CC BY
216
ШАРЛЬ БОДЛЕР В РОССИИ К 195-ЛЕТИЮ СО ДНЯ РОЖДЕНИЯ
УДК 82(44:47) ББК 83.3(4Фра:2Рос)
БОДЛЕРОВСКИЕ ОТЗВУКИ В РУССКОЙ ЛИТЕРАТУРЕ КОНЦА XIX - НАЧАЛА XX ВЕКА
А.Н. ТАГАНОВ
Ивановский государственный университет ул. Ермака, 39, г. Иваново, 153025, Российская Федерация, E-mail: [email protected]
Рассматривается восприятие русской литературой рубежа XIX-XX веков поэтического наследия французского писателя Шарля Бодлера. Представляются различные позиции в его оценке, в том числе своеобразное мнение Л.Н. Толстого, который видит в бодлеровской поэзии яркий пример упаднических тенденций в искусстве. Анализируются литературно-критические статьи и поэзия М. Горького, Н. Гумилева, Г. Адамовича, В. Брюсова, К. Бальмонта, Эллиса (Л.Л. Кобылинского) и других. Особое внимание уделяется представителям символистского направления в русской литературе рубежа веков (В. Брюсову и К. Бальмонту) в силу того, что в их творчестве обнаруживается наиболее заметное влияние Бодлера, проявившееся не только в виде литературно-критических откликов, но и в поэтической форме. Иллюстрируется убеждение Брюсова в том, что французский поэт стоял у истоков «нового искусства». Подробно анализируется восприятие произведений Бодлера Бальмонтом, выявляются черты сходства и различия их художественных миров, обосновываются причины особого баль-монтовского внимания к автору «Цветов зла» и отношение его к другим французским символистам. Изложены основные положения концепций природы и идеи вселенской аналогии бытия, объединяющих двух поэтов. На основе компаративистской методологии дан сравнительный анализ реализации их мировоззренческих взглядов в поэтическом творчестве. Сделан вывод об особом месте бодлеровского художественного наследия в творчестве русских писателей указанного периода, поскольку оно нередко оказывалось в центре острых эстетических споров. Констатируется, что при всем разнообразии оценок художественного наследия Бодлера со стороны отечественных литераторов в большинстве случаев общим в них остается признание безусловной эстетической значительности поэта.
Ключевые слова: романтизм, декаданс, реализм, литературные влияния и взаимодействия, символ, принцип соответствий, французский символизм, русский символизм, вселенская аналогия бытия.
ECHO OF BAUDELAIRE IN RUSSIAN LITERATURE IN THE PERIOD OF THE END OF XIXTH - BEGINNIG OF THE XXTH CENTURES
A.N. TAGANOV Ivanovo State University 39, Yermak Street, Ivanovo, 153025, Russian Federation E-mail: [email protected]
The article deals with the reception of Charles Baudelaire's poetic heritage by the Russian literature in the period of the turn at the end of the XIXth - beginning of the XXth centuries. Different points of
view - including peculiar opinion by L.N. Tolstoy who sees in Baudelaire's poesy a bright example of decadent tendencies of art - are presented. Literary and critical articles and poesy by M. Gorky, N. Gumilev,
G. Adamovich, V. Bryusov, K. Balmont, Ellis (L.L. Kobylinsky) and others are analyzed. Special attention is given to the representatives of the Symbolists in Russian literature V. Bryusov and K. Balmont due to the fact that Baudelaire's influence is clearly manifested not only in their literary-critical responses but also in poesy. Bryusov's belief that the French poet was at the forefront of «new art» is illustrated. The perception of Baudelaire by K. Balmont is analyzed in detail. Similar and particular features of their artistic worlds are identified; the reasons of Balmont's special attention to the author of «Flowers of Evil» and his attitude to the other French Symbolists are justified. The main points of nature concept and the idea of universal analogy of existence which united two poets are presented. On the basis of comparative methodology the analysis of their philosophical views realization in poesy is given. Special place of Baudelaire artistic heritage in the creative activity of the Russian writers in the stated period is concluded. It is emphasized that rather often it appeared in the center of sharp aesthetic disputes. It is proved that in spite of all the diversity of Baudelaire's artistic heritage evaluations by Russian writers the main common point in them is the recognition of absolute aesthetic importance of the poet.
Key words: romanticism, decadence, symbolism, realism, literary influence and interaction, symbol, principle of correspondences, French Symbolism, Russian Symbolism, universal analogy of existence
Имя Бодлера в русской литературе конца XIX - начала XX века возникает довольно часто и в различных контекстах. К этому моменту уже существуют переводы бодлеровских стихотворений Н.С. Курочкина, Д.Д. Минаева, П.Ф. Якубовича. Новый этап переводческого освоения творчества французского поэта связан с именами А.И. Урусова, К.Д. Бальмонта, В.Я. Брюсова, Эллиса, И.Ф. Анненс-кого, М.И. Цветаевой и т. д. В это время возникают и многочисленные попытки научно-теоретического освоения писательского наследия Бодлера в работах, в той или иной степени касающихся его произведений1. Среди их авторов -
H.И. Сазонов, З.А. Венгерова, А.И. Урусов, Е.В. Аничков, Ю.А. Айхенвальд, А. Белый, М.А. Волошин и другие.
В предреволюционные и послереволюционные годы звучат разные мнения, которые будут задавать направления в оценке бодлеровского творчества как в России, так и в эмиграции2. Известно, например, негативное отношение Л.Н. Толстого к творчеству Бодлера. Так, характеризуя западную декадентскую литературу в работе «Что такое искусство?» (1898 г.), он пишет: «В последнее время не только туманность, загадочность, темнота и недоступность для масс поставлены в достоинство и условие поэтичности предметов искусства, но и неточность, неопределенность и некрасноречивость» [5, с. 90]. Эти оценки Толстой переносит и на писательскую деятельность Бодлера, которую считает одним из
!По поводу первенства литературно-критического освоения творчества Бодлера см.: Фокин С.Л. Николай Сазонов - первый переводчик Шарля Бодлера // Фокин С.Л. Этюды о Бодлере. СПб.: Machina, 2011. С. 168-221 [1].
2 См.: Луков Вл.А., Трыков В.П. «Русский Бодлер»: Судьба творческого наследия Шарля Бодлера в России // Вестник Международной академии наук (русская секция). 2010. № 1. С. 48-52 [2]; Маринина Ю.А. Традиции Бодлера и Верлена в творчестве Брюсова // Русская речь. 2007 № 2. С. 46-51 [3]; Фонова Е.Г Восприятие Ш. Бодлера во Франции, Бельгии и России в эпоху символизма: автореф. дис. ... канд. филол. наук. М., 2009. 20 с. [4].
самых показательных проявлений декаданса. Смысл бодлеровских произведений, по убеждению автора рассматриваемого трактата, «надо угадывать как ребусы», и большинство из них «остаются неразгаданными»3. На основании довольно подробного анализа поэзии Бодлера и его «Стихотворений в прозе», присутствующего в работе, Толстой выносит довольно резкое суждение. Миросозерцание Бодлера, по его мнению, «состоит в возведении в теорию грубого эгоизма и замене нравственности неопределенным, как облака, понятием красоты, и красоты непременно искусственной. Бодлер предпочитал раскрашенное женское лицо натуральному, и металлические деревья и минеральное подобие воды - натуральным» [5, с. 99].
Исходя из своих нравственно-эстетических принципов, Толстой выносит следующий приговор французскому писателю и его последователям: «Бодлер и Верлен придумывают новую форму, при этом подновляя ее еще неупотребительными до сих пор порнографическими подробностями. И критика, и публика высших классов признает их великими писателями. Только этим объясняется успех не только Бодлера и Верлена, но и всего декадентства» [5, с. 100].
В знаменитой статье М. Горького «Поль Верлен и декаденты» (1896 г.), написанной немного раньше толстовского труда, Бодлер также ставится у истоков декаданса, однако на первый план выдвигается антибуржуазный пафос бод-леровского творчества: «Его считали безумным, буржуазия не выносила его "Цветы зла" ибо в них он говорил в лицо ей. <...> И зловеще пророчествовал глухому и слепому обществу <...>» [6, с. 128].
При всем разнообразии оценок художественного наследия Бодлера со стороны русских писателей и литературоведов в большинстве случаев общим в них остается признание безусловной эстетической значительности поэта.
А. Белый в работе «Кризис сознания и 1ёнрик Ибсен» (впервые напечатана в книге: Белый А. Арабески. М., 1911) вписывает творчество Бодлера в широкий контекст духовного развития эпохи: «Три этапа надлежит пройти современному идеализму: от Бодлера - к Ибсену, от Ибсена - к Ницше, от Ницше - к Апокалипсису. Путь от Бодлера к Ибсену есть путь от символизма как литературной школы к символизму как миросозерцанию ...» [7, с. 237 - 238].
Для Н. Гумилева «несомненно, что Бодлер один из величайших поэтов XIX века и во всяком случае наиболее своеобразный» [8, с. 248]. Гумилев подчеркивает самобытность французского писателя. Не отрицая влияния на него великих предшественников (Гюго, Сент-Бева, Готье), он не соотносит его ни с одной из школ, хотя во Франции его часто причисляли то к романтикам, то к парнасцам, то к символистам. Но, с точки зрения Гумилева, чтобы быть романтиком, «ему не хватало ни культа чувства, ни театрального пафоса, ни характерного много-словья». В отличие от парнасцев, он «слишком нервен, слишком причудлив, и он говорит не столько о вещах мира, сколько о вызываемых ими ощущениях». Общность же с символистами только в том, что они у него заимствовали, главным образом, «утонченную фонетику стиха», но «ни ощущенья многоплановости
3 См.: Толстой Л.Н. Что такое искусство? // Толстой Л.Н. Полное собр. соч.: в 90 т. Т. 30. М.: ГИХЛ, 1951. С. 90 [5].
бытия, ни желанья дать почувствовать за словами абсолютное у него не было» (статья «Поэзия Бодлера», предположительно 1920 г.)4.
Словно подводя итог различным суждениям о творчестве французского поэта, Г Адамович напишет в 1937 году: «...за Бодлером остается место основоположника современного искусства ... значение его в этом смысле вне споров» [9, с. 236].
Творчество Бодлера, несомненно являясь важным элементом русской духовной жизни рассматриваемого периода, зачастую оказывалось в центре острых эстетических споров. Так, А. Белый вспоминает о разногласиях, которые возникли между Брюсовым и Эллисом, причиной которых стали «Цветы зла» Бодлера: «С Брюсовым дело обстояло тем трудней для меня, что Эллис, возмущенный убийственным разносом его переводов Бодлера, напечатанным в "Весах','грозился при встрече побить Брюсова, а меня упрекал за то, что я допустил выход рецензии Брюсова (увы, - Брюсов был прав); и Эллис, и Брюсов постоянно бывали у меня; и надо было держать ухо востро, чтобы не произошла случайная встреча их у меня, и чтобы не случилось чего-нибудь непоправимого» [10, с. 438].
Тот же А. Белый вспоминает об эпизоде, связанном с Брюсовым и Бальмонтом: «Помню: "Кружок"; К. Бальмонт произносит какие-то пышные дерзости: его едят поедом; попросил слова Брюсов; возвысился черный его силуэт; ухватяся рукою за стул, другой с карандашиком, воздух накалывая, заодно проколол оппонента Бальмонта:
- Вы вот говорите, - с галантностью дьявола, дрезжа фальцетто, - что, - изгиб, накол, - Шарль Бодлер. - дерг бровей. - Между тем, - рот кривился в ладонь подлетевшую, будто с ладони цитаты он считывал, - мы у Бодлера читаем..
И зала дрожала от злости: нельзя опровергнуть его!» [10, с. 183].
Вполне естественно, что в процессе освоения творчества Бодлера появляются попытки типологического сопоставления его произведений с явлениями русской словесности, а также вопросы, связанные с влиянием французского поэта на отечественных писателей.
Довольно рано возникает достаточно устойчивое сравнение Бодлера с Н. Некрасовым. В «Анкете о Некрасове», появившейся в газете «Новости дня» (1902 г., 27 декабря) в связи с 25-летием со дня смерти писателя, Брюсов пишет: «Некрасов сумел найти красоту в таких областях, перед которыми отступали его предшественники. Его сумрачные картины северного города могут посоперничать с лучшими страницами Бодлера (и вообще в его даровании, как ни странно такое сближение, есть доля чего-то бодлеровского)» [11, с. 68]. Позднее Адамович будет сопоставлять Бодлера, в силу его ироничности, с Вольтером и через него с Некрасовым5.
Вопрос о влиянии Бодлера на русскую литературу, впрочем, выходит за рамки данного сравнения. Возникнув на рубеже веков, он остается актуальным по сей день. Среди тех, кто в той или иной степени испытал воздействие бодле-ровской поэзии, часто называют В. Брюсова, Д. Мережковского, Эллиса, К. Бальмонта, А. Белого, Вяч. Иванова, Ф. Сологуба, А. Блока, И. Анненского, М. Волошина, З. Гиппиус и других.
4 См.: Гумилев Н.С. Письма о русской поэзии. М.: Современник, 1990. С. 252 [8].
5 См.: Адамович Г Памяти Бодлера // Числа. Париж. 1937. № 7-8. С. 236 [9].
Отношение к Бодлеру нередко проявлялось не только в виде литературно-критических откликов, но и в поэтической форме. Так, в стихотворении «Секстина» (1910 г.) И. Северянин утверждает мысль о сходстве своей писательской судьбы с бодлеровской. Он видит во французском поэте родственную душу:
Я заклеймен, как некогда Бодлэр;
То - я скорблю, то - мне от смеха душно.
Читаю отзыв, точно ем «эклер»:
Так обо мне рецензия... воздушна.
О, критика - проспавший Шантеклер! -
«Ку-ка-ре-ку!», ведь солнце не послушно [12, с. 180].
«Цветами зла увенчанный Бодлэр» для Северянина - пример поэтической свободы и независимости, художник, не укладывающийся в пошлые штампы расхожего вкуса:
«Читатель средний» робко и послушно
Подумает, что пакостен Бодлэр,
И примется браниться не воздушно... [12, с. 180].
В его личности и творчестве он находит силы для противостояния миру пошлости:
Близка гроза. Всегда предгрозье душно.
Но хлынет дождь живительный воздушно, -
Вздохнет земля свободно и послушно.
Близка гроза! В курятник, Шантеклер!
В моих очах éclair6, а не «эклер»!
Я отомщу собою, как - Бодлэр! [12, с. 181].
Позднее Северянин напишет стихотворение под названием «Бодлер» (1926 г.), в котором снова обратится к «не злом, а добродетелью объятым» стихотворениям французского поэта.
Известна особая роль Эллиса (Л.Л. Кобылинского) в распространении творчества Бодлера, его деятельность как переводчика стихотворений французского писателя: им переведены «Цветы зла», «Стихотворения в прозе», «Мое обнаженное сердце». В. Швейцер по этому поводу пишет: «Смыслом его жизни стали поиски путей для духовного перерождения мира, для борьбы с Духом Зла - Сатаной, который, по теории Эллиса, распространялся благодаря испорченности самой натуры человека. Тождество своим взглядам он находил в творчестве Шарля Бодлера, страстным толкователем, пропагандистом и переводчиком которого был в те годы. Изучив различные социальные и экономические теории, Эллис отринул их все, утвердившись в убеждении, что только духовная револю-
6 éclair - молния (фр.)
ция поможет человечеству одолеть Дух Зла. Данте и Бодлер стали его кумира-ми»7. Добавим, что любовь к творчеству автора «Цветов зла» проявлялась у него не только в переводах, но и в собственных поэтических опытах, например в стихотворении «К Бодлеру». В стихотворении «К Бодлеру» он сравнивает «горький стих» французского поэта с «безумным воплем Икара, упавшего с небес в земную грязь», с «альбатросом, глашатаем бурь воздушных», пронзенного стрелой арбалета и упавшего в «толпу шутов надменных и бездушных». Подыскивая параллели Бодлеру в мировой культуре, он вспоминает о Ницше: «Но тех, кто слышал Зоратустры зов, / Не устрашит венок твоих цветов».
Среди других писателей, обративших особо пристальное внимание на творчество Бодлера, часто называют В. Брюсова и К. Бальмонта.
В статье «Священная жертва» (журнал «Весы». 1905. № 1) В. Брюсов пишет: «Но современное искусство, то, которое называют "символизмом" и "декадентством" шло не этой опустошенной дорогой. На стебле романтизма развернулось два цветка: рядом с парнасством - реализм. <.. .> И все то новое, что возникло в европейском искусстве последней четверти XIX века, выросло из этих семян. Бодлер и Ропс, еще чуждые нам по своей форме, но родные по своим порывам и переживаниям, истинные предшественники «нового искусства», -явились именно в эпоху, когда господствовал реализм: и они были бы невозможны без Бальзака и Г&варни» [11, с. 89].
Брюсов перевел такие поэтические тексты Бодлера, как «Красота», «Экзотический аромат», «Приведение», «Вечерние сумерки». Отзвуки интереса к творчеству французского поэта у Брюсова мы находим и в его поэзии. В разделе «Из моих книг» сборника стихов «Меа» (1922-1924 гг.) помещено стихотворение «Бодлер» (1923 г.), в котором в брюсовской манере представлен ряд образов, навеянных поэзией французского писателя:
Давно, когда модно дышали пачули, И лица солидно склонялись в лансье, Ты ветер широт небывалых почуял, Сквозь шелест шелков и из волн валансьен. Ты дрожью вагона, ты волью фрегата Мечтал, чтоб достичь тех иных берегов, Где гидрами - тигр, где иглой - аллигатор, И тех, что еще скрыты в завес веков [14, с. 187].
Брюсов видит в Бодлере противника и обличителя новой буржуазной Франции:
Лорнируя жизнь в призму горьких иронии, Ты видел насквозь остова Second Empire,8 В салонах, из лож, меж кутил, на перроне, -К парижской толпе припадал, как вампир.
7 Швейцер В. Быт и бытие Марины Цветаевой. М.: Интерпринт,1992. С. 74.
8 Second Empire - Вторая империя (фр.).
Чтоб, впитая кровь, сок тлетворный, размолот, Из тигеля мыслей тек сталью стихов, Чтоб лезвия смерти ложились под молот В том ритме, что был вой вселенских мехов! [14, с. 187]
В этот момент на восприятие Брюсовым бодлеровской поэзии явно влияет опыт пережитых им революционных событий:
Скорбя, как Улисс, в далях чуждых, по дыму, Изгнанник с планеты грядущей, ты ждал, Что новые люди гром палиц подымут -Разбить мертвый холод блестящих кандал [14, с. 188].
Вместе с тем он вписывает ее в вечно продолжающуюся борьбу добра и зла:
Твой вопль, к сатане, твой наказ каинитам, Взлет с падали мух, стон лесбийских «épaves»9 -Над скорченным миром, с надиров к зенитам, зажглись, черной молнией в годы упав [14, с. 188].
Особого внимания заслуживает отношение к бодлеровскому творчеству К. Бальмонта. При сопоставлении творчества Бальмонта и Бодлера можно вести речь одновременно и о влиянии бодлеровских произведений на Бальмонта, и о типологическом сходстве творений двух писателей, и о возникновении своего рода интертекстуального пространства в творчестве русского поэта, включающего в себя бодлеровские художественные реалии.
Что касается факта влияния Бодлера на Бальмонта, то он представляется совершенно бесспорным. Об этом говорят, в первую очередь, высказывания самого русского поэта. Наиболее значительным в данном случае свидетельством является его статья «О "Цветах Зла"» (1899 г.), целиком посвященная французскому писателю. Упоминания Бодлера присутствуют и в других работах Бальмонта, например в статье «Элементарные слова о символической поэзии», написанной в начале 1900-х годов, где он называет французского поэта «гениальным», находит в его стихах «силу освободительную»10. Кроме того, об особом внимании Бальмонта к творчеству Бодлера свидетельствуют его переводы произведений французского писателя (стихи «Гигантша», «Балкон»», «Смерть любовников», «Красота», «Пропасть»), непосредственное обращение к нему в поэтическом творчестве («К Бодлеру», «Мои звери»), использование бодлеровс-ких слов в качестве эпиграфов (к стихотворению «Аккорды», к разделу «Совесть» из сборника «Горящие здания»), а также мотивы и образы, навеянные произведениями автора «Цветов зла» (темы альбатроса, кошек и другие).
9 épaves - отбросы (фр.).
10 См.: Бальмонт К. Элементарные слова о символической поэзии // Бальмонт К. Стозвучные песни: сочинения (избранные стихи и проза). Ярославль: Верхне-Волж. кн. изд-во, 1990. С. 266, 267 [15].
Следует отметить, что отношение Бальмонта к Бодлеру оказывается далеким от вежливо-академического пиетета к известному и признанному собрату по перу. Оно приобретает импульсивно-порывистый, эмоциональный характер. В письме от 4 марта 1899 года князю Александру Ивановичу Урусову, во многом благодаря которому Бальмонт приобщился к французской литературе, писатель сообщал, что закончил статью о Гойе (статья «Поэзия ужаса»), предпослав ей эпиграф из Бодлера, что заставило его перечитать стихи французского поэта. «Вся моя любовь к нему воскресла до бешенства»11, - пишет Бальмонт.
Подобная экспрессивная реакция на творчество Бодлера поначалу представляется достаточно неожиданной: слишком непохожими и далекими кажутся на первый взгляд художественные миры двух писателей: с одной стороны -трагический певец «цветов зла», сплина и т.д., с другой - поэт Солнца, «солнечный гений», жизнеутверждающий художник-импрессионист. И все же, несмотря на различные тональности творчества, на разные оттенки поэтической палитры, их объединяет многое, и прежде всего, - близость мироощущения, сходные черты в эстетических взглядах и художественных системах.
Бальмонт, так же как и Бодлер, довольно скептически относится к так называемому реалистическому художественному мышлению, противопоставляя ему «символическую поэзию». Это понятие оказывается гораздо более широким, чем понятие «символизм», и включает в себя различные по времени и по эстетической ориентации явления, такие как творчество По, Ибсена, Кальдеро-на, Блэйка, Шелли, Де Куинси, Теннисона, Уайльда, Уитмена, Гамсуна, Стринд-берга, Ницше, Гауптмана, д'Аннунцио, Метерлинка, Вилье де Лиль-Адана, Гюисманса, Рембо, Тютчева, Фета, Случевского и других.
С точки зрения Бальмонта, «реалисты всегда являются простыми наблюдателями, символисты - всегда мыслители.
Реалисты схвачены, как прибоем, конкретной жизнью, за которой они не видят ничего, - символисты, отрешенные от реальной действительности, видят в ней только свою мечту, они смотрят на жизнь - из окна. Это потому, что каждый символист, хотя бы самый маленький, старше каждого реалиста, хотя бы самого большого. Один еще в рабстве у материи, другой ушел в сферу идеальности» [15, с. 264].
Освобождение от рабства по отношению к «материи» - основной критерий истинности в искусстве для Бальмонта. Бодлер, с его точки зрения, поэт, который не только сумел освободиться от этого рабства, но и передать свое мироощущение другим.
Чрезвычайно важно, что из всех писателей, причастных к развитию французского символизма, Бальмонт избирает именно Бодлера, отказывая во внимании другим или относясь к ним весьма настороженно, как это происходит, например, с Верленом и Малларме. В одной из сносок к статье «Элементарные слова о символической поэзии» Бальмонт замечает, перечисляя тех, кого он относит к упомянутому направлению в литературе: «Надо назвать также Верлена и Мал-
11 Цит. по: Куприяновский П.В., Молчанова Н.А. Поэт Константин Бальмонт: Биография. Творчество. Судьба. Иваново: Изд-во «Иваново», 2001. С. 103 [16].
ларме, но их слава так преувеличена, что о них даже неприятно упоминать: в литературной перспективе они занимают место им неподобающее» [15, с. 267].
Оказываясь безучастным к этим явлениям во французском символизме, Бальмонт не скрывает своей увлеченности Бодлером («любовь до бешенства»), которая облекается им и в поэтические формы. В стихотворении «Мои звери», обращаясь к Бодлеру и к другому своему любимцу - Эдгару По, он пишет:
Два гения, влюбленные в мечтанья, Мои два брата в бездне мировой... [17, с. 276]
В наиболее развернутой форме отношение Бальмонта-поэта к французскому писателю проявляется в стихотворении «К Бодлеру» из сборника «Горящие Здания»:
Как страшно-радостный и близкий мне пример, Ты все мне чудишься, о царственный Бодлер, Любовник ужасов, обрывов и химер!
Пребудь же призраком навек в душе моей,
С тобой дай слиться мне, о маг и чародей,
Чтоб я без ужаса мог быть среди людей! [18, с. 188]
То, что особенно привлекает в Бодлере Бальмонта, - это внимание к различным, зачастую противоположным проявлениям бытия, образующим стихию Жизни, интерес к земному, материальному, чувственному, плотскому, природному и вместе с тем - к вневременному, абсолютному, духовному:
Ты, павший в пропасти, но жаждавший вершин, Ты, видевший лазурь сквозь тяжкий желтый сплин, Ты, между варваров заложник-властелин!
Ты, знавший Женщину, как демона мечты, Ты, знавший Демона, как духа красоты, Сам с женскою душой, сам властный демон ты!
Познавший таинства мистических ядов,
Понявший образность гигантских городов,
Поток бурлящийся, рожденный царством льдов! [18, с. 188]
Для Бальмонта важно, что художественный взгляд Бодлера не замыкается в границах импрессионистического переживания, как у Верлена; он предполагает проникновение в сокровенные глубины бытия, не теряя, однако, в отличие от художественного мира Малларме, связи с конкретно-личностным, чувственным началом. В статье «О "Цветах зла"» К. Бальмонт пишет: «В кратких стихотворениях, в сдержанных строках нет того лиризма, которым отличается чувство в пер-
вую минуту его возникновения, но это обманчивое спокойствие есть обманчивая и чудовищная тишина омута, в котором крутится скрытый водоворот» [19, с. 56].
Бодлеровский «скрытый водоворот» для Бальмонта - стихия жизни, заключающая в себе «мир мучительства над самим собой, неудержимое стремление входить в диссонансы и вводить в себя волну противоречий. Странная прихоть поэта с таким пронзительно ясным умом желать во что бы то ни стало быть только с тем, что ранит, не убегать от боли, а приближать ее к себе»12. Лиризм Бодлера, бесспорно присутствующий в его творчестве, - лиризм особого рода, порождающий диссонансную реальность, в которой причудливо, во всяком случае не всегда так, как у Бальмонта, уживаются Добро и Зло, Бог и Сатана. Стихи Бодлера для Бальмонта - «Цветы с узорными лепестками и ядовитым дыханием. Цветы, которые заставляют сердце сжиматься с инстинктивной боязнью, если подходишь к ним в минуту счастья, и радующие только тогда, когда сердце, измучившись, ищет другого измученного сердца, как одна струна звуками ищет другую, чтобы вдвоем создать гармонию тоски и певучего томленья» [19, с. 54].
Бесспорно, отношение Бальмонта к Бодлеру нельзя назвать однозначным. Их художественное мироощущение, как уже отмечалось, совпадает не во всем. И потому, с одной стороны, русский писатель ощущает притягательность бодле-ровского творчества: «Если высшая конечная цель этого человека, идущего путями Зла, совпадает с целями достижения позднейшей всеохватывающей Гармонии, я полюблю его за то, что в дыме и хохоте противоречий он хранит в себе молитвенное отношение к Добру» [19, с. 58]. Однако, с другой стороны, при всей своей симпатии к автору «Цветов зла» Бальмонт слишком привержен Солнцу и свету, чтобы вслед за Бодлером переступить в своем творчестве ту черту, за которой открываются темные глубины Зла.
Тем не менее при всем различии поэтических красок и общей тональности поэзии Бодлера и Бальмонта у них обнаруживается много общего во взгляде на мир. Бодлер, «переживая» мир, пропуская его через свои ощущения, не останавливается на импрессионистическом воспроизведении своего жизненного опыта. Для него ощущения и те впечатления, которые ими порождаются, - предмет для философских размышлений. Мир выстраивается у Бодлера как единая иерархия соответствий:
Неодолимому влечению подвластны
Блуждают отзвуки, сливаясь в унисон,
Великий, словно свет, глубокий, словно сон;
Так запах, цвет и звук между собой согласны13 [20, с. 48].
Рассматривая реальность как универсальную систему соответствий, Бодлер следует довольно давней традиции, которая восходит к древним герметическим учениям, к теориям платонизма и неоплатонизма, к католической догме «аналогии бытия».
12 См.: Бальмонт К. О «Цветах зла» // Бальмонт К. Горные вершины. М.: Гриф, 1904. С. 54.
13 «Соответствия», пер. В. Микушевича.
Особое распространение в европейской культуре ХУШ-Х1Х веков принцип соответствий получает, прежде всего, благодаря трудам Сведенборга. Обостренное внимание к нему проявлялось со стороны И.К. Лафатера, Э.Т.А. Гофмана, Ж.де Нерваля, О.де Бальзака и т. д.
Подхватывая мысль Сведенборга, Бодлер выстраивает свою теорию соответствий. Мир для Бодлера - единый текст. «Все иероглифично, - пишет он, - и мы знаем, что темнота символов лишь относительна, то есть зависит от чистоты, доброй воли и врожденной прозорливости душ». Роль художника в связи с этим сводится Бодлером к следующему: «Что такое поэт (я употребляю это слово в самом широком смысле), если не переводчик, не дешифровщик? У выдающихся поэтов нет такой метафоры, такого эпитета, которые бы с математической точностью не вписывались в конкретные обстоятельства, потому что эти сравнения, эти метафоры и эпитеты черпаются из неисчерпаемой кладовой вселенских аналогий, и поэтому их неоткуда больше почерпнуть» [21, р. 133].
Бодлеровская идея вселенского единства мира, проявляющего себя через связи-соответствия, чаще всего скрытые от профанного взгляда, не ускользает от внимания Бальмонта. В уже цитировавшемся стихотворении, посвященном Бодлеру, он пишет:
Ты, в чей богатый дух навек перелита В одну симфонию трикратная мечта: Благоухания, и звуки, и Цвета! [18, с. 188]
Стремление Бодлера воспринимать окружающую действительность как целостное единство оказывается чрезвычайно важным для русского поэта, так как оно во многом совпадает с его представлениями об устройстве мира. Подобно Бодлеру и в отличие от Верлена, Бальмонт не останавливается на импрессионистическом уровне восприятия и воспроизведения реальности. Вместе с тем он не идет в сторону «затемнения стиля», как Малларме. Земное, конкретно-личностное остается для него главным объектом внимания, и в то же время он постоянно стремится выявить его связь с вечным, абсолютным, выстраивая свою градацию соответствий.
Человек для обоих поэтов - неотъемлемая часть природы, и именно через природу он ощущает единство мира. Правда, необходимо отметить, что образ природы у Бодлера во многом отличается от ее изображения в произведениях Бальмонта. Для Бодлера природа бездуховна. Будучи изначально теологически заданной в логике своего развития законом вселенской аналогии, она, по мысли Бодлера, занята механическим воспроизведением соответствий. В восприятии природы Бальмонтом на первый план выходит культ Солнца и света, хотя наряду с этим здесь не исключаются и темные тона (смерть). Тем не менее природа, как у Бодлера, становится посредником между Богом и человеком, между макромиром и микромиром. Основные элементы вселенной, в представлении Бальмонта, связаны отголосками-аналогиями с земной природной реальностью, а через нее - с человеком: «Солнце, Луна, Звезды, Молния, пламя вулкана и лесной или степной пожар, а из него - путями изумительных мгновений - вся изумительная бесконечность человеческих огней» («Солнечная сила») [22, с. 456-457].
Единство мира - «вселенская аналогия бытия», столь волнующая Бодлера, -осмысляется Бальмонтом, так же как и французским поэтом, через метафору: «Солнце, Луна, Звезды, непостоянство синих лугов Неба, все же, в изменчивости своей расцветающие постоянно все новыми и новыми, содвигающимися узорами, суть небесные факелы - водители, лампады - указательницы, действующие на глядящее в веках человеческое сознание тем сильнее, что не видна рука, их ведущая, или нет такой руки, их ведущей; и движущиеся эти небесные цветы, непохожие на неподвижные цветы земные, и однако с ними сродные, заставляя человеческую мысль расцветать, и гореть, и гадать, и угадывать, делают ее мно-госветной и творческой» [22, с. 456].
В художественном мышлении Бальмонта, таким образом, выстраивается постоянно увеличивающаяся цепь аналогий, связывающая воедино универсальный, космический мир с земной, человеческой реальностью: Солнце, Луна, Звезды, Небо, цветы, лампады, синие луга и т.д. Весь мир стягивается в единый тугой узел соответствий, образующих для Бальмонта единый текст жизни: «Солнце принимает все лики видимого. Оно принимает в несчетных рядах ликов и близкий нам лик Земли, которая травинкой, цветком, колосом и виноградной лозой меряет Время, делит его на строфы, зовущиеся временами года. И первая полоса в весеннем поле, проведенная острием сохи, есть стих, размерная строка в литургии Солнцу» [22, с. 456].
Главная задача поэта, с точки зрения Бальмонта, - прочитать этот текст: «Солнце умеет ярко говорить через других» - «мы говорим «канарейка», а это, трепеща своими крылышками, веселится золотой комочек Солнца, и поет оно колосом пшеницы и желтой лентой убегающей девушки, и дышит дурманящим духом нарцисса, и весело играет во все пьянящие игры Вещества» [22, с. 459].
Оказываясь сотворенной частью этого мира-текста, поэт, по мысли Бальмонта, опять-таки сближающей его с бодлеровским представлением о роли художника, наделен способностью в рамках постоянно творимого Веществом мира создавать свое творение: «Я соучаствую в этих творческих играх, и смотрю на все, и слушаю, как Солнце говорит - утром, пробуждением, бабочкой, птичкой, зверем, травинкой, девушкой, бурей, музыкой, толпой - все вижу! все слышу! все люблю, ко всему приникаю, я, творимый творец творящего творения, я верховная вещь Вещества, овеществитель всех невесомостей, преображенных волею моей мечты...» [22, с. 459].
Сопоставление художественных миров двух писателей дает возможность понять, что в поэтическом мироощущении Бальмонта Бодлер занимает совершенно особое место, оказываясь во многом созвучным ему в осмыслении жизненной стихии.
Вполне понятно, что рассмотренные в данном исследовании явления не исчерпывают заявленной проблемы, изучение ее может и должно быть продолжено. Тем не менее рассмотренные отклики на бодлеровскую поэзию в русской словесности и литературной критике рубежа Х1Х-ХХ веков позволяют судить о важной роли писательского наследия Бодлера для отечественной литературы. Независимо от личностного отношения к нему, от признания или неприятия его художественного мира, большинство литераторов отмечают исключительность его творчества и особое место в мировом литературном процессе.
Список литературы
1. Фокин С.Л. Николай Сазонов - первый переводчик Шарля Бодлера // Фокин С.Л. Этюды о Бодлере. СПб.: Machina, 2011. С. 168-221.
2. Луков Вл.А., Трыков В.П. «Русский Бодлер»: Судьба творческого наследия Шарля Бодлера в России // Вестник Международной академии наук (русская секция). 2010. № 1. С. 48-52.
3. Маринина Ю.А. Традиции Бодлера и Верлена в творчестве Брюсова // Русская речь. 2007. № 2. С. 46-51.
4. Фонова Е.Г. Восприятие Ш. Бодлера во Франции, Бельгии и России в эпоху символизма: автореф. дис. ... канд. филол. наук. М., 2009. 20 с.
5. Толстой Л.Н. Что такое искусство? // Толстой Л.Н. Полн. собр. соч.: в 90 т. Т. 30. М.: ГИХЛ, 1951. С. 26-206.
6. Горький М. Поль Верлен и декаденты // Горький М. Собр. соч.: в 30 т. Т. 23. М.: Гослитиздат, 1953. С. 124-137.
7. Белый А. Символизм как миропонимание. М.: Республика, 1994. 528 с.
8. Гумилев Н.С. Письма о русской поэзии. М.: Современник, 1990. 383 с.
9. Адамович Г Памяти Бодлера // Числа. Париж. 1937. № 7-8. С. 232-236.
10. Белый А. Начало века. М.: В/О «Союзтеатр» СТД СССР, 1990. 496 с.
11. Брюсов В.Я. Анкета о Некрасове // Брюсов В.Я. Сочинения: в 2 т. Т. 2. М.: Худож. лит., 1987. С. 68.
12. Северянин И. Секстина // Северянин И. Стихотворения. М.: Сов. Россия, 1988. С. 180-181.
13. Швейцер В. Быт и бытие Марины Цветаевой. М.: Интерпринт, 1992. 544 с.
14. Брюсов В.Я. Бодлер // Брюсов В.Я. Собр. соч.: в 7 т. Т. 3. М.: Худож. лит., 1974. С. 187-188.
15. Бальмонт К. Элементарные слова о символической поэзии // Бальмонт К. Стозвуч-ные песни: сочинения (избранные стихи и проза). Ярославль: Верхне-Волж. кн. изд-во, 1990. С. 263-280.
16. Куприяновский П.В., Молчанова Н.А. Поэт Константин Бальмонт: Биография. Творчество. Судьба. Иваново: Изд-во «Иваново», 2001. 470 с.
17 Бальмонт К.Д. Мои звери // Бальмонт К.Д. Стихотворения. Л.: Сов. писатель, 1969. С. 276.
18. Бальмонт К.Д. К Бодлеру // Бальмонт К.Д. Стихотворения. Л.: Сов. писатель, 1969. С. 188.
19. Бальмонт К. О «Цветах зла» // Бальмонт К. Горные вершины. М.: Гриф, 1904. С. 54-58.
20. Бодлер Ш. Соответствия // Бодлер Ш. Цветы Зла. Стихотворения в прозе. Дневники. Сартр Ж. П. Бодлер. М.: Высш. шк., 1993. С. 48.
21. Baudelaire Ch. Reflexions sur quelques-uns de mes contemporains: Victor Hugo // Baudelaire Ch. Oeuvres complètes. Paris: Gallimard (Bibliothèque de la Pléiade), 1976. T. 2. P 129-141.
22. Бальмонт К.Д. Солнечная сила // Бальмонт К.Д. Автобиографическая проза. М.: Алгоритм, 2001. С. 456-461.
References
1. Fokin, S.L. Nikolay Sazonov - pervyy perevodchik Sharlya Bodlera [Nikolay Sazonov - the first translator of Charles Baudelaire], in Fokin, S.L. Etyudy o Bodlere [Essays on Charles Baudelaire], Saint-Petersburg: Machina, 2011, рр. 168-221.
2. Lukov, Vl.A., Trykov, VP «Russkiy Bodler»: Sud'ba tvorcheskogo naslediya Sharlya Bodlera v Rossii [«Russian Baudelaire»: Destiny of Charles Baudelaire's creative heritage in Russia], in Vestnik Mezhdunarodnoy akademii nauk (russkaya sektsiya), 2010, no. 1, рр. 48-52.
3. Marinina, Yu.A. Traditsii Bodlera i Verlena v tvorchestve Bryusova [Tradition of Baudelaire and Verlaine in Brusov's works], in Russkaya rech, 2007, no. 2, рр. 46-51.
4. Fonova, E.G. Vospriyatie Sh. Bodlera vo Frantsii, Bel'gii i Rossii v epokhu simvolizma. Avtoref. diss. kand. filol. nauk [Perception of Ch. Baudelaire in France, Belgium and Russia in the epoch of symbolism. Abstract cand. of philology diss.], Moscow, 2009. 20 p.
136
CoAoebëecKue uccnedoeaHun. BbmycK 1(49) 2016
5. Tolstoy, L.N. Chto takoe iskusstvo? [What is Art?], in Tolstoy, L.N. Polnoe sobranie sochineniy v 90 t., t. 30 [Collected edition in 90 vol., vol. 30], Moscow: GIKhL, 1951, pp. 26-206.
6. Gor'kiy, M. Pol' Verlen i dekadenty [Paul Verlaine and decadents], in Gor'kiy, M. Sobranie sochineniy v30 t., t. 23 [Collected edition in 30 vol., vol. 23], Moscow: Goslitizdat, 1953, pp. 124-137
7. Belyy, A. Simvolizm kakmiroponimanie [Symbolism as world outlook], Moscow: Respublika, 1994. 528 p.
8. Gumilev, N. Pis'ma o russkoy poezii [Letters on Russian Poetry], Moscow: Sovremennik, 1990. 383 p.
9. Adamovich, G. Pamyati Bodlera [In memorium of Baudelaire], in Chisla [Numbers], Paris, 1937, no. 7-8, pp. 232-236.
10. Belyy, A. Nachalo veka [Turn of the century], Moscow: V/O «Soyuzteatr» STD SSSR, 1990.
496 p.
11. Bryusov, VYa. Anketa o Nekrasove [Questionnaire on Nekrasov], in Bryusov, VYa. Sochineniya v 2 t., t. 2 [Collected edition in 2 vol., vol. 2], Moscow: Khudozhestvennaya literatura, 1987, p. 68.
12. Severyanin, I. Sekstina [Sextina], in Severyanin, I. Stikhotvoreniya [Poems], Moscow: Sovetskaya Rossiya, 1988, pp. 180-181.
13. Shveytser, V Byt i bytie Mariny Tsvetaevoy [Life and existence of Marina Marina Tsvetaeva], Moscow: Interprint, 1992. 544 p.
14. Bryusov, VYa. Bodler [Baudelaire], in Bryusov, VYa. Sobranie sochineniy v 71., t. 3 [Collected edition in 7 vol., vol. 3], Moscow: Khudozhestvennaya literatura, 1974, pp. 187-188.
15. Bal'mont, K. Elementarnye slova o simvolicheskoy poezii [Elementary words about symbolic poetry], in Bal'mont, K. Stozvuchnye pesni: sochineniya (izbrannye stikhi i proza) [One-hundred-sounds songs (selected poems and prose)], Yaroslavl': Verkhne-Volzhskoe knizhnoe izdatel'stvo, 1990, pp. 263-280.
16. Kupriyanovskiy, IPV., Molchanova, N.A. Poet Konstantin Bal'mont: Biografiya. Tvorchestvo. Sud'ba [Poet Konstantin Balmont: Biography. Creative Activity. Fate], Ivanovo: Izdatel'stvo «Ivanovo», 2001. 470 p.
17. Bal'mont, K.D. Moi zveri [My animals], in Bal'mont, K.D. Stikhotvoreniya [Poems], Leningrad: Sovetskiy pisatel', 1969. 276 p.
18. Bal'mont, K.D. K Bodleru [To Baudelaire], in Bal'mont, K.D. Stikhotvoreniya [Poems], Leningrad: Sovetskiy pisatel', 1969. 188 p.
19. Bal'mont, K. O «Tsvetakh zla» [About «Flowers of Evil»], in Bal'mont, K. Gornye vershiny [Mountains peaks], Moscow: Grif, 1904, pp. 54-58.
20. Bodler, Sh. Sootvetstviya [Correspondences], in Bodler, Sh. Tsvety Zla. Stikhotvoreniya v proze. Dnevniki. Sartr Zh. P. Bodler [Baudelaire Ch. Les Fleures de mal. Petits poèmes en prose. Baudelaire], Moscow: Vysshaya shkola, 1993, p. 48.
21. Baudelaire, Ch. Reflexions sur quelques-uns de mes contemporains: Victor Hugo. Baudelaire Ch. Oeuvres complètes. Paris: Gallimard (Bibliothèque de la Pléiade), 1976, vol. 2, pp. 129-141.
22. Bal'mont, K.D. Solnechnaya sila [Solar power], in Bal'mont, K.D. Avtobiograficheskaya proza [Autobiographic prose], Moscow: Algoritm, 2001, pp. 456-461.
