CC BY
120
Филология
Вестник Нижегородского университета им. Н.И. Лобачевского, 2014, № 2 (1), с. 355-359
УДК 82
«ЧЕРНАЯ ШАЛЬ» А.С. ПУШКИНА И «ЧЕРНАЯ ШАЛЬ» С.А. НЕЕЛОВА: ИЛЛЮСТРАЦИЯ К ЛИТЕРАТУРНОМУ БЫТУ 1820-х ГОДОВ
© 2014 г. И.С. Юхнова
Нижегородский госуниверситет им. Н.И. Лобачевского
yuhnova [email protected]
Поступила в редакцию 13.01.2014
Раскрыта история бытования стихотворения Пушкина «Черная шаль» в русской культуре: рассказано о реакции публики на это стихотворение, о появлении его музыкальных переложений. Особое внимание уделено творческому диалогу С.А. Неелова с пушкинским произведением.
Ключевые слова: А.С. Пушкин, С.А. Неелов, П.А. Вяземский, «Черная шаль», литературный быт,
пушкинское время.
В 1820 году в кишиневской ссылке Пушкин написал стихотворение «Черная шаль». В исследовательской литературе существует две точки зрения на его жанровую природу. Согласно одной, «Черная шаль» - переосмысленная баллада, по своему ритмическому, образному строю восходящая к балладе Жуковского «Мщение». Пушкину удалось лишить этот жанр мистики, конфликт перенести в сферу межличностных отношений, изменить его субъектную организацию: лирический персонаж - кающийся грешник - становился не объектом изображения, а обретал самостоятельный голос, раскрывал себя в монологе. Так воспринимает «Черную шаль» Б.В. Томашевский [1, с. 298300; 2, с. 144-146].
Согласно другой точке зрения, «Черная шаль» - песня. Ее обосновывает Б. Трубецкой в книге «Пушкин в Молдавии» [3, с. 217-224]. Он уверен в том, что существовал неизвестный нам народный источник произведения. По его мнению, «Черная шаль» стала «первым непосредственным творческим откликом поэта на <...> необычные, новые явления жизни» [3, с. 219] в Кишиневе. В стихотворении исследователь находит реалистические элементы: множественность изображенных характеров, острую конфликтность развития сюжета, полисемантизм, а строфику («двустишия, так называемые «бейты» [3, с. 219]) объясняет тем, что Пушкин ориентировался на народную песню, имеющую восточное происхождение.
«Черная шаль» стала невероятно популярной у читателей: об этом стихотворении сообщали в письмах друзьям и родственникам, стремились заполучить текст стихотворения. Дядя Пушкина -Василий Львович - перевел стихотворение на французский язык. Как писал П.А. Вяземский
А.И. Тургеневу, посылая ему из Москвы этот
перевод, «Василий Львович измучил от нее свою четверню, разъезжая по всему городу для прочтения» [4, с. 283]. Существовал и другой перевод стихотворения - К.Ф. Борга; его Н.М. Языков обещал прислать своему брату из Дерпта в Петербург [4, с. 305].
Письмо Вяземского датировано 15 мая 1822 года, а несколькими днями позже - 21 мая -он снова сообщал А.И. Тургеневу: «Вчера у меня был... московско-бригадирско-помещичий вечер: пляски и песни цыганские... Одна малютка прелестно пела «Черную шаль», только не французскую» [4, с. 283]. Это упоминание об одном из первых музыкальных воплощений пушкинского стихотворения. В январе 1823 года И.И. Геништа написал романс на эти стихи Пушкина [4, с. 310]. А через год, 10 января 1824 года, Булахов эффектно представил широкой публике романс А.Н. Верстовского [4, с. 362]. Эту театрализованную инсценировку ждали, так как слухи о романсе активно распространялись по Москве, чему способствовал сам автор, исполнявший свое творение в частных домах. Так, в ноябре 1823 года А.Н. Верстов-ский «с особенным выражением, своим небольшим баритоном» [4, с. 353] пел только что написанный романс в доме С.Н. Бегичева, а аккомпанировал ему А.С. Грибоедов. 31 декабря
В.Ф. Одоевский, посылая Верстовскому свою статью о его «кантатах», которую он готовил к печати, писал: «Прошу Вас усердно - не забыть прислать мне теперь прекрасный Ваш романс» [4, с. 359], имея в виду «Черную шаль». Вероятно, композитор выполнил просьбу, так как в статье «Несколько слов о кантатах г. Верстов-ского», вышедшей в свет в 1824 году в первом номере «Вестника Европы», речь шла в том числе и об этой музыкальной новинке. Одоевский сделал музыкальный разбор романса, рас-
сказал о его исполнении Булаховым, о реакции публики.
Через два дня после премьеры романса А.Я. Булгаков, московский почт-директор, рассказал об этом событии в письме своему брату и между прочим заметил: «Это прекрасная мысль! Я не знаю, кому она принадлежит; говорят, Вяземскому... Маленький Пушкин не подозревает в Бессарабии, где он должен находиться, что его чествуют здесь в Москве и таким новым образом» [4, с. 363].
Возникает повальное увлечение романсом. Булахова приглашают к себе на вечера. Тот же А.Я. Булгаков 21 января информирует брата: «<у Голохвастовых> вчера... Булахов должен был петь Черную шаль, но не явился» [4, с. 367]. В тот же день он делает приписку в письме П.А. Вяземского А.И. Тургеневу в Петербург: «Вьельгорские оба пели: один пел «Черную шаль» [4, с. 367].
Романс желали слушать, исполнять, а для этого надо было иметь ноты. Однако заполучить их было нелегко. Все тот же московский почт-директор пишет в Петербург 19 февраля 1824 года брату: «Вообрази, что Кокошкин запретил не только петь Булахову «Черную шаль» в другом месте, как в театре, но и давать ноты кому бы то ни было. Довольно гнусно! Думает делать театру подрыв, но я ее достану от самого сочинителя (Верстовского) и тебе пришлю» [4, с. 373]. А уже 25 февраля сообщает: «Черная шаль» (муз. Верстовского), говорят, напечатана. Отыщу и пришлю тебе с будущею почтою» [4, с. 373]. Это первое издание романса разошлось в несколько дней, а сам романс стал невероятно популярным во всех слоях русского общества. Его сразу же стали включать в хрестоматии, песенники, альманахи, и именно в песенной интерпретации «Черная шаль» вошла в русский быт1.
Если просмотреть список прижизненных изданий произведений Пушкина только за один год - 1833, когда произведение уже прочно укоренилось в русской повседневной культуре и «оторвалось» от автора, то вырисовывается следующая картина. В январе (20-е числа) в Москве оно публикуется в первой части «Избранного песенника, заключающего в себе собрание лучших, отборных, употребительных и новейших всякого рода песен». В сентябре выходит книга «Эрато. Приношение прекрасному полу, или собрание новейших, отборных и употребительнейших романсов и песен», в которой также помещена «Черная шаль». 23 октября цензурное разрешение получает «Карманный песенник, или собрание новейших российских песен и романсов», во второй части которого опубликовано несколько пушкинских
стихотворений, в том числе «Черная шаль». Часто стихотворение печатается без имени автора. А 20 ноября 1833 года в Москве в Большом театре «Черная шаль» была представлена как одноактный балет. Существовали лубочные картинки на этот сюжет.
Есть показательное воспоминание Ф. Тица, директора театра в Ревеле. В июле 1833 года ночью он встретил на Островах Пушкина: «Молодой немец пытался вести беседу о поэзии, но Пушкин уклонялся. Проплывающие в лодке пели «Черную шаль», поэт быстро распрощался, едва закончили первый куплет» [5, с. 581]. Возникает впечатление, что причиной быстрого прощания была не только назойливость немца, но и тот аккомпанемент, который сопутствовал этой попытке завязать ученую беседу.
Добавим в историю бытования «Черной шали» еще один сюжет, который связан с фигурой Сергея Алексеевича Неелова (1779-1852), известного московского барина, завсегдатая Английского клуба, поэта, которого называют «основателем и звездой устной дворянской поэзии» [6, с. 7] (в «Летописи жизни и творчества А.С. Пушкина» (во 2-м томе) его ошибочно именуют Сергеем Александровичем).
Большинство исследователей отрицают факт знакомства двух поэтов, однако Л.А. Черейский в книге «Пушкин и его окружение» указывает, что 30 апреля 1830 года Неелов и Пушкин присутствовали на бракосочетании Ел.Н. Ушаковой и С.Д. Киселева как поручители со стороны жениха [8, с. 288-289]. А одну из эпиграмм Неелова на сенатора Д.М. Мороза («Садовник десять лет трудился...») общественное мнение приписывало Пушкину.
Даже если не возникало прямых контактов между поэтами, у них были пересекающиеся круги общения. Неелов был дружен с В.Л. Пушкиным, И.И. Дмитриевым. Гурманы, они нередко сходились за обеденным столом. По поводу одной несостоявшейся трапезы есть такое двустишие Неелова:
Ответ И.И. Дмитриеву, который чрез письмо звавши меня обедать, велел приехать с своей обыкновенной аттической солью Не смею на обед к вам быть,
Боясь все кушанья у вас пересолить [8, с.11]. Один из визитов Неелова к Сергею Львовичу Пушкину, отцу поэта, был увековечен им в стихотворении «На завтрак С.Л Пушкина, где хозяйка приступала, чтобы я ел блины, 1836 г.».
Дружеские и теплые отношения связывали Неелова с Петром Андреевичем Вяземским. Скорее всего, от князя Пушкин и знал стихотворные экспромты московского острослова.
Именно Вяземский написал воспоминания о Неелове, в которых определил его место в литературной жизни своей эпохи и к которым теперь обращаются все, кто пишет о поэте: «.. .основатель стихотворческой школы, последователями коей были Мятлев и Соболевский; только вообще он был скромнее2 того и другого. В течение едва ли не полувека малейшее житейское событие в Москве имело в нем присяжного песнопевца. Шуточные и сатирические стихи его были почти всегда неправильны, но зато всегда забавны, остры и метки. В обществе, в Английском клубе, на балах, он по горячим следам импровизировал свои четверостишия» [9, с. 158-159].
Экспромты Неелова - это поэзия, вырастающая из быта и сопровождающая его. Темой миниатюр становилась повседневность: гастрономические пристрастия, контакты с людьми (комплименты дамам, поздравления, ответы друзьям), текущие заботы, позже появится еще одна тема - собственное старение. Все это было частью литературной игры, которая пронизывала быт, являлась органичной формой салонного и бытового общения. Стихами объяснялись в любви, поздравляли, высказывали комплименты, извинялись, оправдывались, побуждали к какому-то поступку и пр. Так, одно из дружеских поручений Вяземского вызвало к жизни стихотворение Неелова, когда для ответа-оправдания была использована форма пушкинского стихотворения «Черная шаль».
КП.А. Вяземскому, отсылая шаль, которую он препоручил мне продать Тебе шлю с печалью я черную шаль:
Её что не продал, сердечно мне жаль.
Когда легковерен и молод я был,
Для девы прелестной ту шаль бы купил; Теперь тягочуся под бременем лет,
Любви берегуся, - я грустен и сед. Прелестныя прежде ласкали меня,
Но мне не далеко до чернаяго дня.
Слабею вседневно я телом, душой. -Вот что пол прекрасный наделал со мной.
Я тож отличался на балах, пирах,
Теперь надорвался и с болью в боках.
С душевным томленьем весь свет вижу я, Живу с огорченьем, жизнь ноет моя.
Булат мой гречанок хотя не мертвил,
Но женщин неверность я тем же платил. Презренных евреев я в факторы брал И им за послугу по злоту давал.
Армян у Макарья я часто встречал,
От них же с рогами коль был, так не знал. Теперь уж рогатым я быть не могу -Болезни и старость согнули в дугу,
Бессонье лишило приятных ночей
И нету мне больше прелестных очей.
Назад шлю с тоскою я черную шаль.
Ее что не продал, сердечно мне жаль [8, с. 11].
Неелов не просто вернул непроданную вещь, не просто извинился за невыполненное поручение. Он включился в литературную игру, возвратив Вяземскому его же идею (вспомним письмо А.Я. Булгакова брату, в котором он говорит, что идея инсценировки «Черной шали» была подсказана Вяземским, что отчасти подтверждается упоминанием самого князя об исполнении «Шали» цыганским хором на именинах в его доме, когда еще не существовало романсов ни Геништы, ни Верстовского).
Этот стихотворный ответ - и оправдание, и шутка, и творческий диалог двух поэтов, и оценка литературной новинки. Экспромт отчетливо демонстрирует литературные пристрастия автора, его чувство формы и способность к са-моиронии. Сфера его бытования, конечно же, частное общение. Это стихотворение «на случай», но оно оказалось шире той вполне утилитарной задачи, которая вызвала его к жизни. Неелов последовательно воссоздает ситуацию пушкинского стихотворения: герой смотрит на шаль, а перед его внутренним взором протекает вся его жизнь. Так в стихотворении получает развитие тема судьбы. Не как у Пушкина: не в трагедийном ключе. У Неелова она травестиру-ется, однако в финале происходит перелом в настроении и возникает образ одинокого человека, который промотал жизнь, но так и не нашел в ней чего-то главного и ценного.
Стихотворения «на случай» всегда связаны с конкретной жизненной ситуацией, вне которой они часто утрачивают смысл. Это стихотворение Неелова оказывается «больше» ситуации, его породившей. Вероятно, психологический потенциал пушкинского стихотворения, спровоцировавший рефлексию Неелова по поводу собственной судьбы, и способствовал тому, что произошло расширение смысла.
Когда могло появиться это стихотворение? Скорее всего, с 1821 по 1823 год. Это нелегкий период в жизни Вяземского, которого одолевают ипохондрия и черная меланхолия. 1821 год поэт провел в подмосковном Остафьеве, почти не выезжая в Москву. В 1822 году, напротив, погружается в бесшабашное веселье: несмотря на то что над ним висит долг в 500 тысяч рублей, он широко проводит праздники и именины (с огромным числом гостей, цыганами), заканчивает перестройку остафьевского дома. Все это требовало средств, а потому и возникла просьба к Неелову. Однако перемена образа жизни, выход из уединения не изменили внутреннего состояния Вяземского [10, с. 167-171,
174-175]. В этом контексте шутливый ответ Неелова обретал еще один смысл: он становился дружеской поддержкой, попыткой вывести Вяземского из тяжелого душевного состояния. Иронизируя над собственной судьбой, Неелов демонстрировал иную модель переживания сложных жизненных и психологических ситуаций. И этот ответ становился как бы продолжением того диалога, который завязался между поэтами в 1815 году. Тогда Вяземский в стихотворении «В альбом Неелову» убеждал друга быть терпимым к глупцам и провозглашал свою позицию:
Неелов ! никого ни в чем не осуждаю !
У всякого свой ум, свое житье-бытье,
У всякого дурачество свое!
Поверь, все к лучшему судьбы определенье, И не сердись на глупости людей.
Г лупцы подчас нам умников нужней,
Без них смеяться бы забыли [10, с. 80]. Теперь переложением «Черной шали» Неелов напоминал о спасительности самоиронии.
В стихотворении дана оценка собственной жизни. Пиры, балы, любовные увлечения - все осталось в прошлом. Реальность же безрадостна: в ней болезни, бессонница, одиночество. Была жизнь-прожигание, теперь жуира, кутилу, баловня судьбы настигла безрадостная старость. Таким же образом воспринимал жизнь Неелова и А.С. Пушкин. Когда в «Русском Пе-ламе» (1834-1835), который «должен был явиться своеобразным «Евгением Онегиным» в прозе» [11, с. 318], он хотел показать русское общество в разных его проявлениях, то использовал привычный для него прием перечисления имен. Хорошо известные всем современникам фамилии намечали характеры, указывали на узнаваемый тип личности. В этом наброске появляется и фамилия Неелова, причем во вполне определенном контексте - богемной жизни-прожигания. И окружение, в которое помещал его Пушкин, было показательным: «Ф. Орлов -мошенник, франт вроде Завадовского», «общество Zavadovsky - les parasites, les actrices - sa mauvaise réputation», семья Пашковых, известная судебным процессом Андрея Пашкова с матерью, плут, по словам Вигеля, Хрущов, прожигатель жизни и автор порнографических стихов Неелов, отставной офицер и ростовщик Шишкин» [11, с. 319]. Так комментирует персоналии в
пушкинском перечне исследователь середины XX века. Но, как видно из нашего анализа, подобная характеристика Неелова требует уточнения, так как легкость в общении, несерьезное отношение к чинам, карьере становились проявлением, скорее, не легкомысленности, а внутренней свободы - качества, трудно обретаемого личностью в любую эпоху.
Примечания
1. Так что если это и была переосмысленная баллада, читатель воспринял в ней иной - песенный -жанровый потенциал.
2. К этому слову в современных изданиях делают сноску: «.у Вяземского было «скоромнее», но при первой публикации возникла ошибка, которая не была исправлена впоследствии. На эту ошибку указывал сам Вяземский», который иронизировал, что у него Неелов превращался в скромника [12, с. 350].
Список литературы
1. Томашевский Б.В. Строфика Пушкина // Тома-шевский Б.В. Пушкин. Работы разных лет. М., 1990.
С. 288-483.
2. Томашевский Б.В. «Черная шаль» // Томашевский Б. Пушкин. Т. 2. Юг, Михайловское. М., 1990. С. 144-146.
3. Трубецкой Б.А. Пушкин в Молдавии. Кишинёв: Картя Молдовеняскэ, 1976. 348 с.
4. Летопись жизни и творчества А.С. Пушкина. В 4 т. Т. 1. М.: Слово^Ьто, 1999. 592 с.
5. Тархова Н.А. Жизнь Александра Сергеевича Пушкина. М.: Минувшее, 2009. 784 с.
6. Смирнов А. Козьма Прутков. М.: Молодая гвардия, 2011. 406 с.
7. Черейский Л.А. Неелов // Черейский Л.А. Пушкин и его окружение. Л., 1989. С. 288-289.
8. Русские пропилеи: Материалы по истории рус. мысли и лит. В 6 т. Т. 2. / Собр. и приготовил к печ. М. Гершензон. М.: М. и С. Сабашниковы, 1916. 352 с.
9. Вяземский П.А. Полное собрание сочинений. В 12 т. Т. 8 / Изд. графа С.Д. Шереметева. СПб.: Тип. М.М. Стасюлевича, 1883. 508 с.
10. Бондаренко В.В. Вяземский. М.: Молодая гвардия, 2004. 678 с.
10. Вяземский П.А. Стихотворения. Л.: Сов. писатель, 1958. 508 с.
11. Гладкова Е. Прозаические наброски Пушкина из жизни «света» // Пушкин: Временник Пушкинской комиссии. Вып. 6. М.; Л. 1941. С. 305-322.
12. Вяземский П.А. Записные книжки (18131848). М.: Изд-во АН СССР, 1963. 508 с.
AS. PUSHKIN’S «THE BLACK SHAWL» AND S.A. NEYOLOV’S «THE BLACK SHAWL»: ILLUSTRATION OF THE LITERARY LIFE OF THE 1820s
I.S. Yukhnova
The author examines the history of existence of Pushkin's poem «The Black Shawl» in Russian culture, including the reaction to this poem on the part of the public and the appearance of its musical transcriptions. Particular attention is paid to the creative dialogue of S.A. Neyolov with Pushkin's work.
Keywords: A.S. Pushkin, S.A. Neyolov, P.A. Vyazemsky, «The Black Shawl», literary life of Pushkin's time.
References
1. Tomashevskij B.V. Strofika Pushkina // Toma-shevskij B.V. Pushkin. Raboty raznyh let. M., 1990. S. 288-483.
2. Tomashevskij B.V. «Chernaya shal'» // Tomashevskij B. Pushkin. T. 2. Yug, Mihajlovskoe. M., 1990. S. 144-146.
3. Trubeckoj B.A. Pushkin v Moldavii. Kishinyov: Kar-tya Moldovenyaskeh, 1976. 348 s.
4. Letopis' zhizni i tvorchestva A.S. Pushkina. V 4 t. T. 1. M.: Slovo/Slovo, 1999. 592 s.
5. Tarhova N.A. Zhizn' Aleksandra Sergeevicha Pushkina. M.: Minuvshee, 2009. 784 s.
6. Smirnov A. Koz'ma Prutkov. M.: Molodaya gvar-diya, 2011. 406 s.
7. Cherejskij L.A. Neelov // Cherejskij L.A. Pushkin i ego okruzhenie. L., 1989. S. 288-289.
8. Russkie propilei: Materialy po istorii rus. mysli i lit. V 6 t. T. 2. / Sobr. i prigotovil k pech. M. Gershenzon. M.: M. i S. Sabashnikovy, 1916. 352 s.
9. Vyazemskij P.A. Polnoe sobranie sochinenij. V 12 t. T. 8 / Izd. grafa S.D. Sheremeteva. SPb.: Tip. M.M. Stasyu-levicha, 1883. 508 s.
10. Bondarenko V.V. Vyazemskij. M.: Molodaya gvar-diya, 2004. 678 s.
10. Vyazemskij P.A. Stihotvoreniya. L.: Sov. pisatel', 1958. 508 s.
11. Gladkova E. Prozaicheskie nabroski Pushkina iz zhizni «sveta» // Pushkin: Vremennik Pushkinskoj komissii. Vyp. 6. M.; L. 1941. S. 305-322.
12. Vyazemskij P.A. Zapisnye knizhki (1813-1848). M.: Izd-vo AN SSSR, 1963. 508 s.
