CC BY
72
Подводя итоги рецензии, следует сказать, что книга Конрада Хубера не принадлежит к числу тех трудов, которые «взрывают» научную общественность и открывают новый этап в исследовании того или иного вопроса. Но она является прекрасным образцом методически безупречного, тщательно продуманного и аккуратно реализованного классического научного труда, прочтение которого никогда не остается бесплодным.
А. С. Небольсин
Casiday A. M. C. Tradition and Theology in St John Cassian. Oxford; N.Y.,
Oxford University Press, 2007 (Oxford Early Christian Studies). XIV + 303 p.
В 2007 г. в серии «Оксфордские исследования по раннему христианству» вышла монография А. Кэсидэй, специалиста Даремского университета по западному и восточному монашеству IV—V вв., посвященная богословскому наследию знаменитого аскетического писателя и богослова — прп. Иоанна Кассиана (ок. 360—435). Как отмечает автор в заключении, «целью этой монографии было переосмысление писаний Иоанна Кассиана с точки зрения их исторической и богословской ценности» (с. 259). Действительно, еще в древности на Западе сочинения Кассиана с легкой руки Проспера Аквитанского стали подозревать в симпатиях к пелагианству и в скрытом антиавгустинизме, а начиная с XVII в. с подачи томиста Франциско Суареса учение Кассиана и других галльских аскетических богословов V в. было названо «полупелагианством». Помимо этого, современные исследователи подвергли критике достоверность исторических сведений Кассиана о египетском монашестве, которые он дает в своих «Правилах» и особенно «Собеседованиях», а также поставили под вопрос догматическую точность и ортодоксальность его христологического учения, изложенного в трактате «О воплощении Господа против Нестория».
В своей книге автор пытается найти адекватные ответы на эту разностороннюю критику. В первой главе он обращается к одному из ключевых текстов — трактату Проспера Аквитанского «Против Собеседника», в котором Проспер критикует Кассиана за уклонение от «образца ортодоксии» — блж. Августина в вопросе о соотношении свободной воли человека и Божественной благодати в деле спасения и в склонности к пелагианству. Автор подвергает детальному анализу аргументы Проспера и находит его критику нерелевантной. Взамен этого он предлагает иной метод чтения сочинений Кассиана, чем тот, который был использован Проспером: по мнению автора, Кассиана следует рассматривать как аскетического богослова, чье понимание христианского спасения пронизано идеями и опытом монашеской жизни. Для этого его учение необходимо сравнить с другими, современными ему аскетическими писателями, в том числе и с Августином, который был не только выдающимся полемистом, но и аскетом. В частности, автор рассматривает схожие черты и различия монашеского идеала
у Кассиана и Августина и приходит к выводу, что «по вопросу о Божественной благодати Кассиан и Августин согласны друг с другом гораздо более, чем мог себе представить Проспер» (с. 70). Те же различия, которые существуют между ними, «выглядят совершенно иначе в контексте их широкого согласия относительно ключевых тем монашеского христианства, нежели в условных рамках, в соответствии с которыми принятие сочинений Августина в Галлии рассматривается вдоль осей августинианства и пелагианства» (с. 71).
Для подтверждения своих выводов во второй главе своей книги автор сравнивает учение Пелагия и пелагиан о человеческой воле с учением Кассиана и убедительно показывает, что Кассиан был ярым критиком пелагианского учения1, а свою критику основывал на собственных аскетических принципах. Вместе с тем, по мнению автора, Кассиан не стремился «лишить людей их ответственности для того, чтобы воздать б0льшую славу Богу, потому что это могло бы подорвать аскетический призыв христианства» (с. 118). Автор указывает, что для правильного понимания различия между позицией Кассиана и пелагиан весьма важно перенести внимание с концепции благодати на концепцию воли (с. 94—110). Здесь также аскетические мотивы Кассиана оказывают непосредственное влияние на его догматическую позицию по отношению к человеческому спасению и Божественному домостроительству (с. 11). Кроме того, автор полагает, что не существует твердых доказательств того, что 1З-е «Собеседование» Кассиана было написано с целью опровержения трактата Августина «Об упреке и благодати», поскольку, как предполагает автор, оно было написано ранее этого трактата (c. 118). По мнению автора, Кассиан не стремился к тому, чтобы «подорвать авторитет Августина, введя пелагианство через заднюю дверь», за что его порицал Проспер (там же). Вместо этого Кассиан стремился к совершенно иной — аскетической — цели: взрастить в монахах ростки смирения, несовместимого с проповедью Пелагия.
В третьей главе своей книги автор обращается к той аскетической традиции, на которую ссылается Кассиан в своих сочинениях. Он пытается найти ответ на вопрос, насколько точно сочинения Кассиана отражают ситуацию в среде египетского монашества в 80-е и 90-е гг. IV столетия; другими словами, установить, «насколько традиционны кассиановские традиции?» (с. 122). Для выяснения этого автор сравнивает сведения, приводимые Кассианом, с другими современными ему источниками по египетскому монашеству — трудами Руфина и Палладия, «Историей египетских монахов», «Изречениями отцов» и пр., и приходит в выводу, что хотя Кассиан и не стремился передавать слово в слово все, что он слышал во время своего пребывания в Египте, тем не менее он, хотя и с оговорками, но все же «может с серьезностью рассматриваться как источник сведений о египетском монашестве» (с. 159). Автор также доказывает, что египетские подвижники обладали достаточно высокой богословской культурой (которая им приписывается в сочинениях Кассиана) и что стереотипные представления о
1 Факт сам по себе очевидный и хорошо известный из сочинений самого Кассиана. См., например: De incarnatione Domini contra Nestorium I. З; V. 1-2; VI. 1З и др.; подробнее см. также: Фокин А. Р. Преподобный Иоанн Кассиан // Арелатские проповедники V-VI вв. Сборник исследований и переводов. М., 2005. С. ЗЗ6-ЗЗ8.
негативном отношении к интеллектуальной деятельности в монашеской среде являются необоснованными (с. 139—158).
В четвертой главе автор обращается к учению Кассиана о молитве, поскольку молитва в аскетической традиции египетских отцов считалась главным источником богословия. Автор исследует различные виды молитвы и те способы, которыми Кассиан встраивает монашеский опыт молитвы в свою аскетическую программу. Он выясняет, что Кассиан в своем учении о молитве не только следует традиции, восходящей к таким аскетическим богословам, как Евагрий Понтийский, но и развивает ее. В частности, он показывает, что Кассиан делает особый акцент на христологическое и пневматологическое измерение молитвы, поскольку он понимает молитву не просто как беседу ума с Богом, но как беседу со Святой Троицей2, и главным образом — со Христом, почему его молитву можно назвать «христоцентричной» (с. 194). Кроме того, Кассиан уделяет особое внимание различным психологическим переживаниям в состоянии молитвы, ее «эмоциональному богатству», что сближает его с традицией гомилий «макариевского корпуса» и так называемым «мессалианс-ким движением» (с. 161, 207).
Книга заканчивается разбором христологического учения Кассиана, которое долго недооценивалось и даже подвергалось критике. Однако, по мнению автора, именно христология, наиболее полно изложенная в трактате «О воплощении Господа», является завершающей ступенью богословско-аскетической программы Кассиана: «Трактат Кассиана “О воплощении” соответствует третьей и высшей ступени учения Евагрия о духовной жизни: это трактат о теологии в полном смысле слова, поскольку для Кассиана созерцание Христа есть величайшее таинство, сопоставимое с мистическими главами Евагрия» (с. 253)3. В связи с этим автор выдвигает предположение, что Кассиан написал бы свой христоло-гический трактат даже в том случае, если бы учение Нестория не привлекло внимания в Риме и архидиакон Лев — будущий папа Лев Великий — не попросил бы Кассиана опровергнуть это учение (с. 257). Что касается встречающихся в христологическом трактате Кассиана отдельных терминов и выражений, вызывавших у исследователей ряд нареканий и подозрений в склонности Кассиана к монофизитству, моноэнергизму и, напротив, несторианству, то автор считает неверным оценивать их с точки зрения позднейшего халкидонского и неохал-кидонского богословия, но предлагает рассматривать их, с одной стороны, в контексте латинской христологической традиции, где они выглядят совершенно
2 Следует отметить, что это тринитарное измерение молитвы характерно и для Евагрия, согласно которому высшая молитвенно-созерцательная ступень духовного совершенства состоит в «ведении Святой Троицы» (yvmok; Tfg áYÍag Tpiá6og, см.: EvagriusPonticus. Epistula fidei 12. 46—47; Practicus 3; Gnosticus I. 52; II. 4; II. 16; III. 6; III. 33; V. 57; VI. 29; De oratione: prooem.; Sententiae ad monachos 110; Scholia in Proverbia 378; Scholia in Ecclesiasten 2 и др.). Это признает и сам автор книги (c. 253).
3 Вероятно, речь идет о «Гностических главах» — третьей части знаменитой мисти-ко-аскетической трилогии Евагрия, где, так же как и в трактате «О молитве», описывается высшая ступень духовного совершенства — теология, т. е. непосредственное мистическое познание Бога.
органично4, а с другой — в контексте мистико-аскетического учения Кассиана, где созерцание Христа во плоти уже невозможно отделить от созерцания Его в славе Божества (с. 253-256).
Несмотря на присущие монографии А. Кэсидэй определенные недостатки, — в числе которых, помимо указанных в примечаниях, можно было бы назвать слишком сильное, на наш взгляд, сближение позиций Кассиана и Августина по вопросу о воздействии Божественной благодати на человеческую волю и отказ от разделявшейся целым рядом современных ученых тенденции рассматривать учение Кассиана в качестве своего рода «среднего пути» между двумя крайностями — пелагианством и августинизмом5, — безусловно, эта книга является серьезным вкладом в изучение богословско-аскетического наследия прп. Иоанна; в ней дается адекватная оценка многим пристрастным мнениям и предубеждениям, до сих пор существующим среди западных ученых. Мы уверены, эта книга будет полезна многим российским читателям, интересующимся вопросами патрологии, аскетики и догматики. Хотелось бы в скором времени увидеть ее издание на русском языке, как и ряда других иностранных монографий, посвященных прп. Иоанну Кассиану и его наследию.
А. Р. Фокин
Toronen M. Union and Distinction in the Thought of St Maximus the Confessor.
Oxford: Oxford University Press, 2007. 222 p.
Автор книги, Мелхиседек Тёрёнен, — насельник православного монастыря Иоанна Крестителя, основанного на востоке Англии, в Эссексе, еще в 1958 г. архимандритом Софронием (Сахаровым). Исследование построено на одной особенности богословского мышления прп. Максима Исповедника, определившей собой всю «архитектонику его богословия» (с. 1) — принципе «слитного различия и различенного единства». Речь идет о двух способах восприятия действительности человеческой мыслью, точнее, об их сложном сочетании, с одной стороны, — через синтез (единство — £vwoic;), с другой — через анализ (различение,
4 Следует отметить, что автор разбирает почти исключительно термин homo assumptus «воспринятый человек», подозревавшийся в несторианстве (с. 255—256), но ничего не говорит о терминах и выражениях, подозревавшихся в монофизитстве, таких как miscere «смешивать», in una eademque substantia Deum et Jesum esse «Бог и Иисус существуют в одной и той же сущности» (De incarnatione III. 6) и др., требующих адекватного объяснения. Об этом см. в нашей статье: Фокин А. Р. Преподобный Иоанн Кассиан... С. 347, 351—352.
5 По этому вопросу см., например, монографию, недавно изданную Центром библейско-патрологических исследований Отдела по делам молодежи Русской Православной Церкви: Уивер Р. Х. Божественная благодать и человеческое действие. Исследование полупелагианских споров. М., 2006. С. 134—146, в которой учение Кассиана сравнивается не просто с довольно размытым учением Августина об аскетизме вообще (как в рецензируемой монографии), но рассматривается в контексте поздних антипелагианских сочинений Августина, вызвавших недоумение и даже неприятие как среди североафриканского, так и среди галльского монашества.
