CC BY
0
КОМПАРАТИВИСТИКА
Comparative Studies
DOI 10.54770/20729316-2024-2-308
И.С. Урюпин (Москва)
БЕСТИАРНЫЙ КОД В ЕВАНГЕЛЬСКОМ СЮЖЕТЕ «БЕГСТВА В ЕГИПЕТ» В РУССКОЙ ПОЭЗИИ СЕРЕБРЯНОГО ВЕКА
Аннотация
В статье в широком культурно-философском, религиозно-онтологическом и историко-литературном контекстах исследуется художественная реализация евангельского сюжета «бегства в Египет» в русской поэзии Серебряного века, выявляется ценностно-смысловой потенциал мотив-но-образного комплекса, восходящего к каноническим и апокрифическим версиям новозаветной истории о детстве Христа и о святом семействе в целом, как источника символических аллюзий и реминисценций, оказавшихся чрезвычайно востребованными в отечественной литературе первой трети ХХ в. Конкретно-фактический анализ поэтических текстов И.А. Бунина, В.Ф. Ходасевича, Г.В. Иванова, Н.С. Гумилева, в которых воплощен сюжет «бегства в Египет» в разной степени событийно-предметной детализации, показал наличие важного образного актанта, сопутствующего основным субъектам евангельской истории (Иосифу Обручнику, Богоматери и Богомладенцу) и представленного образами животных (традиционно-домашних и диких; соответствующих библейской фактологии и отступающих от нее). Отсюда цель статьи - изучение анималистической образности, ее идейно-содержательной и функциональной основы, дешифровка бестиарного кода в сюжете «бегства в Египет», художественно трансформированного в русской поэзии Серебряного века. На основе структурно-типологического, историко-генетического и системного методов исследования литературного произведения удалось раскрыть мифо-поэтический подтекст стихотворений, в которых образы животных, сопутствующие событийной канве новозаветной истории, актуализируют идею природно-человеческого единства в миропознании и жизнеотношении.
Ключевые слова
Бегство в Египет; бестиарный код; анималистическая образность; библейский текст в русской литературе; И.А. Бунин, В.Ф. Ходасевич, Г.В. Иванов; Н.С. Гумилев; поэзия Серебряного века; мифопоэтика.
I.S. Uryupin (Moscow)
BESTIARY CODE IN THE GOSPEL PLOT "ESCAPES TO EGYPT" IN RUSSIAN POETRY OF THE SILVER AGE
The article in a wide cultural, philosophical, religious, ontological, historical and literary context explores the artistic realization of the gospel plot of "flight to Egypt" in Russian poetry of the Silver Age, the value-semantic potential of the motif-shaped complex is revealed, dating back to the canonical and apocryphal versions of the New Testament story about the childhood of Christ and the holy family as a whole, as a source of symbolic allusions and reminiscences, which turned out to be extremely in demand in Russian literature of the first third of the twentieth century. A concrete and factual analysis of poetic texts by I.A. Bunin, V.F. Khodasevich, G.V. Ivanov, N.S. Gumilyov, which embody the plot of "flight to Egypt" in varying degrees of event-subject detail, showed the presence of an important figurative actant accompanying the main subjects of gospel history (Joseph the Betrothed, Our Lady and Bogomlade-nets) and represented by images of animals (traditionally domestic and wild; corresponding to and departing from biblical factology). Hence the purpose of the article is to study animalistic imagery, its ideological, content and functional basis, to decipher the bestial code in the plot of "flight to Egypt", artistically transformed in Russian poetry of the Silver Age. On the basis of structural-typological, historical-genetic and system methods of studying a literary work, it was possible to reveal the mythopoetic subtext of poems in which the images of animals accompanying the event outline of New Testament history actualize the idea of natural and human unity in world knowledge and life attitude.
Key words
Flight to Egypt; bestial code; animalistic imagery; biblical text in Russian literature; I.A. Bunin; V.F. Khodasevich; G.V. Ivanov; N.S. Gumilyov; poetry of the Silver Age; mythopoetics.
Евангельская история о Рождестве Христовом, поведанная апостолом Матфеем, называет причину, по которой святое семейство было вынуждено покинуть Вифлеем почти сразу же после явления в мир Сына Человеческого. Ангел Господень явился во сне Иосифу Обручнику и сообщил ему, что Ирод, узнавший от волхвов о «родившемся Царе Иудейском», «хочет искать Младенца, чтобы погубить Его»: «Он встал, взял Младенца и Матерь Его ночью и пошел в Египет, и там был до смерти Ирода» (Мф. 2: 1315). В апокрифической «Книге о рождении Благодатной Марии и детстве Спасителя», приписываемой Псевдо-Матфею и датируемой концом VI -серединой VII в., раскрываются отсутствующие в канонических Евангелиях подробности путешествия в Египет Богомладенца Иисуса и Его земных спутников, в числе которых, помимо Иосифа и Марии, были трое отроков и молодая девушка. Все они подверглись нападению «великого множества
драконов», которых усмирил Христос, сошедший «с рук Матери Своей»: «И сказал им Иисус: "Не смотрите на меня только как на младенца. Я совершенный муж, и надлежит всем диким зверям сделаться ручными передо мной"» [Апокрифические сказания 1999, 26]. Воле Господа покорились все твари земные: «львы и леопарды» «поклонились Ему и сопровождали Его в пустыне», «вместе с быками, ослами и вьючными животными» они «не причиняли никакого зла, оставаясь кроткими среди овец и баранов, которых Иосиф и Мария взяли с собой из Иудеи» [Апокрифические сказания 1999, 27]. Так исполнилось пророчество Исайи: «Волк и ягненок будут пастись вместе, и лев, как вол, будет есть солому, а для змея прах будет пищею: они не будут причинять зла и вреда на всей святой горе Моей» (Ис. 65: 25). Мир и благоволение, о которых в Евангелии от Луки возвестило «многочисленное воинство небесное», возрадовавшееся пришествию Спасителя, распространилось не только на «человеков», но и на всех «тварей» земных, едиными устами славящих Бога «в вышних» (Лк. 2: 13-14).
В иконографии Рождества Христова и событий, последовавших за Рождеством, к Х-Х1 вв. сложился канон, в соответствии с которым образ Богомладенца изображался в окружении животных - «вола и осла (реже коня и коровы)», которые «символизировали два народа - израильский и языческий, для спасения которых и явился Христос» [Шаматова 2016, 316]. В «художественном бестиарии», который составляют образы животных (само латинское слово «bestia» означает «зверь» [Муссел1усъ 1891, 121]), по замечанию Р.М. Акимжановой, всегда «над базовым, анималистическим уровнем» «надстраиваются иносказательные смыслы» [Аким-жанова 2012, 14]. На этот семиотический феномен, известный со времен Средневековья, обратил внимание А.Е. Махов: «Странна для нас в первую очередь сама идея, что зверь существует в мире не только как живой организм, но и как знак; что он не только передвигается, питается, охотится и т.п., но еще и "означает"» [Махов 2017, 20]. А потому, помимо буквального, объектно-физического изображения животных, в Священном Писании актуализируется субъектно-метафизический уровень восприятия и постижения природных реалий, преодолевающих свое естественно-временное бытие и обретающих ореол вечности. Таковы тетраморфные символы евангелистов и их «бестиарные» проекции: апостола Марка - на льва, апостола Луки - на тельца, апостола Иоанна - на орла. Кажущееся единственным исключение - соотнесение апостола Матфея с ангелом - на самом деле имеет ту же «анималистическую» природу (от латинского anima, animus - душа, дух: «ангелъ» - anima [Мусселиус 1891, 121]).
В сюжете бегства в Египет, как, впрочем, и в самой истории детства Иисуса Назарянина, воссоздававшейся в подробностях в «отреченных» книгах, известных на Руси с древнейших времен и оказавшихся чрезвычайно востребованными в искусстве Серебряного века с его устремленностью за горизонты догм и канонов к духовному Абсолюту, Богомладенца Христа сопровождают «меньшие братья», как, переосмыслив евангельское выражение (Мф. 25: 40), назвал С.А. Есенин животных. Кстати говоря, в стихотворении самого поэта «Исус Младенец» (1916) Пречистая Дева
представлена в окружении «журавлей с синицами», которые пестуют «маленького Боженьку» [Есенин 2004, 140], воплотившегося в земном образе, в природном естестве, преображенном божественной благодатью. Органичная (и даже более того - органическая!) связь Бога и мира в стихотворении С.А. Есенина приобретает символико-аллегорический смысл: за то, что «Господь на елочке, / В аистовом гнездышке / Качался» [Есенин 2004, 143], Божья Мати благословляет Белого аиста «носить на завалинки / Синеглазых маленьких / Деток» [Есенин 2004, 144]. В религиозном сознании русского народа, переплавившем язычество и христианство в особую синкретическую веру, художественно претворившуюся в ранней лирике С.А. Есенина, неразрывно соединялось человеческое и животное бытие, в равной мере устремленное к Богу. Это очень точно выразил поэт в своих знаменитых «Каликах» (1910), в которых духовный «стих о сладчайшем Исусе» подпевают «горластые гуси», подтверждая идею нерасторжимой связи всего сущего, всей твари с Творцом: «Все единому служим мы Господу» [Есенин 1995, 37].
Потому неудивительно, что в новозаветной истории Христос, «живой Бог», освящает собой все живое - человеческий и животный мир. Он сам сказал о себе в Евангелии от Иоанна: «Я есмь пастырь добрый: пастырь добрый полагает жизнь свою за овец» (Ин. 10: 11). Отнюдь не только метафорический / метафизический смысл имеют в Священном Писании образы животных, особенно домашних животных (овец, телиц, ослиц), которые составляли «предмет значительного богатства у евреев в древние времена» [Библейская энциклопедия 1991, 536]. В Библии, как в «энциклопедии» бытия, содержатся сведения о самых разных животных, которые «находятся под охраной небесного Отца; они, равно как и люди, подвержены суете и с надеждой ожидают откровения сынов Божиих» [Библейский словарь 2001, 142]. Мир человеческий и мир животный в Евангелиях не противопоставлены друг другу, а неразрывно связаны между собой, даже сам Христос представляется агнцем, «ведомым на заклание и безгласным пред стригущим Его», ведь «еврейским законом точно предписано, чтобы пасхальною жертвою непременно был агнец от овец или коз» [Библейская энциклопедия 1991, 22].
В духовных стихах, бытовавших в русском фольклоре, по замечанию Г.П. Федотова, «постоянно фигурирует» осел: «Нам думается, что выбор осла подсказан соображениями особого религиозного такта. Здесь художественный инстинкт певца встречается с традицией Библии, отдающей гордых коней противникам Мессии и народа Божия» [Федотов 1991, 100]. Осел же от Рождества до Входа Господня в Иерусалим сопровождает Спасителя. Православная обрядность, «оцерковившая евангельское животное» [Федотов 1991, 100], породила в народной культуре «природно-че-ловеческий параллелизм»: едва ли не во всех важнейших эпизодах Евангелий содержится не только животная, но и растительная образность. По наблюдению Т.А. Агапкиной, сюжет бегства святого семейства в Египет оказывается одним из самых суггестивных: «В славянском фольклорном "дендрарии" почти половина деревьев принимает участие в этом событии,
вне зависимости от того, как в этом контексте оцениваются их "поступки"» [Агапкина 2018, 304].
То же самое можно сказать об образах животных, которые в стихотворениях поэтов Серебряного века оказываются непосредственными актантами в художественной реализации евангельского мотива бегства в Египет. Однако само обращение к бестиарной образности в библейском сюжете о бегстве святого семейства от козней царя Ирода в неподвластную ему землю у русских поэтов начала ХХ в. было обусловлено самыми разными обстоятельствами и мировоззренческими установками, в том числе проекциями на собственную судьбу изгнанников и беженцев, особенно в период эмиграции, воспринимавшейся как спасение от Иродовой большевистской власти. Отсюда сугубо личностная, субъективная оценка как самого евангельского эпизода о пришествии в мир Христа - «нового Адама», так и сопровождающих Его пришествие тварей, изгнанных, подобно первому человеку, из рая и «озверевших» / «одичавших» в своем послерайском бытии. Помимо традиционной анималистики, в полной мере согласующейся с определенными культурно-историческими, библейско-археологиче-скими, геотопографическими реалиями в репрезентации новозаветного эпизода из детства Христа, в творческом сознании русских поэтов рубежа Х1Х-ХХ вв. возникают порой самые неожиданные образы животных, не соответствующие фактологии евангельских событий.
Так, в стихотворении И.А. Бунина «Бегство в Египет» (1915) Божья мать, запахнув «куньей шубкой» младенца, пробирается в холодную, морозную ночь сквозь «дремучие заросли» непроходимого леса, в котором творились «дива дивьи»: «Волчьи очи зеленью дымились, / По кустам сверкали без числа. // Две седых медведицы в лугу / На дыбах боролись в ярой злобе, / Грызлись, бились и мотались обе, / Тяжело топтались на снегу» [Бунин 2006, 45]. Нарушение «исторической достоверности» в изображении евангельских событий исследователи объясняют стремлением художника осмыслить религиозно-прецедентный сюжет в контексте народного христианства, сквозь призму «русской фольклорной традиции» [Колосова 2022, 27], в соответствии с которой бегство святого семейства в Египет оказывается символическим испытанием. Богомладенец Христос, которого Иосиф и Мария уносят подальше от «Иродова трона», преодолевает грань «между "этим" и "тем" миром, между людьми и нечистой силой» [Дербенева 2016, 50], персонифицированной в образах волка и медведя. Совершенно очевидно, что «волку присуща хтоническая символика» [Гура 1997, 123], но, как утверждает А.В. Гура, «у медведя имеется много общего с волком», «их объединяют схожие демонологические представления» [Гура 1997, 175]. Хищные животные, будучи «чужими» для человека, в архетипическом мировосприятии древних народов ассоциировались со злом, в то время как домашние животные, признаваясь «своими», выступали воплощением добра. Инфернальный колорит в бунинском стихотворении предреволюционной эпохи, дышащей «ярой злобой», оказался присущ не только волкам и медведям - диким зверям, но и домашним животным, которых поэт метонимически именует «зверями с бородами
и в рогах», они беспомощно «жались, табунились и дрожали, белым паром из ветвей дышали» [Бунин 2006, 45]. Именно эти «мирные», «дрожащие» животные, совсем не кроткие агнцы, являются свидетелями пришествия в мир Спасителя, Его спутниками на крестном пути.
В стихотворении И.А. Бунина «На пути из Назарета» (1912) представлена иная по сравнению с «Бегством в Египет» сакрально-образная трактовка евангельского сюжета о скитании святого семейства по «каменистой долине» Самарии как прообразе поиска человеком и человечеством духовного убежища в океане мирской суеты. Не случайно лирический герой, поклоняющийся небесной красоте Святой Девы, именует ее «Звездой морей», путеводительницей, что хранит «корабли во мраке, в бурях» [Бунин 2006, 11]. Сама Мария «с ребенком на руках» восседает на «сером ослике»: «Как спокойно поднялися / Аравийские ресницы / Над глубоким теплым мраком, / Что сиял в ее очах!» [Бунин 2006, 11]. Ушастого ослика подгонял «в пыльном и заплатанном кунбазе» старик «с блестящими глазами, сизо-черен и курчав» [Бунин 2006, 10]. Поэт не называет Иосифа по имени, но детально вырисовывает его образ: «Он, босой и легконогий, / За хвостом его поджатым / Гнался с палкою, виляя / От колючек сорных трав» [Бунин 2006, 10].
В Священном Предании из века в век передаются детали бегства Иосифа, Марии и младенца Иисуса в Египет. Едва ли не во всех эпизодах этой истории возникают образы животных - как эпизодически-фоновые, так и непосредственно связанные с развитием сюжета. Так, например, «войдя в пределы Египта», замечает М.О. Крюков, святое семейство «посетило город богини-кошки Бастет, расположенный возле современного селения Загазиг», где «произошло крушение идолов» [Крюков 2018, 93], о котором сообщают апокрифы: языческая богиня-кошка оказалась повержена новозаветным Богом. И хотя в библейском тексте рассказ о бегстве в Египет практически лишен каких-либо подробностей, в христианской традиции сложился определенный визуальный канон в репрезентации этого эпизода евангельской истории. В соответствии с ним Богородица вместе с Бо-гомладенцем восседают на осле, которым управляет Иосиф Обручник.
Не случайно в стихотворении В.Ф. Ходасевича «Вечер» (1913) возникает образ «запоздалого ослика на дороге», торопливо плещущего бубенцом, который у лирического героя вызывает евангельскую ассоциацию: «На таком же ослике Мария / Покидала тесный Вифлеем» [Ходасевич 1996, 132]. В художественном сознании поэта ослик - не просто вьючное животное. Для Божиего Сына и Его Матери он - живая опора в земном странствии, часть родного стада, пастырем которого явился в мир Христос. А потому лирический герой стихотворения с недоумением вопрошает: «Что еврейке бедной до Египта, / До чужих овец, чужой земли?» [Ходасевич 1996, 132]. Бегство в Египет, в «чужую землю», - это путь в «чужое стадо», которое, между тем, не является чужим для Бога, наполняющего своим светом всю вселенную, весь мир - животный и человеческий. Отсюда образ звезды, что вдали над пальмой «указывает путь» беглецам, устремленным к «новой земле»: «Топотали частые копыта, / Отставал
Иосиф, весь в пыли», «Плачет мать. Дитя под черной тальмой / Сонными губами ищет грудь» [Ходасевич 1996, 132]. Иосиф и Мария в стихотворении В.Ф. Ходасевича - всего лишь спутники младенца Иисуса, пришедшего в мир, чтобы наполнить его божественным светом, чтобы преобразить само человечество.
Испытания, которые Господь послал своему семейству, - это прообраз скорбного и вместе с тем радостного пути возвращения всех людей в потерянный рай. К такому пониманию глубинного, нравственно-философского смысла библейской истории пришел Г.В. Иванов, который, по утверждению О. Сурат, «буквально шел по стопам Ходасевича», повторял «его ходы, сходством лирического сюжета оттеняя различия» [Сурат]. Его стихотворение «Наконец-то повеяла мне золотая свобода...» (1920), представляющее собой евангельский эпизод, когда «пробиралась с младенцем в Египет Мария», рисует «пустынный сад», напоенный «воздухом, полным осеннего солнца, и ветра, и меда» [Иванов 1993, 221]. В сознании лирического героя символами этого поистине райского сада, оживленного звуками «колокольчиков мимо идущего стада», навсегда останутся «смуглый детский румянец, и ослик, и кисть винограда» [Иванов 1993, 221]. В романтической картине, созданной художником, нет места нарочитому официозу, а есть подлинная евангельская простота, выражающаяся через образы сельской идиллии, которую невозможно представить без домашних животных. А потому, отбросив «павлиньи уборы» [Иванов 1993, 221], всю внешнюю красоту видимого мира, «глаза прикрывая ладонью», любовался Иосиф на Матерь с Младенцем, от которых исходил свет, оживотворявший собой души всех сущих на земле живых существ - людей и зверей.
Отсутствие «четкой грани между животными и человеком» [Шаря-фетдинов 2021, 56], характерное для анимистических культур всего ази-атско-африканского ареала, на котором сформировались едва ли не все древнейшие цивилизации, актуализировал Н.С. Гумилев в поэтической книге «Шатер» (1921). Во «Вступлении» (1918) к ней лирический герой, «открывая Евангелье, повесть жизни ужасной и чудной», обращается к «оглушенной ревом и топотом, облеченной в пламень и дымы» Африке как колыбели человечества, вспоминает «древо древней Евразии», хранящей «деянья свои и фантазии», проникает в самую глубину архаического сознания, обращаясь к читателю-собеседнику со словами откровения: «Про звериную душу послушай» [Гумилев 1999, 353]. «Звериная душа» в стихотворении Н.С. Гумилева - это первобытный исток, ментально-психологическая прародина человечества, вышедшего из состояния дикости и еще не утратившего остроту восприятия природно-оргиастической стихии жизни, которой бросают вызов «вожди в леопардовых шкурах», что «водят полчища воинов хмурых» [Гумилев 1999, 353]. «Торная» дорога цивилизации в понимании художника - это символический путь «в Египет», в обетованные «селенья святые», в которых под сикоморою «с Христом отдыхала Мария» [Гумилев 1999, 354]. В гумилевском «Вступлении» как увертюре к «африканским странствиям» поэта образ святого семейства дается на причудливом бестиарном фоне: среди «кумиров древних» изображаются
«львы, что стоят над деревнями и хвостом ударяют о ребра» [Гумилев 1999, 354]. «Там, где нету пути человеку» [Гумилев 1999, 354], есть звериные тропы, по которым животные в актуализированном поэтами Серебряного века апокрифическом мифе о детстве Христа избавляют от опасностей пришедшего в мир Богомладенца и Его Пречистую Матерь, чтобы исполнилось предустановленное свыше явление божественной Истины.
Так, сюжет бегства в Египет в русской поэзии первой трети ХХ в. становится метасюжетом духовного скитания-испытания, которое посылается человеку для его спасения. Но человек не одинок в этом мире, в помощь ему сотворены и другие живые существа: Бог даровал «душу живую» «всем зверям земным, и всем птицам небесным, и всякому [гаду], пресмыкающемуся по земле» (Быт. 1: 30). А потому не случайно животные оказываются вечными спутниками человека, как спутниками Христа, «доброго пастыря», на Его крестном пути, согласно Евангелиям, были «живые души» «словесного» и «бессловесного» стада. В художественной интерпретации Священного Писания русскими поэтами Серебряного века животное и человеческое начала в мироздании, нераздельные и нес-лиянные друг с другом, образуют единое таинство Жизни как величайшей ценности и Божиего дара.
ЛИТЕРАТУРА
1. Агапкина Т.А. Бегство святого семейства в Египет в славянских этиологических легендах о деревьях // БШ^а Циегагаш. 2018. Т. 3. № 1. С. 302-317.
2. Акимжанова Р.М. «Художественный бестиарий» в системе феноменологического подхода к изучению художественного мира литературных произведений // Литературный текст ХХ века: проблемы поэтики: материалы V Международной научно-практической конференции. Челябинск: Цицеро, 2012. С. 12-15.
3. Апокрифические сказания об Иисусе, святом семействе и свидетелях Христовых. М.: Когелет, 1999. 176 с.
4. Библейская энциклопедия / репринтное издание. Труд архимандрита Ни-кифора. М.: ТЕРРА, 1991. 903 с.
5. Библейский словарь / сост. Э. Нюстрем. СПб.: Библия для всех, 2001. 522 с.
6. Бунин И.А. Полное собрание сочинений: в 13 т. Т. 2. Стихотворения (19121952); Повести, рассказы (1902-1910). М.: Воскресенье, 2006. 592 с.
7. Гумилев Н.С. Лирика. Минск: Харвест, 1999. 480 с.
8. Гура А.В. Символика животных в славянской народной традиции. М.: Ин-дрик, 1997. 912 с.
9. Дербенева Л.В. Волк в бестиарном культурном коде: спаситель, погубитель и культурный герой // Восточнославянская филология: сборник научных трудов. Вып. 3 (27). Литературоведение. Горловка: Изд-во ОО ВПО «ГИИЯ», 2016. С. 48-57.
10. Есенин С.А. Полное собрание сочинений: в 7 т. Т. 1. Стихотворения. М.: Наука - Голос, 1995. 672 с.
11. Есенин С.А. Полное собрание сочинений: в 7 т. Т. 4. Стихотворения, не вошедшие в «Собрание стихотворений». М.: ИМЛИ РАН, 2004. 544 с.
12. Иванов Г.В. Собрание сочинений: в 3 т. Т. 1. Стихотворения. М.: Согласие, 1993. 656 с.
13. Колосова С.Н. Библейские и фольклорные мотивы в творчестве И.А. Бунина (на примере стихотворения «Бегство в Египет») // Бунинские чтения: материалы Международной научной конференции 20-21 октября 2022 г. Елец: ЕГУ им. И.А. Бунина, 2022. С. 26-31.
14. Крюков М.О. Бегство святого семейства в Египет: церковная традиция и историческая основа // Христианство на Ближнем Востоке. 2018. № 2. С. 90-101.
15. Махов А.Е. Бестиарий как подсистема средневековой семиотики // Вестник РГГУ. Серия: Литературоведение. Языкознание. Культурология. 2017. № 9 (30). С. 20-36.
16. Мусселиус В. Русско-латинский словарь. СПб.: Издаше К.Л. Риккера, 1891. 443 с.
17. Сурат О. Бегство в Египет. Отрывок из проекта «Три века русской поэзии» // Россия и христианский Восток. История - наука - культура. URL: https:// ros-vos.net/christian-culture/lit_prav/bibl/1/ (дата обращения: 14.04.2024).
18. Федотов Г.П. Стихи духовные (Русская народная вера по духовным стихам). М.: Прогресс; Гнозис, 1991. 192 с.
19. Ходасевич В.Ф. Собрание сочинений: в 4 т. Т. 1. Стихотворения. Литературная критика 1906-1922. М.: Согласие, 1996. 592 с.
20. Шаматова Ю.Ю. Иконография Рождества Христова: эволюция композиции // Карповские чтения: сборник статей. Вып. 6. Арзамас: Арзамасский филиал ННГУ, 2016. С. 315-319.
21. Шаряфетдинов Р.Х. Мифопоэтика татарской литературы: монография. М.; Берлин: Директ-Медиа, 2021. 168 с.
REFERENCES (Articles from Scientific Journals)
1. Agapkina T.A. Begstvo svyatogo semeystva v Egipet v slavyanskikh etiologich-eskikh legendakh o derev'yah [Flight of the Holy Family to Egypt in Slavic Etiological Legends about Trees]. Studia Litterarum, 2018, vol. 3, no. 1, pp. 302-317. (In Russian).
2. Kryukov M.O. Begstvo svyatogo semeystva v Egipet: tserkovnaya traditsiya i istoricheskaya osnova [Flight of the Holy Family to Egypt: Church Tradition and Historical Basis]. Khristianstvo na Blizhnem Vostoke, 2018, no. 2, pp. 90-101. (In Russian).
3. Makhov A.E. Bestiariy kak podsistema srednevekovoy semiotiki [Bestiary as a Subsystem of Medieval Semiotics]. Vestnik RGGU. Seriya: Literaturovedeniye. Yazyko-znaniye. Kul'turologiya, 2017, no. 9 (30), pp. 20-36. (In Russian).
(Articles from Proceedings and Collections of Research Papers)
4. Akimzhanova R.M. "Khudozhestvennyy bestiariy" v sisteme fenomenologich-eskogo podkhoda k izucheniyu khudozhestvennogo mira literaturnykh proizvedeniy ["Artistic Bestiary" in the System of Phenomenological Approach to the Study of the
Artistic World of Literary Works], Literaturnyy tekst XX veka:problemy poetiki: mate-rialy V Mezhdunarodnoy nauchno-prakticheskoy konferentsii [Literary Text of the 20th Century: Problems of Poetics: Materials of the V International Scientific and Practical Conference], Chelyabinsk, Tsitsero Publ., 2012, pp, 12-15, (In Russian),
5, Derbeneva L,V, Volk v bestiarnom kul'turnom kode: spasitel', pogubitel' i kul'turnyy geroy [Wolf in a Bestial Cultural Code: Savior, Destroyer and Cultural Hero], Vostochnoslavyanskaya filologiya: sbornik nauchnykh trudov. Vyp. 3 (27). Liter-aturove-deniye [East Slavic Philology: a Collection of Scientific Works, Issue 3 (27), Literary Studies]. Gorlovka, Gorlovka Institute of Foreign Languages Publ,, 2016, pp, 48-57, (In Russian),
6, Kolosova S,N, Bibleyskiye i fol'klornyye motivy v tvorchestve I,A, Bunina (na pri-mere stikhotvoreniya "Begstvo v Egipet") [Biblical and Folklore Motifs in the Works of I,A, Bunin (Using the Example of the Poem "Flight to Egypt")], Buninskiye chteni-ya: materialy Mezhdunarodnoy nauchnoy konferentsii 20-21 oktyabrya 2022 g. [Bunin Readings: Materials of the International Scientific Conference on October 20-21, 2022]. Yelets, I,A, Bunin Yelets State University Publ,, 2022, pp, 26-31, (In Russian),
7, Shamatova Yu,Yu, Ikonografiya Rozhdestva Khristova: evolyutsiya kompozitsii [Iconography of the Nativity of Christ: the Evolution of Composition], Karpovskiye cht-eniya:sbornikstatey. Vyp. 6 [Karpov Readings: a Collection of Articles, Issue 6] Arzamas, Arzamas branch of Nizhny Novgorod State University named after N,I, Lobachevsky Publ,, 2016, pp, 315-319, (In Russian),
(Monographs)
8, Gura A,V, Simvolika zhivotnykh v slavyanskoy narodnoy traditsii [Symbolism of Animals in the Slavic Folk Tradition]. Moscow, Indrik Publ,, 1997, 912 p, (In Russian),
9, Fedotov G,P. Stikhi dukhovnye (Russkaya narodnaya verapo dukhovnym stikham) [Spiritual Poems (Russian Folk Faith in Spiritual Poems)], Moscow, Progress Publ,, Gnosis Publ,, 1991, 192 p, (In Russian),
10, Sharyafetdinov R,Kh, Mifopoetika tatarskoy literatury [Mythopoetics of Tatar Literature], Moscow; Berlin, Direct Media Publ,, 2021, 168 p, (In Russian),
(Electronic Resources)
11, Surat O, Begstvo v Egipet, Otryvok iz proekta "Tri veka russkoy poezii" [Flight to Egypt, Excerpt from the Project "Three Centuries of Russian Poetry"], Rossiya i khristianskiy Vostok. Istoriya - nauka - kul'tura [Russia and the Christian East, History - Science - Culture], Available at: https://ros-vos,net/christian-culture/lit_prav/ bibl/1/ (accessed 14,04,2024), (In Russian),
Урюпин Игорь Сергеевич,
Московский педагогический государственный университет. Доктор филологических наук, доцент, профессор кафедры русской литературы XX-XXI вв. Института филологии МПГУ. Научные интересы: русская литература в историко-культурном и философском контекстах, философия литературы, мифообразы в русской литературе и культуре, библейский текст в русской литературе. Е-mail: isuryupin78@mail.ru; is.uryupin@mpgu.su ORCID ID: 0000-0001-9080-9505
Igor S. Uryupin,
Moscow State Pedagogical University.
Doctor of Philology, Associate Professor, Professor of the Department of Russian Literature of the 20th-21st Centuries at the Institute of Philology, Moscow State Pedagogical University. Research interests: Russian literature in historical, cultural and philosophical contexts, philosophy of literature, mythologies in Russian literature and culture, biblical text in Russian literature. Е-mail: isuryupin78@mail.ru; is.uryupin@mpgu.su ORCID ID: 0000-0001-9080-9505
