CC BY
201
Б,
1ОГРАФИЯ: МЕТОДОЛОГИЯ АНАЛИЗА В ГУМАНИТАРНОМ ЗНАНИИ
К.В. ГОЛУБОВКЧ (УКРАКНА)
В
а
о ■
п
Статья посвящена рассмотрению феномена биографии в контексте основных тенденций современного социогуманитар-ного знания и его кардинальных трансформаций. Особое внимание уделено разработке философского подхода к биографии и теоретико-методологическому обоснованию исследования данного феномена в междисцилинарном поле гуманитаристики.
Ключевые слова: биография, биографический подход, биографический метод, саморефлексивность и нарративность человеческой жизни.
Проблематика, связанная с феноменами биографии и автобиографии, стала одной из центральных в современном гуманитарном знании. Биографический подход в многообразии своих проявлений приобрел статус междисциплинарного и занял устойчивую нишу в социологии, психологии, литературоведении, социальной и культурной антропологии, исторической науке и т.д. С 1970-1980-х гг. наблюдается своеобразный ренессанс в области биографических исследований1, сопровождавшийся сменой концептуальных оснований,
1 Скокова Л.Г. Бюграф1чний метод в сощологп: icTopiM i специфжа застосування: автореф. дис.... канд. сощол. наук/ 1нститут сощологп HAH Украши. Киев, 1999. С. 10.
переориентацией на интерпретативные стратегии, концентрацией внимания на уровне субъективно-личностных значений и смыслов, которые организуют биографические практики. Между тем «биографическая» ниша в структуре ЪишапШев была «занята с боями» - ученым-гуманитариям до сих пор приходится отстаивать свое право на исследовательский интерес к феномену биографии и на приверженность биографическому подходу (обращаем внимание на весьма симптоматичное название работы известного современного исследователя автобиографической традиции Филиппа Лежёна2). Это право постоянно оспаривается противниками слишком наивного, по их мнению, биографического жанра и слишком ненаучного биографического подхода. Их аргументы небезосновательны: стремление подменить содержание и динамику той или иной сферы социальной жизни, культуры, науки, искусства галереей портретов-жизнеописаний ее ведущих представителей, во многом сдерживало развитие гумани-таристики, равно как и некритически воспринятая мода на «биографический метод» в его позитивистском исполнении (в частности, «лансонизм»). Однако оппоненты «недооценили» противника и не заметили появления «нового биографизма / автобиографизма», выросшего на иных, антипозитивистских основаниях.
Философия сегодня осмысливает эти тенденции и вырабатывает собственные методологические стратегии анализа биографии и биографического нарратива. Отметим в этом контексте работы Э.Ю. Соловьева, В.А. Подороги, А.П. Огурцова, Л.П. Киященко, П.Д. Тищен-ко, В.И. Толстых, Н.В. Мотрошиловой, М.С. Уварова и др.3 Интерес российских философов к феномену интеллектуальной биографии нашел воплощение в таких коллективных проектах, как «Драма советской философии», «Философия не кончается», «Философия России второй половины XX века»4. В современной украинской философии к осмыслению феномена биографии и анализу биографического подхода обращались А.Л. Валевский, В.И. Менжулин, В.Г. Табачков-
2 Лежён Ф. В защиту автобиографии. Эссе разных лет ; пер. с франц. Б. Дубина // Иностранная литература. 2000. № 4. С. 108-123.
3 Соловьев Э.Ю. Биографический анализ как вид историко-философского исследования // Э.Ю. Соловьев. Прошлое толкует нас. М., 1991. С. 19-66; Автобиография. К вопросу о методе. Тетради по аналитической антропологии № 1 : сб. научн. работ; науч. ред. В.А. Подорога. М., 2001; Огурцов ^.^.Биографический метод // Новая философская энциклопедия. В 4 т. М., 2000. Т. 1. С. 266-267; Киященко Л.П., Тищен-ко П.Д. Опыт предельного - стратегия «разрешения» парадоксальности в познании // Синергетическая парадигма. Когнитивно-коммуникативные стратегии современного научного познания. М., 2004. С. 232-259; Мотрошилова Н.В. Мераб Мамардашвили: _ философские размышления и личностный опыт. М., 2007; Толстых В.И. Мы были. Советский человек как он есть. М., 2008.
4 Драма советской философии. Эвальд Васильевич Ильенков (Книга-диалог); сост.
I
О
и ред. В.И. Толстых. М., 1997; Философия не кончается... Из истории отечественной философии. XX век. В 2 кн.; под. ред. В.А. Лекторского. М., 1998; Неретина С.С. Фи- (Ц
лософия России второй половины XX века - Михаил Константинович Петров. М. 2010.
н
л
ский, T.A. Чайка, В.И. Оноприенко, И.В. Валявко, М.Ю. Савельева, O.A. Довгополова и др.5 Особую роль в философской институциона-лизации этих исследований может, на наш взгляд, сыграть проект «Отечественная философия в пространстве "устной истории" (инициатор T.A. Чайка), чьей трибуной стал главный философский журнал Украины «Фшософська думка». На его страницах в рамках рубрики «Прикосновение. Устные истории философов» публиковались беседы Татьяны Чайки с Сергеем Борисовичем Крымским - выдающимся украинским философом, два года назад ушедшим от нас. В основе этого годового «биографического» цикла6 - более 20 часов аудиозаписей, осуществленных в разные годы. В аудиоархиве T. Чайки еще около 100 часов биографических интервью с известными философами Украины. Оформление философской биографистики идет со значительным опозданием по сравнению с биографистикой социологической или исторической. Так, уже много лет активно действует созданный историками Институт биографических исследований при Национальной библиотеке Украины имени В.И. Вернадского.
По всей видимости, философия опаздывает с освоением биографического материка отнюдь не случайно. Как подчеркивает В.И. Мен-жулин, это происходит во многом из-за того, что философы в большей степени, чем художники (в широком смысле слова) или представители иных гуманитарных департаментов, избегают индивидуального и, следовательно, стремятся быть автономными от биографии. Этот момент Менжулин зафиксировал через так называемый парадокс биографии философа: философы, как правило, хотят думать, что их мысль, устремленная к всеобщему и универсальному, не зависит от того, как складывается их жизнь7.
Биография (биографическая традиция, биографическое письмо) нуждается в аутентичной теоретической доктрине и методологической базе прежде всего для того, чтобы соответствующим образом ос-
5 Валевский А.Л. Основы биографики. Киев, 1993; Менжулт В./.Бюграф1чний пщхщ в юторико-фшософському тзнанш. Киев, 2010; Табачковський В.Г. В пошуках невтраченого часу: нариси про творчу спадщину украшських фшософ1в-шестидесят-ниюв. Киев, 2002; Чайка Т.Доторк. Презентащя проекту «Усш ¡стори фшософ1в» // Фшософська думка. Спецвипуск: Феномен радянсько! фшософи. 2009. № 3. С. 140-145; Оноприенко В.ЙФлоренские. М., 2000; Валявко ЙЧастные архивы Дмитрия Чижевского в контексте написания его интеллектуальной биографии // Фшо-софськ пошуки. Льв1в; Одеса : Cogito - Центр Свропи, 2004. Вип. XVII-XVIII. С. 636-642; Довгополова О.А. Проект жизни как вариант отторжения обжитого пространства // Докса. Зб1рник наукових праць з фшософи та фшологи. Методолопчш проблеми сучасного гуманитарного знання. Одеса, 2007. Вип. 11. С. 37-46; Савелье-(■ ва М.Ю. Философ на троне: Штрихи к портрету Екатерины Великой. Киев, 2006; Са-
£ вельева М.Ю. Биографическое знание как проблема // Curriculum Vitae: зб1рник науко-О вих праць. Вип. 1. Бюграф1чний метод у гуманитарному знанш. Одеса, 2009. С. 6-15.
® 6 Чайка Т. Бесщи з Кримським // Фшософська думка. 2011. № 1-6.
7 Менжулт В./.Бюграф1чний пщхщ в юторико-фшософському тзнанш. Киев, 2010.
мыслить свои перспективы в современной гуманитаристике, - заявляет украинский философ А.Л. Валевский, автор проекта «биографика» (в определенном смысле «философская биографика»)8.
Цель такого философского анализа может быть сформулирована как двуединая. С одной стороны, в исследовательском поле должна оказаться биография как социокультурный феномен, характеризующий прежде всего, но не исключительно индивидуально-личностное измерение социального бытия и культуры. С другой стороны, анализу необходимо подвергнуть основания, познавательные возможности и границы биографического подхода в гуманитарном знании. Цель -дву-единая, но одновременно и дву-единая. Оба аспекта должны предстать во взаимодействии, взаимопересечении, взаимодополнительности. Эта взаимосвязь основана как минимум на презумпции саморефлексивности самой жизни, которая в свою очередь также нуждается в прояснении в биографическом контексте.
Конкретный материал и предметное поле для биографического анализа могут быть самыми разнообразными в зависимости от выбора исследовательской стратегии и целей, от методологических пристрастий. Валевский говорит о трудностях выделения «биографического факта» из «исторического факта» и «факта жизни». Речь в конечном итоге идет о методологически и тематически обоснованной реконструкции «биографического факта»9. Этим статусом будут наделены совершенно разные предметности: для официальной биографии - «внешние» значимые события, для психобиографии - «внутренние» побуждения и переживания, для установки «биография как миф» - «мифотема», явленная в метаморфозах единого мифа отдельной жизни, смене ее фаз-образов, или «миф-символ» («исходный символ», «ген» жизненного сюжета, содержащий множество потенциальных возможностей).
Биография как социокультурный феномен может быть исследована под разным углом зрения, с точки зрения разных методологических позиций. Чтобы обосновать специфику нашего анализа и теоретико-методологического инструментария, прежде всего обратимся к аргументации разграничения гуманитарных и общественных наук, предложенной украинским философом А.Л. Богачовым и опирающейся на идеи Э. Гуссерля и XX. Гадамера10. Предметы гуманитарных наук (история, литература, искусство) самым очевидным образом связаны с жизненным опытом людей, а предметы общественных наук (государство, общество, экономика и т.д.) нуждаются в методичном абстрагировании, что создает «идеальность» научного опыта и ^
скрывает их связь с «жизненным миром». Учтем также разграниче- ^ "";- °
8 Валевский А.Л.Основы биографики. Киев, 1993.
9 Там же. С. 37-38. ®
10 Богачов А.Л. Фшософська герменевтика. Киев, 2006. С. 267-268. '-
I
0
1
л
ние внутри гуманитаристики, предложенное россииским методологом Н.С. Розовым: «социальная культурология» и «гуманитарная культурология»11. Первая изучает аспект социального мира, связанный с преемственностью систем культурных надличностных образцов, а вторая имеет дело с индивидуально-личностным измерением культуры и работает с культурными текстами в широком смысле этого слова. Мы не считаем удачным использование термина «культурология», неоправданно сужающим, на наш взгляд, зону применения данного разграничения внутри humanities. Нам важен сам его проблемный смысл, зафиксированный еще и в появлении внутри общегуманитарного знания исследовательских областеи, которые сами себя дополнительно именуют «гуманитарные», «гуманистические» («гуманистическая социология», «гуманистическии психоанализ», «гуманитарная историография» и т.д.12). Ранее мы обращались к проблеме двоИноИ «гуманитарности» и «гуманистичности» в рамках гуманитаристики13.
Такая внутренняя тавтология не случаИна. Она как раз и основана на особом внимании к индивидуально-личностному, «человеческому», «человекомерному» измерению культуры. Как подчеркивает В.С. Библер, «развертывание духовноИ культуры в истории заключается в ее перематывании из безличноИ формы всеобщности в личностную форму культуры индивида»14. Этот процесс постоянного «перематывания» и является предметноИ зоноИ «дважды гуманитарных» областеИ. Внутри них устанавливается требование максимума субъ-ектности и обязательноИ персонализации культурных смыслов. Э.Ю. Соловьев, писавшиИ о «гуманитарноИ историографии» в контексте обоснования специфики биографического анализа, понимал под неИ широкую панораму историко-философских, культурологических и биографических исследованиИ, объединенных по общему основанию: исследование должно представлять собоИ историю идеИ любого порядка и сложности как драму в лицах, разыгрываемую в конкретноИ историческоИ ситуации.
Обозначенные нами «гуманитарные» области ориентируются и ориентируют на представление о соразмерности, со-равности истории и личности. Внимание уделяется «человеческому лику» истории. В пределе сама история понимается как лик личности. Вводится ме-
11 Розов Н.С. Структура цивилизации и тенденции мирового развития. Новосибирск, 1992. С. 11.
12 Семенова В.В. Качественные методы: введение в гуманистическую социологию : учеб. пособие. М., 1998; Соловьев Э.Ю. БиографическиИ анализ как вид историко-философского исследования // Прошлое толкует нас. С. 19-66.
13 Голубович И.В. «Гуманитарные» и «гуманистические» области внутри Humanities: постановка проблемы // Наукове шзнання: методолопя та технолопя. 2002. № 10. С. 104-106.
14Библер В.С. Мышление как творчество. Введение в логику мысленного диалога. М. : Наука, 1975.
тодологическии запрет поиска основ социальности, культуры вне личности (в ее конкретно-биографическоИ и ситуационно-историче-скоИ уникальности), поскольку личность признается средоточием и истоком историчности и социальности. Данное ограничение не является абсолютным и самодовлеющим. «Гуманистическая» и «социальная» гуманитаристика должны находиться в отношениях взаимодополнительности.
Исследованию феномена биографии и специфики биографического подхода сквозь призму «двоИноИ» гуманистическоИ нагружен-ности гуманитарного знания соответствует следующиИ комплекс теоретико-методологических основаниИ и предпосылок, которыИ мы считаем лишь вариантом из множества возможных:
1. «Философия жизни» в трактовке В. Дильтея, во многом опиравшегося на романтическую традицию и романтическую транскрипцию жизни и «историческоИ индивидуальности». В русле нашеИ проблематики особенно важными являются следующие положения диль-теевского варианта «философии жизни»: культурно-историческая («сверхвитальная») интерпретация жизни; обнаружение первичных структур человеческого опыта жизни именно в истории и социокультурном бытии; идея саморефлексивности жизни («жизнь толкует жизнь»), ее внутреннеИ автобиографичности; требование понять жизнь из нее самоИ.
Существенным также является учет дильтеевского обоснования специфики «наук о духе» и их категориально-методологического профиля. Это позволит более точно определить место и роль биографического дискурса в структуре humanities, а также методологические подходы гуманитаристики (как актуально реализованные, так и потенциально возможные) к анализу биографического/автобиографического опыта, его онтологическоИ укорененности в социокультурном бытии. Важен для нас также тезис Дильтея о «беспредпосы-лочности богословскоИ экзегезы», которыИ может быть истолкован в более широком смысле как имеющиИ отношение к специфике гуманитарного знания в целом. Беспредпосылочность понимается в данном случае как воля «руководствоваться только историческим исследованием, ни в коем случае не каким-нибудь настроением или тен-денциеИ, и эта воля, упрочившись, должна стать натуроИ ученого»15. При этом ДильтеИ подчеркивает, что такого рода «беспредпосылоч-ность» не может быть реализована без предварительноИ «подвижноИ гипотезы» и без исходноИ мировоззренческоИ и теоретическоИ «на- ^ правленности собственного духа» исследователя. ^
15 Дильтей В. Герменевтическая система ШлеИермахера в ее отличии от предшест-
вующеИ протестантскоИ герменевтики // В. ДильтеИ. Собр. соч. В 6 т.; пер. с нем. под щ
ред. В.В. Бибихина и Н.С. Плотникова. Т. 4. Герменевтика и теория литературы. М., Г^
2001. С. 15-235. ™
Е
&
о
2. Герменевтика («онтогерменевтика») в разнообразии своих вариантов (концепции Ф. Шлейермахера, И. Дройзена, В. Дильтея, М. Xайдеггера, XX. Гадамера, П. Рикера и др.). В методологическом плане мы опираемся на основной онтогерменевтический постулат: понимание - это способ бытия человека в мире. Жизнь сама внутренне герменевтична. «Выразимость», представленная, в частности, в дильтеевской триаде: переживание-выражение-понимание, - фундаментальная характеристика жизни. Наиболее органичные социокультурные формы «выразимости жизни» - автобиография и биография. «Ренессанс» биографического подхода в гуманитаристике связан с развитием и переинтерпретацией на современном этапе его «герменевтической» составляющей. В трансдисциплинарном поле биографических исследований специально выделяется «герменевтический» подход (наряду с «социоструктурным»)16. Такая герменевтическая переориентация биографического подхода диктует необходимость нового «прочтения» классических теорий понимания и интерпретации и обнаружения в них еще не использованного теоретико-методологического потенциала.
3. Концептуальные положения феноменологической и экзистенциалистской традиций. Это прежде всего концепция «жизненного мира» Э. Гуссерля, феноменологическая интерпретация процедур смыслоконституирования и конструирования социокультурной реальности, презумпция «первопорядковости моего Я», которое «конституирует все, когда-либо оказывавшееся для меня объективным»17. Мы опираемся также на положения феноменологической социологии А. Шюца о «смысловой структуре повседневного мира» и о «конечных областях значений» («субуниверсумах реальности»)18. Социальная реальность в данной традиции - это совокупность объектов и событий внутри социокультурного мира как опыта обыденного сознания людей, живущих своей повседневной жизнью. В рамках такой интерпретации анализируется смыслоконституирующая роль биографического/автобиографического опыта.
В традиции экзистенциализма глубоко продумана идея «первоис-торичности» («внутренней историчности») человека (К. Ясперс, М. Xайдеггер). Жизнь рассматривается в свете «бытийно-историче-ской ситуации», «пограничной ситуации», она понимается не столько как естественно-историческая, сколько как смысловременная действительность, как «трагедия и драма» (X. Ортега-и-Гассет). Это позво-
16 Скокова Л.Г. Указ. соч.
17 Гуссерль Э. Картезианские размышления; пер. с нем. Л.В. Скляднева. СПб., 1998. С. 198.
18 Шюц А. Дон Кихот и проблема реальности ; пер. с англ. В. Степаненко // Философская и социологическая мысль. 1995. №. 11-12. С. 144-169; Он же. Смысловая структура повседневного мира. Очерки по феноменологической социологии ; пер. с англ. А.Я. Алхасова, М.Я. Мазлумяновой. М., 2003.
ляет по-иному организовывать биографический дискурс, вводить в него «ситуационный», «персонажно-драматический» и «судьбиче-ский» ракурс, осмысливать «события жизни» в свете «события бытия», а также выстраивать/реконструировать биографию через типологию личностных экзистенциальных ролей (роль как «удел», «принуждение», «миссия», «призвание», «фарс», «трагедия» и т.д.).
4. Структурно-семиотический подход, в частности в версии Ю.М. Лотмана. Рассмотрение в данной традиции культуры как текста, сложно устроенного и распадающегося на иерархию текстов в тексте, позволяет глубоко продумывать и плодотворно использовать модель «жизнь как текст», представлять ее в единстве «событий жизни» и «событий текста». В данной традиции разработаны процедуры корректного соотнесения экзистенциального и нарративного измерений жизни-биографии. В семиотической концепции культуры феномен биографии осмысливается в контексте взаимодополнительности индивидуально-личностного и объективно-надындивидуального измерений социокультурного бытия, как «мерцающая», «пульсирующая» точка их пересечения. Индивидуальная жизнь-биография способна при определенных условиях «репрезентировать» (подобно «монаде» Г. Лейбница) целую эпоху или определенный тип культуры.
В свою очередь история того или иного надыиндивидуального социокультурного образования может быть представлена как «биография» (нации, группы, сообщества), т.е. в «просопографической» перспективе. «Просопография» в данном контексте понимается как междисциплинарная область исследований, ориентированная на создание «коллективных биографий», «коллективных портретов» различных социальных групп и сообществ19. Есть и другая трактовка просопографии как специальной исторической дисциплины, реконструирующей биографии конкретных исторических личностей определенной эпохи, региона или общества и использующей в условиях недостатка данных методы и материал генеалогии, ономастики, демографии, источниковедения20. Вместе с тем даже в таком специфическом понимании задач просопографии эта дисциплина определяется как составная часть социальной истории, тесно увязанная «с идеей коллективной, но в то же время и индивидуальной биографии». Цель просопографии: «изучение истории групп (как элементов в политической и социальной истории), достигаемое выделением последовательности личностей, имевших определенные общие политические и социальные характеристики, и затем анализирующее каждую такую ^
г
19 Огурцов А.П. Биографический метод // Новая философская энциклопедия. В 4 т. М., 2000. Т. 1. С. 266-267.
20 Петрова М.С. Просопография как специальная историческая дисциплина (на щ
примере авторов поздней античности Макробия Феодосия и Марциана Капеллы). СПб., 2004.
н
последовательность с помощью разнообразных критериев для получения информации, относящийся к конкретным индивидам... Соответственно просопография позволяет связать политическую историю людей и событий со скрытой социальной историей длительных эволюционных процессов»21.
Возможность индивидуализирующего «биографического» представления надындивидуальных феноменов (биография нации, города, сословия и т.д.) была осмыслена еще И. Дройзеном. Он считал, что «право на биографию» надличностные исторические феномены приобретают в том случае, если в них ярко проявляется индивидуальное своеобразие, импульсивность, «гений»22. Есть и другие возможности сопоставления личных и надличностных нарративов. Об этом в отношении «биографии нации» говорит Б. Андерсон23. Общее проблемное поле, дающее право на указанное типологическое сопоставление, очерчивается уже сопоставлением самих критериев-понятийных оснований: память личная - память культурно-историческая, личная и культурная самоидентичность, личная и историческая генеалогия, индивидуальная смертность и историческая конечность этносов и т.д. Речь идет об определенной изоморфности индивидуальной жизни и бытия надындивидуальных социокультурных феноменов. Под изо-морфностью будем понимать совпадение (одинаковость) структуры объектов, рассматриваемых в определенном отношении24. В данном случае возможность представить изоморфными личность и этнос задается указанными нами критериями, характеризующими их структуру (строение): память, генеалогия, идентичность, конечность. Однако следует помнить, что речь идет именно об изоморфности, а не об изосубстратности (совпадение по «материалу»). На это различение указал А.И. Уёмов25. Можно также говорить о гомоморфизме индивидуального и надындивидуального, также исключительно в указанном отношении. В понятии «гомоморфизм» зафиксирован принцип уподобления (не соответствия или совпадения!) структуры объектов. Следует различать «гомоморфный образ» и «гомоморфный прообраз». Первый существенно упрощает структуру второго, «склеивает» ряд его элементов26. В отношении представления личности/индивидуальной биографии и общности/коллективной биографии с позиций
21 Петрова М.С. Указ. соч. С. 8.
22 Дройзен И.Г.Историка. Лекции об энциклопедии и методологии истории ; пер. с нем. Г.И. ФедоровоИ. СПб., 2004. С. 417-418.
к 23 Anderson B. Imagined Communities. Reflections on the Origin and Spread of
S Nationalism. L.; N.Y., 1983.
£ 24 Уёмов А.И. Системные аспекты философского знания. Одесса, 2000; Бирю-
О ков Б.В. Изоморфизм и гомоморфизм // ФилософскиИ энциклопедическиИ словарь ;
редкол.: С.С. Аверинцев, Э.А. Арад-Оглы и др. 2-е изд. М., 1989. С. 209. ® 25 Уёмов А.И.Указ. соч. С. 31.
Н 26 ,
6 Бирюков Б.В. Указ. соч.
гомоморфизма обнаруживаются вариативность и альтернативность. Так, возможно рассматривать в качестве гомоморфного прообраза индивидуальную жизнь, а следовательно, и индивидуальную биографию. В таком случае коллективный субъект и коллективная биография предстанут упрощенным, «склеенным» гомоморфным образом. Такая перспектива (только перспектива, но никак не детализация!) обозначена, как нам представляется, в концепции Дильтея, исходящего из идеи первоисторичности личности, что мы анализировали в п. 1.
В то же время модель просопографии, которую описывает известный историк М. Петрова, концептуально связана с представлением о социальной общности и коллективной биографии как гомоморфном первообразе и об историческом персонаже/ его почти полностью утраченной биографии как о гомоморфном образе.
Ученые, исследующие феномен биографии, говорят о гомологии между реальностью жизни и реальностью рассказа о ней (такова, в частности, ключевая идея немецкого социолога Ф. Щютце, предложившего модель нарративного интервью для биографического исследования). Идея гомологии заложена уже и в хайдеггеровском различении-соединении истории как свершения и как рассказа. Вместе с тем, по мнению известной российской исследовательницы биографических нарративов и жанра «устных историй» Е.Ю. Мещеркиной, с учетом указанной гомологии наиболее продуктивным будет методологический анализ «зазора», который существует между двумя реальностями - свершения события и рассказа о нем. «Концептуализация этого зазора представляет одну из интереснейших задач биографического дискурса»27. В качестве указанного зазора могут рассматриваться иллюзии, объективные и субъективные ошибки, рефигурации опыта события в рассказе и т.д. Сам зазор неизбежен и необходим. Рассказывая свою жизнь, мы создаем форму (имеющую зазор с реальностью), посредством которой распознаем в этой жизни то, что без этой формы никогда не увидели бы. Данный круг проблем нуждается в отдельной самостоятельной разработке, которая нам представляется весьма плодотворной. И вновь подчеркнем, что любые теоретические обобщения в этом контексте должны быть основаны на изучении конкретного историко-культурного материала, а опасность редукционизма должна быть четко осознана исследователями.
Концептуальная установка на взаимодополнительность - одно из важнейших теоретико-методологических положений исследования феномена биографии в культуре и биографического подхода в гума-нитаристике, в любом междисциплинарном обличье такого исследо- Е вания. Также методологически значимой представляется разработка ^ в рамках структурно-семиотического подхода проблематики куль- О
н
27 Мещеркина Е.Ю. Жизненный путь и биография: преемственность социологических категорий // Социологические исследования. 2002. № 7. С. 61-67.
I
n
турно-историческоИ памяти, ее трансформациИ. БиографическиИ/ав-тобиографическиИ аспект - один из наиболее существенных в пределах данноИ исследовательскоИ зоны. В целом соотношение куль-турно-историческоИ и биографическоИ/автобиографическоИ памяти является предметом исследования во многих областях гуманитари-стики (в частности, в герменевтике П. Рикёра).
Необходимым, как мы уже указали, является обоснование специфики тоИ области humanities, в рамках котороИ применение биографического подхода будет наиболее плодотворным. Кроме дильтеев-ского анализа проблемно-методологического профиля «наук о духе», актуализировавшего ценность биографических исследованиИ, использованы также концептуальные основания методологии гуманитарного знания, предложенные М. Бахтиным. Представление социокультурного мира как мира «текстов и смыслов», внутренниИ диало-гизм, полифоничность; этическая ориентация гуманитарного знания, разработанная в рамках «философии поступка»; включенность «это-са» Humanities в методологию гуманитарного исследования; эти-ко-методологическая установка на «любовное созерцание» - вот существенные для нас черты концепции Бахтина. Они были учтены и его последователями, в частности Л. Баткиным в его модели «науч-ноИ гуманитарности», ориентированноИ на принцип максимума субъектности (не субъективности!). У самого Баткина она нашла конкретное выражение в исследовании величаИших автобиографических текстов европеИскоИ культуры: «Исповеди» Августина, «Истории моих бедствиИ» П. Абеляра, «Исповеди» Ж.Ж. Руссо28.
5. Методология качественного анализа в социологии, социальноИ и культурноИ антропологии, социальноИ психологии. Она может быть учтена на уровне базовых концептуальных подходов и исследовательских стратегиИ. Речь идет прежде всего об «обоснованноИ теории» (А. Страус и Б. ГлеИзер), которая характеризуется отсутствием предварительноИ концептуализации предмета исследования и ориен-тациеИ на генерирование понятиИ и категориИ дескриптивным путем через «насыщенное» (плотное) описание (термин и стратегия К. Гир-ца).
Еще одно замечание: методология задается спецификоИ предмета исходя из базового герменевтического принципа: субъект понимания сам принадлежит предмету понимания, а «в предикатах, которые мы высказываем о предметах, заключены и способы постижения»29. Авторы, «ангажированные» жанром биографии (в его научном, литературном и повседневном понимании), невольно и сознательно перено-
О 28
Баткин Л.М. Европейский человек наедине с собой. Очерки о культурно-исторических основаниях и пределах личного самосознания. М., 2005; Он же. Пристрастия. Избранные эссе и статьи о культуре. М., 1994. 29 Дильтей В. Указ. соч. С. 135.
сят «законы жанра» в собственное исследование. Так, «персоноцен-тричность» феномена биографии может спровоцировать такую же «персоноцентричность» разговора о неИ. К примеру, ДильтеИ и Лот-ман, уделившие особое внимание разработке биографического подхода в гуманитарном знании, были незаурядными биографами, создателями блестящих жизнеописаниИ, подлинными мастерами научноИ и художественно-научноИ биографическоИ реконструкции. Они писали биографии и одновременно осмысливали теоретические проблемы биографистики. Менжулин, исследующиИ специфику биографического анализа в истории философии, предлагает ввести в эту область особыИ «персоноцентричныИ» субжанр - историю философии как интеллектуально-биографическую прозу, где исследователь ведет диалог не только с философскими идеями, но и с их авторами. Создатель произведениИ в духе такого субжанра при этом не должен забывать, что он - не зеркало биографиИ философов, а их автор30.
В многочисленных исследованиях, так или иначе затрагивающих проблемы биографии, часто не проводится четкого исходного поня-тиИного разграничения. В частности, нередко в качестве синонимов используются термины «биографическиИ метод» и «биографическиИ подход». ПоследниИ фиксирует направленность исследовательского интереса (интенциональность) на биографическую проблематику во всем многообразии ее проявлениИ: биография как социокультурныИ феномен, как литературныИ и научныИ жанр, совокупность методов анализа биографического/автобиографического материала в различных областях humanities и т.д. Его широта и категориальная размытость, нечеткость, а следовательно, отсутствие понятиИно-категори-альноИ жесткости и приверженности тоИ или иноИ методологическоИ позиции позволяют исследовать многообразие форм биографического опыта, биографического дискурса, равно как и форм рефлексии над биографическим/автобиографическим опытом, основаниИ укорененности «биографического» в глубинных структурах культуры. Это, как нам представляется, соответствует специфике философского анализа.
Приверженность биографическому подходу в лучших своих образцах для ученого-гуманитария означает признание особоИ важности, неустранимости из гуманитарного исследования этическоИ составляющеИ. В вариантах, представленных нами, она нашла выражение в идее внутреннеИ сопричастности «биографическим персонажам» истории, культуры, литературы, нелитературных «наивных» жизнеописаниИ; в особом, методологически обоснованном, «любовном созерцании» чужого биографического опыта. Этическое кредо оказывается одновременно и методологическим принципом, глубоко q
осмысленным, в частности, в культурноИ антропологии и в «качест- X
(В
30 Менжулт В./Вказ. тв1р.
i
I
0
1
л
венной» социологии, где ученый, особенно исследователь биографических нарративов - это неизбежно «подопытный наблюдатель» (Н. Козлова), постоянно держащий в уме «биографическое априори» собственного, претендующего на объективность, но все же неизбежно субъективного описания. Этически ориентированная гуманитари-стика вводит презумпцию «доверия» биографическому/автобиографическому повествованию, уважения к его смыслам, часто непонятным и чуждым самому исследователю. Она не может не испытывать определенную «робость» перед лицом биографического опыта и не чувствовать ответственность перед ним. Изучение биографий и автобиографий в такой установке означает и нравственный отказ гуманитария от ролей: глядящего в замочную скважину «любопытствующего»; судьи, присвоившего себе в силу привилегированной «постфак-тумной» исторической позиции право судить; детектива-сыщика, отправляющегося в погоню за тайным, часто специально утаенным; разоблачителя, срывающего «биографические» и «автобиографические» маски, ищущего за фактами «высокой биографии» низкие мотивы, и т.д. Ярко выраженный этический компонент имеет и предложенный Лежёном проект «автобиографического соглашения». Напомню, Лежён назвал «право на автобиографию» одним из неотъемлемых прав человека, одновременно призывая не использовать это право во вред другим, вторгаясь через собственное «пространство автобиографии» в чужую жизнь, нарушая столь же неотъемлемое право на ее приватность. Биографический интерес во всех его проявлениях, общественно-публичных и научных, приводит во взаимодействие внутренний и внешний суд, совесть и правосудие, связывает «биографическое» право и ответственность.
Современное гуманитарное знание дает возможность выбрать различные стратегии исследования биографии. Одновременно в осмыслении данного феномена возможно их совпадение. Существенным соединением в фокусе биографического является представление феномена в синтетическом единстве онтологии, феноменологии, антропологии и методологии гуманитарного знания. Так, у Дильтея «философия жизни» оказывается онтологией автобиографии/биографии и одновременно ее гносеологическим и методологическим элементом. Сама жизнь при этом понимается как онтологично автобиографичная и биографичная. Феномен биографии и научно оформленный интерес к нему, по Дильтею, лежит в основании фундамента всего здания «наук о духе», пронизывает все области гуманитаристи-ки. Один из вариантов дильтеевского «построения» ее основ: основополагающие для наук о духе категории «жизнь» и «значение» в первую очередь применяются к биографии, которая становится исходным пунктом исторического повествования. Затем на основании того, что переживается на опыте человеческой жизни, можно создавать идею науки, которая излагает этот опыт в обобщенном и отрефлекси-
рованном виде, - так возникает идея антропологии. Далее происходит переход от биографии к идее «универсальноИ истории». Через рассмотрение жизни отдельного человека (биографии и автобиографии), ее последовательное в различных направлениях обобщение и универсализацию возводится все здание/храм «наук о духе»31. У Бахтина биографическиИ/автобиографическиИ проект становится одноИ из важнеИших составляющих его синтезирующеИ архитектоники. Он представляет онтологию «единоИ единственноИ жизни» в свете собственного видения метафизики, а также «первоИ философии» как этики и одновременно философии поступка. В контексте признания фун-даментальноИ диалогичности культуры и высшеИ «внутреннеИ социальности» корни биографии обнаруживаются, таким образом, в глубинах социальной онтологии, в устроИстве и структуре самого «социального космоса» как «мирового симпосиума». Далее он разрабатывает адекватную такому видению гносеологию без «гносеологиз-ма» и соответствующую методологию, которая становится методо-логиеИ гуманитарного знания. Им прописаны и основания феноменологии конкретного осуществления (проживания, переживания) жизни в ее уникальноИ единственности32. Humanities стремится, таким образом, тем или иным способом удерживать свое проблемно-тематическое единство, что мы и попытались показать на примере биографи-ческоИ проблематики.
Ученые-гуманитарии выполняют свою во многом трагическую (в силу ее трагическоИ невыполнимости) миссию атлантов и кариатид, удерживающих на плечах и поднимающих, представляющих, высветляющих основания социокультурного бытия. Одновременно они ощущают на плечах «невыносимую легкость» таких основаниИ. Ведь только они в состоянии в интеллектуальном воображении представить себе почти немыслимое - культуру, где люди больше не знали бы, что значит рассказывать, и людеИ, больше не имеющих опыта, которым можно было бы поделиться33. Такая пугающая перспектива может быть как минимум отсрочена, пока существует биография. Тем не менее гуманитариИ первым должен заметить пугающие перспективы самоИ биографии - возможность оказаться лишь пустоИ формоИ, лишенноИ своего уникального и одновременно универсального культурного смысла.
31 Гротгейзен Б. Предисловие немецкого издателя // В. Дильтей. Собр. соч. В 6 т. ; под ред. А.В. Михайлова и Н.С. Плотникова. М., 2004. Т. 3. С. 39. j"
32 Бахтин ММАвтор и герой в эстетической деятельности // Он же. Эстетика словесного творчества. М., 1979. С. 7-181; Бахтин М.М. К методологии гуманитарных наук // Там же. С. 361-374; Бахтин М.М.К философии поступка // Философия и социология науки и техники. Ежегодник 1984-1985. М., 1986. С. 80-160.
33 Рикёр ДВремя и рассказ. Т. 2. Конфигурация в вымышленном рассказе ; пер. с франц. Т.В. Славко. М., 2000. С. 36.
I
0
1
л
Н
