CC BY
118
Вестник ПСТГУ III: Филология
Храпко-Магала Мария Валерьевна Научная библиотека МГУ им. М. В. Ломоносова [email protected]
2015. Вып. 4 (44). С. 50-65
Частица де в истории русского делового языка конца XVII-XVIII вв.1
М. В. Храпко-Магала
В статье рассматривается бытование частицы де в истории русского делового языка конца XVII—XVIII вв. Исследование проводится на материале документов, относящихся к государственному делопроизводству (судебно-следственных и распорядительных) и частно-деловой корреспонденции. Отмечаются различия в употреблении частицы де как в зависимости от типа документа, так и от времени его составления.
На протяжении длительного периода частица де широко использовалась в деловой письменности при передаче чужой речи, то есть являлась элементом, вводящим пересказывательные конструкции2. Изучение чужой речи в исторических текстах в последнее время пользуется заслуженным вниманием исследователей3. Данная статья посвящена рассмотрению частицы де в русском деловом языке конца XVII—XVIII вв. в контексте передачи чужой речи4.
1 Работа выполнена в рамках гранта Президента РФ для поддержки молодых российских ученых (номер гранта МК-4924.2015.6).
2 См., например: Козинцева Н. А. Типология категории засвидетельствованности // Эвиденциальность в языках Европы и Азии: Сб. ст. СПб., 2007. С. 13—46; Она же. Косвенный источник информации в высказывании // Эвиденциальность в языках Европы и Азии: Сб. ст. СПб., 2007. С. 85—103; Арутюнова Н. Д. Показатели чужой речи в русском языке: де, дескать, мол // Человеческий фактор в языке: Коммуникация, модальность, дейксис. М., 1992. С. 42-52.
3 См.: Савельев В. С. Авторские принципы организации прямой речи персонажей «Повести временных лет» // Вестник Московского университета. Сер. 9: Филология. 2009. № 1. С. 114-120; Савельев В. С. Речевое поведение князей «Повести временных лет» в сходных ситуациях // Там же. № 2. С. 9-24; Новак М. О. Цитирование Посланий Апостолов в русской гомилетической литературе XVIII в.: традиции и новации // Историческая и социально-образовательная мысль. 2013. № 6 (22). С. 189-191; Кислова Е. И. «Чужая речь» в пьесах конца XVII — первой половины XVIII века // Beitraege der Europaeischen Slavistischen Linguistik (POLYSLAV) 14. Muenchen; Berlin, 2011. P. 108-117 и др.
4 Эвиденциальность рассматривалась исследователями на материале различных языков. Об этом см.: МакарцевМ. М. Категория эвиденциальности в пространстве балканского текста: (на материале болгарского, македонского и албанского языков). Автореф. дис. ... канд. филол. наук: 10.02.03. М., 2010; Makartsev M. Towards a Systemization of Common Balkan Lexical Evidential Markers // Slovene. 2012. № 1. S. 27-51; Topadze Gäumann М. The Expression of Evidential-ity between Lexicon and Grammar. A Case Study from Georgian (URL: http://journals.dartmouth. edu/cgi-bin/WebObjects/Journals.woa/xmlpage/l/article/392?htmlAlways=yes (дата обращения 21.05.2015); Kehayov P. Interactions between grammatical evidentials and lexical markers of epistem-
Существуют два полярных взгляда на характер частицы де в деловом языке этого периода. Некоторые ученые объясняют употребление данного элемента в языке деловой письменности характером зафиксированного на письме разговорного языка. «В подобных текстах повествование нередко ведется от первого лица, иногда первое лицо сменяется третьим и наоборот, отмечается употребление частицы де, характерной для устной речи»5, — пишет С. И. Котков во введении к «Памятникам московской деловой письменности XVIII века». Другие исследователи видят в де маркер, который на письме XV—XVIII вв. отмечал введенную чужую речь (по этой причине к частице де также часто применяют термины ксеномаркер и ренарративный маркер), то есть являлся в первую очередь атрибутом письменной традиции6. Одной из целей нашего исследования является попытка установить, к какому стилю речи — официально-деловому или разговорному — относился данный элемент в конце XVII—XVIII вв. Кроме того, мы попробуем проследить, зависит ли использование частицы де от типа предложения (бессоюзного или сложноподчиненного), в котором она использована. О. В. Никитин в исследовании, посвященном истории деловой письменности, так пишет о появлении этой частицы в период XVI—XVII вв.: «Показательно, что в посольской переписке для придания разговорного (а значит, надо полагать, документального) характера употребляется частица де, ставшая непременным атрибутом утилитарной письменной культуры»7. Подобная же точка зрения представлена в «Словаре русского языка XVIII века»: «Де, частица. Прост. употр. при передаче чужих слов»8. В нашей статье мы постараемся подробнее описать функционирование этой частицы, приведем широкие варианты контекстов, в которых она употреблялась, и проанализируем их.
1. «Чужая речь» в официально-деловом стиле речи
Включение чужой речи в деловой документ отмечается как одна из особенностей деловой письменности исследуемого периода. Мы обратились к тем типам делового документа, в которых подобные включения возникают наиболее часто: это судебно-следственные и распорядительные документы, относящиеся к официальному государственному делопроизводству, а также частно-деловые
icity and evidentiality: a case-study of Bulgarian and Estonian // LexikalischeEvidenzialitats-Marker in slavischenSprachen / Plungian V., Wiemer B., eds. Wiener Slawistischer Almanach, Sonderband 72. München; Wien, 2009. S. 165-201.
5 Памятники московской деловой письменности XVIII века / Под ред. С. И. Коткова. М., 1981. С. 5.
6 См.: LazarM. The Evidentiality Marker de(i) in the History of Russian // Societas Lingüistica Europaea. 2010. Vilnius University 2-5 September. Vilnius, 2010. S. 128-129.
7 Никитин О. В. Деловая письменность в истории русского языка (XI-XVIII вв.): Лингвистические очерки. М., 2004. С. 108.
8 Словарь русского языка XVIII века. Вып. 6. Ленинград, 1991. С. 62. Словарь русского языка XI-XVII вв. (М., 1975) говорит о существовании наряду с частицей де частицы дли. Одни из последних случаев ее употребления отмечаются в начале XVII в. См. подробнее: Копотев М. В. Эволюция русских маркеров ренарратива: синтаксис или лексика? // ACTA LINGÜISTICA PETROPOLITANA. Русский язык: грамматика конструкций и лексико-семантические подходы. СПб., 2014. Т. 10. Ч. 2. С. 712-740.
тексты9. Первые два типа текстов были созданы профессиональными приказными, а затем и конторскими писцами, в то время как авторы частной корреспонденции не являлись профессионалами в области делопроизводства и имели разный уровень образования. Поэтому можно предположить, что некоторые из рассмотренных нами частных писем отражали ситуацию, характерную для живого разговорного языка, или показывали распространенность частицы де за рамками «профессионального» официально-делового стиля.
2. Структура «чужой речи» в деловом документе
В рассматриваемых судебно-следственных документах текст, включающий «чужую речь», имел сложную многоуровневую структуру. Это происходило в первую очередь потому, что документ воспроизводил речь не только самого доносителя (допрашиваемого), но и, как правило, включал речь других участников ситуации, воспроизведенную допрашиваемым.
Попробуем разделить текст, чтобы лучше представить возможную структуру документа. В исследуемых нами текстах можно выделить несколько уровней:
Макроуровень — это уровень писца-канцеляриста, который сообщает о том, что фиксирует речь доносителя. То есть весь последующий текст, составляющий основную часть документа, принадлежит одному человеку (доносителю), слова которого записаны писцом.
Подуровень 1-го порядка представляет собой речь цитируемого третьего лица. Этот уровень может включать множество других подуровней, представляющих собой воспроизведенную доносителем речь других участников событий, также возможно воспроизведение собственной речи доносителя, произнесенной им в момент происшествия событий (то есть самоцитирование). Если воспроизводится речь нескольких людей, каждое такое цитирование может быть рассмотрено как отдельный подуровень 1 порядка.
Возможно также появление подуровня 2-го или даже 3-го порядка, представляющего собой ссылку цитируемого участника на еще один косвенный источник, то есть цитирование другого источника.
Упрощенно такую структуру можно представить так:
• макроуровень доносителя
• подуровень 1-го порядка — уровень цитируемого участника
• подуровни 2-го, 3-го... порядка — уровни письменного или устного источника, передаваемого цитируемым участником.
В качестве иллюстрации подобной структуры можно привести следующий пример:
...Мишка Ананьин сказал за собою слово: в прошлом де 1699 г. его ж Петров человек Ивашко Сергеев сказывал ему, Мишке, за собою г. слово такое:
9 См.: Руднева С. Ф. К вопросу о жанровой классификации старорусской деловой письменности // Русский язык: система и функционирование (к 70-летию филологического факультета): Сб. материалов IV Междунар. науч. конф., г. Минск, 5—6 мая 2009 г. Минск, 2009. Ч. 1. С. 95-99.
Подуровень 1 Петрова де жена Авдотья еретица <...> ходила в Преображенское <...> говорила де она Авдотья:
Подуровень 2 сколь де скоро на г. след ту землю выльем.1
Таким образом, макроуровень — высказывание Мишки Ананьина; подуровень 1 — речь Ивашки Сергеева; подуровень 2 — речь Авдотьи.
В данном примере на каждом уровне встречается показатель чужой речи (ксеномаркер) — частица де, которая располагается в первой синтагме введенной речи.
Необходимо отметить, что данная частица является эпистемически нейтральной, она не выражает сомнений говорящего в достоверности или недостоверности факта, о котором идет речь, именно поэтому она способна появляться на любом уровне высказывания, в том числе при самоцитировании: она призвана лишь маркировать факт передачи информации с чужих слов или из какого-то письменного источника, не внося никаких дополнительных смысловых оттенков.
3. Частица де в официальном государственном делопроизводстве
Анализ судебно-следственных документов был проведен нами на материале дел, опубликованных в издании Н. Новомбергского «Слова и Дела Государевы...»11. Каждое дело представляет собой запись допросов показаний определенного лица. Такие допросы записывались от третьего лица; форма их представления трактуется исследователями как косвенная речь12.
Примером распорядительных документов нам послужили документы из «Полного собрания постановлений и распоряжений по ведомству православного вероисповедания...»13. Они представляют собой распоряжения, предписывающие исполнение какого-либо решения. Основной текст таких документов состоял из двух частей: констатирующей и распорядительной14. В констатирующей части излагались причины и основания, которые привели к изданию доку-
10 Новомбергский Н. Я. Слово и Дело Государевы: (Материалы). Т. 2: Приложение: Колдовство в Московской Руси XVII столетия. М., 2004. С. 17. Здесь и далее все цитаты приводятся в упрощенной орфографии и с сохранением пунктуации, введенной публикатором.
11 Новомбергский Н. Слово и Дело Государевы: Процессы до издания Уложения Алексея Михайловича 1649 года. Т. 1. М., 1911.
12 См.: Гауч О. Н. Жанровое своеобразие судебно-следственных документов в делопроизводстве второй половины ХУШ века (на примере материалов Тобольского филиала государственного архива Тюменской области) // Научный диалог. 2014. № 9 (33). С. 16—19.
13 Полное собрание постановлений и распоряжений по ведомству православного исповедания Российской империи: 6 ноября 1796 г. — 11 марта 1801 г. Петроград, 1915; Полное собрание постановлений и распоряжений по ведомству православного исповедания Российской империи: В 10 т. Т. 9: Царствование государыни императрицы Анны Иоанновны: 1735—1737 гг. СПб., 1905; То же. Т. 4: Царствование государыни императрицы Елизаветы Петровны; царствование государя императора Петра Федоровича: 1753 — 28 июня 1762гг. СПб., 1912.
14 См.: Гауч О. Н. Жанровое своеобразие организационно-распорядительных документов деловой письменности ХУШ века (на материале ТФГАТО) // Научный диалог. 2013. № 5 (17). С. 223.
мента, в распорядительной следовало само постановление, которое необходимо было выполнить. В констатирующей части была распространена передача чужой речи, так как излагались точки зрения нескольких сторон (в том числе было возможным цитирование письменного источника).
В рассматриваемых нами текстах конца ХУП—ХУШ вв. сообщение может быть оформлено не только как главная часть сложноподчиненного предложения с придаточным изъяснительным, но и бессоюзной конструкцией. Причем последняя превалирует в конце XVII — начале XVIII в., например:
«И царевна де ей, Дарье, сказала: "ныне де не то время; полно, не надобно нам клады"»15.
Бессоюзная конструкция и отсутствие изменений дейктических слов свидетельствуют о том, что перед нами не косвенная, а несобственно-прямая и прямая речь. Таким образом, распространенное мнение о том, что показания в судебно-следственных документах передаются в форме косвенной речи, не является полностью справедливым. Особенно ярко это видно в примерах, представленных ниже:
«И она де, Марья, молвила: "пошто де Домку к Костроме чорт носил, ты де про то ведаешь или нет". И он де, Савка, сказал: "я де про то не ведаю"»16;
«И в то время тот Григорий ему, Ивану, угрожал словами: "я де тебе это отмщу, дашь де ты мне и 4 дрозда"»17.
Также интересным представляется тот факт, что совершенно по-иному распределяется частотность способов оформления косвенной засвидетель-ствованности по сравнению с ситуацией в современном русском языке. Так, исследование М. Ю. Григоренко18 показало на материале современного языка, что сложное предложение с придаточным подчинительным (косвенная речь) является ядерным способом оформления семантики пересказывательности, а бессоюзные сложные предложения относятся к периферийным способам выражения пересказывательности. Однако анализ языка деловых судебно-следственных документов показывает отличные результаты. Для документов этого типа мы можем говорить о более равномерном соотношении использования двух способов оформления чужой речи — бессоюзного предложения и сложноподчиненного предложения с придаточным изъяснительным — с некоторым преобладанием бессоюзного способа передачи чужой речи. Мы это связываем в первую очередь с необходимостью фиксации чужой речи в больших масштабах. При передаче чужой речи, представляющей собой часто достаточно объемный текст размером от нескольких предложений и более, включающей в себя много других голосов, необходимость введения (а также маркирования) речи с помощью изъяснительного союза что снижается. Возможно, это происходит по той причине, что одного союза оказывается недостаточно,
15 Примеры 1—2 см.: Розыск о колдовстве, 1690 г. // Слова и дела... С. 4.
16 Там же.
17 Государево слово, 1719 г. // Слова и дела. С. 105.
18 Григоренко М. Ю. Функционально-семантическое поле эвиденциальности в современном русском языке (URL: http://cheloveknauka.com/funktsionalno-semanticheskoe-pole-evidentsial-nosti-v-sovremennom-russkom-yazyke (дата обращения 10.05.2015)).
часто клаузы с глагольной вершиной, а иногда и более сложные предложения, представляющие чужую речь, требуют еще какого-то маркирования, которое достаточно часто осуществляется с помощью частицы де, реже частицей или союзом будто. На макроуровне введение первых клауз чужой речи может быть оформлено как с помощью союза что, так и без него, причем в последнем случае может также и отсутствовать маркер чужой речи де. Однако далее с большой долей вероятности он появляется.
Следующий пример иллюстрирует ситуацию высказывания, оформленного сложноподчиненным предложением с придаточным изъяснительным:
«...сказал, что есть за ним, Никапором, государево дело, и он де Алексей велел ему явиться кн. Ф. Ю., и по тем де его Алексеевым словам он, Никапор, и явился кн. Ф. Ю...»19.
Здесь мы видим один факт говорения и несколько клауз, к нему относящихся. Первая клауза присоединяется с помощью изъяснительного союза что, формируя таким образом стандартную конструкцию косвенной речи, при этом две следующие клаузы такого союза не имеют, однако имеют частицу де, которая и лексически, и формально относит их к факту говорения.
Необходимо также отметить случаи, когда в деловых документах изъяснительный союз что и ксеномаркер де выступали в рамках одной клаузулы:
1. «И они де И[вашка] с товарищи сказали, что едут де они к Москве с зельем, для чего их посылают»20.
2. «...подал за рукою челобитную тот вышепомянутый прапорщик Абрам Огурцов, что де он, Петр, будучи у него на дворе, учал резать кур его.»21.
3. «А на очной ставке Марья сказала про то, что старица доводит на попа, он, Василий, ей Марье, не говаривал; а что де царевна сказала, будто велела она ей, Марье, по него, Василья, послать по ея Марьину письму, что сказывал он, Василий, о доводе старицы на того попа, и она де Марья о том к ней, царевне, не писывала.»22.
Однако в одних подобных случаях положение частицы де было более свободным (пример 1), в других случаях де крепилась непосредственно к союзу что (примеры 2 и 3), образуя таким образом сочетание что де.
Можем ли мы в данном случае говорить о формировании союза что де? На данном этапе развития языка это сочетание используется, но во многих случаях частица де оказывается более свободной и не связанной с союзом, как, впрочем, и союз что, вводящий косвенную речь, часто выступает без данной частицы. Изменения в письменном языке, произошедшие в XVIII в., оказали значительное влияние на судьбу частицы де в письменном языке, исключив гипотетическую возможность широкого распространения в более позднее время что де в качестве союза.
Как уже было сказано выше, в качестве показателя чужой речи может выступать также изъяснительный союз будто. Н. А. Козинцева пишет о лексической
19 Дело об иеромонахе. 1708 // Слова и дела. С. 167.
20 Грамота о высылке в Москву. 1699 г. // Там же. С. 15.
21 О душевной болезни. 1694 г. // Там же. С. 7.
22 Там же. С. 6.
нагруженности союзов что и будто: «Союзы в сложноподчиненном предложении выражают отношение говорящего к достоверности сообщаемого»23. При этом получается, что союз что охарактеризован как нейтральный, а союз будто — как снижающий достоверность высказывания.
В примере 3 союз будто вводит речь царевны Екатерины Алексеевны, однако это не макроуровень высказывания, так как речь царевны приводит в своих показаниях допрашиваемая Марья Протопопова. Таким образом, речь царевны получается подуровнем высказывания Марии Протопоповой. Почему союзом будто маркировано высказывание царевны в речи Марии Протопоповой? Деловой язык стремится к максимальной точности, простоте и однозначности выражений. Допрашиваемую женщину спрашивают, писала ли она письмо царевне. Мария Протопопова — непосредственный участник событий, они ей хорошо известны. Мария Протопопова приводит слова царевны (они введены союзом будто) о письме и опровергает их как ложные. В данном случае союз будто употреблен для того, чтобы еще раз маркировать факт «написания Марьей Протопоповой письма царевне» как известный с чужих слов и недостоверный.
В следующем примере будто12 употреблены аналогично примеру 3, однако будтоявляется частицей, а не союзом:
«...а в роспросе о письме <...> показал, будто писал с его Григорьевых слов, и будто2 от малолетства не выразумел, что называется монарх, так ж и других слов будто3 в том письме он, Иван, не писал.»24.
Таким образом, основываясь на представленных выше примерах, мы можем говорить о том, что пересказывательный маркер будто оказывается активным. Нами отмечено использование его в судебно-следственных и распорядительных документах как ренарративного маркера в ситуации двойного пересказа, т. е. на 1 и 2 подуровнях высказывания. Однако он не является эпистемически нейтральным — в нем актуализирован, как часто отмечается, оттенок недостоверности. Но всегда ли будто вводит недостоверную информацию? Нет. По нашим наблюдениям, будто также может употребляться в ситуациях двойного пересказа, когда автор цитирует говорящего, который в свою очередь также передает чужую речь, то есть в этом случае мы можем говорить скорее об актуализации другого смысла — незасвидетельствованности. В этой ситуации автор подчеркивает неполноту своего знания и то, что опирается на свидетельство другого лица.
Особый интерес представляют случаи, в которых в одной клаузе используются сразу две частицы де и будто:
4. «И те де пол. и Левшин то слышали и кн. Яков де будто им говорил: поезжайте де вы.»25.
5. «И кн. Лука де будто им тож сказал: "будет они то учинят, будут пожалованы и обогачены"»26.
23Козинцева Н. А. Косвенный источник информации в высказывании // Эвиденциальность в языках Европы и Азии. С. 91.
24 Там же. С. 107.
25 Грамота о высылке в Москву. 1699 г. // Слова и дела. С. 12.
26 Там же.
6. «И она ему, гетману, говорила: "полно де тебе коварничать, не тольков ты <...>, ты де и с нас головы рвешь, будто де они с мужем переписывались в Крым"»27.
Пример 4 содержит несколько клауз, каждая из которых маркирована частицей де. Автор отмечает, что все написанное является изложением слов Ивашки Степанова. Почему же частица будто появляется только однократно? Можно сделать предположение, что появление частицы будто мотивировано наличием в клаузе глагола речи. Возможно, автор еще раз подчеркивает незасвидетель-ствованность им самого факта говорения Якова и содержания его речи. Примечательно, что в данном случае общий контекст не свидетельствует о ложности или недостоверности данного факта. Пример 5 иллюстрирует аналогичную ситуацию. Однако необходимо отметить, что сочетания де будто и будто де (пример 6) не имеют широкого употребления, мы можем говорить лишь о частных случаях их появления.
Способность маркировать чужую речь, как у частицы де, Н. Д. Арутюнова28, В. А. Плунгян, Е. В. Падучева29, Н. А. Николина30 отмечают у частиц мол и дескать. Однако в исследуемых нами текстах мы не обнаружили ни одного случая употребления частицы мол. Единичные случаи употребления частицы дескать встречаются в судебно-следственных документах:
«...Антип Максимов в той вотчине про те письмаразсказывал и похвалялся: "Бог де вашего пом. покрыл, что мы дескать писем таких не явили, был бы, дескать он за такия письма без головы."»31.
Здесь она наряду с частицей де выступает в роли маркера ренарратива. Данные частицы этимологически связаны: частица дескать произошла, как предполагается, в результате сложения элементов двойного маркирования: частицы де и частицы скать (произошедшей от глагола речи сказать).
Несмотря на то что в русских деловых документах судебно-следственного и распорядительного типов конца ХУЛ и начала ХУШ в. частица де была одним из основных маркеров, ее использование, видимо, было факультативным. Для конца ХУЛ и для ХУШ в. мы находим примеры оформления чужой речи без ксеномаркера. Исследование документов деловой письменности во временном отрезке более века позволяет увидеть некоторую динамику ее употребления. На общем фоне использования частицы де в качестве ксенопоказателя к концу ХУШ в. замечена тенденция к резкому снижению частоты ее употребления. Здесь трудно привести общую статистику употребления ренарративного маркера де, так как каждый документ индивидуален. Однако попробуем продемонстрировать на примере нескольких текстов частотность его употребления.
27 Дело об иеромонахе. 1708 г. // Слова и дела. С. 170.
28Арутюнова. Показатели чужой речи в русском языке: де, дескать, мол. С. 42-52.
29 Падучева Е. В. Показатели чужой речи: мол и дескать // Известия РАН. Серия литературы и языка. М., 2011. Т. 70. № 3. С. 13-19.
30 Николина Н. А. Функционирование частиц мол, де, дескать в современной речи // Русский язык в школе. 2014. № 12. С. 64-69.
31 Новомбергский Н. Я. Слово и Дело Государевы. Т. 2: Приложение: Колдовство в Московской Руси ХУЛ столетия. С. 91.
Документ Частотность употребления частицы де / объем в страницах
Розыск о колдовстве. 1690 г. 126 / 6 стр.
Грамота о высылке в Москву. 1699 г. 153/7 стр.
Государево слово. 1719 г. 31 / 9 стр.
Об увольнении архимандрита Московского. 1734 г. 118 / 10 стр.
О разъяснении определения Святейшего Синода. 1735 г. 60 / 7 стр.
Об отнесении расходов «По Московской гофшпитали» на счет лазаретных денег. 1753 г. 11 / 3 стр.
О назначении в приходы шведской Корелии знающих финский язык. 1753 г. 12 / 2,5 стр.
Об отказе Греческому Архиепископу Реонджанскому Игнатию от Управления. 1799 г. 6 / 5,5 стр.
В издании «Полного собрания постановлений и распоряжений, с 6 ноября 1796 г. — 11 марта 1801 г.» на 50 документов 1796 г. нам встретилось только одно употребление частицы де, которая в 519 документах этого издания, по приблизительным подсчетам, используется около 70 раз.
Постепенное угасание традиции использования маркера чужой речи де в конце XVIII в. можно объяснить различными факторами: развитием письма, системы знаков препинания, а позже и появлением гражданской азбуки. Этой точки зрения придерживается в своей работе М. Лазар32.
4. Частица де в частно-деловой корреспонденции
Исследуя частную деловую переписку, мы обратились к документам, имеющим разную функциональную направленность: это и частно-деловая переписка, изданная в «Памятниках московской деловой письменности XVIII века»33, и отчетные документы, опубликованные в «Описании земли Камчатки»34. Образовательный уровень людей, писавших документы, также разный: так, например, рапорты-отчеты написаны Степаном Крашенинниковым, одним из образованнейших людей своего времени, ученым и исследователем, тогда как авторы частных писем — люди, не получившие формального образования (например, Е. Б. Куракина). Однако все эти документы объединяет то, что написаны они непрофессиональными приказными и чиновниками, служащими канцелярий и контор. Рассмотрим, каким образом употреблялась частица де в подобных текстах.
С 1737 г. до начала 40-х гг. XVIII в. Степан Крашенинников находился в экспедиции на Камчатке, откуда писал в Петербургскую академию наук отчеты —
32 Lazar M. The Evidentiality Marker de(i) in the History of Russian // Societas Lingüistica Eu-ropaea. 2010. Vilnius University 2-5 September. Vilnius, 2010. S. 128-129.
33 Памятники московской деловой письменности XVIII века / Акад. наук СССР; Ин-т русского языка; под ред. С. И. Коткова. М., 1981.
34 Крашенинников С. П. Описание земли Камчатки: С приложением рапортов, донесений и других неопубликованных материалов. М.; Л., 1949.
рапорты и письма, — в которых перед ним часто вставала необходимость передачи как отдельных высказываний, так и целых диалогов.
По нашим наблюдениям, ядерным способом оформления косвенного источника засвидетельствованности и введения чужого высказывания в частной деловой письменности как начала, так и конца ХУШ в. является конструкция со сложноподчиненным предложением с придаточным изъяснительным. При этом конструкция с бессоюзным предложением оказывается на периферии. Мы предполагаем, что в данном случае в частно-деловой корреспонденции отражена ситуация, существующая в тот период в разговорном языке. Также необходимо отметить, что подобное распределение способов выражения чужой речи аналогично ситуации, наблюдаемой в современном русском языке М. Ю. Григоренко.
Степан Крашенинников использует для оформления чужой речи и ссылки на косвенный источник конструкцию с изъяснительным союзом что и маркер чужой речи де. Эта конструкция, известная нам по судебно-следственным и распорядительным документам, здесь начинает заметно преобладать: подавляющее количество случаев введения информации из косвенного источника оформлено именно так. При этом сочетание что де встречается, как правило, только в первом придаточном предложении, следующие однородные придаточные содержат только ксеномаркер — частицу де. Из следующих примеров видно, что одинаково оформляются информация и из устного источника, и из официального:
«.. .известие, в котором написано, что де к моему поезду подводы от закащика отправлены будут, а прогонные де деньги отданы будут от Большерецкой приказной избы иноземцам по справке, а ныне де в Большерецкой приказной избе известия не имеется»35.
«А оной вож сперва говорил и при господине штап лекаре Буцковском <...> что де он хотя дорогу и знает, однакож де всем урочищам имян не знает, и понеже де он не от канцелярии мне дан, но я де его своею волею с собою ехать насильно принуждаю, то де он с дороги от меня уйдет»36.
Мы можем предположить, что Степан Крашенинников прибегает к такому оформлению чужого высказывания для придания большей официальности своим письмам, потому что, будучи знакомым с текстами официально-делового стиля, он должен был иметь представление об употреблении частицы де в качестве маркера чужой речи в официальной деловой письменности. Возможно, в сочетании что де слились две черты разных дискурсов языка: оформление высказывания сложноподчиненным предложением с изъяснительным союзом что (разговорный язык) и формальный показатель пересказа чужих слов де (деловая письменность).
Особенности передачи косвенного источника информации в частной корреспонденции мы рассмотрим на примере писем из «Памятников московской деловой письменности ХУШ века». Одни из писем написаны собственноручно авторами: Ф. Алексеевым и Е. Парфеновым к Чулкову, Е. Б. Куракиной и М. Д. Куракиной к Б. И. Куракину, письма Щербатова сыну и невестке. Другие являются, по заключению С. И. Коткова, писарскими (письма А. Барыковой
35 Шестой рапорт. 1737 // Описание земли Камчатки. С. 563.
36 Второй рапорт. 1737 г. // Там же. С. 548-549.
к И. П. Чулкову, письма Голицыных, письмо Е. Б. Куракиной А. Б. Куракину, письма А. Д. Меньшикова): «Рассматриваемую переписку характеризует большое разнообразие содержания и свободное повествование, свойственное живому потоку речи, а это предопределяет и богатство лексического состава писем, и особенности их синтаксической структуры»37.
В частной переписке ситуация с введением в текст высказывания с указанием косвенного источника информации несколько отличается от той, которая сложилась в отчетной корреспонденции Степана Крашенинникова.
Мы исследовали 37 писем первой половины XVIII в. Несмотря на то что в начале XVIII в. ксеномаркер де в судебно-следственных, распорядительных и часто-деловых документах представлен широко, в личной переписке этого времени он встречается крайне редко: только в двух письмах. Следующими примерами проиллюстрированы все случаи употребления данного маркера чужой речи в письмах этого времени — всего восемь случаев:
«.писмо ваше <.> в котором изволишь писать что де дочь наша Марья намерена продат тверские свои дрвни.»38.
«.асталъся князь Григореи Урусов и сказал мне что ево намерение есть что я ди Алешню выкуплю ана залажена в пети тысечех и буду ди мать тваю угавари-вать чтобы ди ана прасрочила ея нарошна а я ди принесу денги а если ди ана таго не зделает то ди ея муж вазмет ва всякая худа а мы ди ея атъступимъся.»39.
Отличается ли языковая ситуация в личных письмах конца XVIII в.? Мы проанализировали 83 письма, употребление ксеномаркера де в них представлено одним примером:
«.и само определение Межевои канцелярии говорит, и по тому дт упова-телно что тут должно быть костромскому рубежу, а я не понимаю что бы по упо-вателности можно было обвинить»40.
Этот пример не только единственный найденный нами случай употребления ксеномаркера — частицы де, но это также редкий пример бессоюзного введения высказывания, нечастого в этом виде деловой письменности. Заметим, что эта конструкция аналогична конструкции, употребительной в судебно-следственных и распорядительных документах. Автор этого текста М. М. Щербатов, язык его писем исследователи характеризуют так: «От других эпистолярных материалов их (письма М. М. Щербатова. — М. Х.) отличает и содержание, и форма изложения, что объясняется прежде всего тем, что автор — человек образованный»41. Объясняется ли употребление конструкции в этом примере образованностью автора, его знакомством с текстами официально-делового стиля? Ответить на этот вопрос в данном исследовании пока не представляется возможным.
37 Памятники московской деловой письменности XVIII века / Под ред. С. И. Коткова. М., 1981. С. 4.
38 М. Д. Куракина, 1725 // Там же. С. 50.
39 Е. Б. Куракина, 1725 // Там же. С. 45. Екатерина Борисовна Куракина в силу своей правописной выучки воспроизводит частицу де как ди.
40 М. М. Щербатов, 1786 // Там же. С. 73—74.
41 Памятники московской деловой письменности XVIII века. С. 4.
По причине того, что в частной деловой переписке частица де в качестве маркера чужой речи используется редко и нерегулярно, союз будто становится одним из основных лексических показателей чужой речи, например:
«.ездил сам прасить скатину князя Щербатова, каторои меня груба принел сказал и солгал на пошъдиректура бутта эта дарога у него в ведомстве.»42.
Здесь будто является не только показателем пересказа чужой речи, но и актуализирует оттенок недостоверности. Однако это эпистемическое значение недостоверности выражается не только маркером будто, но и общим контекстом.
Следующий пример представляет случай маркирования союзом будто чужих слов, за которые автор с себя снимает ответственность:
«.что ж вы упоминать изволите в писме вашем бутта я к вам писал што по всем маим писмам вы канешно изполнение воля твая я не помню кроме Ха-ропеи эдаких изьяснениев х каму б писал а кали действително написано в том прастить я чаи задумавши удалос выговорить.»43.
На наш взгляд, значение неточного знания в будто здесь проявляется ярче, чем эпистемическое. Из контекста мы понимаем, что Василий Голицын приводит слова брата, вводя их союзом будто, и он подчеркивает, что не помнит описываемого события, но допускает возможность его достоверности. Таким образом, встает вопрос о том, насколько эпистемическое значение недостоверности актуализировано в самой лексеме, а насколько выражено контекстом? В данной статье не представляется возможным ответить на данный вопрос, так как эта тема требует отдельного исследования.
Наше исследование деловой переписки частных лиц не показывает широкого употребления частицы де, поэтому можно предположить (в том случае, если мы допускаем, что частная переписка данного периода может отражать ситуацию в разговорном языке по той причине, что нормы литературного языка до конца еще не сформировались), что во второй половине ХУШ в. частица де не была характерным элементом разговорного стиля.
Выводы
Основываясь на анализе ряда деловых документов разного времени и разной функциональной направленности, мы можем сделать некоторые выводы о роли частицы де и ее функционировании в русском официально-деловом стиле конца ХУИ-ХУШ вв. В этот период язык деловой письменности еще был тесно связан с языком приказов, сложившимся за несколько веков до этого. Широкое распространение приказов и обилие судебно-следственных дел, в которых остро стояла необходимость фиксации чужой речи, сформировали определенную систему, в которой чаще всего косвенный источник информации — говорящий — и высказывание, введенное им, оформлялись бессоюзным предложением, основным маркером «чужой речи» служила частица де. Она не только могла присутствовать при введении высказывания, располагаясь в первой синтагме первой клаузы, но и появляться в других клаузах высказывания, расположенных на некотором
42 Вас. Бор. Голицын, 1771 // Памятники московской деловой письменности. С. 37.
43 Там же.
удалении от глагола речи. Эпистемически нейтральный характер данной частицы позволял использовать ее на всех выделенных уровнях многоуровневой структуры текста, содержащего «чужую речь». Учитывая тот факт, что наиболее частотным вводом чужой речи в судебно-следственных и распорядительных документах являлось бессоюзное предложение, а система знаков препинания была крайне слабо развита, можно предположить, что такое маркирование представлялось удобным, так как даже очень удаленное высказывание могло быть отмечено как принадлежащее какому-то цитируемому лицу, а не собственно автору текста. И. С. Беляев так описывал скоропись, представленную в деловых документах того времени: «Знаков препинания до начала XVIII века почти не писалось. Изредка точка или запятая в значении точки заканчивали весь документ или довольно большую часть его, все же остальное исписанное полотно его пестрело титлами и разными выносными буквами <...> письмо же не особенно на-тарелаго (sic!) в грамоте человека, особенно челобитная, представляло сплошное поле, усеянное во всех направлениях буквами без разстановок»44. На этом фоне традиция маркирования «чужой речи» частицей де в деловом документе должна была быть достаточно устойчивой. При этом мы не можем говорить о каких-то жестких правилах употребления данного ксеномаркера. Каждый писец обладал разной выучкой и опытом; создавая текст, он сам определял необходимость маркирования или немаркирования клауз «чужой речи». Вероятно, по этой причине мы можем констатировать факультативность использования частицы де.
В частной корреспонденции преобладает использование сложноподчиненного предложения для передачи чужих слов. Следовательно, уже существует некоторое маркирование вводимой речи союзом, который в зависимости от потребностей автора может быть нейтральным или эпистемически окрашенным. Объемных и сложных многоуровневых пересказов в таких текстах практически не возникает, также и у адресата вряд ли возникают проблемы с интерпретацией текста. Появление частицы де в частной переписке можно объяснить влиянием делового языка, а также в некоторых случаях сознательным стремлением авторов создать текст официально-делового стиля.
К концу XVIII в. употребительность де снижается и в государственных документах.
Мы можем также сделать предположение относительно причины резкого снижения употребительности частицы де после длительного периода активного использования в письменном языке. Традиция маркирования «чужой речи» частицей де должна была быть устойчивой на фоне неразвитости системы знаков препинания. Такое оформление чужой речи видно как в судебно-следственных документах, так и в распорядительных документах начала XVIII в. Возможно, под влиянием разговорной речи, которая отразилась в частной деловой переписке, а также под влиянием других факторов (распространения гражданского письма, развития системы знаков препинания) данная традиция стала разрушаться.
Для начала XVIII в. мы фиксируем невысокую степень употребительности частицы де в частной деловой корреспонденции. В это время она — элемент про-
44 Беляев И. С. Практический курс древней русской скорописи для чтения рукописей XV— XVIII столетий. М., 1907. С. 31.
фессионального делового языка. И ее появление в частной переписке в функции ренарративного маркера, вероятно, влияние этого самого делового языка. Значительные изменения, произошедшие в нем, отразились и на употреблении частицы де. Ее функция как ксеномаркера в ходе развития системы делового языка теряет былую значимость. Ее употребление постепенно сокращается, хотя такой яркий элемент делового языка, каким была частица де, не может сразу бесследно исчезнуть. Она продолжает употребляться в гораздо меньших объемах в письменном языке.
Ключевые слова: история русского языка, деловой язык, частица де, чужая речь, эвиденциальность.
Particle me in the Russian clerical language OF THE LATE 17th AND 18th CENTURIES
M. Khrapko-Magala
The paper examines the usage of the particle de in the history of the Russian clerical (business) language of the late 17th and 18th centuries. The study draws on the material of documents which belong to the spheres of state record-keeping (legal, investigatory and regulatory) and private business correspondence. Differences in the usage of this particle depend on the type of the record as well as on the time of its drawing up. The particle de was widespread at the end of the 17th and at the beginning of the 18th century. In this period it is used in legal and regulatory records to mark another person's speech. This phenomenon is registered alongside frequent introduction of another person's utterance by means of an asyndetic clause. However, by the end of the 18th century the situation changes significantly and the frequency of this particle in legal record-keeping decreases sharply.
In private business correspondence, a different situation is observed. Both at the beginning and the end ofthe 18th century, subordinate clauses are prevalent in introducing another person's speech, and the occurrence of de is not particularly prominent. This may be due to the fact that in this period the particle de functions as an element of specifically clerical language. Its occurrence in private correspondence in the function of a renarrative marker might have been caused by this particular sphere of the language. Considerable changes that took place in keeping records affected the usage of de as well. Its function of a renarrative marker lost its significance in the course of the development of the clerical language. Its occurrence gradually decreases, though this particle has not vanished without a trace and continues to be used in written language, but to a lesser extent.
Keywords: history of the Russian language, clerical language, particle de, another person's speech, evidentiality.
Список литературы
1. Арутюнова Н. Д. Показатели чужой речи в русском языке: де, дескать, мол // Человеческий фактор в языке: Коммуникация, модальность, дейксис. М., 1992. С. 42—52.
2. Беляев И. С. Практический курс древней русской скорописи для чтения рукописей XV-XVIII столетий. М., 1907.
3. Григоренко М. Ю. Функционально-семантическое поле эвиденциальности в современном русском языке. Канд. дис. (URL: http://cheloveknauka.com/funktsionalno-semanticheskoe-pole-evidentsialnosti-v-sovremennom-russkom-yazyke (дата обращения 10.05.2015)).
4. Кислова Е. И. «Чужая речь» в пьесах конца XVII — первой половины XVIII века // Beitraege der Europaeischen Slavistischen Linguistik (POLYSLAV) 14. Muenchen; Berlin, 2011. P. 108-117.
5. Козинцева Н. А. Косвенный источник информации в высказывании // Эвиденциаль-ность в языках Европы и Азии: Сб. ст. СПб., 2007. С. 85-103.
6. Козинцева Н. А. Типология категории засвидетельствованности // Эвиденциальность в языках Европы и Азии: Сб. ст. СПб., 2007. С. 13-46.
7. Копотев М. В. Эволюция русских маркеров ренарратива: синтаксис или лексика? // ACTA LINGUISTICA PETROPOLITANA. Русский язык: грамматика конструкций и лексико-семантические подходы. СПб., 2014. Т.10. Ч. 2. С. 712- 740.
8. Крашенинников С. П. Описание земли Камчатки: С приложением рапортов, донесений и других неопубликованных материалов. М.; Л., 1949.
9. Макарцев М. М. Категория эвиденциальности в пространстве балканского текста: (на материале болгарского, македонского и албанского языков): Автореф. дис. ... канд. филол. наук: 10.02.03. М., 2010.
10. Никитин О. В. Деловая письменность в истории русского языка (XI-XVIII вв.): Лингвистические очерки. М., 2004.
11. Николина Н. А. Функционирование частиц мол, де, дескать в современной речи // Русский язык в школе. 2014. № 12. С. 64-69.
12. Новак М. О. Цитирование Посланий Апостолов в русской гомилетической литературе XVIII в.: традиции и новации // Историческая и социально-образовательная мысль. 2013. № 6 (22). С. 189-191.
13. Новомбергский Н. Слово и Делово Государевы: Процессы до издания Уложения Алексея Михайловича 1649 года. Т. 1. М.: Печ. А. И. Снегиревой, 1911.
14. Падучева Е. В. Показатели чужой речи: мол и дескать // Известия РАН. Серия литературы и языка. М., 2011. T. 70. № 3. С. 13-19.
15. Памятники московской деловой письменности XVIII века / Акад. наук СССР; Ин-т русского языка; под ред. С. И. Коткова. М., 1981.
16. Полное собрание постановлений и распоряжений по ведомству православного исповедания Российской империи: 6 ноября 1796 г. — 11 марта 1801 г. Петроград, 1915.
17. Полное собрание постановлений и распоряжений по ведомству православного исповедания Российской империи. В 10 т. Т. 9: Царствование государыни императрицы Анны Иоанновны : 1735 — 1737 гг. СПб., 1905.
18. Полное собрание постановлений и распоряжений по ведомству православного исповедания Российской империи. В 10 т. Т. 4: Царствование государыни императрицы Елизаветы Петровны; царствование государя императора Петра Федоровича : 1753 — 28 июня 1762 г. СПб., 1912.
19. Руднева С. Ф. К вопросу о жанровой классификации старорусской деловой письменности // Русский язык: система и функционирование (к 70-летию филологического факультета): Сб. материалов IV Междунар. науч. конф., г. Минск, 5-6 мая 2009 г. Минск, 2009. Ч. 1. С. 95-99.
20. Савельев В. С. Авторские принципы организации прямой речи персонажей «Повести временных лет» // Вестник Московского университета. Сер. 9: Филология. 2009. № 1. С. 114-120.
21. Савельев В. С. Речевое поведение князей «Повести временных лет» в сходных ситуациях // Вестник Московского университета. Сер. 9: Филология. 2009. № 2. С. 9-24.
22. Словарь русского языка XVIII века. Вып. 6. Ленинград, 1991.
23. Храпко-Магала М. В. Частица де в светских и церковных документах XVIII века // Beitraege der Europaeischen Slavistischen Linguistik (POLYSLAV) 18. Muenchen; Berlin, 2015. S. 69-74.
24. Kehayov P. Interactions between grammatical evidentials and lexical markers of epistemicity and evidentiality: a case-study of Bulgarian and Estonian // Lexikalische Evidenzialitäts-Marker in slavischen Sprachen / Plungian V., Wiemer B., eds. Wiener Slawistischer Almanach, Sonderband 72. München; Wien, 2009. S. 165-201.
25. Lazar M. The Evidentiality Marker de(i) in the History of Russian // Societas Linguistica Europaea. 2010. Vilnius University 2-5 September. Vilnius, 2010. S. 128-129.
26. Makartsev M. Towards a Systemization of Common Balkan Lexical Evidential Markers // Slovène. 2012. № 1. S. 27-51.
27. Topadze Gäumann М. The Expression of Evidentiality between Lexicon and Grammar. A Case Study from Georgian (URL: http://journals.dartmouth.edu/cgibin/WebObjects/Journals. woa/xmlpage/1/article/392?htmlAlways=yes (дата обращения 21.05.2015)).
