CC BY
776
БРАТАНИЯ НА РУССКОМ ФРОНТЕ ПЕРВОЙ МИРОВОЙ ВОИНЫ
Под новый, 1915-й, год мир облетела сенсационная новость: на Западном фронте Великой войны началось стихийное перемирие и братание солдат враждующих британской, французской и германской армий. Вскоре вождь русских большевиков Ленин заявил о братании на фронте как о начале «превращения мировой войны в гражданскую войну»1.
Среди этих известий о Рождественском перемирии2 и грезах об освобождении человечества через мировую революцию совсем затерялись скупые сведения о братаниях на Восточном (Русском) фронте. В советской историографии вопрос о братаниях в русской армии ставился как
проблема ее и других армий «революционизирования» и «большевизации»3, в западной историографии - как проблема использования братания в вопросе войны и мира на завершающем этапе мирового военного конфликта4, а в постсоветской историографии - или как проблема морального состояния русской армии непосредственно перед Февральской революцией5, или как исключительно подрывная деятельность немецкого командования в 1917 г.6
Неизвестные прежде архивные документы помогают пролить свет на содержание, формы и масштабы солдатских братаний. Основная часть сведений о братаниях отложилась в докладах, отчетах и приложениях к ним в виде выдержек из писем с фронта. С осени 1915 г. цензурные отчеты и доклады стали делаться не реже раза в месяц, а в некоторых штабах и чаще -2-3 раза в месяц. Эти документы составлялись Цензурными отделами штабов фронтов, армий и военных округов на театре военных действий. Предназначенные для осведомления командования насчет морального духа армии, цензурные материалы содержали сведения и о многих негативных сторонах армейской жизни, о которых начальство на местах не желало производить официальные расследования: сдаче в плен, дезертирстве, членовредительстве, мародерстве, а также и о братаниях. Лишь небольшая часть сведений о братаниях почерпнута из переписки штабов, приказов и приложений к ним7, а также из судебных и следственных материалов по воинским преступлениям.
Братания на фронтах Первой мировой войны вызывались ощущением у бойцов враждующих сторон единения перед лицом бесчеловечной индустриальной войны. Кроме того, необходимо было убирать территорию (фактически являвшейся общей) от раненых и трупов, заготавливать хворост и продукты, косить траву на фураж, собирать фрукты на «ничейной земле»8. Для этого достигались договоренности об ограничении огня, не бросать гранаты в окопы и т.п.9
Такие случаи имели место в русской армии уже в августе 1914 г. на Юго-Западном фронте. В связи с этим верховный главнокомандующий вел. кн. Николай Николаевич обращал внимание командармов, что «заключение перемирий по просьбе наших противников может быть допускаемо лишь в случаях, когда это вполне отвечает нашим интересам»10.
Однако в декабре 1914 г. на Северо-Западном фронте были отмечены случаи уже настоящего братания солдат 249-го пехотного Дунайского и 235-го пехотного Белебеевского полков11. Инициатором здесь выступали солдаты германской армии. В телеграмме командующего 1-й армией генерала А.И. Литвинова командующим корпусами говорилось об «обманном способе, под видом приглашения к себе в гости и угощения», захвате в плен «поверивших им на слово и легковерно соблазнившихся людей, ставших таким образом, изменниками родине». Командарм приказал не допускать «подобное хождение в гости» как очевидное «предательство и измену присяге», «принять все меры к устранению возможности каких-либо сношений с немцами»12. Одновременно был издан приказ по 1-й
армии, в котором выражалось намерение немедленно (заочно) судить офицера, поручика С.С. Свидерского-Малярчука, оказавшегося среди «невольных перебежчиков». (Сам поручик Свидерский-Малярчук полагал весь этот инцидент досадной «оплошностью»; узнав, что в России его считают изменником, добровольно сдавшимся в плен, он неоднократно пытался бежать, чтобы оправдаться)13. В качестве дисциплинарных мер предписывалось также открывать по участникам братания огонь, «а равно расстреливать и тех, кто вздумает верить таким подвохам и будет выходить для разговоров с нашими врагами»14.
Случай рождественского братания в декабре 1914 г. на том же фронте оказался не единственным. Так, 20 солдат, 4 унтер-офицера и 1 ефрейтор 301-го пехотного Бобруйского полка 76-й пехотной дивизии «отлучились по легкомыслию» в расположение немцев15. Командованию стало известно и о других «печальных инцидентах» братания в декабре 1914 г16
Имели место случаи братаний и на Пасху 1915 г. Они заключались в выходе из окопов, свидании с противником («германцем»), «христосованием», взаимным угощением папиросами, сигарами. Одно из братаний, в котором участвовали и офицеры, закончилось соревнованием хоров с обеих сторон и общими плясками под немецкую гитару17. Весной 1915 г. из цензурных отчетов стало известно, что на передовых позициях после пасхальных праздников начался систематический обмен между солдатами русской армии и армиями противника хлебом, коньяком, водкой, шоколадом и сигарами. В связи с этим дежурный генерал Ставки генерал П.К. Кондзе-ровский сообщал командующим фронтами, что «впредь за допущение такого общения нижних чинов с неприятелем строжайшая ответственность должна ложиться на ротных командиров и командиров полков»18.
Братания имели место и летом 1915 г. на русско-австрийском фронте19. А с осени 1915 г, с началом позиционной войны, братания происходили уже во многих пехотных частях20. Продолжались они и на Рождество в декабре 1915 г.21 Так, согласно сведениям, поступившим начальнику штаба главкома армиями Северного фронта генералу М.Д. Бонч-Бруевичу, на некоторых участках Северного фронта установились «дружеские отношения» с частями противника. Такие отношения были, например, в 55-м пехотном Сибирском полку на Западной Двине, на форте Франц, где стрелки 4-го батальона условились с германцами «жить в дружбе», без предупреждения никогда не тревожить друг друга, не стрелять и не брать пленных. Стрелки полка ходили не на разведку, а «в гости», и не ночью, а днем. От выходивших к ним навстречу немцев солдаты получали папиросы, коньяк, приносили германские «гостинцы» врачам полка. В этих «сношениях с неприятелем» участвовали унтер-офицеры и даже офицеры полка, о них знали командир батальона и, по всей видимости, командир полка. Принцип «не тронь меня, и я тебя не трону» установился во многих полках на рижском участке фронта, что, вероятно, стало продолжением рождественских братаний22.
Начавшееся следствие выявило массу подробностей повседневной жизни солдат на форте Франц, оказавшемся в сложном, взаимозависимом позиционном положении (как и застава противника), что и создало условия для тесных взаимоотношений двух частей. Они заключались в договоренности о прекращении огня сначала на момент смены частей, а потом и вообще на длительное время. Соглашения с противником распространились и на ведение разведки, когда с целью «бескровного захвата» «языка» стороны договорились просто обмениваться военнопленными, выделяя специальных переговорщиков из числа пленных. Эти договоренности существовали еще с начала позиционной войны при нахождении на позиции другого, 53-го Сибирского стрелкового, полка, который и передал установившиеся связи с противником заступившим на позиции с 10 декабря 1915 г. подразделениям 55-го Сибирского стрелкового полка. Несмотря на попытки временно командующего полком подполковника Мандрыки прекратить «сношения с неприятелем», в дни Рождества и Нового, 1916-го, года продолжались контакты с обеих сторон, обмен спиртным и т.п. Исполняющий должность генерала для поручений при главном начальнике снабжений армий Северного фронта, расследовавший «сношения с неприятелем» на форте Франц, объяснял их «небрежным исполнением службы начальствующими лицами в полку». Эти братания, вероятно, сыграли свою роль в мае 1916 г., когда при захвате форта немцами в плен сдалось свыше 70-ти русских солдат. При этом начальство 14-й сибирской стрелковой дивизии поздно донесло о факте сдачи форта с таким большим количеством пленных, за что получило выговор от командира 7-го Сибирского стрелкового корпуса генерала Р.Д. Радко-Дмитриева23.
О широком развитии отношений с противником на Русском фронте говорит и вспыхнувшие на Пасху 1916 г. (совпавшую с этим праздником у противника - 10 апреля) братания, в которых участвовали уже десятки полков, артиллерийских батарей и железнодорожных батальонов Север-ного24 и Юго-Западного фронтов25. Среди них были 16-й Стрелковый императора Александра III, 41-й пехотный Селенгинский, 114-й пехотный Новоторжский, 143-й пехотный Дорогобужский, 239-й пехотный Кон-стантиноградский, 277-й пехотный Переяславский, 321-й пехотный Окский, 403 -й пехотный Вольский, 479-й пехотный Кадниковский, 482-й пехотный Жиздринский; 500-й пехотный Ингульский, 45-й сибирский стрелковый полки, 4-й сибирский железнодорожный батальон, 44-я батарея 28-й артиллерийской бригады26. О массовости братаний на Юго-Западном фронте «как общем правиле» говорилось и в отношении начальника штаба главковерха генерала М.В. Алексеева27.
Братания являлись откровенным нарушением воинских обязанностей, дисциплинарного устава, а широкие контакты с противником вообще подпадали под Воинский устав о наказаниях, влекли уголовную ответственность. Взаимные христосования, веселье и игры происходили с приглашением в гости противника в свои окопы. Иногда это сопровождалось съем-
кой укреплений, что являлось нарушением элементарных инструкций, учитывая сложный допуск даже корреспондентов газет, представителей союзников на Русский фронт28. Встречи противников сопровождались алкогольным угощением, уводом в плен «гостями» «хозяев», очевидно, по предварительному сговору29. Особенно возмутило русское главное командование, лично главковерха Николая II (со слов начальника его штаба генерала М.В. Алексеева) участие в этих «сношениях с неприятелем» офицеров30.
Однако реакция на эти братания была мягкая, что следовало и из единственной ст. 244 Воинского устава о наказаниях, по которой за «переписку или иные сношения с неприятелем без злого умысла» устанавливалось... разжалование в рядовые31. В письме начальника штаба главковерха генерала М.В. Алексеева начальнику штаба главкома армиями Юго-Западного фронта генералу В.Н. Клембовскому говорилось, что «государю императору было крайне неприятно выслушать бывшие уже ранее подобные факты». Вообще все дело братания представлялось как «неуместное и предосудительное» изъявление к противнику «братских» чувств, учитывая его, противника, плохое отношение к русским пленным32.
Несколько иначе объяснял «мягкость» по отношению к братающимся главком армиями Северного фронта генерал Н.А. Куропаткин в июне 1916 г. Их возникновение он приписывал революционной пропаганде, а также полякам, мобилизованным в русскую армию: дескать, те поддались пропаганде немцев, призывам вернуться в свои дома на занятую германской армией территорию Польши. Он не докладывал в Ставку ни о революционной пропаганде на фронте, ни о братании на Пасху, «чтобы не тревожить государя в дни великих решений». Куропаткин предполагал, что ожидавшееся буквально через несколько недель наступление и победа «сметет всю вредную накипь, образовавшуюся от сидения в окопах и общения с Ригой и Петроградом»33. Также ввиду праздника Пасхи решил не начинать дела против участников братаний начальник штаба главкома армиями Северного фронта генерал Н.Н. Сиверс. Хотя он и признавал, что «тесное общение» с немцами вредно влияет на дух войск, облегчает противнику разведку, способствует дезертирству, вообще является с точки зрения уголовного закона недопустимым и преступным»34.
Впрочем, не все военачальники были согласны терпеть братания. На 3 -й день Пасхи командующий 12-й армией генерал Р.Д. Радко-Дмитриев отдал приказ открывать артиллерийский огонь по группам братающихся35.
Но и после пасхальных братаний на ряде участков фронта мирные отношения с немцами продолжались. Так, в одном солдатском письме с Юго-Западного фронта сообщалось: «Между немцами и нами установилась традиция не стрелять, ходим совершенно по открытому месту. Сегодня даже наши солдаты сходились вместе и снова мирно разошлись». Из другого письма очевидно, что солдаты (на том же фронте) ждали мир со дня на день: «Раз боев нет, стало быть идут мирные переговоры, а стало быть и скоро мир». Солдаты сообщали в письмах о «хождении в гости» к
противнику, обмене спиртным36. Согласно данным Цензурного отделения штаба главкома армиями Западного фронта, в начале мая во 2-й армии имели место перемирия в ряде корпусов для уборки трупов убитых, которые стали перерастать в братания (в 36-м армейском корпусе)37. В отдельных частях переговоры с противником происходили и летом38.
Осенью 1916 г. братания продолжались. На некоторых участках ЮгоЗападного фронта повседневным стало взаимное приветствие солдат русской и австро-венгерской армий, что добавляло размышлений о бессмысленности продолжения войны39. Цензура Юго-Западного фронта продолжала находить в письмах солдат такие фразы: «Живем с немцами душа в душу, переговоры ведем»40. На Рождество начальство уже не в состоянии было пресечь этот процесс, сопровождавшийся широким распространением мирных настроений, чему способствовала и немецкая пропаганда41. Так, перед частями 48-го Сибирского стрелкового полка немцы, по словам русских солдат, «покушались заглядывать в гости и к себе звали», ежедневно выкидывали белый флаг, плакаты («блокаты») и прокламации, чтобы русские согласились на мир. Единственным ответом военного командования на такие действия было усиление артиллерийского обстрела позиций противника42.
В Пасхальную неделю 1917 г. - со 2 по 8 апреля - братания приняли невиданно широкий размах, особенно на Юго-Западном фронте. В них участвовали уже свыше сотни полков43. Братания продолжались также в мае-июне44 и далее вплоть до осени, главным образом на Юго-Западном фронте45. После Корниловского мятежа с сентября вновь начались братания. Особенно они усилились после Октябрьского переворота и продолжались вплоть до заключения Брестского мира46.
Братания, происходившие на Восточном фронте Первой мировой войны, значительно отличались от братаний на Западном фронте. В его основе были укоренившиеся представления о значимости православных праздников в социальных отношениях среди крестьян: так, во время Пасхи в русских деревнях богатые старались поддержать бедных, дарили пасху, куличи и т.п.47 То же происходило и между солдатами, когда те, «размягченные» приливом религиозных чувств, порою плача, раздавали свой хлеб бедным своим товарищам для разговления48, а затем и противнику. Во время братания непременно происходило взаимное угощение. Но со стороны русских солдат это больше походило на народное гуляние, даже бражничество, когда представители сельского схода обходили все дворы, чтобы сделать праздник всеобщим. Так в деревне не допускались «голодные разговины»: в этом случае богатые родственники, сельчане приносили на праздничный стол бедным односельчанам продукты49. Так же и русские солдаты приходящим австрийцам давали «подарки», угощали хлебом и даже несли в австрийские окопы пасху, яйца, сало, колбасу, хлеб («а то у них черный хлеб»), «конфекты»50.
Вообще, для крестьянского менталитета характерно неприятие долгого соперничества с врагом - например, соседом, стремление скорее
пойти на мировую, даже простить его. Это является одним из условий крестьянской жизни в миру, на земле, что видно из особого отношения к соседям, знакомым в предпасхальные недели51. Братания, происходившие в основном на Юго-Западном фронте, с солдатами австро-венгерской армии, в значительном количестве славянами и частью православными, представляли собой смесь религиозного прозрения со всепрощением, проявлением не то что «идентификации с противником», а порою любви и жалости к нему, с рукопожатиями и слезами и «целованиями от радости»52.
Подобное братание описано в письме солдата 41-го пехотного Се-ленгинского полка: «На первый день Пасхи когда мы уже разговелись одох-нули немного у нас все тихо ни одного выстрела стали мы из своих окопов махать шапками до своего врага и он тоже начал махать и стали звать друг друга к себе в гости и так что мы сошлись по маленко с австрийцами на средину между проволочное заграждение без никакого оружия и начали христосоваться а некоторые австрийцы были православны то целовались с нами и некоторые с жалости заплакали и угощали друг друга в мести плясали как настоящие товарищи а потом разошлись и должна быть наша история в писана в газетах»53.
Солдаты в своих письмах домой постоянно подчеркивали именно замирение, усмирение, примирение с врагом, что и было условием «Ве-ликодня»54. Впрочем, иногда солдаты подчеркивали, что братанием противник «просил миру у нас»55. Само празднование представлялось как общее гуляние, единение всех и взаимное прощение. Праздник как бы был неполным, если в нем не участвовал неприятель. Праздник начинался среди своих, но заканчивался обязательно среди чужих. О том, «как провели праздник», сообщали солдаты-крестьяне родным, в свои села, как бы делая и своих односельчан участником братания-примирения56.
Еще один крестьянский обычай, нашедший свое применение в пасхальных братаниях, - обычай побратимства, уходивший своими корнями в древность. Во время этого праздника проявлялась способность выйти из боя миром, после того как обе стороны проявили храбрость и исключительные воинские качества, превратить соперника в названного брата. Во время подобных праздников обменивались подарками. Такие обычаи еще оставались среди донских казаков, которые могли брататься и с чужаками, пришедшими из других мест. Сами обряды побратимства совершались в некоторых деревнях во второй день Пасхи. Такое побратимство сопровождалось поклонами, целованием, угощением, совместной трапезой. Обычай побратимства, нечастый в начале XX в. в России, был, однако, еще живуч именно среди западных славян, основного контингента армии Австро-Венгерской империи57. Элементы побратимства нашли свое воплощение и в братаниях на фронте. В письмах описывалось, как «кинулись враги приятели друг к другу в объятия», что «весь день было дружелюбное дело», подчеркивалось «дружество», «полная дружба», обещания «больше не воевать», подача «братской руки» и т.п.58
В ходе братаний русские солдаты-крестьяне пытались восполнить потерю «полезности» войны и вернуть ей «вещный» характер, что так важно для крестьянского менталитета. Сказывалась и нехватка определенных продуктов в армиях, стремление пополнить их за счет неприятеля. Русские приносили на братание хлеб, мыло, табак. Немцы и австрийцы - губные гармошки, сигары, перочинные ножи, электрические фонарики и т.п.59
Непременной частью крестьянского проведения Пасхи являлись горячительные напитки. Они помогали вывести праздник на уровень формального прощения противника, намерения уладить с ним конфликт60. Это впервые широко проявилось дни Пасхи 1916 г.61
Как только русские солдаты получали пасхальные продукты, они после христосования устремлялись к противнику, где в обмен получали алкоголь. Австрийцы снабжали русских солдат водкой, ромом, коньяком, спиртом, красным вином, «подносили водки по чарки и говорили по хорошему когда мир будет». Солдаты пили, иногда по несколько дней, друг друга приводили в пьяном виде в окопы. Играла роль и меновая торговля: русские солдаты знали о нехватке хлеба в австрийской армии и специально его покупали для братания. Но часто русских просто угощали водкой и сигаретами, что было поводом для начала братаний именно с австро-немецкой стороны62. Собственно и сами братания проходили или на середине позиции, или в австро-немецких окопах, редко - в русских. Но и позднее отношения, как с немцами, так и с австрийцами, сопровождались обильными возлияниями63.
В 1917 г алкогольная основа братаний вышла на первый план. Из 50-ти случаев зафиксированных нами контактов военнослужащих русской армии с противником, в которых участвовали солдаты около 30-ти войсковых частей, спиртное фигурировало в половине случаев. Так, согласно солдатским письмам, отложившимся в цензуре, пили водку и ром каждый день у австрийцев на Юго-Западном фронте (часть не указана), солдаты 25-го пехотного Смоленского полка получали ром и сигары, л.-гв. Павловского полка - водку и сигары каждый день, 199-го пехотного Кронштадтского полка - водку и ром. В 663-м пехотном Язловецком полку «пили водку, коньяк, ром и не очень трусили». Было совершенно очевидно, что противник просто заманивал водкой в обмен на хлеб. Австрийцы знали время обеда русских и специально несли водку. В результате с весны 1917 г во многих русских частях началось массовое пьянство64.
В ходе братаний совершались многочисленные дисциплинарные нарушения, проводилась «подрывная работа» противника: велись переговоры о совместной сдаче в плен, а затем и совершался сам побег, широко распространялась пропагандистская литература «пораженческого» характера, производились допросы пьяных русских солдат, фотографировались русские позиции вместе с участниками братаний при запрете делать снимки на своих позициях. В 1917 г. были случаи переодевания в форму русской армии и участие в митингах65. Эти явления значительно участи-
лись в конце 1917 г., когда братания стали проводиться уже под диктовку немцев и австрийцев. Устранив революционную, «дружественную» сторону братаний, противник стал всячески поощрять явления разложения, настроения пацифизма, требования заключения мира не по большевистскому, а по австро-германскому сценарию, то есть именно с аннексиями и контрибуциями, но без мировой революции66.
«Стихийный», как называл Ленин, характер братаний на Русском фронте явился полной неожиданностью для вождя большевиков67, считавшего братания важнейшим инструментом «мировой революции»68. В отличие от современных историков, считающих все дело братания делом рук германо-австрийского командования, Ленин сначала по приезде в Россию подчеркивал, что «Германский штаб» выступал против братания, «отучивая от братания и русских солдат и тех честных германских солдат, которые не хотят из братания делать ловушку»69. Но после июньского 1917 г. наступления на Восточном фронте Ленин все чаще говорил о неспособности «стихийного братания» решить дело революции: очевидно, им все сильнее овладевала идея захвата власти в России70.
Новый всплеск интереса к братанию у Ленина и большевиков произошел уже после захвата власти в октябре 1917 г.: теперь братания должны были послужить делу распространения революции, начатой в России, в остальной Европе71. Однако вскоре выяснилось, что «неорганизованные», «несознательные» братания, в основе которых были неясные крестьянские представления о всеобщем «замирении и прощении», подкрепленные меновой торговлей и сопровождавшиеся обильной выпивкой, не выполняли и миссии распространения революции. Ленин теперь усиленно подчеркивал неспособность «крестьянской армии» (о чем он никогда не говорил раньше) вести революционную войну72. Это и определило тактику главы Советского государства по заключению сепаратного мира с Германией.
Таким образом, как рождественские мечты о всеобщем мире, порожденные братаниями на Западном фронте, развеялись, сменившись психологией «большой войны»73 между воюющими сторонами в Европе, так и планы всемирной революции разбились о специфический способ братаний на Русском фронте, сменившись практикой ожесточенной классовой борьбы в России.
Примечания
1 Ленин В.И. Поли. собр. соч. Т. 26. С. 126, 129.
Lenin V I., Poln. sobr. soch. Vol. 26. P. 126, 129.
2 Weintraub S. Silent Night: The Story of the World War I Christmas Truce. N.Y.,
2001.
3 Ахун М.И., Петров В.А. Царская армия в годы империалистической войны. М., 1929. С. 37.
Akhun M.I., Petrov V.A. Tsarskaya armia v gody imperialisticheskoy voyny. Moscow, 1929. P. 37.
4 Ferro M. Russia: Fraternization and Revolution // Meetings in No Man’s Land: Christmas 1914 and Fraternization in the Great War. L., 2007. P. 212-233.
5 Бахурин Ю.А. О первых братаниях с противником в годы Первой мировой войны // Вопросы истории. 2010. № 12. С. 167-168.
Bakhurin Y.A. O pervyh brataniyah s protivnicom v gody Pervoy mirovoy voyny // Voprosy istorii. 2010. No. 12. P. 167-168.
6 Базанов C.H. К истории развала русской армии в 1917 году // Армия и общество, 1900-1941 годы: Статьи, документы. М., 1999. С. 51-76.
Bazanov S.N. K istorii razvala russkoy armii v 1917 godu // Armia I obschestvo, 1900-1941 gody: Statii, dokumenty. Moscow, 1999. P. 51-76.
7 РГВИА. Ф. 2067. Оп. 1. Д. 2946, ч.1. Л. 203-203об.
Russian State Archive of Military History (RGVIA). F. 2067. Op. 1. D. 2946, ch. 1. L. 203-203v.
8 Leed E. No Man’s Land: Combat and Identity in World War 1. L., 1979. P. 108109; Ashworth T. The Live and Let Live System // The World War I. N.Y., 2006. P. 208.
9 РГВИА. Ф. 2031. Оп. 1. Д. 1183. Л. 172; Ф. 2134. Оп. 1. Д. 969. Л. 8аоб. RGVIA. F. 2031. Op. 1. D. 1183. L. 172; F. 2134. Op. 1. D. 969. L. 8av.
10 РГВИА. Ф. 2067. Оп. 1. Д. 2908, ч. 1. Л. 46.
RGVIA. F. 2067. Op. 1. D. 2908, ch. 1. L. 46.
11 РГВИА. Ф. 2031. Оп. 1. Д. 295. Л. 160-160об.
RGVIA. F. 2031. Op. 1. D. 295. L. 160-160v.
12 Там же. Л. 168.
Ibidem. L. 168.
13 РГВИА. Ф. 2003. Оп. 2. Д. 784. Л. 308.
RGVIA. F. 2003. Op. 2. D. 784. L. 308.
14 РГВИА. Ф. 2003. Оп. 2. Д. 784. Л. 13-14; Бахурин Ю.А. Указ. соч. С. 167-168. RGVIA. F. 2003. Op. 2. D. 784. L. 13-14; Bakhurin Y.A. Op. cit. P. 167-168.
15 РГВИА. Ф. 2003. Оп. 2. Д. 784. Л. 157об.
RGVIA. F. 2003. Op. 2. D. 784. L. 157v.
16 РГВИА. Ф. 2031. Оп. 1. Д. 295. 160-160об.
RGVIA. F. 2031. Op. 1. D. 295. L. 160-160v.
17 РГВИА. Ф. 2003. Оп. 2. Д. 1069. Л. 116, 117боб.
RGVIA. F. 2003. Op. 2. D. 1069. L. 116, 117bv.
18 Там же. Л. 111, 112, 113.
Ibidem. L. 111, 112, 113.
19 РГВИА. Ф. 2139. Оп. 1. Д. 1671. Л. 122.
RGVIA. F. 2139. Op. 1. D. 1671. L. 122.
20 РГВИА. Ф. 2134. Оп. 1. Д. 969. Л. 8а.
RGVIA. F. 2134. Op. 1. D. 969. L. 8a.
21 РГВИА. Ф. 2067. Оп. 1. Д. 2932. Л. 35.
RGVIA. F. 2067. Op. 1. D. 2932. L. 35.
22 РГВИА. Ф. 2031. Оп. 1. Д. 295. Л. 169-170.
RGVIA. F. 2067. Op. 1. D. 295. L. 169-170.
23 Там же. Л. 160-162об., 169-170, 247, 248, 249.
Ibidem. L. 160-162v., 169-170, 247, 248, 249.
24 РГВИА. Ф. 2031. Оп. 1. Д. 1183. Л. 167, 170-174; Ф. 16142. Оп. 1. Д. 576. Л. 32. RGVIA. F. 2031. Op. 1. D. 1183. L. 167, 170-174; F. 16142. Op. 1. D. 576. L. 32.
25 РГВИА. Ф. 2067. Оп. 1. Д. 2934. Л. 51, 53, 81-82, 163, 167; Д. 3856. Л. 50об., 60, 68, 77об., 166; Д. 2139. Оп. 1. Д. 1673. Л. 683-683об., 720, 757-757об.
RGVIA. F. 2067. Op. 1. D. 2934. L. 51, 53, 81-82, 163, 167; D. 3856. L. 50v., 60, 68, 77v., 166; F. 2139. Op. 1. D. 1673. L. 683-683v., 720, 757-757v.
26 РГВИА. Ф. 2000. Оп. 1. Д. 8014. Л. 471-471об.; Ф. 2031. Оп. 1. Д. 87. Л. 8;
Д. 1183. Л. 85; Ф. 2067. Оп. 1. Д. 2934. Л. 66; Ф. 2067. Оп. 1. Д. 2946, ч. 1. Л. 173;
Д. 3856. Л. 50, 51, 60, 60об., 68, 77об.; Ф. 16142. Оп. 1. Д. 576. Л. 27; Ф. 2106. Оп.
1. Д. 1006. Л. 935; Чаадаева О. Армия накануне Февральской революции. М.; Л., 1935. С. 75; Ахун М.И., Петров В.А. Указ. соч. С. 38.
RGVIA. F. 2000. Op. 1. D. 8014. L. 471-471v.; F. 2031. Op. 1. D. 87. L. 8;
D. 1183. L. 85; F. 2067. Op. 1. D. 2934. L. 66; D. 2946, ch. 1. L. 173; D. 3856. L. 50,
51, 60, 60v., 68, 77v.; F. 16142. Op. 1. D. 576. L. 27; F. 2106. Op. 1. D. 1006. L. 935; Chaadaeva O. Armia nakanune Fevralskoy revolutsii. Moscow; Leningrad, 1935. P. 75; Akhun M.I., Petrov VA. Op. cit. L. 38.
27 РГВИА. Ф. 2067. Оп. 1. Д. 2946, ч. 1. Л. 165-165об.
RGVIA. F. 2067. Op. 1. D. 2946, ch. 1. L. 165-165v.
28 РГВИА. Ф. 2067. Оп. 1. Д. 2946, ч. 1. Л. 173, 179-180об.; Ф. 2067. Оп. 1. Д. 2934. Л. 79.
RGVIA. F. 2067. Op. 1. D. 2946, ch. 1. L. 173, 179-180v.; F. 2067. Op. 1. D. 2934.
L. 79.
29 РГВИА. Ф. 2000. Оп. 1. Д. 8014. Л. 471-471об.
RGVIA. F. 2000. Op. 1. D. 8014. L. 471-471v.
30 РГВИА. Ф. 2067. Оп. 1. Д. 2946, ч. 1. Л. 165-165об., 184-185об.
RGVIA. F. 2067. Op. 1. D. 2946, ch. 1. L. 165-165v., 184-185v.
31 Воинский устав о наказаниях. СПб., 1899. С. 95.
Voinsky ustav o nakazaniyakh. St. Petersburg, 1899. P. 95.
32 РГВИА. Ф. 2067. Оп. 1. Д. 2946, ч. 1. Л. 165-165об.
RGVIA. F. 2067. Op. 1. D. 2946, ch. 1. L. 165-165v.
33 РГВИА. Ф. 2031. Оп. 1. Д. 87. Л. 9.
RGVIA. F. 2031. Op. 1. D. 87. L. 9.
34 РГВИА. Ф. 16142. Оп. 1. Д. 576. Л. 32.
RGVIA. F. 16142. Op. 1. D. 576. L. 32.
35 Ахун М.И., Петров В.А. Указ. соч. С. 37.
Akhun M.I., Petrov VA. Op. cit. P. 37.
36 РГВИА. Ф. 2067. Оп. 1. Д. 2934. Л. 32об., 33, 66, 79, 81, 82.
RGVIA. F. 2067. Op. 1. D. 2934. L. 32v., 33, 66, 79, 81, 82.
37 РГВИА. Ф. 2048. Оп. 1. Д. 904. Л. 196, 197.
RGVIA. F. 2048. Op. 1. D. 904. L. 196, 197.
38 РГВИА. Ф. 2067. Оп. 1. Д. 2935. Л. 250.
RGVIA. F. 2067. Op. 1. D. 2935. L. 250.
39 РГВИА. Ф. 2067. Оп. 1. Д. 2937. Л. 379; Ф. 2067. Оп. 1. Д. 3863. Л. 3;
Ф. 2067. Оп. 1. Д. 2935. Л. 250.
RGVIA. F. 2067. Op. 1. D. 2937. L. 379; F. 2607. Op. 1. D. 3863. L. 3; F. 2067. Op. 1. D. 2935. L. 250
40 РГВИА. Ф. 2067. Оп. 1. Д. 2935. Л. 838.
RGVIA. F. 2067. Op. 1. D. 2935. L. 838.
41 РГВИА. Ф. 2031. Оп. 1. Д. 1181. Л. 10; Ф. 2067. Оп. 1. Д. 3863. Л. 150об.,
151, 222, 284об., 307об., 308; Ф. 2139. Оп. 1. Д. 1563. Л. 689об.
RGVIA. F. 2031. Op. 1. D. 1181. L. 10; F. 2067. Op. 1. D. 3863. L. 150v., 151, 222, 284v., 307v., 308; F. 2139. Op. 1. D. 1563. L. 689v.
42 РГВИА. Ф. 2067. Оп. 1. Д. 3863. Л. 188об.
RGVIA. F. 2067. Op. 1. D. 3863. L. 188v.
43 РГВИА. Ф. 2067. Оп. 1. Д. 3863. Л. 251об.-252, 436об., 525-528, 577об., 584,
587об., 590, 592об., 595об., 597об., 608об., 612, 613, 661об., 662, 673об.-674, 693.
RGVIA. F. 2067. Op. 1. D. 3863. L. 251v.-252, 436v., 525-528, 577v., 584, 587v., 590, 592v., 595v., 597v., 608v., 612, 613, 661v., 662, 673v.-674, 693.
44 РГВИА. Ф. 2067. Оп. 1. Д. 3863. Л. 698, 727, 757.
RGVIA. F. 2067. Op. 1. D. 3863. L. 698, 727, 757.
45 РГВИА. Ф. 2067. Оп. 1. Д. 3856. Л. 82об.; Френкин М. Русская армия и революция, 1917-1918. Мюнхен, 1978. С. 273-275, 679.
RGVIA. F. 2067. Op. 1. D. 3856. L. 82v.; Frenkin M. Russkaya armia i revolutsia, 1917-1918. Munich, 1978. P. 273-275, 679.
46 Фельштинский Ю. Крушение мировой революции: Брестский мир. М., 1992.
C. 42-45, 64.
Felshtincky J. Krushenie mirovoy revolutsii: Brestskii mir. Moscow, 1992. P. 42-45, 64.
47 Громыко М.М. Мир русской деревни. М., 1991. С. 342.
Gromyko M.M. Mir russkoy derevni. Moscow, 1991. P. 342.
48 РГВИА. Ф. 2067. Оп. 1. Д. 3856. Л. 253об.
RGVIA. F. 2067. Op. 1. D. 3856. L. 253v.
49 Максимов C.В. Крестная сила. Нечистая сила. М., 1998. С. 104-105. Maksimov S.V. Krestnay sila. Neschistaya sila. Moscow, 1998. P. 104-105.
50 РГВИА. Ф. 2067. Оп. 1. Д. 3856. Л. 51об., 62, 66, 68; Д. 2934. Л. 81. RGVIA. F. 2067. Op. 1. D. 3856. L. 51v., 62, 66, 68; D. 2934. L. 81.
51 Быт великорусских крестьян-землепашцев: Описание материалов этнографического бюро князя В.Н. Тенишева (На примере Владимирской губернии.). СПб., 1993. С. 273; Громыко М.М. Указ. соч. С. 126-129.
Byt velilorusskih krestian-zemlepashtsev: Opisanie materialov etnografischeskogo buro knaza V.N. Tenisheva (Na primere Vladimirskoy gubernii). St. Petersburg., 1993. P. 273; Gromyko M.M. Op. cit. P. 126-129.
52 РГВИА. Ф. 2067. Оп. 1. Д. 3863. Л. 584.
RGVIA. F. 2067. Op. 1. D. 3863. L. 584.
53 РГВИА. Ф. 2067. Оп. 1. Д. 3856. Л. 60об.
RGVIA. F. 2067. Op. 1. D. 3856. L. 60v.
54 Там же. Л. 62.
Ibidem. L. 62.
55 РГВИА. Ф. 2106. Оп. 1. Д. 1006. Л. 935.
RGVIA. F. 2106. Op. 1. D. 1006. L. 935.
56 РГВИА. Ф. 2067. Оп. 1. Д. 2946, ч. 1. Л. 171-171об., 173, 179-180об. RGVIA. F. 2067. Op. 1. D. 2946, ch. 1. L. 171-171v., 173, 179-180v.
57 Громыко М.М. Традиционные нормы поведения и формы общения русских крестьян XIX в. М., 1986. С. 73, 75, 82, 84-85, 89-90; Громыко М.М. Мир русской деревни. С. 139, 141-142.
Gromyko M.M. Traditsionnye normy povedenia i formy obschenia russkyh krestian
XIX v. Moscow, 1986. P. 73, 75, 82, 84-85, 89-90; Gromyko M.M. Mir russkoy derevni. P. 139, 141-142.
58 РГВИА. Ф. 2067. Оп. 1. Д. 2934. Л. 177; Д. 2946, ч. 1. Л. 184об.; Д. 3856. Л. 50, 51об., 60-60об.
RGVIA. F. 2067. Op. 1. D. 2934. L. 177; D. 2946, vol. 1. L. 184v.; D. 3856. L. 50, 51v., 60-60v.
59 Черепанов А.И. Поле ратное мое. М., 1984. С. 20; РГВИА. Ф. 2031. Оп. 1. Д. 1183. Л. 162, 167; Ф. 2067. Оп. 1. Д. 3863. Л. 528.
Scherepanov A.I. Pole ratnoe moe. Moscow, 1984. P. 20; RGVIA. F. 2067. Op. 1.
D. 3863. L. 528.
60 Миронов Б.Н. Социальная история России периода империи (XVIII - начало
XX в.): Генезис личности, демократической семьи, гражданского общества и правового государства. Т. 1. СПб., 1999. С. 457.
Mironov B.N. Sotsialnaya istoriya Rossii perioda imperii (XVIII - nachalo XX v.): Genezis lichnosti, demokraticheskoy semi, grazhdanskogo obshchestva i pravovogo gosudarstva. Vol. 1. St. Petersburg, 1999. P. 457.
61 РГВИА. Ф. 2067. Оп. 1. Д. 2934. Л. 79.
RGVIA. F. 2067. Op. 1. D. 2934. L. 79.
62 РГВИА. Ф. 2031. Оп. 1. Д. 1183. Л. 169, 170, 172; Ф. 2067. Оп. 1. Д. 2934. Л. 51, 53, 66, 81; Д. 2946, ч. 1. Л. 173, 179-180об., 185об.; Д. 3856. Л. 51об., 58об., 60-60об., 62, 66, 68, 86; Д. 3863. Л. 584, 662.
RGVIA. F. 2031. Op. 1. D. 1183. L. 169, 170, 172; F. 2067. Op. 1. 2934. L. 51, 53, 66, 81; D. 2946, ch. 1. L. 173, 179-180v., 185v.; D. 3856. L. 51v., 58v., 60-60v., 62, 66, 68, 86; D. 3863. L. 584, 662.
63 РГВИА.Ф. 2067. Оп. 1. Д. 2934. Л. 79; Ф. 2106. Оп. 1. Д. 1006. Л. 659.
RGVIA. F. 2067. Op. 1. D. 2934. L. 79; F. 2106. Op. 1. D. 1006. L. 659.
64 РГВИА.Ф. 2067. Оп. 1. Д. 3863. Л. 526об., 536, 537об., 577об., 580об.,
592об., 597об., 608, 673об., 674, 693, 757; Френкин М. Указ. соч. С. 676.
RGVIA. F. 2067. Op. 1. D. 3863. L. 526v., 536, 537v., 577v., 580v., 592v., 597v., 608, 673v., 674, 693, 757; Frenkin M. Op. cit. P. 676.
65 РГВИА. Ф. 2031. Оп. 1. Д. 1183. Л. 172; Д. 2934. Л. 163, 177; Д. 3856. Л. 50об., 60; Д. 3863. Л. 526об., 584, 613, 662.
RGVIA. F. 2031. Op. 1. D. 1183. L. 172; D. 2934. L. 163, 177; D. 3856. L. 50v., 60; D. 3863. L. 526v., 584, 613, 662.
66 Фельштинский Ю. Указ. соч. С. 42-45; Френкин М. Указ. соч. С. 676-679.
Felshtincky J. Op. cit. P. 42-45; Frenkin M. Op. cit. P. 676-679.
67 Ленин В.И. Полн. собр. соч. Т. 31. С. 352-353, 398-400, 450-451.
Lenin V. I. Poln. sobr. soch. Vol. 31. P. 352-353, 398-400, 450-451.
68 Ленин В.И. Полн. собр. соч. Т. 26. С. 164, 180-181; Т. 31. С. 114, 203-204, 264-265, 293-296, 326-327, 336, 459-461.
Lenin V. I. Poln. sobr. soch. Vol. 26. P. 164, 180-181; Vol. 31. P. 114, 203-204, 264-265, 293-296, 326-327, 336, 459-461.
69 Ленин В.И. Полн. собр. соч. Т. 32. С. 104.
Lenin V. I. Poln. sobr. soch. Vol. 32. P. 104.
70 Там же. С. 241-242, 273.
Ibidem. P. 241-242, 273.
71 Ленин В.И. Полн. собр. соч. Т. 35. С. 61.
Lenin V. I. Poln. sobr. soch. Vol. 35. P. 61.
72 Там же. С. 248, 250.
Ibidem. P. 248, 250.
73 Хмелевская Ю.Ю. Британская армия в 1914-1915 гг.: от эйфории патриотизма к психологии большой войны // Из британской истории нового и новейшего времени. Челябинск, 1992. С. 64; Ashworth T. Op. cit. P. 220-221.
Hmelevskaya Ju.Ju. Britanskaya armia v 1914-1915 gg: Ot eiphorii patriotisma k psyhologii bolshoy voyny // Iz britanskoy istorii novogo i noveyshego vremeni. Chelyabinsk, 1992. P. 64; Ashworth T. Op. cit. P. 220-221.
