Научная статья на тему 'Благотворительность в русской культуре (по материалам лицевых синодиков XVII первая половина XVIII вв. )'

Благотворительность в русской культуре (по материалам лицевых синодиков XVII первая половина XVIII вв. ) Текст научной статьи по специальности «Прочие социальные науки»

CC BY
212
91
i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.
Ключевые слова
РЕЛИГИОЗНАЯ ТРАДИЦИЯ / ИНТЕРПРЕТАЦИЯ ИСТОЧНИКОВ / ЛИЦЕВЫЕ СИНОДИКИ / БОГОСЛУЖЕБНЫЕ КНИГИ

Аннотация научной статьи по прочим социальным наукам, автор научной работы — Клопыжников С. В.

Источники массовой культурной и религиозной традиции до сих пор почти не изучены. Помимо идеологических причин исследованию данной сферы духовной жизни достаточно долго препятствовала сложность интерпретации источников. К ним мы относим в первую очередь богослужебные и «обиходные» книги храмов и монастырей: синодики, вкладные книги, описи церковного имущества. В силу специфических особенностей свободного порядка и формы записей, сложности датировок эти источники долгое время в науке недооценивались.

i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.
iНе можете найти то, что вам нужно? Попробуйте сервис подбора литературы.
i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.

Текст научной работы на тему «Благотворительность в русской культуре (по материалам лицевых синодиков XVII первая половина XVIII вв. )»

РАЗДЕЛ II. ИСТОРИЧЕСКАЯ КУЛЬТУРОЛОГИЯ

УДК 008.001 КЛОПЫЖНИКОВ С.В.

БЛАГОТВОРИТЕЛЬНОСТЬ В РУССКОЙ КУЛЬТУРЕ (ПО МАТЕРИАЛАМ ЛИЦЕВЫХ СИНОДИКОВ XVII ПЕРВАЯ ПОЛОВИНА XVIII ВВ.)

Клопыжников С.В. аспирант ТНГУ им Г.Р. Державина.

Аннотация. Источники массовой культурной и религиозной традиции до сих пор почти не изучены. Помимо идеологических причин исследованию данной сферы духовной жизни достаточно долго препятствовала сложность интерпретации источников. К ним мы относим в первую очередь богослужебные и «обиходные» книги храмов и монастырей: синодики, вкладные книги, описи церковного имущества. В силу специфических особенностей — свободного порядка и формы записей, сложности датировок — эти источники долгое время в науке недооценивались.

Ключевые слова: религиозная традиция, интерпретация источников, лицевые синодики, богослужебные книги.

До событий октября 1917 г благотворительность была в России одной из культурных норм не только аристократии и промышленной буржуазии, но и зажиточных слоев городского и сельского населения, как в столице, так и в провинции. Пожертвования на храмы, подаяние нищим, гостинцы сиротам и тюремным узникам были — неотъемлемой чертой поведения «благочестивого россиянина

Источники этой массовой культурной и религиозной традиции до сих пор почти не изучены. Помимо идеологических причин исследованию данной сферы духовной жизни достаточно долго препятствовала сложность интерпретации источников. К ним мы относим в первую очередь богослужебные и «обиходные» книги храмов и монастырей: синодики, вкладные книги, описи церковного имущества. В силу специфических особенностей — свободного порядка и формы записей, сложности датировок — эти источники долгое время в науке недооценивались. Одна из главных задач данной публикации — продемонстрировать возможности использования одного из видов этих памятников (синодик), в исследовании возникновения и развития ранней традиции благотворительности в России. Автором учтено более 30 лицевых синодиков и аналогичных им по содержанию рукописных книг XVII — первой половины XVIII вв. как московского, так и провинциального происхождения из собраний Москвы, Санкт-Петербурга, Ростова Великого, Переславля-Залесского.

Духовные основы благотворительности, как повседневной формы выражения православного благочестия, сформировались еще в древнерусский период. Но

только на рубеже Нового времени, в конце ХУ1-ХУП вв. они были «кодифицированы» в виде некоего, довольно громоздкого, перечня «праведных поступков» со ссылками на «древние предания» и сочинения византийских богословов. В этом сказалось стремление культуры позднего Средневековья к универсальности и энциклопедичности знания о том или ином предмете и количественным показателям как выражению качества суждений.

Основным источником знаний о нормах благочестивого поведения в этот период становятся синодики — рукописные, а позже и гравированные книги для записи имен в целях церковного поминания во время богослужения. В Древней Руси синодики-помятники появились, еще в домонгольское время, а древнейший список русской редакции догматического предисловия к поминальной части — Чина православия — датируется концом XIV— началом ХУ вв. Самой поздней, преимущественно русской по происхождению, частью синодичной триады является литературный сборник, который сложился в конце ХУ в. и первоначальную редакцию которого связывают с именем и литературно-публицистической деятельностью Иосифа Волоцкого. Наибольшее распространение синодик-сборник получил в XVII столетии, когда он служил уже не только литургическим целям, но и входил в традиционный круг домашнего нравственно поучительного чтения.

Для синодиков конца XVII — начала XVIII вв. источниками текстов нередко служили «Великое зерцало», «Звезда пресветлая», «Небо новое» Иоанникия Галятовского, сочинения Симеона Полоцкого, поэтому в поздних синодиках нередки стихотворные предисловия.

Богатый нравоучительными сюжетами текст идеально подходил для иллюстрирования. Неудивительно, что среди сохранившихся синодиков XVII — начала XVIII вв. примерно четверть составляют лицевые памятники. Сохранившиеся иллюстрированные синодики по своим художественным качествам неравноценны. Эти книги представляли значительный духовный интерес для русского человека «переходного» времени и поэтому пользовались большим спросом. Вкладные рукописи, предназначавшиеся для соборных городских храмов и крупных монастырей, украшались именитыми мастерами, их иллюстрации принадлежали к числу лучших произведений книжной миниатюры своей эпохи.

Главный смысл предисловий синодиков состоял в обосновании необходимости соблюдения норм благочестия для обеспечения душе райского блаженства после смерти. Эта тема была особенно актуальной в связи с обострением в XVII в. эсхатологических ожиданий, подтверждаемых реальными историческими событиями времени реформ, церковного раскола, внешних военных столкновений и внутренних конфликтов в стране.

Само понятие высшего блага как восстановления райского общения с Богом в будущей бесконечной жизни тесно связано для православного учения с основной идеей синодика. С этим определением блага согласуются представления о благочестии и благотворительности. Благочестие в традиционной православной культуре — это, в первую очередь, стремление к тому, чтобы в ожидании вечной

жизни после смерти «образ и подобие» Бога восторжествовали в человеке над его греховной природой. При этом благотворительность понималось как одно из проявлений христианской любви в виде поддержки ближнему, терпящему духовную или телесную нужду.

Для человека, стремящегося к благой жизни, синодик служил сборником незыблемых правил жизни по и предупреждений о последствиях пренебрежения «благом». Смысл и значение синодика с литературным предисловием для рядового читателя хорошо выражает запись, сделанная в декабре 1829 г. неким Иваном Васильевичем Сухановым на полях книги конца XVII в.: «Душа моя и тело в руках Господних, всегда добро сотворит на земли, а в будущей жизни получит сие неоцененное и вечное райское блаженство небеси! О! Душа моя! Зри великолепный сей портрет небесного, вечного блаженства, и берегись злоковарных поступков»1.

Одним из излюбленных сюжетов синодичных предисловий была притча «Душа чистая», нередко сопровождавшаяся миниатюрой. Во всех известных нам случаях художники буквально иллюстрируют литературный текст: «Душа чистая яко девица преукрашенная стоит выше солнца и луна под ногами ея, на главе своей царский венец. Стоит перед Богом и молится, а молитва у нее из уст восходит на небо, слезами камень огненный погаси, и терпение греховное потреби, постом льва связа, смирением змия укроти. Ненавистник дьявол паде на землю яко кот, не могий терпети доброты ея»2. Выраженный в этом текстовом фрагменте идеал христианской нравственности и чистоты изображался в виде прекрасной юной царевны в богатой одежде и в окружении описанных символов. Высокое художественное качество изображений подчеркивает значимость образа «девства» как символа душевной чистоты в религиозной культуре XVII в. Аллегории души праведника помещались не только в рукописных синодиках, но и украшали царские покои (например, Крестовую палату царевны Софьи Алексеевны), встречались на иконах.

Как явствует из большинства текстов, далеко не каждый человек, в силу различных жизненных обстоятельств и несовершенства своей натуры, способен избежать соблазнов и «злоковарных поступков» и соблюдать душу в девственной чистоте. Особенно это касается представителей тех социальных слоев, чья жизнь связана с исполнением административных функций, торговлей, прибыльным ремеслом, ростовщичеством, использованием чужого труда. Даже вера и молитва не способны оградить их от неминуемого наказания за неправедный образ жизни.

Особенному осуждению в синодике подвергаются богатство и скупость: в «Повести о посаднике Щиле», «Притче о бедном Лазаре», «Повести об Ионе», «Притче святого Варлаама о печали житейской» и др. Оно восходит к евангельской традиции, издревле чтимой на Руси: «Не собирайте себе сокровищ на земле, где моль и ржа истребляют и где воры подкапывают и крадут. Но собирайте себе

полный православный богословский энциклопедический словарь. Т. 1. Стр. 331 -332.

2 Полный православный богословский энциклопедический словарь. Т. 1. Стр. 331 -332.

сокровища на небе, где ни моль, ни ржа не истребляет и где воры не подкапывают

-5

и не крадут. Ибо, где сокровище ваше, там будет и сердце ваше» .

«Пагубное богатство» называется первым из врагов человека в «Повести о человеке, имяшем три друга». Богатый «немилостлив», прожигает свою жизнь в пирах и празднествах (их изображения занимают значительное место среди циклов синодичных миниатюр) и не замечает неимущих, которые докучают ему просьбами о помощи. Расплата за такое нарушение норм благочестия — адские муки.

Синодик, видимо, не случайно получил в поздней книгописной традиции другое наименование — «Лекарство душевное», ибо он содержит не только поучения, но и указывает на пути спасения «заблудших душ». Главный из них — «благотворительность» в тех формах, которые были возможны в условиях позднесредневекового жизненного уклада. Благотворителем мог выступать как сам спасаемый, так и его наследники, раздающие неправедно нажитое имущество и тем самым «выкупающие» душу близкого человека из «геенны огненной». «Благой поступок» искупал самые серьезные грехи, принадлежащие к числу семи смертных.

Согласно синодику, первый пример истинной жертвенной благотворительности подал человечеству Христос, спасший человечество от первородного греха. Не случайно в предисловиях большое внимание уделяется толкованию смысла Евхаристии, и ее каноническое изображение «Таинство евхаристии» часто встречается на миниатюрах. Другой важный сюжет — «Воскресение» — «Сошествие в Ад», тесно связанный со смыслом жертвы Христа. Изображения Христа нередко включены в композиции других миниатюр со сценами «благих жертв», подчеркивая прямую связь земной благотворительности с высшей жертвенностью Бога.

В поминальной части синодиков, содержащей записи родов церковных и монастырских вкладчиков, нередко встречается и само понятие «благотворитель» и его синонимы: «милостник», «доброхотный датель», «жертвователь». Таким образом, благотворительность рассматривается составителями синодиков в духе христианского вероучения как милостыня или добровольное жертвование имущества во имя благочестивого дела, что свидетельствует о представлениях общества того времени.

Земным примером благотворительности выступают князья и святые. В синодиках встречаются изображения «Древа русских князей». Одна из наиболее известных миниатюр — лист с царским родословием из лицевого синодика середины XVII в., по преданию, писанного царевной Татьяной Михайловной для Воскресенского Новоиерусалимского монастыря. На макушке родословного древа — родоначальник династии православных правителей Руси Владимир Святой в византийском императорском венце. По левую и правую сторону кроны изображены 30 великих князей.

3 Памятники старинной русской литературы / Под ред. Н. И. Костомарова. СПб., 1860. Вып. 1; Титов А. А. Повесть о Щиле (Новгородское сказание). М., 1911.

Царский дом ХУI-ХУII вв. в соответствии с идеалом домашнего мироустройства допетровского времени был уподоблен монастырю, особенно это касалось женской его половины. И. Е. Забелин считал, что молитва и милостыня были исключительной, единственной и достойной задачей жизни цариц и царевен. В своем благочестивом поведении женщины царского рода полагались на правило «Домостроя»: «И ты чадо — твори добрые дела. Церковников и нищих, и малоимущных, и бедных, и скорбных и странных пришельцев призывай в дом свой, и по силе накорми и напой и согрей; и милостыню давай, от своих праведных трудов, и в дому, и в торгу, и на пути... Чадо Люби мнишеский чин, и страннии пришелцы всегда бы в дому твоем питалися; и в монастыри с милостынею и с кормлею приходи; и в темницах и убогих и больных посети и милостыню по силе давай».4 Таким образом, царицы и царевны, не будучи заняты повседневными делами правительствующих особ мужского пола — войной и политикой, принимали на себя заботу о душе своих близких и исполнение долга семейного благочестия и благотворительности, показывая пример не только приближенным, но и представителям других сословий.

Образцом духовной чистоты и творения блага в земной жизни для христианина являются святые. Связанные своим происхождением с древними княжескими родами, они удостоились общерусской канонизации не за ратные или государственные заслуги, а благодаря своей вере, мученической кончине и ниспосланным за это посмертным чудесам «благотворения».

Синодик Троице-Сергиевой лавры, «построенный» в 1680г. руководителем Оружейной палаты Московского Кремля боярином Богданом Матвеевичем Хитрово, открывается изображением в лист Сергия и Никона Радонежских. Оба знаменитых лаврских святых были известны не только своим праведничеством, но и бескорыстной помощью ближним. Благотворительность преподобного Сергия распространялась даже на животных (вспомним легенду из «Жития» Сергия о медведе, кормившемся в келье святого).

Примеры влияния авторитета святости на будущих «милостников» приводятся и в отрывках из нравоучительных сочинений Отцов церкви, включенных в литературное предисловие. Так, в «Притче о некоем человеке в Константинополе, раздающем на улицах милостыню нищим» говорится о том, что десятилетним мальчиком он увидел в церкви «старца святого», глаголющего о милостыне. В «Лекарстве душевном» конца XVII в. из собрания РГАДА этот текст сопровождает весьма красноречивая миниатюра.

Важнейшим объектом благотворительности рассмотренного периода была — русская православная церковь. Согласно христианству церковь земная — подобие церкви небесной, которая объединяет людей, скончавшихся в вере и святости. Они «уже не чужие и пришельцы, а сограждане святых и свои Богу», так как «приступили ко граду Бога живого, Иерусалиму небесному и тьмам Ангелов, к

4 Забелин И. Е. Домашний быт русского народа в XVI и XVII ст. Т. II. Домашний быт русских цариц в XVI и XVII ст. М., 2001. С. 295-296. (Репринт издания 1901 г.)

торжественному собранию и Церкви первородных, написанных на небе и к духам праведников, достигших совершенство». Церковь святых на небе принимает живое участие в судьбе людей на земле своими молитвами и содействием к их спасению. Таким образом поддерживая церковь земную, люди способствуют процветанию церкви небесной.

Участие человека в строительстве и укреплении церкви земной и небесной в интерпретации синодика может иметь и духовное и материальное выражение. Вклад денег или ценного имущества «на помин души» в храм или монастырь с последующей записью в синодик и во вкладную книгу практически гарантировала «спасение» души.

О пользе вклада в храм имущества говорится в «Слове о юноше, ковавшем крест Патрикию и приложившем злата 10 золотников». Миниатюры «Слова» любопытны бытовыми подробностями. В нескольких сценах в рамках одного изображения прослеживаются приемы изготовления золотого напрестольного креста. Кстати, в синодичных помянниках нередко встречаются имена серебряников и златокузнецов, даривших храмам и монастырям свои изделия «на помин души».

Поминальные части синодиков свидетельствуют о щедрой заботе благотворителей XVII — начала XVIII вв., об украшении и благосостоянии храмов и обителей. Частная благотворительность в пользу церквей и монастырей была особенно актуальна в России XVII в., пережившей разрушительную Смуту. Во время военных действий в центре страны были разорены десятки городов и селений, разграблены сотни церквей и монастырей. Безучастия «добровольных жертвователей» государство и церковь не смогли бы за несколько десятилетий восстановить былое благолепие «святой Руси». Во второй половине XVII в. с ростом благосостояния населения, в первую очередь купеческого сословия, переживавшего расцвет с развитием рыночных отношений внутри страны и активизацией внешней торговли, материально укрепилась и православная церковь. Многие храмы и монастыри, особенно в торговых городах Поволжья и Севера России, были отстроены в камне, возросло число приходских церквей, построенных на мирские деньги, нередко на средства одной купеческой семьи. Бурное храмовое строительство продолжалось вплоть до указов Петра I, обеспечивавших стройматериалами и рабочими в первую очередь новую столицу Санкт-Петербург в ущерб остальной стране. Благотворительному храмоздательству не помешал даже раскол русской церкви. Возможно, он даже стимулировал проявление личного благочестия отдельных граждан на фоне духовного смятения общества.

Для спасения души важно и покровительство нищим, калекам, сиротам и заключенным. Ибо «дающий нищему— Христу дает» (синодик— притча «О пользе милостыни»). Нищие в православии сравнивались с евангельскими «птицами небесными», которые «ни сеют, ни жнут, ни собирают в житницы; и Отец ваш Небесный питает их.»5 В Московской Руси каждое сословие и учреждение имело своих нищих, о которых должно было заботиться. В

5 Ключевский В. О. Древнерусские жития святых как исторический источник. М., 1871. С. 43-50.

письменных источниках упоминаются нищие монастырские, церковные, патриаршие, соборные, кладбищенские, дворцовые, дворовые, богаделенные и др. Особую категорию среди них составляли «Христа ради юродивые», своим асоциальным образом жизни дававшие пример «апостольского» благочестия: «Мы безумны Христа ради, а вы мудры во Христе; мы немощны, а вы крепки; вы в славе, а мы в бесчестии. Даже доныне терпим голод и жажду, и наготу и побои, и скитаемся. И трудимся, работая своими руками. Злословят нас, мы благословляем; гонят нас, мы терпим. Хулят нас, мы молим; мы как сор для мира,

__6 т->

как прах, всеми попираемый доныне». В месяцесловах значилось около десятка святых-юродивых. При жизни многие юродивые почитались как воплощение общественной справедливости и христианской «правды».

Имущие заботились о том, чтобы те, кто в силу особенностей своей жизни (например монахи) не имел собственного состояния, тем не менее могли подать милостыню нищим. Та же царица Евдокия Лукьяновна в 1643 г. пожаловала старцу Макарию из калужского Лаврентьева монастыря полтора рубля на шубу и полтину на милостыню. Монастыри, пользуясь государственной и частной благотворительностью, сами регулярно раздавали деньги на «прокорм» нищим.

Значение милостыни подробно объясняется в текстах синодичных предисловий. Этой теме посвящены притчи «Дающий милостыню нищему — Христу дает», «О некоем человеке в Константинополе, раздающем на улице милостыню нищим», значительные фрагменты притчи «О бедном Лазаре», «О человеке имеющем три друга», «Повести о посаднике Щиле» и др. В притче «О пользе милостыни» обосновывается и традиция угощения всех на поминках по умершему и раздачи подаяния на церковной паперти. Синодики позволяют подробно рассмотреть способы благотворительной поддержки нуждающихся в разных жизненных ситуациях.

В милостыне нуждались и тюремные узники. «Повесть о посаднике Щиле», «Притча о некоем юноше, попавшем в плен», «Притча о богатой вдовице» и другие тексты формировали сочувственное отношение к заключенным, независимо от причин их заключения. Даже врагу патриарха, обвиненному в еретичестве протопопу Аввакуму стражники подавали еду, а боярыне Морозовой принесли перед смертью чистую рубаху. Встречались на пути страдальцев за старую веру и другие «милостники». Христианский долг для людей, воспитанных в духе православной нравственности, декларируемой в том числе и в предисловиях синодиков, был важнее страха за собственное благополучие.

В миниатюрах, иллюстрирующих «узническую» тему, тюрьмы изображены во всем их разнообразии: остроги, каменные мешки, земляные ямы. Показаны и сцены подаяния заключенным пищи.

Многочисленные иллюстрации в синодиках с изображением нищих и узников вызывают ассоциации не только с христианскими этическими заповедями, но и с проистекающей из них русской народной мудростью, призывающей каждого помнить «о суме и о тюрьме». Актуальный в переломные периоды русской истории, этот завет находил живой отклик у людей «переходного» времени.

6 Там же.

В качестве инструмента благотворительности выступает и сам синодик. Большинство известных рукописей являются вкладными в церковь или монастырь и предназначены в первую очередь для увековечения благотворительных поступков вкладчиков. Иногда синодик изготовляли по заказу жертвователя во вновь построенную на его же средства церковь, о чем и сообщали первые листы рукописи. Большинство синодиков, помимо имен поминаемых, содержали в помянниках краткие записи вкладов или указание на «благое деяние», за которые следовало поминать благотворителя и его род в храме. При этом денежный размер вклада не указывался, так как все «доброхотные даяния» в церковь или монастырь были символической «милостыней Христу», для которого «денарий кесаря» и «лепта вдовицы» имели одинаковую цену. Хотя имена вкладчиков перечислялись в синодике в соответствии с их социальной и имущественной иерархией, произнесение их на богослужении общим списком уравнивало всех в преддверии вечного блаженства.

Источниковедческий и историко-культурный анализ текстов и иллюстраций синодиков показывает, что при переходе от Средневековья к Новому времени в России оформились представления о христианской благотворительности, опирающиеся на традиционные идеи благочестия, укреплению, которого содействовали религиозные искания ревнителей «старой» и «новой» веры. Эти представления распространились и прочно укоренились как в верхах русского общества, так и у зажиточной части рядового населения, как у «никониан», так и у старообрядцев.

В конце XVII — начале XVIII вв. порядок русской жизни начал постепенно меняться, происходила рационализация национального сознания. Человек, становясь более практичным, и потому волей-неволей, отказывался от сакрализации своих помыслов и действий. Милостыня из «подаяния Христу» превращается в материальную помощь конкретному человеку, богоугодному заведению, храму или монастырю. «Милостники Божьи» становятся просто добрыми, жалостливыми людьми.

Синодик окончательно превратился в четью книгу, используемую в домашнем обиходе имущих слоев городских и сельских жителей в нравоучительных и воспитательных целях. Декларируемые им правила благотворительности оставались актуальными для социальной среды его читателей еще на протяжении полутора веков. Эти нормы, базирующиеся на традиционной православной этике, унаследованной от Средневековья, заметно отличались от принципов аристократической и интеллигентской благотворительности, основанных, как правило, на просветительской культурной модели. В купеческих и мещанских семьях продолжали привечать нищих, кормить заключенных и благотворить храмам и монастырям. Этих же традиций обычно придерживалось и небогатое провинциальное дворянство. Крупные купцы и промышленники, особенно из числа староверов, в богослужебной практике которых синодик сохранил свои прежние функции, щедро жертвовали на постройку церквей и богаделен.

Синодик по-прежнему оставался «лекарством душевным», «звездой путеводной» для третьего сословия российского общества. Один из героев шмелевского «Богомолья» и «Лета Господня» мастеровой Горкин берет его с собой для паломничества в Троице-Сергиеву лавру: «Тут стало быть, у меня чай-сахар; — сует он в мешок коробку из-под икры с выдавленной на крышке рыбкой, — а лимончик уж на ходу прихвачу, да ножичек, поминанье — сует он книжечку с вытесненным на ней золотым крестиком, который я тоже знаю, с раскрашенными картинками, как исходит душа из тела, и как она ходит по мытарствам, а за ней светлый ангел, а внизу, в красных языках пламени, зеленые нечистые духи с вилами; — а это вот, за кого просвирки вынуть, леестрик все по череду надо. И все я знаю в его каморке: и картинку Страшного суда на стенке, с геенной огненной, и „Хождения по мытарствам преподобной Феодоры", и найденный где-то на работах, на сгнившем гробе, медный, литой, очень старинный крест с «адамовой головой» «страшной».

Список использованной литературы

1. Полный православный богословский энциклопедический словарь. Т. 1. Стр. 331 -332.

2. Полный православный богословский энциклопедический словарь. Т. 1. Стр. 331 -332.

3. Памятники старинной русской литературы / Под ред. Н. И. Костомарова. СПб., 1860. Вып. 1; Титов А. А. Повесть о Щиле (Новгородское сказание). М., 1911.

4. Забелин И. Е. Домашний быт русского народа в XVI и XVII ст. Т. II. Домашний быт русских цариц в XVI и XVII ст. М., 2001. С. 295-296. (Репринт издания 1901 г.)

5. Ключевский В. О. Древнерусские жития святых как исторический источник. М., 1871. С. 43-50.

i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.