CC BY
101
«БРАТЬ СЕЙЧАС ВЗЯТКУ - ЗНАЧИТ ТОРГОВАТЬ РОССИЕЙ!»: ГОСАППАРАТ И ЧИНОВНИЧЕСТВО ВРАНГЕЛЕВСКОЙ ДИКТАТУРЫ*
Вступая в главное командование Вооруженными силами на юге России, когда их остатки отступили в Крым, Врангель едва ли не главную причину поражений 1919 г. видел в том, что Колчаку и Деникину «связывали руки» «полустатские» правительства - Временное всероссийское и Особое совещание. Сам он являлся убежденным сторонником широко распространенной тогда идеи: в условиях войны и хозяйственной разрухи действенной формой правления может быть только военная диктатура - нечто сродни власти командующего армией.
После его назначения главкомом сенаторы, заблаговременно эвакуированные в Ялту, совместно с представителями правых крымских организаций подали ему докладную записку о форме правления. Они предложили установить военную диктатуру : «другого устройства власти, кроме военной диктатуры, при настоящих условиях мы не можем признать». И «упростить» аппарат управления - образовать при главкоме Совет из назначенных им начальников центральных управлений, а «высшее наблюдение за законностью» возложить на Сенат.
29 марта Врангель ввел новое «Положение об управлении областями, занимаемыми Вооруженными силами на юге России»: «Правитель и
* Настоящий очерк - отрывок из книги С.В. Карпенко «Белые генералы и красная смута», опубликованной издательством «Вече» в 2008 г.
главнокомандующий... обнимает всю полноту военной и гражданской власти без всяких ограничений». Казачьи войска ставились в подчинение главкому ВСЮР, а «земли казачьих войск» объявлялись «независимыми в отношении самоуправления». Непосредственно подчиненные главкому его помощник, начальник его штаба и начальники управлений - Военного, Морского, Гражданского, Хозяйственного, Иностранных сношений, - а также Государственный контролер составили Совет при главкоме, «имеющий характер органа совещательного».
Не оставшись в долгу перед сенаторами, Врангель и их пристроил к своей военно-диктаторской власти: Сенат был сохранен как «высший орган административной юстиции и надзора в порядке верховного управления».
* * *
Одержимый идеей «упрощения административного аппарата», Врангель 29 марта свел остатки всех министерств в четыре управления: Гражданское (внутренние дела, земледелие и землеустройство, юстиция и народное просвещение), Хозяйственное (финансы, продовольствие, торговля и промышленность, пути сообщения), Иностранных сношений и Государственный контроль. По сути, чисто механически соединил более или менее близкие отрасли управления под властью одного начальника. Поэтому уже спустя три дня начался обратный процесс.
Хозяйственное управление было разделено на два - Управление снабжений и Управление финансов.
Ввиду крайней скудости хозяйственных ресурсов Крыма, Управление снабжений должно было предельно централизовать закупки, как на полуострове, так и за границей, топлива, продовольствия, промтоваров, военных материалов и поставку их армии, флоту и населению. В него вошли отделы, ведавшие торговлей, промышленностью, топливом и продовольствием. Начальником его Врангель назначил генерала П. Э. Вильчевс-кош, бывшего начальника снабжений Кавказской армии.
* * *
Весь апрель Врангель сколачивал правительство из своих приверженцев и советников. Газеты разносили по Крыму его слова: «Значительно упрощенный аппарат управления строится мною не из людей какой-либо партии, а из людей дела. Для меня нет ни монархистов, ни республиканцев, а есть лишь люди знания и труда». На деле же новый главком руководствовался иными критериями: дофевральский бюрократический стаж и принадлежность к монархическому Совету государственного объединения России (СГОР), но при этом осознание необходимости лавирования и уступок «низам» ради конечной цели - свержения большевиков.
Врангель, его ближайшие помощники и советники были твердо убеждены: Львов, Милюков, «деникинские кадеты» и прочие левые «общественные деятели» (эти слова они произносили с неизменной иронией) не могут быть более допущены к кормилу правления, ибо они провалились и в 1917 г. в масштабах всей страны, и в 1919-м на юге. Провалились из-за «дилетантизма в административных делах», «нерешительности» и «предрассудков парламентаризма и демократии». Поэтому среди извлеченных ими, как сами они говорили, «уроков из деникинского опыта» был и такой: если уж необходимо ради победы над большевиками делать «левую политику», то с этим могут справиться только «правые руки» - прежде всего те, кто управлял Россией до революции1.
На должность своего помощника по гражданской части Врангель пригласил из Парижа A.B. Кривошеина, выехавшего туда еще до смены главкома. Выбор был столь же символичен, сколь и практичен.
63-летний статс-секретарь, уроженец Варшавы, сын воронежского крестьянина, дослужившегося в армии до полковника артиллерии, и обедневшей польской дворянки, он закончил Юридический факультет С.-Петербургского университета. Свое восхождение к бюрократическому Олимпу начал с должности юрисконсульта при частной Северо-Донецкой железной дороге. Последующая служба в архивном отделе Московского окружного суда дала ему возможность обзавестись обширными связями в кругах московских промышленников и выгодно жениться на племяннице Саввы Морозова. В 1887 г. он был принят в Земский отдел МВД, затем служил комиссаром по крестьянским делам в Царстве Польском, в 1896 г. был назначен помощником начальника Переселенческого управления, а в 1902 г. -его начальником. После революции 1905 г. он стал правой рукой Столыпина в проведении аграрной реформы: в 1906 г. возглавил Крестьянский банк, с мая 1908 по октябрь 1915 гг. занимал высокий пост главноуправляющего землеустройством и земледелием. Бюрократ-делец, тесно связанный с предпринимательской элитой, он хорошо понимал и глубину, и необратимость происходящих в России изменений. Ясно представлял себе, что возврата к прошлому нет, и именно в продолжении дела Столыпина видел единственную возможность «излечить» Россию от большевизма.
Врангель высоко ценил в Кривошеине это сочетание политической чуткости, гибкого ума и бюрократического опыта, а недоверие к нему со стороны Деникина считал самой хорошей рекомендацией. Потому и говорил не раз, что Кривошеину он «целиком доверяет дела внутреннего управления».
Во главе Гражданского управления Врангель поставил С. Д. Тверского, бывшего Воронежского губернатора и главноначальствующего Харьковской губернии в 1919 г.
Начальником Управления земледелия и землеустройства, по рекомендации Кривошеина, он назначил сенатора Г.В. Глинку, бывшего начальника Переселенческого управления, сподвижника Столыпина. Человек стойких монархических взглядов, Глинка после печального опыта деникинской
аграрной политики также пришел к твердому убеждению: без аграрной реформы Россию от большевизма не спасти.
По оценке выходившей в Грузии социалистической газеты «Вольный горец», вокруг Врангеля «сплотилось все самое талантливое в русской реакции, дельцы реакции, а не ее краснобаи, как у Деникина».
* * *
6 августа, в момент наибольшего успеха высадившейся на Кубани группы генерала С.Г. Улагая, Врангель поспешил издать приказ, которым «ввиду расширения занимаемой территории и в связи с соглашением с казачьими атаманами и правительствами», переименовал себя в «Правителя юга России» и главнокомандующего Русской армией, а Совет при главкоме - в «Правительство юга России». В него, возглавляемое председателем, включил начальников центральных управлений и представителей казачьих государственных образований.
Проведенные этим приказом переименования, не меняя ни сути во-енно-диктаторской власти Врангеля, ни положения правительства как совещательного органа при главкоме, важны были для обоснования распространения власти главкома на казачьи области. А еще - для придания этой власти более гражданского и общероссийского облика.
Совет при главкоме и Правительства юга России провели 54 заседания (в среднем - дважды в неделю). На них, как правило, рассматривались и утверждались внесенные начальниками управлений штаты учреждений, ходатайства об отпуске кредитов и проекты казенных внешнеторговых договоров. Вел их помощник главкома генерал П.Н. Шатилов, а с июня -прибывший из Парижа Кривошеин, назначенный помощником главкома по гражданской части. Сам Врангель председательствовал всего несколько раз: когда нужно было одобрить проект особенно важного закона или дать общие принципиальные указания начальникам управлений.
Текущие вопросы часто решались простым согласованием между Врангелем и Кривошеиным. А самые серьезные, политические, обсуждались на совещаниях у Врангеля, в которых принимали участие Шатилов, несколько старших начальников армии и флота, Кривошеин, а также специально приглашенные лица, сведущие в этих вопросах. Решения как этих совещаний, так и правительства обретали силу закона приказами «правителя и главнокомандующего».
Через свой штаб Врангель не только командовал вооруженными силами, но и управлял теми гражданскими ведомствами, которые отчасти занимались снабжением и обслуживанием армии и флота. Начальник штаба главкома генерал Махров обнаружил изрядную левизну взглядов. И 6 июня Врангель заменил его Шатиловым: они были в приятельских отношениях, и в 1919 г. тот служил начальником его штаба в Кавказской и Добровольческой армиях.
Штаб главкома состоял из 1 -го и 2-ш генерал-квартирмейстерств. В 1 -е, возглавляемое генералом Г.И. Коноваловым, входили отделы общий, оперативный, организационный, разведывательный, агентурный, связи, а также управления генерал-инспекторов пехоты, кавалерии, артиллерии и авиации. Эти управления помимо прочего ведали артиллерийским и инженерно-техническим снабжением подведомственных родов войск. Во 2-е, возглавляемое генералом А.П. Архангельским, входили отделы общий, политический (ведал агитацией и пропагандой на фронте, в тылу и на территории «Совдепии»), иностранных сношений, военно-цензурный, особый (контрразведка) и управление дежурного генерала.
Комплектованием, снабжением и тыловым обеспечением Русской армии и Черноморского флота занимались Военное управление (начальник - генерал В .Е. Вязьмитинов), Морское управление (начальник - адмирал А.М. Герасимов, командующий Черноморским флотом), Управление снабжений, Главное интендантство, Главное военно-инженерное управление, Главное военно-санитарное управление и Управление начальника военных сообщений, ведавшее транспортом и средствами связи.
* * *
«Упрощение административного аппарата» скоро обернулось быстрым возвращением к старой системе центральных управлений.
Среди хозяйственных ключевое место осталось за Управлением финансов. Оно занималось своим прежним делом: эмиссией, пополнением бюджета, регулированием денежного обращения, стабилизацией курса рубля. В него входили отделы: кредитный, акцизно-монопольный, счетноказначейский, таможенных сборов. Кредитному отделу подчинялись местные отделения Госбанка, через которые проходило финансирование из бюджета государственных учреяедений, армии и флота. Акцизно-монопольный ведал сборами косвенных налогов и фискальными монополиями, разрабатывал проекты по их введению. Отделу таможенных сборов, ведавшему сбором таможенных пошлин, подчинялись тринадцать таможенных застав в портах Крыма и Северной Таврии.
Управление снабжений до июня представляло собой конгломерат мало связанных друг с другом гражданских и военных отделов и управлений. В него входили, с одной стороны, Артиллерийское, Интендантское и Ветеринарное управления, Инженерно-технический отдел, Отделение ремонтирования (пополнения конского состава), с другой - отделы торговли, промышленности, продовольствия, горный и топлива, торговых портов и мореплавания. Все это громоздкое сооружение, части которого были вдобавок разбросаны по всему Севастополю, объединялось лишь сверху - властью начальника управления. Дабы расширить возможности генерала Вильчев-ского в плане привлечения частных фирм к поставкам на армию, ему в помощники по гражданской части был назначен инженер С.С. Демосфе-
нов. Однаш этот предприниматель-хлеботорговец, приобретший на Белом юге скандальную известность, вскоре был снят за участие в грандиозных спекулятивных махинациях2.
Кривошеин, стремясь избавить предпринимательскую деятельность от вмешательства военных, добился от Врангеля выделения из Управления снабжений тех отделов, которые прежде входили в ведомство торговли и промышленности, в самостоятельное управление. И15 июня было воссоздано Управление торговли и промышленности в составе тех же отделов: торговли, промышленности, продовольствия, горного и топлива, торговых портов и мореплавания.
Отдел горный и топлива занимался и организацией добычи топлива в Крыму, и закупкой горюче-смазочных материалов на внешнем рынке. Отдел промышленности вел учет предприятий и должен был способствовать восстановлению производства путем кредитования. Отдел продовольствия производил через конторы своих уездных и городских уполномоченных по продовольствию (уполпродов) закупки хлеба, скота и продуктов.
Почти половина чиновников управления работали в Отделе торговли, занимавшем в нем центральное место. Входящее в него Отделение внутренней торговли, на которое была возложена задача разработки и координации мер по борьбе со спекуляцией, состояло из одного лишь начальника, который только тем и занимался, что безучастно регистрировал стремительный рост цен на рынках. Зато бурную деятельность, как ив 1919 г., развило многолюдное Отделение внешней торговли, дававшее заключения на ходатайства о вывозе сырья и составлявшее договора с экспортерами. Все отделы управления имели своих уполномоченных губернского, уездного и городского ранга, руководивших конторами, а само управление -представительства (Торговые агентства) в некоторых крупных иностранных портах. Численность чиновников местного и заграничного аппаратов превышала численность их в центральном аппарате ведомства.
Управление государственного контролера (Государственный контроль) осуществляло контроль за финансовой деятельностью ведомств, то есть расходами отпускаемых им бюджетных средств. До июня должность Государственного контролера занимал A.A. Васильев, затем был назначен прибывший из Парижа Н.В. Савич. Работа этого управления в значительной степени была бесполезной, поскольку расходы проверялись по факту и ведомства часто присылали отчетность с большим опозданием, да еще не прикладывая необходимых документов. Когда же контроль не утверждал присланные ему проекты, поскольку они требовали больших затрат, начальники ведомств часто игнорировали его мнение и получали все необходимые разрешения у Кривошеина и Врангеля в обход Госконтроля3.
Отдел путей сообщения при расформировании Хозяйственного управления был сначала передан в Гражданскос управление, а затем выделен в самостоятельное управление, которому были подчинены Южные железные дороги и строительство железной дороги Джанкой - Перекоп. Но уже
через несколько дней управление было упразднено, и Отдел путей сообщения передан в Управление начальника военных сообщений, в результате чего железные дороги попали в полное распоряжение штаба главкома. В октябре в связи с усилением разрухи на транспорте Врангель восстановил Управление путей сообщения, пригласив на должность его начальника инженера Э.Б. Кригер-Войновского, бывшего управляющего Владикавказской железной дороги, уже живущего за границей. Однако очередная реорганизация никакого результата дать не успела.
Наконец, 27 апреля по указанию Врангеля Совет при главкоме выделил Отдел юстиции из Гражданского управления и преобразовал его в Управление юстиции. В качестве местных учреждений ему подчинялись Харьковская судебная палата, организованная в 1919 г. для Харьковской области и обосновавшаяся теперь в Крыму, и Симферопольский окружной суд. За этой реорганизацией несомненно стояло желание главкома отделить гражданское правосудие от ведомства внутренних дел (политического и уголовного розыска) и тем придать ему хотя бы видимость независимости. Начальником Управления был назначен сенатор Н.Н. Таганцев, который по решению Совета при главкоме был наделен «правами министра юстиции», то есть одновременно являлся и генерал-прокурором.
В большинстве же реорганизаций центрального государственного аппарата, перетасовках отраслевых отделов между управлениями логики и смысла было немного. Прежде всего в них проявились заинтересованность Кривошеина и начальников управлений, их представления о своих задачах и путях их решения и, наконец, их возможность влиять на главкома. Общим итогом всех реорганизаций было одно - разбухание штатов.
В центральном аппарате работали не менее 5 тыс. чиновников, и на его содержание с апреля по ноябрь было потрачено 10-12 млрд руб.4
Центральный аппарат, сосредоточенный в Севастополе, этой, по выражению Михайловского, «новой “передвижной столице” антибольшевистской России», был воздвигнут Кривошеиным над губернским аппаратом, который находился в Симферополе. Аппарат Таврической губернии, управлявший ею, сохранился в дореволюционном виде и насчитывал также около 5 тыс. чиновников. И поскольку деятельность центральных управлений не выходила за пределы этой губернии, работа их состояла в переписке с подчиненными губернскими учреждениями.
* * *
Как и при Деникине, при Врангеле военное ведомство упорно подминало под себя все гражданские.
Окружавшие Врангеля генералы - Шатилов, Коновалов, Архангельский, Вязьмитинов, В .П. Никольский и другие, - слабо разбирались в экономике и «внутренних делах». Однако считали себя выше начальников гражданских управлений и полагали возможным вмешиваться не только в решение об-
щегосударственных вопросов, но и в конкретные дела хозяйственных ведомств. Кривошеин использовал весь свой авторитет, чтобы противостоять такому бесцеремонному вмешательству, однако удавалось это не всегда. И генералы со свойственными военным натиском и скоропалительностью часто навязывали начальникам центральных управлений свои решения или просто отдавали тем приказы.
Не находя в себе твердости противостоять им, но неся ответственность за последствия выполнения некомпетентных, а то и невежественных решений и приказов генералов, высшие гражданские чиновники оказывались перед выбором: или выполнять их во вред делу, или саботировать с риском для служебного положения. И все заканчивалось в лучшем случае курьезом, а в худшем - впустую растраченными деньгами и иным ущербом.
В свою очередь местные военные власти - начальники гарнизонов и коменданты - совершенно не считались с законными требованиями гражданских ведомств. И еще грубее вмешивались в деятельность губернских и уездных учреждений и органов городского и земского самоуправления, разворачивая ее, часто под угрозой применения силы, в направлении «удовлетворения нужд фронта». Командиры частей и коменданты не раз отбирали дрова у железных дорог, государственных учреждений и городских управ. Случалось, и запасные пути разбирали, чтобы распилить шпалы на дрова. Технические части для пополнения своих парков или забирали материалы, оборудование и инструменты частных заводов и мастерских, или превращали их в собственные ремонтные базы. В том и в другом случае они совершенно игнорировали как протесты владельцев, так и увещевания местных органов Отдела промышленности.
Канцелярии глав ведомств были завалены жалобами своих чиновников с мест на грубый произвол военных. Но попытки центральных гражданских управлений пресечь эту порочную практику, которая вела в том числе и к дезорганизации местного аппарата гражданского управления, успеха не имели. Ибо вмешательство военных в работу местных государственных учреждений и органов городского и земского самоуправления, а также полное игнорирование их законных требований и протестов питалось как действительными нуждами армии, так и враждебностью фронтового офицерства к «тыловым» и «статским». Осенью 1920 г., когда неверие в победный исход всей кампании распространялось все шире, эта враждебность нарастала.
* * *
Врангель, по наблюдению Оболенского, «по основным чертам психологии все-таки оставался ротмистром» гвардейской кавалерии, а потому пребывал в непоколебимом убеждении: аппарат управления можно упростить и устроить на манер полевого штаба - стоит только приказать.
За апрель-май он отдал приказы о расформировании более пятисот тыловых военных и гражда не к их у чрежде н и й. намереваясь сократить рас-
ходы, вернуть на фронт тысячи «откомандированных» и пополнить части «новобранцами». Однако эта кавалерийская атака на бюрократию и «шкурничество» успеха не имела. Ибо офицеры, отправленные из упраздненных тыловых учреждений на фронт, не веря в победу и не желая рисковать жизнью, добивались откомандирования в другие, вновь создаваемые тыловые учреждения и в итоге все-таки возвращались в тыл. Чиновники также перекочевывали из упраздненных учреядений во вновь открывавшиеся. Сделать это было не так трудно, поскольку новые учреждения являлись продолжением старых - под новой вывеской, но под руководством тех же начальников.
В апреле Врангель распорядился сократить штаты учреждений и отправить на фронт весь боеспособный элемент. Совет при главкоме сразу же организовал \южд\ ведомственную комиссию по пересмотру штатов «с целью их возможного сокращения», которую возглавил Шатилов. В течение апреля-июня Совет утвердил разработанные комиссией штаты всех центральных управлений. Однако число «ртов», на довольствие которых учреждения подавали требования, уменьшилось незначительно.
В начале июля главком прислал с фронта телеграмму Кривошеину, в которой выговорил «премьеру»: сокращение штатов учреждений и отправка на фронт всего боеспособного «не проводится с должной энергией». И потребовал, чтобы Госконтроль учредил комиссию по проверке штатов, а заодно проверил правильность требований войсковых частей и учреждений на все виды довольствия с целью упразднить «что не нужно» и «сократить количество ртов». И эта мера к уменьшению «тыловой армии» чиновников не привела.
Главы ведомств и руководители учреждений стремились не сокращать, а расширять подчиненные им аппараты, поскольку это увеличивало бюджетное финансирование и делало службу «доходнее». Поэтому вместо упраздненных скоро возникали новые учреждения, множилось число управлений, отделов и канцелярий. И, по сути, весь процесс упразднения и сокращения учреждений свелся к «калейдоскопической перемене фамилий и вывесок, а зачастую даже только последних».
Разбуханию аппарата способствовал и стиль работы Кривошеина, который по психологии своей, по наблюдению того же Оболенского, как был, так и остался «тайным советником и министром большой самодержавной России». Для решения всех накопившихся и возникающих проблем он видел одно универсальное, чисто бюрократическое средство: реорганизация старых учреждений и создание новых. С другой стороны, он, как и многие главы ведомств, стремился решать все вопросы «во всероссийском масштабе» - «выковать» в Таврии «прообраз будущей России». Поэтому и происходили постоянные перестройки, переподчинения, слияния и разделения. Отсутствие скорого эффекта от одной реорганизации порождало другую. Все это в итоге и вело к росту штатов. Результатом стал выстроенный руками опытных бюрократов крайне дорогой и «показной фасад государственности», который только прикрыл прогрессирующий развал тыла.
Каждое ведомство отстаивало сохранение за собой наиболее «доходных» сфер и дел, стремилось добиться увеличения собственного финансирования за счет других, выставить свою деятельность как самую нужную и единственно правильную. И вместе с тем - опорочить «конкурентов», оттеснить их, спихнуть на них наиболее сложные вопросы.
Управление торговли и промышленности и Управление финансов прочно увязли в противоборстве по поводу регулирования экспортно-импортных операций и контроля за деятельностью частных банков. А Управление торговли и промышленности и Главное интендантство жестко конкурировали между собой за бюджетные деньги, отпускавшиеся на закупку хлеба и т.д.
В результате такого противоборства законодательные предположения ведомств, вносившиеся в Совет при главкоме и Правительство юга России, противоречили друг другу. Распоряжения, отдававшиеся управлениями и их отделами своим местным учреждениям, часто противоречили не только распоряжениям других ведомств, но и другим отделам того же управления.
Между учреждениями различных ведомств, которым приходилось взаимодействовать при решении одного вопроса, шла бесконечная переписка о «согласовании», в ходе которой каждый стремился оградить свои интересы и спихнуть на другого самую тяжелую и «недоходную» работу. Шли многочисленные выяснения, уточнения и переделки распорядительных документов, в ходе которых учреждения, как выразился один чиновник, «запутывались в формальностях», а дело тем временем стояло.
Руководители учреждений в конкурентной борьбе за бюджетные деньги и «доходные» сферы управления нередко превышали свою власть, хорохорились друг перед другом. Когда же сталкивались с очень серьезными или «недоходными» вопросами - кивали на других, стремились спихнуть им дела, проявляли полное бездействие.
Старая бюрократическая практика создания междуведомственных комиссий для выработки согласованных решений, к которой по своей петербургской привычке широко прибегал Кривошеин, не меняла ситуацию к лучшему. Начальники часто вообще игнорировали заседания комиссий, отчего работа их затягивалась, а решения не выполнялись.
* * *
В государственном аппарате врангелевской Таврии служили примерно 10-12 тыс. чиновников. Члены их семей насчитывали 20-25 тыс.
Месячное жалованье чиновников ХУ1-У11-1У классов составляло в мае 7 000-16 000-27 000 руб. и вместе со всеми прибавками покрывало от 5 до 25 % семейного прожиточного минимума. В сентябре оклады были
удвоены, но уже за октябрь инфляция «съела» прибавку, и жалованье стало покрывать всего 5-10 % прожиточного минимума. Положение чиновничьих семей усугублялось еще и тем, что за зиму и весну, голодая, многие продали последнее «лишнее» имущество и этот источник повышения реальных доходов иссяк.
Поэтому чиновникам, испытывавшим непосильную нужду, ничего не оставалось, как брать и вымогать взятки, присваивать казенные суммы. Почти все уже на занимаемую должность смотрели исключительно как на источник доходов5.
Князь Оболенский вспоминал о своем житье-бытье в Симферополе в 1920 г.: «Мне лично и моей семье, жившей на мое «огромное» по сравнению с другими жалованье, приходилось отказывать себе в самых основных потребностях жизни сколько-нибудь культурного человека: занимали мы маленькую сырую квартиру на заднем дворе, о прислуге, конечно, и не мечтали, вместо чая пили настой из нами собранных в горах трав, сахара и масла мы не потребляли совсем, мясо ели не больше раза в неделю. Словом, жили так, чтобы только не голодать. Одежда и обувь изнашивались, и подновлять их не было никакой возможности, ибо стоимость пары ботинок почти равнялась месячному окладу моего содержания.
Так жили люди, не воровавшие, не бравшие взяток, но получавшие максимальные оклады. А как же жилось тем, кто получал в два, три и четыре раза меньше меня! Честные - в буквальном смысле слова голодали».
Склонный к широким обобщениям, он заметил: «Конечно, голод не поощряет человека держаться на стезе добродетели, и люди, которые когда-то были честными, постепенно начинали, в лучшем случае, заниматься спекуляцией, а в худшем - воровать и брать взятки... В России, где честность никогда не являлась основной добродетелью, во время Гражданской войны в тылу белых войск бесчестность стала бытовым явлением»6.
На казнокрадство и взяточничество чиновников подталкивало и тягостное ощущение недолговечности своего «правящего» положения. О «малиновом звоне московских сорока сороков» больше не мечталось, положением на фронте уже не интересовались, газеты, полные победных сводок, читать перестали, ибо в победу армии Врангеля не верили. И в этом неверии были единодушны. Мнения расходились лишь относительно сроков занятия Крыма красными.
То и дело издававшиеся приказы Врангеля грозили взяточникам и казнокрадам, «подрывающим устои разрушенной русской государственности», каторгой и смертной казнью, введенной в октябре. Официозные газеты то и дело взывали к патриотическим чувствам чиновников: «Брать сейчас взятку - значит торговать Россией!» Все это подкреплялось морализаторством иных журналистов по поводу того, что «ничтожное жалованье, дороговизна, семьи - все это не оправдание» для мздоимства7. Однако «торговцы Россией» в чиновничьих мундирах ни угроз не испугались, ни «гласа вопиющего» не услышали. Тем не менее приказы главкома и газетные
статьи создавали благоприятное для правительства впечатление, что при Врангеле ведется «более упорная борьба со всякого рода злоупотреблениями, взятками и т.п.», чем при Деникине.
Переписка между учреждениями превратилась в механическую канцелярскую работу «вне времени и пространства», в создание видимости деятельности. При этом традиционный для России бюрократический педантизм в бумаготворчестве нисколько не ослаб, а, напротив, усилился, причудливо сочетаясь с попранием каких угодно законов.
Резко упала служебная дисциплина чиновников. Опоздания на работу и бездельничанье приняли настолько массовый характер, что даже формальный документооборот зачастую оказывался разрушенным. Если, конечно, он не запутывался намеренно: с целью скрыть следы должностных преступлений. Чиновники в основном «пили чай и курили». Обычное высокомерие и равнодушие к просителям и жалобщикам из мещан и «простонародья» превратились в презрение и грубость.
Результатом всего этого стала необычайная волокита. Она останавливала все дела и превратилось в орудие вымогательства: всякое дело, грустно пошутила газета «Великая Россия», отстаивается «точно баржа, путешествующая по шлюзам», пока взятка не открывает эти «шлюзы».
«Крымский вестник» так живописал выполнение гражданскими ведомствами приказов правителя: «Бумажная машина совершила положенный ей круг, поставила точку и подвела итог: исполнено. Но в жизни остались лишь груды исписанной бумаги с номерами и подписями». И тут же приходил к неутешительному выводу: «Волокита организовала у нас свое государство в государстве, и до тех пор, пока не будут привлечены другие люди, до тех пор и обыватель, и общество, и государство будут изнывать под ярмом изнурительной и очень дорого населению стоящей всесильной волокиты».
На пятом месяце своего диктаторства Врангель обреченно констатировал в приказе: «Канцелярская волокита и междуведомственные трения сводят на нет все мои начинания»8.
Наставить чиновную братию на «честное и самоотверженное служение нуждам армии не за страх, а за совесть» обязан был Сенат. Однако сенаторы, люди пожилые и правых убеждений, полагали, вероятно, что и так достаточно потрудились, когда в проталкивали Врангеля на место главкома ВСЮР и придали его власти полную легитимность, а потому продолжали бездельничать в Ялте, получая вполне приличное содержание. Да и сам Врангель серьезные ревизии в разных ведомствах доверял не сенаторам, а своим генералам для поручений. Сенаторские же ревизии вообще перестали проводиться.
Но по мере того как все больше процветали волокита, казнокрадство и взяточничество, крымская печать все чаще критиковала и изобличала высокопоставленных чиновников и целые учреждения в «преступных действиях» и неисполнении приказов правителя. И чем правее были взгляды издателя и редактора, тем патриотичнее был тон статей и тем резче были
критика и изобличения. А у цензоров рука не поднималась снять статьи, в которых указывалось, что «долг честных русских людей» - «вырывать язвы» взяточничества, волокиты, произвола и т.д. и тем помогать правителю в его трудном деле.
Врангель и Кривошеин подобные публикации воспринимали очень болезненно. Жалобы на волокиту и вымогательство чиновников шли к ним со всех сторон, а надежды на бездействующий Сенат не было никакой. Поэтому 12 сентября Врангель учредил Высшую комиссию правительственного надзора в составе начальников военного и гражданского судебных ведомств и нескольких ревизующих сенаторов. Возглавляемая престарелым генералом Э.В. Экком, она должна была рассматривать жалобы и заявления об «особо важных преступных деяниях по службе» и «серьезных непорядках в отдельных отраслях управления».
28 сентября Врангель объявил об учреждении этой комиссии и заверил: « Каждый обыватель имеет право внести жалобу на любого представителя власти с полной уверенностью, что жалоба дойдет до меня и не останется нерассмотренной». И далее с прямотой, не часто ему свойственной, сформулировал свой взгляд на критику государственной власти со стороны обывателей и прессы: «Этим путем и надлежит пользоваться честным людям, желающим действительно помочь общему делу. Огульную критику в печати, а равно тенденциозный подбор отдельных проступков того или другого агента власти объясняю не стремлением мне помочь, а желанием дискредитировать власть в глазах населения, и за такие статьи буду взыскивать как с цензоров, пропустивших их, так и с редакторов газет».
Высшая комиссия правительственного надзора формально свела на нет смысл существования Сената. По сути же - стала могилой для жалоб на злоупотребления чиновников9.
В целом эффективность работы чиновников Белого юга в 1920 г. была ниже, чем в 1919-м. Чувство долга, годом раньше еще питавшееся расчетами на чины, награды и продвижение по службе «после Москвы», быстро сходило на нет. Главным мотивом занятия должности стало использование служебного положения в корыстных целях, и с каждым новым днем этот мотив усиливали ощущение непрочности положения и катастрофический рост цен. Только для кого-то корысть сводилась к желанию спасти себя и свои семьи от голода, а для кого-то - к «благоприобретению» капитала для безбедной жизни за границей после неминуемого падения Крыма.
* * *
Для «ограждения населения от насилий» Врангель в середине апреля учредил должности военных комендантов селений. Назначаемые, как правило, из офицеров, они фактически вставали во главе сельской администрации. И уже месяц спустя главком констатировал в своем приказе: коменданты «сами нарушают порядок».
В Северной Таврии уездная, волостная и сельская администрация после краткого советского правления была совершенно парализована. Едва восстановившись в прежнем виде после прихода Русской армии, она оказалась подмятой под себя военными комендантами и начальниками войсковых частей, проходящих через населенный пункт или стоящих в нем. Их самоуправству она совершенно не могла противостоять.
В мае для восстановления местной администрации и налаживания ее работы Совет при главкоме одобрил проект создания при командирах корпусов должности заместителя по гражданской части. Этот проект предложил и горячо отстаивал Слащов, убежденный в том, что иначе не освободить командиров от гражданских дел, а местные власти - от пагубного вмешательства военных в их деятельность. Согласно утвержденному главкомом 11 мая Положению о начальниках гражданской части при командирах корпусов, «начграчи», как их стали именовать, наделялись правами губернатора и подчинялись начальнику Гражданского управления. В состав гражданских частей вводились представители всех гражданских ведомств. Их главной задачей было формирование местного административного аппарата на только что занятой войсками территории (управлений начальников уездов, городской и сельской стражи), чтобы как можно скорее передавать ее под управление гражданских ведомств и тем положить предел произволу военного начальства, которое рассматривало ближайший тыл как свою вотчину.
Однако уже в середине июля гражданские части были расформированы, ибо создавали «двойственность властей», проще говоря - вносили путаницу в управление. А главное - вызывали сильнейшее недовольство военачальников, поскольку пытались упорядочить реквизиции, препятствовали «самоснабжению» войск.
Чтобы пресечь практику «самоснабжения», поднять в войсках дисциплину и тем переломить враждебное отношение крестьян к армии, Врангель в мае приказал образовать военно-судные комиссии при начальниках гарнизонов, штабах корпусов, дивизий и отдельных бригад. В их компетенцию входило расследование и вынесение приговоров по делам о грабежах, разбоях и самовольных реквизициях, совершаемых чинами армии. А в июле были образованы уездные военно-судные комиссии.
Учреждение их сразу породило неразбериху в судебном ведомстве: пока дела лежали без движения, между Военной прокуратурой, Управлением юстиции, окружной судебной палатой и окружным судом шли бесконечные споры о том, кто должен их рассматривать, поскольку все старались спихнуть их вновь образованным комиссиям. Но военно-судные комиссии, которые крестьяне Таврии осаждали с жалобами на грабежи, оказались совершенно недееспособны. Прежде всего потому, что состояли не из опытных юристов, а из бывших строевых офицеров, которые не желали «цацкаться с мужиком» и строго наказывать своих однополчан. К тому же командиры частей всячески третировали комиссии, не отвечая на их запросы и укрывая привлеченных к ответственности офицеров, каза-
ков и солдат. Наконец, большинство осужденных были помилованы самим же Врангелем ввиду их «боевых заслуг».
К осени военно-судные комиссии превратились либо в бюрократические учреждения, безуспешно «штурмующие» штабы и командование с целью вытребовать на допрос обвиняемых, либо в хозяйственные органы, которые расплачивались с крестьянами за уведенных лошадей, отобранный хлеб и прочее имущество, и на этой почве сами погрязли в вымогательстве и казнокрадстве10.
И несмотря на все грозные приказы Врангеля, тыловая жизнь таврического села шла своим чередом. «Надзиратели, стражники пьянствуют, дебоширят, бьют морду крестьянам, берут взятки, обещая за это освобождение от мобилизации и освобождение от ареста, - писал полковник С.К. Бородин в рапорте командиру Донского корпуса генералу Абрамову. - Под арест же сажаются крестьяне не только без достаточных к тому поводов, но и с целью вымогательств. Пристава смотрят сквозь пальцы на преступные деяния низших органов административной власти, сами участвуя и в их попойках, и в сокрытии преступлений. Пристава, надзиратели, стражники, волостные старшины и старосты бездействуют и пристрастно относятся к зажиточным крестьянам, от которых можно кое-что получить «детишкам на молочишко». Эго вызывает у крестьян в лучшем случае безразличие, в худшем - ярко враждебное отношение вообще к власти генерала Врангеля»11. Вдобавок, избивая крестьян шомполами за неповиновение, надзиратели и стражники ссылались на «секретные приказы Врангеля», чем возбуждали еще большую враждебность к диктатору и его властям12.
Такой дорогостоящий, но при этом погрязший в мздоимстве и волоките госаппарат в принципе не был способен ни эффективно проводить задуманные Врангелем и Кривошеиным реформы, ни вызвать у населения Таврии доверие к диктаторской власти нового главкома.
Примечания
1 Оболенский В. Крым при Врангеле. М.; Л., 1928. С. 7; Михайловский Г.Н. Записки: Из истории российского внешнеполитического ведомства, 1914—1920 гг. Кн. 2. М., 1993. С. 534-535.
2 ГА РФ. Ф. 356. Он. 1. Д. 3. Л. 70; Д. 5. Л. 9-10; Врангель П.Н. Записки. Ч. 2 11 Белое дело. Кн. VI. Берлин, 1928. С. 20.
3 ГА РФ. Ф. 356. Он. 1. Д. 22. Л. 13.
4 РГВА. Ф. 109. Оп. 3. Д. 279. Л. 12; Д. 296. Д. 9; Оболенский В. Указ. соч. С. 36.
5 РГВА. Ф. 109. Оп. 3. Д. 291. Л. 9об.; Вечернее слово. 1920. 7 июля.
6 Оболенский В. Указ. соч. С. 63-64.
7 РГВА. Ф. 109. Оп. 3. Д. 296. Л. 16об.—17; Заря России. 1920. 26 сент.
8 Великая Россия. 1920. 13 авг.
9 РГВА. Ф. 101. Оп. 1. Д. 177. Л. 275; Ф. 109. Оп. 3. Д. 296. Л. 7.
10 Калинин И. Под знаменем Врангеля. Л., 1925. С. 7, 96-101.
11 Раковский Г. Конец белых: От Днепра до Босфора (Вырождение, агония и ликвидация). Прага, 1921. С. 84-85.
12 Крестьянский путь. 1920. 2 сент.
113
