CC BY
33
http://www.zabvektor.com
ISSN 2542-0038 (Online) ISSN 1996-7853
УДК: 930.1: 130.2
DOI: 10.21209/1996-7853-2018-13-4-28-33
Марат Николаевич Чистанов,
доктор философских наук, доцент, Хакасский государственный университет им. Н. Ф. Катанова (655017, Россия, г. Абакан, ул. Ленина, 90), e-mail: maratc@mail.ru
Блеск и нищета географического детерминизма (размышления об этнокультурной идентичности в контексте проблемы исторического субъекта)
В период возникновения философии истории проблема субъектности исторического процесса традиционно решалась методом географического детерминизма (или какой-либо его разновидности). В XIX веке под влиянием гегелевской философии понятие исторического субъекта претерпело изменения и стало устойчиво связываться с этническими группами - носителями народного духа. Отсюда вытекает политический тезис о праве наций на самоопределение, необходимость практики построения национальных государств сначала в Европе, а далее во всём мире. В неолиберальных концепциях XX века субъектом истории объявляется человеческий индивид, и этот поворот делает традиционную философию истории, концентрирующуюся на этнокультурных и этнополитических процессах, крайне уязвимой. Автор пытается показать теоретические и методологические ограничения этноцентристской модели истории. Указывается также, что считавшаяся безнадёжно устаревшей концепция географического детерминизма в современных условиях получает неожиданную новую поддержку в глобальном проекте Евразийского сухопутного моста, или Нового Шёлкового пути. Практическая реализация данного проекта приведёт к изменению расстановки сил на континенте и неизбежно скажется на характере межэтнических взаимодействий в Евразии. При этом место скомпрометировавшей себя модели мультикультурализма может занять китаецентристская модель межкультурного взаимодействия, оставляющая этническую часть культуры вне сферы внимания. В этих условиях традиционная для европейской философской традиции увязка гражданского согласия и благоденствия с построением диалога этнических культур рискует оказаться неактуальной в условиях вызовов XXI века.
Ключевые слова: субъект истории, мультикультурализм, глобализация, этническая и культурная идентичность, межкультурное взаимодействие, географический детерминизм, культурный ландшафт
Введение. Презентация проекта «Один пояс - один путь» состоялась осенью 2013 года в ходе визита Председателя КНР Си Цзиньпина в Индонезию. Данный проект более известен как Евразийский сухопутный мост, или Новый Шёлковый путь - масштабный инфраструктурный проект, который свяжет страны Южной и Юго-Восточной Азии с Европой через сеть сухопутных транспортных коридоров. Причины, побудившие Китай к реализации данного проекта, очевидны: развитие экономически отсталых провинций на западе страны, диверсификация торговых путей, независимость в торговле от не всегда стабильной политической ситуации в арабском мире и на территории бывшего Советского Союза.
Китай, безусловно, является основным бенефициаром проекта, но сходная мотивация присутствует и у многих стран Западной Европы и Юго-Восточной Азии: экспортёры смогут выйти на новые для себя рынки, не вкладывая больших денег в создание инфраструктуры, а импортёры получат возможность ускорить доставку грузов, минуя процедуры погрузки-разгрузки в морских портах.
Мотивы стран-транзитёров, в первую очередь России, Казахстана и постсоветских
республик Центральной Азии, оказываются более сложными, поскольку наряду с очевидными плюсами реализация проекта сулит для них не менее очевидные риски. Существует весьма серьёзная опасность, что транзитные пошлины далеко не покроют убытки местных производителей от конкуренции со стороны более дешёвых товаров от производителей из Восточной и Юго-Восточной Азии.
Впрочем, нас интересуют не столько экономические дивиденды от реализации проекта, сколько социальные и духовные последствия столь масштабного и неоднозначного начинания. Существует высокая вероятность того, что данные последствия будут на самом деле глобальны: ведь речь идёт о проекте, который напрямую свяжет регионы, до этого не имевшие близких контактов. Это приведёт к тесному взаимодействию совершенно чужих, не имеющих опыта длительного соседства народов и культур. Отсюда высокая вероятность межэтнических и межконфессиональных конфликтов, кризис в самоидентификации людей, оказавшихся в фокусе кросс-культурного взаимодействия.
Поразительным образом появление идеи «Один пояс - один путь» совпадает по вре-
© Чистанов М. Н., 2018
мени со значительными трудностями в реализации ещё одного глобального проекта: идеи мультикультурализма, которая появилась в международной политике в середине XX века, но обязана своим происхождением двухсотлетнему развитию европейской философ-ско-исторической и политической мысли.
Методология и методы исследования. Автор в работе критически оценивает традиционные, субстанционалистские и современные конструктивистские подходы к анализу субъекта истории. Используются методы герменевтики и социальной феноменологии. Изучены и критически анализируются известные достижения и теоретические положения отечественных и зарубежных философов по вопросам социальной философии, исторического сознания и этнического самосознания.
Результаты исследования и их обсуждение. Мультикультурализм подразумевает признание одинаковой ценности культур (в частном случае, этнических) и необходимости их сохранения и защиты, в том числе в полиэтническом сообществе, а также призывает к диалогу культур как признанию автономии различных культур и признанию их естественного права на самостоятельное развитие. Данный подход в своё время стал великим достижением цивилизации, однако современное состояние этой методологии и практики вызывает серьёзные опасения. Многочисленные нарушения принципов сосуществования различных культур, как в беднейших, так и в самых богатых странах, международный терроризм, политика двойных стандартов в отношении различных социальных и этнических групп, множество личных трагедий простых людей в современном мире незаметны, разве что только очень наивному человеку или ханже.
Тем более удивительно, что столь актуальная сегодня проблема этнической и культурной идентичности и тесно с ней связанная проблема межкультурного взаимодействия и диалога в философской традиции до Нового времени почти не обсуждалась. Впрочем, в трудах французских просветителей проблема культурных отличий отмечалась, но до некоторого времени решалась довольно просто: специфика любой культуры определялась через её соответствие месту и условиям возникновения и последующего функционирования. То есть никакой особой тайны в отличиях народов нет, все народы и культуры являются продуктами окружающей среды и действуют в истории согласно влиянию этой среды. Описанное правило может применяться
напрямую, когда внешность и физиология представителей этнических групп выводятся из действия жары или холода, как в работах Г. Болингброка [2] и Ш. Монтескьё [10], а может в более сложной форме как у И. Г. Герде-ра, связывавшего условия существования с национальным духом и характером [3]. Этот принцип, собственно, и получил название географического детерминизма, который в основных своих чертах поддерживался в тренде европейской интеллектуальной традиции вплоть до середины XIX века.
О необходимости установления прямого диалога культур впервые заявляется в трудах европейских философов и социологов конца XIX - начала XX века. Этому есть разумное объяснение: концепция исторического прогресса, возникшая ещё в работах просветителей и впоследствии породившая великие социально-исторические системы Г. Гегеля и К. Маркса, утверждавшие поступательный ход мировой истории, на заре эпохи модерна оказалась сильно скомпрометированной. Она выглядит откровенно архаичной на фоне всеобщего нигилизма и релятивизма исследователей. В основе же новой методологии лежит идея культуры как уникальной комбинации множества факторов, своеобразной органической целостности. Истоки подхода были заложены ещё немецкими романтиками и противостояли примитивным представлениям о неизбежности общемирового прогресса. Разные культуры и цивилизации не только имеют различную природу, но даже не могут быть объектом сравнения, поскольку каждая культура является безусловной ценностью сама для себя. Постижение же сущности культуры возможно через особую процедуру понимания, которая противостоит тривиальному логическому объяснению, характерному для просветительского мышления. Вместе с тем, культуроцентризм как методологический принцип потребовал от авторов указания на его конкретный носитель, некоторый атом или субъект исторического процесса. Такой единицей в итоге была провозглашена нация как специфическая общность, сущность которой весьма туманна, поскольку не может быть сведена к «крови и почве», но проявляется в традициях, обычаях, политических деяниях, национальном характере, а главное, с легкой руки В. фон Гумбольдта, - в языке [5]. Наряду с продекларированным правом наций на самоопределение, утверждением автономности культур и необходимостью понимания как особой познавательной процедуры для постижения сущности иной цивилизации це-
лью данной стратегии стал подрыв гегемонии старых колониальных империй: Испании, Англии и Франции и выход новых политических сил (в первую очередь Германии и Италии) на мировую политическую арену.
Нужно отметить, что уже первый этап развития мультикультурной доктрины привёл к весьма неоднозначным социальным последствиям: двум мировым войнам, а после их окончания - к краху мировой колониальной системы. Невозможность адекватной оценки последствий данных событий породила новую волну споров о мультикультурализ-ме и привела к формулировке вопроса о межкультурной коммуникации в его современной форме. Сам термин «межкультурная коммуникация» был введён американским антропологом Эдвардом Холлом для обоснования стратегий поведения американской дипломатии в условиях постколониальной действительности нового послевоенного мира. Десятки новых посольств в новых независимых странах требовали призыва сотен и тысяч людей без дипломатического опыта в обычно закрытую сферу международной политики, а сами принципы старой европейской и американской дипломатии оказались неэффективными при работе в бывших колониях [9]. С возникновением неолиберализма границы применения терминов «мультикультурализм» и «межкультурная коммуникация» в очередной раз предельно расширились и стали обозначать в целом возможность установления взаимопонимания между людьми различных рас, национальностей, конфессий, социальных групп и интеллектуальных традиций [4].
Стоит ещё раз отметить, что если на первом этапе развития мультикультурализма в качестве субъекта коммуникации рассматриваются культуры и цивилизации (в форме национальных государств), то на втором этапе в качестве таких субъектов в центре внимания уже сами конкретные люди, которые в своей обычной жизни, чаще всего в результате добровольной или насильственной миграции, сталкиваются с проявлениями иного языка, поведения, хозяйственной деятельности. Именно такая трансформация проблемы таила в себе ростки последующего кризиса мультикультурализма: внутреннее неустранимое противоречие между политическим устройством современного мира в форме национальных государств и индивидуальным характером межкультурной коммуникации в современном глобализирующемся мире. Поскольку моноэтнические общности в современных условиях - скорее исключение, неже-
ли правило, мультикультурализм в очередной раз наступает на уже знакомые грабли: осуществление права этнических групп на автономию в полной мере неосуществимо, и драматический опыт бывшей Югославии тому подтверждение, а отрицание этого принципа ведёт к дискриминации и ущемлению прав различных меньшинств.
Несмотря на указанный нами системный кризис, идеи мультикультурализма далеко не утратили своих позиций, поскольку на сегодняшний день являются частью естественной установки «среднего» человека в глобализированном сообществе. Этими установками пропитаны основополагающие документы ООН и ЮНЕСКО, поэтому говорить о полном преодолении мультикультурализма пока ещё нельзя.
Вместе с тем, многочисленные инциденты с мигрантами в Европе, война на Ближнем Востоке и неуклюжие попытки сохранить видимость гражданского согласия в большинстве «цивилизованных» стран заставляют нас в очередной раз задуматься о внутренних основаниях этнической культуры и глубинных причинах межэтнических конфликтов. Вся проблема в том, что власти, осуществляя действия, направленные на поддержание относительной стабильности в сфере отношений между разными этническими и религиозными группами, оказываются заложниками однобокого понимания самой сущности таких конфликтов. Расхожее представление о том, что в основе конфликтной ситуации лежит проявление экстремистских настроений отдельных личностей или социальных групп создаёт иллюзию того, что данную проблему можно решить хирургическим путём, применяя жёсткие полицейские меры или методы антитеррористических войсковых операций. Однако религиозный и этнический экстремизм - всего лишь верхушка айсберга, а увеличение количества актов жестокости и вандализма в межэтнических и межкультурных отношениях ясно указывает на системность самого заболевания.
Как представляется, основным ограничением существующих моделей межкультурной коммуникации является слишком абстрактный, общий подход к культурам, являющимся субъектами взаимодействия. Необходимо отдавать себе отчёт в том, что поле межкультурного взаимодействия всегда носит конкретный характер, поэтому выбор стратегии должен зависеть от условий формирования этого поля, и говорить об единых законах формирования культурной идентичности мы
не можем. Так, в условиях Северной и Южной Америки, а также Австралии заселение территорий происходит практически одновременно различными этническими группами, коренное население большей частью физически уничтожено или ассимилировано. В этой связи все этнические группировки находятся в относительно равном положении. Отказ от идеи нации как «плавильного котла» приводит к тому, что сосуществование крупных диаспор становится предметом некоторого неявного договора, где общие интересы государства объявляются преобладающими над частными интересами общин. Такая расстановка приоритетов позволяет поддерживать необходимую стабильность в обществе, по возможности не ущемляя интересов отдельных культур. Некоторую проблему в рамках данной модели представляет инкорпорация в общество социальных групп, ранее занимавших подчинённое положение: афро-американцев, индейцев, сохранивших традиционный уклад, латиноамериканцев. Однако данная проблема постепенно решается, хотя и не так быстро, как хотелось бы.
В условиях современной Европы отчасти сосуществование культур регулируется политическими границами, сложившимися в XIX-XX веках (за исключением Балкан). С другой стороны, после крушения мировой колониальной системы жители колоний начинают переселяться на территорию бывших метрополий. Очевидно, что первоначально переселенцы занимают узкие социальные ниши, занимаясь тяжёлым физическим трудом и иными малопрестижными видами деятельности. Понятно, что подобное разделение труда отражает объективные тенденции, но то, что это явно противоречит принципам равенства культур, ясно даже дилетанту. Волна гражданского неповиновения последних лет, прокатившаяся по Европе, - чёткий указатель того, что некоторая критическая точка в этом направлении уже пройдена [6; 7].
Формирование российской культурной идентичности сначала напоминает американский путь за тем исключением, что заселение Кавказа, Средней Азии и Сибири осуществлялось одной этнической группой, то есть русскими, но при этом местный этнический субстрат оставался практически неизменным и даже пользовался определённой культурной автономией. Объясняется это не столько особой духовностью русского народа, как иногда любят заявлять славянофилы, сколько отсутствием достаточного человече-
ского ресурса для заселения столь обширных территорий. Подобная внутренняя практика характерна как для периода Российской империи, так и для советской, и постсоветской России [11-13]. Однако в постсоветский период на этот уже традиционный для России фон накладываются элементы европейской постколониальной стратегии: когда в Россию хлынул сначала поток русских репатриантов из бывших республик Советского Союза, а затем и гастарбайтеров, недавних наших соотечественников, бегущих от экономических и политических проблем своих независимых государств в бывшую метрополию [1; 8].
Заключение. Появление проектов, подобных Евразийскому сухопутному мосту, сигнализирует нам о том, что традиционное понимание сферы истории как сферы столкновения этнических интересов уже устарело. В китаецентристской модели мира этническая проблематика возможна лишь как проблематика обочины, окраины и является всего лишь уступкой самолюбию младших партнёров. Здесь китайцы действуют в своей излюбленной манере «слабого руководства варварами», демонстрируя сугубо прагматический подход к решению проблем межнационального и межкультурного взаимодействия. Китайскому мироощущению, вообще говоря, любая форма этнического эссенциализма не присуща. Собственно китайская идентичность - даже не надэтническое, а внеэтни-ческое понятие, китаец - существо географическое, центристское. В то же время сами китайцы весьма снисходительны к проявлениям этнического самосознания у представителей национальных меньшинств, при условии сохранения лояльности по отношению к ханьскому гегемону [14]. Трудно ожидать, что в случае реализации трансконтинентального проекта отношение Китая к партнёрам будет принципиально отличаться от их же тысячелетнего архетипа. Символизируя возвращение Поднебесной на позиции если не мирового, то континентального лидера Евразийский сухопутный мост одновременно указывает на переход от философии индивидуального человеческого духа к философии культурного ландшафта, от внутреннего пространства - к пространству внешнему.
Парадоксальным образом поиск этнической и культурной идентичности исторического субъекта, который в XVIII веке в Европе начинается с географического детерминизма, заканчивается новым географическим детерминизмом далеко на Востоке.
Список литературы
1. Аксютин Ю. М., Тышта Е. В. Трансформации надэтнической идентичности в условиях становления российского федерализма: региональный аспект // Исторические, философские, политические и юридические науки, культурология и искусствоведение: вопросы теории и практики. 2013. № 1-2. С. 16-20.
2. Болингброк Г. С.-Дж. Письма об изучении и пользе истории. М.: Наука, 1978. 360 с.
3. Гердер И. Г. Идеи к философии истории человечества. М.: Наука, 1977. 704 с.
4. Головко Н. В. Неолиберальная концепция науки и эпистемическая модернизация // Сибирский философский журнал. 2013. Т. 11, № 2. С. 24-29.
5. Гумбольдт В. О различии строения человеческих языков и его влиянии на духовное развитие человеческого рода // Избранные труды по языкознанию. М.: Прогресс, 1984. С. 37-297.
6. Житин Д. В., Краснов В. И., Шендрик А. В. Географические особенности миграционных связей Европы // Балтийский регион. 2016. Т. 8, № 3. С. 75-92. DOI: 10.5922/2074-9848-2016-3-5.
7. Излученко Т. В., Кудашов В. И. Негативное проявление диалогичности в экстремистском религиозном сознании // Вестник Новосибирского государственного педагогического университета. 2016. № 5. С.130-143.
8. Крестьянова Л. С. Межэтнические отношения и миграционные процессы на региональном уровне: проблемы и основные тенденции развития // Экономика региона. 2016. Т. 12, вып. 3. С. 815-825. DOI: 10.17059/2016-3-17.
9. Куропятник А. И. Мультикультурализм: идеология и политика социальной стабильности полиэтнических обществ. СПб.: Изд-во СПбГУ, 2000. 332 с.
10. Монтескьё Ш. О духе законов. М.: Мысль, 1999. 674 с.
11. Anzhiganova L., Asochakova V., Topoeva M. Ethno-confessional neotraditionalism in a globalized world: Search for basis of identification // Revista de Humanidades. 2017. Vol. 30. Pp. 141-151.
12. Dagbaev E. D., Dagbaeva N. Zh., Dashinimayeva P. P., Zandeeva S. K. Buryat Ethnic Mentality and National Broadcasting // SHS Web of Conferences. 2016. No. 28. Pp. 1-6.
13. Safronov, S. Russian population ethnic structure: trends and transformations // Baltic region. 2015. No. 3. Pp. 106-120. DOI: 10.5922/2079-8555-2015-3-9.
14. Yang X-l, Liu L Shi, Y-y Li Y-s, Tan X, Hu Xm [et al.]. The Relationship between Cultural Anxiety and Ethnic Essentialism: The Mediating Role of an Endorsement of Multicultural Ideology // PLoS ONE. 2015. No. 10.
Статья поступила в редакцию 12.03.2018; принята к публикации 25.04.2018
Библиографическое описание статьи_
Чистанов М. Н. Блеск и нищета географического детерминизма (размышления об этнокультурной идентичности в контексте проблемы исторического субъекта) // Гуманитарный вектор. 2018. Т. 13, № 4. С. 28-33. DOI: 10.21209/1996-7853-2018-13-4-28-33.
Marat N. Chistanov,
Doctor of Philosophy, Associate Professor, Katanov Khakass State University (90 Lenina st., Abakan, 655017, Russia), e-mail: maratc@mail.ru
The Splendors and Miseries of Geographical Determinism (Reflections about Ethnocultural Identity in the Context of the Historical Subject Problem)
During emergence of philosophy of history, the problem of historical subject and driving force was traditionally solved by method of geographical determinism. In the nineteenth century under the influence of Hegelian philosophy, the concept of the historical subject changed and began to be associated with ethnic groups - carriers of national spirit. It led to the emergence of a political thesis about the right of the nations for self-determination and practice of creation of the national states at first in Europe, and further around the world. In the neoliberal concepts of the twentieth century, the human individual becomes the subject of history, and this turn does traditional philosophy of history extremely vulnerable. The author tries to show theoretical and methodological restrictions of ethnocentric model of history. It is interesting but the concept of geographical determinism was out of date for a long time, this concept revives in modern conditions. In practical sense, the geographical determinism finds expression in the global project of the Eurasian Land Bridge or the New Silk Road. The author's point is that implementation of this project leads to change of alignment of forces on the continent and would influence the nature of ethnic interactions in Eurasia. In this case, the China-centrist model of cross-cultural interaction could take the place of the model of multiculturalism, which has compromised itself. This new model leaves an ethnic component of culture out of the sphere of its attention.
Keywords: historical subject, multiculturalism, globalization, ethnic and cultural identity, cross-cultural interaction, geographical determinism, cultural landscape
References
1. Aksyutin, Yu. M., Tyshta, E. V. Transformation of a supra-ethnic identity in the formation of Russian federalism: the regional dimension. Historical, philosophical, political and law Sciences, Culturology and art criticism: issues of theory and practice, no. 1-2, pp. 16-20. 2013. (In Rus.)
2. Bolingbrok, G. S.-Dzh. Letters on the study and use of history. M: Nauka, 1978. (In Rus.)
3. Gerder, I. G. Ideas for the philosophy of human history. M: Nauka, 1977. (In Rus.)
4. Golovko, N. V. Neoliberal concept of science and epistemic modernization. Siberian philosophical journal, vol. 11, no. 2, pp. 24-29, 2013. (In Rus.)
5. Gumboldt, V. On the difference in the structure of human languages and its influence on the spiritual development of the human race // Selected works on linguistics. M: Progress, 1984: 37-297. (In Rus.)
6. Zhitin, D. V., Krasnov, V. I., Shendrik, A. V. Shendrik, V. A. Geographical characteristics of migration linkages in Europe. Baltic region, vol. 8, no. 3, pp. 75-92, 2016. DOI: 10.5922/2074-9848-2016-3-5 (In Rus.)
7. Izluchenko, T. V., Kudashov, V. I. The negative manifestation of the dialogicality of extremist religious consciousness. Bulletin of the Novosibirsk State Pedagogical University, no. 5, pp. 130-143, 2016. (In Rus.)
8. Krest'yanova, L. S. Interethnic relations and migration processes at the regional level: problems and main development trends. Economics of the region, v.12, vol. 3, pp. 815-825, 2016. DOI: 10.17059/2016-3-17 (In Rus.)
9. Kuropyatnik, A. I. Multiculturalism: ideology and policy of social stability of multiethnic societies. SPb: Izd-vo SPbGU, 2000. (In Rus.)
10. Montesk'e Sh. The spirit of laws. M: Mysl', 1999. (In Rus.)
11. Anzhiganova, L., Asochakova, V., Topoeva M. Ethno-confessional neotraditionalism in a globalized world: Search for basis of identification. Revista de Humanidades, vol. 30, pp. 141-151, 2017. (In Engl.)
12. Dagbaev, E. D., Dagbaeva, N. Zh., Dashinimayeva, P. P., Zandeeva, S. K. Buryat Ethnic Mentality and National Broadcasting. SHS Web of Conferences. 28, 01023, pp. 1-6, 2016. (In Engl.)
13. Safronov, S. Russian population ethnic structure: trends and transformations. Baltic region, no.3, pp. 106120, 2015. DOI: 10.5922/2079-8555-2015-3-9 (In Engl.)
14. Yang X-l, Liu, L Shi, Y-y, Li Y-s, Tan X, Hu Xm, et al. The Relationship between Cultural Anxiety and Ethnic Essentialism: The Mediating Role of an Endorsement of Multicultural Ideology.2015. PLoS ONE 10. (In Engl.)
Received: March 12, 2018; accepted for publication April 25, 2018
Reference to the article -
Chistanov M. N. The Splendors and Miseries of Geographical Determinism (Reflections about Ethnocultural Identity in the Context of the Historical Subject Problem) // Humanitarian Vector. 2018. Vol. 13, No. 4. PP. 28-33. DOI: 10.21209/1996-7853-2018-13-4-28-33.
