988. - S. 152-156.
8. Habermas J. Mit Heidegger gegen Heidegger denken: Zur Veröffentlichungen von Vorlesungen aus dem Jahre 1935 // Frankfurter Allgemeine Zeitung. - Frankfurt am Main, 1953. - 27 Juli.
9. Heidegger M. Gesamtausgabe. - Frankfurt am Main: Vittorio Klostermann. - Bd. 96: Überlegungen XII - XV. - 2014. - 286 S.
10. Heidegger M. Gesamtausgabe. - Frankfurt am Main: Vittorio Klostermann. - Bd. 97: Anmerkungen I-V. - 2015. - 530 S.
11. Husserl E. Gesammelte Werke. - The Hague: Martinus Nijhoff. - Bd. 6: Die Krisis der europäischen Wissenschaften und die transzendentale Phänomenologie. -1976. - 559 S.
12. Marten M. Heideggers «Schwarze Hefte»: Die dunklen Seiten des Philosophen. -Mode of access: http://www.swr.de/swr2/programm/sendungen/swr2-forum/heideg gers-schwarze-hefte/-/id=660214/did=12935086/nid=660214/hyehz4/index.html (Дата обращения: 17.10.2017.)
13. Philosophie und Politik: Untersuchungen zu Martin Heideggers «Schwarzen Heften. -Mode of access: https://www.uni-siegen.de/phil/philosophie/tagung/philosophie_ und_politik.html (Дата обращения: 17.10.2017.)
14. Pöggeler O. Der Denkweg Martin Heideggers. - Stuttgart: Klett-Cotta, 1994. -450 S.
15. Reformation: Luthers Abweg. - Mode of access: http://www.zeit.de/2016/49/ reformation-martin-luther-kirche-antisemitismus (Дата обращения: 17.10.2017).
16. Rockmore T. On Heidegger's Nazism and philosophy. - Berkeley: University of California press, 1997. - 400 p.
17. Save Phenomenology and hermeneutics in Freiburg. - Mode of access: https:// www.openpetition.de/petition/online/save-phenomenology-and-hermeneutics-in-frei burg (Дата обращения: 17.10.2017.)
18. Trawny P. Heidegger und der Mythos der jüdischen Weltverschwörung. - Frankfurt am Main: Vittorio Klostermann, 2015. - 144 S.
19. Heidegger, die Juden, noch einmal: Heidegger Forum 11 / Hrsg. Trawny P., Mitchell A. - Frankfurt am Main: Vittorio Klostermann, 2015. - 256 S.
20. Vietta S. «Etwas rast um den Erdball...»: Martin Heidegger: Ambivalente Existenz und Globalisierungskritik. - Paderborn: Wilhelm Fink, 2015. - 222 S.
21. Weber M. Gesamtausgabe. - Tübingen: Mohr; Siebeck, 2008. - Bd. 2/9: Briefe, 1915-1917. - XXXI, 948 S.
22. Wolin R. Heideggers «Schwarze Hefte»: Nationalsozialismus, Weltjudentum und Seinsgeschichte // Vierteljahrshefte für Zeitgeschichte. - München, 2015. - N 3. -S. 379-410.
