CC BY
102
УДК 398.86
Nechaeva T.V., teacher, St. Petersburg National Research University of Information Technologies, Mechanics and Optics (ITMO University)
(St. Petersburg, Russia) E-mail: tuktuk2008@mail.ru
Sizova T.F., senior teacher, St. Petersburg National Research University of Information Technologies, Mechanics and Optics (ITMO University)
(St. Petersburg, Russia) E-mail: sizova_tania@mail.ru
CHASTUSHKA AS THE MOST STABLE GENRE OF RUSSIAN FOLKLORE IN A MULTI-ETHNIC ENVIRONMENT (BASED ON THE MATERIAL OF SONGS COLLECTED IN THE TOWN OF CHUGUCHAK, XINJIANG DISTRICT OF CHINA). The article covers chastushka, a phenomenon of Russian folklore. The research materials are gathered in Xinjiang District (China). The article deals with the problem of existence and preservation of the Russian chastushka genre in a multi-ethnic environment. Based on thematic analysis and analysis of the expressive means of language that are inherent in this genre, the authors conclude that such characteristic features of chastushka as form, shortness, rhythm, ease of transmission and at the same time improvisation and susceptibility to new realities contributed to the stability of this genre even under conditions of a foreign language environment.
Key words: Russian diaspora, foreign cultural influence, Xinjiang District (China), multi-ethnic environment, elosytszu, genre of chastushka, thematic analysis.
Т.В. Нечаева, преп., Санкт-Петербургский национальный исследовательский университет информационных технологий, механики и оптики
(Университет ИТМО), г. Санкт-Петербург, Е-mail: tuktuk2008@mail.ru
Т.Ф. Сизова, ст. преп., Санкт-Петербургский национальный исследовательский университет информационных технологий, механики и оптики
(Университет ИТМО), г. Санкт-Петербург, Е-mail: sizova_tania@mail.ru
ЧАСТУШКА КАК НАИБОЛЕЕ УСТОЙЧИВЫЙ ЖАНР РУССКОГО ФОЛЬКЛОРА В УСЛОВИЯХ ПОЛИЭТНИЧЕСКОЙ СРЕДЫ (НА МАТЕРИАЛЕ ЧАСТУШЕК, СОБРАННЫХ В Г. ЧУГУЧАК, ОКРУГА СИНЬЦЗЯН, КНР)
Статья посвящена исследованию такого явления русского фольклора как частушка. Полевым материалом исследования послужили тексты, собранные на территории округа Синьцзян (КНР). В статье затрагивается проблема существования и сохранности жанра русской частушки в полиэтнической среде. На основе тематического анализа и анализа выразительных средств языка, присущих данному жанру, авторы делают вывод о том, что такие характерные особенности частушки, как краткость формы, ритмичность, лёгкость передачи и одновременно импровизационность и восприимчивость к новым реалиям способствовали устойчивости данного жанра даже в условиях иноязычного окружения.
Ключевые слова и фразы: русская диаспора, инокультурное влияние, округ Синьцзян (КНР), полиэтническая среда, элосыцзу, жанр частушки, тематический анализ.
Изучение традиций русскоязычных диаспор в последнее время стало одним из актуальных направлений фольклористики. Так, например, в начале 2000-х годов вышло немало работ, анализирующих различные стороны жизнедеятельности российской диаспоры в Китае (А А. Забияко, ПВ. Эфендиева 2008; А.А. За-бияко, А.П. Тарасов 2014; А.П. Забияко, С.С. Левошко, А.А. Хисамутдинов 2015; А.А. Забияко, А.П. Забияко, Я.В. Зиненко, Чжан Жуян 2016 и др.) [1].
В связи с этим наше исследование, в первую очередь, посвящено изучению такого явления русского фольклора, как частушка, связанного с самобытностью и сохранением русской диаспоры в полиэтнической языковой среде округа Синьцзян (КНР). Тексты частушек для исследования собраны в г Чугучак (округ Синьцзян), где проживают русские и их потомки. Материалы исследования были предоставлены студентом подготовительного факультета Университета ИТМО (г. Санкт-Петербург) Жэмели Жэхэму, жителем г Чугучак округа Синьцзян (КНР), записанные им совместно с жительницами г Чугучак Еленой Семёновной Поря-диной и Ниной Ивановной Сунь.
Автономный округ Синьцзян является многонациональным регионом, в котором носители русского языка и их потомки уже от смешанных браков живут среди уйгуров, китайцев, казахов. По этой причине «этнографическое изучение русских является не только одной из наиболее важных, но также и наиболее сложных проблем» [2, с. 109].
Целью данного исследования является, прежде всего, фиксация, тематический анализ и анализ языковых средств сохранившихся и вновь появившихся частушек, собранных в русской диаспоре, проживающей в многоязычной среде округа Синьцзян.
Актуальность исследования состоит в том, что, по нашему мнению, фиксация и описание традиционных форм фольклора исторической родины является одним из условий поддержки и сохранения русского языка и национального своеобразия в условиях полиэтнической среды.
Новизна исследования заключается в выявлении изменений, происходящих в данном жанре (прежде всего тематических и языковых) в иноязычном окружении.
Как известно, язык и фольклор представляют собой основополагающие детерминанты сохранения русской идентичности, а частушка, по нашему мнению, представляет собой глубинный синтез языка и народной традиции, позволяющий ей быть до сих пор живучей и устойчивой к инокультурным влияниям, в нашем случае, на территории Китая.
В годы революции и Гражданской войны в России на территорию Китая устремились потоки беженцев. Таким образом, Китай стал пристанищем для россиян, которые оказались по воле судьбы вне своей исторической родины. Русские, пришедшие на чужую территорию, «рассматривали Китай как место, где они смогут переждать трудные времена и вернуться в Россию, когда жизнь там нормализуется, или как некий перевалочный пункт, откуда в дальнейшем
им предстоит вновь пуститься в путь в другие страны и на другие континенты» [3, с. 55]. Некоторые эмигранты не захотели уехать из Китая, а часть из них не смогла по причине известных исторических событий, прежде всего связанных с «культурной революцией». Появились смешанные браки: многие русские женщины вышли замуж за китайцев, но, несмотря на это, они передавали и поддерживали национальные традиции, чаще всего сопровождающиеся фольклором, который, в свою очередь, способствовал сохранению родного языка. Это позволило им сохраниться как особой этнической группе.
В начале 1990-х годов правительство КНР предложило потомкам русско-китайских браков при очередной переписи населения в графу «национальность» написать «русские». Так в стране появилось новое национальное меньшинство. Впоследствии оно вошло в один из официально признанных 56 народов Китая -элосыцзу [4, с. 117]. В Китае их называют китайскими русскими, полукровками. Основным районом проживания элосыцзу на северо-западе Китая считается провинция Синьцзян.
В годы «культурной революции» в Китае и годы противостояния СССР здесь было запрещено говорить по-русски. Именно поэтому с детьми, которые рождались в русско-китайских семьях, по-русски старались не разговаривать. Выросло уже несколько поколений китайских русских, не знающих языка своих предков. Но это не мешает им считать себя частью русской нации и исповедовать православие.
Жизнь китайских русских в изоляции во второй половине 20-го века способствовала консервации их обрядовых традиций, и в то же время они определенным образом трансформировались, китаизировались. Со временем, к сожалению, уйдет из бытования русский язык, многое из русской народной культуры будет безвозвратно утеряно, поскольку молодое поколение всё меньше владеет русским, все больше интегрируется в китайское общество, говоря уже только по-китайски и постепенно утрачивая национальные традиции. Однако старшее поколение китайских русских пока еще продолжает хранить обычаи, язык и традиции (религиозные и фольклорные) своих предков, пришедших на эти земли из России.
Интерес к традиционной русской культуре в КНР сохраняется до сих пор. Китайские средства массовой информации, описывая традиционные русские праздники, отмечают, что баян, гармошка, балалайка, песня и частушка являются непременными атрибутами любого праздника элосыцзу.
Любопытно отметить, что наш иностранный студент, предоставивший нам материал для исследования, Жэмели Жэхэму, житель г Чугучак округа Синьцзян (КНР), не являясь представителем национального меньшинства элосыцзу, но побывав на одном из праздников ещё в подростковом возрасте, был покорён музыкальностью, общностью веселья китайских русских. Жэмели Жэхэму стал собирать частушки, песни, видеоматериалы с посиделок китайских русских, научился играть на гармошке, выучил несколько частушек на русском языке, и
сам стал принимать участие в праздниках и гуляниях, исполняя полюбившиеся песни.
Если говорить о жанре частушки, то зарождение частушки относится к шестидесятым годам XIX века и через два-три десятка лет появляется уже повсеместно сначала в русских деревнях. Название «частушка» первоначально означало короткую, часто исполняемую по определённым случаям игровую и плясовую припевку (в отличие от традиционных русских «протяжных», «долгих» песен). Русские частушки сочетают в себе народный юмор, песни и пляски под простые, легко запоминающиеся стишки, часто придуманные спонтанно, «на скорую руку». Эти весёлые короткие песенки, в виде четырех рифмованных строчек, часто под ритмичную музыку, представляют собой уникальный вид русского фольклорного творчества [5].
В литературе термин «частушка» появился благодаря писателю Глебу Успенскому, который предложил данное наименование при характеристике «новых народных стишков» [6], исполнявшихся деревенской молодёжью на различных праздниках и гуляниях. Со временем слово «частушка» закрепилось в народном обиходе не только среди деревенских, но и среди городских жителей России.
На наш взгляд, фольклорист В.И. Чичеров приводит наиболее ёмкое определение частушки: «Частушка - это короткая, обычно четырёхстрочная, реже двустрочная или шестистрочная песенка, в которой запечатлен какой-нибудь один момент жизни или переживаний человека. Многие частушки, как правильно указывали исследователи, напоминают по своим особенностям моментальный снимок с яркой, типичной жизненной картины» [7, с. 435].
Частушку принято относить к лирическому роду народной поэзии, и по содержанию частушки называют изначально молодежным жанром русского фольклора. По нашему мнению, это не случайно. Частушки создавались преимущественно сельской молодёжью во время гуляний под гармонь, балалайку или без музыкального сопровождения. Разнообразные по своей поэтике тексты частушек могут исполняться на одну и ту же мелодию. В них отражены переживания молодёжи (первоначально деревенской) по поводу любовных взаимоотношений. По словам Соколова Ю.М., «частушки в своем генезисе - явление очень сложное. Теперь на основании уже многочисленных разысканий фольклористов ... можно считать точно установленным, что по форме своей (краткость, рифмованность) частушка - старого происхождения и в своем истоке тесно связана с традиционным творчеством деревни» [8, с. 20].
Изначально пожилые люди относились к этим «песенкам» пренебрежительно и не считали их достойными своего внимания. Но со временем ситуация изменилась. Время шло, молодые старели, но не забывали песен своей молодости. Постепенно частушки стали исполняться среди русского населения Син-дзяна всеми возрастами, а сейчас их поют в основном пожилые жители данного округа, которые получили их «по наследству».
Частушка, по общему мнению, жанр «сиюминутный» - в нем отражаются личные чаяния и переживания сегодняшнего дня: любовные, социальные, политические и т.д. [9]. Ныне в округе Синьцзян среди элосыцзу эта сиюминутность, злободневность частушки утрачена, современные реалии полиэтнического окружения почти не продуцируют массового рождения частушек. Безусловно, тематический диапазон частушек сузился, но основная линия частушек как лирического жанра - «вечная любовная тема», - сохранилась.
Собранные нами частушки демонстрируют многообразие любовных переживаний. Из всего разнообразия тем, которое присутствует при описании
частушек, зафиксированных нами на территории г. Чугучак округа Синьцзян (КНР), в рамках традиционной народной классификации [10], мы выявили следующие.
Измена: (Я любила одного,/А теперь - другого,/Из одной семеечки/Целую на скамеечке. //Девушки после измены/ Все теряют аппетит,/ А у меня после измены,/Всё нежёвано летит).
Переживания при измене: (Подружка моя, /Как тебе не стыдно,/Я любила, ты отбила/Думашь, не обидно.).
«Повторительная любовь»: (Мой миленок в дверь стучал -/Я не открывала./ Он записку написал -/Я не отказала. //Пойдем, миленький, опять/Принесем воды «на ять»,/ Не полюбишь ли, милёнсчек/ По-старому опять. // Колю, Колю застеклю,/ В рамочку заколочу,/ В рамочку заколочу,/ Любовь обратно ворочу.).
Отношение к пересудам и к сплетням: (Я иду, иду, иду,/ Собаки лают на пруду./ Какого черта лаете?/ Ведь вы меня не знаете. // Говорят, говорят,/ Пусть наговорятся./Мои годы молодые/Славы не боятся.).
Предупреждение: (Коля, Коля, Николай,/Мое колечко не ломай./Изломаешь, изобьешь -/Меня замуж не возьмешь.).
Наиболее частотными среди них, по нашему мнению, являются частушки шутливого иронического содержания, доказывающие оптимистическое, а значит, здоровое отношение к жизни. Умение посмеяться над ситуацией и над собой -необходимая составляющая эмоционального здоровья народа, что помогало жить, преодолевая жизненные трудности, связанные, в первую очередь, с существованием в инородной полиэтнической среде.
Особое место среди частушек любовного характера занимают, на наш взгляд, частушки на тему «Любовь без взаимности»: (Говорила я ему/Повторяла часто:/ «Твои карие глаза/Страдают напрасно!» //Я у Коли в коридоре/ Каблуками топала, / Хотя Колю не любила, /Но конфеты лопала. //Я любила тебя, гад,/ Четыре годика подряд./ Ты меня - полмесяца,/И то хотел повеситься). При этом отметим, что здесь наблюдается эмоциональная градация отношения к отсутствию взаимности от шутливого (глаза «страдают напрасно») до «чёрного юмора» («хотел повеситься»), а использование просторечной и сниженной лексики («четыре годика», «лопала», «гад») усиливает её.
В следующих примерах эмоциональная составляющая совершенно другая, связанная с переживаниями и «страданиями при разлуке»: (Ох, сердце болит,/ И под сердцем болит,/ Сидит миленький на корточках,/ Ничего не говорит. // Ох, ельнички,/Да с листочками./ Слезы капали росой, /Бежали ручеёчками).
Уменьшительно-ласкательная суффиксация (миленький, ельнички, листочками, ручеёчками), междометия (Ох), лексические «закреплённые» в фольклоре показатели страдания (сердце болит, слезы капали) подчёркивают глубину любовного переживания.
В данном случае частушка приближается к жанру лирической песни. Каждое из частушечных четверостиший представляет собой художественно законченную песенную миниатюру, в содержании которой трудно что-либо изменить. Особое поэтическое обаяние ей придают выразительные средства, присущие языку русского фольклора. Устойчивость частушки как жанра также способствует сохранности, образности русского языка, которую наследует частушка из более древних фольклорных жанров.
В собранных нами частушках присутствуют такие выразительные средства, как параллелизм, сравнение, метафора, метонимия (синекдоха) олицетворение, антитеза и повторы [11]:
Выразительные средства Примеры Комментарии
параллелизм (природный) Ох, ельнички,/ Да с листочками./ Слезы капали росой,/ Бежали ручеёчками.// На окошке два цветочка:/ Голубой да аленький. /Мой ми-лёночек красив, /Только ростом маленький.// Скоро, скоро троица,/ Земля травой покроется. /Скоро миленький придет,/ Сердце успокоится.// Одну уточку покрыли,/ А друга-то крякала./ Одну девочку посватал,/ А другая плакала. // Ох, какая быстрая/Речка каменистая. / Уважительная я, / Серьёзный милый у меня. Как мы видим, объектом сопоставления в данных примерах являются характерные и наиболее частотные для фольклора природные образы-символы: из мира растений (ельнички, листочки, два цветочка, трава); из мира животных (уточка) и из мира неживой природы (роса, ру-чеёчки, речка, земля).
параллелизм (вещный) На бугре стоит телега,/ В лапти обувается, / Наша пегая кобыла/ Замуж собирается. // Молотилка молотила, / А веялка веяла, / Что мне милый говорил, / Во всё я, дура, верила.// Мой милёнок в дверь стучал - / Я не открывала. / Он записку написал - / Я не отказала. // Коля, Коля, Николай, /Мое колечко не ломай./ Изломаешь, изобьешь - / Меня замуж не возьмешь.// Колю, Колю застеклю, / В рамочку заколочу, / В рамочку заколочу,/Любовь обратно ворочу. // Милый едет на машине,/А я еду на другой./ Милый машет мне фуражкой, / А я лентой голубой.// Пойдем, миленький, опять / Принесем воды «на ять», /Не полюбишь ли, милёночек, / По-старому опять. // По нашим наблюдениям, сопоставление предметно-вещного мира и субъекта частушки (чаще всего - девушки) раскрывает взаимоотношения персонажей: «в дверь стучал ... я не открывала», «веялка веяла ... я, дура, верила», «колечко не ломай . изломаешь . замуж не возьмешь», «в рамочку заколочу ... любовь обратно ворочу» и т.п. Частушки с параллелизмом предметно-вещного мира нам интересны ещё с точки зрения сохранения историзмов (телега, лапти, молотилка, веялка, «на ять»), обозначающих явления, исчезающие или уже исчезнувшие из нашей жизни.
сравнение Чуб как у Ворошилова // Брови черны, как смола// Ну, чистейший сатана! // Стоит милый у ворот, / Широко разинув рот, / И никто не разберет, /Где ворота, а где рот.//Слезы капали росой,/ Бежали ручеёчками. // Сравнения в наших материалах встречаются относительно редко.
метафора
Ох, сердце болит,/ И под сердцем болит,/Сидит миленький на корточках, / Ничего не говорит. // Говорят, говорят,/Пусть наговорятся.// Мои годы молодые / Славы не боятся. // Девушки после измены/ Все теряют аппетит, / А у меня после измены, / Всё нежёвано летит. //
Говорила я ему,/ Повторяла часто: / «Твои карие глаза / Страдают напрасно!» //
Использование метафор, метонимии, олицетворений в частушках элосыцзу также редкое явление, они сохранились только в закреплённых фольклорных формулах: «сердце болит», «годы ... не боятся», «глаза страдают».
олицетворение
На бугре стоит телега, / В лапти обувается, / Наша пегая кобыла / Замуж собирается. // Если курица пройдет, /Так петух с ума сойдет. //
Олицетворение как очеловечивание животных и предметов на нашем материале представлены только в иронично-комическом, даже в гротесковом плане («телега. обувается», «кобыла замуж собирается», «петух с ума сойдет»).
Полюбила летчика,/ Думала летает,/ Прихожу на аэродром,/ А он подметает.// Мой мил постыл./ На печи застыл, /А я его мою/ Ледяною водою.// Я любила тебя, гад,/ Четыре годика подряд. / Ты меня - полмесяца,/ И то хотел повеситься.//
Одну уточку покрыли,/ А друга-то крякала.// Одну девочку посватал, /А другая плакала. //
У меня милёнка два, /В том краю и в этом, / Одного люблю зимой, /А другого летом. //
Милый едет на машине, /А я еду на другой./ Милый машет мне фуражкой,/ А я лентой голубой. //
Пойдем, милая, домой,/ Зорька занимается./ Твоя мамка - ничего, /А моя ругается. // Вася, Вася, я снялася / В белой кофте под ремень, / Не в которой я хотела, / А в которой ты велел. //
Я любила одного,/ А теперь - другого,/ Из одной семеечки/ Целую на скамеечке. //
На нашем материале мы отметили характерные для жанра частушки типы построения антитезы: первые две строчки противопоставлены двум последующим;
антитеза между первыми двумя строками и наблюдается противопоставление внутри второй строки и четвёртой;
антитеза между первой и второй строчкой и между третьей и четвёртой;
на фоне параллелизма противопоставление между третьей и четвёртой строкой;
противопоставление между первой и второй строкой. В данных примерах антитеза реализуется чаще всего при помощи контекстуальных антонимов («думала летает . а он подметает»; «я любила . четыре годика .ты меня - полмесяца»; «покрыли...крякала»; «одну.посва-тал... другая плакала»; «милый едет на машине. я ... на другой»; «машет ... фуражкой. я лентой голубой»; «твоя ... - ничего. моя ругается»; «я хотела.ты велел») и языковых антонимов («в том» - «в этом», «зимой» - «летом», «одного» - «другого»).
Практически во всех частушках используется противительный союз «а» как маркер антитезы.
повторы
Говорят, говорят,/ Пусть наговорятся./ Мои годы молодые / Славы не боятся // Молотилка молотила,/А веялка веяла,/ Что мне милый говорил,/ Во всё я, дура, верила.// Коля, Коля, Николай, /Мое колечко не ломай. /Изломаешь, изобьешь - /Меня замуж не возьмешь.// Колю, Колю застеклю, / В рамочку заколочу, / В рамочку заколочу,/Любовь обратно ворочу. //Ты трепач, ты трепач, /Ты трепач, поэтому /Я такому трепачу/ Трепаться не советую.// Я иду, иду, иду,/ Собаки лают на пруду./ Какого черта лаете?/Ведь вы меня не знаете.// Ты Подгорна, ты Подгорна, / Широкая улица, / По тебе никто не ходит, / Ни петух, ни курица. /Если курица пройдет, /Так петух с ума сойдет. // Вася, Вася, я снялася / В белой кофте под ремень,/ Не в которой я хотела, / А в которой ты велел. // Ох, милка моя, / Милка ласковая, /Все конфеты из кармана/ Повытаскивала. // Ох, ох, не дай бог./ С пекарями знаться, / Руки в тесте, нос в муке, /Лезет целоваться. // Коля, Коля, колистый,/ Человек подбористый, /Если б Коля не родня,/ Полюбила б Колю я. // Девочки! Ура! Ура! / Парней заела мошкара, /Только те осталися,/ Что дустом обсыпалися. //
Многочисленность повторов в частушках свидетельствуют о том, что они были обязательны, потому что часто сопровождались танцевальными движениями (приплясыванием, притоптыванием). Известно, что повторы способствуют ритмизации частушки.
Словообразование (уменьшительно-ласкательная суффиксация)
Милёнок, миленький, миленка два, мой милёночек, мамонька, речка, четыре годика подряд, колечко, ушки на макушке, ягодиночка моя, на окошке два цветочка, аленький, вечерком под уголком, кофточка, в рамочку заколочу, ельнички, с листочками, бежали ручеёчками, из одной семечки, целую на скамеечке, одну уточку покрыли.
Данные примеры говорят о том, что в собранных нами частушках сохраняется традиционная уменьшительно-ласкательная суффиксация. Однако мы не увидели «свежих» словообразований.
Проанализировав языковые средства выразительности, мы можем сказать, что в связи с иноязычным окружением не происходит активного словотворчества, т. е. практически не появляются новые эпитеты и метафоры. Эти средства художественной выразительности остаются в «законсервированном» виде. Но благодаря устойчивости таких основополагающих для жанра частушки художественных средств, как параллелизм, антитеза, сравнение и повторы, частушки пока «выстаивают» даже в «агрессивной» иноязычной среде и всё ещё сохраня-
ют свою эмоциональную и оценочную выразительность, чаще всего в комической и иронической форме.
Отличительной чертой частушек как жанра является высказывание в виде монолога от первого лица, так как это - наиболее удобная форма выражения реакции на происходящее, иногда оценки («я не открывала», «я не отказала», «я ревную», «полюбила лётчика», «не ругай меня мамаша», «как тебе не стыдно», «я без памяти была», «серьёзный милый у меня», «во всё я дура верила»).
Привлечению внимания служат разного рода обращения. Довольно частотными являются обращения к матери с просьбой не ругать: (Мамонька ругается,/ Что люблю китаеца,/ Мама, дело не твое,/ Много денег у него. // Полюбила гармониста,/ Отругала меня мать/ Не ругай меня мамаша,/ Развеселый будет зять. //Не ругай меня, мамаша,/ Что сметану пролила,/Шел Алёшка, мим окошка, /Я без памяти была.) или упрек отцу: (Гармониста я любила,/Не пошла я за него,/Капитала не хватило/папаши моего.).
В частушках часто встречается обращение к подружке - сопернице - это остатки от так называемых «спевов» (группа частушек с единым запевом и темой). Они составляют целый цикл любовных частушек - «Подружка», носящий диалоговую форму и имеющий в основном сатирический характер: (Подружка моя/ У нас миленький один./Ты ревнуешь, я ревную/Давай его продадим. //Подружка моя,/Я уж продавала,/Одна дура подходила,/Три рубля давала. //Подружка моя/Как тебе не стыдно,/Я любила, ты отбила,/Думашь, не обидно.). В них высмеиваются разные стороны взаимоотношений между полами: характеры двух подружек, неверная подружка, уводящая возлюбленного.
Однако стоит отметить, что в отличие от жанра лирических песен в частушках преобладают шутливые, озорные, иронические интенции. Парням достается от девушек и наоборот: Стоит милый у ворот,/Широко разинув рот/ И никто не разберет,/Где ворота, а где рот. // Пошла плясать - доски гнутся,/ Сарафан короткий - ребята смеются.
В собранных нами частушках сохраняются традиционные для данного жанра вокативы по отношению к парню и девушке: «милый», «милёнок», «миленький», «мил»; «милка», «девочка» и поэтичное метафоричное «ягодиночка». Есть обращения относительно нейтральные, например, обращения к парню по имени: «Коля, Коля, Николай», «Алёша», «Вася». Также встречаются вокативы с отрицательной коннотацией: «дура», «гад» и довольно любопытное «шмарочка» с уменьшительно-ласкательным суффиксом от арготизма «шмара» (по данным «Словаря русского арго», возможно, «связано с уголовным «шмара» проститутка, сожительница вора ... или с казацким арготизмом «шмара» любовница» [12]). Например: (Меня милый целовал,/Вечерком под уголком,/Пропиталась моя кофточка/Вином да табаком. // Милый курит папиросу,/Дым пускает на меня./ Сам товарищу моргает-/«Это шмарочка - моя». //Балалайка не моя,/Моя-то дома новая./ Эта шмара не моя, Моя-то чернобровая). Можно предположить, что социальный состав населения округа Синьцзян (КНР) был достаточно неоднородным и, возможно, с присутствием асоциальных элементов, учитывая приграничное расположение данного округа.
Любопытно, что в собранных частушках есть ряд таких, которые демонстрируют шутливое отношение именно к «профессиональным» качествам избранника: (Полюбила летчика/Думала летает,/ Прихожу на аэродром/А он подметает. // Ох, милый мой/Без учения умён,/Посмотрел на кукурузу/ И сказал: «Хороший лен!» // Ох, ох, не дай бог/ С пекарями знаться,/Руки в тесте, нос в муке,/ Лезет целоваться), что говорит о важности деловых качеств молодого мужчины для девушки. Хотя девушки не боятся посмеяться и над своими умениями. Комический эффект достигается в результате использования такого выразительного средства как ирония: насмешка в виде похвалы (Шила милому кисет,/Вышла рукавица,/Меня милый похвалил:/«Какая мастерица!»).
Безусловно, предметом насмешек являются особенности характера, поведения или внешности и ухажеров, и девушек, которые высмеиваются при помощи комического несоответствия (Стоит милый у ворот,/ Широко разинув рот,/ И никто не разберет,/Где ворота, а где рот. //Ох, милка моя,/Милка ласковая,/ Все конфеты из кармана/Повытаскивала. //Пошла плясать-/Доски гнутся,/
Библиографический список
Сарафан короткий -/Ребята смеются. //Я по берегу иду/ Рядом девки маются./ Я беззубую люблю/Она не кусается. // Девочки! Ура! Ура!/ Парней заела мошкара,/ Только те осталися, /Что дустом обсыпалися) и тавтологии (Ты трепач, ты трепач,/ Ты трепач, поэтому/ Я такому трепачу/ Трепаться не советую).
По текстам можно проследить и отзвуки исторических событий России (У моего милого/Чуб как у Ворошилова,/Брови черны, как смола,/Ну, чистейший сатана!), и фрагменты «географии», связанные с оставленными родными местами: (Ты Подгорна, ты Подгорна,/ Широкая улица,/ По тебе никто не ходит,/ Ни петух, ни курица./ Если курица пройдет,/Так петух с ума сойдет. // Ростов-на-Дону/Саратов - на Волге,/ Я ж тебя не догоню-/ У тя ноги долги.). Очень неожиданна в топонимическом отношении частушка о сербиянке на территории Китая: (Из колодца вода льется,/Сербиянка моется,/ «Разрешите, сербиянка,/С вами познакомиться!»).
Краткая форма частушки позволяет этому жанру быстро реагировать на изменения в жизни. Кроме того, в отличие, например, от песни, частушка легко переделывается. Исполнитель старается применить содержание частушки к собственным реалиям. И даже в иноязычной среде Синьцзяна русскими китайцами элосыцзу создаются новые частушки, что представляется нам достаточно редким явлением в иноязычной среде. Частушки на «китайскую» тему - веселая реакция на современность: У меня миленка два,/Два и полагается./ Один в Урумчи уедет,/ Другой здесь останется. // У меня миленка два,/В том краю и в этом,/ Одного люблю зимой,/А другого летом. // Мамонька ругается,/ Что люблю китаеца,/ Мама, дело не твое,/ Много денег у него. Частушек с подобными сюжетами не могло родиться в центре России, поскольку они отражают местные реалии: «в Урумчи уедет» (город Урумчи — городской округ в Синьцзян-Уйгурском автономном районе КНР), «В том краю и в этом» (здесь имеется ввиду Россия - Китай), «люблю китаеца... Много денег у него» (предпочтения в браке).
Частушка как один из жанров устного народного творчества, выражающий представления о плохом и хорошем, о правильном и неправильном, о грустном и весёлом в короткой, ритмичной, юмористической и иронической форме не только сохраняется, но и меняется, а значит, продолжает жить в народном сознании русскоязычного мира, находящегося долгое время в иноязычной, в определённой степени агрессивной по отношению к носителям русского языка, среде.
Возможно, отчасти благодаря устойчивости и сохранности данного жанра элосыцзу, несмотря на значительные ассимиляционные процессы, за более чем полувековую историю полностью не «растворились» среди доминирующего народа.
Проанализировав фактический материал, мы пришли к некоторым выводам. Именно жанр частушки обнаружил свойственную глубинной природе русского фольклора живучесть и гибкость. До сих пор на территории округа Синьцзян бытуют достаточно ранние частушки, которые сохранились от предыдущих поколений и наряду с ними всё ещё появляются новые, отражающие современные реалии.
Таким образом, реализуясь на бытовом уровне, жанр частушки выдержал жёсткое давление иноязычного окружения, «культурной революции», различных жизненных перипетий, связанных с эмиграцией.
Поскольку влияние китайского языка усиливается, а количество носителей русского языка и фольклорных традиций уменьшается, мы считаем, что фиксация и изучение «уходящих» и почти исчезающих жанров содействуют сохранению русскоязычного поля в условиях полиэтнической среды.
1. Забияко А.А., Забияко А.П. Фольклор как основа сохранения русской идентичности в китайской среде (по материалам Трехречья). Emigrantologia Slowian. Vol. 1, 2015: 13 - 25.
2. Забияко А.А., Забияко А.П., Зиненко Я.В., Чжан Жуян. Фольклор русскоязычной диаспоры Трёхречья как основа сохранения этничности. Available at: http:// izvestiageoarh.isu.ru/ru/article?id=178
3. Гутин Ю.И. Русские в КНР Азия и Африка сегодня. 2011; 10: 50-56.
4. Ставров И.В. Элосыцзу - осколок русского мира в Китае (о положении русского этнического меньшинства в КНР). Available at: https://cyberleninka.ru/article/n/elosytszu-oskolok-russkogo-mira-v-kitae-o-polozhenii-russkogo-etnicheskogo-menshinstva-v-knr
5. Селиванов Ф.М. Частушки. Библиотека русского фольклора: в 15 т. Москва, 1990; Т. 9.
6. Успенский ГИ. Новые народные стишки (из деревенских заметок). Полное собрание сочинений: в 14 т. Москва, 1953; T. 12: 45 - 46.
7. Чичеров В.И. Русское народное творчество. Москва: МГУ 1959.
8. Соколов М.Ю. Русский фольклор. Москва: Издательство Московского университета, 2007.
9. Зеленин Д.К. Современная русская частушка. Заветные частушки из собрания А.Д. Волкова: в 2 т. Москва: Ладомир,1999; Т. 2: 459 - 482.
10. Мешкова О.В. О классификации частушек. Вестник Челябинского государственного университета. 2001; Т. 2, № 1: 102 - 104.
11. Кулагина А.В. Поэтический мир частушки. Москва: Наука, 2000.
12. Шмара. Словарь русского арго. Available at: https://russian_argo.academic.ru/15263
References
1. Zabiyako A.A., Zabiyako A.P. Fol'klor kak osnova sohraneniya russkoj identichnosti v kitajskoj srede (po materialam Trehrech'ya). Emigrantologia Slowian. Vol. 1, 2015: 13 - 25.
2. Zabiyako A.A., Zabiyako A.P, Zinenko Ya.V., Chzhan Zhuyan. Fol'klor russkoyazychnoj diaspory Trehrech'ya kak osnova sohraneniya 'etnichnosti. Available at: http:// izvestiageoarh.isu.ru/ru/article?id=178
3. Gutin Yu.I. Russkie v KNR. Aziya iAfrika segodnya. 2011; 10: 50-56.
4. Stavrov I.V. 'Elosyczu- oskolokrusskogo mira v Kitae (opolozheniirusskogo 'etnicheskogo men'shinstva vKNR). Available at: https://cyberleninka.ru/article/n/elosytszu-oskolok-russkogo-mira-v-kitae-o-polozhenii-russkogo-etnicheskogo-menshinstva-v-knr
5. Selivanov F.M. Chastushki. Biblioteka russkogo fol'klora: v 15 t. Moskva, 1990; T. 9.
6. Uspenskij G.I. Novye narodnye stishki (iz derevenskih zametok). Polnoe sobranie sochinenij: v 14 t. Moskva, 1953; T. 12: 45 - 46.
7. Chicherov V.I. Russkoe narodnoe tvorchestvo. Moskva: MGU, 1959.
8. Sokolov M.Yu. Russkij fol'klor. Moskva: Izdatel'stvo Moskovskogo universiteta, 2007.
9. Zelenin D.K. Sovremennaya russkaya chastushka. Zavetnye chastushki iz sobraniya A.D. Volkova: v 2 t. Moskva: Ladomir,1999; T. 2: 459 - 482.
10. Meshkova O.V. O klassifikacii chastushek. Vestnik Chelyabinskogo gosudarstvennogo universiteta. 2001; T. 2, № 1: 102 - 104.
11. Kulagina A.V. Po'eticheskij mir chastushki. Moskva: Nauka, 2000.
12. Shmara. Slovar'russkogo argo. Available at: https://russian_argo.academic.ru/15263
Статья поступила в редакцию 14.03.19
УДК 882
Spiridonova G.S., Cand. of Sciences (Philology), senior lecturer, Krasnoyarsk State Pedagogical University n.a. V.P. Astafiyev (Krasnoyarsk, Russia),
E-mail: spigal73@mail.ru
ABOUT PSYCHOLOGISM IN CHILDREN'S LITERATURE (ON THE EXAMPLE OF RUSSIAN LITERARY TALE). The article briefly describes the history of disputes about psychologism in children's literature and discusses some of the features of the image of a person's inner life in a Russian literary tale. Analyzing the works of Yu. Olesha, A.N. Tolstoy, A. Sharov, S. Рто^^а, and others, the author comes to the conclusion that in texts for children, preference is given to an image of more or less defined, understandable states of the soul and mind. It is not the complexity of the feeling that is emphasized, but its intensity and the strength of its external manifestation, which is often exaggerated. The analyticity is minimized: feelings, as a rule, are called openly or transformed into verbal pictures using special techniques (materialization, realization of metaphors, personification). This allows calling the psychologism of a literary tale visual.
Key words: children's literature, child reader, literary tale, psychologism, psycho-poetics.
Г.С. Спиридонова, канд. филол. наук, доц., Краноярский государственный педагогический университет им. В.П. Астафьева, г. Красноярск,
E-mail: spigal73@mail.ru
О ПСИХОЛОГИЗМЕ ДЕТСКОЙ ЛИТЕРАТУРЫ (НА ПРИМЕРЕ РУССКОЙ ЛИТЕРАТУРНОЙ СКАЗКИ)
В статье коротко излагается история споров о психологизме в детской литературе, а затем рассматриваются некоторые особенности изображения внутренней жизни человека в русской литературной сказке. Анализируя произведения Ю. Олеши, А.Н. Толстого, А. Шарова, С. Прокофьевой и др., автор приходит к выводу о том, что в текстах для детей предпочтение отдаётся изображению состояний более или менее определённых, ясных. Акцентируется не сложность чувства, а интенсивность его переживания и сила внешнего проявления, которая часто преувеличивается и утрируется. Аналитичность сведена к минимуму - чувства, как правило, открыто называются, либо с помощью специальных приёмов (овеществления, реализации метафор, персонификации) преобразуются в словесные картинки. Это позволяет назвать психологизм литературной сказки изобразительным или наглядным.
Ключевые слова: детская литература, читатель-ребёнок, литературная сказка, психологизм, психопоэтика.
Психологизм, то есть достаточно полное, подробное и глубокое изображение человеческих чувств, мыслей и переживаний считается родовым признаком искусства слова. На материале классических текстов русской литературы от «Жития протопопа Аввакума» до Толстого, Достоевского и Чехова создано и создаётся по сей день немало серьёзных научных трудов о психологизме [1; 2; 3; 4]. Выстраивается его типология, раскрывается историческая динамика, описывается арсенал художественных средств и приёмов. На стыке психологии, литературоведения и лингвистики образовалось даже особое научное направление - психопоэтика.
Применительно к русской детской литературе вопрос о психологизме ставился неоднократно и решался не всегда однозначно. В 1938 году А.С. Макаренко пишет, что психологизм есть нежелательное и лишнее качество литературы для детей. Читателю-ребёнку, по его мнению, нужен простой и ясный сюжет при запутанной фабуле, психологизм же «обязательно усложнит и остановит движение действия» [5, с. 189].
В 1960-е гг. на страницах журнала «Детская литература», сборника «Детская литература» и др. развернулась бурная дискуссия, в рамках которой обозначились две крайние позиции: одни доказывали правомерность психологизма в литературе для детей (Н. Банк, А. Назаренко, Л. Разгон, Ф. Светов), другие сомневались, что он необходим, ведь тогда детей придётся посвящать в сложные трагические ситуации и драматические конфликты (В. Перелишина, В. Руденко). В 1979 году О.М. Шведова уже констатирует широкое распространение детской психологической прозы и рассматривает её «как одно из самых плодотворных направлений в области детской книги» [6, с. 37].
В итоге был сделан, наконец, вывод, что психологизм является важнейшим и показательным свойством произведений для детей (Л.П. Долженко, И. Лагу-новский) и что само появление детской литературы связано с признанием самоценности детства, то есть с пониманием качественных отличий психологии ребёнка от психологии взрослого. Этот новый подход необходимо повлёк за собой изображение ребёнка с точки зрения самого ребёнка, с позиций детской логики, «представленной в противоречивом единстве ума и чувства, находящихся в стадии формирования» [7, с. 12].
Во-первых, эти споры о психологизме разворачивались главным образом вокруг книг для подростков и юношества и практически не затрагивали текстов, адресованных младшим детям, во-вторых, обсуждалось прежде всего содержание литературных произведений, то есть их тематика, проблематика и идейный мир, а вовсе не техника психологического письма. Собственно приёмов и способов раскрытия «внутреннего человека» эти споры почти не касались. А вопрос о способах и приёмах важен и интересен вот по какой причине.
Как заметила О.Б. Золотухина, поэтика психологизма (психопоэтика) «связана с заданной автором моделью коммуникации». Например, если писатель
рассчитывает на психологически осведомленного и нравственно состоятельного читателя, он может прибегать к недомолвкам, намёкам, подтексту (как Тургенев или Чехов), говорить с читателем достаточно сложным специфическим языком (как Лермонтов или Толстой), а может даже ссылаться на передовые достижения психологической науки (как делал иногда Достоевский) [8].
Человека 5 - 11 лет нельзя назвать ни эмоционально компетентным, ни психологически осведомлённым. Недомолвки и намёки возможны в общении с ним только в тех ситуациях, которые ему хорошо знакомы. В силу небольшого жизненного опыта ребёнок не всегда правильно понимает чужие переживания и не всегда точно сознаёт собственные эмоции, он часто не способен выразить своё эмоциональное состояние, потому что просто не знает, с помощью каких слов это можно сделать. Передовые достижения психологической науки ему неведомы и недоступны.
И в то же время мир ребёнка - это мир чувств и интенсивных переживаний. Его эмоциональная сфера развита сильнее, чем сфера логического мышления, он эмоционально отзывчив на происходящие события, и всё его восприятие, воображение, умственная и физическая деятельность эмоционально окрашены. Следовательно, текст, обращенный к ребёнку, не может быть эмоционально пустым и «сухим». Он должен содержать в себе не только ценную информацию и полезное наставление, но и «пищу для души». Поэтому перед детским писателем стоит довольно непростая задача: создать насыщенный переживаниями текст для читателя, «жадного» до этих переживаний, эмоционально активного, но недостаточно компетентного в эмоциональном отношении.
Попытаться понять, какими средствами и способами решается эта задача в детской литературе логичнее всего на текстах, заслуживших популярность в детской среде, «проверенных временем». Поэтому в круг нашего исследования включены литературные сказки А.Н. Толстого, Ю. Олеши, Л. Пераскиной, С. Прокофьевой, А. Волкова, А. Шарова, Н. Носова, Э. Успенского, Ю. Коваля, А. Усачёва. В единичных случаях в качестве иллюстраций привлекаются также тексты европейских авторов - родоначальников сказочной традиции в литературе.
Под детской литературной сказкой, учитывая всё разнообразие известных определений, мы понимаем произведение, адресованное детской аудитории, в котором вымысел основан на том, что обычной логикой объяснить нельзя (например, на волшебстве или гротеске) [9; 10]. В литературной сказке достаточно определённо выражена категория автора и то, что называют «игровым началом». Относительно новая традиция этого жанра соединяется «с идущей от давних времён традицией игровой карнавальной перестройки мира» [11, с. 51 - 52]. Игровое начало заметно и в повествовательной структуре, и в хронотопе, и в ассоциативном фоне, и в интонационно-речевой организации. Эта особенность обеспечивает жанру популярность в детской среде, поскольку ребёнок - человек
