CC BY
85
МУЗЫКАЛЬНОЕ ИСКУССТВО
Н. В. Леонова
кандидат искусствоведения, профессор Новосибирская государственная консерватория
ЧАСТУШКА В КОНТЕКСТЕ ВОЗВЫШЕННОГО И ЗЕМНОГО
Жанр частушки в течение длительного времени не привлекал меня ни как собирателя, ни как исследователя. Экспедиционная практика нередко сталкивала с народными исполнителями, знавшими и певшими частушки. Но серьезная запись произведений данного жанра, как правило, всегда оставлялась «на потом», на конец экспедиции, когда больше уже нечего будет записывать. Но поскольку временные и финансовые возможности экспедиции всегда были достаточно скромными, постольку до сколь-либо систематической записи частушек дело не доходило.
Пересмотру моего, прямо скажем, снобистского отношения к частушке способствовали два обстоятельства. Во-первых, случайно услышанная радиопередача, в которой поэт Виктор Боков с восторгом признавался в любви к этому неиссякаемому источнику народного оптимизма и творческой фантазии. Во-вторых, также случайно обнаруженный факт глубокого интереса к частушке со стороны Павла Александровича Флоренского. Показалось крайне неожиданным, что П. А. Флоренский, ученый, религиозный философ, профессор Московской духовной академии, внес значительный вклад в развитие отечественной фольклористики как собиратель именно частушек, опубликовав одну из самых ранних [1] и крупных (968 единиц) коллекций, собранную в пределах локально ограниченного района [2].
Позже к частушкам из собрания Флоренского привелось обратиться при подготовке сообщения «Военная тема в частушках» для выступления в мае 2005 г. на научной конференции. Настоящая статья частично воспроизводит и в некоторой степени развивает материал сообщения.
* * *
В коллективном народном сознании, как и в представлениях отдельных носителей фольклора, присутствует оценочная дифференциация жанров и связанных с ними содержательных сфер. В разных ситуациях основная оппозиция данной дифференциации выражается парами определений (важные и пустяковые, жизненные и смеха ради, правильные и греховные и т. п.), за которыми стоит глубинное подразделение оцениваемых явлений на высокие, обладающие безусловной коллективной ценностью, и низкие, образующие культурную периферию. Отнесение фольклорных явлений/произведений к группе высоких или низких жанров определяет особенности их функционирования. Сама же оценка учитывает наличие в славянской народной культуре двух мировоззренческих систем - дохристианской и христианизированной.
С позиций дохристианских (или внеправославных?) представлений наиболее ценную часть традиционного творчества представляют обрядовые и эпические жанры, концентрирующие коллективную волю и знание. Они связаны с поддержанием жизненных норм и канонов, способствуют решению проблем, связанных с нарушением гармонии мирового порядка. Другой полюс образован необрядовыми жанрами песенно-танцевального и лирического характера. Христианизированное мировоззрение преобразовало данную
оппозицию, оставив в высокой сфере идеологически, нравоучительно насыщенный репертуар, способствующий воспитанию ума и нравственности. Именно эти жанры - старины, баллады и, особенно, духовные стихи - составили основу постового репертуара, отвлекающего человека от греховного начала, очищающего его душу. Обрядовые песни, как явления языческой культуры, пополнили группу низких жанров, способствующих реализации чувственных устремлений.
Частушка - жанр малой формы, сформировавшийся не ранее второй половины XIX века на основе обобщения творческих импульсов фольклорного и профессионального (литературного), крестьянского и городского происхождения, связанных, главным образом, с лирической образностью и песенно-танцевальной сферой бытования. Чрезвычайно популярные и любимые этнофорами коротушки, прибаски, припевки, собирушки, тарадайки в настоящее время все еще находятся на продуктивной стадии своего развития, откликаясь задорным словом на любые мало-мальски заметные явления современной действительности. Но даже самые мастеровитые и азартные народные исполнители частушек, тем не менее, в кругу исполняемых ими песен отводят частушке очень скромное в оценочном отношении место.
Среди причин, определяющих низкую оценку жанра, песенницы чаще называют несерьезность содержания и, как им представляется, относительную легкость складывания и исполнения частушек. Первый «недостаток» коррелируется с оценкой той возрастной группы социума, которая внесла наибольший вклад в формирование тематического стержня и персонажного круга частых песен. Речь идет о молодежи, которая, с точки зрения старших, еще ни работать, ни думать, ни петь толком не умеет. За вторым «недостатком» стоит представление о том, что хорошая песня должна быть обязательно «старинной» песней, которую пели родители, деды, а то и прадеды. Хорошая песня уходит своими корнями в прошлое, она к тому же определяется как долгая, нередко тяжелая в исполнении и правильная, складная. Понятно, что наиболее распространенные виды лирических и озорных частушек этим требованиям не отвечают - и не долгие, и не старинные, и далеко не всегда складные [3]:
А уж про содержание и говорить не приходится: что смеха ради, а что всерьез -не сразу и разберешь.
О легкости сочинения (складывания) частушек тоже как будто можно говорить утвердительно. И напев помогает - один на десяток, а то и сотню припевок, и слова-то можно из разных песен заимствовать и затем разворачивать по смыслу в нужном направлении (и настроении) используемые песенные фрагменты. А дальше - как получится, у кого-то лучше, а у кого-то так себе.
Хорошо было сидеть С милым на завалинке. Каково было гледеть
Што ты, милой, не пришел, Коли я велела? Я всю ночку не спала, Ланпочка горела. (169)
Маминьке в окошечко! (298)
Попритихла балалайка, Стихли гусли звончатые. Жил один петух в деревне И того прикончили. (с. 47)
Вы не бейте, не стреляйте В огороде питушка. Убейте, застрелите Лучше милова друшка. (663)
Што не ветер ветку клонит, Не дубравушка шумит: Мальчик девку-чернобровку В лес за ягодам манит. (185)
Пропадай, моя телега, Все четыре колеса. Догорай, моя лучина, Догорю с тобой и я. (373)
О роли вычленения и трансформации отдельных мотивов традиционных песен в процессе складывания текстов частушек писал С. Лазутин [4]. Однако справедливости ради стоит отметить, что частушек, которые содержат в себе прямые заимствования из песен, в современном репертуаре сохранилось немного. Возможно, этот процесс был более заметным и активным на начальной стадии формирования жанра [5]. Но в целом связи частушек с песенным фондом иного порядка. Не заимствование, а отбор и преобразование наиболее подходящих по характеру содержательных и структурных элементов, создание устойчивых поэтических форм и формул нового жанра. Н. Колпакова по поводу связи частушки и лирической песни замечает: частушка пересказывает образы лирической песни «живее, экспрессивнее, индивидуализируя оттенки эмоций и языковые средства» [6]. Старые темы и образы, заимствованные из песенных текстов, преображаются в новом для них жанровом поле до неузнаваемости. «Частушки... стремятся... в миниатюрной форме монострофы при предельной экономии слов нести сильное и яркое содержание», - писал И. Зырянов [7]. В таком случае, действительно ли частушка - легкий жанр для сочинения, или экспромтное рождение нового гладко скроенного и выразительного текста - сродни творческому озарению поэта?
Многие исследователи в качестве тематических, образных, эмоциональных и поэтических источников частушечного жанра чаще всего называются танцевальные песни и припевки, крестьянские и городские лирические песни. Однако трудно не согласиться с С. Лазутиным, который, размышляя о жанровых свойствах частушки, отмечает, что «в отличие от других песенных жанров фольклора, содержание которых всегда в той или иной мере ограничено определенным кругом тем и образов, тематический диапазон частушек поистине безграничен» [8]. Попробуем найти этому подтверждение и посмотрим внимательнее на частушки, тематика которых выходит за пределы типичного, наиболее характерного сюжетно-образного круга.
В собрании Флоренского, с которого началась поисковая и аналитическая работа автора данной статьи, количественно преобладают любовные частушки, которые собиратель группирует «гнездами» и располагает таким образом, чтобы рассказать терпеливому читателю «историю развития любви» от зарождения и расцвета через сердечные терзания к угасанию [9]. Наряду с любовно-лирическими и «насмешливыми» частушками Флоренский помещает несколько десятков мужских рекрутских (№ 720-783), в порядке следования которых также есть сюжетная логика.
Что-то в поле шевелится. Меленка ворочатся. Меня осенью - в солдаты. Батюшки, не хочется! (721)
Ты играй, играй, двухряточка, Наигрывай-ко-са. Ты гуляй, гуляй, головушка, Нагуливай-ко-са. (730)
Нам недолго погулять Со девчонкам-вольницам: Скоро, скоро забрячит Устра бритва с ножницам. (737)
Каркнул ворон на березе, Свистнул воин на коне. Поминай меня, милая, В чужой-дальной стороне. (761)
Дальнейшее развитие сюжета рассказывается уже женскими голосами (эти частушки рассредоточены среди лирических и страданий).
Мово милова забрили -При печале дом стоит, Два открытые окошка -Ни в которо не глядит. (426)
Увидала из окошка На горе высокой сад. Неужели не дождуся Я милова из солдат? (428)
Не кокуй, кокушка, в лесе На осине проклятой. Сядь на белую березу, Кокуй горькой сиротой. (456)
Из-за лесу, лесу темного, Везут милого застреленного. (230)
Светит месяц над могилой, А в могиле лежит милый. (120)
Женские голоса доводят сюжетную линию до драматической (или элегической) развязки. Перекличка мужского и женского голосов продолжится в военных частушках XX века, что нашло отражение на страницах более поздних по сравнению со сборником Флоренского изданий.
Из сборника В. Бахтина (с предисловием В. Бокова) [10]:
Каркнул ворон на березе, Свистнул воин на коне: - Пропадай, моя головка, На германской стороне!
Как вчера-то вечерочком
Телеграмму принесли, Будто милого убитого В Германии нашли...
В дальневосточном альманахе женский голос одиноко воспроизводит в не вполне совершенных строфах горестные мотивы военного сюжета, актуализированного, увы, современными событиями [11]:
Берут брата во солдаты, А милого на войну. Я по брату плакать буду -По милом с ума сойду.
Хоть каки Кавказски горы Я, девчонка, перешла. Задушевного братишечку Убитого нашла.
Братец пишет письмецо: «Ох, милая сестреночка, При моих глазах убили Твоего миленочка»
Сравнивая частушечные тексты с лирическими строфами Гейне, Флоренский замечает, что «в глубине частушки порою нетрудно разглядеть слезы и боль разбитого сердца; однако как у Поэта, так и у народа эти слезы и эта боль показаны более легкими, нежели они суть на деле» [12]. Действительно, в этих строках нет причетного надрыва, но нет и привычной для частушечного жанра шутливости, «задорной прелести».
О горьком и страшном рассказывается, как и должно, - просто и серьезно. Оказывается, такие образы и такие состояния не исключаются из содержательного «поля» данного вида народного творчества.
В своих размышлениях об эволюции фольклора и месте частушки в этом процессе Флоренский приходит к не вполне ясному заключению о том, что частушка «есть крайний предел того спектра народной песни, начальным пределом которого является былина, историческая песня и духовный стих» [13]. Нетрудно заметить, что все названные Флоренским жанры относятся к числу высоких, что первые из них, былина и историческая песня, связаны, преимущественно, с мужской традицией. В связи с этим обстоятельством именно военная тема, тема борьбы с врагами получила в них наиболее последовательное, хотя и разное по характеру и форме, воплощение. Разработка темы продолжилась в балладах, рекрутских, солдатских и казачьих песнях, в военных песнях ушедшего века и, как видно из приведенных ранее образцов, в частушках.
Но вряд ли чуткий и внимательный собиратель, эволюционно связывая былину и частушку, имел в виду отдельное тематическое звено связующей их цепи. Попробуем определить и другие объединяющие свойства. Прежде всего, обратим внимание на то, что названные Флоренским жанры обладают ярко выраженной познавательной ценностью и направленностью на слушателя, для полноценного исполнения былины или духовного стиха необходимо внимание, сопереживание, реакция публики. Далее отметим значительный идеологический (воспитательный) потенциал жанров, в связи с чем, параллельно с образцами стихийного творчества в процессе развития каждого жанра возникали произведения тенденциозного характера, воплощающие идеологию определенных общественных сил. Исполнение и создание образцов данных жанров способствовало развитию процесса профессионализации (будь то профессионализм в рамках устной традиции или профессионализм нового типа в условиях письменной культуры). Добавим к этому видовую и стилевую неоднородность каждого жанра (фактически, жанрового комплекса), наличие феномена музыкально-поэтической актуализации в условиях изменяющейся, обновляющейся фольклорной среды, а также некоторую автономизацию (самостоятельность) музыкального и поэтического компонентов, распространение политекстовых и типовых напевов.
Представляется, что все отмеченные выше качества в более или менее явной и своеобразной форме присущи и жанру частушки. Частушка - это и поющаяся «газета» и дискуссия на злободневные темы с обязательными оценочными выводами. С многочисленными самодеятельными и профессиональными образцами жанра, призванными воспитывать необходимые для строителя нового общества качества, можно познакомиться на страницах изданных в советский период сборников, многие из этих частушек бытуют в живой исполнительской практике. А реальное бытовое многообразие жанра таково, что можно заключить, что частушка воспроизводит образно-тематические и стилевые параметры (элементы) не отдельных песенных сфер, а современной для нее народной песенной системы в целом.
Подобно песням в частушечном репертуаре можно выделить образцы всеобщего распространения и социально дифференцированные (крестьянские, рабочие, солдатские, колхозные и пр.). Тематический диапазон жанра не содержит ограничений, в нем легко уживаются традиционные образы с новациями, элементы устной и письменной культуры. Долгие (протяжные) и скорые частушки вошли в различные формы бытовой и праздничной жизни социума. Мелодическое же богатство локальных вариантов частушечных напевов, о котором можно судить хотя бы по давно изданному сборнику Н. Котиковой [14], к сожалению, в исследовательском отношении до сих пор до конца не освоено.
Жанр частушки представляет значительный интерес для исследователя не только и, скорее, не столько сам по себе (хотя и в этом отношении он достоин внимания), как
жизнеспособная и продуктивная форма современного фольклора. частушка - уникальный для науки материал в связи с тем, что вся ее жизнь, или значительная ее часть, прошла на глазах у пишущего человека. Письменные материалы и живая певческая практика дают возможность проследить процесс становления и динамику развития жанра, выявить круг его связей и тем самым сделать шаг вперед в понимании сущности исторического движения фольклора в целом.
Литература
1. Флоренский П. А. Собрание частушек Костромской губернии. - Кострома, 1909.
2. Флоренский записывал частушки в 1904-1909 гг. в селе Толпыгино Нерехтского уезда Костромской губернии, в опубликованное собрание вошли частушки 1908 года записи.
3. Основная часть частушечных текстов, приводимых в статье, взята из современного переиздания материалов П. А. Флоренского: Частушки из собрания П. А. Флоренского // Православные священники - собиратели русского фольклора. - М., 2004. - С. 237-412. В скобках указан номер частушки в данной публикации. Ряд образцов заимствован из другого издания: Слово. Фольклорно-диалектологический альманах. - Вып. 1. - Благовещенск, 2003 (в скобках указывается номер страницы).
4. «Многие частушки представляют собой не что иное, как вычленившиеся из традиционных песен отдельные мотивы, получившие затем самостоятельность бытования» (Лазутин С. Русская частушка. - Воронеж, 1960. - С. 48).
5. На общность особого рода песни и частушки обращали внимание первые собиратели и исследователи нового жанра - Е. Елеонская, Д. Зеленин. «Тесная связь частушки со старинными народными песнями вне сомнения: многие частушки - просто отрывки или видоизменения старинных песен» (Зеленин Д. Новые веянья в народной поэзии, с. 7).
6. Колпакова Н. Типы народной частушки // Русский фольклор: Специфика фольклорных жанров. - М.; Л., 1966. - Т. X. - С. 268.
7. Зырянов И. Вариантность частушки как признак ее коллективности // Русский фольклор: Специфика фольклорных жанров. - М.; Л., 1966. - Т. X. - С. 295.
8. Лазутин С. Поэтика русского фольклора. - М., 1981. - С. 76.
9. Кулагина А., Флоренский П. А. // Православные священники - собиратели русского фольклора. - М., 2004. - С. 217-218.
10. Бахтин В. Частушка. - М.; Л., 1966.
11. Слово. Фольклорно-диалектоголический альманах. - Благовещенск, 2003. - Вып. 1. - С. 47.
12. Кулагина А. П. А. Флоренский // Православные священники - собиратели русского фольклора. - М., 2004. - С. 218-219.
13. Там же. - С. 219.
14. Русские частушки / сост. Н. Котикова. - [Л. ], 1956.
Е. В. Панкина
кандидат искусствоведения, доцент Новосибирская государственная консерватория (академия) имени М. И. Глинки
ЖАНРОВАЯ СПЕЦИФИКА ФРОТТОЛЫ
В панораме итальянских песенных жанров второй половины XV - первой трети XVI веков один занимает исключительное положение, по всем параметрам отличаясь от остальных. Речь идет о фроттоле - самом, казалось бы, изученном и, в то же время, самом загадочном жанре, проблема которого до сих пор остается открытой. 126
