CC BY
55
ФИЛОЛОГИЯ
ЛИТЕРАТУРОВЕДЕНИЕ
«БИЛЕТЦЫ» И ГАДАТЕЛЬНЫЕ ДВУСТИШИЯ А. П. СУМАРОКОВА: ПАРАДИГМА ЛЮБОВНОГО ЧУВСТВА
Статья посвящена любопытному литературному и культурному феномену — гадательным двустишиям А. П. Сумарокова. Выпущенные в свет отдельной книгой любовные куплеты для галантного развлечения императорского двора Екатерины II имеют несколько особенностей, важных для понимания специфики творчества поэта и всей культуры XVIII в. В качестве материала для книги самый классический из российских авторов использует стихи из собственных трагедий, написанных ранее, что позволяет говорить о проблеме барочного отношения к слову. Отвечая потребностям куртуазной культуры двора, «Любовная гадательная книжка» Сумарокова отражает основные оттенки любовного чувства, рассмотрению которых и уделено основное внимание.
Ключевые слова: Сумароков, «билетцы», «Любовная гадательная книжка» Сумарокова, картина мира, концепция любви, поэтические формулы
А. П. Сумароков известен своей творческой универсальностью, стремлением дать образцы всех словесных жанров. Он и его современники, они же и соперники по перу, вполне осознавали, что творят российскую словесность «с нуля». Осознавали, что создают литературу с жанрами-фаворитами, такими как ода, трагедия и эпопея, без последней литература и вовсе не могла получить статус национальной, и жанрами, вроде бы необязательными, сиюминутно востребованными, но без которых словесность вряд ли могла бы быть названа изящной.
Сумарокову удалось многое, поэтому вопросами универсализма, поэтики его трагедий и комедий, лирических открытий ученые занимаются всерьез и с удо -вольствием, свидетельством чему является объем библиографического указателя его творчества1. Однако в его наследии есть литературные опыты, которые не удостоились внимания филологов ни века минувшего, ни века нынешнего: это — «билетцы» с двустишиями шутливо-любовного характера (1768?) и «Любовная гадательная книжка» (1774).
В характеристиках сумароковского творчества «билетцам» отводится несколько слов: Н. Булич, например, отнес их к «мелким стихотворениям» с пояс-
Абрамзон Татьяна Евгеньевна — доктор филологических наук, профессор кафедры русской литературы Магнитогорского государственного университета. E-mail: ate71@mail.ru
1 Мстиславская 2002, 204-280.
^огорск-но*°С'
© 2013
Т. Е. Абрамзон
нением — «"билетцы" или двустишия, пригодныя для конфет»2. Использовались ли сумароковские двустишия в качестве альковных предсказаниях, спрятанных в сладком угощении, для приятного времяпровождения? Возможно3. Россия, перенявшая западные светские практики, позаимствовала и светскую игру, любовную лотерею, совмещавшую сладость ухаживания и изящное дополнение ко вкусу — словесную «приправу». В одном из сумароковских билетов в качестве утешения предлагается сладкое угощение:
82 Ты мне жалок мой дружочик, Возми сахарцу кусочик4.
«Билетцы», всего сто шестнадцать двустиший, содержали различные варианты амурных предсказаний: от любви «доколь продлится жизнь» до «горю любя да только не тебя». Двустишия зачитывались вслух: 57 Мне завиден тот билет, Что в твоих руках, мой свет5.
Толкование процитированного двустишия зависело от предыдущего, вынутого непосредственно в момент развлечения, что подчеркивает игровой, несерьезный характер гадания. В одном из двустиший (№№ 65) Сумароков оставляет место для имени, которое по своему усмотрению мог вставить играющий: «Может лишь... в том упражняться». Разносортные по метрическому рисунку, содержанию и пафосу куплеты в целом представляют любовь в ее сниженном, смеховом варианте:
73 Лутче лбом удариться об стену; Нежели, видеть мне твою отмену.
74 Толь чувствительна моему серцу оплеуха Что по се время не соберу своего духа.
78 Мне кажется, твоя рожа На любовника не схожа6.
Ироничные, фамильярные обращения, откровенная грубость лексики и положений, представленных двустишиями, позволяют говорить о «билетцах» как об ироничном продукте куртуазной культуры:
66 Прости, прости мой петушок, Не иметь тебе уж сей кусок. 72 Излечить меня не могут, Ипократы, Эскулапы С тех пор, как попался я в твои драгия лапы.
79 Возможноль, чтоб любила я тебя, Тебе в картах краля миляе меня!
На какую именно публику были рассчитаны «билетцы» с кралями и петушками, эскулапами и драгими лапами, сказать сложно. И все же стихотворные «би-летцы» представляют любопытное явление светской культуры второй половины
2 Булич 1854, 124.
3 Известно, что в «казарменных» тетрадях юного Г. Р. Державина есть целый ряд, подобных сумароковским двустишиям, билетов, «литературной приправы к конфетам», например: «Одна рука в меду, а в патоке другая. / Счастлива будет жизнь в весь век тебе такая» (Грот 1997, 178).
4 Сумароков 1787/1Х, 180-199.
5 Сумароков 1787/ IX, 180-199.
6 Сумароков 1787/ IX, 180-199.
XVIII века, тем более что словесно-игровой эксперимент Сумарокова имел продолжение.
В 1774 году вышла в свет «Любовная гадательная книжка» Сумарокова. Брошюра в двадцать четыре страницы была напечатана «на кошт Кабинета Ея Императорскаго Величества» Екатерины II в типографии Академии Наук Санкт-Петербурга обычным для того времени тиражом 1200 экземпляров. Это количество явно не удовлетворило читательский спрос, и на свет явились переиздания сумароковской книги.
В «Известии» к книге Сумароков разъяснял ее назначение, устройство и способ использования: «Из шести моих трагедий: из хорева, из синава и трувора, из семиры, из ярополка и димизы, из вышеслава и из димитрия самозванца выбраны некоторыя любовныя стихи, для загадывания в любви ко препровождению времени, и разделены главами. А употребление онаго загадывания учреждено так: одну костку надобно бросить; так она покажет одну из шести глав: по том бросить обе костки: и что ляжет, против того числа, заглавное число стихи те укажет, которыя загадыванию отвечают. На пример: когда покажет брошенная костка число 6. так приищи шестую главу: а когда обе костки 5 и 6 покажут; так число из главных чисел покажет те стихи, которыя отвечают: и будет сей ответ: Не вижу при тебе душе малейшей смуты: Тобою полны все и тропки и минуты»7.
Об этой любопытной, явно популярной в свое время «книжке», как и о сума-роковских «билетцах», критики и литературоведы предпочитают либо помянуть словом снисходительным, либо не говорить вовсе8. Приведем мнение С. Н. Глинки, решившего на склоне лет в 1841 году «перечитать прежних наших писателей» и начавшего с А. П. Сумарокова, в сочинения которого не заглядывал около двадцати лет. Глинка обратился к новиковскому «Полному собранию всех сочинений» А. П. Сумарокова, проштудировал его от первого тома до последнего и последовательно изложил свои соображения по поводу сочинений своего старшего современника в книге под названием «Очерки жизни и избранныя сочинения Александра Петровича Сумарокова» (1841). Комментируя состав четвертого тома новиковского издания, Глинка высказал свое возмущение размещением в нем «Любовной гадательной книжки»: «Странное дело! Вслед за «Пустынником», торопливое усердие издателя сочинений Сумарокова в десяти частях, поместило: любовную гадательную книжку (курсив С. Глинки. — Т. А.). Сумароков для разсеяния скуки выписывал из трагедий свои нежныя двустишия, но он и не думал, что эту невинную забаву поместят нераздельно с его драматическими
9
произведениями» .
Строго следуя жанровому принципу при составлении сумароковского собрания сочинений, Н. И. Новиков нашел для «гадательной книжки», произведения необычного жанра и единичного среди сумароковских сочинений, место подходящее. Поскольку материалом книги были цитаты из сумароковских трагедий, то расположение выглядит вполне уместным: после самих трагедий размещены стихи из них. Недоумение же Глинки и его упрек издателю показательны: чувства
7 Сумароков 1774, 3.
8 Хмыров 1905, 31; Лонгинов 1871а,1637-1717; 1871б, 1956-1960; Пыпин 1899/ III, 463.
9 Глинка 1841, ХХХП-ХХХШ.
писателя оскорблены тем, что драматические произведения, принесшие славу Сумарокову и составляющие ценность русской литературы, оказались в одном томе с безделкой, которая и рядом не может находиться с «высокими» трагедиями «северного Расина».
Однако «Любовная гадательная книжка» заслуживает внимания по многим причинам. Обратимся лишь к одной из ее сторон — парадигме любовного чувства, представленной в «книжке». Гадательная книжка — «высокий» вариант любовных билетцев, «высокость» которого во многом обеспечена целомудрием положений и общим для всех предсказаний александрийским стихом сумароковских трагедий (шестистопным ямбом с цезурой после третьей стопы).
Сумароков создает книжку из нюансов любовного переживания, найденных и сформулированных им вариантов и перипетий куртуазных отношений. Он «разбирает» на двустишия тексты своих трагедий и «собирает» новый текст — с иной функцией и с иной структурой. Совершая этот инженерный акт, Сумароков не волнуется о разрушении прежних смыслов, смыслов высокой трагедии: слова и рифмы оказываются строительным материалом многоразового использования, что свидетельствует об особом отношении к слову, о понимании слова как кон-венциального знака.
В новой комбинации сумароковские двустишия образуют «грамматику любви», в которой представлены разнообразные версии любовного чувства, подчиняющиеся особой логике чувства и правилам куртуазных отношений. Варианты любовного чувства отдаются в распоряжение случая, то есть брошенных на удачу «косток». И по замыслу автора предполагалось, что игральные «костки» бросают не единожды. Получается, что ответ на вопрос гадающего о любви — всего лишь один вариант из потенциального множества. Галантная игра в любовь включает 126-ть возможных предсказаний, однако многообразие подчиняется закономерностям любви, знатоком которых мыслил себя Сумароков. Начнем с главного.
Основной вопрос гадания «любит или не любит» чаще всего решается в пользу «любит» (любовь взаимная vs любовь безответная). Двустиший о безответной любви, повергающей героя в невероятные мучения, немного: «Несносно, коль любить; и ах! не быть любиму» (II, 5)10. Большая часть предсказаний описывают чувства взаимные, однако сулящие отнюдь не меньше терзаний, чем любовь безответная:
Равно несносное страдание терплю: Я мил тебе; но ах! не менше я люблю (III, 19).
Любовный жар приносит любовникам11 скорбь и мучение (III, 11; III, 12; V, 7), плачь и тоску (III, 14; IV, 10), «я» и «ты» пребывают в бедствиях и напастях (III, 15; III, 16), в стенанье и грусти (IV, 5; IV, 6; V, 1). Наихудшее любовное положение, выделяющееся среди описаний сердечных мук, когда взаимность чувств не имеет возможности воплотиться в сладостях любви:
Стократно зляй всево, в любви взаимной тлеть, И в сладостях ея надежды не иметь (II, 6).
10 Здесь и далее цитаты из «Любовной гадательной книжки» Сумарокова приводятся без указания страниц по след. изд.: (Сумароков 1774). В скобках после стихов римская цифра означает номер главы, арабская — номер двустишия.
11 Здесь и далее слово «любовники» употребляется в значении XVIII века, т.е. «влюбленные».
Любовь счастливая, взаимная (III, 17; IV, 12), с радостями встреч также присутствует в парадигме чувств, однако таких двустиший на порядок меньше (V, 15; V, 16). Сумароков отдает явное предпочтение сердечным горестям, нежели любовным радостям и утехам (любовь-мучение vs любовь-веселие).
Любовная страсть предстает стихийной силой, с которой герои борются (преодоление любви и подчинение судьбе vs преодоление судьбы и подчинение любви) . Причины этой борьбы остаются за пределами внимания автора, в кадре двух стихов — желание «я» справиться с чувством. Однако, как бы герой ни «вооружался», любовь побеждает (I, 3): «И, истребляя страсть, я страсть мою питаю» (II, 9); «Но силы нет сея преодолети страсти» (V, 12). Противоборство чувства и разума подчинено особой любовной логике: чем упорнее сопротивляюсь чувству, тем сильнее люблю. По большей части борьба героя со страстью заканчивается победой чувства (V, 11; V, 19; V, 21). Второй вариант, когда герой «противляется отраве нежных дум» (II, 18), у него хватает сил «противиться любви легко» (II, 20), в количественном отношении уступает первому.
В свою очередь любовь подвластна судьбе, року, поэтому некоторые двустишия велят влюбленным покориться более могущественной силе: если судьба «претит <.. .> любить», то необходимо избавиться от любовных мыслей (I, 5). Рок властвует над чувствами влюбленных, по его воле случается или не случается взаимная любовь (I, 11). Герои упрекают любовь в том, что без согласия с судьбой она «вселилась» в их сердца и стала любовью несчастною (II, 2). Двустишие может предрекать отречение от любви, когда «я» решает покориться «злой части и судьбине» (V, 14), либо схватку с предначертанной участью, когда любовники дерзко заявляют, что ничто и «никакой судьбою» не разлучит их друг с другом и их любовь будет длиться вечно (VI, 11; VI, 16).
Прежде чем перейти к рассмотрению специфики времени «нежных» стихов (любовь «навеки» vs любовь «никогда»), необходимо отметить, что двустишия эти — материал игры, случая. Если говорить о гадательной практике, то время начинается в момент гадания: время гадания, то есть момент непосредственного чтения двустишия, становится точкой отсчета. Это не просто будущее или прошлое героев, это будущее или прошлое гадающего относительно момента гадаВ самих же гадательных двустишиях действует время особое, точнее внев-ременье. В тексте нет каких-либо привязок к определенной исторической эпохе (кроме речевых и стилевых). Любовные перипетии и контроверзы, надежды оправданные и напрасные, муки сладостные и невыносимые происходят во времени условном, выключенном из истории. Здесь свои начала и финалы, точки отсчета и протяженность времени. Это время условное, замкнутое в переживании любви, время на двоих и для двоих.
О событиях в прошлом герои говорят немного: если оно и предстает в стихах, то как свершившийся факт, актуальный для настоящего момента. Если любовь и достоинства возлюбленной «зажгли» всю кровь любовника (I, 1), то прошлое является настоящим, он любит и сейчас. Событие в прошлом проецируется на экран настоящего времени, оно законсервировано, и проекция на момент гадания делает его настоящим. Любовь, которая «вселилась в сердца» (II, 2), там и остается. Чем больше герой «побеждал» страстные мысли, тем больше «возбуждал»
страсть сердца (V, 11), что означает, что любовь длится и по сей день. Или если уж героиня «рожденна» лютой львицею (I, 18), то есть не отвечала на чувства героя, значит, и в данную минуту он не добился взаимности.
Редкость для гадательной книжки, чтобы в двух стихах была рассказана «история любви», что было и что стало, где прошлое и настоящее любовных взаимоотношений не совпадают:
Ты долго был любим, а я была твоею: Теперь уже не то намеренье имею. (IV, 15)
По решению героини взаимная любовь прервана: длившаяся «долго» любовь «теперь» героине не нужна. «Теперь» подчеркивает изменившиеся обстоятельства, сравнивает настоящее с предшествующим моментом и ситуацией: Ты быв любовницей мне стала дикий зверь; Терзай неверная, терзай меня теперь (V, 2). Противен я тебе: любил тебя напрасно: Что я обманут был, теперь то вижу ясно (VI, 5).
Настоящее и будущее — вот что актуально для влюбленных, ориентированных на то, что есть, что будет и чем сердце успокоится, но не на том, что было. Большинство предсказаний говорят о текущем моменте, о чувствах, испытываемых любовниками сейчас: желаю любви и стыжусь ее (I, 13), не плачь и не сетуй на несчастную любовь (I, 17), любови не имею (I, 21), я тебя люблю (II, 3, 11), любовь терзает (III, 2), весь ум наполнен ею (IV, 11), тобой живу, дышу, тобою украшаюсь (VI, 9), тобой блаженствую, тобою утешаюсь (VI, 9). Эти примеры можно умножить, потому что любовная книга настроена на переживание вечного чувства в его сиюминутном трепете.
Для любовного гадания, вообще для любовного континуума, актуальным является и время будущее. Время гадательных двустиший направлено из настоящего в будущее. Один из видов любовной риторики, обещания вечной любви, разнообразно представлены в сумароковской книге. Герои клянутся любить друг друга, помнить, принадлежать друг другу, либо не любить никогда. В этой абсолютной любви полумеры и получувства невозможны, поэтому любовное чувство живет между «всегда» и «никогда»: «всегда» глаза любовницы давали надежду на любовь (I, 2). Если уж рвет герой любовные узы, то «навсегда» (IV, 16). Героиня уверена, что другой возлюбленной, подобной ей, герой «никогда» не сыщет (II, 17). Героиня обещает никогда не забывать возлюбленного — «чтоб я когда забыла» (III, 6). Ничто и «никогда» не сможет заставить героя изменить своим обещаниям (VI, 4). И еще один любопытный пример:
Моя сплетенна часть с твоею навсегда: Не буду без тебя спокоен никогда (II, 15).
Употребленные в одном двустишии да еще и в сильной рифменной позиции утвердительное «навсегда» и отрицательное «никогда» вписывают абсолютную любовь в абсолютное время — время, которое длится вечно, и время, которое не наступит вообще.
Вариантом любовного «всегда» являются «навеки», «вовеки» и «вечно». Судьба разделяет влюбленных «навеки» (I, 7), они не увидят друг друга «во веки» (I, 4), героиня теряет своего возлюбленного «на век» (II, 13), радостная жизнь и покой скрываются «навеки» (III, 18; VI, 3). Однако у любви вечной, в которой влю-
бленные клянутся друг другу, есть вполне земное ограничение — смерть. Смерть часто упоминается в двустишиях, она, как и кровь, входит в любовную парадигму, представленную в книге. Любовь и смерть образуют неразрывное, почти фатальное единство; первое влечет за собой второе (IV, 21): любовь-«напасть» «ко гробу приведет» (III, 16); «заплачь, когда умру, я смерти не боюсь» (V, 4).
Вечность длится до смерти героя, обещающего вплоть до последнего вздоха любить «дражайшую» и помнить ее прелести: <.. .> доколе не увяну,
Тебя, дражайшая, любити не престану (II, 16). Когда безчувствен я и бездыханен буду, Тогда любезнейша, тогда тебя забуду (IV, 1). Доколь я жив, тебя, драгая, не забуду, И вечно вспоминать твои приятства буду (IV, 19).
Обещание любви до смерти — апогей любовного чувства и его выражения, формула любовной риторики. О преодолении любовью земных пределов, границы между жизнью и смертью речь не идет. Любовь небесную, за гранью человеческой жизни откроют (или сотворят) романтики, наполнив «вечно» и «на веки» подлинным значением. Для Сумарокова же, с его рациональным пониманием мира, любовь, если и вырывается из-под власти рассудка, то ее финал подчиняется видимой объективности.
Итак, в «Любовной гадательной книжке» Сумароков не открывает новых любовных положений или нюансов любовного чувства, — все они взяты им из уже напечатанных и поставленных на сцене трагедий. Он не выходит за рамки классицистического представления о любви, порождающей конфликт между страстью и рассудком, — именно об этой борьбе говорят многие двустишия. Автор не предлагает уникальных решений любовного конфликта, оставляя любовникам традиционные варианты: подчиниться страсти или совладать с нею. И все же гадательная книжка Сумарокова — вещь незаурядная. Она являет собой итог развития галантной культуры, квинтэссенцию представления о любви на 1774 год. Освобожденные от трагедийного контекста нюансы любовного переживания сложены пусть пока не в «науку о любви», но в любопытную «грамматику любви», включающую разнообразные способы чувствовать, переживать, страдать, думать о любви. Переход «нежных двустиший» из области литературной, сценической обеспечил им более широкую сферу социокультурного бытования. Автор же добровольно выбрал свою «смерть», отказавшись от права наставлять российских любовников на путь истинный, отдав предсказания на откуп игральным «кост-кам», случаю, диктующему свою волю влюбленным.
ЛИТЕРАТУРА
Булич Н. 1854: Сумароков и современная ему критика. СПб.
Глинка С. Н. 1841: Очерки жизни и избранныя сочинения Александра Петровича Сумарокова. СПб.
Грот Я. К. 1997: Жизнь Державина. М.
Лонгинов М.Н. 1871а: Последние годы жизни А. П. Сумарокова (1766-1777) // Русский архив. 10, 1637-1717.
Лонгинов М.Н. 18716: Последние годы жизни А. П. Сумарокова (1766-1777) // Русский архив. 11, 1956-1960.
Мстиславская Е. П. (сост.) 2002: Библиографический указатель // Александр Петрович Сумароков (1717-1777): Жизнь и творчество. М.
Пыпин А. Н. 1899: История русской литературы: в 4 т. Т. III. СПб.
Сумароков А. П. 1774: Любовная гадательная книжка. СПб.
Сумароков А. П. 1781: Полное собрание всех сочинений: в 10 ч. Ч. 9. СПб.
Хмыров М. Д. 1905: Очерк жизни и литературной деятельности Сумарокова // Александр Петрович Сумароков. Его жизнь и сочинения. Сборник историко-литературных статей. М.
A.P. SUMAROKOV'S 'CARDS' AND FORTUNE-TELLING DISTICH:
PARADIGM OF LOVE
T. Ye. Abramzon
The paper deals with a curious literary and cultural phenomenon, namely, that of A. P. Sumarokov's fortune-telling distich. A book of love couplets that was published for genteel pastime of Catherine I court has a number of peculiarities important for the understanding of the poet's creative work and the culture of the 18th century. Sumarokov, a classic of Russian literature, uses verses from his earlier tragedies for the book, which raises the issue of baroque treatment of word. Sumarokov's "Love Fortune-Telling Book", complying with the requirements of courtly culture, reflects principal nuances of the feeling of love, which is the primary concern of the study.
Key words: Sumarokov, 'cards', "Love Fortune-Telling Book" by Sumarokov, world image, concept of love, poetic formulae
© 2013
Н. А. Тимофеев
ПРОБЛЕМА БЕЗДЕЙСТВИЯ И АКТИВНОСТИ ЧЕЛОВЕКА В ПРОЗЕ А. П. ЧЕХОВА 1886-1887 ГОДОВ
В статье анализируются рассказы А. П. Чехова 1886-1887 гг. с точки зрения проблемы активности и бездействия героев. На примере таких произведений, как «На пути», «Верочка», «Рассказ госпожи МЫ» показано, что на данном этапе творческого пути Чехов не видел в жизни натур с сильным характером, и поэтому он создавал образы безынициативных или метущихся людей, не сумевших добиться счастья. Предметом изображения становились их страдания и запоздалое прозрение. Однако Чехов стремился уже в эти
Тимофеев Никита Анатольевич — аспирант кафедры русской литературы Московского педагогического государственного университета. Е-шаП: ntimof88@mail.ru
