CC BY
41
ЭТНОЛОГИЯ И АНТРОПОЛОГИЯ
2018.05.028. УВАРОВА Т.Б. ЧЕЛОВЕК В СОЦИОКУЛЬТУРНОМ КОНТЕКСТЕ: СОВРЕМЕННЫЕ РОССИЙСКИЕ АНТРОПОЛОГИЧЕСКИЕ ИССЛЕДОВАНИЯ. (Обзор).
Ключевые слова: человек и социум; социальная антропология; этнография советскости; Россия, Украина и Беларусь, постсоветское пространство, язык и идентичность; современные российские антропологические исследования.
Последние десятилетия стали временем существенного обновления проблематики, методов, теоретических и методологических подходов в современной российской этнологии и антропологии. Инновационные явления в отечественной научной школе нашли отражение в публикациях ведущих отечественных исследователей. Одна из них - сборник «Алгоритмы человечности. Опыт антропологического исследования» (1), подготовленный сотрудниками Института этнологии и антропологии РАН - посвящен научной деятельности директора ИЭА РАН (2015) профессора М.Ю. Мартыновой. Для обзора выбраны статьи, представляющие новейшие исследовательские тенденции.
В предисловии к сборнику д-р ист. наук М.Н. Губогло в качестве одной из важнейших задач, стоящих перед научным сообществом, называет определение стратегии и баланса этнолого-антропо-логических, социокультурных и этнополитических исследований досоветского, советского и постсоветского периодов в истории России. Эта проблема анализировалась в пленарном докладе «Миссия антропологии и этнологии», представленном М.Ю. Мартыновой на XII Конгрессе российских антропологов и этнологов (Ижевск, 2017). Исходной точкой для определения приоритетов и перспектив послужила «панорамная инвентаризация дисциплины» за истекшие четверть века. За это время Институтом было издано более полутора тысяч книг (ежегодно по 50-55 книг и сотни статей), проведено 12 конгрессов, на каждый из которых поступало до полутора тысяч заявок, в большинстве из которых представлены итоги эмпирических исследований, отвечающих на вызовы модернизации и тренды глобализационных процессов. Гордостью Института по праву можно назвать серию «Народы и культуры» в 30 то-
мах, ставшую достойным продолжением традиций легендарной 18-томной серии «Народы мира» (1954-1969).
Собрана, прокомментирована и издана в 130 томах уникальная база документов об этнической мобилизации (1989-2014), в которой получили отражение вопросы теории и практики этнопо-литической судьбы народов бывшего Советского Союза и постсоветской России. Около 260 небольших по объему, но актуальных и емких по содержанию выпусков «Исследований по прикладной и неотложной этнологии» (редактор Н.А. Лопуленко), опубликованных с 1990 г., стали еще одним важным ресурсом, созданным при участии М.Ю. Мартыновой.
Усложнение социальных и этнических процессов в современном мире и в России, безусловно, оказывает сильное влияние на расширение предметной области и проблематику этнологических / антропологических исследований, однако приоритетным М.Ю. Мартынова, специалист с базовым этнографическим образованием, по-прежнему считает полевой метод сбора материала. В условиях политизации этничности фундаментальные труды, основанные на экспедиционных, музейных, архивных материалах, сохраняют и прикладное значение.
Особое значение для переосмысления теоретических и методологических основ дисциплины имеет I раздел «Этнографии эт-ничности и советскости», в который вошли работы ведущих отечественных ученых. Его открывает статья одного из старейших сотрудников ИЭА д-ра филос. наук Ю.И. Семёнова «Этнология (этнография, социальная антропология, социальная и культурная антропология): Предмет науки и ее подразделения (дисциплины и субдисциплины)». В последние десятилетия, по мнению исследователя, в западной социальной антропологии наметился раскол. Те из социальных антропологов, которые продолжают заниматься изучением еще сохранившейся первобытности, продолжают традиции западной классической социальной антропологии. Остальные могут быть объединены в так называемую неклассическую антропологию, изучающую едва ли не все стороны жизни человечества, как в прошлом, так и в настоящем. Эти антропологи по существу стали социологами-эмпириками. Теоретическое развитие западной социальной антропологии с отказом от эволюционизма фактически
стало отходом на позиции чистого эмпиризма, считает Ю.И. Семёнов (5, с. 28).
Этот теоретический паралич не смогла преодолеть современная неклассическая социальная антропология. Выражением кризиса стало широкое распространение в дисциплине идей постмодернизма. «Радикальные приверженцы постмодернизма в этнографии растворяют социальную реальность в сознании исследователя, превращая ее в продукт его собственного творчества. По их мнению, предметом культурной и социальной антропологии должны быть не чужое общество и чужая культура, а субъективный опыт этнографа, его переживания при соприкосновении с таким обществом и такой культурой... Значение культур-антропологических текстов состоит вовсе не в том, что в них описываются реально существующие явления, а в том, что сами они представляют собой культурные события, имеющие собственную непреходящую ценность. Этнография есть один из жанров литературного творчества, а работы этнографов должны представлять собой своеобразные произведения искусства» (5, с. 30). Отчасти эти взгляды получили распространение и в отечественной науке, считает Ю.И. Семёнов.
В публикации академика В.А. Тишкова «Этнография совет-скости» анализируются трансформации, которые произошли в России с точки зрения их социально-антропологического содержания. При всей «существенной отличительности Россия была до тривиальности похожа на многие другие общества, а метафора о "совке" утвердилась уже позднее и стала скорее саморефлексией, а не внешней оценкой. На пороге XXI в. приходится признать, что отечественная наука упустила этнографию советскости, и этот долг предстоит вернуть как можно скорее, пока не исчезла "традиционная культура" советского времени», считает исследователь (7, с. 33).
Не меньшая потребность существует в познании постсовет-скости как уже новой культурной традиции. Этническая демография сохраняет позднесоветские тенденции нулевого роста большинства крупных народов страны, включая русских, татар, чувашей и других народов. Быстрый рост численности народов Северного Кавказа, особенно народов Дагестана, где недостаточно ресурсов, а социальные ожидания завышенные, вызывает напря-
женность и конфликты не только в республике, но и в регионе в целом, да и за его пределами.
Три столпа материальной культуры или этнографическая триада - пища, одежда, жилище - выступают важным показателем благосостояния общества, а состояние здоровья населения относится к числу основных индексов модернизации по стандартам ООН. На протяжении последних десятилетий очевидно изменились рацион домашней кухни и организация системы общественного питания. Радикально расширился круг предметов повседневного быта, от элементарных средств личной гигиены до сложных технических устройств бытового назначения, обновился набор социальных услуг. Интенсивно идет автомобилизация страны, не только с точки зрения покупки автомобилей населением, но и развития автодорожных сетей. Рост жилищного строительства при значительных объемах зачастую создает целый ряд новых проблем урбанистической застройки, не всегда соответствующей критериям современного жилого пространства.
В проблемах антропологии власти новое российское знание серьезно отстает от потребности, в частности, в анализе таких актуальных проблем как делегирование во власть и выход из власти. Усилия специалистов-политологов, как и широкой общественности, не могут ограничиваться бесполезным морализаторством, а должны выходить на прагматику конкретных политических решений по организации контроля над деятельностью властных институтов. Поведенческие нормы и духовная жизнь «широких масс» также испытывают не менее динамичные и глубокие трансформации, понимание которых также требует разработки развернутой и детальной исследовательской повестки, заключает исследователь.
Тему продолжает развивать М.Н. Губогло в публикации «Концепт "советскости" в этнолого-антропологическом контексте». Автор отмечает, что появляются исследовательские проекты, нацеленные на изучение связи языка с сознанием, мышлением, ментальностью и традиционной культурой народа, когда язык ин-доктринируется как культурный код этнической общности или нации. Исходной базой смыслового наполнения концепта «советско-сти» на материалах словарных источников, включая толковые этимологические, словообразовательные словари, тексты художественной и научной литературы, СМИ и публицистики, служит со-
поставление его с социально-политическими однородными концептами «Советский Союз», «советское общество», «советский человек», «советский образ жизни» и др. (3, с. 45).
Такой подход применен в 8-томной «Антологии концептов» (2005-2011), представляющей собой словарь нового типа - «кон-цептуарий культурно значимых смыслов, закрепленных в языковом сознании и коммуникативном поведении». Представленные в издании более двух десятков концептов, по мнению авторов, позволяют говорить о начале этапа «когнитивной лексикографии» в отечественной научной школе, хотя методические приемы и итоги исследований нуждаются в дополнительном осмыслении.
М.Н. Губогло сравнивает словарь с 6-томным «Сводом этнографических понятий и терминов» (1986-1995) - этнотерминоло-гическим, содержащим более 170 словарных статей, посвященных ключевым понятиям советской этнографической науки, но в котором нет ни концепта «советскости», ни даже «этничности». Этнографические понятия и термины были выработаны по итогам многолетних прикладных и фундаментальных исследований нескольких поколений отечественных этнографов, археологов, искусствоведов и фольклористов.
Исследователь привлекает внимание к тому обстоятельству, что «цель этнотерминов и лингвокультурных концептов во многом совпадала, особенно если принимать во внимание их фундаментальную коммуникативную нагрузку по обслуживанию сфер духовной, материальной, идеологической, политической жизни, а также заметную роль в обиходном административном и художественном дискурсах» (3, с. 49).
В зарубежной историографии, отмечает автор, появляются работы, посвященные поискам исторических корней «советско-сти», в частности, в кратком эссе-проекте «Царско-советско-рус-ский крест» профессора Опольского университета (Польша) Б.М. Лепешко. «Широта его подхода к трем указанным концептам связана с пониманием и толкованием данных определений как несущих в себе ресурсное единство ментальных, мировоззренческих и метафорических характеристик, присущих обладателям этих концептов» (3, с. 50).
Всё более важное место в изучении советскости с начала XXI в. занимает история повседневности рядовых людей в кон-
кретных жизненных ситуациях, что отчасти вызвано неприятием институциональной истории как истории власти, институтов, доктрин и идей, считает М.Н. Губогло. Настойчивая антисоветская риторика СМИ и некоторых научных изданий вызывает по закону бумеранга острый интерес к советскости. Нарастает раскол дискурса по поводу сущности советскости - советского человека. «Очер-нительный подход, замалчивание "вещной", "самодеятельной", "художественной" составляющих в облике и характере советского человека блокирует раскрытие логической сущности советского человека и советскости как идентификационного феномена советской социокультурной цивилизации», - подчеркивает исследователь (3, с. 60).
М.Н. Губогло обнаруживает еще одну параллель развития этнологического и лингвистического знания. Тенденция антропо-логизации этнологических исследований, впервые четко обозначенная на III Конгрессе этнографов и антропологов России (Москва, 1999), в известной степени совпала с появлением ряда новаторских направлений в лингвистике, ориентированных на углубленное исследование человека и человечности, связей языка и сознания. Если в 1960-1970-е годы появились предположения о возможности создания «антропологии языка», позднее они заявили о себе как «этническая социолингвистика» (3, с. 61).
Наиболее популярными выразительными концептами миро-строительства в отечественной филологии, этнологии (антропологии) и философии выступают истина и правда, добро и справедливость, доверие и гостеприимство. Эти и другие элементы языка и народной культуры отражают исторически сложившиеся формы сотрудничества и взаимопонимания людей. Таким образом, материалами для лексико-сематнических исследований и исследований этноспецифических особенностей морали и нравственности наряду с материалами опросов служат лингвистические данные и речевая этика, основанные на принципах морали, а также национальных и социокультурных традициях, составляющих миротворческий потенциал народной этики и эстетики.
Концепты морального и нравственного содержания - «добро -зло» - в этнических культурах в их историческом развитии также стали предметом особого внимания. Т.С. Гузенкова в статье «"Добро" и "Зло" в политической мифологии: Эстетика архаики,
модерна и постмодерна», определяя их как дихотомические нормативно-оценочные категории и субстанциональные понятия философии, этики, религии и искусства, вместе с тем подчеркивает их вписанность в историко-социальный контекст для оценки социальных явлений, действий, мыслей, намерений людей. Во всяком случае, вопросы справедливости, честности, служения представителей власти приобретают для общественного сознания особый смысл. При этом в современных электоральных мифах могут, не противореча друг другу, соседствовать элементы архаики, модерна и постмодерна.
По своим конструктивным особенностям и функциональной нагрузке современный политический миф по ряду позиций близок к традиционно-архаическому мифу. Мир мифа - это мир действий и борьбы противоположных сил, побеждает в которой сторона добра. Задача современных политтехнологов - соотнести миф с конкретным политиком, т.е. вписать его в мифологическое пространство так, чтобы в это поверили потенциальные избиратели (4, с. 137). Контент-анализ зарубежной прессы свидетельствует о том, что в категориях «борьбы Добра со Злом» интерпретировались президентские кампании последних лет в США, во Франции. Обращение к этим образам присуще различным видам зрелищ на мировых политических подмостках, что автор расценивает как еще одно из проявлений постмодернизма, эпохе безраздельного господства которого тем не менее подходит конец. Одни говорят о наступлении метамодерна, другие - неомодерна с иными нарративами, стилистикой и базовыми характеристиками. Однако вопрос выбора между Добром и Злом во имя победы Добра перекочует и в следующие времена, как бы они ни назывались, резюмирует исследовательница (4, с. 141).
Проблемы взаимоотношений на основе доверия и взаимопонимания важны и в межэтнических и межгосударственных отношениях. В начале XXI в. после распада Советского Союза кардинальные изменения характеризуют международные связи новых независимых государств - России, Украины и Белоруссии. Изучение новой ситуации проводилось в рамках нескольких академических проектов, результаты которых представлены в публикациях (РФФИ «Миротворческий потенциал народной этики и эстетики»; РФФИ «Россия, Украина и Белоруссия - вместе или врозь? Поиски
консолидации и взаимопонимания»). И.А. Снежкова на основании данных социологических опросов студенческой молодежи трех стран и специализированных интервью экспертов анализирует мнение представителей восточнославянских народов относительно характера этнополитических взаимодействий между их государствами и влиянии на них Евросоюза и США.
Учитывая, что важную роль в формировании современных политических взглядов играют СМИ, вопрос о достоверности публикаций был предложен всем участникам опроса. Оценки подлинности данных российской и украинской прессы характеризуются диаметрально противоположными взглядами по принципу «свой -чужой», т.е. зарубежная пресса в обеих странах рассматривается как заведомо недобросовестная пропаганда, а собственная пресса -с доверием. Для белорусских СМИ характерен дружелюбный настрой по отношению к России и толерантный - к Украине. В России положительный образ своей страны дополняется критическим образом украинских властей и зачастую с сочувственным отношением к населению, учитывая наличие родственников, друзей, близкое соседство с Украиной. Белоруссию оценивают как страну, развивающуюся стабильно, хотя и с консервативными тенденциями.
Перспективы будущего взаимодействия восточнославянских государств российская молодежь оценивает довольно оптимистично, считая возможным их объединение в рамках единого Таможенного союза (65% опрошенных) (6, с. 181). Будущее отношений с Евросоюзом после «Брексита» кажется не слишком перспективным, хотя единое безвизовое пространство и возможность учиться в европейских университетах по-прежнему сохраняют привлекательность.
Украинские эксперты рассматривают Россию как агрессора, виновника всех бед Украины, хотя и собственная власть у многих не вызывает ни симпатии, ни поддержки. Свое будущее 89% респондентов видят в Евросоюзе и рассчитывают на поддержку США. Белорусские эксперты высоко ценят стабильное развитие своей страны, устойчивые дружественные отношения с соседними восточнославянскими государствами, рассчитывая на восстановление их сотрудничества в будущем.
Характер взаимодействия населения приграничья анализирует Р. А. Григорьева в статье «Язык и идентичность жителей погра-
ничных районов России и Беларуси, России и Украины (Брянская, Гомельская и Черниговская области)». Исследование проводилось в рамках совместного российско-белорусско-украинского проекта РГНФ в 2009-2011 гг. на территории, где на протяжении нескольких веков пересекались, взаимодействовали культуры трех восточнославянских народов, где протекали сложные этнокультурные процессы с участием поляков, евреев, татар. Эта территория оказывалась включенной в сферу влияния различных государств, что не могло не сказаться на современном этнокультурном ландшафте пограничья.
Важным фактором при формировании общих черт культуры были сходные природные условия: большая часть исследуемого пространства находится в пределах Полесской низменности, которая представляет собой своеобразную природную провинцию в зоне смешанных лесов Восточно-Европейской равнины. Пограничье характеризуется не только сходными природными условиями, но выделяется как «особое этнокультурное пространство, на котором часто формируется особый тип человека, носителя смешанных форм культуры, с высоким уровнем толерантности по отношению к соседям, часто с осознанием отличительности своей локальной группы от основной части населения страны, нередко с региональной идентичностью "я - человек пограничья"» (2, с. 427). Пограничные территории в силу глубоких исторических, родственных, экономических связей играют важную роль при формировании различного рода взаимоотношений между соседними странами. Очень часто именно трансграничные связи снижают барьерную функцию границ и становятся мостом межгосударственных отношений и интеграционных процессов.
Идентификация жителей на пограничных территориях, соотношение политических границ и этнической идентичности в условиях слабой этнокультурной отличительности - один из основных вопросов исследования. Ситуация характеризуется наличием двух видов идентичности, один из которых - самоидентичность или осознание своей принадлежности к конкретной этнической общности от четкого и определенного до размытого или маргинального. Этническая идентичность может также «приписываться» извне -официальными органами, соседними народами, исследователями. Важное значение имеет и региональная или территориальная иден-
тичность. «В результате контактов разных культур и языков формировалась специфическая региональная культура, которая не была гомогенной, а представляла множество локальных вариантов, которые не были четко связаны с конкретной этнической общностью, как и не было четких границ между живущими там общностями» (2, с. 428). Были распространены локально-территориальные и земляческие определения (берестяне, туровцы, гомельчане) или названия, принятые у соседей (белорусы - литвины, русские - москали и кацапы, украинцы - хохлы).
Лингвистическая ситуация характеризовалась распространением множества форм переходных говоров, совмещавших черты русского, белорусского, украинского, а в некоторых районах и польского языков. «Распространение этих говоров стало результатом перемещения разных групп населения во время войн, смены населения по экономическим и политическим причинам, наслоения элементов разных языков, их взаимовлияния, этнотрансформаци-онных процессов и интерференции близкородственных языков», -резюмирует автор. Первая Всероссийская перепись населения 1897 г. фиксировала этническую принадлежность населения по языку. По этому показателю в уездах Брянской области преобладали великорусы. В Гомельском уезде, входившем в Могилевскую губернию, белорусы составляли 74% населения. На украинском погра-ничье в Новгород-Северском уезде малороссы составляли 94%.
В 1920-е годы в связи с появлением административных границ между РСФСР, Белоруссией и Украиной в рамках национальных республик СССР созревала этническая самоидентичность населения, что подтверждается данными переписи 1926 г., в которой национальность фиксировалась по самоопределению. Все последующие переписи подтверждали процентный рост численности людей, определявших свою национальность в соответствии с республикой проживания. Вместе с тем, по данным послевоенных переписей, между пограничными областями происходил миграционный обмен, который усиливал смешанность населения.
С появлением новых независимых государств после распада Советского Союза идентификация жителей с этническим большинством своей страны значительно усилилась. В 2009 г. 97% школьников старших классов пограничной территории Брянской области считали себя русскими; 88% их ровесников Гомельской области
считали себя белорусами, а 95% молодых людей до 20 лет в пограничных районах Черниговской области относили себя к украинцам (2, с. 430). Важнейшим критерием идентификации служит национальный язык, хотя местные жители не всегда могут четко дифференцировать языковые различия. Вместе с тем автор привлекает внимание к тому, что в последние 20 лет роль украинского языка в жизни Черниговского пограничья существенно усилилась и в образовательной среде, и в повседневной коммуникации.
По данным опросов, факт проживания в стране и принадлежность к гражданскому сообществу для молодежи становится наиболее важным (среди прочих) при обозначении своей этнической принадлежности, несмотря на отсутствие фиксации национальности в паспорте и других идентификационных документах. Для молодежи оба аспекта идентичности все более сближаются практически до полного отождествления. В рамках государства с его определенной национальной и языковой политикой, с единым коммуникативно-информационным пространством воспроизводятся этнически маркированные элементы культуры, что обеспечивает трансляцию этнической культуры и позволяет государству выполнять функцию конструирования системы идентичностей
Проблемы формирования и трансформации идентичности белорусов в Сибири анализирует Р.Ю. Федоров. В основу исследования положены полевые материалы автора, собранные в 12 регионах Сибири и Дальнего Востока с 2009 по 2017 г. В ходе большинства этнографических экспедиций были собраны интервью с представителями первого, второго и третьего поколения потомков белорусских крестьян-переселенцев, рожденных в 1910-1960-х годах, в которых отражены особенности их этнического самосознания.
В опросах информантов, которые помнили своих предков-переселенцев, чаще всего называлась не этническая, а локальная самоидентификация: выходцы «из Расеи» именовали себя могилев-скими, витебскими, минскими по губерниям, из которых они были родом. Подобная региональная самоидентификация была свойственна не только белорусам, но и русским и украинцам, именовавшим себя вятскими, рязанскими, черниговскими, полтавскими. Общим самоназванием для переселенцев из Европейской части России, Украины, Белоруссии было «самоходы», относившееся к поздним переселенцам, селившимся в непосредственной близости
от чалдонов или переселенцев-старожилов. У потомков белорусских переселенцев название «самоход» по экспедиционным материалам зафиксировано от Зауралья до Прибайкалья и не упоминается на Дальнем Востоке. Р.Ю. Федоров, как и другие исследователи, приходит к выводу о том, что до XX в. этноним «белорус», использовавшийся в официальных документах, не являлся самоназванием, а национальная самоидентификация еще не сформировалась и не заменяла собой идентичностей локальной принадлежности (8, с. 399).
О начале активного использования этнонима «белорус» в местах компактного проживания переселенцев свидетельствуют результаты Всесоюзной переписи населения 1926 г., согласно которым в Сибири проживало 320 320 белорусов, абсолютное большинство среди которых составляло сельское население. Инструкция к Переписи предписывала фиксировать принадлежность к одному из трех восточнославянских народов, и действие Инструкции было распространено и на потомков переселенцев более раннего времени, тем более что размытой этнической идентичностью обладали многие крестьяне, переселившиеся с территории российско-украинско-белорусского пограничья. Таким образом, начавшаяся в 1920-е годы на территории Белорусской ССР белорусизация, или нациестроительство с формированием особой национальной культуры, была применена и в сибирских регионах России.
В 1927 г. в ряд районов Сибирского края была направлена комиссия Наркомпроса РСФСР, задачей которой было создание школ с преподаванием на белорусском языке в белорусском национальном районе, статус которого получил Таборинский район Уральской области (ныне - Свердловская обл.), сельское население которого на 65-70% составляли белорусы. В это же время на территории Сибири и Дальнего Востока были созданы десятки украинских национальных районов. Однако уже ко второй половине 1930-х годов эксперимент по созданию национальных районов с «коренизацией аппарата» был свернут в силу пассивной реакции местного населения, а самое главное - в связи с изменениями во внутренней государственной политике, направленной на борьбу с «местным национализмом» (8, с. 403). Тем не менее этноним закрепился и среди поздних переселенцев уже советского периода, которые именовали себя белорусами в отличие от «самоходов»
времен Столыпинской реформы, притом что обе группы не имели различий в говоре и обычаях.
Результаты полевых исследований свидетельствуют о том, что в большинстве случаев носителями исторической памяти и фрагментов этнических традиций, как правило, являются три поколения переселенцев. В настоящее время многие потомки белорусов считают себя русскими, хотя в семейной памяти сохраняют места выхода своих предков из регионов Белоруссии.
Несмотря на методические погрешности сопоставления результатов переписей населения 1926 и 2010 гг., здесь прослеживается важная демографическая тенденция. Если первая перепись показала абсолютное преобладание сельского населения среди белорусов Сибири, то в начале XXI в. подавляющее большинство белорусов проживает в городах. Р.Ю. Федоров считает справедливым предположение, что современные горожане принадлежат к более поздним волнам миграций, имевшим место в советский и постсоветский периоды (8, с. 405).
Федеральный закон 1996 г. «О национально-культурной автономии» послужил стимулом для оформления в Сибири национальных землячеств, включая и белорусские. В их деятельности акцент был сделан как на развитие связей с Республикой Беларусь, так и на популяризацию традиционной культуры белорусов в группах, проживающих вдали от исторической родины. Благодаря деятельности таких объединений и повышению интереса к родословным и краеведческим исследованиям в ряде мест компактного проживания потомков белорусских переселенцев наблюдается феномен своеобразного «этнического ренессанса». В формировании современных форм белорусского самосознания чаще доминирует не межпоколенная историческая память, а опосредованные источники информации (архивные документы, этнографические описания, публикации в СМИ и Интернете), считает исследователь.
Список литературы
1. Алгоритмы человечности. Опыт антропологического исследования / Сост. и отв. ред. Губогло М.Н. - М.: ИЭА РАН, 2018. - 452 с.
2. Григорьева Р. А. Язык и идентичность жителей пограничных районов России и Беларуси, России и Украины (Брянская, Гомельская и Черниговская области) //
Алгоритмы человечности. Опыт антропологического исследования. - М.: ИЭА РАН, 2018. - С. 426-436.
3. Губогло М.Н. Концепт «советскости» в этнолого-антропологическом контексте // Алгоритмы человечности. Опыт антропологического исследования. - М.: ИЭА РАН, 2018. - С. 45-61.
4. Гузенкова Т.С. «Добро» и «Зло» в политической мифологии: эстетика архаики, модерна и постмодерна // Алгоритмы человечности. Опыт антропологического исследования. - М.: ИЭА РАН, 2018. - С. 130-142.
5. Семёнов Ю.И. Этнология (этнография, социальная антропология, социальная и культурная антропология): Предмет науки и ее подразделения (дисциплины и субдисциплины) // Алгоритмы человечности. Опыт антропологического исследования. - М.: ИЭА РАН, 2018. - С. 15-31.
6. Снежкова И. А. Россия, Украина, Белоруссия - поиски на пути доверия и взаимопонимания // Алгоритмы человечности. Опыт антропологического исследования. - М.: ИЭА РАН, 2018. - С. 177-192.
7. Тишков В.А. Этнография советскости // Алгоритмы человечности. Опыт антропологического исследования. - М.: ИЭА РАН, 2018. - С. 32-44.
8. Федоров Р.Ю. Грани идентичности белорусов в Сибири: Основные периоды и факторы трансформации // Алгоритмы человечности. Опыт антропологического исследования. - М.: ИЭА РАН, 2018. - С. 398-408.
2018.05.029. ЖИЗНЕСТОЙКОСТЬ И ТВОРЧЕСКОЕ ДОЛГОЛЕТИЕ ЛЕНИНГРАДСКИХ БЛОКАДНИКОВ / Магаева СВ., Симо-ненко В.Б., Фисун А.Я. и др. - М.: Эко-Пресс, 2017. - 199 с.: ил.
Ключевые слова: Вторая мировая война; блокада Ленинграда; механизмы выживания в блокадном Ленинграде; длительность активной жизни бывших блокадников.
Книга подготовлена коллективом сотрудников Военно-медицинской академии им. С.М. Кирова и Центрального военного клинического госпиталя им. П.В. Мандрыка Министерства обороны, а также Московского государственного медицинского университета им. И.М. Сеченова и НИИ общей патологии и патофизиологии и посвящена биологическим и психологическим механизмам выживания в блокадном Ленинграде, а также последующей длительной активной жизни, свойственной многим блокадникам. Исследование носит чисто медицинский характер, но может представлять определенный интерес и для историков, изучающих блокаду Ленинграда.
Используя богатый документальный материал, накопленный ленинградскими врачами в годы войны, авторы приходят к выводу
