CC BY
41
ВЕСТНИК МОСКОВСКОГО УНИВЕРСИТЕТА. СЕР. 9. ФИЛОЛОГИЯ. 2010. № 4
БОРАТЫНСКИЙ И ДРУГИЕ: ПАМЯТИ А.М. ПЕСКОВА
А.С. Бодрова
БОРАТЫНСКИЙ В 1831 ГОДУ:
(НЕ) ИЗВЕСТНОЕ ПИСЬМО КНЯЗЮ
ВЯЗЕМСКОМУ1
В настоящей статье печатается новонайденное письмо Е.А. Боратынского к князю П.А. Вяземскому осени 1831 г. из собрания С.Л. Маркова, хранящееся ныне в Отделе рукописей Всероссийского музея А.С. Пушкина (Санкт-Петербург). Публикация письма Боратынского, содержащего новые сведения о пребывании поэта в Казани и его литературных замыслах осени 1831 г., сопровождена биографическим и историко-литературным комментарием.
Ключевые слова: Е.А. Боратынский, П.А. Вяземский, Казань, Каймары, Всероссийский музей А.С. Пушкина, биография, исторический роман, лирика 1830-х гг.
The present publication introduces a newly discovered letter from E.A. Bora-tynsky to Prince P.A. Vyazemsky written on October 1, 1831, which is now kept in the Manuscript Department of the National Pushkin Museum in St. Petersburg. The document published here and the commentary on it enlarge our knowledge of both Boratynsky's stay in Kazan' and his literary plans of that period.
Key words: E.A. Boratynsky, P.A. Vyazemsky, Kazan', Kaymary, the National Pushkin Museum in St. Petersburg, biography, historical novel, lyrics of the 1830s.
Эпистолярному наследию Боратынского в исследовательской и издательской традиции повезло куда меньше, нежели его поэтическим сочинениям. Письма поэта, рассеянные по самым разным архивам и опубликованные далеко не полностью, впервые были собраны лишь в фундаментальной «Летописи жизни и творчества Е.А. Боратынского», подготовленной А.М. Песковым и его учениками [Летопись, 1998]. Этот внушительный эпистолярный корпус (307 писем) впредь может быть дополнен, по всей видимости, лишь неожиданными находками.
Обретение нового письма Боратынского трудно не счесть счастливой случайностью. Письмо, отправленное князю П.А. Вяземскому
1 Пользуюсь случаем выразить самую искреннюю благодарность А.Л. Соболеву, указавшему мне на каталог собрания С.Л. Маркова, а также М.В. Бокариус и сотрудникам Книжного фонда и Отдела рукописей Всероссийского музея А.С. Пушкина за благожелательную помощь в работе. Моя особая признательность - Е.Э. Лями-ной, Н.Н. Мазур, Н.Г. Охотину, прочитавшим рукопись статьи и высказавшим ряд полезных замечаний.
1 октября 1831 г., было вложено в экземпляр «Стихотворений Евгения Баратынского» 1827 г., принадлежавший известному библиофилу С.Л. Маркову, и хранится теперь - вместе с другими ценными книгами марковского собрания - в Научной библиотеке Всероссийского музея А.С. Пушкина (Санкт-Петербург). Уникальный документ только недавно был обнаружен хранителем книжных фондов музея М.В. Бокариус, составлявшей каталог коллекции [Марков, 2007]. Оригинал письма ныне хранится в Отделе рукописей Музея Пушкина [Ф. 1. Оп. 3. Д. 3. Л. 1-2об.]. С любезного дозволения администрации музея мы публикуем его ниже, сохраняя орфографию и пунктуацию
автографа и снабдив публикацию посильным комментарием.
* * *
О жизни Боратынского в Казани и близлежащем имении Кай-мары, куда поэт вместе с семейством уехал во второй половине июня 1831 г. и где пробыл почти год, известно прежде всего по его многочисленным письмам к И.В. Киреевскому. Среди других корреспондентов Боратынского того времени - его петербургские друзья Н.В. Путята и П.А. Плетнев, С.М. Дельвиг, только что ставшая женой брата Боратынского Сергея, а также «москвичи» Н.М. Языков и П.А. Вяземский. Чрезвычайная интенсивность переписки Боратынского соответствует его увлеченности литературными занятиями, живому интересу к столичным литературным новостям и предприятиям. Он полемизирует с Путятой о «Наложнице», просит Киреевского переслать ему критику Надеждина на поэму, горячо отзывается о только что вышедшем переводе «Адольфа» в письме к Вяземскому и всячески поощряет намерение Киреевского издавать журнал - будущий «Европеец» [Летопись, 1998: 262, 272, 267, 271, 274-277, 279-281]. Однако в то же время в письмах и немногочисленных стихотворениях Боратынского, отсылаемых в Москву, начинает возникать устойчивый мотив отхода от поэзии, мысль о завершении поэтического поприща, руководствуясь которой полтора года спустя Боратынский задумает «итоговое» издание своих стихов. Поэтические занятия, как видно по письмам осени 1831 г., на время уступают замыслам сочинить драму или роман: Боратынский неоднократно делится с Киреевским своими размышлениями о природе романного жанра, а также отзывами о современных романах. Этот круг тем в полной мере отражен и в публикуемом письме к Вяземскому.
Письмо ваше1 заставило меня жалеть что мы живемъ въ деревн' а не въ Казани. Съ любопытствомъ искалъ бы я въ ней сл'довъ вашей молодости3 и непременно познакомился бы со старыми вашими знакомыми4, но я долженъ оставить это удо-вольстше до зимы, которую по обыкноветю зд'Ъшнихъ пом'щиковъ мы думаемъ провести въ город' Все что я до сихъ поръ знаю о Казани состоитъ въ томъ что ея жители весьма не жалуютъ москвичей. Говорятъ что московсюе эпиграмисты см'шивш1я<?> ихъ въ 12-мъ году5, имъ какъ то не угодили и тЪмъ произвели общее
неблагорасположеше къ своимъ одногорожанамъ<?>. || (Л. 1 об.). Изъ Казанскихъ жителей виделъ я только одного доктора6, въ которомъ по несчастаю имелъ нужду. Онъ показался мне довольно забавенъ и простодуш1е его педантизма, откровенность Губернскихъ притязанш, даютъ мне надежду, что нынче зимою, я буду иметь случай подглядеть несколько выразительныхъ физюгномш. Я радъ, что познакомлюсь съ провинщальнымъ обществомъ оно должно иметь больше движен1я нежели столичное особенно Московское не занятое даже придворными интригами. Посмотрю не найдется ли въ быту его чего нибудь драматическаго или романическаго7; но боюсь что мне придется вполне согласиться || (Л. 2) съ мнетемъ котораго вы держитесь въ предисловш къ соч. Фонъ Визина8. Отсутстше дейстшя въ жизни а по крайней мере ничтожность этого действм весьма затрудняетъ у насъ создаше драмы и романовъ. Романы Загоскина не смотря на свой успехъ не противуречатъ этому положетю9. Что вы поделываете? Я знаю, что вы написали прекрасное стихотворете sur le Vague10. Горсткина11 присылала его моей своячинице. Вы въ немъ соединили поэз1ю съ анализомъ и пьеса ваша исполняется чувства которое вы описываете. Вы сделаны камергеромъ12. Поздравляю васъ и сердечно радуюсь ибо знаю что камергерскш ключь не сделаетъ васъ придворнымъ || (Л. 2 об.) и не замкнетъ душу вашу ни одному прекрасному чувству. Это не приветств1е а выражете сердечной моей веры. Преданный вамъ - Е. Боратынск<ш>
На Л. 2 об. адрес: «Его смтельству Князю Петру Андреевичу Вяземскому въ Москве. Въ приходе малаго Вознесены между Тверской и Никитской, въ собствен-номъ доме»; датировка по штемпелю: «Казань. 1831. Окт. 1».
1. Это письмо Вяземского Боратынскому неизвестно, равно как и большая часть его писем к поэту. В семейном архиве Боратынских находятся только два письма Вяземского: опубликованное М.И. Гил-лельсоном письмо от 21 марта 1828 г. [Гиллельсон, 1969: 165-166] и записка на конверте, датированная 17 августа 1842 г. [ПД. Ф. 33. Оп. 1. № 90 (ст. шифр ПД 21745). Л. 1, 2]. Письма к Вяземскому сохранились куда полнее и давно были введены в научный оборот [Вестник всемирной истории. 1900. № 6. С. 85-86; СиН, III, 341-342; V, 44-62; ЛН, 87-88, 545; Изд. 1987, 180-181, 224-225, 247-248]. Подлинники 20 писем Боратынского хранятся в Остафьевском архиве - РГАЛИ. Ф. 195. Оп. 1. № 1399 и № 5082. Л. 164-165. Известно также совместное письмо Вяземского и Боратынского В.А. Жуковскому и А.И. Тургеневу от конца февраля - начала марта 1827 г. [ОР РНБ. Ф. 167. Оп. 1. № 26; ЛН: 61-62].
2. Боратынские провели в имении Каймары (20 верст от Казани), принадлежавшем тестю поэта Л.Н. Энгельгардту, почти 5 месяцев - с начала июля до середины декабря 1831 г. (обе даты - по письмам к Киреевскому: «Вот уже месяц, как я в своей казанской деревне» - письмо от 6 августа, датировка по штемпелю; «Мы переезжаем из деревни в город...» - письмо от 3 декабря; датировка по содержанию [Летопись, 1998: 268, 280]). Приезд Боратынского в Казань - «как он пишет по делам, а как <.> сказывали от холеры» (Вяземский - Пушкину [Пушкин, 1937-1949, XIV: 214]) - датируется концом июня - началом июля [Летопись, 1998: 262]. Об истории Каймар см. [Загвозкина, 1985: 66-76; 103-108].
3. Вяземский посетил Казань во время своей служебной поездки в Пермскую, Казанскую, Нижегородскую и Владимирскую губернии (1 сент. 1809 - 1 марта 1810) по ведомству Московской межевой канцелярии, в которой числился с ноября 1807 г. под началом сенатора П.А. Обрезкова [Нечаева, 1935, 560; Гиллельсон, 1969, 16]. О впечатлениях молодого Вяземского от краткого пребывания в городе на пути в северные губернии позволяет судить его письмо Н.М. и Е.А. Карамзиным, датированное 6 сентября 1809 г. (подробно его комментировать здесь нет возможности):
Nous voilà à Cazan depuis avant hier soir mes bien bons et respectables amis <.. .> La ville que nous habitons maintenant est véritablement belle, les bâtiments en sont réguliers, grands et parfois même majestueux; la société y doit être tres agréable, nous en jugeons et par ce que l'on nous en dit, et par le peu que nous en voyons, car les trois quarts du public est dans ce moment à la campagne. La maison du Gouverneur est charmante, lui même M. Манцуровъ paroit tres brave homme, sa femme est gentille, bien petite, bien mignonne, bien affable, sa fille née de sa premiére femme ne vaut pas grande chose, au moins quand à la beauté: elle se marie cependant ces jours ci; mais la perle de la maison est une jeune polonaise élévée dans la maison de la princesse Troubetsky. <.. .> Maintenant je vais vous parler un peu de ce que nous faisons à Cazan: d'abord en entrant dans les ports de la ville nous avons rencontré le Colonel Graesser qui allait passer quelques jours dans une maison de campagne, mais qui cependant a retourné sur ses pas à notre arrivée. <...> Le jour de la féte de Mdme Obrescoff a été fêté chez le Gouverneur dont la femme est aussi une Elisabeth, et de plus encore une Елизавета Семеновна comme la nôtre: un M. Esipoff, (Dourassoff de Cazan) nous a donné un charmant spectacle; et réellement ce n'etoit pas aux confins de l'Europe qu'on pouvoit s'attendre à en voir un pareil. Ce bon Dramomane se ruine pour les spectacles, c'est à ses frais qu'il a construit un Théâtre qui ne cède à celui de Moscou que dans sa grandeur, c'est à ses frais qu'il élève, entretient les acteurs; en un mot son goût pour le Théâtre l'a reduit presque à rien de 4000 paysans qu'il avait. - Demain nous nous embarquons pour Perme, et nous laissons notre belle et bonne Compagne à la merci du Destin. Jusqu'à présent notre voyage n'étoit pas que pour ainsi dire un agréable loisir, dès demain il sera une peine, pas cependant devoué de tout plaisir, nous allons voir la Матку Россию, renfermant dans son sein tous les trésors du
Pérou. Nous allons gravir les monts Ourals, nous allons voir la Кама, nous allons.......
vous dire adieu mes biens bons et respectables amis.
Мы в Казани с позавчерашнего вечера, мои любезные и почтенные друзья. <.. .> Город, в котором мы нынче живем, действительно красив; в застройке виден общий план, дома большие, а иногда даже и роскошные; здешнее общество должно быть очень любезно, мы о том судим и по тому, что нам о нем говорят, и по тому немногому, что видим сами, ибо три четверти публики теперь в деревне. Дом Губернатора очарователен, сам он, г. Манцуров <Борис Александрович, гражданский губернатор Казани>, кажется, очень славный человек, его жена, невысокая ростом, миниатюрная, мила и любезна; его дочь от первой жены - девица ничем не примечательная, по крайней мере красотой, однако на днях выходит замуж; но истинное украшение дома - юная полька, воспитывавшаяся в доме княгини Трубецкой. <.. .> Теперь немного расскажу вам о том, что мы делаем в Казани: еще только въехав в ворота города, мы встретили полковника Грессера <вероятно, А.И. Грессер, шеф 2-го пионерного полка, попавший в плен при Аустерлице, затем герой войны 1812 года>, который намеревался провести несколько дней за городом, но по случаю нашего приезда воротился обратно. <...> День именин госпожи Обресковой праздновали у Губернатора, чья жена тоже Елизавета, и к тому же - тоже Елизавета Семеновна, как и наша; некий господин Есипов <П.П. Есипов> (казанский Дурасов) показал
нам очаровательный спектакль; и в самом деле на краю Европы нельзя ожидать увидеть подобный. Этот истый театроман разорился на спектаклях, на свои деньги он построил театр, который уступает московскому только величиной, на свои деньги он обучает и содержит актеров; короче говоря, его любовь к театру почти разорила его, хотя он владел 4000 душ. - Завтра мы отправляемся в Пермь и оставляем нашу милую и прекрасную спутницу на милость Провидения. До сей поры наше путешествие было, так сказать, приятным времяпрепровождением; с завтрашнего дня это будет нелегкий труд, не лишенный, впрочем, вовсе удовольствий, мы увидим Матку Россию, таящую в своих недрах все сокровища Перу. Мы взберемся на Уральские горы, увидим Каму, а пока распрощаемся с вами, мои милые и искренне уважаемые друзья
[РГАЛИ. Ф. 195. Оп. 1. № 1254г. Л. 3-4 об.; в переводе слова, написанные в оригинале по-русски, выделены курсивом].
Служебное усердие Вяземского (см., в частности, письма к нему П.А. Обрезкова [РГАЛИ. Ф. 195. Оп. 1. № 2441]) было вознаграждено чином камер-юнкера только благодаря хлопотам И.И. Дмитриева, которого попросил вмешаться Н.М. Карамзин, так сообщавший ему об итогах командировки Вяземского: «Этот молодой человек шесть месяцев таскался по северных губерниям с П.А. Обрезковым, писал у него в канцелярии, трудился и не получил ничего. Обрезков говорит, что он представлял его к ордену Св. Анны, но что сие представление осталось без действия» (письмо от 8 сентября 1810 г. [Карамзин, 1866: 132]).
Службу Вяземского в Межевой канцелярии Боратынский, сам состоявший по этому ведомству и как раз в июле 1831 г. вышедший в отставку, упоминал в сентябрьском письме к Языкову, который поступил в Межевое ведомство на место Боратынского: «Заняв мое место у Гермеса <директор канцелярии Б.А. Гермес>, ты обязан вполне заменить меня. <.. .> Кажется, бог поэтов ныне не Аполлон, но Гермес: кроме тебя и меня, служил у него когда-то Вяземский» [Летопись, 1998: 272].
4. Из знакомых Вяземскому лиц Боратынский виделся в Казани с А.И. Казарским (1797-1833), знаменитым морским офицером и героическим командиром брига «Меркурий»: «Благодарю вас <.> за знакомство с Казарским, которого однако ж удалось мне видеть только с полчаса. Я был у него перед самым его отъездом из Казани. В нем много добродушия: он вам чрезмерно признателен за знакомства, которые вы ему доставили в Москве <...>» ([Летопись, 1998: 267], о Казарском см. [ОА, III: 620-621].
5. «События 1812 года <.> содействовали временному оживлению этого города, давшего приют не только многим частным лицам <...>, но и целым правительственным учреждениям» [Загоскин, 1902, I: 404; см. также: Славин, 1942: 17-18]: в город приехало около 30 тысяч москвичей, а из официальных учреждений в Казань были эвакуированы Московский Опекунский совет, Екатерининский и Александровский институты, отбывшие в столицу только летом
1813 г. (Казанские известия. 1813. № 29. 19 июля. С. 8; № 32. 9 авг. С. 8). О настроениях казанцев в 1812 г. Боратынский мог, в частности, узнать от своего тестя Л.Н. Энгельгардта, семья которого, видимо, находилось в то лето в Каймарах (косвенным свидетельством этому могут служить, например, объявления о продаже леса на сруб «в дачах села Каймар, принадлежащих Генерал-Майорше Энгельгартовой» (Казанские известия. 1812. № 34. 24 авг. С. 7; № 35. 31 авг. С. 7; № 36. 7 сент. С. 7)).
6. Может быть, уже в это время Боратынский познакомился с Карлом Федоровичем Фуксом (1776-1846), известным казанским врачом и весьма заметным человеком в городе, - впрочем, встретиться с ним Боратынский мог не раньше середины сентября: с 14 июля по 10 сентября 1831 г. Фукс был командирован в Нижний Новгород для помощи в борьбе с холерой (см. письма тогдашнего ректора Казанского университета Н.И. Лобачевского попечителю учебного округа М.Н. Мусину-Пушкину от 14 июля и 10 сентября 1831 г. [Модзалевский, 1948: 291, 299]). Салон Фукса и его жены Александры Андреевны (урожд. Апехтиной, ок. 1805-1853) Боратынский неоднократно посещал зимой 1831-1832 гг. (о литературных вечерах у Фуксов см. живые отзывы И.Е. Великопольского и его жены в письмах к ее матери, С.Х. Мудровой [Модзалевский, 1948: 304-305]; о хозяйке салона и ее казанском окружении см.: [Бобров, 1904: 481-509; Загвозкина, 1985: 59-66]).
7. Жизнь в Казани и казанском имении в 1831-1832 гг. - фактически первый (не считая финляндских впечатлений) и единственный опыт жизни Боратынского в провинциальном городе, опыт, интересовавший его не только с «физиогномической», но и с художественной точки зрения. Сходные мысли о предпочтении губернской жизни как материала для романа или драмы Боратынский высказывал чуть позже в письмах к Киреевскому: «Знаешь ли, однако ж, что, по-моему, провинциальный город оживленнее столицы. Говоря - оживленнее, я не говорю - приятнее; но здесь есть то, чего нет в Москве, - действие. <...> Всякий говорит о своих делах или о делах губернии, бранит или хвалит. Всякий, сколько можно заметить, деятельно стремится к положительной цели и оттого имеет физиономию. Не могу тебе развить всей моей мысли, скажу только, что в губерниях вовсе нет этого равнодушия ко всему, которое составляет характер большей части наших московских знакомцев. В губерниях больше гражданственности, больше увлечения, больше элементов политических и поэтических. Всмотрясь внимательнее в общество, я, может быть, напишу что-нибудь о нем для твоего журнала; но я уже довольно видел, чтобы местом действия русского романа всегда предпочесть губернский город столичному» (письмо от начала января 1832 г. [Летопись, 1998: 282]).
8. По всей видимости, Боратынский имеет в виду «Введение к жизнеописанию Фон-Визина», помещенное во втором номере «Литературной газеты» (ЛГ. 1830. Т. I. № 2. Понедельник, 6-го января. С. 11-14). Биография писателя, написанная Вяземским, должна была быть приложена к затевавшемуся в Москве полному изданию сочинений Фонвизина, анонсированному в той же «Литературной газете» (см. рецензию на «Собрание сочинений и переводов Дениса Ивановича Фонвизина» (М., 1829) - ЛГ. 1830. Т. I. № 1. Среда, 1-го января. С. 5). Программное рассуждение Вяземского о связи подлинной литературы с жизнью общества открывало «Введение к жизнеописанию...»: «История литературы народа должна быть вместе историею и его общежития. Только в соединении с нею может она иметь для нас нравственное достоинство и поучительную занимательность. Если на Литературе, рассматриваемой вами, не отражаются движения, страсти, мнения, самые предрассудки современного общества, если общество, предстоящее наблюдению вашему, чуждо владычеству и влиянию Литературы, то можете заключить безошибочно, что в эпохе, изучаемой вами, нет Литературы истинной, живой, которая не без причины названа выражением общества. <.> В Руском обществе и в Литературе Руской не было и нет поныне сего обратного содействия <...> сей общности, от коей Литературы других народов являются нам столь исполненными движения, страстей и жизненности. Нет сомнения, Руское общество не выразилось Литературою» (Там же: 11, 12). Помимо отрывков из биографии Фонвизина, помещенных в газете Дельвига-Пушкина, Боратынский мог быть знаком с рукописью книги [РГАЛИ. Ф. 195. Оп. 1. № 1143], которую Вяземский готовил весной - летом 1831 г. (об этом этапе в судьбе книги Вяземского о Фонвизине см. [Вацуро, Гиллельсон, 1968: 64-65]).
9. Эпистолярий Боратынского лета - осени 1831 г. наполнен размышлениями о природе и специфике романного жанра, первоначально возникшими в связи с работой над поэмой «Наложница» (о последней поэме Боратынского как опыте «эклектического романа» см.: [Жукова, 2007]) и актуализированными опытами Боратынского в повествовательной прозе («Перстень») и драматургии (пьеса была послана Киреевскому для «Европейца», но впоследствии утрачена). «Кстати об романе: я много думал о нем это время. <...> Нужно <. > написать роман эклектический, где бы человек выражался и тем, и другим образом <соединив спиритуальное и материалистическое>», - писал Боратынский Киреевскому из подмосковного Муранова, еще до отъезда в Казань [Летопись, 1998: 256]. Суждения о романах Ж. Жанена, Г. Филдинга, В. Скотта, Ж.-Ж. Руссо, С. Ричардсона, М.Н. Загоскина рассыпаны в письмах Киреевскому из Каймар и Казани; см. также подробный отзыв об «Адольфе» в письме Вяземскому от августа - сентября 1831 г. [Там же: 267].
6 ВМУ, филология, № 4
Pоманы Загоскина - «Юрий Милославский, или Pусские в 1612 году» (М., 1829) и новинка лета 1831 г. «^ославлев» (книга вышла в начале июня [СП. 1831. № 123, 4 июня; ЛГ. 1831. № 33, 10 июня. С. 272]) - исключительно занимали Боратынского «как отменно любопытное психологическое явление». «Мне очень любопытно знать, что ты скажешь о романах Загоскина. Все его сочинения вместе показывают дарование и глупость», - писал Боратынский Киреевскому почти в то же время, что и Вяземскому - 8 октября
1831 г. [Летопись, 1998: 275]. По всей видимости, Боратынский даже задумывал написать о Загоскине статью для «Европейца», однако отказался от этого намерения: «О Загоскине писать что-то страшно. Я вовсе не из числа его ревностных поклонников. "Милославский" его - дрянь, а ^ославлев", быть может, еще хуже. В "Pославлеве" роман ничтожен; исторический взгляд вместе глуп и неверен. Но как сказать эти крутые истины автору, который все-таки написал лучшие романы, какие у нас есть?» (письмо Киреевскому от 29 ноября [Летопись, 1998: 279]). Вяземский, как можно судить по его высказываниям о Загоскине, был согласен со скепсисом Боратынского: «Теперь я мог бы по совести бранить "Pославлева", потому что купил это право потом лица и скукою внимания. В Загоскине точно есть дарование, но за то как он и глуп <.. .> Не правда ли, что в "Pославлеве" нет истины ни в одной мысли, ни в одном чувстве, ни в одном положении? Я начинаю думать, что Петр Иванович Вы-жигин сноснее, но чтобы убедиться в этом, надобно прочесть его, а боже упаси того!» (Вяземский - Пушкину, 24 августа 1831 [Пушкин, 1937-1949, XIV: 214]).
10. Pечь идет о стихотворении Вяземского «Тоска» («Не знаю я, кого, чего ищу.»), опубликованном затем в «Северных цветах на
1832 год» (СПб., 1831. С. 90-92). Определение "sur le Vague" заимствовано из письма С.Н. Горсткиной к С.Л. Энгельгардт, свояченице поэта, от 21 августа 1831 г., где рассказано об обстоятельствах сочинения стихотворения, там же переписанного: «<...> Vera Bouharina pria le Pce Wiasemsky de faire des vers sur le vague, hier j'ai monté au manege avec elle; Wiasemsky c'est Vera et lui a porté les vers que je vs envoie» - «<...> Вера Бухарина попросила князя Вяземского сочинить стихи о неясном волнении души; вчера я была в манеже вместе с ней; Вяземский - это Вера <т.е. стихотворение написано как бы от лица В.И. Бухариной (см. [Вяземский, 1958: 459]>, и он принес ей стихи, которые я вам посылаю» (^ГАЛИ. Ф. 394. Оп. 1. № 180. Л. 7об.]; копия текста под заглавием «Тоска. Вере Ивановне Бухариной» - [Там же. Л. 8-8об.]). В том же письме Горсткиной есть сведения о более раннем письме Боратынского к Вяземскому - видимо, о том самом, о котором последний сообщал Пушкину 24 августа (см. выше): «J'ai dansé la masourque avec le Pce Wiasemsky qui m'a parlé de vs et m'a dit qu'il a reçu une lettre de votre beau-frere» («Я танцевала мазурку
с князем Вяземским, который говорил о вас и который сказал, что получил письмо от вашего зятя»). Стихотворение, высоко оцененное Боратынским, понравилось и Сонечке Энгельгардт, скопировавшей его в свою тетрадь [РГАЛИ. Ф. 394. Оп. 1. № 170. Л. 41об. - 42; без заглавия, подписано: К. Вяземской], где с ним соседствуют автографы Боратынского.
11. Софья Николаевна Горсткина - известная московская красавица, знакомая Вяземского (см. упоминания о ней в его письмах А.И. Тургеневу [Архив братьев Тургеневых. Вып. 6. Пг., 1921, по указ.]), посвятившего ей и ее подруге В.И. Бухариной стихотворение «Вера и София» ([Альциона, 1832: 95], В.И. Бухариной посвящено и посланное Горсткиной стихотворение «Тоска»). Приятельствовавшая с С.Л. Энгельгардт, Горсткина состояла с ней в переписке [РГАЛИ. Ф. 394. Оп. 1. № 180], за прекращение которой в марте 1832 г. Софья Львовна пеняла ей через Боратынского и Киреевского - см. в письме поэта: «Правда ли, что Горсткина выходит за Щербатова? Она сначала была в довольно частой переписке с сестрою Соничкой, но теперь месяца три как уже к ней не пишет. Когда ты ее увидишь, попрекни ей от сестры этой недружеской переменой» [Летопись, 1998: 291]).
12. Камергерский чин Вяземского, полученный им 5 августа 1831 г. [СиН, XII, 340], приветствовал и Пушкин в известном шуточном письме от 14 августа, открывавшемся стихотворным обращением «Любезный Вяземский, поэт и кам<ер>гер...» [Пушкин, 1937-1949, XIV: 14].
Список литературы и источников
Альциона, 1832 - Альциона. Альманах на 1832 г. СПб., 1831.
Бобров, 1904 - Бобров Е.А.А. Фукс и казанские литераторы 30-40-х годов //
Русская старина. 1904. Т. СУШ. № 6. Июнь. Вацуро, Гиллельсон, 1968 - Вацуро В.Э., Гиллельсон М.И. Новонайденный автограф Пушкина. Заметки на рукописи книги П.А. Вяземского «Биографические и литературные записки о Денисе Ивановиче Фонвизине». М.; Л., 1968.
Вяземский, 1958 - Вяземский П.А. Стихотворения / Вступ. ст., подгот. текста и примеч. Л.Я. Гинзбург. Л., 1958 (Библиотека поэта. Большая серия. 2-е изд.).
Гиллельсон, 1969 - Гиллельсон М.И. П.А. Вяземский: Жизнь и творчество. Л., 1969.
Жукова, 2007 - Жукова А. «Наложница» и «Цыганка»: два опыта «эклектического» романа Е.А. Боратынского // БШ^а Б1ау1са. Сб. научн. трудов молодых филологов. VII. Таллинн, 2007. Загвозкина, 1985 - Загвозкина В.Г. Е.А. Боратынский и Казань. Казань, 1985.
Загоскин, 1902 - Загоскин Н.П. История Императорского казанского университета за первые сто лет его существования, 1804-1904. Т. I. Казань, 1902.
Изд. 1987 - Баратынский Е.А. Стихотворения. Письма. Воспоминания современников. М., 1987.
Карамзин, 1866 - Письма Н.М. Карамзина к И.И. Дмитриеву / Под ред. Я.К. Грота и П.П. Пекарского. СПб., 1866.
ЛГ - Литературная газета, издаваемая бароном Дельвигом.
Летопись, 1998 - Летопись жизни и творчества Е.А. Боратынского / Сост. А.М. Песков; Текст подгот. Е.Э. Лямина и А.М. Песков. М., 1998.
ЛН - Литературное наследство. Т. 58: Пушкин, Лермонтов, Гоголь. М., 1952.
Марков, 2007 - Собрание С.Л. Маркова / Сост. М.В. Бокариус, ред. Н.Г. За-харенко. СПб., 2007.
Модзалевский, 1948 - Модзалевский Л.Б. Материалы для биографии Н.И. Лобачевского. М.; Л., 1948.
Нечаева, 1935 - Вяземский П.А. Избранные стихотворения / Ред. статьи и коммент. В.С. Нечаевой. М.; Л., 1935.
ОА - Остафьевский архив князей Вяземских. Т. III: Переписка князя П.А. Вяземского с А.И. Тургеневым (1823-1836). Спб., 1908.
ОР РНБ - Отдел рукописей Российской национальной библиотеки.
ПД - Рукописный отдел Института русской литературы РАН (Пушкинский Дом).
Пушкин, 1937-1949 - Пушкин А.С. Полн. собр. соч. Т. 1-16. М.; Л., 19371949.
РГАЛИ - Российский государственный архив литературы и искусства.
СиН - Старина и новизна. Исторический сборник, издаваемый при Обществе ревнителей русского исторического просвещения, в память Императора Александра III. Кн.3. СПб., 1900; Кн.5. СПб., 1902; Кн.12. СПб., 1907.
Славин, 1942 - Славин Н.Ф., Лебедева А.И., Кирсанов С.А. Казанцы в Отечественной войне 1812 года. Казань, 1942.
СП - Северная пчела, газета политическая и литературная.
Сведения об авторе: Бодрова Алина Сергеевна, аспирант Института высших
гуманитарных исследований им. Е.М. Мелетинского РГГУ; участник издания Полного собрания сочинений и писем Е.А. Боратынского. E-mail: [email protected]
