ЮРИДИЧЕСКИЕ НАУКИ
Противодействие
правонарушающему поведению Counteracting Delinquent Behaviour
УДК 343.811:130.2 © С. Б. Пономарев, 2022 DOI: 10.24412/1999-625X-2022-487-290-297
Биологический фактор в этиологии преступного поведения. Трансформация научной парадигмы
С. Б. Пономарев, Научно-исследовательский институт Федеральной службы исполнения наказаний России (г. Москва)
И docmedsb@mail.ru
Проблема оценки значения биологического фактора в этиологии преступного поведения не теряет своей актуальности. Современные исследования в области биологии преступника ведутся в психологическом, физиологическом, генетическом, нейробиологическом, биохимическом, дерматоглифическом направлениях. Негативная роль позитивистской школы криминологии заключается в том, что ее положения легли в основу расовой теории, социального дарвинизма, идеологии фашизма, использовались для оправдания геноцида. Обзор исследований показывает, что патогномоничного биологического маркера преступности не существует. Большинство работ характеризуется недоучетом таких показателей, как чувствительность и специфичность. Перспективными являются комплексный подход к проблеме, применение методов математического моделирования в многофакторной оценке преступного поведения с учетом биологической составляющей.
Ключевые слова: преступное поведение; биологический фактор; криминальная антропология; расовая теория; генетика; физиология; нейробиология; нейроандрогенная теория; ген преступника.
Biological Factor in Etiology of Criminal Behaviour. Transformation
of the Scientific Paradigm
S. B. Ponomarev, Research Institute of the Russian Federal Penitentiary Service (Moscow)
H docmedsb@mail.ru
The problem of estimating the meaning of a biological factor in etiology of criminal behavior is still relevant. Modern researches in the field of biology of a criminal are carried out in the psychological, physiological, genetic, neurobiological, biochemical, dermatoglyphics areas. The negative role of the positivist school of criminology lies in the fact that its provisions formed the basis for the racial theory, social Darwinism, ideology of fascism and were used to justify genocide. A review of studies proves that there is no pathognomonic biological marker of criminality. The majority of works is characterized by underestimation of such indicators as sensitivity and specificity. An integrated approach to the problem and the use of mathematical modeling methods in the multifactorial assessment of criminal behavior with regard to the biological component have good prospects.
Keywords: criminal behaviour; biological factor; criminal anthropology; racial theory; genetics; physiology; neurobiology;
neuroandrogenic theory; criminal gene.
Для XIX века, по праву называемого «веком есте- стей, изменение картины мира. Промышленная ре-ствознания» [1], характерны значительная трансфор- волюция, стремительное развитие науки и техники мация традиционной системы человеческих ценно- нанесли удар по культурной, духовной и социальной
сферам человеческой жизни, изменили существующую веками систему моральных принципов. Так, идея творения человека по образу Божьему заменяется в XIX в. дарвиновской теорией происхождения от обезьяны, высокие чувства, любовь и творчество начинают объясняться незамысловатой фрейдовской схемой «ид-эго-суперэго», исторические реалии укладываются в прокрустово ложе марксовой формулы прибавочной стоимости и отношений «базис-надстройка». Всплеск вульгарного материализма проявлялся как неизбежное следствие овладения человеком новыми технологиями и знаниями. В условиях агрессивно развивающегося капитализма происходило доминирование абстрактно-рационального самосознания, утилитарно-эгоистического поведения, отказ от императивности этических норм.
Именно в таких исторических реалиях возникает и формируется позитивистская школа криминологии, призванная, по мнению ее апологетов, дать простые ответы на сложные вопросы о сущности и причинах преступности. До появления данной школы считалось, что любому индивиду изначально присущи как свобода воли, так и разум, в связи с чем считалось, что «субъекты преступления различаются только направлением воли» [2]. Среди философов существовало два взгляда на феномен свободы воли: 1) детерминизм, предполагающий зависимость воли от внешних и внутренних причин; 2) индетерминизм, оценивающий волю как явление, не зависящее ни от каких факторов [3].
Совершенно очевидным является тот факт, что феномен свободы воли — это не только предмет уголовно-правового или философского рассмотрения, независимо от того, какой точки зрения (детерминизм, индетерминизм) придерживаться при его изучении. Это также и проблема биологии, точнее, психофизиологии, так как психологические особенности личности связаны с повседневной деятельностью (в том числе преступной) человека. Данное положение представляло краеугольный камень, лежащий в основании теоретической базы криминальной антропологии. Указанная наука на заре своего существования видела причины преступного поведения исключительно в биологических аберрациях, дурной наследственности и рассматривала любое преступное деяние как естественное явление, обусловленное биологическими особенностями человека, которые не зависят (или почти не зависят) от человеческой воли и социальных условий.
Считается, что основоположником криминальной антропологии является итальянский врач Ч. Ломброзо, основные идеи которого изложены на страницах книги «Преступный человек» [4].
Однако, как и у каждого большого научного направления, у Ч. Ломброзо имелись многочисленные
предшественники. Так, основатель физиогномики (метода определения особенностей личности по выражению лица) И. К. Лаватер (1741-1801) считал, что «биологическим» преступникам свойственны вялые подбородки, бегающие глаза, «задранные» носы. Френологи Ф. Й. Галль (1758-1828) и Й. К. Шпурц-хейм (1776-1832) связывали криминальное поведение с особенностями строения черепа преступников. О существовании психически больных врожденных преступников сообщал французский психиатр Б. О. Морель (1809-1973) [2].
Однако впервые систематизированную и эмпирически аргументированную новую систему взглядов на сущность преступного поведения предложил Ч. Ломброзо. На основании анализа большого числа данных о морфологических признаках (Ч. Ломброзо изучил антропометрические характеристики около 400 итальянских заключенных) им были выделены следующие виды врожденных преступников-мужчин: убийца, вор, насильник, жулик.
Ч. Ломброзо считал, что врожденных преступников можно отличить по таким внешним признакам («стигматам преступности»): специфичная форма ушной раковины, выступающая нижняя челюсть, густые брови, развитые надбровные дуги, асимметричное лицо, скошенный череп, косоглазие, длинные руки, лишние пальцы, дефекты грудной клетки, гирсутизм и другие характеристики. Например, сочетание таких признаков, как тонкие губы, развитые скулы, выступающая нижняя челюсть, удлиненные зубы, орлиный нос указывали, по его мнению, на прирожденного убийцу, а прирожденного вора характеризовали бегающие глаза, черные волосы и редкая борода.
Описанные выше характеристики, утверждал Ч. Ломброзо, свидетельствовали о том, что преступник по своей сущности есть недоэволюционирован-ное существо, стоящее в иерархии биологического и исторического развития ближе к зверю, нежели к представителю вида Homo sapiens.
Кроме приведенной классификации врожденных преступников, Ч. Ломброзо выделял также дегенератов (лиц, совершивших преступления в силу умственной неразвитости), криминалоидов («скрытых» преступников, трудноотличимых от законопослушных людей), а также — преступников страсти (людей, неспособных контролировать свои эмоции). Среди женщин, наряду с врожденными преступницами, Ч. Ломброзо выделял врожденных проституток и врожденных самоубийц.
Приверженцы ломброзианства распространили свои взгляды и на политическую жизнь. Так, согласно их мнению для нормального человека (не преступника) свойственны консерватизм, чувство неприятия нового (мизонеизм). Для политического же
врожденного преступника характерен филонеизм — безотчетная тяга к переменам [5].
Причиной описанных явлений Ч. Ломброзо считал якобы обнаруженные им корреляции между физическим и психическим статусом индивида и его склонностью к совершению преступлений. Причиной преступности, полагал Ч. Ломброзо, является то, что преступники относятся к особой биологической породе, которой он дал название homo delinquent («человек преступный»). Эти люди в силу имеющихся у них врожденных атавистических характеристик не поддаются, по мнению Ч. Ломброзо и его последователей, исправлению и перевоспитанию. Прирожденные преступники, как хищные звери, биологически настроены на совершение преступлений. И вне зависимости от того, были они замешаны в криминальной деятельности или нет, врожденные преступники должны быть изолированы от общества либо уничтожены.
Известный российский юрист А. Ф. Кони считал, что Ч. Ломброзо «дошел до низведения карательной деятельности государства, до охоты за человеком-зверем» [6, с. 234].
Логично предположить, что должна существовать некая граница, за превышение которой врожденных преступников следовало, по мысли приверженцев рассматриваемой теории, лишать жизни или определять на пожизненное заключение. Методика определения этой границы также разрабатывалась Ч. Ломброзо. Им, в частности, была предложена специальная математическая формула, преобразованная впоследствии в широко используемый в современной криминологии коэффициент пораженности преступностью [7].
Идеи, высказанные Ч. Ломброзо, нашли значительную поддержку среди научного мира XIX в. Это связано с тем, что новая, внешне эффектная и упорядоченная система научных взглядов, эмпирически исследуя преступление, позволяла дать импульс развития уголовно-правовой науке, переводя ее в область естественных наук. Теория Ч. Ломброзо предоставляла простые ответы на сложные вопросы о сущности преступности и путях борьбы с ней. Заменяя существующие со времен Древнего Рима принципы уголовного права на систему формального распознавания преступников по антропометрическим признакам, Ч. Ломброзо не просто внедрял элементы наукообразия в уголовную политику государства, а, по существу, разрушал ее, заменяя проблему определения виновности лица, совершившего преступное деяние, вопросом его социальной вредности.
Среди последователей теории Ч. Ломброзо можно назвать таких ученых, как Р. Гарофало, Э. Ферри, П. Н. Тарновскую, Л. М. Моро-Кристоф и др. Каждый из них внес свой вклад в развивающуюся новую
науку — криминальную антропологию. Расширяя теорию Ч. Ломброзо, его ученик Э. Ферри выдвинул тезис о многообразии «факторов преступности», среди которых были не только анатомические и психофизиологические характеристики, но географические, религиозные, климатические и прочие параметры.
Необходимо отметить, что все исследования в области криминальной антропологии характеризовались в XIX в. низким уровнем математизации, нарушением условий проведения экспериментов, вольным обращением с фактическим материалом, скудным статистическим аппаратом и несоответствием теоретической базы реальному положению вещей — оценке роли социального фактора, психологических особенностей и условий совершения преступления в этиологии криминального поведения. Все перечисленное привело к краху научной школы Ч. Лом-брозо (к чести ученого, он пересмотрел свои взгляды и в конце жизни стал утверждать, что преступная внешность не является облигатным условием совершения преступления, она свидетельствует лишь о склонности к противоправным поступкам).
Несмотря на то что в целом работы криминальных антропологов внесли значительный положительный вклад в изучение особенностей преступного мира, следует отметить, что научная парадигма учения Ч. Ломброзо стала благодатной почвой для появления евгеники, нацистских теорий о высшей и низшей расах, социального дарвинизма, идеологии фашизма.
Уже упомянутый выше Э. Ферри был автором принятого фашистским правительством Муссолини Уголовного кодекса, основанного на идеях криминальной антропологии. В гитлеровской Германии взгляды ламброзианцев вступили во взаимодействие с расовой теорией, выделявшей две ветви вида homo sapiens: высшую (арийцы) и низшую (евреи, цыгане, славяне, негры, азиаты). Именно в среде представителей низшей ветви, согласно этой теории, преобладают генотипы, кодирующие склонность к преступлениям. Была также разработана концепция так называемого опасного состояния личности, согласно которой прирожденные преступники, независимо от того, совершили они криминальное действие или нет, должны быть уничтожены либо стерилизованы.
Результатом реализации положений учения о неполноценных народах и нациях-паразитах стало физическое уничтожение более 6 млн евреев, 220 тыс. цыган Европы, более 25 млн славян.
В США положения расистской теории были применены в ХХ в. в отношении негритянского населения. Утверждалось, что негры преступны по своей природе [8]. Совокупное влияние нищеты, изоляции и жизненных невзгод на афроамериканцев проявля-
лось в их высокой вовлеченности в криминальную деятельность [9]. Поэтому рядом ученых при исследованиях особенностей негроидной расы делаются выводы о связи их расовых характеристик с высоким уровнем преступности [10].
Продолжая идеи школы Ч. Ломброзо, гарвардский антрополог Э. Хутон, исследовав в ХХ в. более 10 тыс. заключенных, пришел к выводу, что преступники стоят на низкой стадии развития и «элиминировать преступность можно только путем физического истребления умственно и морально отсталых или путем полной их сегрегации в социально асептической среде» [цит. по: 8, с. 82].
В результате, основываясь на положениях теории Ч. Ломброзо, в 27 штатах США в начале XX в. узаконили практику насильственной стерилизации (пострадали около 60 тыс. человек), расовой сегрегации и ограничений на право вступления в смешанные браки (которое действовало в ряде штатов до 1967 г.) [11]. Сходная картина наблюдалась в Европе, где в Швеции, Финляндии, Норвегии, Швейцарии также действовали программы принудительной стерилизации «неполноценных», а также на севере африканского континента, где существовал режим апартеида.
Использующая положения ломброзианства евгеника, предполагающая «очищение» человечества от асоциальных элементов, была официальной стратегией в 30-х гг. ХХ в. в фашистской Германии, Великобритании, Швеции, упомянутых штатах США.
Американским исследователем У. Шелдоном в 40-е гг. ХХ в. была разработана система определения преступника по телесным характеристикам (так называемая система социотипов) [12]. У. Шелдон доказывал, что мезоморфы (атлетически сложенные люди) отличаются склонностью к насильственным преступлениям. Из этого наблюдения У. Шелдон сделал далеко идущее заключение о том, что указанный признак может быть использован в качестве маркера при определении приверженности к совершению противоправных действий.
Идеи У. Шелдона в 80-х гг. ХХ в. нашли продолжение в исследованиях американских криминологов К. Вильсона и Р. Хернштейна, которые, развивая положения биосоциальной теории преступности, доказывали, что склонность к криминальному поведению обусловлена большим количеством разнонаправленных факторов, одним из которых является наличие у преступника физической силы [13].
Новый импульс развитию криминальной антропологии дали все возрастающие возможности исследования генома человека в ХХ в. Наследственность, по мнению представителей ломброзианской школы, это тот ключ, который «открывает все криминологические двери» [14, с. 25]. Поэтому на новые открытия в области
генетики возлагались большие надежды в среде ученых, исследующих биологию преступников.
Первые исследования в этом направлении касались однояйцевых близнецов [15]. Так, было установлено, что однояйцевые (монозиготные) близнецы совершали преступления более чем в 60% случаев, а разнояйцевые — только в 25%. Был проведен анализ генеалогического древа лиц, известных своей противоправной деятельностью. Хрестоматийным примером здесь является исследование потомков жившего в Англии в XVIII в. Патрика Хулигана (отсюда этимология русского слова «хулиган»), известных своей криминальной активностью. В проводимом американскими криминологами в течение нескольких десятилетий лонгитудинальном Кембриджском исследовании была убедительно доказана значимость родственных связей в возникновении преступного поведения [16].
В целом учеными были получены данные, подтверждающие, что генетический аппарат человека предопределяет вероятность антисоциального поведения человека и его агрессивной реакции [17; 18]. Анализ данных более 4000 человек, проведенный американской исследовательницей Т. Моффит и ее соавторами, позволил сделать вывод, что генетический фактор, связанный с преступным поведением, оказывает на человека большее влияние, чем окружающая среда [19; 20].
В частности, было обследовано несколько семей, отличающихся тем, что в них из поколения в поколение мужчины были склонны к насилию. В результате установлено, что в этих семьях передается по наследству мутированный ген, ответственный за синтез моноаминооксидазы А (MAOA). Данный ген локализуется в Х-хромосоме. Его измененная активность снижает выработку гормона серотонина, и это ведет к неконтролируемому импульсивному поведению [21]. Генетики назвали этот локус ДНК «геном преступника» (другие названия: «ген воина», «ген агрессии», «ген лидера»). Примечательно также, что у женщин действие указанного гена сглажено за счет компенсаторной активности парной Х-хромосомы.
В ходе исследований было изучено несколько тысяч заключенных, отбывающих наказание в американских тюрьмах. «Ген преступника» был найден у большинства из них. Причем специалисты установили, что его носители чаще склонны к жестокости, особенно с применением оружия, и занимают «командные должности» в уличных бандах [22; 23].
Эволюционно «ген преступника» аккумулировался у народов, ведущих воинственный и экстремальный образ жизни. Например, его носителями являются 59% чернокожих американцев, 56% маори (племя, практиковавшее в прошлом каннибализм) и только 34% белых американцев [24].
Носительство «гена преступника» проявляется в повседневной жизни человека. Такие люди остаются хладнокровными в стрессовой или экстремальной ситуации, им нравятся игры со смертью, агрессивные и авантюрные действия, экстремальный спорт и тому подобное.
Интересные данные были получены также в отношении гена CDH13. От его активности зависят межнейронные связи в мозге человека. Мутация CDH13 провоцирует развитие синдрома гиперактивности с нарушением внимания. При этом сочетание мутации гена CDH13 и мутации гена МАОА повышает вероятность совершения убийства.
В 60-е гг. ХХ в. генетики обнаружили существование в человеческой популяции мужчин с двойной Y-хромосомой. Из этого факта было сделано предположение, что такие мужчины — это так называемые «супер-альфа-самцы», для которых характерна повышенная агрессивность и, следовательно, высокая тяга к совершению насильственных преступлений. Но при дальнейших исследованиях выяснилось, что процент таких мужчин в среде лиц, отбывающих наказание, крайне мал (около 1,5%) и преступления, совершенные ими, как правило, не связаны с насилием.
Большие надежды сторонники криминальной антропологии возлагали на изучение умственных способностей. Согласно теоретическим выкладкам школы Ч. Ломброзо интеллект преступников должен быть ниже среднего интеллекта в популяции. Для оценки уровня интеллекта использовался (и до сих пор широко используется) разработанный немецким ученым Г. Ю. Айзенком индекс в технологии расчета которого был применен математический метод факторного анализа, учитывающий логический, образный, математический и вербальный факторы. В своих работах Г. Ю. Айзенк утверждал, что ^ у белых выше, чем у чернокожих, у мужчин — выше, чем у женщин, у законопослушных граждан — выше, чем у преступников. Дальнейшие исследования, проведенные другими учеными, показали, что уровень этого индекса у преступников, хоть и был несколько ниже, в среднем статистически значимо не отличался от уровня ^ законопослушного населения.
В начале XXI в. была сделана попытка связать повышенную тягу к агрессии с уровнем мужского гормона — тестостерона. Теоретической базой исследований при этом была так называемая эволюционная нейроандрогенная теория, разработанная американским ученым Л. Эллисом [25; 26]. Согласно этой теории причины преступности коренятся в природе мужчины, вынужденного бороться с соперниками за обладание женщиной, этим исследователи объясняли рост преступности в период полового созревания. Большое внимание уделялось генетическому фактору, детерминирующему содержание тестостерона
в организме: при обследовании более 600 заключенных было выяснено, что уровень тестостерона достоверно коррелировал с тяжестью преступления и количеством нарушений тюремных правил [27; 28].
Согласно эволюционной нейроандрогенной теории механизм действия тестостерона связан с возникновением изменений в лимбической системе мозга, способствующих нарушению контроля поведения и приводящих к изменению латерализации мозга, что провоцирует сдвиг активности в правое полушарие, меняя мышление и моральные установки.
В целом положение о том, что вовлеченность в криминальную деятельность связана с состоянием психики человека (которая на макроуровне обусловлена изменениями структур головного мозга), является общепризнанным. Так, по оценкам ряда исследователей, до 75% всех преступников страдают личностными расстройствами [29], имеющими как биологическую, так и социальную основу [30]. Психика же во многом определяется функционированием таких отделов головного мозга, как орбитофронтальная кора, островковая кора, миндалевидное тело и др.
Орбитофронтальная кора отвечает за социализацию, мораль и склонность к агрессии. Ее неразвитость или поражение вследствие травмы головного мозга приводят к нарушениям социальных взаимодействий, сквернословию, гиперсексуальности, отсутствию эмпатии, склонности к употреблению алкоголя и наркотиков, снижению интеллекта. Указанное натолкнуло исследователей на мысль о том, что поражение перечисленных выше отделов головного мозга может свидетельствовать о склонности человека к криминальному поведению [31]. Поэтому для анализа уровня активности орбитофронтальной коры и оценки связи между моральным статусом испытуемого и нейрональной функцией в настоящее время практикуют магнитно-резонансную томографию головного мозга, в ходе которой испытуемому рассказывают скабрезные анекдоты или показывают аморальные изображения. По динамическим изменениям активности орбитофронтальной коры в ходе такого теста судят о моральном облике испытуемого и его склонности к антиобщественным действиям. Аналогичным образом можно исследовать префронтальную кору, формирующую как альтруистическое, так и психопатологическое поведение; миндалевидное тело, отвечающее за формирование эмоций, чувства страха, память и волю; островковую долю, участвующую в формировании сознания и эмоций. Проведенные видным отечественным ученым Б. А. Спасенниковым и его соратниками исследования показали связь криминального поведения с различными психическими расстройствами, обусловленными патологией отделов головного мозга: прецентральной коры, миндалины и гиппокампа [32; 33].
Другое интересное исследование в области ней-робиологии касается эффекта Даннига-Крюгера, который заключается в том, что преступники, как правило, обладают завышенным самомнением и проявляют более высокую уверенность в собственных способностях, чем остальные люди. Указанный эффект часто обусловлен врожденной или приобретенной аномалией миндалевидного тела, орбитофронталь-ной зоны коры лобной доли, островковой коры, которые также фиксируются при проведении магнитно-резонансной томографии [34].
Нужно сказать, что одним из результатов изучения головного мозга в западном мире стало использование лоботомии в целях «излечения» преступников от их пристрастия к совершению преступлений. Так, в США было произведено несколько десятков тысяч подобных операций, следствием которых были такие явления, как потеря воли, снижение интеллекта, нарушение координации и речи, недержание мочи, паралич и др. В настоящее время лобото-мия запрещена повсеместно как антигуманный метод лечения.
Еще одна попытка выявить физиологический параметр, указывающий на склонность индивида к совершению преступлений, была связана с изучением сердечного ритма. Так, в 70-х гг. ХХ в. американскими учеными было установлено, что сердца преступников бьются медленнее, чем у обычных людей. Правда, в дальнейшем было выяснено, что брадикар-дия — удел многих, чья работа связана с риском: разведчиков, спортсменов, парашютистов, т. е. лиц, заведомо не имеющих отношения к преступному миру. Вместе с тем более углубленные исследования в этом направлении, проводимые в настоящее время, свидетельствуют о том, что такие сложные методы, как кардиоинтервалография и электроэнцефалография могут дать достоверную информацию о склонности индивида к немотивированной агрессии [35].
Из других попыток найти биологические маркеры преступности стоит упомянуть исследования в области дерматоглифики. Сторонники этого научного направления считают, что рисунок узоров на коже пальцев рук и стоп может свидетельствовать о генетических отклонениях. При анализе отпечатков пальцев серийных убийц было выяснено, что их дерматоглифическая картина говорит о генетически запрограммированном девиантном поведении. В результате были сделаны выводы о том, что активность сексуальных маньяков может быть связана с наличием у них ненормального врожденного конституционального типа организации центральной нервной системы, о котором косвенно свидетельствуют дерматоглифические признаки [36]. Эти выводы в настоящее время признаются спорными, тем более что в 2016 г. Комиссия по борьбе с лженаукой РАН
признала дерматоглифику лженаукой, наряду с хиромантией, астрологией, алхимией, информациологи-ей, парапсихологией, яфетидологией, нумерологией и проч.
Как видим из приведенного краткого обзора, несмотря на многообразие проводимых исследований и богатую историю вопроса, до сих пор не удалось выявить точные биологические факторы (генетические, биохимические, гормональные, антропометрические и другие), по сочетанию которых можно было бы с уверенностью идентифицировать врожденного преступника (если такой вообще существует).
На наш взгляд, общим камнем преткновения для многих перечисленных выше научных работ было недостаточное математическое обеспечение исследований, в частности, недооценка таких статистических показателей, как чувствительность и специфичность принимаемых во внимание факторов.
Чувствительность фактора говорит о статистической вероятности того, что исследуемый индивид относится к категории преступников. Специфичность отражает статистическую вероятность того, что непреступник действительно не является преступником.
Формулы, по которым высчитываются чувствительность и специфичность, просты:
ИП
чувствительность =--100,
ИП + ЛО
где ИП — число истинно-положительных результатов (подтверждающих нулевую гипотезу); ЛО — число ложно-отрицательных результатов (ошибки первого рода);
ио
специфичность =--100,
ИО + ЛП
где ИО — число истинно-отрицательных результатов (подтверждающих альтернативную гипотезу); ЛО — число ложно-положительных результатов (ошибки второго рода).
Приемлемым представляется результат, при котором значения обоих этих показателей колеблются в районе 90% для контрольной группы наблюдений. Поэтому даже беглого знакомства с проблемой достаточно для того, чтобы утверждать, что чисто по биологическим признакам невозможно получить высокие цифры указанных показателей для исследуемых маркеров преступности. Выходом является оценка нескольких взятых в комплексе параметров. Например, как это было сделано в упомянутых выше исследованиях оценки сочетания мутированных генов MAOA и CDH13. Но и этого недостаточно. Для получения приемлемого результата необходи-
мо учитывать не только биологические, но и другие (социальные, анамнестические, психологические) показатели [15]. Известно, что феномен человека заключается в том, что он — биосоциальное существо, принадлежащее двум мирам: живой природе и социальной организации. От этого следует отталкиваться в исследованиях, посвященных роли биологических факторов в этиологии преступного поведения [37].
В качестве примера к сказанному можно привести результаты, полученные при изучении мутированного гена МАОА. Так, было выявлено, что при сочетании следующих факторов: 1) травмы головного мозга; 2) наличия в геноме человека «гена преступника»; 3) психологического дистресса; 4) пребывания в негативной социальной среде — у человека может возникнуть стойкая приверженность к криминальной модели поведения [18; 38].
Целесообразно сделать заключение о роли в формировании вовлеченности в криминальную деятельность сочетания эндогенных (физиологические, генетические, психологические особенности) и экзогенных (полученные травмы, особенности социальной среды, перенесенные болезни) механизмов, о чем неоднократно писали исследователи [15; 39].
Исходя из сказанного, можно констатировать, что нельзя не учитывать идеи уголовной антрополо-
гии. Начиная с примитивного анализа внешних признаков преступника, пройдя через гонения и трагические ошибки, учение о биологии криминального поведения получило новый импульс в связи с развитием генетики и физиологии (в частности, нейрофизиологии), обладающих в наше время высокотехнологичными методами исследования организма. Вместе с тем новейшие данные свидетельствуют о том, что, основываясь исключительно на информации о биологических особенностях человека, невозможно предугадать ни его дальнейший жизненный путь, ни приверженность преступному поведению. Все говорит о том, что патогномоничных биологических маркеров преступного поведения не существует. В то же время включение информации о биологических особенностях в комплексный анализ других показателей (социальных, психологических и проч. [40]) может способствовать созданию эффективной модели криминального поведения. При этом представляется верным использовать современные методы математического моделирования, например, факторного и кластерного анализа, искусственной нейронной сети [41].
Именно таким видится дальнейший перспективный путь исследований роли биологических факторов в формировании преступного поведения индивида.
Список литературы
1. Осипов В. И. Мировоззрение естествоиспытателей XIX века и философия. Архангельск, 2004.
2. Молчанов Б. А., Анциферова Ю. С. Антропологическая школа уголовного права в системе научных направлений XIX - начала XX вв. // Научно-методический электронный журнал «Концепт». 2013. № 3.
3. Еникеев А. А, Станишевский А. И. Свобода воли в философии и юриспруденции: анализ, сравнение, проблематика // Философия права. 2018. № 2(85).
4. Ломброзо Ч. Преступный человек. М., 2022.
5. Юдин Т. И. Очерки истории отечественной психиатрии. М., 1951.
6. Кони А. Ф. Избранные труды и речи. Тула, 2000.
7. Кондратюк Л. В., Овчинский В. С. Криминологическое измерение / под ред. К. К. Горяинова. М., 2008.
8. Шур Э. М. Наше преступное общество. Социальные и правовые источники преступности в Америке / пер. с англ. Ю. А. Неподаева. М., 1977.
9. Hunt R. M., Rainwater L., Yancy W. The Moynihan Report and the Politics of Controversy. Cambridge, 1967.
10. Rushton J. P. Race, Evolution, and Behavior. The Charles Darwin Research Institute, 1997.
11. Black E. War against the weak : eugenics and America's campaign to create a master race. Washington, 2012.
12. Washburn S. Review of W. H. Sheldon. Varieties of Delinquent Youth // The American Anthropologist. 1951. Vol. 53.
13. Wilson J. Q., Herrnstein R. Crime and Human Nature: The Definitive Study of the Causes of Crime. Simon & Schuster, 1985.
14. Антонян Ю. М. Тяжкий путь познания преступника // Вестник Университета имени О. Е. Кутафина (МГЮА). 2017. № 7.
15. Щербаков Г. В., Лаврентьева И. В. Биологическое, личностное и социальное в происхождении преступности // Прикладная юридическая психология. 2021. № 2(55).
16. Piquero A. R., Farrington D. P., Blumstein A. Key issues in criminal career research: New analyses of the Cambridge Study in Delinquent Development. Cambridge University Press, 2007.
17. Brunner H. G., Nelenx O., Breakefieldh H., Ropersand B., Van Oost A. Abnormal behavior associated with a point mutation in the structural gene for monoamine oxidase A // Science. 1993. Vol. 262. Issue 5133.
18. Fallon J. The Psychopath Inside. A neuroscientist's personal journey into the dark side of the brain. University of California, 2014.
19. Moffitt T. E. The new look of behavioral genetics in developmental psychopathology: Gene-environment interplay in antisocial behaviors // Psychol Bull. 2005. № 131(4).
20. Moffitt T. E. Adolescence-limited and life-course-persistent antisocial behavior: a developmental taxonomy // Psychol. Rev. 1993. № 100(4).
21. Stanford M. S., Houston R. J., Villemarette-Pittman N. R., Greve K. W. Premeditated aggression: clinical assessment and cognitive psychophysiology // Personality and Individual Differences. 2003. Vol. 34, No. 5.
22. Vaske J., Wright J. P., Boisvert D., Beaver K. M. Gender, genetic risk, and criminal behavior // Psychiatry Research. 2011. № 185.
23. Schwartz J. A., Beaver K. M. Evidence of a gene x environment interaction between perceived prejudice and MAOA genotype in the prediction of criminal arrests // Journal of Criminal Justice. 2011. № 39.
24. Sabol S. Z, Hu S., Hamer D. A functional polymorphism in the monoamine oxidase A gene promoter // Hum Genet. 1998. № 103(3).
25. Ellis L. A Theory Explaining Biological Correlates of Criminality // European Journal of Criminology. 2005. № 2(3).
26. Ellis L., Hoskin A. W. The evolutionary neuroandrogenic theory of criminal behavior expanded // Aggression and Violent Behavior. 2005. Vol. 24.
27. Dabbs J. M., Carr T. S., Frady R. L., Riad J. K. Testosterone, crime, and misbehavior among 692 male prison inmates // Personality and Individual Differences. 1995. № 18(5).
28. Hoskin A. W., Ellis L. Fetal Testosterone and Criminality: Test of Evolutionary Neuroandrogenic Theory // Criminology. 2015. № 1(53).
29. Глейтман Г., Фридлунд А, Райсберг Д. Основы психологии / под ред. В. Ю. Большакова, В. Н. Дружинина; пер. с англ. СПб., 2001.
30. Жигарев Е. С. Философская антропология: криминологический аспект // Вестник Московского университета МВД России. 2019. № 4.
31. Raine A., Buchsbaum М., La Casse L. Brain abnormalities in murderers indicated by positron emission tomography // Biological Psychiatry. 1997. Vol. 42. № 6.
32. Спасенников Б. А. Прецентральная кора, миндалина, гиппокамп и преступное поведение: научная гипотеза // NovaInfo. 2015. № 36.
33. Тихомиров А. Н., Спасенников Б. А. Криминальное поведение и синдром нетерпения // Человек: преступление и наказание. 2015. № 3(90).
34. Спасенников Б. А. Эффект Даннинга-Крюгера и криминальное поведение // NovaInfo. 2015. № 36.
35. Конарева И. Н. Электрографические корреляты агрессивности как свойства личности (обзор) // Ученые записки Таврического национального университета им. В. И. Вернадского. Серия «Биология, химия». 2012. Т. 25. № 4.
36. Богданов Н. Н., Самищенко С. С., Хвыля-Олинтер А. И. Дерматоглифика серийных убийц // Вопросы психологии. 2009. № 4.
37. Свирин Ю. А. Биологический (генетический) фактор как одно из условий преступного поведения // Российская юстиция. 1996. № 12.
38. Tiihonen J., Rautiainen J., Ollila H. M. Genetic background of extreme violent behavior // Molecular psychiatry. 2015. Vol. 20.
39. Mengzhen L., Yu J., Scott V. Association studies of up to 1.2 million individuals yield new insights into the genetic etiology of tobacco and alcohol use // Nature Genetics. 2019. Vol. 51.
40. Антонян Ю. М., Блувштейн Ю. Д. Методы моделирования в изучении преступника и преступного поведения. М., 1974.
41. Пономарев Д. С. К вопросу о перспективах использования информационных технологий в разработке методик противодействия криминальной субкультуре // V Международный пенитенциарный форум «Преступление, наказание, исправление» (приуроченный к проведению в 2021 году в Российской Федерации Года науки и технологий). Рязань, 2021.