CC BY
200
УДК 111.32 : 159.925.6
В. И. Кравченко
Человек в аспектах графологии: философско-антропологический анализ
Автор предлагает нестандартный аспект исследования сущности человека посредством графологического анализа его письма. При этом особое внимание уделяется исследованию философии почерка и подписи человека как родового существа.
The author offers a non-standard approach to the study of man's essentiality by means of the graphology analysis of his writings, paying special attention to handwriting philosophy and human signature.
Ключевые слова: почерк, человек, подпись, наука, графология, буквы, размер, наклон, характер, харизма, личность, строгость, уравновешенность, ревность, болезненность.
Key words: handwriting, man, signature, science, graphology, letters, size, slope, character, charisma, personality, rigor, balance, jealousy, sickliness.
Графология - наука о почерке человека, возникшая в Европе в XIX в., охватывает очень разнородную область явлений социальной жизни. Будучи тесно связанной с другими общественными науками (философией, психологией, социологией и др.), она уже является определенным культурным феноменом. Графолог выступает в роли исследователя-философа, для которого предельно важно дать объективную оценку почерка человека не только для того, чтобы показать психо-графологические особенности, но и определить личностные качества человека в плане профессиональной ориентации, влияющие на совместимость его в коллективе, выявления его интеллектуальных способностей и т. п.
Важно заметить, что по почерку улавливаются такие смыслы, средств для выявления которых в европейской культуре довольно немного. В основном все эти смыслы, как и неизбежно сопровождающие их чувства, видятся «боковым» зрением. Но и то, что доставляет нам это зрение, входит в общую картину переживаемой реальности и может быть даже очень действенным компонентом. В творчестве Лескова упоминается «нещегольской» почерк, каким будто бы «пишут на Руси неграмотные самоучки»; Тургенев в «Дыме» называет «решительным» почерк Ирины; он же описывает почерк Фета как
«поэтически-безалаберный и кидающийся с пятого этажа» [14]. Характеру человека безусловно соответствуют некоторые графические движения. Только объяснить себе это, указать на конкретную связь чувства с почерком человек может не всегда, поскольку все мы пишем «мозгами». Именно мозги дают нам сигналы к каким-либо действиям, и человек, руководствуясь разумом, эти действия выполняет. Графология же с большой долей вероятности определяет особенности «чувственного начала» через почерк [12].
Первые свидетельства внимания к почерку как к выражению личности, первые попытки выявить связи между человеком и его манерой писать относятся к началу XVII в. Одна из известных книг на эту тему, принадлежащая итальянцу Камило Бальдо, была издана в 1622 г. [15]. В России появление феномена индивидуального почерка палеографы связывают с утверждением скорописи и также относят к XVII в.
Следует отметить, что почерк - это одна из форм антропологического существования личности. Поэтому и интерес к нему сколько-нибудь систематический, осознанный возможен в развитых письменных культурах, там, где появляются основания говорить о личности как особой смысловой и культурной единице. Из корня того же своеобразного культурного беспокойства, которое сопровождало рождение новоевропейской личности, стала расти и психология. Чтобы понять некоторые существенные черты графологии как интеллектуального поведения очень важно помнить, что она - исторически более ранняя форма внимания к человеку, чем научная психология [9].
История создается в результате неустанной борьбы человека с природой и письменность появилась как одно из орудий этой борьбы. Однако переход от первых высеченных на камне письмен и рисунков к современному письму-скорописи потребовал длительного времени, наблюдений и опытов. Более или менее значительное распространение письменность получила только в эпоху Возрождения. Человек, пользуясь письменностью, запечатлевал понятия о многих вещах, но в письме рефлекторно отражались и свойства его психики. Письменность нельзя рассматривать как совершенно самостоятельное явление, возникшее по воле его изобретателя. Письмо является одним из организационных средств человеческого коллектива, и, следовательно, почерк как форма индивидуального изображения письма не может не содержать в себе всего того, что латентно присутствует в психическом развитии человечества вообще и отдельного индивида в частности [9].
Графология развивалась в сложном соответствии изменениям в европейской культуре. На рубеже XIX и XX веков в Европе ею очень увлекались. К этому времени, помимо серьезных научных изысканий, относится издание множества популярных брошюр-руководств, основание графологических журналов и обществ. В современных западных странах графология существует в качестве полноправной науки, в то время как в русской культуре она осталась маргинальной.
Два последних столетия графология стремилась стать объективным описанием и оценкой личности [2]. Если руководствоваться общим правилом относительно того, что наука - это высшая, если не единственно настоящая, форма всякого знания, то из графологии науку делали по крайней мере двояким образом. Во-первых, вводили измерение и эксперименты. Эта тенденция развилась и усилилась в XX в. и принесла обильные плоды. Особенно в этом преуспели немцы, продолжавшие линию Людвига Клагеса, философа и классика экспериментальной графологии. Однако, практическую значимость исследований в области графологии первыми доказали французские ученые. Например, французский врач Э. Малеспин в начале ХХ в. проводил экспериментальные исследования письменного нажима [4]. Он пришел к выводу о том, что у каждого пишущего есть индивидуальная кривая нажима (графограмма) и постоянный средний показатель давления, а у каждой буквы - характерная «графографическая» кривая, которую, при подражании, допустим, чужим подписям, невозможно вполне воспроизвести. Сегодня графология занимает довольно прочное место в западной медицине, когда графологический анализ почерка позволяет врачу более точно определить характер болезни пациента и предложить ряд рекомендаций по оздоровлению организма.
Во-вторых, проводится активное включение в графологию психологических знаний. Важно отметить, что результат интерпретации почерка во многом зависит от личности интерпретатора - графолога и очень во многом строится на эмпатии, чувствовании исполнителя через его рукописный текст. Почерк оказывает на интерпретатора суггестивное действие, на которое тот отзывается. Все отвлечения от интуиции, все отказы от нее как «ненаучной» возможны только потому, что эта интуиция есть. Не будь ее, никто бы никогда не догадался ни о каких признаках.
В своем «культурно значимом» виде графологическая интерпретация - увеличенная и развитая способность, присущая в той или иной мере всем грамотным людям культур с развитой письменностью. Это свойство столь же «общечеловеческое», сколь, допустим,
музыкальный слух, но, в отличие от последнего, осталось в европейской культуре до конца не исследованным [10].
Почерк связан со всем существом человека, с условиями его жизни и работы, с нервной системой, поэтому наша манера писать носит на себе такую же несомненную печать индивидуальности, как и все, с чем нам приходится соприкасаться. Но одно дело это знать и совсем другое - уметь об этом сказать. О такой целостности догадывались и сами графологи. Д. М. Зуев-Инсаров, например, говоря о почерке Есенина, вопрошает сам себя, полагая, что задает осмысленный вопрос: «Гармоничен ли почерк поэта?». Вопрос остался без ответа, но в этом и нет нужды, поскольку на уровне непосредственного впечатления «гармоничность» почерка для него вполне убедительна и он дает довольно точную векторную характеристику почерку поэта.
«Кривые линии, - пишет Зуев-Инсаров о почерке Есенина, - самых различных радиусов кривизны местами умещаются на самом незначительном пространстве и отличаются крайней простотою и вместе с тем изяществом, несмотря на то, что отдельные линии далеко не правильны» [3, с. 76].
Когда речь идет о хорошо известных личностях (Есенин, Пушкин, Толстой и т. д.), слишком велик соблазн думать, что автор просто проецирует образы этих людей, сложившиеся у него на основе весьма разнородной информации, на их почерки и пытается истолковать видимую графическую картину как соответствие известному. С этим трудно не согласиться, однако нельзя игнорировать существующие законы графологии, которые позволяют изучать человека в рамках философской антропологии.
Некоторые специалисты [4] любят повторять слова французского антрополога прошлого века Д. Тарта о том, что не обязательно видеть фотографию человека, намного важнее клочок исписанной им бумаги, поскольку в ней «отображены радость, горе, злость, жестокость и настроение духа». Не менее популярна и ссылка на мнение А. Эфроса, считавшего о почерке Пушкина, что пушкинская скоропись художественна в том же смысле, в каком художественны его рисунки.
Действительно, автографы Пушкина зрительно вызывают чисто эстетическую реакцию, такую же, какую вызывают произведения искусства. Это нечто совсем другое, нежели красивый почерк. Обычно графолог анализирует почерк поэта чисто визуально, в то время как более пристальное внимание на изгибы линий письма, на округлость почерка, а также на легкомысленные завитушки, позволяет нам видеть в характере великого поэта дерзость, легкомыслие, самолюбие, ревность, эгоизм и ряд других нелицеприятных качеств личности. В этом нет ничего предосудительного, поскольку для графолога великий поэт остается, прежде всего, человеком, которому «ничто челове-
ческое не было чуждо», что и показывает графологический анализ его почерка и подписи. Некоторые взмахи, оригинальные закругления в буквах, завитушки как украшения заглавных букв говорят о творческой натуре человека, о проницательности мыслей. Это же указывает на подверженность человека разнообразным настроениям. Человеку свойственна капризность, вспыльчивость и даже грубость. Такой человек непрактичен в обыденной жизни, расточителен. Широкая натура, ревнив, болезненно самолюбив, но доверчив к людям и наивен. Общая форма подписи говорит о том, что человек постоянно искал себя в жизни, его творчество было единственной отдушиной, где поэт жил в мире с самим собой.
Большую научную и практическую значимость, на мой взгляд, приобретает графология как наука, когда речь идет о роли личности в истории. Например, графологический анализ почерка И. Сталина позволяет нам увидеть, с одной стороны, жестокость в характере «Отца народов», а с другой - глубоко скрытую сентиментальность и страдание человеческой души. И в подписи и в почерке дисгармония округлых букв вперемешку с угловатыми, говорит о непредсказуемости поведения человека, о его хитрости, патологической фобии, недоверии и жестокости. Скажем, подпись, состоящая из трех букв с точками, под расстрельной резолюцией «(Разстрелять всех поименованных в записке)» [11] говорит о большой трагедии лидера -главнокомандующего.
В прошлом году в Москве в рамках научно-практической конференции графологам был представлен автограф Д. А. Медведева. Объективный анализ показал, что такого человека не назовешь «порхающим по жизни». Он реалист, интеллектуал. Величина заглавных букв почти равна величине строчных букв, что свидетельствует об отсутствии чрезмерных претензий к окружающим. Чередование округлых букв и угловатых говорит о вежливости человека, который не отступает от своей линии. Про таких говорят: «Мягко стелет, да жестко спасть». Убывающий серпантин в финале подписи - знак того, что человека можно разжалобить. Нарастающая растянутость подписи свидетельствует о стра-
/С Ъ** , л — ****
Подпись и почерк А. С. Пушкина
Ммл-\_
Подпись Д. А. Медведева
тегии комбинатора и отсутствии скупости. Длинный хвостик в конце подписи - осторожность и осмотрительность. Хорошо читаемые первые буквы подписи и непонятная гирлянда после них выдают в человеке неординарную и довольно загадочную личность.
Подпись Нестора Махно [4], называемого в народе «батько Махно», представляет собой целую историю становления личности человека. Маленький ростом, тщедушный, обладающий гипнотическим взглядом, Нестор Махно вошел в историю как противоречивая и непознанная до конца харизматическая личность. Анархист, бандит, убийца для одних и воин-поэт для других. Типичное женское воспитание, умение «схватывать все на лету», дерзость, упрямство и жестокость отражены в подписи круглым почерком, левым наклоном письма, отдельными буквами как штыками. Его маленький рост, тщедушность, дерзость как комплекс неполноценности отражены в подписи бессмысленным увеличением отдельных букв «б», «т», «н». Общая форма подписи отражает харизматичность человека, его лидерство. Использование кавычек в подписи подчеркивает, с одной стороны, скромность человека, с другой - скрытность характера. Ле-Левый наклон и доминирующая округлость букв говорят о возможной сентиментальности романтической натуры Махно. Сравнительный анализ представленных подписей показывает, Подпись н. Махто что Нестор Махно был человеком неординарным. Читаемая подпись относится к более позднему периоду его жизни, а нечитаемая характеризует того самого Махно, принципом жизни которого был девиз -«Бей красных, пока не побелеют и бей белых, пока не покраснеют».
Важно отметить, что любой результат графологического анализа не претендует на универсальную объективность. Спорным тут, с точки зрения внешнего наблюдателя, не захваченного тем же порывом, что и автор, может оказаться (и оказывается) едва ли не каждое слово. Вместе с тем, если смотреть изнутри непосредственно переживаемого впечатления, т. е. глазами увлеченного графолога, то все сказанное выглядит достаточно убедительно. Образ, эмоционально пропитанный, ценностно окрашенный, идет впереди всего и тянет за собой смыслы, порождая их попутно и прямо на глазах, втягивая в эти смыслы многое из его личного и культурного опыта графолога и, конечно, перерастая собственно графическую картину. Именно подобные впечатления образуют субстрат графологических построений при исследовании почерка человека [13].
Л
Более того, метафоричность и образность графологического языка, то, что при здравом «научном» рассмотрении неизбежно будет выглядеть как приблизительность, неслучайна и неустранима. Она ука-указывает на самую природу стоящего за этим языком восприятия, на его движущие механизмы - синкретичность, образность, ассоциативность, эмоциональную и ценностную заряженность, что и определяет философию почерка.
Графология в ее классическом, традиционном виде обращена к очевидностям обыденного сознания, к характерным для него привычкам связывания понятий и образов, работает с его смыслами. Она -результат симбиоза повседневного здравого смысла с условностями обыденного сознания [16]. Графологические построения очень во многом - явления, мимикрирующие под «науку» в силу ее высокого культурного статуса. На примере графологии, возможно, мы могли бы понять хотя бы некоторые закономерности симбиоза обыденного здравого смысла с другими культурными формами, способами моделирования мира.
Список литературы
1. Гарбузов В. И. Практическая психотерапия или как вернуть ребенку и подростку уверенность в себе, истинное достоинство и здоровье. - СПб.: Сфера, 1994.
2. Дороти С. Тайны почерка / пер. с англ. - М.: Рипол Классик; Вече, 1997.
З.Зуев-Инсаров Д. М. Почерк и личность. - М.: АСТ, 1993.
4. Кравченко В. И. Секреты почерка. - СПб.: ГУАП, 2007.
5. Лазурский. А. Ф. Классификация личностей. - Л., 1925.
6. Левитов Н.Д. Психология характера. 3-е изд., испр. и доп. - М.: Просвещение, 1969.
7. Маяцкий В. Графология. - М.: Университетская тип. на Страстном б-ре,
1907.
8. Мейер Г. Научные основы графологии. - Лейпциг, 1926.
9. Михеева Д. Р. Почерк раскрывает тайны человека // Косультант. - 2001. -№ 28. - С. 23-28.
10. Моргенштерн И. Психографология. Наука об определении внутреннего мира человека по его почерку. - СПб.: Питер, 1994.
11. Новое время. - 2013. - № 7 (276). - 4 марта.
12. Рамендик Д. М. Загляни внутрь себя. Психологическое тестирование -серьезно, но доступно. - М.: Ин-т психотерапии, 2001.
13. Тараненко В. П. Почерк, портрет, характер / В. П. Тараненко // Скрытая психодинамика в практическом изложении. - М.: Ника-центр, 2001.
14. Характер и почерк / авт.-сост. И. А. Улезько. - М.: АСТ; Донецк: Сталкер,
2006.
15. Щеголев И. Тайны почерка. - СПб.: Питер, 2004.
16. Preyer.W. Handschrift und Charakter. - Berlin, 1894.
