CC BY
50
СТАТЬИ
И.А.Виноградов
БЛАЖЕННЫ МИРОТВОРЦЫ: ОТ ПОВЕСТИ О ДВУХ ИВАНАХ К ЗАМЫСЛУ «МЕРТВЫХ ДУШ»1
Работая над «Мертвыми душами», Гоголь назвал свои ранние повести «отрывками тех явлений», «из которых долженствовала» создаться в его поэме «полная картина». Изучение «сквозных» и «узловых» мотивов гоголевского творчества позволяет отчасти проникнуть в тайну этого замысла, воплощению которого писатель посвятил почти всю свою жизнь. Принципиально важным для понимания концепции, положенной Гоголем в основу поэмы, оказываются внутриполитические события в России в 1834 г., когда отечественная словесность была официально провозглашена главной выразительницей Народности. Этот призыв правительства к литераторам был сразу услышан Гоголем и совпал с его заветным убеждением в том, что русские поэты являются средоточием «истинно русских коренных свойств наших». Решение задач общенационального масштаба вызвали тогда к жизни гоголевские сборники «Миргород», «Арабески», комедию «Ревизор» и поэму «Мертвые души».
В первой части статьи очерчена связь гоголевской Повести о ссоре с историческими взглядами писателя; обозначены реминисценции этой повести в «Мертвых душах», а также то, каким образом ее проблематика сказалась на замысле поэмы.
Ключевые слова: Гоголь, биография, творчество, авторский замысел, интерпретация, герменевтика, общественная идеология, духовное наследие
Summary: While working on "Dead Souls", Gogol called his early novellas "fragments of those phenomena", of which the "full picture" was supposed to be created in his poem. The study of the "through" and "nodal" motifs of Gogol's works allows us to come close to the mystery of this conception, to the realization of which the writer devoted almost all his life. Domestic political events in Russia in 1834, when the national literature was officially proclaimed the main spokesman of the Nationality, are significant as the way to understand Gogol's idea set in the basis of the poem. This appeal of the government to writers was immediately heard by Gogol and coincided with his conviction that Russian poets are the focus of "our truly Russian fundamental features". Gogol's collections "Mirgorod", "Arabesque", comedy "The Inspector General" and poem "Dead Souls" appeared as the attempt to solve these tasks of national scale. The first part of the article outlines the connection between "The Tale of How Ivan Ivanovich Quarreled with Ivan Nikiforovich" and the writer's historical
1 В основу статьи положен доклад, прочитанный автором на Всероссийской научной конференции «Поэма Н. В. Гоголя "Мертвые души": история и современность» в Московском университете (май 2017 г.).
views; the reminiscences of this story in "Dead Souls" are indicated, as well as the way in which its problematics influenced the concept of the poem.
Key words: Gogol, biography, creativity, author's plan, interpretation, herme-neutics, social ideology, spiritual heritage.
Многими мотивами своего творчества Гоголь-художник обязан давнему, еще со школьной скамьи, увлечению историей. Не составляет исключения и его знаменитая «Повесть о том, как поссорились Иван Иванович с Иваном Никифоровичем». После основательного изучения истории в Нежинской гимназии высших наук Гоголь на протяжении нескольких лет, в пору создания Повести о ссоре, сам преподавал исторические дисциплины в двух учебных заведениях Петербурга - в Патриотическом институте и Императорском университете. Как позволяет судить содержание сохранившихся лекций и исторических сочинений писателя, наиболее чувствительной «болевой точкой» писателя в восприятии отечественной истории было переживание одного общеизвестного явления - бесконечных княжеских распрей, часто расторгавших русское и славянское единство. Пожалуй, никто не переживал это печальное locus communis древнерусской старины так глубоко и остро, как он. Жгучее неприятие того, что у нас еще от эпохи удельных княжеств «все перессорилось» - «дворяне у нас между собой, как кошки с собаками; купцы между собой, как кошки с собаками; мещане между собой, как кошки с собаками» [Гоголь, 2009, VI: 93], - и стало главным побудительным мотивом появления Повести о ссоре.
Первый «подступ» к художественной разработке этой темы Гоголь сделал еще в 1832 г. в «Страшной мести», в образе «пана» Данила, который, с одной стороны, сетует на отсутствие «порядка» и «старшей головы над всеми» («...Полковники и есаулы грызутся, как собаки, между собою»), с другой, как неоднократно подчеркивает автор, сам не лишен корыстолюбия - главной причины внутренних раздоров. Вспоминая о «золотом» времени казачества, герой, к примеру, восклицает: «Сколько мы тогда набрали золота! Дорогие каменья шапками черпали козаки» [Гоголь, 2009, I: 230]. В завершение «Страшной мести» Гоголь поместил, в качестве эпилога, пространную «повесть бандуриста», где подробно описал еще одну губительную «ссору» - вражду закарпатских «братьев»-славян Петра и Ивана, один из которых позавидовал другому.
Через несколько лет размышления о недопустимости междоусобных распрей нашли отражение в строках «Тараса Бульбы» о «враждующих и торгующих городами мелких князьях» и, конечно же, в знаменитой речи
Бульбы о товариществе. Описывая в этой повести происхождение казачества, Гоголь замечал: «Вместо прежних уделов, мелких городков, наполненных псарями и ловчими, вместо враждующих и торгующих городами мелких князей, возникли грозные селения, курени и околицы, связанные общей опасностью и ненавистью против нехристианских хищников... Гетманы, избранные из среды самих же казаков, преобразовали околицы и курени в полки и правильные округи» [Гоголь, 2009, II: 307].
Во всех исторических штудиях Гоголя мысль о пагубности разделений с настойчивостью повторяется применительно к самым разным историческим эпохам и государствам, к историям - русской, украинской, европейской, новейшей и древнейшей (включая библейскую). В одной из своих лекций он, в частности, замечал: «Рассеянная жизнь, открытые пространства России, неимение никаких союзов и взаимной связи между племенами были причиною их беспрерывных покорений многочисленными нациями, умевшими повиноваться одному вождю» [Гоголь, 2009, УШ: 165].
Спустя год после завершения Повести о ссоре Гоголь в статье «Несколько слов о Пушкине» (1834), подводя итог своих размышлений об отечественной истории, писал: «Русская история, только со времени последнего ее направления при императорах приобретает яркую живость; до того характер народа большею частию был бесцветен...» [Гоголь, 2009, VII: 276]. Другими словами, для Гоголя - молодого адъюнкт-профессора Петербургского университета - вся русская история до Петра (титул императора был принят Петром I в 1721 г.) оказывалась, вследствие внутренних неурядиц и княжеских ссор, «скучной» и «бесцветной». Этот вывод прямо повторяет заключительное восклицание Гоголя в Повести о ссоре: «Скучно на этом свете, господа!» [Гоголь, 2009, II: 497].
В том же 1834 г. Гоголь, сообщая М. А. Максимовичу о своем желании занять кафедру всеобщей истории в Киевском университете, с не меньшей энергией - и с таким же горьким чувством - заявлял: «Я с ума сойду, если мне дадут русскую историю» [Гоголь, 2009, X: 259]. Спустя две недели он пояснял: «Если бы это было в Петербурге, я бы, может быть, взял ее, потому что здесь я готов, пожалуй, два раза в неделю на два часа отдать себя скуке» (курсив наш. - И. В.) [Гоголь, 2009, X: 262]. Из дальнейших объяснений Гоголя следует, что, не желая посвящать себя курсу русской истории, он избегал этим отнюдь не банальной скуки, но куда более серьезного душевного испытания - возможной, вдали от близких людей,
«сердечной тоски», связанной с этими лекциями: «.. .Оставляя Петербург, знаешь ли, что я оставляю?.. Здесь все, что. мило моему сердцу; люди, с которыми сдружился. Бросивши все это, нужно стараться всеми силами заглушить сердечную тоску; нужно отдалять всеми мерами то, что может вызывать ее» [Гоголь, 2009, X: 262-263]. Речь в письме идет, очевидно, о той же самой «сердечной тоске», что звучит и в заключительном «скучно» Повести о ссоре.
Тогда же, в 1834 г., в статье «Взгляд на составление Малороссии», говоря о раздорах русских князей в эпоху «Слова о полку Игореве» - и размышляя о неумении, «незнании» настоятелей и митрополитов, «как схватить с помощью. веры власть над народом», «настроив» его «к великому», Гоголь опять восклицал: «Какое ужасно-ничтожное время представляет для России XIII век! Сотни мелких государств, единоверных, одноплеменных, одноязычных, означенных одним общим характером и которых, казалось, против воли соединяло родство (а отличали, видно, лишь формы голов - то «редькой хвостом вниз», то «редькой хвостом верх». - И. В.), - эти мелкие государства так были между собою разъединены, как редко случается с разнохарактерными народами... Это был хаос браней за временное, за минутное - браней разрушительных, потому что они мало-помалу извели народный характер, едва начинавший принимать отличительную физиогномию при сильных норманских князьях» [Гоголь, 2009, VII: 160].
Очевидно, что одновременно с созданием Повести о ссоре Гоголя сильно занимала мысль о единении Русской земли. Эта мысль заключена не только в «Тарасе Бульбе», но и в самой Повести о двух Иванах. Здесь имеются даже хронологические указания на то, что начало многолетней судебной тяжбы героев приходится прямо на 1812 год - год всеобщего народного сплочения. В своем «Введении в Древнюю историю» Гоголь, говоря о соперничавших между собой древних «Греческих Республиках», в частности, замечал: «.Угрожал ли Греции какой-нибудь внешний неприятель. эти по-видимому разъединенные вечною ненавистью Республики кидали междоусобия и соединенным оружием, не дорожа ничем, защищали общее свое отечество» [Гоголь, 2009, VIII: 82]. Однако занятые ссорой герои Гоголя о Двенадцатом годе даже не помышляют.
По аналогии с объединением враждующих древнегреческих республик перед лицом внешней угрозы Гоголь в статье «О сословиях в государстве» замечал о русском народе, что и в нем «никто не хочет уступить один другому и... только в минуты величайшей опасности, когда прихо-
дится спасать родную землю, все соединяется в один человек и делается одним телом» [Гоголь, 2009, VI: 316]. Из взаимной неуступчивости Гоголь и выводил необходимость установления на Руси монархии: «Все сословия, дружно требуя защиты от самих себя, а не от соседних врагов, утвердили над собою высшую власть в том, чтобы рассудить самих себя -потребность чисто понятная среди такого народа...» [Гоголь, 2009, VI: 316]. Следуя переложению слов летописи Н.М. Карамзиным в «Истории государства Российского», Гоголь писал: «История государства России начинается добровольным приглашением верховной власти. «Земля наша велика и обильна, а порядка в ней нет: придите княжить и владеть нами»...» [Гоголь, 2009, VI: 316]. (В черновой редакции повести «Портрет» 1834 г. Гоголь, в свою очередь, упоминал о затруднительности для него «перечесть по именам удельных князей, наполняющих Русскую историю» [Гоголь, 1938, III, 616].)
Подобно тому, как несчастья и страдания, выпавшие на долю народа в Южной России, породили запорожское казачество - и возглавивших его гетманов, так же, по Гоголю, позднейшие имперские преобразования Петра I не только привели к образованию слаженного «организма управления губерний» («слышно, что Сам Бог строил незримо руками Государей» [Гоголь, 2009, VI: 144]), но и «огнивом бед» [Гоголь, 2009, II: 307; VI: 156, 158, 162] высекли из народной груди бесчисленные искры блестящих талантов. По словам Гоголя, в эпоху продолжательницы Петра Екатерины II, «царствование которой можно назвать блестящей выставкой первых русских произведений», «на всех поприщах стали выказываться русские таланты»: полководцы, государственные деятели, дипломаты, словесники, ученые и поэты [Гоголь, 2009, VI: 158].
Размышлениями о значении послепетровской эпохи в формировании русского характера пронизана и сама гоголевская концепции развития русской поэзии, изложенная в «Выбранных местах из переписки с друзьями». Здесь Гоголь в числе источников самобытной русской поэзии и своего творчества - служащих к «построению» русского человека - указывает пословицы и слово церковных пастырей, народную песню и церковные песни и каноны, и наряду с этим - важнейшее политическое событие в истории России - принятие русскими царями в лице Петра I императорского достоинства [Гоголь, 2009, VI: 155-157, 195]. Именно это событие, над которым Гоголь размышлял еще в 1834 г., породило, по его словам, «верховный лиризм» одической поэзии Ломоносова и Державина и поставило Россию перед лицом ее истинного призвания - быть Свя-
щенной Империей, главным назначением которой является «стремленье к свету», т. е. спасение душ подданных, «приближенье иного Царствия» [Гоголь, 2009, VI: 157, 41]. В статье «О лиризме наших поэтов» Гоголь замечал: «Все события в нашем отечестве, начиная от порабощенья татарского, видимо клонятся к тому, чтобы собрать могущество в руки одного.» [Гоголь, 2009, VI: 46]. С этими же размышлениями связано и пророческое восклицание Тараса Бульбы в заключении повести: «.Подымется из Русской земли свой царь!..» [Гоголь, 2009, II: 413].
* * *
С содержанием Повести о ссоре напрямую связан и замысел главного произведения Гоголя - задуманной в трех томах поэмы «Мертвые души».
Сама по себе «загадка» «Мертвых душ» уже более полутора веков ждет своего разрешения. Общим для всех этапов и направлений в восприятии и изучении поэмы остается то, что, несмотря на обилие литературы о «Мертвых душах», вопрос о том, что же хотел сказать нам Гоголь этим незавершенным творением, по-прежнему не ясен.
Уже первые читатели «Мертвых душ» почувствовали, что имеют дело с произведением, скрывающим в себе какую-то тайну. Сам Гоголь в 1842 г., спустя три месяца после выхода в свет первого тома, писал о восприятии поэмы в читательских кругах С. Т. Аксакову: «.Еще не раскусили, в чем дело. не узнали важного и главнейшего...» [Гоголь, 2009, XII: 102]. О сокровенном замысле «Мертвых душ», оставшемся недоступным читателю, Гоголь говорил также в письме к А. О. Смирновой 1845 г.: «Вовсе не губерния и не несколько уродливых помещиков, и не то, что им приписывают, есть предмет «Мертвых душ». Это пока еще тайна, которая должна была вдруг, к изумлению всех (ибо ни одна душа из читателей не догадалась), раскрыться в последующих томах...» [Гоголь, 2009, XIII: 153]. Спустя два года, в «Авторской исповеди», Гоголь вновь отмечал, что его поэма «составляет еще поныне загадку» для читателя [Гоголь, 2009, VI: 228].
Прошло еще тридцать лет, и Ф.М. Достоевский, как бы подытоживая недоумения современников по поводу героев «Мертвых душ», писал: «Эти изображения, так сказать, почти давят ум глубочайшими непосильными вопросами... с которыми, чувствуется это... справишься ли когда-нибудь?» [Достоевский, 1981, XXII: 106]. Критик Ю.Н. Говоруха-Отрок в 1892 г. замечал о восприятии Гоголя: «Далеко ли мы ушли в понимании его созданий?.. Со времен Белинского мы только и пришли к тому, что
отделываемся от Гоголя ходячими фразами.» [Говоруха-Отрок, 2012: 760-761].
Спустя еще четверть века В.В. Зеньковский (известный впоследствии богослов, профессор и священник) заключал: «Гоголь, как мыслитель, еще более закрыт от нас его художественным творчеством, чем это можно сказать о Ф.М. Достоевском.» [Зеньковский, 1926: 63]. Вывод этот во многом сохраняет свое значение до сего дня. «Не будет преувеличением утверждать, - замечал в 1968 г. о «Мертвых душах» В.В. Кожинов, - что эта поэма - наименее понятое и освоенное из всех великих классических творений русского искусства слова» [Кожинов, 1968: 73].
В одном из «Четырех писем к разным лицам по поводу «Мертвых душ»» Гоголь замечал о героях первого тома поэмы: «Эти ничтожные люди, однако ж, ничуть не портреты с ничтожных людей; напротив, в них собраны черты от тех, которые считают себя лучшими других, разумеется только в разжалованном виде из генералов в солдаты» [Гоголь, 2009, VI: 83].
Главная, определяющая идея «Мертвых душ» заключается в убеждении писателя, что каждый человек, созданный по образу и подобию Бо-жию, несет на себе отпечаток этой божественности - более или менее зримый «первообраз», который он исказил в себе, отступая от Отеческого замысла о нем Творца. Мыслью о восстановлении искаженного подобия Божия в человеке и обусловливалось видение Гоголем путей духовного преображения России.
Именно в этом стремлении и обнаруживается органическая связь замысла «Мертвых душ» с содержанием «Повести о том, как поссорился Иван Иванович с Иваном Никифоровичем». Объясняется эта связь тем, что воскрешение «мертвых душ» Гоголь не мыслил без согласной взаимной помощи людей, без всеобщего народного единения.
В. С. Аксакова, вспоминая о посещении Гоголем Абрамцево в июне 1851 г., сообщала: «Не помню, как зашел у Гоголя с Иваном (имеется в виду И.С. Аксаков, брат мемуаристки. - И. В.) разговор, но помню, что он коснулся до всего состояния современного неустройства, разладу и т. д. Гоголь говорил с душевным участием, видно было, что эти мысли не раз тревожили его душу и возбуждали его самое глубокое соболезнование, -«а как бы все само собою устроилось, все недоразумения, раздоры прекратились, - говорил <он>, - если б каждый человек был полон любви». Он подошел к окну, видимо погруженный в свои мысли, устремил глаза
вдаль; видно было, что он предался своей задушевной мечте; в эту минуту высказалась вся его любовь ко всем» [Гоголь в воспоминаниях... 2012, II: 897-898]. А.О. Смирнова также вспоминала: «Гоголь любил со всеми жить в мире. Он. стремился к тому, чтобы не только перезнакомить всех своих знакомых, но постоянным его желанием было сблизить друзей своих, чтобы все были связаны одними общими узами дружбы и «жили между собою в мире и согласии»» [Гоголь в воспоминаниях... 2012, II: 240]. Как автор Повести о ссоре Гоголь в 1836 г. обращался к сестрам: «Об одном прошу: сделайте милость, если вы меня хоть каплю, хоть крошку любите, живите между собою дружно. Если вы этого не исполните, то значит вы меня ни на волос не любите» [Гоголь, 2009, XI: 65]. В 1848 г. в письме к С.П. Шевыреву, имея в виду полемику приятеля с журналистами по поводу своей «Переписки с друзьями» (за что Гоголь, казалось бы, должен быть только благодарен Шевыреву), он, однако, замечал: «Мне кажется подчас, что все то, о чем так хлопочем и спорим, есть просто суета, как и все в свете, и что об одной только любви следует нам заботиться. Она одна только есть истинно верная и доказанная истина» [Гоголь, 2009, XV: 50]. (Примеры, где Гоголь - на протяжении всей своей жизни - говорит о единении, о прекращении вражды и розни, можно умножать и умножать.)
Важность проблем, поставленных Гоголем в Повести о ссоре, памятование о том, что Сам Спаситель «называет миротворцев сынами Божьими» [Гоголь, 2009, VI: 93], стали главными причинами того, что с изданием этой повести, ее образы продолжали жить в творческом сознании писателя - и вскоре получили новое художественное воплощение.
Непосредственными «преемниками» в «Мертвых душах» героев Повести о ссоре - «чрезвычайно тонкого» Ивана Ивановича и «распространяющегося в ширину» Ивана Никифоровича [Гоголь, 2009, II: 454] - можно назвать европейски-«утонченного» Манилова и, соответственно, неуклюжего «медведя» Собакевича. Исполненный «бездны тонкости» в «познании света», но при этом духовно бесплодный Манилов чрезвычайно напоминает «любезнейшего» Ивана Ивановича Перерепенко, а «редко отзывающийся о ком-нибудь с хорошей стороны», скрывающий свои чувства «под толстою скорлупою» Собакевич [Гоголь, 2009, V: 19, 98] вполне соответствует крепкому на «словцо», никогда не показывающему вида, «доволен он или сердит», Ивану Никифоровичу Довгочхуну [Гоголь, 2009, II: 454].
Столь же узнаваемым «наследником» княжеских междоусобиц выступает в «Мертвых душах» воинственный помещик Ноздрев, любитель
охоты, пиров и ссор. По наблюдению исследователя, реплика героя, показывающего гостям свои владения: «Вот граница!.. Все, что ни видишь по эту сторону, все это мое, и даже по ту сторону. все мое» [Гоголь, 2009, V: 73], - невольно ассоциируется с речами враждующих удельных князей из «Слова о полку Игореве»: «.. .Рекоста бо брат брату: «се мое, а то мое же»» [Медриш, 1980: 131]. Приведем строки «Слова о полку Игореве» в русском переводе: «Усобица князей походы на поганых прервала, потому что сказал брат брату: «Это мое, и то - мое же». И начали князья про малое «это великое» говорить, а сами на себя крамолу ковать, а поганые со всех сторон приходили с победами на землю Русскую» [Кожевников, 2012: 206]. Эта плачевная картина, конечно же, тоже с «полным правом» заслуживает гоголевского порицания: «Скучно на этом свете, господа!»
Очевидным «наследием» в «Мертвых душах» давнего рассказа о том, как «два почтенные мужа, честь и украшение Миргорода, поссорились между собою. за вздор, за гусака» [Гоголь, 2009, II: 464], является и упоминание в заключительной главе первого тома поэмы о ссоре Чичикова с его приятелем: «...Чиновники. поссорились ни за что. Как-то. Чичиков назвал другого чиновника поповичем...» [Гоголь, 2009, V: 229].
С другой стороны, можно заметить, что как бы в «противовес» этим неожиданным проявлениям в «Мертвых душах» образов Повести о ссоре, все герои-помещики поэмы словно «нуждаются» друг в друге. Манилову недостает практичности Коробочки, Коробочке - созерцательности Манилова, им обоим - энергии и воодушевления Ноздрева. В свою очередь, неупорядоченности и буйству сил Ноздрева не хватает душевной крепости, присущей Собакевичу, - тогда как крепкий, как «невозделанная» скала, этот герой ущербен без качеств, носителем которых, в своем «воскрешенном» состоянии, должен был стать Плюшкин.
Каждому из персонажей «Мертвых душ» словно недостает способностей другого. Эта особенность гоголевских героев составляет одну из важнейших сторон замысла поэмы.
О тесной взаимозависимости людей друг от друга сам Гоголь тоже говорил неоднократно. В 1844 г. он обращался к своим друзьям - С.П. Ше-выреву, С.Т. Аксакову и М.П. Погодину: «...Соединимся между собой тесней... уже самое несходство наших характеров и свойств, самое то, что мы с разных сторон видим иногда одни и те же вещи, говорит. как мы можем пополнить друг друга» [Гоголь, 2009, XII: 339]. В письме к Аксакову 1842 г. он также замечал: «.Мы позабыли, что человек уже так создан, чтобы требовать вечной помощи у других. У всякого есть что-то,
чего нет у другого.» [Гоголь, 2009, XII: 98]. 25 мая (н. ст.) 1847 г. Гоголь, в частности, писал Шевыреву: «Я чувствовал всегда, что я буду участник сильный в деле общего добра и что без меня не обойдется примиренье многого, между собою враждующего» [Гоголь, 2009, XIV: 282].
Таким образом, продолжая размышлять в новом произведении -«Мертвых душах» - о проблеме пагубных несогласий и ссор, Гоголь во главу угла ставит теперь мысль о плодотворном взаимодополняющем единстве. От «пошлых» героев «Повести о том, как поссорился Иван Иванович с Иваном Никифоровичем», от губительных удельных ссор, он ведет теперь к многогранной, развивающейся общности - к расцвету и «верховному согласью» всех тех «способностей и даров, которые розные у всякого» [Гоголь, 2009, VI: 43; V, 345].
О «воскрешении» в человеке подобия Божия, при прекращении взаимных ссор, Гоголь прямо пишет в завершении статьи о русской поэзии, отмечая среди первостепенных «народных качеств» способность «рвануться всем на дело, невозможное ни для какого другого народа, - которое вдруг сливает у нас всю разнородную массу, между собой враждующую, в одно чувство, так что и ссоры, и личные выгоды каждого - все позабыто, и вся Россия - один человек» [Гоголь, 2009, VI: 193] (последнее выражение, «один человек» - употребляемое для обозначения единства народа, часто встречается в Священном Писании - см.: Первая книга Царств, гл. 11, ст. 7; Вторая книга Царств, гл. 19, ст. 14; Первая книга Ездры, гл. 3, ст. 1 и 9; Книга Неемии, гл. 8, ст. 1).
Этим же призывом-завещанием оканчивается и заключительная статья Гоголя в «Переписке с друзьями», «Светлое Воскресенье»: «Как бы, казалось, девятнадцатый век должен был радостно воспраздновать этот день... Но на этом-то самом дне, как на пробном камне, видишь, как бледны все его христианские стремленья... Отделись от этого человечества. один человек, его оскорбивший, которому повелевает Христос в ту же минуту простить, - он уже не обнимет его... Но. есть уже начала братства Христова в самой нашей славянской природе, и побратанье людей было у нас родней даже и кровного братства. И если предстанет нам... сбросить с себя... недостатки наши... то... как в двенадцатом году... рванется у нас все сбрасывать с себя позорящее и пятнающее нас... и в такие минуты всякие ссоры, ненависти, вражды - все бывает позабыто... и вся Россия - один человек. Вот на чем основываясь, можно сказать, что праздник Воскресенья Христова воспразднуется прежде у нас, чем у других» [Гоголь, 2009, VI: 198, 204].
С расцветом талантов еще большее значение приобретает, по Гоголю, «полномощная власть монарха», которая, согласно убеждениям писателя, «не только не упадет, но возрастет выше по мере того, как возрастет выше образование всего человечества» [Гоголь, 2009, VI: 577]. В связи с этим Гоголь приводит сказанные ему в личной беседе слова Пушкина, в которых тот сравнивал монарха с «капельмейстером», без которого «как ни хороши будь... музыканты... никуды не пойдет концерт»: «При нем и мастерская скрыпка не смеет слишком разгуляться на счет других: блюдет он общий строй, всего оживитель, верховодец верховного согласья!.. Государь... один может только внести примиренье во все сословия и обратить в стройный оркестр государство». «Как метко выражался Пушкин! Как понимал он значенье великих истин!» - восклицал при этом Гоголь [Гоголь, 2009, VI: 43].
Таким образом, Гоголя на протяжении всей его жизни не оставляла мысль о прекращении на Руси всяческих усобиц. Следуя словам Писания - «Брат от брата помогаемь, яко град тверд и высок, укрепляется же, якоже... царство» (Притч. 18, 19), - путь преображения России Гоголь указывал во взаимодействии, или «соприкосновеньи» ее многообразных талантов (сокрытых и в «ничтожных» башмачкиных, и в погибающих анд-риях) с вдохновляющей силой монарха - «верховодца верховного согласья» - «Божьего помазанника, обязанного стремить вверенный ему народ к тому свету, в котором обитает Бог» («О лиризме наших поэтов») [Гоголь, 2009, VI: 43].
(Продолжение следует)
Список литературы
Говоруха-Отрок Ю.Н. Чему нас учит Гоголь? // Говоруха-Отрок Ю.Н. Во что веровали русские писатели? Литературная критика и религиозно-философская публицистика. СПб., 2012. Т. 1. Гоголь Н.В. Полн. собр. соч.: [В 14 т.]. [Л.], 1938. Т. 3 / Тексты и коммент. подгот. И.Я. Айзеншток, В.Л. Комарович, Н.И. Мордовченко, Н.Л. Степанов, Б.М. Энгельгардт. Гоголь Н.В. Полн. собр. соч. и писем: В 17 т. / Сост., подгот. текстов и коммент. И.А. Виноградова, В.А. Воропаева. М.; Киев, 2009. Гоголь в воспоминаниях, дневниках, переписке современников: Полный систематический свод документальных свидетельств. Научно-критич. изд.: В 3 т. / Изд. подгот. И.А. Виноградов. М., 2011-2013.
Достоевский Ф.М. Дневник писателя. 1876 // Достоевский Ф.М. Полн.
собр. соч.: В 30 т. Т. 22. Л., 1981. Зеньковский В.В. Русские мыслители и Европа. (Критика европейской
культуры у русских мыслителей). Париж, [1926]. Кожевников В.А. Тайны и загадки «Слова о полку Игореве». М., 2012. Кожинов В.В. К методологии истории русской литературы (о реализме
30-х годов XIX века) // Вопросы литературы. 1968. № 5. Медриш Д.Н. Литература и фольклорная традиция: Вопросы поэтики. Саратов, 1980.
Сведения об авторе: Виноградов Игорь Алексеевич, док. филол. наук, ведущий научный сотрудник Института мировой литературы им. А.М. Горького РАН. E-mail: info@imli.ru.
