CC BY
31
УДК 94(430) (092) ББК 63.3(4Гем)51-453
«БОЖИЙ СПОРЩИК» В ФОКУСЕ МИРСКОЙ ИСТОРИИ [РЕЦ. НА:] Х. ШИЛЛИНГ. МАРТИН ЛЮТЕР: БУНТАРЬ В ЭПОХУ ПОТРЯСЕНИЙ. М.: ИЗД. ББИ, 2017. XVI+710 С.1
Р.В. САВИНОВ
Санкт-Петербургская государственная академия ветеринарной медицины ул. Черниговская, д. 5, г. Санкт-Петербург, 196084, Российская Федерация E-mail: savrodion@yandex.ru
Представлены анализ и критика исследования крупного немецкого историка Х. Шиллинга, посвященного биографии М. Лютера. С одной стороны, рассматривается место данной работы в контексте российской литературы о Лютере, устанавливается ее беспрецедент-ность по охвату материала и разработке исторических и биографических деталей. Подчеркивается ее актуальность на данном этапе развития исследований по истории Реформации и раннего Нового времени. С другой стороны, выявляются содержательные и концептуальные особенности книги Х. Шиллинга. Рассмотрены такие моменты концепции Х. Шиллинга, как критика традиционных представлений о биографии Лютера, критика современных подходов к реконструкции биографии Лютера, критика источников. Показано, что представления о Реформации, характерные для российской науки, сложились на основе немецкой историографии XIX в. и они во многом не подтверждаются современными исследованиями и требуют пересмотра. Излагаются методы Х. Шиллинга по контекстуализации биографии Лютера, высказывается предположение о влиянии на Х. Шиллинга подхода Х. Обермана. Выявляются особенности подхода автора книги к реконструкции исторических и биографических обстоятельств жизни Лютера. Дается критика ряда историографических моментов концепции Х. Шиллинга, отмечаются его апологетический тон, смутность понятия свободы в отношении учения Лютера, недостаточная обоснованность предположений о его гуманистической учености и поддержке принципа свободного исследования, оспаривается тезис о несопоставимости Лютера с его современниками, выступавшими с критикой его теологии. Вместе с тем указывается на огромное фактологическое значение данной работы, широту охвата материала и поднятых проблем, обобщающий характер современных сведений, качество перевода.
Ключевые слова: лютеровская Реформация, конфессионализация, раннее Новое время, Средние века, субъективность веры, история теологии.
«GOD'S DISPUTER» IN PROPHANE HISTORY A REVIEW OF HEINZ SCHILLING'S MARTIN LUTHER. REBEL IN AN AGE OF UPHEAVAL. MOSCOW, BBI PUBL., 2017. XVI+710 PP.
R.V. SAVINOV
St. Petersburg State Academy of Veterinary Medicine 5, Chernigovskaya St., St. Petersburg, 196084, Russian Federation E-mail: savrodion@yandex.ru
1 Материал подготовлен в рамках проекта «Свобода и субъективность в реформационном учении Мартина Лютера и в философии Нового времени» (грант РФФИ № 16-03-00099).
In this review, the author analyzes and criticizes the study devoted to M. Luther's biography made by H. Schilling, a prominent German historian. On the one hand, the paper considers Schilling's book in the context of Russian historical literature about Luther, establishes its unprecedented coverage of material and attention to historical and biographical details and also emphasizes its relevance at the current stage of development of the Reformation and Early Modern history studies. On the other hand, the paper reveals the content and conceptual features of H. Schilling's book, such as his criticism of the traditional ideas in Luther's biography, of modern approaches to the reconstruction of Luther's biography and its sources. It is shown that the understanding of the Reformation in the Russian historical science was formed on the basis of German historiography of the 19th century, and a large part of this content is not confirmed by modern research and should be revised. The author of the article also outlines the methods H. Schilling used to contextualize Luther's biography and makes an assumption about H. Oberman 's influence on H. Schilling's approaches. The peculiarities of the reconstruction of the historical and biographical circumstances of Luther's life are revealed. Criticism of some of H. Schilling 's interpretations is given: his apologetic manner, lack of clarity in the interpretation of the concept offreedom in Luther's teaching, the assumption of his humanistic scholarship and his support for the principle of free research, the idea of Luther's incompatibility with his contemporaries, who criticized his theology. However, the paper states a huge factual significance of this book, its great coverage of the subject and the problems raised, generalization of contemporary research results, quality of translation.
Key words: Luther's Reformation, confessionalisation, Early Modern Period, Middle Ages, subjectivity offaith, history of theology.
500-летие начала Реформации, отмечавшееся в 2017 г., отразилось в разных формах активизации научного сообщества, в том числе и в ряде публикаций зарубежных работ, из числа которых следует выделить изданный Библей-ско-богословским институтом св. Андрея перевод фундаментальной биографии М. Лютера, написанной немецким историком Х. Шиллингом, «Мартин Лютер: Бунтарь в эпоху потрясений»2. Это монументальное издание в плотном переплете, объемом более 700 страниц, охватывающее весь период жизни Лютера, станет, несомненно, одним из важных текстов, к которому будут обращаться российские исследователи Реформации и истории раннего Нового времени. Принимая во внимание, что довольно большой объем лютеровских работ уже есть на русском языке, потребность в качественной биографии Лютера чувствовалась весьма настоятельно. Отдельные недостатки издания, например отсутствие перевода карт, приложенных к книге, и некоторых цитат, которые важны в смысловом плане (с. 276, 554), а также ошибочное замещение антино-мизма, с которым боролся Лютер, на антиноминализм (с. 421), нисколько не снижают ее ценности.
Кроме «источниковедческого» значения, эта биография Лютера важна содержательно. Шиллинг рассматривает Лютера как одну из центральных фигур, воплощающих в себе динамику конфессионализации, и выстраивает масштабную картину церковной и социальной деятельности реформатора, обращая особое внимание на мотивацию героя своей книги, анализирует как общественную, так и приватную сторону жизни Лютера. С личными отношениями
2 Шиллинг Х. Мартин Лютер: Бунтарь в эпоху потрясений / пер. с нем. М.: Изд. ББИ, 2017. ХУ1+710 с. В тексте ссылки на эту работу даются в круглых скобках с указанием страниц.
Лютера и Карла V автор связывает драматургию своей книги: каждый из них воплощает собственную программу создания универсальной культуры Европы накануне ее разделения на враждующие государства и конфессии. Трагическое столкновение этих личностей на Вормском рейхстаге в 1521 г. завершается в 1545 г. новой встречей реформатора и императора - для первого посмертно: гипотетический сюжет картины художника XIX в. о посещении Карлом могилы Лютера превращается в символ признания величия Лютера со стороны его самого непримиримого врага (с. 632-633).
В то же время автор переосмысливает биографию Лютера, стремясь выделить в ней аутентичный состав, отделяя его от сложившейся за 500 прошедших лет «мемориальной культуры». «В книге идет речь о научной деконструкции немецкого протестантского мифа о Лютере и о реконструкции подлинных исторических взаимосвязей» (с. XI). Поскольку российская историческая наука формировалась под непосредственным влиянием немецкой и понимание многих событий, включая Реформацию, до сих пор определяется традиционными схемами, восходящими к XIX в., изучение данной работы позволяет переоценить многие устоявшиеся штампы, с которыми по сей день связываются Лютер и Реформация.
Приведем лишь наиболее яркие примеры критики таких штампов. Так, Шиллинг, опираясь на широкий круг исследований, отрицает происхождение Лютера из среды бедноты, что было важной частью исторически обусловленного образа реформатора как «народного героя» (с. 42-49). Также не находит подтверждения связанный уже со словами самого Лютера момент незнания им библейского текста, даже в статусе монаха и будущего богослова: анализируя устав и правила ордена августинцев-еремитов, к которому присоединился Лютер, Шиллинг отмечает, что изучение Библии было необходимой частью монашеского делания и Слово Божие звучало даже на трапезах (с. 73). Примечательна его критика ставшей хрестоматийной сцены прибивания тезисов диспута об индульгенциях, которая столь ярко освещена в иконографии Лютера с самых ранних времен (с. 159). Драматическая история «похищения» и укрытия Лютера в Варт-бурге и признания его вне закона на территории Священной Римской империи после некоторых хронологических справок получает характер тонкой политической игры по разрешению «causa Lutheri», в которую могла быть вовлечена не только саксонская знать, но и сам император (с. 232). В Вартбурге Лютер приступил к переводу Библии на немецкий язык. Обычное представление о том, что перевод Библии Лютер предпринял, в том числе, и из-за отсутствия или недоступности переложения ее на национальные языки, тоже не находит подтверждения: переводческая деятельность Лютера «была связана скорее не с отсутствием немецких переводов, а с их избытком и невнятностью» (с. 272, 554). Само осуществление этого перевода было делом целой коллегии сотрудников, что позволяет говорить о «Виттенбергской Библии Реформаторов» (с. 275). Шиллинг также указывает на некоторые черты религиозности Лютера, которые впослед-
ствии не вписывались в протестантскую ортодоксию и были отодвинуты на задний план, например его почитание св. Девы Марии (с. 423).
Одной из целей критики у Шиллинга становятся секулярные трактовки биографии Лютера, конструирующие его образ на основе современного ангажемента: он не националист и не мыслил сугубо в категориях национальной культуры и религиозности (с. 270-271), ему нельзя приписывать пацифизм, хотя также не стоит и преувеличивать жестокость (с. 313-314), с другой стороны, его влияние на развитие системы образования не столь однозначно и является реакцией на кризис, вызванный его призывами противостоять католической учености (с. 455-456), столь же неоднозначно его влияние на развитие экономической жизни (с. 528, 544). Психоанализ и «эго-история» вписывают Лютера и вовсе в несвойственный ему контекст (с. 50-52, 94). Наиболее же радикальным тезисом является утверждение, что дело Лютера в исторической перспективе потерпело неудачу - вместо задуманного и обоснованного как универсальная реформа преобразования, Реформация стала партикулярным событием, которое похоронило данный проект в том смысле, который вкладывал в него сам Лютер3, что реформатор ясно сознавал в свои последние годы (с. 362).
Кто же такой Лютер? Ответ на этот вопрос Шиллинг кропотливо выстраивает, взвешивая и анализируя множество фактов из жизни Лютера, его ближнего и дальнего окружения, обстоятельств функционирования политических, религиозных, экономических и интеллектуальных институций. И нельзя сказать, что автор удовлетворяется традиционным выводом: «человек - это его время». Проблематичность такой интерпретации показал еще Х. Оберман в книге «Лютер. Человек между Богом и дьяволом» (1981 г.), одной из известнейших биографий реформатора, переведенной на все основные языки, кроме русского. Оберман формулирует позицию превосхождения формальных подходов, с критикой которых выступает и Шиллинг: «О введении Реформации посредством Лютера не может быть и речи. По нему можно было рассуждать лишь о мерах по улучшению мира, дабы сам он смог бы дожить до момента, когда Господь положит окончательный конец хаосу. Это представление о жизни в конце времен затрудняло доступ к Лютеру человека нового времени: вит-тенбержец провоцировал именно перетолкование, так что враги отправляли его в средние века, а сторонники превозносили как носителя прогресса нового времени. Факт того, что Лютер не позволяет себя истолковывать ни мерками средневековья, ни новым временем, обнажает его дар возвещать человеку своего времени по-житейски мудро древний христианский благовест о близости наступления божьего царства» [1, а 245].
Неразложимое, безусловное ядро личности Лютера Шиллинг видит в его религиозности, в его взгляде на события личной и мировой жизни с точки зре-
3 Это суждение не ново, оно было высказано Фр. Шлегелем еще в нач. XIX в. (см.: Шлегель К.В.Ф. Сочинения. Т. I. Философия жизни. Философия истории. СПб.: Quadrivшm, 2015. C. 730-731 [3]).
ния присутствия в них божественной и дьявольской сил. Лютер - это, прежде всего теолог, и глубже - религиозный человек, для которого его вера имеет жизненно важное значение. Об этом постоянно и настойчиво напоминает Шиллинг, «деконструируя» обмирщенные, секулярные образы Лютера, возникшие под влиянием современных исследовательских практик. Глубина и первоочередность религиозности Лютера в перспективе понимания его личности маркируется Шиллингом с помощью понятия «экзистенциальный». Мы узнаем об «экзистенциальном интеллектуальном профиле» Лютера (с. 60), о его потребности в «облегчении экзистенциальных страхов», что подвигло реформатора к строгой аскезе в монастыре (с. 151), а затем о его прорыве к «новому определению христианской экзистенции» (с. 165), что отличает Лютера от предшествовавших ему критиков церкви. Столкновение с церковными властями приводит Лютера к «экзистенциальному потрясению», а затем к «экзистенциальному конфликту» (с. 176-177). Наконец, борьба за трактовку учения реформатора после его смерти между филиппистами и гнесиолютеранами вызовет в евангелической церкви «первый настоящий экзистенциальный кризис» (с. 175). Несомненно, в ряде случаев иначе передать мысль автора и невозможно (например, в случае указания на «христианскую экзистенцию»), но сложно сказать, насколько удачно постоянное употребление этого понятия, в русском языке закрепленного за некоторыми весьма различными философскими концепциями.
Особенностью, которая выступает стержнем предложенной Шиллингом трактовки личности Лютера, является религиозный индивидуализм, на который автор многократно обращает внимание (с. 83, 155, 167, 243, 278, 299). Мистические интенции Лютера и стремление к углублению в Писание, которые помогли бы открыть его внутренний смысл, также говорят об «индивидуальности» практики чтения, когда он прикладывал «собственные экзистенциальные проблемы... к библейским текстам» (с. 139). Момент радикального изменения его самосознания, превращение католического теолога в реформатора, отмечается Лютером в принятии имени «Eleutherюs», что Шиллинг симметрично маркирует изменением в написании его имени. Лудер, как до этого на 160 страницах называл его историк, становится Лютером (с. 166-167). Для такой личности естественно быть обращенной к другим - делом и словом, как живым, так и печатным. Лютер был прирожденным проповедником, вдохновляемым идеей универсальной реформы христианства, долженствующей иметь эсхатологический смысл. Поэтому проповедник закономерно превратился в пророка (с. 70, 284-286), который не терпел ни возражений, ни искажений своего дела.
Отсюда многочисленные случаи резкого и подчас озлобленного несогласия Лютера со своими сторонниками, союзниками или оппонентами в вероисповедных вопросах - например, в споре с Эразмом (с. 399) или переписке с Меланхтоном во время Аугсбургского рейхстага (с. 479), а так же его неготовность поступаться некоторыми принципами и решениями, моральный ригоризм (с. 364-366); они свидетельствуют не только о жесткости характера Лютера, но и об углубленности его переживаний, без чего, как отмечает Шиллинг,
он не смог бы вынести испытания, с которыми столкнулся (с. 646). Наряду с этой суровостью, однако, Шиллинг отмечает и иную сторону личности Лютера - способность к эмпатии и глубокому сопереживанию, что позволило ему преодолеть усвоенную в монастыре закрытость от мира и, ориентируясь на библейские заповеди, создать благополучную по меркам его времени семью, а также пережить опыт подлинной дружбы, особенно в сложных отношениях с Меланхтоном (с. 473), что отразилось как в «Застольных беседах» реформатора с близкими и гостями (с. 348-349), так и в утешительных посланиях, которые Лютер слал тем, кто нуждался в поддержке (с. 370-371).
Итак, Лютер - человек другого мира, других правил (с. 4) Следует заметить, что этот «пафос дистанции» Шиллинг использует в апологетических целях, оправдывая некоторые спорные поступки и особенности характера Лютера. Это относится к таким эпизодам, как его требования уничтожать поднявших восстание крестьян (с. 313-314), его нетерпимость к тем, кого он считал недостаточно верными своим взглядам (с. 369, 600), признание им права на двоеженство для важного политического союзника (с. 526), оправдание ростовщичества при требовании евангельского бескорыстия (с. 531), юдофобия (с. 599). Более того, «пафос дистанции» Шиллинг вносит внутрь контекста, задаваясь вопросом о том, вправе ли были современники-богословы давать оценку Лютеру, «построившему богословие на древнем фундаменте и при этом проявившему такую креативность, которую не могли понять люди вроде Экка и которая не давала им возможности иметь объективное суждение» (с. 191), что делает почти бессмысленной ту масштабную, длившуюся десятилетиями борьбу, которую вели Лютер и его критики и значение которой Шиллинг, однако, признает (с. 396). Возможно, автор по этой причине уделяет столь мало внимания Лейпцигскому диспуту 1519 г. (с. 185-186), где встретились Лютер и Экк и в ряде дискуссий наметили (безусловно, не намереваясь делать этого специально) границы и фундамент будущей полемики между ними и их союзниками, в которой, при всей исключительной напряженности, Лютер и его критики слышали друг друга и оказывали непосредственное влияние друг на друга.
Нельзя сказать, что Шиллинг, избежал модернизации характера Лютера. Так, говоря об отношениях Лютера с властями, он отмечает, что тот «утвердил -снова выражаясь современным языком - базовое право каждого человека самостоятельно судить и определять все, что связано "с такой сокровенной, духовной и тайной вещью, каковой является вера"» (с. 499), однако, согласно Лютеру - и Шиллинг это признает, указывая на «пессимистический реализм богословия и антропологии» реформатора (с. 362), - человек как таковой в данных делах неволен, он или охвачен благодатью и верой, или захвачен дьяволом. Также Шиллинг приписывает Лютеру гуманистическую ориентацию в образовании и исследовательской деятельности (с. 60, 77, 88). Несомненно, Лютер был знаком с гуманистами как старшего поколения, так и более младшего. Но в чем нужно видеть его гуманизм? В знании античных авторов? Они составляли стандартный набор тривиума и квадривиума, причем в достаточно широком составе присутствовали уже
в XIV в. В стремлении к организации профессионального преподавания библейских языков (с. 129)? Кафедры греческого языка появляются в XV в. Лютер, возможно, был одним из первых, кто поддержал профессиональное преподавание иврита, но отнюдь не ради самого этого предмета, что сказалось на его отношениях с гебраистом И. Бешенштайном, который был приглашен в Виттенберг на кафедру еврейского языка, но через 3 месяца был изгнан оттуда из-за своего интереса к «hebraica veritas» и ориентации на аутентичный контекст еврейской Библии (с. 131). Если Лютер и признавал в 1514 г., во время суда над Рейхлиным, «гуманистический принцип свободы научных исследований» (с. 124), то спустя несколько лет он от него отказался. В отношении к текстам? Акцентируя библейские занятия Лютера, Шиллинг указывает на поиск «очищенной» от сомнительных привнесений Библии, над немецким текстом которой работал Лютер, и даже признавал его превосходящим Вульгату (с. 277). Тут, вероятно, сказывается то, что мы застаем Лютера за филологическими занятиями, т.е. встречаем в нем «гуманитария», но и только - за «studia humaniora» не последовало «гуманизма», напротив, выступив с жестокой критикой Эразма Роттердамского и отвергнув как его мировоззрение, так и его метод работы (сопоставление текстов и поиск их внутреннего и компаративного смысла), Лютер выказал себя таким же противником гуманизма, как и католические критики. Таким образом, «гуманизм» для Лютера оказывается чем-то «техническим», используемым для иных целей, отсветом эпохи Возрождения, который падает на него, окрашивая его образ в нехарактерные тона.
Наконец, отметим трактовку Шиллингом Реформации как «медийного события». При всем индивидуализме, Лютеру характерна весьма выраженная публичность и стремление привлекать к себе внимание. Шиллинг характеризует эту черту как «продуманную тактику - ту, которая всегда определяла его действия, а именно, что имеет смысл любой ценой доводить до сознания общества новую реформаторскую истину, с самого начала пресекая всякую возможность размывания смыслов» (с. 400). Лютер мастерски использовал возможности, которые появились с развитием книгопечатания, а его необычайная писательская трудоспособность (с. 553) нашла себе соответствующее выражение во множестве трактатов, поучений, комментариев и проповедей. Идеи, высказываемые в них, вызывали неподдельный интерес, и выходящие книги оказывались «бестселлерами» (с. 189). Укрывшегося в Вартбурге Лютера Шиллинг сравнивает с Н. Манделой, который, будучи в тюремном заключении, оказывал влияние на общество (с. 255).
Кроме стремления к ясности, конечно, Лютер стремился и к тому, чтобы иметь если и не право последнего слова, то возможность изложить свою версию событий. Также, публичность и огласка тех или иных действий в его отношении служила в какой-то мере безопасности его самого и поддерживала постоянную готовность его сторонников, что, например, проявилось во время прибытия Лютера в Вормс (с. 212). Таким образом, для Лютера обращение к широкому читателю, кроме профетического значения, имело и мобилизационное, создавая формы консолидации, альтернативные командной системе им-
перской и папской власти. Сознание силы этого информационного обмена, возможно, и повлияло, как отмечает Шиллинг, на решение воздерживаться от того, чтобы выстраивать «институциональную церковь» (с. 367-368), что стало основой формирования общинного типа устройства религиозных сообществ. С другой стороны, само «медийное пространство», формировавшееся вокруг Лютера, влияло на его эсхатологическое мирочувствование и приобретало те черты, которые отражали представление реформатора о доминирующей в мире силе, что отразилось в его последних проповедях (с. 611-613).
Итак, образ Лютера завершен. Хайнц Шиллинг создал мощный и запоминающийся портрет реформатора. В поиске «подлинных исторических взаимосвязей» ему удалось показать силу человека, творящего судьбу и вовлекающего в этот процесс множество других людей. За исключением нескольких общих положений, мы узнаем из книги Шиллинга мало нового об учении Лютера, но в оптике истории открывается «causa Lutheri», та «причина», по которой Лютер жил и действовал. Таким образом, данное издание будет интересно не только историкам, но и специалистам в области религиоведения, культурологии, философии, теологии, социологии и психологии. Следует отметить и качественный перевод А. Тихомирова и О. Хмелевской, что позволяет рекомендовать данную книгу не только специалистам, но и самому широкому кругу читателей.
Список литературы
1. Прокопьев А.Ю., Лурье З.А. Лютер пять веков спустя. Размышления над книгой Хайко Обермана // Proslogion: Проблемы социальной истории и культуры средних веков и раннего Нового времени. 2017. № 3(1). С. 235-257.
2. Шиллинг Х. Мартин Лютер: Бунтарь в эпоху потрясений: пер. с нем. М.: Изд. ББИ, 2017. XVI+710 с.
3. Шлегель К.В.Ф. Сочинения. Т. I. Философия жизни. Философия истории. СПб.: Quad-rivium, 2015. 816 с.
References
1. Prokopyev, A.Yu., Lurye, Z.A. Lyuter pyat' vekov spustya. Razmyshleniya nad knigoy Khayko Obermana [Luther five centuries later. Reflections on Heiko Oberman's book], in Proslogion: Problemy sotsial'noy istorii i kul'tury srednikh vekov i rannego Novogo vremeni [Proslogion: Problems of social history of the Middle Ages and Early Modern Period], 2017, no. 3(1), pp. 235-257.
2. Schilling, H. Martin Lyuter: Buntar' v epokhu potryaseniy [Martin Luther: Rebel in an Age of Upheaval]. Moscow: BBI Publ., 2017. XVI+710 p.
3. Shlegel, K.V.F. Sochineniya. Т. I. Filosofiya zhizni. Filosofiya istorii [Collected Works. Vol. 1. Philosophy of Life. Philosophy of History]. Saint Petersburg: Quadrivium Publ., 2015
