CC BY
61
История
Вестник Нижегородского университета им. Н.И. Лобачевского, 2009, № 5, с. 233-238
233
УДК 94(37).07
«ЧЕЛОВЕЧЕСКАЯ ПРИРОДА» КАК ФАКТОР ИСТОРИИ В ТРУДЕ ДИОНА КАССИЯ
© 2009 г. К.В. Маркое
Нижегородский госуниверситет им. Н.И. Лобачевского
Поступала вредакцаю 18.06.2009
Дион Кассий в своей «Римской истории» часто упоминает о человеческой природе, которая представляется ему важнейшим фактором исторического развития. Данные представления прослеживаются главным образом в книгах, посвященных республиканскому периоду. Повествуя об императорском Риме, Дион акцентирует внимание читателей не на универсальных свойствах «человеческой природы», а на «доблестях» и «пороках» правителей.
Ключевые слова: Древний Рим, античная историческая мысль, факторы истории, Дион Кассий Кок-кеян.
В настоящее время одним из ведущих направлений в изучении античной исторической мысли является исследование представлений греческих и римских авторов о причинноследственных связях между историческими событиями и факторах истории. В работах по данной проблематике отмечается, что у целого ряда античных историков прослеживаются представления о «человеческой природе» как одной из движущих сил истории [1-2; 3, р. 45]. Данный термин встречается уже в труде Геродота, но «отец истории» использует его главным образом для обозначения пределов физических возможностей людей (VI. 53; VIII. 83). В середине V в. до н.э. понятие «человеческая природа» (н ' ау0рытуг| фисть?) закрепилось в категориальном аппарате таких греческих философов, как Демокрит, Продик Кеосский, Диоген Аполлонийский. Для них отправной точкой к постижению данного феномена послужил монистический тезис о единстве природы вселенной и природы человека. Они приходят к выводу, что человеческая природа является некой неизменной универсальной сущностью (т.е. некой константой) [4, р. 63-65]. Впоследствии софисты сделали два важных дополнения к этой концепции: 1) человеческая природа статична и независима от воли отдельных субъектов, 2) человеческая природа, как и природа в целом, предполагает склонность к преследованию собственных интересов, а ее сущность составляет ряд эгоистических качеств, в том числе желание повелевать другими [3, р. 45; 5]. Все эти идеи были восприняты Фукидидом [6], который от природы индивидуумов переходит к
типологии коллективного поведения и исследованию его закономерностей. Он полагал, что поведение не только отдельных людей, но и целых государств определяется такими свойствами, как страх, жажда власти, своекорыстие и т.д. Еще один важный вывод Фукидида: знание человеческой природы делает возможным прогнозирование событий. Отсюда определенный метод отбора материала. В первую очередь интересны те события, которые могут послужить в качестве примера на будущее, и поэтому наибольшее внимание уделяется кризисным ситуациям, будь то войны, гражданские смуты или эпидемии, когда проявления «человеческой природы» наиболее заметны [3, р. 46; 7-9].
После Фукидида известные изменения полисных институтов, возрастание индивидуализма приводят к тому, что в центре внимания авторов эпохи эллинизма оказывается не поведение групп, а поведение, доблести и пороки отдельных личностей, особенно людей выдающихся. Именно их действия составляют теперь основную канву исторических событий, а их воля представляется главным фактором, определяющим ход истории, правда, допускается, что определенные коррективы может внести вмешательство сверхъестественных сил, случай или непредвиденное стечение обстоятельств [3, р. 48]. Определенную специфику имеют представления Полибия. Его взгляд на «человеческую природу» трактуется современными исследователями как «эклектичный» и «непоследовательный» [3, р. 49]. В одном из пассажей он констатирует наличие у людей некой неизменной «собственной природы» (тлу ьбьау фистьу) (XVI. 28. 5-7; ср. VII. 11. 1-2), но с другой
стороны, в его представлении человеческая природа многолика и подвержена изменениям под воздействием внешних обстоятельств (ГУ. 8. 7), а иногда «человеческая природа» - это синоним слова «человечество», «человеческий род» (Г. 81. 5-9; ГГ. 7.1-4) [10].
Для римских историков общечеловеческая природа представляла меньший интерес, чем судьба римского народа и его превосходство над всеми остальными. Тем не менее Фукидидов взгляд прослеживается у Саллюстия, особенно в его рассуждениях о порочности человеческой природы (vitium humani ingenii) [11, S. 31-32]. Считается также, что данная концепция оказала влияние и на Тацита, у которого есть упоминания о неизменности человеческой природы (ingenium humanum; natura humana) и таких ее базовых качеств, как зависть, честолюбие и жажда власти (rac. Hist. ГГ. 20; 38. 1) [11, S. 32-33]. Что же касается целой плеяды историков, происходивших из восточной части империи, таких как Дионисий Галикарнасский, Иосиф Флавий, Арриан, Аппиан, то в их представлении ход истории зависел не столько от универсальной и неизменной природы людей, сколько от специфики нравов исторических деятелей, вмешательства сверхъестественных сил, роли случая и т.д. [3, p. 51]
Во ГГ в. н.э. с началом греческого возрождения входит в моду подражание классикам, в том числе Фукидиду. Так, Лукиан в трактате «Как следует писать историю» называет труды Фукидида и Ксенофонта лучшими образцами историописания (гл. 15, 25, 40-42). «Римская история» Диона Кассия в этом отношении является наглядным примером. Как показывают материалы целого ряда исследований, Дион не только подражал стилю Фукидида, но и заимствовал у него некоторые лексические средства [12-13].
Вопрос о том, в какой степени Дион разделяет Фукидидов взгляд на «человеческую природу», является дискуссионным. Согласно М. Рейнольду, М. Хозе, и А.В. Линтотту, автор «Римской истории» в полной мере воспринял и осмыслил представления Фукидида о неизменной человеческой природе как важнейшем факторе истории [3, p. 52; 14, S. 433]. Гораздо более критический взгляд мы встречаем в монографии Ф. Миллара начала 1960-х гг., где утверждается, что рассуждения Диона о человеческой природе не более чем риторика, общие места [16]. Эта точка зрения вновь прозвучала в работе Б. Кун-Чен, согласно которой у Диона не было единой и четкой исторической концепции. Скорее ему присуще представление об истории как о многофакторном процессе. Согласно Б. Кун-Чен, центральное место Дион отводит личным качествам тех людей, кото-
рые находятся у власти, но есть и другие, не менее важные факторы, определяющие ход истории, например, провидение, вмешательство сверхъестественных сил [17, S. 243-247]. Похожий взгляд мы встречаем в работе П. Свона. Он полагает, что человеческая природа выступает у Диона лишь как один из нескольких факторов истории наряду с доблестями отдельных выдающихся правителей, волей провидения и случаем [15].
В рамках данной статьи предпринята попытка проследить, как часто Дион Кассий упоминает о «человеческой природе», какой смысл он вкладывает в это понятие и, главное, в какой степени для него характерно представление о неизменной универсальной сущности людей как движущей силе истории.
Понятие «человеческая природа» упоминается в труде Диона более 20 раз [3, р. 52], при этом историк применяет разнообразную терминологию для обозначения данного понятия: то емфитоу то!? ау0трыроь? (II. 7. 3), н ау0рыре'ьа/ ау0рытуг| фисть? (IV. 17. 7; VIII. 36. 1), то ау0рытуоу (V. 20. 4), то ау0рыреьоу (VI. 24. 1). Подавляющее большинство упоминаний о человеческой природе содержится в книгах, посвященных царскому и республиканскому периоду (I. F. 5. 12; II. F. 7. 3; III. F. 12. 3; IV. F. 17. 7, 14; V. F. 20. 4; VI. F. 24. 1; VIII. F. 36. 1, 14;
XII. F. 50. 2; XIII. F. 55. 1; XIV. F. 57. 18; XXXVI. 20. 1, 31. 4; XXXVIII. 7. 2, 18. 3;
XXXIX. 6. 1), а также в речах Мецената (ЦП. 2. 6,
18. 1, 34. 6-8) и Ливия (ЦУ. 14. 44; 16. 3). В книгах, посвященных императорскому Риму, Дион, подобно Геродоту, употребляет термин «человеческая природа» преимущественно для обозначения естественных возможностей человека. В таких случаях понятие н ау0рытуг| фисть? / то Ау0рыреьоу можно перевести как «свойственная людям природная закономерность» (1^1. 2. 3), «человеческая жизнь» (^1 5. 2), «человеческий облик (точнее рост)» (LXVI. 22. 2), «человеческий разум» (LXVIII. 13. 5). В данной части «Римской истории» лишь в единичных случаях термин «человеческая природа» употребляется для характеристики присущих людям психологических и этических свойств (LVI. 45. 1; 76. 5. 1; LXXVIII. 15. 3). В этом отношении наблюдается контраст между книгами, посвященными событиям до и после принципата Августа, так как в первой части упоминания о человеческой природе касаются главным образом характеристики людских нравов.
Согласно Диону, людям от природы свойственно: стремиться ниспровергнуть тех, кто находится у власти (I. F. 5. 12; II. F. 7. 3; XIV. F. 57. 18; LV. 14. 4); соперничать и бороть-
ся друг с другом (V. F. 20. 4); испытывать постоянную неудовлетворенность достигнутым и проявлять наивысшую активность в момент наибольшего успеха (XI. F. 43. 2); повелевать теми, кто проявляет слабость, и порабощать тех, кто склонен подчиняться (XIII. F. 55. 1); предпочитать пользу справедливости (IV. F. 17. 7); с большей готовностью поучать других, нежели проявлять твердость духа (XXVIII. 18. 2); выступать против своих недавних союзников (XXXIX. 6. 1); устранять потенциальных противников (LXXIX. 15. 3); проявлять своекорыстие и прибегать к насилию для достижения успеха (LII. 2. 6); стремиться к власти и почестям (II. F. 7. 3; IV. F. 17. 1; LII. 18. 2); нарушать закон и обычаи предков, преследуя собственные интересы (VIII. 36. 1; XXXVI. 31. 3-4; LII. 34. 6-8; LV. 16. 3). Данный перечень качеств, как мы видим, вполне соответствует взглядам предшественников Диона на базовые свойства «человеческой природы» - это активность, агрессивность, своекорыстие и жажда власти. Некоторые из приведенных выше суждений Диона являются прямыми заимствованиями у Фукидида (ср., напр.: Cass. Dio
VIII. F. 36. 1 и Thuc. III. 45; Cass. Dio XI. F. 43. 1 и Thuc. I. 23. 5-6) [13, p. 250], так что вполне вероятно, что и сама концепция «человеческой природы» была почерпнута Дионом главным образом из «Истории Пелопоннесской войны».
В связи с тем что большинство книг, относящихся к республиканскому периоду, сохранились лишь во фрагментах и эпитомах, многие из суждений Диона о человеческой природе дошли до нас в отрыве от контекста. Тем не менее в ряде случаев упоминание об этом феномене сопряжено с объяснением исторических событий. Так, борьба между Горациями и Ку-риациями объясняется такими врожденными свойствами человека (емфитоу то!? ау0трыроь?), как «соперничество» (фьХоуеыаа) и желание повелевать другими (ёт0и|мьа Археьу) (II. F. 7. 3). Один из наиболее ярких примеров подражания Фукидиду - это повествование о причинах Первой Пунической войны. Дион проводит различие между поводом (аьт'ьаь, сткнфеь?) и истинными причинами (Н аХг|0еьа) столкновения Рима и Карфагена. К числу последних относится растущее влияние обеих держав, вследствие чего они стали опасаться друг друга и оказались в состоянии войны, как вследствие страха, так и в силу присущей большинству людей жажды постоянно возрастающих приобретений, которая более всего усиливается под влиянием успеха (XI. F. 43. 13; Ср. Thuc. I. 23. 5-6). Причиной многих воен-
ных поражений галлов явилось одно из свойств человеческой природы, суть которого состоит в том, что успех воодушевляет, а неудачи лишают сил (XII. F. 50. 2-3). Устами Катулла Дион говорит, что Марий и Сулла «стали теми, кем они стали» вследствие того, что слишком долго командовали войсками, а человеческая природа такова, что государственный деятель, облеченный властью в течение продолжительного времени, уже не желает соблюдать обычаи предков (XXXVI. 31. 3-4). Активность пиратов в начале 60-х гг. до н.э. также объясняется свойствами человеческой природы (XXXVI. 20. 1).
Можно выделить целый ряд случаев, когда причиной того или иного события Дион считает отдельные качества или совокупность свойств, составляющих основу человеческой природы: своекорыстие (рХеоуеХЫа), тягу к соперничеству (фіХоуеікіа), честолюбие (фіХотіміа), жажду власти (Ет0и|м1а Археьу).
Главная причина начала борьбы между патрициями и плебеями, по мнению Диона, заключается в том, что последние жаждали овладеть землями патрициев, а те в силу «безграничной жажды почестей» намеревались установить полное господство над плебеями (IV. F. 17. 1). В рассказе о событиях 418 г. до н. э. сообщается, что трибуны с консульской властью, побужае-мые честолюбием (фіХотіміа) и тягой к соперничеству (фіХоуеікіа), перестали исполнять свои обязанности коллегиально, и теперь каждый стал заботиться не об интересах государства, а о собственной выгоде. Такое положение вещей, по мнению Диона, имело множество негативных последствий для римлян (VI. F. 23. 4). Именно честолюбием объясняется та настойчивость, с которой римляне боролись с Карфагеном за господство на море (XI. F. 43. 7). Амбициозность (фіХотіміа) и тяга к соперничеству (фіХоуеікіа) лежит в основе конфликта между Тиберием Гракхом и Марком Октавием. Вражда между ними привела к тому, что раздоры и беспорядки охватили весь Рим, парализовав работу органов власти (XXIV. F. 83. 4-8). Честолюбие и жажда власти, присущие Марку Ливию Друзу и Квинту Сервилию Цепиону, приводят к борьбе политических группировок в Риме в конце 90-х гг. I в. до н.э., обернувшейся для Рима общей дестабилизацией политической жизни, наблюдавшейся уже после смерти обоих лидеров (XXIV. F. 96. 1-2). Честолюбие Юлия Цезаря как политика и полководца - это многократно повторяющийся мотив (XXXVII. 37. 1; 52. Щ 56. 5; XXXVIII. 34. 1; XXXIX. 48. 4). Это качество, так же как и жажда власти, движет не только Цезарем, но и Помпеем (XXXVI. 24. 5;
XL. 51. 1). Основная причина битвы при Фарса-ле - это честолюбие обоих лидеров и их желание установить единоличную власть (XLI. 53. 1). После смерти Цезаря уже все активные участники политической жизни стремятся к единоличной власти и порабощению римского народа (XLVI. 34. 4f.). Второй триумвират распадается после битвы при Филиппах, ибо его участники, побуждаемые честолюбием, начинают соперничать друг с другом (XLVIII. 1. 3). Наконец, честолюбие (фьХотьмьа) часто изображается главным мотивом ведения войны и приписывается целому ряду римских полководцев - это Тиберий Семпроний Лонг (Zon. VIII. 24. 4), Гай Фламиний (VIII. 25. 3), Аппий Клавдий Пульхр (XXII. F. 74), Гай Сер-вилий (XXVII. F. 91), Сулла (F. 102. 2) [17, S. 169].
Для выявления представлений Диона о движущих силах истории большое значение имеют несколько пассажей, в которых содержатся рассуждения Диона о причинах перехода от республики к принципату (XLIV. 2. 1-5; XLVI. 35; XLVII. 39. 5; LII. 15. 6 - 16. 1-3)[19]. Все они в некоторой степени повторяют и одновременно дополняют друг друга. Автор ставит римскую республику в один ряд с греческими демократическими государствами, рассматривая ее как «народовластие», основанное на равенстве политических прав всех граждан и всеобщем участии во власти. По мнению Диона, эта форма правления может существовать лишь в относительно небольшом коллективе и только в течение непродолжительного времени, так как быстро вступает в противоречие с определенными неизменными свойствами человеческой природы, к которым в первую очередь относится честолюбие и жажда власти (XLIV. 2. 3). Дион отмечает, что, как только римское государство становится могучей державой, включающей огромные территории, имеющей сложную этническую и социальную структуру, начинается новый период, когда общество оказывается разделенным на противоборствующие политические группировки (LII. 16. 1-2). В этих условиях римляне оказываются перед выбором - либо самоуничтожение, либо поражение от внешних врагов, либо установление единовластия (XLVII. 39. 5). Эти размышления Диона, безусловно, можно было бы вслед за Ф. Милларом истолковать как «общие места», тем более что аналогичные идеи есть у Фукидида (III. 70-85) и Тацита (Tac. Hist. II. 20; 38. 1), если бы не приведенные выше примеры интерпретации Дионом важнейших событий республиканской эпохи, раскрывающие взгляд историка на дан-
ный период. Дион неоднократно демонстрирует, как честолюбие, своекорыстие и жажда власти с нарастающей силой подтачивали и разрушали основы республиканского строя. Перечисленные свойства человеческой природы оказываются в представлении автора важнейшими движущими силами исторического развития. Примечательно, что этот фактор проявляется не только в деятельности отдельных субъектов, но и на уровне коллективного поведения и лежит в основе системных, институциональных изменений в общественно-политическом строе. В этом отношении Диона действительно можно назвать последователем Фукидида, но вместе с тем следует отметить, что в повествовании об императорском Риме концепция единой и неизменной человеческой природы как важнейшего фактора истории практически не прослеживается.
В книгах, посвященных Августову веку, данное понятие упоминается в речах Агриппы (ЦП. 2. 6), Мецената (ЦП. 18. 1, 34. 6-8) и Ливия (LV. 14. 44; 16. 3), которые, по признанию большинства исследователей, отражают представления самого Диона о наилучшем государственном устройстве и основных принципах управления римской державой [20-22]. В остальных книгах, как было упомянуто выше, встречаются лишь единичные случаи, когда понятие «человеческая природа» употребляется для обозначения совокупности мотивов, лежащих в основе действий людей. Безусловно, мы найдем немало упоминаний о таких качествах, как корыстолюбие, честолюбие, жажда власти, но важно учитывать контекст, в котором они приводятся. Например, своекорыстие и алчность приписываются Калигуле (ЦК. 15, 18, 21,
22. 4) и Нерону (LXI. 5. 3-5), честолюбие и жажда власти - Нерону (Ц^П! 22. 22) и Домициану (LXV. 3. 4), но не как проявления универсальной для всех людей природы, а как атрибуты образа «тирана». В данном случае Дион применяет не метод Фукидида, а технику биографического повествования, восходящую к эллинистической историографии [16, с. 46-47; 23-24].
С чем же может быть связан отказ Диона от концепции Фукидида применительно к событиям периода принципата? Вероятно, это в определенной степени связано с тем, что изменился предмет повествования, о чем упоминает сам автор. По словам Диона, «невозможно одинаково повествовать о событиях до и после установления единовластия» (ЬШ. 19. 1) [25]. Действительно, можно согласиться с М. Хозе, что концепция Фукидида была наиболее подходящей для описания кризисных ситуаций [15], равно
как и для объяснения продвижения одного полиса к доминированию над остальными, но, переходя к истории императорского Рима, Дион обратился к реалиям, не имеющим аналогов в классическую эпоху, и, следовательно, автору были необходимы иные методы работы с данным матералом. Важно учесть, что Дион, следуя принципам «прагматической историографии», стремился выступить в роли политического наставника [14, S. 424] и представить собственное видение того, каким должно быть римское единовластие. Следовательно, он был заинтересован не в том, чтобы вскрыть истинную сущность мотивов поведения императоров, а в том, чтобы на исторических примерах продемонстрировать разницу между положительной и отрицательной моделью поведения правителя [26].
Подведем итоги. Повествуя о событиях царского и республиканского периода, Дион следует концепции Фукидида и изображает человеческую природу важнейшим фактором истории, предопределившим такие события, как борьба патрициев и плебеев, первая Пуническая война, реформы Тиберия Гракха, гражданские войны и становление принципата. Вместе с тем в книгах, посвященных императорскому Риму, данная концепция практически не прослеживается. В этой части своего труда Дион широко применяет технику биографического повествования, акцентирует внимание не на общих для всех людей качествах, а на доблестях и пороках римских правителей, стремясь представить парадигмы идеального и тиранического правления.
Работа выполнена при финансовой поддержке РГНФ в рамках научно-исследовательского проекта «”Римская история” Диона Кассия как памятник исторической и политической мысли эпохи позднего принципата: перевод с древнегреческого, научный комментарий, исследования», проект № 07-01-00047а.
Список литературы
1. Adkins A.W.H. From the Many to the One: A Study of Personality and Views of Human Nature in the Context of Ancient Greek Society, Values, and Beliefs. Ithaca, N.Y., 1970.
2. Wilson E.O. On Human Nature. Cambridge, Mass., 1978.
3. Reinhold M. Human Nature as Cause in Ancient Historiography // Reinhold M. Studies in Classical History and Society. Oxford: Oxford University Press, 2002.
4. Guthrie W.K.C. History of Greek Philosophy III. Cambridge, 1969.
5. Kerferd G.B. The Sophistic Movement. Cambridge, 1981. P. 111, 114, 157-158.
6. Rankin H.D. Sophists, Socratics and Cynics. London etc., 1983. P. 99-103.
7. Немировский А.И. Рождение Клио: у истоков исторической мысли. Воронеж, 1986. С. 75-76.
8. Crane G. Thucydides and the Ancient Simplicity: the limits of political realism. Berkeley, 1998. P. 36-71.
9. Rood T. Thucydides: Narrative and Explanation. Oxford, 1998. P. 128f
10. Pedech P. La Methode historique de Polybe. Paris, 1964. P. 59-64, 70-75.
11. Strebel H.G. Wertung und Wirkung des thukydideischen Geschichtswerkes in der griechisch-romischen Literatur. Ph. D. Diss. Munich, 1935. S. 3132.
12. Litsch E. De Cassio Dione imitatore Thucydidis. Diss. Freyburg, 1893.
13. Lintott A.W. Cassius Dio and the History of the Late Roman Republic // ANRW. Вd. II.34.3. (1997). P. 2497-2523.
14. Hose M. Erneuerung der Vergangenheit. Die Historiker im Imperium Romanum von Florus bis Cassius Dio. Stuttgart, 1994.
15. Hose M. Cassius Dio: A Senator and Historian in the Age of Anxiety // A companion to Greek and Roman historiography / ed. by J. Marincola. Blackwell Publishing, 2007. P. 461-467.
16. Millar F. A Study of Cassius Dio. Oxf., 1964. P. 78-111.
17. Kuhn-Chen B. Geschichtskonzeptionen griechischer Historiker im 2 und 3. Jahrhundert n. Chr.: Untersuchungen zu den Werken von Appian, Cassius Dio und Herodian. Frankfurt am Main; Berlin, etc., 2002.
18. Swan P.M. The Augustan Succesion: An Historical Commentary on Cassius Dio’s Roman History, Books 55-56 (9 A.D. - B.C. 14). Oxford, 2004. P. 8-13.
19. Reinhold M. From Republic to Principate. A historical commentary on Cassius Dio Roman history Books 49-52 (36-29 B. C.). Atlanta, 1988. P. 9-11, 215 ff.;
20. Махлаюк А.В., Марков К.В. Историк и вызовы современности: «Римская история» Диона Кассия как памятник исторической и политической мысли III в. н. э. // ВДИ. 2008. № 2. С. 38-56.
21. Смышляев А.Л. «Речь Мецената» (Dio Cass. LII, 14-40): проблемы интерпретации // ВДИ. 1990. № 1. С. 54-66.
22. Kemezis A.M. The Roman Past in the Age of the Severans: Cassius Dio, Philostratus and Herodian. PhD Diss. University of Michigan, 2006. P. 121 ff.
23. Questa C. Tecnica biografica e tecnica annalistica nei libri 53-63 di Cassio Dione // Studi Urbinati. 1957. 31. 1-2. P. 37-53.
24. Pelling Ch. Biographical History? Cassius Dio on the Early Principate // Portraits. Biographical Representation in the Greek and Latin Literature of the Roman Empire / Ed. M. J. Edwards, S. Swain. Oxford, 1997. P. 118 ff.; 135 ff.
25. Кассий Дион Коккейан. «Римская история». Автобиографические фрагменты и свидетельства / Пер. с древнегреч. К.В. Маркова, А.В. Махлаюка. Вступит. статья и комментарий А.В. Махлаюка // Из истории античного общества: Сборник научных
трудов. Вып. 11. Нижний Новгород, 2008. С. 242266.
26. Марков К.В. Концепция идеальной монархии в «Римской истории» Диона Кассия: Автореф. дис... канд. ист. наук. Нижний Новгород, 2007.
HUMAN NATURE AS A FACTOR OF HISTORY IN THE WORK OF CASSIUS DIO
K. V. Markov
Cussius Dio in his «Roman history» frequently refers to human nature, which was considered by him to be the most important factor of historical progress. This approach is typical mostly of the books devoted to the regal and republican periods, while in the rest of his work Dio attracts readers’ attention to virtues and vices of Roman emperors rather than to some universal features of human nature.
Keywords: Ancient Rome; historical thought of the antiquity, factors of history, Cassius Dio Cocceianus.
