Булавка с всадником из собрания Венского музея. Вопросы происхождения и датирования Текст научной статьи по специальности «История и археология»

АРХЕОЛОГИЯ

Бурков С. Б.

(Владикавказ)

УДК 904.7.031. 903.26

БУЛАВКА С ВСАДНИКОМ ИЗ СОБРАНИЯ ВЕНСКОГО МУЗЕЯ.

ВОПРОСЫ ПРОИСХОЖДЕНИЯ И ДАТИРОВАНИЯ

Бронзовая булавка с фигуркой всадника, хранящаяся в Венском музее с конца XIX в., не имеет близких аналогий и многие годы привлекает внимание исследователей. Однако до сих пор она использовалась лишь описательно и не подвергалась комплексному историко-культурному исследованию. Настоящая статья посвящена вопросам её происхождения и датировки и основана на ряде важных деталей, ранее не являвшихся предметом специального изучения. Для их анализа привлекается значительный корпус дополнительных источников, основу которых составляет бронзовая антропоморфная пластика Кавказа середины II - первой половины I тыс. до н.э. В статье применяются такие методы исторического исследования, как сравнительно-типологический, информационно-аналитический, метод научных аналогий, метод систематизации и периодизации, метод количественных характеристик. Используя значительный объем разнообразных источников и сопоставляя различные версии, обосновывается авторская трактовка раритета, отличная от традиционных воззрений на её происхождение. Предлагаются различные варианты датировки, представлены новые подходы к его дальнейшему изучению. В результате мы приходим к выводу о невозможности (на данном этапе изучения) однозначной трактовки этого предмета как принадлежащего к кругу только западнокобанских древностей. В настоящее время более обоснована её датировка концом IX - первой половиной VIII вв. до н.э., хотя пока нельзя исключать и время, близкое к финалу VII - началу VI вв. до н.э.

Ключевые слова: кобанская культура, бронзовая булавка, всадник, фигурка, датировка, лук, стрелы.

A bronze pin with a figure of a horseman, stored in the Vienna Museum from the end of the XIX century, has no close analogies, and for many years attracted the attention of researchers. However, until now it has been used only descriptively, and has not been subjected to a comprehensive historical and cultural study. This article is devoted to the issues of its origin and dating and is based on a number of important details that had not been previously the subject of a special study. For their analysis, a significant component of additional sources is involved, the basis of which is the bronze anthropomorphic plastic of the Caucasus of the middle II - the first half of the I Millennium BC. The article applies such methods of historical research as the comparative-typological, the information-analytical, the method of scientific analogies, the method of systematization and periodization, the method of quantitative characteristics. Using a considerable amount of various sources and comparing different versions, the author's interpretation of the object, which is different from the traditional views on its origin, is justified. Various dating options are offered, new approaches to its further study are presented. As a result, we come to the conclusion that at this stage of the study it is not possible to come up with the unambiguous interpretation of this subject as belonging to the circle of only Western antiquities. At present, its dating by the end of IX-the first half of VIII centuries BC is more justifiable, although the dating close to the final VII-the beginning of VI centuries BC should not be excluded.

Key words: Koban culture, bronze pin, horseman, figurine, dating, bow, arrows.

DOI: 10.24888/2410-4205-2019-19-2-68-91

Образы лошади и всадника являются заметным явлением в кобанской археологической культуре. Они представлены в многочисленных бронзовых изделиях в качестве наверший на кинжальных клинках и топорах, ими украшены навершия ритуальных жезлов, псалии, их много среди бронзовых подвесок, привесок, пряжек, булавок. Изучению данных предметов посвящена значительная литература [5, с.172-182; 6, с.131-132; 7, с. 9-24; 8; 9, с. 25-27; 10, с. 27-30; 78, р. 18-23; 18, с. 79-92; 19, с. 158-164; 20, с. 27-47; 21, с. 167-169; 38, с. 98-114; 39, с. 62-65; 40, с. 22-27; 41, с. 73-81; 49, с. 107-110; 52, с.179; рис.1, 1-4; 42, с.14; рис. 1, 2-4, 6-8, 10; 47, с. 18-23; 67, с. 135-136, 173, 196-197, 387; 65, с. 157-227; 76, с. 175-179]. Среди них особый интерес вызывает бронзовая булавка с всадником на лошади, хранящаяся в Венском музее. Уникальный предмет, не имеющий близких аналогов, постоянно используется исследователями в своих работах (Е. Е. Кузьмина, В. Б. Ковалевская, М. В. Горелик, О. А. Брилева, Г. Н. Вольная (Керцева), С. Б. Бурков). Однако, до сих пор он не становился объектом специального комплексного исследования, хотя в нем заключен значительный потенциал, что и будет показано в нашей работе. Целью настоящего исследования является установление вероятного историко-культурного ареала, в котором мог быть создан этот образец древнего искусства, а также выработка критериев для его датировки. Сопоставление наблюдений, сделанных ранее, с выявленными нами новыми данными приводит к ряду довольно противоречивых выводов. Их представление, а также постановка новых задач по изучению этого интересного артефакта является основной задачей, которую перед собой ставит автор данной статьи.

Вероятный круг аналогий для изучаемого нами изделия ранее был уже очерчен, однако, он не один и тот же у разных ученых. Исследователи, коллективно считая булавку принадлежащей к кругу «кобанских» древностей, по-разному её датируют: концом II - началом I тыс. до н.э., IX-VIII вв. до н.э., VI-V вв. до н.э. Нет единства и в оценке предмета, закрепленного у всадника на левом (у О. А. Брилевой - на правом боку [8, с. 178], что неверно.

История изучения этого предмета достаточно представительна. Ниже дается краткая характеристика основных работ, в которых к нему обращались различные исследователи. Булавка, хранящаяся в Венском музее, впервые была издана Э. Шантром в 1886 г. [80, р1. XX], а затем - П. С. Уваровой в 1900 г. и снабжена кратким описанием с указанием на некоторые важные черты: грубость литья, отсутствие одежды у всадника и упряжи - у лошади. Элемент, расположенный на левом боку фигурки, по её мнению - лука седла. Каких-либо высказываний по поводу даты и места её создания публикация не содержит [57, табл. XL, 2, с. 52]. В последующем к этому предмету обратилась Е. Е. Кузьмина. Публикуя навершие с всадниками из с. Кубачи, датированное ею концом II - началом I тыс. до н.э., она посчитала наиболее полной аналогией для него всадника на этой булавке. По её мнению, технологическое, композиционное и стилистическое сходство навершия из Дагестана с кобанской булавкой дает все основания для их синхронизации [52, с. 187-188]. По мнению В.Б. Ковалевской, всадник на булавке сидит, несколько откинувшись назад на неясный предмет, который не может быть лукой седла, т.к. этот аксессуар всадника появился на полторы тысячи лет позднее. Поза имеет аналогии только на самых ранних ассирийских изображениях IX в. до н.э., что является определённой хронологической вехой, позволяющей относить фигурку к этому, если не более раннему времени [39, с. 65]. Большое внимание к антропоморфной пластике проявляет О. А. Брилева. В статье 2007 г. этот предмет остался за рамками её исследования [4]. Однако уже в 2009 г. ею было отмечено,

что по манере посадки в седле1 фигурка всадника близка персонажам на умбовидных бляхах, датированных в пределах VI-V вв. до н.э. Согласно её наблюдениям, статуэтки всадников бытовали в IX-V вв. до н.э. Фигурки на булавках появляются с XI в. до н.э., в IX в. до н.э. булавки исчезают, и появляются статуэтки всадников [5, с. 173, 174]. В монографии 2012 г., анализируя всё ту же манеру исполнения фигурки всадника, она сблизила эту находку с изображениями персонажей на навершии кинжала из погребения № 37 у с. Адай-дон и случайной находкой из Дагестана, датированных ею IX-VIII вв. до н.э. Теперь она считает, что стилистически фигурка всадника резко отличается от скульптур VI-V вв. до н.э. Основания для этого - характер изображения деталей головы и лица, для более поздних характерна большая детализация и проработка его контуров. Теперь элемент, размещенный сбоку на поясе человеческой фигурки справа (на самом деле - слева - С.Б.), трактуется ею как лук. Она считает, что в схожей манере этот предмет вооружения представлен у пары всадников, держащих их в правых руках, размещенных на обухе топора из с. Сулори, датированный VIII в. до н.э. Дата булавки - IX-VIII вв. до н.э. [8, с. 178, 179, 341, кат. № 433]. Мнение П. С. Уваровой о том, что предмет слева - это задняя лука седла, не разделяет Г. Н. Вольная. На основании анализа позы всадника с булавки и фигурок, присутствующих на «эргетках», она считает, что булавка из Кобанского могильника синхронна им и должна быть датирована второй четвертью V - третьей четвертью IV вв. до н.э. [18, с. 82]. В другой работе, вышедшей в том же году, этот артефакт был датирован ею уже VI-V вв. до н.э., но без обоснования предлагаемой иной датировки [19, с. 159]. Ещё раз к булавке из Кобани она и А. Б. Депуева обратились в публикации 2012 г., перечислив её в числе прочих объемных изображений коня с всадником (всадниками), сидящими прямо с вытянутыми вперед руками, дата - VI-V вв. до н.э. [21, с. 167-168]. Правда, у всадника на булавке правая рука опущена вниз. По мнению М. В. Горелик, на предмете хорошо видны бедро и голень воина с луком в налучье, лук наполовину торчит из него, дата - VII в. до н.э., без уточнения периода, что важно [23, с. 306, табл. ХЬ^ 92, с. 307]. В. В. Кривицкий обратил внимание на ряд интересных деталей в изображении фигур всадника и лошади. По его описанию, голова у наездника - круглой формы, непропорционально большая по отношению к телу, рот намечен глубокой ровной выемкой, глаза -в виде округлых выемок, уши и нос почти не обозначены. Датирован предмет рубежом II -началом I тыс. до н.э., указано, что он происходит «из Кобанского могильника» [49, с. 108].

Ранее кратко мы уже обращались к некоторым аспектам датировки этого предмета, который определили временем не позднее конца IX в. до н.э. [10, с. 27, 28]. Большинство из указанных выше авторов (за исключением М. В. Горелика), особую роль отводят характеру посадки всадника на лошади, во многом, основанную на наблюдениях В. Б. Ковалевской.

В работе 1977 г. она пришла к выводу о том, что помещение всадника ближе к холке лошади, когда ноги - почти прямые - это признак более ранних способов езды, относящихся к началу I тыс. до н.э. С этим солидарен и С. Л. Дударев [39, с. 59-75; 29, с. 33]. Обратившись к характеристике посадки всадника на животном с бронзового пояса из погребения № 76 Тлийского могильника, Б. В. Техов, ссылаясь на наблюдения В. Б. Ковалевской, отметил, что сильно согнутые ноги - показатель древней всаднической посадки, которая зафиксирована для IX в. до н.э. [70, с. 107]. По мнению С. Л. Дударева, сославшегося на её же исследования, манера посадки воина с этого пояса может быть отнесена к IX в. до н.э. [28, с. 92-95]. Основываясь на её же выводах, В. Б. Виноградов и С. Л. Дударев заключили, что изменение положения ног всадника от сильно согнутых (IX в. до н.э.)

1 Вероятно, О. А. Брилева допустила здесь ту же неточность, что и А. И. Мелюкова, описывавшая перемещение скифами запасных стрел в колчанах, прикрепленных к седлу лошади [Мелюкова А. И. Вооружение скифов. САИ. Вып. 1-4. М.: Наука, 1964. С. 33].

до выпрямленных (VII в. до н.э.) является хронологическим признаком [13, с. 12]. В работе 2011 г., проанализировав графические изображения всадников, В. Б. Ковалевской было уточнено, что на рельефах IX в. они неуверенно сидят ближе к крупу и с сильно согнутыми ногами, причем для первой половины IX в. до н.э. - сильнее, чем для второй половины века, когда согнутость ног меньше прямого угла. В VIII в. до н.э. всадник размещался уже ближе к холке, колени - на плече коня, нога свободна от колена вниз [40, с. 23, 24, 26].

В случае с всадником на бронзовой булавке, его ноги резко согнуты в коленях и поджаты под круп лошади («шенкеля»). Посмотрим, «работают» ли выводы, сделанные на основе анализа графических образцов, применительно к бронзовым статуэткам, представленным в своде О. А. Брилёвой. Ниже приведён перечень подобных находок, расположенных во временной последовательности.

Всадники на навершии из с. Кубачи (конец II - начало I тыс. до н.э. - Е. Е. Кузьмина, не ранее VIII в. до н.э. - В. Б. Ковалевская, ГХ^Ш вв. до н.э. - О. А. Брилева) помещены ближе к холке, один со слабо согнутыми, почти прямыми ногами, второй - с резко согнутыми. Пара всадников на кинжале из погребения № 37 Адайдонского могильника (К^Ш вв. до н.э. - О. А. Брилёва, середина - вторая половина VIII вв. до н.э. - (В. (Х). Т. Чшиев) размещена почти посередине туловища лошади, один - со слегка подогнутыми, почти прямыми ногами, второй - с сильно согнутыми. Фигурка всадника из района о. Севан1 (VIII в. до н.э.) помещена ближе к холке, ноги сильно согнуты. Всадник из Сванетии (с. Цагери) располагается ближе к центру тулова лошади, ноги сильно согнуты, дата - VIII в. до н.э. У всадников с обуха бронзового топора из окрестностей с. Сулори ноги резко согнуты под прямым углом, дата - VIII в.до н.э.

В последующее время вв. до н.э.) ситуация та же. Наконечник культового

жезла из Казбекского клада с симметрично расположенными двум фигурами всадников, стоящими на голове тура: фигурки размещены ближе к холке, но ноги - почти прямые. Умбовидная бляха из того же клада с фигуркой всадника: сидит посередине туловища лошади, ноги сильно согнуты. Подобная же фигурка из того же клада: всадник сидит ближе к холке, ноги сильно согнуты. Всего в кладе - 7 подобных фигурок на бляхах, позиции всадников - две: ближе к середине крупа и ближе к холке, ноги сильно согнуты, «шенкеля» подогнуты, пятки - под крупом. У всадника на лошади из с. Самашек, Чечня (VI в. до н.э.), сидящего примерно посередине туловища, ноги - почти прямые. На фрагменте культового жезла, найденном в с. Садгезури в Южной Осетии вв. до н.э.) всадник на лошади сидит ближе к холке, ноги сильно согнуты.

Та же тенденция фиксируется и в дальнейшем. Фигурка человека на рогатом животном из с. Камунта помещена ближе к холке животного, ноги - почти прямые, дата -IV-III вв. до н.э. Всадник на лошади из с. Кумбулта (Ш-! вв. до н.э.) сидит ближе к холке, ноги - прямые. На поясной бляхе из погребения № 1 Урсдзуарского могильника в Южной Осетии (Ш вв. н.э.) всадник помещён ближе к холке с почти прямыми ногами. На подвеске из Цунтинского района Дагестана (НУ вв. н.э.) всадник сидит примерно на середине тулова лошади, откинувшись назад, с сильно согнутыми ногами [8, с. 308, с. 310, с. 339342, с. 348 - 349; с. 308, кат. 304, с. 308, кат. 308, с. 310, кат. 309-311, с. 311, кат. 312-314, с.341, кат. 431, с. 339, кат. 456, с. 340, кат. 429, с. 342, кат. 440, с. 348, кат. 473 и 475, с. 335, кат. 409, с. 349, кат. 477 и 479; 76, с. 176]. Относительно позы всадника с бронзового пояса из погребения № 76 Тлийского могильника следует заметить, что его обе ноги показаны в одной плоскости, в связи с чем мы не можем использовать это изображение для наших целей. Подобное расположение для объёмной бронзовый скульптуры характерно лишь для фигурок женщин-всадниц, бытующих, в основном, в VIII-VII вв. до н.э. Единственная известная нам плоскостная аналогия - пряжка в виде всадника из погребения № 65 Трельского могильника (Грузия) - датирована XIII - первой половиной XII вв. до н.э. [8,

1 Далее - даты даны по О. А. Брилевой.

с. 313, кат. № 320, с. 322, кат. № 348, с. 323, кат. № 350, с. 325, кат. № 364-366, с. 326, кат. № 367]. Однако, среди фигурок всадников нет ни одного случая, который бы продемонстрировал посадку, характерную для степных наездников, для которой свойственно совсем иное: нога слегка подогнута, опущена вниз, отведена назад, носок опущен, размещение седока - непосредственно у холки лошади [22, с. 270; рис. 46; 59, табл. 2; 10, табл. 3, 15; 36, с. 130, рис.1, 2, с. 135, рис. 2, 2].

Как видно из приведённой выборки, для всех периодов фиксируются две позы всадников: они размещаются как ближе к холке, так и посередине корпуса. Расположение ног - три позиции: прямые, слегка подогнутые и сильно согнутые. Из этого можно сделать вывод: характер размещения всадника на лошади, применительно к бронзовой пластике, далеко не всегда следует безоговорочно признавать за единственный эталон для датирования подобных предметов, исполнение которой, видимо, зачастую было продиктовано устоявшимися нормами изготовления церемониально-обрядовых образцов. В данном же случае основным фактором для определения даты для этого изделия является установленный по другим источникам факт существования подобных булавок не позднее конца IX в. до н.э. Кроме того, следует указать и на характер исполнения ряда деталей фигурки всадника: круглая, не пропорциональная по размеру голова, манера исполнения ушей и глаз, что свойственны более ранним образцам антропоморфной пластики из памятников кобан-ской археологической культуры.

Теперь обратимся к другой важной детали, которая требует дополнительного и детального изучения. Речь идет о предмете, размещенном на левом боку всадника, трактуемого то как лук, то как деталь седла. Однако на лошади нет никаких деталей, которые бы соответствовали бы этому предположению: ни ремня для крепления, ни иных его частей. Судя по контексту рисунка этого предмета, помещенного в монографии М. В. Горелик в разделе «Колчаны, гориты «доскифского» периода», данный автор воспринимает его как футляр для лука и стрел [23, с. 75, 306, табл. XLV, 92]. Однако для кавказских луков этого периода был характерен иной способ ношения лука и стрел - в отдельных футлярах, соединенных «в торец», на перевязи через плечо, что соответствует налучью и колчану. Это уже было отмечено ранее [58, с. 156]. А. В. Чугунов предлагает называть соединенные таким образом два футляра «горитом», сомневаясь в неразъемности «скифских» образцов. По его мнению, наличие традиции двух футляров, соединенных вместе, демонстрируют изображения на тлийских поясах (погребение № 76). Походное положение предусматривало соединение колчана и лука в налучье. Идентичный способ ношения демонстрируют парадные горит и лук из кургана Аржан-2 [75]. По наблюдениям В. С. Ольховского, налу-чья архаической формы (конец VII - VI вв. до н.э.) окошек и внешних карманов не имеют. Они появляются лишь к концу V в. до н.э. [62, с. 102]. Изображения налучьев без карманов для стрел характерны для иранских рельефов [59, с. 33]. На наш взгляд, на навершии булавки размещена фигурка воина с небольшим луком в налучье, судя по деталям - сложным полурефлексирующим. При приближении изображения под локтем левой руки всадника видна линия, соединенная с роговидным окончанием. Предмет примыкает к тулову всадника в двух частях: в районе «рога» и краем той части, которая может трактоваться как небольшое налучье. Судя по характеру его крепления (на поясе), оно может быть сопоставлено с подобными же из «скифской» среды. В то же время его размеры (край предмета слегка не доходит до коленного сгиба) несколько меньше кочевнических. Он чем-то напоминает предмет, изображенный на левом боку фигурки воина, помещенного на на-вершие культового жезла из погребения № 17 Некрополя-! Ширакованского могильника (Армения) XV-XIV вв. до н.э. О. А. Брилева отметила, что в сходной манере изображен лук в руках всадников на парной композиции на обухе топора из с. Сулори. Лук небольшого размера есть в руках бронзовой фигурки мужчины из Чечни [8, с. 178, 195, 312, кат. № 326-б, с. 335, кат. 409, с. 350, кат. № 486, с. 341, кат. 433]. Небольшой лук простой дуговидной формы изображен в руках у фигурки человека на лопасти бронзового топора из

Кобанского могильника [57, с. 20, рис. 23, 24]. Воины с небольшими луками с выгнутыми плечами и загнутыми наружу «рогами», в некоторых случаях - напоминающие т.н. «скифские», изображены на ряде бронзовых поясов из Закавказья, большая часть из которых датирована временем до середины VII в. до н.э., т.е. - доскифским периодом [73, табл. IX, 3; 79, р. 220, fig. 303, р. 222, fig. 309, р. 223, fig. 321].

Насколько эти данные совпадают с реальными находками? В настоящее время мы располагаем несколькими образцами этого вида вооружения, происходящими из погребений Центрального Предкавказья. В погребении № 15 могильника Гастон-Уота были найдены два лука и два колчана. Размеры луков - в длину около 80 см., сохранившиеся размеры колчанов - 34х8 см., предметы изготовлены из дерева. Колчаны предназначены только для ношения стрел (20 экз.) и не снабжены элементами для крепления к гориту. Дата - IV в. до н.э. [61, с. 20, с. 170, рис. 1, 2, с. 171, рис. 1, 2].В погребении № 261 могильника Клин-Яр-III были найдены остатки предмета, которые А. Б. Белинским и С. Л. Дударевым были интерпретированы как «фрагментированный лук «скифского» типа». Длина сохранившейся части кибити - 80 см., первоначальные размеры - до 90 см. Дата - вторая половина - середина VIII вв. до н.э. [1, с. 126, рис. 110, 2, с. 315]. В погребениях скифов колчаны, зафиксированные археологически, имеют следующие размеры: длина - от 43 до 70 см., ширина - от 17 до 26 см. [59, с. 33]. Как видим, найденные луки по размерам не совпадают с предметом, изображенным на левом боку всадника с булавки из с. Кобань. Кроме того, подобная манера ношения налучья (привешивание к поясу слева) характерна для кочевых сообществ, начиная с середины VII в. до н.э. В то же время, даже на самых поздних гравированных поясах (около V в. до н.э.) налучье и колчан у кавказских воинов представлены закрепленными «в торец», они висят на перевязи за плечами. В руках фигур луки, которые могут быть интерпретированы как сложные полурефлексирующие с прямыми жесткими плечами, что вполне соответствует форме «скифского» лука (Триалети, погребение № 5). Вместе с тем, на бронзовом поясе со сценами охоты из Ча-баркули (XV в. до н.э.) представлен лук такого же типа [54, рис.14, фото № 18], как и у всадников с бронзовых кувшинов из Жинвали III-IV вв. н.э., хранящихся в золотой кладовой в Национальном музее Грузии [81]. Подобная устойчивость образов может демонстрировать как неизменность изобразительной традиции, так и соответствовать реальному положению дел.

Всё сказанное выше относится к вопросу о наличии в арсенале кавказских воинов небольших по размеру луков. Но в нашем случае он, вероятно, помещён в налучье. Предметы похожей формы размещены на левом боку воинов - колесничих из Лчашенского кургана № 9, из могильника Сагараджи, на статуэтках из Мелаани, относящимся ко времени от конца XV-начала XVI в до н.э. и до IX-VII вв. до н.э. Это отметила О. А. Брилева [8, с. 140]. Однако, предметы, напоминающие налучье или колчан, у всех фигурок крепятся к перевязи, перекинутой через плечо, чего у всадника на булавке нет. На левом боку под рукой воина с якоревидной подставки - жезла из погребения № 17 некрополя I могильника Ширакаван, по версии О. А. Брилевой, на ремне прикреплен предмет вооружения, интерпретированный ею как, возможно, разобранный лук. Однако сложные луки не могли разбираться, у них в походном положении лишь снималась тетива. У этой фигурки есть ещё одна интересная деталь: предмет, закрепленный на поясе выше «лука». Он своей формой напоминает налучье или колчан для стрел. В нашем же случае наиболее близкой аналогией может служить грубо исполненная фигурка всадника на лошади из погребения 1975 г. из Сагареджи, у которого на левом боку помещен предмет, напоминающий налучье для большого лука [8, с. 121, 140, 189, 287, 290, рис. 12, а-б, с. 291, 326, кат. 369].

Есть еще один элемент, на который следует обратить внимание. Видимое окончание лука, судя по всему - с натянутой тетивой, у фигурки с булавки из с. Кобань показано заметно загнутым, что может быть интерпретировано как окончание «рога». По своей форме оно сильно напоминает наконечник, который надевался на одно из окончаний лука

и имел «клювовидную» форму. Такие предметы, сделанные из рога, известны из погребений «скифского» времени (могильник Исти-Су, Комаровский могильник, и др.). На эту деталь луков обратил внимание С. Л. Дударев [32, с. 262, рис. 4, 1-13]. В то же время похожим образом, но без костяных «рогов» оформлены окончания луков у ассирийских и персидских образцов этого вида вооружения широкого хронологического диапазона - с конца VIII до первой четверти V вв. до н.э. [23, с. 298, табл. XLI, 36, 37, 40, 43, 45, 51, 56].

Всё изложенное выше, на наш взгляд, показывает, что, исходя из трактовки предмета на левом боку всадника как лука в налучье, однозначная оценка булавки из Венского музея как предмета, принадлежащего к кругу собственно кобанских памятников западного варианта, вряд ли возможна. Ведь абсолютное большинство аналогий этому предмету вооружения, закрепленного в районе пояса конника, принадлежит древностям Ближнего Востока и восточно-грузинской культуры. В то же время характер исполнения самой булавки показывает технологические и стилистические особенности, свойственные кобан-ским мастерам. В настоящее время датировка предмета в рамках конца IX - первой половины VIII в., на наш взгляд, наиболее вероятна. В то же время имеется ряд других факторов, которые пока не дают возможности принять эту дату в качестве окончательной, ведь судя по графическим изображениям, кавказские воины в конце II - начале I тыс. до н.э. лук в налучье носили иным способом. Аналогии ему имеются, в основном, среди бронзовых фигурок, размещенных на колесницах. Может быть, этот предмет фиксирует переход от колесничных военизированных формирований ко всадническим? Именно этот процесс был характерен для начала I тыс. до н.э., когда на основе колесничного использования лошадей возникает всадничество. Первые всадники на ассирийсих рельефах всегда изображаются парами, в чём видна связь с колесницами. Один управлял двумя лошадьми, второй исполнял функции лучника или копейщика. Это наблюдение было сделано В. Б. Ковалевской [40, с. 23; 41, с. 79]. М. Н. Погребова отмечала, что на древнейших ассирийских рельефах вооружённые всадники изображаются, как правило, в сопровождении безоружного, который должен был, по-видимому, вести лошадь воина и держать её под-узцы пока тот стрелял из лука. Но, очевидно, уже к VIII в. до н.э. всадники становятся вполне самостоятельными [63, с.138]. А. А. Тишкин и Т. Г. Горбунова приводят ираннеас-сирийский барельеф начала I тыс. до н.э., на котором два всадника стреляют из луков. Их лошадей под узцы держит человек [71, с. 116, рис. 4.1]. В результате комплексного анализа изображений с тлийского пояса из погребения № 76 С. Л. Дударевым был сделан вывод о том, что есть основания не считать изображения данных лучников принадлежащими к кругу ранних кочевников. Этому противоречит несовершенная поза всадника, необычен характер крепления колчана к гориту. Стрелок держит повод при стрельбе из лука, тогда как скифы стреляли без повода. Вероятно, это изображения священной охоты на оленя и туров. Сама изобразительная манера присуща кавказской и, отчасти, переднеазиатской традиции, и сближает их с образцами бронзовой антропоморфной пластики Кавказа эпохи поздней бронзы - раннего железа [33, с. 193].

Что касается места, где появился небольшой лук полурефлексивного типа, отметим мнение А. М. Хазанова, который считает, что более правильным с исторической точки зрения предполагать, что развитие т.н. «скифского» лука шло параллельно у различных народов на всей территории евразийских степей [72, с. 30]. Л. В. Ермолов, обобщив сведения об эволюции сложносоставного лука, который в литературе условно принято называть «луком скифского типа», пришел к выводу о том, что на всей территории Восточной Европы, Передней, Средней и Центральной Азии, Сибири сформировался ряд вариантов сложного лука, его эволюция лука была многолинейной [35, с.149, 150]. Добавим к этому и то, что на Кавказе эволюция лука от простых больших к небольшим сложным, полурефлексирующим лукам шла, основываясь, вероятно, на компиляции нескольких форм. По мнению М. В. Горелика, все кавказские луки с выгнутой наружу рукоятью восходят к за-падноиранскому варианту треугольного лука, «скрещенным» с сегментовидным. Иссле-

дователь остался неуверен, существовали ли в реальности типы луков, изображенные на кавказских бронзовых поясах. По его мнению, это могло быть связано лишь с иконографической традицией их изображения [23, с. 71]. Однако в курганах Чуи и Урсула (пазы-рыкская культура, раннескифское время) были найдены полностью сохранившиеся луки, в деталях повторяющие подобные же на ряде бронзовых поясах Закавказья, датированные началом I тыс. до н.э. [50, с. 189, рис. 42, 7, с. 217, рис.71, 1, с. 226, рис. 80, 7; 23, с. 298, табл. XLI, 72, 73, 81].

В заключении обратимся к ещё одному немаловажному вопросу. Принято считать, что появление конных стрелков из лука, в том числе для Ближнего Востока и Закавказья, следует связывать с племенами подвижных скотоводов - срубной культуры, киммерийцев, а затем - и скифов [64, с. 355; 53, с. 107; 23, с. 69]. Однако существуют доказательства того, что они были у народов Закавказья ещё до их появления. Так, кедабекские склепы, датированные концом II - началом I тыс. до н.э. демонстрируют материалы, которые могут быть интерпретированы как погребения представителей воинских формирований всадников [25, с. 255, 262, 266, 275]. Фигуры конных лучников представлены в монографии М. Кастеллучча на 6 бронзовых поясах, найденных в погребениях Армении, Грузии и Азербайджана, относящихся к первым векам I тыс. до н.э. Их наиболее ранние изображения на Ближнем Востоке присутствуют на настенном рельефе из северо-западного дворца Ним-руда (Ассирия), построенного Ашурназирпалом II (885-859 гг. до н.э.), а также на печати из захоронения В из Тепе Сиалк, которая датирована 850-800 гг. до н.э. и считается одной из древнейших изображений конных лучников на Ближнем Востоке. Там же, в Закавказье, известны и небольшие луки, своими очертаниями напоминающие кочевнические образцы т.н. «скифского типа». Лук такого типа присутствует и у всадника с бронзового пояса из погребения № 76 Тлийского могильника в Южной Осетии [79, р. 69-70, р. 70, fig. 103, р. 77, fig. 119, B, р. 227, fig. 320, р. 229, fig. 323, р. 232-234, fig. 327-331]. По мнению М. В. Горелика, последний образец не может быть сближен с луками «скифского» типа, т.к. у этого образца рукоять - не вогнутая, а выгнутая, плечи - выраженно округлые. На наш взгляд, эта характеристика может быть применена лишь к пешим лучникам, тогда как лук всадника больше напоминает образец, представленный на бронзовом поясе из Марал -Дереси. Вообще же, луки подобного типа - небольшие, сегментовидные, сложносостав-ные, полурефлексивные, - известны ему и для середины III тыс. до н.э. Так, изображение типичного «скифского» лука присутствует на шумерской гравированной каменной плакетке из г. Мари [23, с. 67-69, с. 306, табл. XLV: 90, 91]. Изображение сложного, по всей видимости - полурефлексивного лука, было зафиксировано на стене в дольменообразной гробнице кургана № 31 могильника «Клады» в Прикубанье, датируемой концом IV тыс. до н.э. [66, с. 28, рис.1, 2, с. 29]. Этот, а также ряд других подобных же образцов, изображенных на каменных стелах, относящихся к эпохе энеолита (с. Натальевка, гробница из Галичины), приведены С. Н. Братченко [3, с. 73, 74, с. 72, рис. 2, 2]. Лук подобного же типа существовал и в последующее время. Так, для памятников «синташты» (первая половина II тыс. до н.э.) определяется небольшой составной, с признаками ассимметрии и жесткими плечами и рогами, с кибитью, усиленной костяными накладками, усиленный лук сегментовидной формы, который в реконструкции очень напоминает «скифские» образцы [2, с. 92, 93]. Здесь же отметим, что материальный комплекс данной археологической культуры на начальном этапе во многом формировался за счет кавказского и предкавказ-ского населения [17]. Мимоходом, помимо технологических приемов выплавки и обработки бронзы, ряда украшений и некоторых керамических форм, для «синташты» отмечены и предметы вооружения, в т.ч. - наконечники стрел кавказских форм [60, с. 4, 21]. По мнению С. И. Лукьяшко, идея сигмовидного лука появилась конвергентно на Северном Кавказе и в Китае ещё в бронзовом веке. Однако у него нет данных, которые бы свидетельствовали о его «доживании» до скифского времени. В культурах, связанных с развитием коневодства и всадничества, шел поиск возможностей увеличения мощности лука

параллельно с уменьшением его размеров. Киммерийские и раннескифские наконечники стрел - массивные, тяжелые и двулопастные, что соответствуют мощному угловатому луку. Лишь к концу VII - началу VI вв. до н.э. происходит их замена на облегченные экземпляры, что соответствует изменению конструкции лука [55, с. 88, 91, 92].

Обратимся теперь к северокавказским материалам. В арсенале кобанских воинов был разнообразный перечень наконечников стрел, как костяных, так и бронзовых, номенклатура которых была заметно представительнее кочевнических. Помимо закавказских форм - т.н. «площиков», в их числе образцы европейских и степных типов [43, с. 1317; 44, с. 6-26]. В данном контексте важно и наблюдение, сделанное относительно наконечников стрел т.н. «новочеркасского» типа, которые использовались ранними кочевниками. Их первые прототипы были изготовлены по образцам бронзовых наконечников копий, бытовавших в среде оседлых земледельцев Северного Кавказа [37, с. 108]. По мнению В. В. Дворниченко, стрелы «новочеркасского» типа изготавливались местным северокавказским населением. Решающую роль в их производстве играли потребности и вкусы кочевников, т.к. у местных племён были «площики» [26, с. 52]. На наш взгляд, это не совсем так, ведь среди прочих наконечников этот тип повсеместно фиксируется в могильниках местного населения [44, с. 10, 11; 1, с. 319]. Кроме того, в то время в восточном ареале кобани, в отличие от западного, активно использовались и кремневые наконечники, которые традиционно применялись против противника, не имеющего металлических доспехов [3, с. 76-77; 23, с. 135]. Это подтверждается находкой кремневого наконечника стрелы в погребении № 4 Майртупского могильника № 2 в Чечне. Памятник датирован концом II - началом I тыс. до н.э. [14, с. 7, 26, 35, рис. 5, 3]. Среди прочих находок наконечников стрел на Сержень-Юртовских поселениях I и II было найдено 12 кремневых наконечников (тип VIII по В. И. Козенковой). Их находки были связаны с остатками сооружений эпохи поздней бронзы - раннего железа или хозяйственными ямами этого времени. По её наблюдениям, этот тип оформился в конце II тыс. до н.э. и окончательно исчез к VIII-VII вв. до н.э. [45, с. 68, 69, табл. 4. с. 193, рис. 91, 1].

Существует мнение, что для северокавказских воинов лук и стрелы не были в числе приоритетных предметов вооружения [43, с. 13; 40, с. 93]. Это утверждение касалось памятников всех этапов и вариантов, начиная с конца II - первых веков I тыс. до н.э. Впоследствии В. И. Козенкова уточнила, что лишь к началу VI в. до н.э. в позднекобанских памятниках фиксируется увеличение числа наконечников стрел, что связывается ею с ростом конфронтации со степняками [44, с. 45]. Согласно Б. В. Техову, для горных районов Центрального Кавказа стрелы не были необходимым предметом вооружения, хотя изображения лука и стрел являются излюбленными мотивами на поясах из листовой бронзы. Судя по их изображениям, горцы Кавказа были хорошо знакомы с классической формой лука со стрелами, но в погребальных комплексах они отсутствуют. В то же время, бронзовые черешковые наконечники стрел закавказского типа в эпоху поздней бронзы и раннего железа были распространены не только в Закавказье, но и на Северном Кавказе [68, с. 51, 52; 69, с. 224]. Б. Н. Граков писал, что кобанцы почти не знали лук или, во всяком случае, не клали его в погребения [24, с. 113]. По мнению Е. В. Черенко, число наконечников стрел, положенных в погребения, точно отражало реальную роль лука в составе вооружения [74, с. 33]. А. П. Мошинскому более вероятным представляется то, что их просто не клали в могилу [61, с. 24]. Для ряда могильников это действительно так. Например, среди более, чем 300 погребений Тлийского могильника, относящихся к эпохе поздней бронзы и раннему железному веку, было найдено 3 наконечника, в Кобанском - только 1 [69, с. 222, 224].

Обратившись к материалам погребальных комплексов «доскифского» периода (т.е. до второй половины VII в. до н.э.), посмотрим, насколько эти утверждения соответствуют современному уровню наших знаний. В выборке будут участвовать материалы лишь из тех могильников, изучение которых велось стационарно и широкими площадями, изучен-

ные либо полностью, либо в большей степени, и сведения о которых были опубликованы. Данные из некрополей, раскопанных частично, некорректны для подобных расчетов. В подсчетах будут участвовать и материалы Зандакского могильника, территориально и культурно входящего в зону распространения традиций кобани.

То, что традиция использования лука и стрел для территории Центрального Предкавказья имеет прочную основу, демонстрируют материалы Бельтинского могильника № 2 в Ичкерии (Юго-Восточная Чечня), датированного раскопщиками XVI-XIV вв. до н.э., где было найдено 115 кремневых наконечников стрел двух типов и 8 костяных трех типов [15, с. 9, 12, рис. 5.1-3; 16, с. 80, 81, 87, рис. 6, 11-16, с. 79, с. 99, рис. 8, 9-31, с. 79-80, с. 93, рис.12, 3, с. 93, рис. 12, 10-11, 17-23, 47, с. 95, рис.14, 34-41, с. 96, рис. 15, 1-4, 26-37, 44, с. 98, с. 97, рис. 16, 2-9, с. 98, рис. 17, 15-54]. В дальнейшем наконечники стрел становятся известны из памятников восточного, центрального и западного вариантов кобанской археологической культуры.

Так, В. И. Козенкова для Сержень-Юртовского могильника для раскопанных ею 99 могил, относящихся к концу II - первым векам I тыс. до н.э., отметила нахождение немногим более 20 бронзовых и железных наконечников стрел, часть из которых - некавказского происхождения. По её мнению, это свидетельствует об отсутствии у воинов большого интереса к луку и стрелам как категории вооружения первой необходимости. Их большинство было отлито в одностворчатых литейных формах, только наконечник из погребения № 70 - в двустворчатой. Однако, если обратиться к планам опубликованных ею погребений, выясняется, что их было, как минимум, в два раза больше (40 экземпляров). Не все они были найдены в хорошей сохранности и, как следствие - не были обработаны при написании отчета и в последующем - лишь частично оказались включенными в типологические схемы. Часть из них выполняла роль оберега и использовалась в ходе обрядовых церемониалов, связанных с захоронением умерших (погр. №№ 35 и 56). В основном, это были т.н. «площики», имеющие закавказские формы, которые «доживают» в железе до середины - второй половины VI в. до н.э. [46, с. 38, с. 226, табл. 21, 2, табл. 53, 4, табл. 71, 2-4, рис. 9, 9-10, с. 40, 41, 78-80]. При раскопках С. Л. Дударевым этого могильника в 1987 г. в погребении № 10 было найдено 2 бронзовых площика [31, с. 63, с. 84, рис. 32, 3-4].

Из Сержень-Юртовских поселений I и II известно 43 костяных наконечника - черешковых и втульчатых 8 типов. Черешковые III типа датированы X-VIII вв. до н.э. Их происхождение, вероятно, связано с бронзовыми черешковыми наконечниками закавказского типа. Бронзовых наконечников стрел здесь было найдено около 30. Их основное количество (19) принадлежит кавказским формам. Втульчатых наконечников скифских типов (но не «скифского» времени - С.Б.) было найдено 10. Из них 3 датированы VIII - серединой VII вв. до н.э. Кремневые наконечники VIII типа - 12 экземпляров [45, с. 46, 54, 55, 68, 69, с. 68, табл. 4, с. 136, рис. 1, с. 150, рис. 2-6, с. 151, рис. 4, с. 152, рис. 14, с. 159, рис. 1-2, с. 192, рис. 1-17, с. 188, рис. 85, 2-15, с. 193, рис.91, 1]. Известно о двух литейных формах для изготовления бронзовых «площиков», найденных (по одному) на Бамутском и Сержень-Юртовском поселениях, причем в последней можно сразу отливать по 3 экземпляра. Формы датированы концом II тыс. до н.э. и рубежом II/I тыс. до н.э. [43, с. 10, табл. IX, 17, 19; 48, с. 22].

В Зандакском могильнике (конец II - начало I тыс. до н.э.) всего было раскопано 66 погребений, в 11 из них найдено 25 «площиков» и 31 костяной наконечник стрелы. Последние - трех типов, в основном, симметричных форм, с длинными черенками, - в погребения часто помещались уже поврежденными. В погребении № 10 найден колчан с 14 наконечниками (по 7 - бронзовых «плошиков» и костяных черешковых), в погребении № 34 - застежка, вероятно, от горита, в погребении № 38 - 2 бронзовые грибообразные отливки и там же - 3 ворворки. В. И. Марковин предположил, что эти изделия принадлежали к одной сложной конструкции типа горита [56, с. 10, рис. 1, 8-9, рис. 3, 7, 65, с. 20, рис. 11, 3, с. 21, рис. 12, 4, с. 21, рис. 12, 9, с. 22, рис. 13, с. 24, рис. 15, 1, с. 34, рис. 23, а, б, с.

35, с. 36, рис. 24, 1-6, 8, 9, с. 40, рис. 27, 1-2, с. 43, рис. 28, а,.б, с. 59, рис. 42, 1, 3-4, с. 64, рис. 46, 8, с. 66, с. 73, рис. 51, 3-4, рис. 52, 23, с. 82, рис. 60, 6, с. 88, рис. 63, 3, 6, 7, с. 87, с. 90, 4-9, с. 130, 131].

В Аллероевском могильнике № 1 (Чечня) на 64 погребения начала - середины I тыс. до н.э. было зафиксировано 36 наконечников из кости, бронзы и железа, причем с костяком № 1 погребения № 1 был зачищен набор из 14 наконечников, а в погребениях №№ 14 и 50 встречены колчанные наборы из 5 наконечников в каждом [27, с. 114, 117, рис. 1, 8-15; 12, с. 197, рис. 7, 27-32, с. 199; 51]. В сводной работе 1982 г. В. И Козенко-вой, посвященной памятникам восточного варианта «кобани», сведения о наконечниках стрел различных типов представлены довольно противоречивыми цифрами. Часть описаний костяных наконечников перемежается с данными о бронзовых, куда входят и данные о предметах «скифского» времени. Поэтому мы лишены возможности произвести точные подсчеты. Удается лишь установить, что всего металлических наконечников в своде было учтено 157 экземпляров, из них бронзовых - 94, наконечников кавказских форм - 72, кремневых наконечников - 266 [43, с. 13, 14, 16, с. 153, табл. IX, 17, 19, табл. X, с. 154, табл. XI].

Для центральной группы в нашем распоряжении имеются материалы из Эльхотов-ского могильника, расположенного в предгорьях Северной Осетии. Из 59 погребений, относящихся к доскифскому периоду, 17 наконечников стрел, из которых 13 бронзовых и 4

- костяных, встречены в 5 погребениях [77, с. 144-148, с. 334, рис. 27, 1-17].

Для западной группы мы располагаем данными по могильнику Клин-Ярский - III, который находится в зоне контакта с сообществами подвижных скотоводов. В нем на 181 погребение начала I тыс. до н.э. было зафиксировано 37 наконечников: 25 костяных и 12

- бронзовых, обнаруженных среди прочих предметов в 8 погребениях. Среди них в 4 захоронениях отмечено наличие 4 колчанных наборов. Из них 2 наконечника, вероятно, были причиной смерти и в подсчетах как погребальный инвентарь учитываться не должны. В результате анализа этой категории вооружения был сделан вывод о том, что лучники в это время вряд ли могли быть самостоятельной единицей в военных формированиях автохтонов. Для Северного Кавказа доскифского времени предполагается присутствие конных стрелков из лука. Основываясь на численности таких комплексов, для которых установлен факт совмещения предметов конской сбруи и наконечников стрел, был сделан вывод об их незначительном числе [1, с. 316-321, с. 13, 38, 53, 172, 192, 204, 212, 221, с. 316, 317, рис. 242]. На наш взгляд, при таких подсчетах следует учитывать то, что наличие среди заупокойного инвентаря наконечников стрел, прежде всего, зависело от устоявшихся в их обществах погребальных церемониалов, что определенным образом изменяет, искажает реальную ситуацию. Ранее С. Л. Дударев пришел к выводу о том, что номады заимствовали у северокавказцев комплекс вооружения воина-всадника [34, с. 91], что предполагает его наличие у племен кобанскокй культуры западного варианта к изучаемому нами времени. Дополнительно заметим, что в самих скифских погребениях находки луков крайне редки, что объясняется большими трудозатратами на их изготовление и высокой стоимостью (значимостью) этого предмета вооружения для кочевников [74, с. 22; 11, с. 17].

Используя данные из указанных выше могильников, произведем расчет, каков в них был процент погребений с наконечниками стрел. Сержень-Юртовский могильник: из 114 погребений наконечники были найдены в 10, один экземпляр (погр. № 35) не учитываем, т.к. он выполнял роль оберега, общий процент - 7,8 %. Зандакский могильник: из 66 погребений наконечники найдены в 11 - 17,8 %. Аллероевский могильник № 1: из 64 погребений наконечники стрел найдены в 6 захоронениях. В погребении № 16 обнаружены только железные втульчатые экземпляры, относящиеся к «скифскому» периоду, поэтому они не должны учитываться. Тогда расчетный процент - 7,8 %. Эльхотовский могильник: из 59 погребений кобанскй культуры наконечники найдены в 5 - 8,4 %. Клин-Ярский III могильник: из 181 погребения стрелы найдены в 9, в двух случаях предполагается, что они

стали причиной смерти, поэтому мы их не учитываем, но добавляем находку «лука» из погребения № 261. Тогда в подсчетах должны участвовать 8 погребений, что дает 3,9 %.

Сравним полученные цифры с данными по захоронениям ранних кочевников, для которых лук считается основным видом вооружения. С этой целью ещё раз обратимся к монографии А. Б. Белинского и С. Л. Дударева, которые приводят подсчеты, произведенные В. В. Отрощенко для памятников «черногоровской» ранней группы и последующей «новочеркассокй» группы, сделанные О. Р. Дубовской. В первом случае на 150 погребений зафиксировано лишь 5 со стрелами, что составляет 3 %, во втором на те же 150 могил - таковых 16 или 10,6 %. [1, с. 319, 320]. Как видно из приведенных расчетов, на первом этапе процент погребенных со стрелами в могильниках оседлого населения восточного и, отчасти, центрального вариантов кобанской культуры (средний процент - 10,4 %) выше данных по подвижным скотоводам почти в 3,5 раза.

Для западного варианта обобщенные сведения о предметах вооружения содержит монография В. И. Козенковой 1995 г. Всего ею было учтено более 600 наконечников дос-кифского и скифского периодов, в типологических схемах участвуют 496 из них. Наконечники поздних форм - 280, находки доскифского времени представлены 216 образцами. На основании их анализа был сделан вывод, что воины западного ареала во все периоды были вынуждены более часто прибегать к данному виду вооружения, чем их сородичи на востоке. Постоянство же находок в могилах не только отдельных наконечников, но и целых колчанных наборов дает возможность уверенно говорить о широком, если не типичном владении, особенно на позднем этапе, местными северокавказскими племенами луком степного облика [44, с. 6-26]. Однако этот вывод вполне может быть распространен и на центральный вариант культуры. Так, из 22 погребений могильника Гастно-Уота, датированных VII-IV вв. до н.э., в 14 были найдены наконечники стрел общим числом 231 экземпляр, что в процентном отношении составляет 63,2 %. И это - несмотря на ограблен-ность и потревоженность многих комплексов [61, с. 6, 10, 20-24].

Таким образом, мы приходим к заключению, что факты, приведенные выше, не позволяют нам утверждать, что лук и стрелы в первые века I тыс. до н.э. редко применялись кобанскими племенами. Общее количество, а также разнообразие типов наконечников свидетельствует о постоянном совершенствовании технологий в их изготовлении и опытам по применению, как для охоты, так и для военных нужд. Эти факты служат доказательством того, что для северокавказцев они являлись важным элементом в номенклатуре предметов наступательного вооружения. Исходя из изображений на закавказских бронзовых поясах, а также на ряде предметов вооружения (топоры), мы можем предположить, что небольшие луки, вероятно, полурефлексивного типа, могли быть характерны, в том числе и для конца II - начала I тыс. до н.э., когда на Кавказе фиксируются первые лучники-всадники. Их появление можно связать и с миграционными процессами («синташта»). Изучаемая нами булавка могла явиться материальным отражением всех этих процессов. Тем не менее, следует отметить, что до тех пор, пока в нашем распоряжении не окажутся дополнительные и неопровержимые факты наличия в среде ранних кавказских всадников начала I тыс. до н.э. компактных луков, версия о более позднем, чем предполагается нами сейчас, производстве булавки из Венского музея не должна окончательно отбрасываться. Дополнительным источником знаний могли бы стать результаты химического анализа металла, из которого она была изготовлена, что позволило бы сравнить их с уже имеющимися образцами. Все это должно явиться предметом последующих изысканий.

Список литературы

1. Белинский А. Б., Дударев С. Л. Могильник Клин-Яр-Ш и его место среди древностей Кавказа и Юго-Восточной Европы начала эпохи раннего железа. Ставрополь: Дизайн-студия Б., 2015. 446 с.

2. Берсенев А. Г., Епимахов А. В., Зданович Д. Г. Синташтинский лук: археологические материалы и варианты реконструкции // Аркаим - Синташта: древнее наследие Южного Урала: к 70-летию Г. Б. Здановича. Том 1. Челябинск: ЧелГУ, 2010. C. 82-95.

3. Братченко С. Н. Лук и стрелы эпохи энеолита-бронзы Юго-Восточной Европы // Археолопя. 1989. № 4. С. 70-81.

4. Брилева О. А. Классификация антропоморфной металлопластики Кавказа (XV-III вв. до н.э.). // Российская археология. 2007. № 4. С. 155-169.

5. Брилева О. А. Сравнительный анализ набора антропоморфной пластики центрального, западного и восточного вариантов кобанской культуры // Краткие сообщения института археологии. Вып. 223. М.: Наука, 2009. С. 172-182.

6. Брилева О. А. Свидетельства всаднического культа на Кавказе // Древность: историческое знание и специфика источника. Материалы международной научной конференции, посвященной памяти Э. А. Грановского и Д. С. Раевского. Выпуск IV. 14-16 декабря 2009 г. М.: ИВ РАН, 2009. С. 131-132.

7. Брилева О. А. Бронзовая антропоморфная скульптура Кавказа в эпоху поздней бронзы // Из истории культуры народов Северного Кавказа: Сборник научных статей. Вып. 3. Ставрополь: «Графа», 2011. С. 9-24.

8. Брилева О. А. Древняя антропоморфная пластика Кавказа (XV-X вв. до н.э.). М.: Таус, 2012. 424 с.

9. Брилева О. А. Образ всадника и всадницы в антропоморфной пластике Кавказа // Кавказ и степь на рубеже эпохи поздней бронзы и раннего железа. Материалы международной научной конференции, посвященной памяти М. Н. Погребовой 25-27 апреля 2016 г. М.: ИВ РАН, 2016. С. 25-27.

10. Бурков С. Б. Фигурка всадника из Национального музея Кабардино-Балкарии. Источник и интерпретации // Eurasian scicence journal (Евразийский научный журнал). № 3 (48). Часть 3. 2018. С. 27-30.

11. Васильев Н. В. Вооружение и военное дело кочевников Южного Урала в VI-II вв. до н.э. Уфа: Гилем, 2001. 153 с.

12. Виноградов В. Б., Дударев С. Л., Рунич А. П. Киммерийско-кавказские связи // Скифия и Кавказ. Киев: «Наукова Думка», 1980. С. 184-199.

13. Виноградов В. Б., Дударев С. Л. К хронологии некоторых памятников и комплексов начала I тысячелетия до н.э. из Карачаево-Черкессии и Пятигорья // Проблемы археологии и этнографии Карачаево-Черкессии (материальная и духовная культура). Черкесск: 1983. С. 7-17.

14. Виноградов В. Б., Дударев С. Л. Могильники позднего бронзового века у сел. Майртуп в Чечне // Материалы и исследования по археологии Северного Кавказа, вып.1. Армавир: АГПИ, 2003. С. 3-61.

15. Виноградов В. Б., Хашегульгов Б. М. Бельтинский могильник эпохи бронзы (вопросы хронологии) // Прблемы хронологии погребальных памятников Чечено-Ингушетии. Грозный: ЧИИИСФ, 1986. С. 6-24.

16. Виноградов В. Б., Хашегульгов Б. М. Бельтинский могильник эпохи бронзы (материалы раскопок 1978, 1980 гг.) // Погребальный обряд древнего и средневекового населения Северного Кавказа. Орджоникидзе: РИО СОГУ, 1988. С. 78-98.

17. Виноградов Н. Б. Южные мотивы в керамических комплексах эпохи бронзы в Южном Зауралье // Конвергенция и дивергенция в развитии культур эпохи энеолита-бронзы Средней и Восточной Европы. Археологические изыскания. Вып. 25. СПб.: 1995. С. 71-74.

18. Вольная Г. Н. Изображения фигурок коня с всадником в искусстве кобанской и колхидской культур // Проблемы археологии Кавказа. Сборник материалов Международной научной конференции 10-11 мая 2011 г. Сухум: АбИГИ, 2011. С. 79-92.

19. Вольная Г. Н. Образ всадника в прикладном искусстве раннего железного века и в фольклоре народов Кавказа // Языковая ситуация в многоязычной поликультурной среде и проблемы сохранения и развития языков и литератур народов Северного Кавказа. Материалы всероссийской научной конференции с международным участием, посвященной 90-летию со дня рождения И. Х.-М. Урусбиева, 4-5 июня 2010 г. Том 1. Карачаевск: КЧГУ, 2011. С. 158-164.

20. Вольная (Керцева) Г. Н. «Изображение лошади в «летящем галопе» в искусстве Северного Кавказа раннего железного века» // Скифо-аланское наследие Кавказа. Сборник научных трудов. Владикавказ: СОИГСИ ВНЦ РАН, 2017. С. 27-47.

21. Вольная Г. Н., Депуева А. Б. Фигурка конного воина из экспозиции Национального музея Кабардино-Балкарии // Новейшие открытия в археологии Северного Кавказа. Исследования и интерпретации. XXVII Крупновские чтения. Материалы Международной конференции. Махачкала, 23-28 апреля 2012 г. Махачкала: Мавраевъ, 2012. С. 167-169.

22. Гайдукевич В. Ф. Боспорское царство (Итоги и проблемы современной науки). М.-Л.: АН СССР, 1949. 624 с.

23. Горелик М. В. Оружие Древнего Востока (IV тысячелетие - IV в. до н.э.). М.: Восточная литература, 1993. 352 с.

24. Граков Б. Н. Легенда о скифском царе Арианте // История, археология и этнография Средней Азии. К 60-летию со дня рождения члена-корреспондента АН СССР, доктора исторических наук, профессора С. П. Толстого. М.: Наука, 1968. С. 101-116.

25. Гулиев Ф. Э. Погребения с конскими захоронениями в курганах Азербайджана. Баку: ЭЛМ, 2008. 325 с.

26. Дворниченко В. В. К вопросу о происхождении стрел «новочеркасского» типа (по материалам коллекции П. Д. Дубагина из Волго-Ульской пустыни) // Проблемы ски-фо-сарматской археологии. М.: ИА РАН, 1990. С. 48-59.

27. Дударев С. Л. О ранних погребениях Аллероевского 1-го могильника // Памятники эпохи раннего железа и средневековья Чечено-Ингушетии. Грозный: ЧИНИИСФ, 1981. С. 112-122.

28. Дударев С. Л. Из истории связей населения Кавказа с киммерийско-скифским миром. Грозный: ЧИГУ, 1991. 155 с.

29. Дударев С. Л. К проблеме взаимодействия племён Северного Кавказа с ранними кочевниками в предскифскую эпоху. Армавир: АГПУ, 1995. 49 с.

30. Дударев С. Л. Взаимоотношения племён Северного Кавказа с кочевниками Юго-Восточной Европы в предскифскую эпоху (IX - первая половина VII в. до н.э.). Армавир: АГПИ, 1999. 400 с.

31. Дударев С. Л. Раскопки Сержень-Юртовского могильника в Чечено-Ингушетии в 1987 г. // Материалы и исследования по археологии Северного Кавказа. Вып. 6. Армавир: АГПИ, 2006. С. 60-92.

32. Дударев С. Л. Комплекс вооружения и конской сбруи из Пятигорского краеведческого музея // Сборник научных работ С. Л. Дударева: статьи, материалы, рецензии. К 60-летию со дня рождения. М.: Илекса, 2011.С. 261-265.

33. Дударев С. Л. К этнической интерпретации антропоморфных изображений на бронзовых поясах из погребений 74 и 76 Тлийского могильника // Сборник научных работ С. Л. Дударева. Статьи, материалы, рецензии. К 60-летию со дня рождения. С. 192-196.

34. Дударев С. Л. К вопросу о месте «киммерийских» комплексов из Западной Азии в системе хронологии и культурных связей Причерноморья, Кавказа и восточных районов Евразии // Сборник научных работ С. Л. Дударева: статьи, материалы, рецензии. С. 85199.

35. Ермолов Л. В. Сложносоставной монгольский лук // Корейские и монгольские коллекции в собраниях МАЭ. Сборник музея антропологии и этнографии, т. 4. Л.: Наука, 1987. С. 149-155.

36. Журавлев Д. В., Новикова Е. Ю. Коллекция из кургана Куль-Оба в собрании ГИМ // Евразия в скифо-саратское время. Памяти И. И. Гущиной. Труды ГИМ. Вып. 191. М.: ГИМ, 2012. С. 127-139.

37. Иессен А. А. К вопросу о памятниках VIII-VII вв. до н.э. на юге Европейской части СССР (Новочеркасский клад 1939 г.) // Советская археология. 1953. Вып. XVIII. С. 49-110.

38. Канторович А. Д. Образ лошади в восточноевропейском и скифском зверином стиле // Кавказ и степь на рубеже эпохи поздней бронзы и раннего железа. Материалы международной научной конференции, посвященной памяти М. Н. Погребовой 25-27 апреля 2016 г. М.: ИВ РАН, 2016. С. 98-114.

39. Ковалевская В. Б. Конь и всадник. Пути и судьбы (По следам исчезнувших культур Востока). М.: Наука, 1977. 150 с.

40. Ковалевская В. Б. Изображения всадников на ассирийских рельефах IX-VII вв. до н.э. по данным статистического анализа // Археология Южной Сибири. Выпуск 25. Сборник научных трудов, посвященный 80-летию со дня рождения Я. А. Шера. Кемерово: РИО КемГУ, 2011. С. 22-27.

41. Ковалевская В. Б. Ассирийские колесницы IX-VII вв. до н.э.: развитие во времени на основании анализа статистических данных // Текст, контекст, подтекст. Сборник в честь М. Н. Погребовой. М.: ИВ РАН, 2013. С. 73-81.

42. Козенкова В. И. Об одном типе кавказских булавок // Краткие сообщения института археологии. Вып. 132. М.: Наука, 1972. С. 12-15.

43. Козенкова В. И. Типология и хронологическая классификация предметов кобан-ской культуры. Восточный вариант. САИ. Вып. В2-5. Часть 2. М.: Наука, 1982. 175 с.

44. Козенкова В. И. Оружие, воинское и конское снаряжение племен кобанской культуры (систематизация и хронология). Западный вариант. САИ. В2-5. Вып. 4. М., Наука, 1995. 166 с.

45. Козенкова В. И. Поселок-убежище кобанской культуры у аула Сержень-Юрт в Чечне как исторический источник (Северный Кавказ). М.: Наука, 2001. 198 с.

46. Козенкова В. И. У истоков горского менталитета. Могильник эпохи поздней бронзы - раннего железа у аула Сержень-Юрт, Чечня (Материалы по изучению историко-культурного наследия Северного Кавказа. Выпуск III). М.: Памятники исторической мысли, 2002. 232 с.

47. Козенкова В. И. Пряжки-кони кобанской культуры: к кавказско-луристанским контактам XI-X вв. до н.э. // Российская археология. 2006. № 4. С. 18-23.

48. Козенкова В. И. Кобанская культура и окружающий мир: (взаимосвязи, проблемы судьбы и следов разнокультурных инфильтраций в местной среде). М., Таус, 2013. 252 с.

49. Кривицкий В. В. Антропоморфная металлопластика Северного Кавказа эпохи поздней бронзы и раннего железа // КЛИО. 2011. № 1. С. 107-110.

50. Крупнов Е. И., Виноградов В. Б., Умаров С. Ц. Полный научный отчет о полевых работах СКАЭ на территории Чечено-Ингушской АССР в 1968 году. Грозный, 1969 // Научно-отраслевой архив института археологии Российской академии наук (ИА АН РАН). Р-1. № 3757.

51. Кузьмина Е. Е. Навершие со всадниками из Дагестана // Советская археология. 1973. № 2. С. 178-190.

52. Кузьмина Е. Е. Конь в религии и искусстве саков и скифов // Скифы и сарматы. Сборник статей. Киев: Наукова Думка, 1977. С. 96-119.

53. ЛенгД. Грузины - хранители святынь. М.: ЗАО Центрполитиздат, 2008. 223 с.

54. Лукьяшко С. И. Scyraicus a crus. Стрелковое оружие скифов. Часть 2 // Вестник ЮНЦ РАН. Т. 12, № 1. 2016. С. 87-92.

55. Марковин В. И. Зандакский могильник эпохи раннего железного века на реке Ярык-Су (Северо-Восточный Кавказ). М.: Наука, 2002. 154 с.

56. Материалы по археологии Кавказа, собранные экспедициями Московского археологического общества. Вып. VIII. Могильники Северного Кавказа. М.: Издательство типографии Мамонтов и К. 1900. 381 с.

57. Махортых С. В., Черненко Е. В. Рец. на: Дударев С. Л. Из истории связей населения Кавказа с киммерийско-скифским миром. Грозный, ЧИГУ, 1991. 124 с. // Археолопя. 1994. № 1. С. 153-156.

58.МелюковаА. И. Вооружение скифов. САИ. Вып. Д1-4. М.: Наука, 1964. 113 с.

59. Мимоход Р. А. Лолинская культура. Северо-Западный Прикаспий на рубеже среднего и позднего периодов бронзового века. Автореферат диссертации канд.историч. наук. М.: ИА РАН, 2013. 28 с.

60. Мошинский А. П. Древности горной Дигории VII-IV вв. до н.э. Труды ГИМ. Вып. 154. М.: ГИМ, 2006. 208 с.

61. Ольховский В. С. Скифский горит (по изображениям на антропоморфных изваяниях) // Скифия и Боспор. Материалы конференции, посвященнной памяти М. И. Ростовцева. Ленинград, 14-17 марта 1989 г. Новочеркасск: 1989. С. 102-103.

62. Погребова М. Н. Иран и Закавказье в раннем железном веке. М.: Наука, 1977.

184 с.

63. Погребова М. Н. Кони в древней истории Кавказа // Последний энциклопедист: к юбилею Б. А. Литвинского. М.: ИВ РАН, 2013. С. 328-363.

64. Полидович Ю. Б. Конь и конская узда в системе погребальной обрядности народов Юга Восточной Европы предскифского и скифского времени // Текст, контекст, подтекст. Сборник в честь М. Н. Погребовой. М.: ИВ РАН, 2013. С. 157-227.

65. Резепкин А. Д. К интерпретации росписи из гробницы майкопской культуры близ станицы Новосвободной // Краткие сообщения института археологии. Вып. 192. М.: Наука, 1987. С. 26-33.

66. Техов Б. В. Центральный Кавказ в XVI-X вв. до н.э. М., Восточная литерату-ра,1977. 239 с.

67. Техов Б. В. Скифы и Центральный Кавказ в VII-VI вв. до н.э. (По материалам Тлийского могильника). М.: Наука, 1980. 94 с.

68. Техов Б. В. Скифы и материальная культура Центрального Кавказа в VII-VI вв. до н.э. (по материалам Тлийского могильника) // Скифия и Кавказ. Сборник научных трудов. Киев: Наукова думка, 1980. С. 219-257.

69. Техов Б. В. Графическое искусство населения Центрального Кавказа в конце II и в первой половине I тысячелетия до н.э. (по бронзовым поясам из Тли). Владикавказ: Цхинвал: ВНЦ, 2001. 316 с.

70. Тишкин А. А., Горбунова Т. Г. Методика изучения снаряжения верхового коня эпохи раннего железа и средневековья. Учебно-методическое пособие. Барнаул: АлТУ, 2004. 126 с.

71. Хазанов А. М. Очерки военного дела сармат. М.: Наука, 1971. 171 с.

72. Халилов Дж. А. Бронзовые пояса, обнаруженные в Азербайджане // Материальная культура Азербайджана, вып. IV. Баку: АН АзССР, 1962. С. 68-108.

73. Черненко Е. В. Скифские лучники. Киев: Наукова Думка, 1981. 168 с.

74. Чугунов К. В. Лук и горит у ранних кочевников Центральной Азии (особенности конструкции и некоторые параллели в культуре племен Кавказа и Северного Причерноморья // Шестая Международная Кубанская археологическая конференция. Материалы конференции. Краснодар: Экоинвест, 2013. С. 437-441.

75. Чшиев В. (Х.). Т. Об одной скульптурной композиции в материалах кобанской и колхидской культурно-исторических общностей // Абхазия в мировой истории и между-

народных отношениях. Материалы Международной научной конференции, посвященной 70-летию В. Г. Адзинба. Сухум 14-17 мая 2015 г. Сухум: АбИГИ, 2016. С. 175-179.

76. Чшиев В. (Х.). Т. Эльхотовский могильник как эталонный памятник кобанской культуры предгорной зоны Северной Осетии. Диссертация на соиск. учен. степени кандидата историч. наук. Владикавказ, 2017. 588 с.

77. Шульга П. И. Синьцзян в VIII-III вв. до н.э. (Погребальные комплексы. Хронология и периодизация). Барнаул, ЧелГУ, 2010. 238 с.

78. Burkov S. B. Images of horses, chariots and riders on the Transcaucasian bronze belts the end of II - beginning I thousand BC Sources and interpretation // East European Science Journal (Wschodnioeuropejskie Czasopismo Naukowe). № 6 (17). Р. 18-23.

79. Manual Cactelluccia. Transcaucasian Bronze Belts. With a preface bu Jonn Curtis. ВАЯ International Series 2842. Publishing: Oxford, 2017. 419 р.

80. Chantre E. Recherches antropologiques dans le Caucase. Tome 2. Periode protohistorique. Paris-Lion: 1886. 226 р.

81. [Электронный ресурс]. Режим доступа: https://maximus101.livejournal.com/86836.html.

References

1. Belinskij, A. B., Dudarev, S. L. Mogil'nik Klin-YAr-III i ego mesto sredi drevnostej Kavkaza i YUgo-Vostochnoj Evropy nachala ehpohi rannego zheleza [Burial ground Klin-Yar-III and its place among the antiquities of the Caucasus and South-Eastern Europe of the early iron age.]. Stavropol': Dizajn-studiya-B., 2015, 446 p. (in Russian).

2. Bersenyov, A. G., Epimahov, A. V., Zdanovich, D. G. Sintashtinskij luk: arheologi-cheskie materialy i varianty rekonstrukcii [Syntaktische bow: archaeological materials and options for reconstruction]. Arkaim - Sintashta: drevnee nasledie YUzhnogo Urala: k 70-letiyu G. B. Zdanovicha. [Arkaim - Sintashta: ancient heritage of the Southern Urals: to the 70th anniversary of G. B. Zdanovich]. Chelyabinsk: Chelyabinck State University, 2010, t.1, pp. 82-95 (in Russian).

3. Bratchenko, S. N. [Bow and arrow of the Eneolithic-bronze South East Europe] in Ar-heologiya [Archeology], 1989, № 4, pp.70-81. (in Rusian).

4. Brileva, O. A. [Classification of anthropomorphic metal plastics of the Caucasus (XVIII centuries BC)] in Rossijskaya arheologiya [Russian archaeology], 2007, № 4, pp. 155-169. (in Russian).

5. Brileva, O. A. [Comparative analysis of a set of anthropomorphic plastics of Central, Western and Eastern variants of Koban culture] in Kratkie soobshcheniya instituta arheologii [Brief reports of the Institute of archaeology], Moscow, Nauka, 2009, № 223, pp.172-182. (in Russian).

6. Brileva, O. A. [Evidence of the horseman cult in the Caucasus]. Drevnost': istori-cheskoe znanie i specifika istochnika. Materialy mezhdunarodnoj nauchnoj konferencii, pos-vyashchyonnoj pamyati E. A. Granovskogo i D. S. Raevskogo [Antiquity: historical knowledge and specificity of the source. Materials of the international scientific conference dedicated to the memory of E. A. Granovsky and D. S. Rayevsky], Moscow, IV Russian Academy of Sciences, 2009, pp. 131-132. (in Russian).

7. Brileva, O.A. [Bronze anthropomorphic sculpture of the Caucasus in the late bronze age]. Iz istorii kul'tury narodov Severnogo Kavkaza: Sbornik nauchnyh statej [From the history of culture of the peoples of the North Caucasus: Collection of scientific articles], Stavropol': «Grafa», 2011, № 3, pp. 9-24. (in Russian).

8. Brileva, O. A. Drevnyaya antropomorfnayaplastika Kavkaza (XV-Xvv. do n.eh.) [Ancient anthropomorphic plastic of the Caucasus]. Moscow: Taus, 2012. 424 p. (in Russian).

9. Brileva, O. A. [The image of the rider and rider in the anthropomorphic plastic of the Caucasus]. Kavkaz i step' na rubezhe ehpohi pozdnej bronzy i rannego zheleza. Materialy mezh-dunarodnoj nauchnoj konferencii, posvyashchyonnoj pamyati M. N. Pogrebovoj 25-27 aprelya 2016 g. [Caucasus and steppe at the turn of the late bronze and early iron. Proceedings of the international scientific conference dedicated to the memory of M. N. Pogrebova 25-27 April 2016], Moscow, IV Russian Academy of Sciences, 2016, pp. 25-27. (in Russian).

10. Burkov, S. B. [Figure of a rider from the national Museum of Kabardino-Balkaria. Source and interpretations] in Evrazijskij nauchnyj zhurnal [Eurasian science journal], 2018, № 3 (48), part 3, pp. 27-30. (in Russian).

11. Vasil'ev, N. V. Vooruzhenie i voennoe delo kochevnikov YUzhnogo Urala v VI-II vv. do n.eh. [Armament and military Affairs of nomads of the southern Urals in VI-II centuries BC.]. Ufa: Gilem, 2001, 153 p. (in Russian).

12. Vinogradov, V. B., Dudarev, S. L., Runich, A. P. Kimmerijsko-kavkazskie svyazi [Cimmerian-Caucasian relations]. Skifiya i Kavkaz [Scythia and the Caucasus], Kiev: Naukova Dumka, 1980, pp. 184-199. (in Russian).

13. Vinogradov, V. B., Dudarev, S. L. K hronologii nekotoryhpamyatnikov i kompleksov nachala I tysyacheletiya do n.eh. iz Karachaevo-CHerkessii i Pyatigor'ya [To the chronology of some monuments and complexes of the beginning of the I Millennium BC from Karachay-Cherkessia and Pyatigorsk]. Problemy arheologii i ehtnografii Karachaevo-Cherkessii (materi-al'naya i duhovnaya kul'tura) [Problems of archeology and Ethnography of Karachay-Cherkessia (material and spiritual culture)], Cherkessk, 1983, pp.7-17. (in Russian).

14. Vinogradov, V. B., Dudarev, S. L. Mogil'nikipozdnego bronzovogo veka u sel. Majr-tup v Chechne [Burial Grounds of the late bronze age in the village Mayrtup in Chechnya]. Materialy i issledovaniya po arheologii Severnogo Kavkaza [Materials and researches on archeology of the North Caucasus], № 1, Armavir: Armavir State Pedagogical Institute, 2003, pp. 3-61. (in Russian).

15. Vinogradov, V. B., Hashegul'gov, B. M. Bel'tinskij mogil'nik ehpohi bronzy (voprosy hronologii) [Baltinski the burial ground of the bronze age (questions of chronology)]. Problemy hronologii pogrebal'nyh pamyatnikov CHecheno-Ingushetii [Problems of the chronology of funerary monuments of the Chechen-Ingush Republic], Groznyj, 1986, pp. 6-24. (in Russian).

16. Vinogradov, V. B., Hashegul'gov, B. M. Bel'tinskij mogil'nik ehpohi bronzy (materialy raskopok 1978, 1980 gg.) [Baltinski the burial ground of the bronze age (excavations 1978, 1980)], Pogrebal'nyj obryad drevnego i srednevekovogo naseleniya Severnogo Kavkaza [Burial ritual of the ancient and medieval population of the North Caucasus], Ordzhonikidze: North Os-setian State University, 1988, pp.78-98. (in Russian).

17. Vinogradov, N. B. YUzhnye motivy v keramicheskih kompleksah ehpohi bronzy v YUzhnom Zaural'e [Southern motifs in the ceramic complexes of the bronze age in the southern trans-Urals]. Konvergenciya i divergenciya v razvitii kul'tur ehpohi ehneolita-bronzy Srednej i Vostochnoj Evropy. Arheologicheskie izyskaniya [Convergence and divergence in the development of cultures of the Eneolithic-bronze age in Central and Eastern Europe. Archaeological research], № 25. St. Petersburg, 1995, pp. 71-74.

18. Vol'naya, G. N. Izobrazheniya figurok konya s vsadnikom v iskusstve kobanskoj i kol-hidskoj kul'tur [Image of figures of horse and rider in the art of the Koban and Colchian cultures]. Problemy arheologii Kavkaza. Sbornik materialov Mezhdunarodnoj nauchnoj konferencii 10-11 maya 2011 [Problems of archeology of the Caucasus. Materials of the International scientific conference 10-11 May 2011], Suhum: Abkhazian State University, 2011, pp.79-92. (in Russian).

19. Vol'naya, G. N. Obraz vsadnika v prikladnom iskusstve rannego zheleznogo veka i v folklore narodov Kavkaza [The image of the rider in the applied arts of the early iron age and in the folklore of the peoples of the Caucasus]. Yazykovaya situaciya v mnogoyazychnoj poli-kul'turnoj srede i problemy sohraneniya i razvitiya yazykov i literatur narodov Severnogo Kav-

kaza. Materialy vserossijskoj nauchnoj konferencii s mezhdunarodnym uchastiem, posvyash-chennoj 90-letiyu so dnya rozhdeniya I. H. M. Urusbieva, 4-5 iyunya 2010 g. [Linguistic situation in a multilingual multicultural environment and the problems of preservation and development of languages and literatures of the peoples of the North Caucasus. Materials of all-Russian scientific conference with international participation, dedicated to the 90th anniversary from the birthday of I. H. M. Oruzbaeva, 4-5 June 2010], t. 1, Karachaevsk: Karachaevo-Cherkesski State University, 2011, pp. 158-164. (in Russian).

20. Vol'naya (Kerceva), G. N. Izobrazhenie loshadi v «letyashchem galope» v iskusstve Severnogo Kavkaza rannego zheleznogo veka» [The image of the horse in "flying gallop" in art of the North Caucasus in the early iron age]. Skifo-alanskoe nasledie Kavkaza. Sbornik nauch-nyh trudov [The Scythian-Alanian heritage in the Caucasus. Collection of proceedings], Vladikavkaz: North Ossetian Institute of Humanitarian Studies, Russian Academy of Sciences, 2017, pp. 27-47. (in Russian).

21. Vol'naya, G. N., Depueva, A. B. Figurka konnogo voina iz ehkspozicii Nacional'nogo muzeya Kabardino-Balkarii [Figure of a horse warrior from the exposition of the national Museum of Kabardino-Balkaria]. Novejshie otkrytiya v arheologii Severnogo Kavkaza. Issledova-niya i interpretacii. XXVII Krupnovskie chteniya. Materialy Mezhdunarodnoj konferencii Ma-hachkala, 23-28 April 2012 [The Latest discoveries in the archeology of the North Caucasus. Research and interpretation. XXVII Krupnovski reading. Materials of the International conference Makhachkala, 23-28 April 2012]. Mahachkala: "Mavraev", 2012, pp.167-169. (in Russian)

22. Gajdukevich, V. F. Bosporskoe carstvo (Itogi i problemy sovremennoj nauki) [The Kingdom of Bosporus (the Results and problems of modern science)] Moscow - Leningrad, USSR Academy of Sciences, 1949, 624 p. (in Russian)

23. Gorelik, M. V. Oruzhie Drevnego Vostoka (IV tysyacheletie-IVv. do n.eh.) [Weapons of the Ancient East (IV Millennium-IV century BC)]. Moscow: Vostochnaya literatura, 1993. 352 p. (in Russian)

24. Grakov, B. N. Legenda o skifskom care Ariante [The legend of the Scythian king Ariant]. Istoriya, arheologiya i ehtnografiya Srednej Azii. K 60-letiyu so dnya rozhdeniya chle-na-korrespondenta AN SSSR, doktora istoricheskih nauk, professora S. P. Tolstogo [History, archeology and Ethnography of Central Asia. On the 60th anniversary of the corresponding member of the USSR Academy of Sciences, doctor of historical Sciences, Professor S. P. Tolstoy]. Moscow: Nauka, 1968, pp.101-116. (in Russian)

25. Guliev, F. Eh. Pogrebeniya s konskimi zahoroneniyami v kurganah Azerbajdzhana [Burials with horse burials in the barrows of Azerbaijan]. Baku: EHLM, 2008. 325 p. (in Russian)

26. Dvornichenko, V. V. K voprosu o proiskhozhdenii strel «novocherkasskogo» tipa (po materialam kollekcii P. D. Dubagina iz Volgo-Ul'skoj pustyni) [To the question of the origin of the arrows "Novocherkassk" type (according to materials of the collection are P. D. Dubakina from the Volga-Ulickoy the desert)]. Problemy skifo-sarmatskoj arheologii [Problems of Scy-thian-Sarmatian archeology], Moscow: Institute of Archeology, Russian Academy of Sciences, 1990, pp. 48-59. (in Russian).

27. Dudarev, S. L. O rannih pogrebeniyah Alleroevskogo 1-go mogil'nika [On early burials of the Alleroyevsky 1st burial ground]. Pamyatniki ehpohi rannego zheleza i sredneve-kov'ya Checheno-Ingushetii [Monuments of the early iron age and the middle ages of Chechen-Ingushetia], Groznyj: Chechen-Ingush Institute of History and Philology, 1981, p.112-122. (in Russian).

28. Dudarev, S. L. Iz istorii svyazej naseleniya Kavkaza s kimmerijsko - skifskim mirom [From the history of relations of the population of the Caucasus with the Cimmerian-Scythian world], Groznyj: Chechen-Ingush State University, 991, 155 p. (in Russian)

29. Dudarev, S. L. Kprobleme vzaimodejstviya plemyon Severnogo Kavkaza s rannimi kochevnikami v predskifskuyu ehpohu [On the problem of interaction of tribes of the North Cau-

casus with early nomads in the pre-Scythian era]. Armavir: Armavir State Pedagogical University, 1995, 49 p. (in Russian)

30. Dudarev, S. L. Vzaimootnosheniyaplemyon Severnogo Kavkaza s kochevnikami YUgo - Vostochnoj Evropy v predskifskuyu ehpohu (IX - pervaya polovina VII v. do n.eh.) [Relations between the tribes of the North Caucasus and the nomads of South - Eastern Europe in the pre - Scythian era (IX-first half of VII century BC)]. Armavir: Armavir State Pedagogical Institute, 1999, 400 p. (in Russian)

31. Dudarev, S. L. Raskopki Serzhen'-YUrtovskogo mogil'nika v Checheno-Ingushetii v 1987g. [Excavations of Serzhen-Yurt burial ground in Chechen-Ingushetia in 1987]. Materialy i issledovaniya po arheologii Severnogo Kavkaza [Materials and researches on archeology of the North Caucasus], № 6, Armavir: Armavir State Pedagogical Institute, 2006, pp. 60-92. (in Russian)

32. Dudarev, S. L. Kompleks vooruzheniya i konskoj sbrui iz Pyatigorskogo kraeved-cheskogo muzeya [Complex of weapons and horse harness from Pyatigorsk Museum of local lore]. Sbornik nauchnyh rabot S.L.Dudareva: stat'i, materialy, recenzii. K 60-letiyu so dnya rozhdeniya [Collection of scientific works of S. L. Dudarev: articles, materials, reviews. To the 60th anniversary of his birth]. Moscow: Ileksa, 2011, pp.261-265. (in Russian).

33. Dudarev, S. L. K ehtnicheskoj interpretacii antropomorfnyh izobrazhenij na bron-zovyh poyasah iz pogrebenij 74 i 76 Tlijskogo mogil'nika [To the ethnic interpretation of anthropomorphic images on bronze belts from graves 74 and 76 Clickage of the repository]. Sbornik nauchnyh rabot S. L. Dudareva. Stat'i, materialy, recenzii. K 60-letiyu so dnya rozhdeniya [The Collection of scientific works of S. L. Dudarev. Articles, materials, reviews. To the 60th anniversary of his birth], Moscow: Ileksa, 2011, pp.192-196. (in Russian).

34. Dudarev, S. L. K voprosu o meste «kimmerijskih» kompleksov iz Zapadnoj Azii v sisteme hronologii i kul'turnyh svyazej Prichernomor'ya, Kavkaza i vostochnyh rajonov Evrazii [To the question about the place of "Cimmerian" complex of Western Asia in the system of chronology and cultural relations of the black sea region, Caucasus and Eastern regions of Eurasia]. Sbornik nauchnyh rabot S.L.Dudareva: stat'i, materialy, recenzii. K 60-letiyu so dnya rozhdeniya [Collection of scientific works of S. L. Dudarev: articles, materials, reviews To the 60th anniversary of his birth], Moscow: Ileksa, 2011, S. 85-199.

35. Ermolov, L. V. Slozhnosostavnoj mongol'skij luk [The Composite Mongolian bow]. Korejskie i mongol'skie kollekcii v sobraniyah MAEH. Sbornik muzeya antropologii i ehtnogra-fii Korean and Mongolian collections in the collections of MAE [Collection of the Museum of anthropology and Ethnography], t.4, Leningrad: Nauka, 1987, pp.149-155. (in Russian).

36. Zhuravlev, D. V., Novikova E.Yu. Kollekciya iz kurgana Kul'-Oba v sobranii GIM [Collection from the Kul-Oba barrow in the State Historical Museum]. Evraziya v skifo-saratskoe vremya. Pamyati I.I.Gushchinoj Trudy GIM [Eurasia in the Scythian-Saratsky time. The Memory of I. I. Gushchina. Works of the State Historical Museum]. №191, Moscow: State Historical Institute, 2012, pp.127-139. (in Russian).

37. Jessen, A. A. [On the issue of monuments of VIII-VII centuries BC in the South of the European part of the USSR (Novocherkassk treasure 1939)] in Sovetskaya arheologiya [Soviet archeology], 1953, № XVIII, pp. 49-110. (in Russian).

38. Kantorovich, A. D. Obraz loshadi v vostochnoevropejskom i skifskom zverinom stile [The Image of a horse in the East European and Scythian animal style]. Kavkaz i step' na ru-bezhe ehpohi pozdnej bronzy i rannego zheleza. Materialy mezhdunarodnoj nauchnoj konferen-cii, posvyashchyonnoj pamyati M.N. Pogrebovoj 25-27 aprelya 2016 g [The Caucasus and the steppe at the turn of the late bronze age and early iron age. Proceedings of the international scientific conference dedicated to the memory of M. N. Pogrebova 25-27 April 2016], Moscow: Russian Academy of Sciences, 2016, pp.98-114. (in Russian)

39. Kovalevskaya, V. B. Kon' i vsadnik. Puti i sud'by (Po sledam ischeznuvshih kul'tur Vostoka). M.: Nauka, 1977. 150 s.

Kovalevskaya, V. B. Horse and rider. The path and fate (In the Wake of the disappearance of cultures of the East). M.: Science, 1977. 150 p.

40. Kovalevskaya, V. B. [Images of horsemen on Assyrian reliefs of IX-VII centuries BC according to statistical analysis]. Arheologiya YUzhnoj Sibiri. Vypusk 25. Sbornik nauchnyh tru-dov, posvyashchyonnyj 80-letiyu so dnya rozhdeniya Ya. A. Shera [Archeology of southern Siberia. Issue 25. Collection of scientific works, devoted to the 80 anniversary since the birth of Y. A. Sher]. Kemerovo: Kemerovo State University, 2011, pp. 22-27. (in Russian).

41. Kovalevskaya, V. B. Assirijskie kolesnicy IX-VII vv. do n.eh.: razvitie vo vremeni na osnovanii analiza statisticheskih dannyh [Assyrian chariots of IX-VII centuries BC: development in time based on the analysis of statistical data]. Tekst, kontekst, podtekst. Sbornik v chest' M.N. Pogrebovoj [Text, context, subtext. A collection in honor of M. N. Pogrebova], Moscow: Institute of Archeology, Russian Academy of Sciences, 2013, pp.73-81. (in Russian).

42. Kozenkova, V. I. [About one type of Caucasian pins]. Kratkie soobshcheniya institu-ta arheologii [Brief reports of the Institute of archaeology], № 132, Moscow: Science, 1972, pp. 12-15. (in Russian).

43. Kozenkova, V. I. Tipologiya i hronologicheskaya klassifikaciya predmetov kobanskoj kul'tury. Vostochnyj variant [Typology and chronological classification of objects of Koban culture, Eastern option]. Institute of Archeological Sources, №.V2-5, part 2, Moscow: Science, 1982, 175 p. (in Russian).

44. Kozenkova, V. I. Oruzhie, voinskoe i konskoe snaryazhenie plemen kobanskoj kul'tury (sistematizaciya i hronologiya). Zapadnyj variant [Weapons, military and horse equipment of Koban culture tribes (systematization and chronology). The Western version]. Institute of Archeological Sources, № V2-5, Moscow, Science, 1995, 166 p. (in Russian).

45. Kozenkova, V. I. Posyolok-ubezhishche kobanskoj kul'tury u aula Serzhen'-YUrt v CHechne kak istoricheskij istochnik (Severnyj Kavkaz) [Village-the shelter of the Koban culture of the village of Serzhen-Yurt in Chechnya as a historical source (the North Caucasus)]. Moscow: Science, 2001, 198 p. (in Russian).

46. Kozenkova, V. I. U istokov gorskogo mentaliteta. Mogil'nik ehpohi pozdnej bronzy -rannego zheleza u aula Serzhen'-YUrt, CHechnya [At the origins of the mountain mentality. Burial ground of the late bronze age-early iron near Serzhen-Yurt village]. Chechnya. Materialy po izucheniyu istoriko-kul'turnogo naslediya Severnogo Kavkaza [Materials on the study of historical and cultural heritage of the North Caucasus]. № III, Moscow: «Pamyatniki istoricheskoj mysli», 2002, 232 p. (in Russian)

47. Kozenkova, V. I. [Buckle-horses of the Koban culture: Caucasian-loretanske contacts XI-X centuries BC] in Rossijskaya arheologiya [Russian archaeology], 2006, № 4, pp.18-23. (in Russian).

48. Kozenkova, V. I. Kobanskaya kul'tura i okruzhayushchij mir: (vzaimosvyazi, proble-my sud'by i sledov raznokul'turnyh infil'tracij v mestnoj srede) [Koban culture and the world around: (interrelations, problems of fate and traces of multicultural infiltrations in the local environment)]. Moscow, Taus, 2013, 252 p. (in Russian).

49. Krivickij, V. V. [Anthropomorphic metal plastics of the North Caucasus of the late bronze and early iron epoch]. KLIO, 2011, № 1, pp.107-110. (in Russian).

50. Krupnov, E. I., Vinogradov, V. B., Umarov, S. C. Polnyj nauchnyj otchyot opolevyh rabotah SKAEH na territorii CHecheno-Ingushskoj ASSR v 1968 godu [The full scientific report on the filed works of North Caucasian Archeological Expedition on the territory of Chechen Ingush Autonomous Socialist Republic in 1968]. Groznyj: Scientific branch archive of the Institute of Archaeology of the Russian Academy of Sciences, 1969, F. r-1, d. 3757. (in Russian).

51. Kuz'mina, E. E. [A top with horsemen from Dagestan]. Sovetskaya arheologiya [Soviet archeology], 1973, № 2, pp.178 - 190. (in Russian).

52. Kuz'mina, E. E. [The Horse in the religion and art of the Saka and Scythians]. Skify i sarmaty. Sbornik statej. Kiev: Naukova Dumka [The Scythians and Sarmatians. Collected papers. Kyiv: Naukova Dumka], 1977, pp. 96-119. (in Russian).

53. Leng D. Gruziny - hraniteli svyatyn' [The Georgians are the keepers of the shrines]. Moscow: ZAO Centrpolitizdat, 2008, 223 p. (in Russian).

54. Luk'yashko, S. I. [Scytnicus a crus. Small arms of the Scythians. Part 2]. Vestnik YUNC RAN [New of the South Scientific Centre of Russian Academy of Sciences], t.12, № 1, 2016, pp. 87-92. (in Russian).

55. Markovin, V. I. Zandakskij mogil'nik ehpohi rannego zheleznogo veka na reke YAryk-Su (Severo-Vostochnyj Kavkaz) [Zandak burial ground of the early iron age on the river Yaryk-su (North-East Caucasus)]. Moscow: Nauka, 2002, 154 p. (in Russian).

56. Materialy po arheologii Kavkaza, sobrannye ehkspediciyami Moskovskogo arheolo-gicheskogo obshchestva. Vyp. VIII. Mogil'niki Severnogo Kavkaza [Materials on the archeology of the Caucasus, collected by expeditions of the Moscow archaeological society. Issue. VIII. Burial Grounds Of The North Caucasus]. Moscow: Izdatel'stvo tipografii Mamontov i K., 1900, 381 p. (in Russian).

57. Mahortyh, S. V., Chernenko, E. V. [Review on: Dudarev S. L. from the history of relations of the Caucasian population with the Cimmerian-Scythian world. Grozny. Chechen Ingush State University] in Arheologiya [Archaeology], 1994, № 1, pp. 153-156. (in Russian).

58. Melyukova, A. I. Vooruzhenie skifov [Weapons of the Scythians]. List of Archeologi-cal Sources (SAI), Issue D1-4, Moscow: Science, 1964, 113 p. (in Russian).

59. Mimohod, R. A. Lolinskaya kul'tura. Severo-Zapadnyj Prikaspij na rubezhe srednego ipozdnegoperiodov bronzovogo veka. Avtoreferat dissertacii kand.istorich. nauk [Lolin culture. North-Western Caspian at the turn of the middle and late bronze age. Abstract of the thesis of candidate of historian sciences], Moscow: Institute of Archeology of Russian Academy of Sciences, 2013, 28 p. (in Russian)

60. Moshinskij, A. P. Drevnosti gornoj Digorii VII-IV vv. do n.eh. Trudy GIM [Ancient mining Digoria-just one of the VII-IV centuries BC Works of the State Historian Museum, Issue 154. Moscow: Sate Historian Museum, 2006, 208 p. (in Russian).

61. Ol'hovskij, V. S. Skifskij gorit (po izobrazheniyam na antropomorfnyh izvayaniyah) [Scythian burns (according to the images on anthropomorphic statues)]. Skifiya i Bospor. Mate-rialy konferencii, posvyashchennnoj pamyati M.I.Rostovceva. Leningrad, 14-17 marta 1989 g. [Scythia and Bosporus. Materials of the conference dedicated to the memory of M. I. Rostovtsev. Leningrad, 14-17 March 1989], Novocherkassk, 1989, pp. 102-103. (in Russian).

62. Pogrebova, M. N. Iran i Zakavkaz'e v rannem zheleznom veke [Iran and Transcaucasia in the early iron age]. Moscow: Science, 1977, 184 pp. (In Russian).

63. Pogrebova, M. N. Koni v drevnej istorii Kavkaza. [Horses in the ancient history of the Caucasus]. Poslednij ehnciklopedist: k yubileyu B.A. Litvinskogo [The Last encyclopedist: to the anniversary of B. A. Litvinsky], Moscow: Institute of Oriental Studies of Russian Academy of Sciences, 2013, pp. 328-363. (in Russian).

64. Polidovich, Yu. B. Kon' i konskaya uzda v sisteme pogrebal'noj obryadnosti narodov YUga Vostochnoj Evropy predskifskogo i skifskogo vremeni [Horse bridle and horse burial rituals of the peoples of South Eastern Europe pre-Scythian and Scythian time]. Tekst, kontekst, pod-tekst. Sbornik v chest' M.N. Pogrebovoj [The Text, context, subtext. A collection in honor of M. N. Pogrebova], Moscow: Institute of oriental studies of Russian Academy of Sciences, 2013, pp. 157-227. (in Russian).

65. Rezepkin, A. D. K interpretacii rospisi iz grobnicy majkopskoj kul'tury bliz stanicy Novosvobodnoj [To the interpretation of the mural from the tomb of the Maikop culture near the village Novosvobodnaya]. Kratkie soobshcheniya instituta arheologii [Short messages of Institute of archeology], Issue 192, Moscow: Science, 1987, pp. 26-33. (in Russian).

66. Tekhov, B. V. Central'nyj Kavkaz v XVI-X vv. do n.eh [Central Caucasus in XVI-X centuries BC]. Moscow, Vostochnaya literatura, 1977, 239 p. (in Russian).

67. Tekhov, B. V. Skify i Central'nyj Kavkaz v VII-VI vv. do n.eh. (Po materialam Tlijs-kogo mogil'nika) [The Scythians and the Central Caucasus in the VII-VI centuries BC (On materials of the Tli burial ground)]. Moscow: Science, 1980, 94 p. (in Russian).

68. Tekhov, B. V. Skify i material'naya kul'tura Central'nogo Kavkaza v VII-VI vv. do n.eh. (po materialam Tlijskogo mogil'nika) [The Scythians and material culture of the Central Caucasus in the VII-VI centuries BC (on materials of the Tli burial ground)]. Skifiya i Kavkaz. Sbornik nauchnyh trudov [Scythia and the Caucasus. Collection of the scienctific studies], Kiev: Naukova dumka, 1980, pp. 219-257. (in Russian).

69. Tekhov, B. V. Graficheskoe iskusstvo naseleniya Central'nogo Kavkaza v konce II i v pervojpolovine I tysyacheletiya do n.e. (po bronzovym poyasam iz Tli) [Graphic art of the population of the Central Caucasus at the end of II and in the first half of I Millennium BC (on bronze belts from Aphids)]. Vladikavkaz: Ckhinval, Vladikavkaz Scientific Centre (VNC), 2001, 316 p. (in Russian).

70. Tishkin, A. A., Gorbunova, T. G. Metodika izucheniya snaryazheniya verhovogo konya ehpohi rannego zheleza i srednevekov'ya. Uchebno-metodicheskoe posobie [Methods of studying the equipment of the riding horse of the early iron and middle ages. Educational and methodical manual]. Barnaul: Altay Technological University, 2004, 126 p. (in Russian).

71. Hazanov, A. M. Ocherki voennogo dela sarmat [Essays on military affairs of the Sarmats]. Moscow: Science, 1971, 171 pp. (in Russian).

72. Halilov, Dzh. A. Bronzovye poyasa, obnaruzhennye v Azerbajdzhane [Bronze belts found in Azerbaijan]. Material'naya kul'tura Azerbajdzhana [Material culture of Azerbaijan], Issue. IV. Baku: Academy of Sciences of Azerbaijan Soviet Socialist Republic, 1962, pp. 68-108. (in Russian).

73. Chernenko, E. V. Skifskie luchniki [Scythian archers]. Kiev: Naukova Dumka, 1981, 168 p. (in Russian).

74. Chugunov, K. V. [A bow and a gorit in the early nomads of Central Asia (design features and some Parallels in the culture of the tribes of the Caucasus and the Northern black sea region)]. SHestaya Mezhdunarodnaya Kubanskaya arheologicheskaya konferenciya. Materialy konferencii [Sixth international Kuban archaeological conference. Conference materials], Krasnodar: Ekoinvest, 2013, pp.437-441. (in Russian).

75. Chshiev, V. (H.). T. Ob odnoj skul'pturnoj kompozicii v materialah kobanskoj i kol-hidskoj kul'turno-istoricheskih obshchnostej [About one sculptural composition in the materials of Koban and Colchid cultural and historical communities]. Abhaziya v mirovoj istorii i mezh-dunarodnyh otnosheniyah. Materialy Mezhdunarodnoj nauchnoj konferencii, posvyashchyonnoj 70-letiyu V.G. Adzinba. Suhum 14-17 maya 2015 g. [Abkhazia in world history and international relations. Materials of the International scientific conference dedicated to the 70th anniversary of V. G. Adzinba. Sukhum 14-17 May 2015]. Suhum: Abkhazian Institute of Humanitarian Studies, 2016, pp. 175-179. (in Russian).

76. Chshiev, V. (H.). T. Ehl'hotovskij mogil'nik kak ehtalonnyj pamyatnik kobanskoj kul'tury predgornoj zony Severnoj Osetii. Dissertaciya na soisk. uchen. stepeni kandidata isto-rich. nauk [The Elkhot burial ground as a reference monument of Koban culture of the foothills of North Ossetia. The dissertation on competition of a scientific degree of candidate of historical. Sciences]. Vladikavkaz, 2017, 588 p. (in Russian).

77. Shulga, P. I. Xinjiang in VIII-III centuries BC (Pogrebal'nye kompleksy. Hronologiya i periodizaciya [Sin'czyan v VIII-III vv. BC. (Burial complexes. Chronology and periodiza-tion)]. Barnaul: Chelyabinsk State University, 2010, 238 p. (in Russian).

78. Burkov, S. B. Images of horses, chariots and riders on the Transcaucasian bronze belts the end of II - beginning I thousand BC Sources and interpretation. East European Science Journal (Wschodnioeuropejskie Czasopismo Naukowe), № 6 (17), pp.18-23. (in English).

79. Manual Cactelluccia. Transcaucasian Bronze Belts. With a preface bu Jonn Curtis. VAR International Series 2842. Publishing: Oxford, 2017, 419 p. (in English).

80. Chantre, E. Recherches antropologiques dans le Caucase. Tome 2. Periode protohistorique. Paris-Lion: 1886, 226 p. (in French).

81. https://maximus101.livejournal.com/86836.html.