CC BY
72
10. Mert A. Erythema nodosum: an evaluation of 100 cases. Clin Exp Rheumatol 2007;25(4):563—70.
11. Simila S., Pietilla J. The changing etiology of erythema nodosum in children. Acta Tuberc Scand 1965;46:159—68.
12. Nekhlyudov L., Gradzka M., Conti-Kelly A.M., Greco T.P. Erythema nodosum associated with antiphospholipid antibodies: a report of three cases. Lupus 2000;9:641—5.
13. Garcia-Porrua C., Gonzalez-Gay M.A., Vazquez-Caruncho M. et al. Erythema nodosum: etiologic and predictive factors in defined population. Arthr Rheum 2000;43:584—92.
14. Ревматология: клинические рекомендации. Под ред. Е.Л. Насонова. М.: ГЭОТАР-Медиа, 2010;752 с.
15. Ajubi N., Nossent J.C. Panniculitis as the first manifestation of systemic lupus erythematosus: description of two cases. Neth J Med 1993;42(1—2):25—9.
16. Yamamoto T., Yokoyama A., Yamamoto Y., Mamada A. Erythema nodosum associated with Sjogren's syndrome. Br J Rheumatol 1997;36(6):707—8.
17. Remondino G.I., Mysler E., Pissano M.N. et al. A reversible bilateral renal artery stenosis in association with antiphospholipid syndrome. Lupus 2000;9(1):65—7.
18. Alpsoy E., Zouboulis C.C., Ehrlich G.E. Mucocutaneous lesions of Behcet's disease. Yonsei Med J 2007;48(4):573—85.
19. Van Trimpont P., Dubois J.L., Dequeker J. Acute polyarthritis in Yersinia enterocoliti-ca infection. 4 cases in Belgium. Rev Rhеum Mal Osteoartic 1976;43(2):117—21.
20. Раденска-Лоповок С.Г., Решетняк Т.М., Забек Я., Войцеховска Б. Морфологические особенности сосудов при антифосфолипидном синдроме. 2006. www.rheumatolog.ru
21. Алекберова З.С., Голоева Р.Г., Елона-ков А.В. Болезнь Бехчета у детей. Рус мед журн 2006;14(25):1783—5.
22. Picco P., Gattorno M., Vignola S. et al. Clinical and biological characteristics of immunopathological disease-related erythema nodosum in children. Scand J
Rheumatol 1999;28(1):27—32.
23. Stiefelhagen P. Even in fever, joint pain and erythema: Borrelia antibodies do not prove Lyme disease. MMW Fortschr Med 2006;148(11):14.
24. Ананьева Л.П., Скрипникова И.А. Болезнь Лайма — системная инфекция с кожными проявлениями. Вестн дерматол 1995;1:32—6.
25. Вермель А.Е. Узловатая эритема в клинике внутренних болезней. Клин мед 2004;4:4—9.
26. Heindl E. Erythema nodosum staphylo-genes in lymphogranulomatosis. Hautarzt 1965;16(10):453—5.
27. Lo fgren S. Primary pulmonary sarcoidosis. Acta Med Scand 1953;145:424—31.
28. Marie I., Lecomte F., Levesque H. et al. Lofgren's syndrome as the first manifestation of acute infection due to Chlamydia pneumoniae: a prospective study. Clin Infect Dis 1999;28:691—2.
29. Sams W.M., Winkelmann R.K. The association of erythema nodosum with ulcerative colitis. South Med J 1968;61:676—9.
30. Mc Callum D.I., Kinmont P.D. Dermatological manifestations of Crohn's disease. Br J Dermatol 1968;80:1—8.
31. Ginarte M., Toribio J. Association of Sweet syndrome and erythema nodosum. Arch Dermatol 2000;136:673—4.
32. Suzuki Y., Kuroda K., Kojima T. et al. Unusual cutaneous manifestations of myelodysplastic syndrome. Br J Dermatol 1995;133:483—6.
33. Jones J.V., Cumming R.H., Asplin C.M. Evidence for circulating immune complexes in erythema nodosum and early sarcoidosis. Ann NY Acad Sci 1976;278:212—9.
34. Winkelmann R.K., Fostrom L. New observations in the histopathology of erythema nodosum. J Invest Dermatol 1975;65:441—6.
35. Niemi K.M., Forstrom L., Hannuksela M. et al. Nodules on the legs. Acta Derm Venereol 1977;57:145—54.
36. Nunnery E., Persellin R.H., Pope R.M. Lack of circulating immune complexes in uncomplicated erythema nodosum.
J Rheumatol 1983;10:991—4.
37. Kunz M., Beutel S., Brocker E. Leucocyte activation in erythema nodosum. Clin Exp Dermatol 1999;24:396—401.
38. Визель А.А., Гурылева М.Э. Саркои-доз. Consilium medicum 2002;4(4):34—9.
39. Cohen P.R. Sweet syndrome and erythema nodosum. South Med J 2007;100(10):1057—8.
40. Моисеев С.В., Юэрнев Б.М. Узловатая эритема: ревматизм или саркодоз? Новый мед журн 1996;1—2:8—10.
41. Cascina A., Marone Bianco A., Mangiarotti P. et al. Cutaneous vasculitis and reactive arthritis following respiratory infection due to Chlamydia pneumoniae: report of a case. Clin Exp Rheumatol 2002;20(6):845—7.
42. Yokoyama S., Kasahara M., Fukuda A. et al. Epstein-Barr virus-associated erythema nodosum after living-doror liver trasplata-tion: a case report. Liver Transpl 2009;15(4):446—8.
43. Львов Н.Д., Мельниченко А.В., Никитина А.А. и др. Лабораторная диагностика герпесвирусных инфекций человека. Вопр вирусол 2000;4:7—13.
44. Kim B., LeBoit P.E. Histopathologic features of erythema nodosum-like lesions in Behcet disease: a comparison with erythema nodosum focusing on the role of vasculitis. Am J Dermatopathol 2000;22:379—90.
45. Jackson L.A., Campbell L.A., Schmidt R.A. et al. Specificity of detection of Chlamydia pneumoniae in cardiovascular atheroma: evaluation of the innocent bystander hypothesis. Am J Pathol 1997;150(5):1785—90.
46. Sanchez Yus E., Sanz Vico M.D., de Diego V. Miescher's radial granuloma: a characteristic marker of erythema nodosum. Am J Dermatopathol 1989;11:434—42.
47. White W.L., Hichcock M.G. Diagnosis: erythema nodosum or not? Sem Cutan Med Surg 1999;18:47—55.
48. Demirkesen C., Tuzuner N., Mat C. et al. Clinicopathologic evaluation of nodular cutaneous lesions of Behcet syndrome. Am J Clin Pathol 2001;1165:341—6.
Поступила 06.04.10
А.И. Дубиков
Владивостокский государственный медицинский университет, Владивосток
БЕЛОК Р-53: НОВАЯ ЖИЗНЬ СТАРОЙ МОЛЕКУЛЫ. Часть II
Контакты: Александр Иванович Дубиков aihavlad@online.vladivostok.ru Contact: Aleksandr Ivanovich Dubikov aihavlad@online.vladivostok.ru
С тех пор как были опубликованы работы, описывающие стрессорное фосфорилирование и ацетилирование белка р-53, появилось большое количество исследований, детально раскрывающих эти и другие модификации молекулы р-53, в том числе с анализом их влияния на функции р-53 как транскрипционного белка-регулятора [1—3].
Влияние фосфорилирования на функции белка р-53
Серин 46 ^46) и ^терминальный сайт фосфорилиро-вания в молекуле человеческого р-53 обладают свойствами влиять на функцию р-53 как активатора транскрипции. Фос-форилирование этих остатков коррелирует с опосредованной р-53 транскрипционной программой, которая включает
индукцию p53AIP1 (p53-regulated apoptosis-inducing protein 1, р53-регулируемый апоптоз-индуцирующий белок 1), про-апоптотического фактора, обеспечивающего высвобождение митохондриального цитохрома С в процессе апоптоза. Одна из протеинкиназ, принимающих участие в фосфори-лировании р-53, — HIPK2 (homeodomain interacting protein kinase 2, гомеодомен взаимодействующая протеинкиназа 2) [4] — белок, регулируемый супрессором опухолей Axin [5]. В условиях умеренного повреждения ДНК р-53-негативный регулятор, белок Mdm 2, вызывает деградацию HIPK2. В свою очередь, тяжелое повреждение ДНК приводит к снижению уровня Mdm 2, позволяя стабильному HIPK2 фосфори-лировать р-53 в 846-позиции с последующей смертью клетки [6]. Результаты этих исследований позволяют обозначить белок Mdm 2 как определяющий судьбу клетки и регулируемый р-53 [7]. Наблюдения подтвердили упомянутую ранее точку зрения, что в зависимости от тяжести повреждения протеин р-53 может действовать как фактор, способствующий выживанию, или наоборот.
Существуют и другие протеинкиназы, участвующие в фосфорилировании S46-остатка. Это DYRK2 (dual-specificity tyrosine-phosphorylation-regulated kinase 2, двойной специфичности регулируемая фосфорилированием тирозина киназа 2), протеинкиназа C дельта и р-38 митоген-ак-тивированная протеинкиназа [8—10]. Эти протеинкиназы иллюстрируют важность сайта S46 в определении функции молекулы р-53.
S58 в молекуле мышиного белка р-53 является коррелятом S56 в молекуле человеческого р-53. Было бы интересно изучить физиологические последствия мутации этого сайта на мышиных моделях [11].
Фосфорилирование С-терминального сайта белка р-53 также связано с избранным влиянием на целевую экспрессию генов и ее последствия. S315 является своего рода уникальным сайтом фосфорилирования молекулы р-53, поскольку он фосфорилируется киназами, способствующими процессам роста. Фосфорилирование S315 определяет способность р-53 к угнетению так называемого Nanog, фактора, необходимого для самообновления стволовых клеток при участии транскрипционного регулятора и корепрессора mSin3A.
Мыши с мутантной формой белка р-53 в результате замены на аланин в остатке S315 (S315A) не способны к репрессии Nanog. Фактор транскрипции E2F способен задерживать р-53 в ядре клетки при непосредственном участии S315 [12], в то время как связывание с этим сайтом GSK в (glycogen synthase kinase в, гликоген синтаза киназы в) вызывает задержку р-53 в цитоплазме клетки с последующей его дестабилизацией [13]. В пределах С-окончания молекулы р-53 присутствуют S366 и T387 (треонин 387) сайты, которые способны связываться с киназами Chk1 и Chk2 (checkpoint kinases, киназы контрольных точек). Снижение активности Chk-киназ или мутация S366 и Т387 избирательно нарушают активацию р-53, процессы связывания и ацетилирования [14]. У мышей замещение S389 на аланин приводит к нарушению экспрессии некоторых целевых для р-53 генов и, в общем, уменьшает репрессию молекулярных целей р-53 в клетках, подвергшихся ультрафиолетовому облучению [15, 16]. Хотя многое еще предстоит выяснить о том, как фосфорилирование в различных местах влияет на активность р-53, ясно, что физиологические последствия такого фосфорилирования в некоторых сайтах определенно изменяют экспрессию генов.
Роль лизина в функции молекулы р-53
Ряд исследований показали существенную роль лизи-новых остатков, расположенных в концевом сегменте С-окончания, в активации белка р-53. Мыши с заменой лизина на аргинин имели слабый фенотип [17, 18]. Возможное объяснение подобного эффекта нашлось в идентификации двух мест ацетилирования в центральной зоне стержневого домена р-53. Первый, K120 (лизин 120), ацетилируется в ответ на повреждение ДНК и увеличивает экспрессию гена белка PUMA, но не гена белка Mdm2. Две гистоновые аце-тилтрансферазы, Tip60 и hMOF, способны ацетилировать К120 [19, 20]. Клетки, экспрессирующие мутантную форму р-53 с заменой К120 на аргинин (К120R), демонстрируют частичные дефекты апоптоза. Необходимо отметить, что если экспрессия мутантного К120 находится в пределах физиологического уровня, то дефекты апоптоза проявляются сильнее, чем в случае его преходящей гиперэкспрессии. Это указывает на то, что гиперэкспрессия р-53 может сопровождаться противоположными ожидаемым эффектами [21].
Второй сайт ацетилирования, К164, модифицируется коактиватором транскрипции р300 и CBP (CREB-binding protein, связывающий CREB белок) и, очевидно, является необходимым для индукции экспрессии большинства целевых генов белка р-53 [22]. В случае мутации всех шести ли-зиновых остатков концевого сегмента С-окончания молекулы р-53 в сочетании с мутацией К120 и К164 результатом является новый протеин (р538ЕК), инертный по своей сути. Эта мутантная форма протеина утрачивает транскрипционную активность, необходимую для стимуляции экспрессии большого количества целевых генов, включая гены, кодирующие р21, PUMA, Bax и PIG3 (p53-inducible gene 3, р-53 индуцируемый ген 3). Mdm2-промоутер является существенным исключением: экспрессия Mdm2 вызывается белком р538ЕК аналогично обычному белку р-53. Что же особенного есть в Mdm2-промоутере и его регуляции белком р-53? Возможно, Mdm2-промоутер слабо связан с нуклеосомами в сравнении с другими белковыми мишенями р-53.
Факты, указывающие на то, что р300 и CBP являются ключевыми белками в реализации р-53-опосредованно-го апоптоза или остановке клеточного цикла, подтверждаются наблюдениями, в которых F-box белок Skp2 предотвращает связывание р300 и ацетилирование р-53, ведущее к снижению экспрессии таких мишеней р-53, как PUMA и р21 [23]. Однако эти данные должны быть согласованы с наблюдениями, в которых целевое удаление р300 в человеческих клетках рака кишечника HCT116 сопровождалось снижением экспрессии р21, но увеличением экспрессии PUMA с соответствующим результатом в виде преобладания апоптоза над остановкой клеточного цикла [24].
К320 в молекуле р-53 является субстратом для PCAF (P300/CBP-associated factor, Р300/CBP-ассоциированный фактор). Это лизиновый остаток, который играет интересную роль в выборе целевых генов р-53. Клетки, эктопически экспрессирующие мутантную форму р-53, в которой К320 замещен на глутамин, демонстрируют сниженную способность к апоптозу после некоторых форм повреждения ДНК. Хотя мутантная форма К320 способна индуцировать экспрессию р21, она не в состоянии вызвать экспрессию гена APAF1 (apoptotic peptidase-activating factor 1, апоптотический активирующий пептидазу фактор 1) [25]. Ацетилированный К320 преимущественно активирует две транскрипционные цели р-53 (Coronin 1b и Rab13), которые участвуют в процессе аксональной регенерации [26].
Конечно, мутации лизина сопровождаются не только потерей способности р-53 к ацетилированию. Другие модификации лизина, например метилирование, также имеют потенциал влияния на транскрипционную активность молекулы р-53. Результаты экспериментов с замещением аминокислоты должны рассматриваться не как определенные, но как контекстные. Протеин E4F1, впервые идентифицированный как клеточная цель аденовирусного протеина E1a, убиквитинирует белок р-53 в позиции К320. Интересно, что убиквитинирование в этой позиции не вызывает дестабилизации молекулы р-53. Более того, это даже усиливает способность р-53 активировать р21- и cyclin G1-экспрессию без влияния на активность проапоптотическо-го гена Noxa. Это согласуется с наблюдениями, в которых £4Л-экспрессия сопровождалась значимой регрессией ультрафиолет-индуцированной р-53-опосредованной клеточной смерти [27]. Неожиданно PCAF, фактор, ацетили-рующий р-53 в позиции К320, проявляет E3 убиквитин-лигаза активность по отношению к белку Mdm2 [28]. Будущие исследования могут прояснить вопрос о взаимоотношениях между PCAF и E4F1 в регуляции р-53 и Mdm2.
Что касается модификации лизиновых остатков молекулы р-53, то именно метилирование является предметом особого интереса. Метилирование K372 SET домен метилтрансферазой Set9 приводит к увеличению экспрессии р21 [29], но является ли это селективной активацией — не установлено. К370 метилируется метилтрансферазой Smyd2, что приводит к репрессии транскрипционной активности р-53 [30].
Функциональное значение модификации лизиновых остатков молекулы р-53 усложняется взаимоотношениями между процессами их метилирования и ацетилирования
[31]. В частности, метилирование К372 белком Set7/9 вызывается повреждением ДНК и коррелирует с повышением интенсивности ацетилирования лизиновых остатков С-окончания р-53, включая К382.
Все перечисленное выше касается комбинаторных возможностей, сопровождающих модификацию лизиновых остатков белка р-53. По мере дальнейшей аккумуляции этих данных понадобится мощная программная и компьютерная поддержка для реконструкции их влияния на функции р-53 и клеточные исходы. В то же время продолжают появляться новые данные о модификациях молекулы р-53. Недавно было описано, что PRMT5 (protein arginine methyltransferase 5, белок аргинин метилтрансфераза 5) участвует в метилировании как минимум двух аргининовых остатков (R333 и R335)
[32]. Деплеция PRMT5 в культурах человеческих раковых клеток приводит к увеличению интенсивности апоптоза на фоне снижения активности р21 и умеренного повышения активности проапоптотических белков Puma и Noxa.
Коалиция партнеров молекулы р-53
Множество нековалентных модификаций белка р-53 обладают определенными способностями активировать или репрессировать гены-мишени. Существуют сложные взаимоотношения между модификациями р-53 и субстратами их связывания. Наиболее хорошо изученными «партнерами» молекулы р-53 являются белки Mdm2 и MdmX. Опубликованы детальные обзоры об их взаимодействии [33—36].
Остановимся только на последних данных. Недавнее исследование, показавшее, что потеря р-53 приводит к снижению ранней летальности у мышей с мутацией Mdm2 (отсутствует активность лигазы Е3), указывает на первичную роль Mdm2 в деградации р-53 [37]. Как было показано,
Mdm2 способен уменьшать ацетилирование белка р-53, смещая остаток р300, ингибируя и разрушая белок PCAF [38, 39]. Mdm2 также может рекрутировать гистоновые де-ацетилазы HDAC1 и KAP1, являющиеся дополнительными инструментами, с помощью которых Mdm2 репрессирует ацетилирование р-53 или гистонов в местах связывания с р-53. Mdm2, экспрессируемый из эндогенных локусов, ассоциируется с р-53 в зоне р21-промоутера [22, 40]. Гиперэкс-прессируемый эктопически Mdm2 (MdmX) связывается с некоторыми другими целевыми промоутерами р-53, за исключением самого Mdm2-промоутера [22].
Повышение в 2 раза уровня Mdm2 в клетках линии H1299 в условиях тетрациклин-регулируемой экспрессии р-53 сопровождается снижением уровня PIG3, но не влияет на экспрессию р21 и Bax [40]. В связи с наличием способности смещать деацетилазы или убиквинитировать ги-стон H2B, а возможно, и через другие механизмы белок Mdm2 ассоциируется с молекулой р-53 в зоне промоутеров генов-мишеней, тем самым отрицательно влияя на трансактивацию р-53 [41].
Вопрос, как и где MdmX регулирует р-53, является объектом активных исследований. Возможно, наиболее интригующим предметом изучения в этой области является взаимодействие Mdm2 и MdmX в регуляции р-53.
Интересной особенностью р-53 является возможность избирательно активировать экспрессию различных генов. В области N-окончания молекула р-53 несет трансактивационные домены (TAD: TAD1 в диапазоне остатков 20—40 и TAD2 в диапазоне остатков 40—60), а также домен, богатый пролином (занимающий диапазон 60—90), способный к трансактивации, возможно, в содружестве с TAD2 [42]. Потеря функций TAD1 достигается одновременной мутацией лейцина 22 (L22) и триптофана 23 (T23) (p53L22Q/W23S), что приводит к формированию мутантной формы р-53, белка, теоретически неспособного выполнять трансактивационные функции. Тем не менее недавние исследования показали, что такая молекула р-53 способна активировать набор проапоптотических мишеней в мышиных клетках [43, 44].
Эти факты показали, что домен, богатый пролином, и TAD2 способны функционировать в автономном режиме, проявляя транскрипционную активность. Несмотря на то что TAD1 и TAD2 могут работать независимо друг от друга, необходимо их взаимодействие, чтобы вовлечь в реакции трансактивационные компоненты сложного комплекса STAGA, а именно GCN5, Taf9, и ADA2b для активации таких целевых генов, как p21, PUMA и GADD45 [45]. Более того, р-53-опосредованная транскрипционная репрессия, вызванная гипоксией, требует взаимодействия TAD1 и TAD2 [46]. Основываясь на исследованиях p53L22Q/W23S, можно предположить, что комплекс STAGA не всегда необходим для активации некоторых мишеней молекулы р-53. Другие регионы белка р-53 также обладают трансактивационной способностью и могут использовать определенные факторы для индукции экспрессии генов. Малые молекулы, такие как Nutlin и 1d, которые связываются с Mdm2 и разрывают взаимодействие Mdm2 с TAD1, могут существенно усилить экспрессию и активность молекулы р-53 [47, 48]. В противоположность Nutlin, вызывающему остановку клеточного цикла, другая малая молекула RITA, способная связываться с р-53 и препятствовать его взаимодействию с Mdm2, индуцирует апоптоз и уменьшает экспрессию р21 в некоторых клетках [49]. Реализуют ли эти малые молекулы
свои эффекты через различные активационные зоны молекулы р-53 — вопрос, заслуживающий особого внимания.
Хотя свойства самой молекулы р-53 являются критическими в определении характера ответной реакции клетки в виде апоптоза или клеточной смерти, все увеличивающийся репертуар клеточных факторов, взаимодействующих с р-53, также определяет специфический ответ клетки. Неудивительно, что существуют очень тонкие взаимоотношения между способностью р-53 активировать гены и механизмами транскрипции.
Выявлены новые белки, определяющие характер конечного клеточного ответа при взаимодействии с р-53. Например, хорошо изученный полиморфизм р-53 в кодоне 72, где остаток может быть пролиновым или аргининовым, сопровождается различными клеточными реакциями в зависимости от варианта р-53: аргининовый вариант белка обладает большими проапоптотическими свойствами, чем проли-новый [50]. Член семейства ASPP, iASPP, преимущественно связывается с пролиновым вариантом р-53 и ингибирует его активность, механистически объясняя, почему аргининовый вариант р-53 имеет большую проапоптотическую активность [51]. В качестве примера взаимодействия модификации р-53 с регуляторными белками можно привести пепти-дил-пролил цистранс-изомеразу Pin1, которая распознает белок р-53, фосфорилированный в S46, приводя к диссоциации iASPP от молекулы р-53, что способствует развитию апоптоза [52]. Другим примером белка, связывающимся с р-53 и определяющим различные клеточные реакции, является р38-регулируемый белок р18/Hamlet, который ассоциируется с р-53, усиливая апоптотический ответ и активируя некоторые промоутеры генов (Noxa, но не Рuma, Bax, p21) [53]. Интересно, что циклин G, сам являющийся целью р-53, может снижать уровень p18/Hamlet, обеспечивая иной вариант регуляции р-53-опосредованного клеточного ответа. Другой белок, Brn3a, связывается с р-53 и избирательно ингибирует его способность активировать промоутеры Bax и Noxa, тем самым предотвращая апоптоз. Однако Brn3a, взаимодействуя с р-53, также активирует экспрессию генов в зоне ответственности промоутера р21 [54]. Остается выяснить, есть ли прямая конкуренция между белками Brn3a и р 18/Hamlet, или существует скоординированное взаимодействие.
Интересным регулятором генов-мишеней р-53 является субъединица р-52 фактора транскрипции Nf к B, который ингибирует экспрессию р21, но вместе с р53 усиливает экспрессию Puma, DR5 и Gadd45 [55]. В случае Muc1, гликопротеина мембраны с частой гиперэкспрессией при раке, наблюдается его взаимодействие с р21, независимое от р-53, с последующей активацией транскрипции р21. Интересно, что Muc1 ассоциируется с Bax в независимой от р-53 манере, ингибируя экспрессию Bax. Соответственно регуляторным функциям Muc1 количество последнего в клетке положительно коррелирует с остановкой клеточного цикла и выживанием клетки, но отрицательно — с апоптозом клетки [56].
Белок YB1 имеет схожее влияние на молекулу р-53. Ассоциируясь с р-53, он блокирует экспрессию Bax, но не влияет на индукцию экспрессии р21 [57]. К мириадам белков, взаимодействующих с р-53 и влияющих на его активность, недавно были добавлены новые. Однако они не обладают способностью селективно активировать гены-мишени молекулы р-53. Среди этих белков упоминается Sug1 (компонент проте-осомы 19S), hnRNPK (heterogeneous ribonucleoprotein particle K, гетерогенная частица рибонуклеопротеина К), Hbo1, KLF5, NF-Y, тяжелая цепь clathrin и рецептор TR3 [58—62].
В итоге, не все белки, влияющие на транскрипционную активность молекулы р-53 и, соответственно, тип клеточной реакции, взаимодействуют напрямую с р-53. Ярким примером является «мистический» регулятор р-53, некодирующая РНК, экспрессируемая в зоне локуса гена MEG3. Складывается впечатление, что эта РНК избирательно влияет на активность р-53 через супрессию Mdm2 с последующим увеличением активности р-53 и активацией как минимум одного целевого гена (growth differentiation factor 15, фактор дифференцированного роста 15; GDF15), но без влияния на транскрипцию р21 [63]. Другим примером непрямого регулирования активности белка р-53 является репрессор транскрипции Zbt4, который формирует ге-теротримерный комплекс с корепрессором Sin3 и фактором транскрипции Miz1 с целью угнетения р-53-опосредо-ванной индукции р21 и остановки клеточного цикла [64]. Репрессор транскрипции Slug является еще одним примером непрямого взаимодействия белка-регулятора с молекулой р-53. Ген, кодирующий Slug, служит мишенью для р-53. Белок Slug связывается с р-53-индуцируемым промоутером Puma, репрессируя и экспрессию гена, и лучевой апоп-тоз в клетках кроветворной системы [65]. Другой фактор, связывающийся с генами-мишенями р-53 независимо от самого белка р-53 (например, с PIG3 и AIP1 но не с p21 или Puma), — ядерный транспортный фактор hCas/Cse1L, который взаимодействует с р-53, чтобы активировать только те гены, с которыми он связывается.
Таким образом, к настоящему времени описано большое количество транскрипционных механизмов, определяющих характер клеточного ответа при активации молекулы р-53. Концентрация р-53, его модификации, белки, прямо и косвенно взаимодействующие с р-53, могут определять конкретный вариант клеточных событий.
Новые участники игры
Не только гены, кодирующие протеины, являются мишенями для белка р-53. Не менее семи исследовательских групп в 2007 г. независимо друг от друга описали способность р-53 напрямую регулировать экспрессию определенных микроРНК, наиболее активно — локус микроРНК 34, состоящий из микроРНК 34, микроРНК 35 и микроРНК 36 [66—72]. В нескольких работах было показано, что р-53 может связываться непосредственно с зонами ответа промоутеров miR-34a и miR-34b/c, стимулируя транскрипцию. Действительно, экспрессия miR-34a с физиологической точки зрения аналогична влиянию молекулы р-53 на клеточные реакции: miR-34a может вызвать остановку клеточного цикла, преждевременное старение или апоптоз. Функциональное выключение miR-34a приводит к уменьшению влияния р-53-опосредованных эффектов на клетку. Что интересно, семейство miR-34a законсервировано у мух и червей, что нечасто наблюдается среди микроРНК. Как обычно, в случае с микроРНК наиболее трудной задачей является идентификация гена-мишени miR-34, репрессия которого приведет к остановке клеточного цикла или к смерти.
Среди возможных кандидатов, рассматриваемых в большинстве исследований, находятся регуляторы клеточного цикла циклин-зависимая киназа 4 (CDK4) и циклин Е2, как и протоонкоген мезенхимально-эпителиальный фактор переноса (Met) и антиапоптотический фактор Bcl2. Недавно было показано, что сиртуин SIRT1 может быть мишенью для miR-34a и его супрессия коррелирует с активизацией ацетилирования р-53 [73]. Расшифровка функции miR-34a как ключевой мишени для р-53 позволяет по-
ставить вопрос об активности микроРНК при различного рода пролиферативных процессах. Оказалось, что при различных опухолевых процессах концентрация ш1Я-34а резко снижена [66, 67, 72].
miR-34a не является единственной мишенью белка р-53 в семействе микроРНК. Как мишени идентифицированы miR-192 и miR-215, способствующие увеличению экспрессии р-21 [74]. Более того, miR-145 обладает свойством репрессировать экспрессию c-myc, будучи мишенью для р-53 [75]. Как было показано, некоторые микроРНК, для которых мишенями являются антипролиферативные гены, угнетаются р-53 при обязательном участии Е2^ что не характерно для других репрессируемых белком р-53 целей [76]. Интересно, что малая молекула №Шп способна вызвать экспрессию miR-34a и преждевременное старение у ряда клеток, например у нормальных человеческих фиб-робластов [77], но в то же время №Шп неспособна провоцировать активность miR-34a и экспрессию р21 в клеточных культурах опухолей, которые скорее подвергаются апоптозу после обработки №Шп [78]. Представляет определенный интерес раскрытие механизмов такой дифференцированной активации miR-34a при участии р-53.
Терапевтические аспекты молекулы р-53
Несмотря на то что многие аспекты «жизни» молекулы р-53 еще не изучены, представляется вполне реальным использование регуляторных механизмов р-53 в лечении многих заболеваний. Поскольку функция р-53 нарушена при многих пролиферативных процессах, особенно злокачественного характера, независимо от морфологического типа ткани и локализации, кажется логичным восстановление ингибиторных свойств белка р-53. Эта концепция получила наглядное подтверждение в экспериментальных моделях на животных, в которых реактивация нормального белка р-53 сопровождалась выраженной регрессией опухолевой массы [79—81].
Каким же образом молекула р-53 может быть реактивирована? Одно из направлений, оказавшееся успешным, — это применение генной терапии для введения р-53 в опухоль с использованием в качестве вектора аденовируса [82]. Существенно расширившееся понимание механизмов регуляции функций молекулы р-53 привело к созданию препаратов (малых молекул), способных стабилизировать и активировать протеин р-53. Недавно были идентифицированы клеточные ингибиторы сиртуина, белка, который может ограничивать диапазон активности р-53 [83].
Надо отметить, что создание подобного рода лекарств вызвало большую дискуссию об их потенциальной токсичности, обусловленной системной активацией молекулы р-53 в здоровых тканях. В экспериментальных моделях на животных отсутствие Mdm2 в здоровых тканях, экспрессирующих р-53, сопровождалось множеством побочных эффектов [84]. Авторы высказывают мнение, что, возможно, лекарства, ингибирующие активность Mdm2, будут менее эффективны, но лучше переносимы в сравнении с препаратами, удаляющими этот ген. Более того, поскольку ингибиторы активности не являются генотоксичными, они смогут избежать побочных эффектов, характерных для традиционной химиотерапии, также активирующей функции молекулы р-53 в клетках. Интересно, что в некоторых исследованиях было показано, что лечение ингибиторами Mdm2 было эффективнее, если в клетке были запущены сигнальные механизмы, возникающие при повреждении ДНК. Последнее обстоятельство отличает здоровую клетку
от злокачественной [85]. Если использование активаторов молекулы р-53 кажется перспективным при злокачественной пролиферации, следует оценить возможный побочный эффект ускоренного старения — следствие длительной системной терапии подобного рода препаратами. Восстановление функций мутантного р-53 в злокачественных опухолях — очень сложная задача, хотя описаны малые молекулы, способные реактивировать нормальные функции молекулы р-53 [86]. Такого рода подход является наиболее трудным, но он обещает избирательное воздействие на злокачественные клетки с мутантной формой р-53.
Концепция реактивации нормальных функций белка р-53 в озлокачествленных клетках подтверждается экспериментальными исследованиями и рядом исследований у человека, показавшими связь между мутациями молекулы р-53 и плохим прогнозом [87]. Однако клеточный ответ на стимуляцию р-53 может широко варьировать — от смерти клетки до выживания, и предсказать это трудно. В самом деле, ингибирование функции белка р-53 при раке молочной железы защищает раковые клетки от некоторых видов химиотерапии и, таким образом, ассоциируется с плохим ответом на лечение [88]. Возможно, подобного рода эффект можно использовать в изменении тактики терапевтического подхода. Отсутствие ответа опухолевой клетки на манипуляции с молекулой р-53 предполагает сохранение чувствительности к химиотерапевтическим препаратам, воздействующим на S-фазу или G2/M-фазу клеточного цикла. Эти лекарственные препараты будут менее токсичными для нормальной клетки [89]. Продолжением этой идеи является использование препаратов, активирующих р-53, с целью защиты здоровых клеток во время химиотерапии [90, 91].
Что интересно, та же идея хемопротекции нормальных клеток предлагает использовать лекарственные препараты, ингибирующие молекулу р-53. Понятно, что большинство токсических эффектов во время химиотерапии генотоксичными препаратами обусловлено активацией р-53 и р-53-индуцированной смертью радиочувствительных клеток гематопоэтической системы, эпителия кишечника и других тканей. В этом случае супрессия функций молекулы р-53 в здоровых клетках поможет защитить их от смерти и повысить толерантность больного к более высоким дозам химиопрепаратов и лучевой нагрузки [92, 93].
Исследования в моделях на мышах подтверждают эту стратегию, демонстрируя, что многие побочные эффекты генотоксичных препаратов могут быть исключены кратковременным угнетением активности белка р-53 [94].
Перспективы использования молекулы р-53 в лечении не исчерпываются только злокачественной пролиферацией. При некоторых патологических процессах ингибирование функции р-53 (или, как минимум, угнетение р-53-опосредованного апоптоза) может стать искомой терапевтической целью. Эта область анти-р-53-на-правленной терапии остается неисследованной, но некоторые вещества, снижающие активность молекулы р-53, были с успехом использованы в моделях ишемии и болезни Паркинсона у животных [95, 96].
Обращаясь к иммуноопосредованным заболеваниям опорно-двигательного аппарата, необходимо вспомнить тот факт, что функция молекулы р-53 при ревматоидном артрите существенно угнетена, что способствует созданию так называемого гиперпролиферативного (гиперпластиче-ского) статуса, поскольку интенсивность апоптоза синови-оцитов резко снижена [97]. Подобное состояние наблюда-
ется преимущественно на ранних стадиях развития ревматоидного артрита, что способствует его прогрессии, тогда как на поздних стадиях интенсивность апоптоза восстанавливается [98]. Вполне логично использование препаратов, способных восстановить нормальные функции молекулы р-53 в дебюте аутоиммунного поражения суставов. Может быть использована локальная (доставка в синовиальную ткань с помощью аденовирусного вектора) или системная терапия [99]. Поздние же стадии ревматоидного артрита, очевидно, нуждаются в дозированной супрессии функций белка р-53, скорее на системном уровне, поскольку превалируют не локальные изменения, а висцеральные эквиваленты заболевания.
Понятно, что по мере появления препаратов, способных восстанавливать нормальные функции у мутантных форм р-53 или включать и выключать их у обычно-
го белка р-53, будут расти наши знания о том, как и когда лучше использовать эти средства. Чем дальше мы проникаем в понимание всех тонкостей регуляции активности молекулы р-53, тем сложнее предсказать возможные эффекты от воздействия на нее. Конечно, местоположение молекулы р-53 в иерархии внутриклеточной сигнализации довольно высоко, и это обещает не только сложности в попытках управления этим белком, но и большие перспективы в получении долговременного положительного эффекта в лечении тяжелых заболеваний, в том числе ревматических. В связи с этим необходимы исследования тонкой регуляции функций молекулы р-53 при аутоиммунных заболеваниях суставов на локальном и системном уровнях, что позволит разработать патофизиологические подходы нового направления в молекулярной терапии болезней суставов.
ЛИТЕРАТУРА
1. Appella E., Anderson C.W. Post-translational modifications and activation of p53 by genotox-ic stresses. Eur J Biochem 2001;268:2764-72.
2. Bode A.M., Dong Z. Post-translational modification of p53 in tumorigenesis. Nat Rev Cancer 2004;4:793-805.
3. Kruse J.P., Gu W. SnapShot: p53 posttransla-tional modifications. Cell 2008;133:930-1.
4. Hofmann TG., Moller A., Sirma H. et al. Regulation of p53 activity by its interaction with homeodomain-interacting protein kinase-2.
Nat Cell Biol 2002;4:1-10.
5. Rui Y., Xu Z., Lin S. et al. Axin stimulates p53 functions by activation of HIPK2 kinase through multimeric complex formation. EMBO J 2004;23:4583-94.
6. Rinaldo C., Prodosmo A., Mancini F. et al. MDM2-regulated degradation of HIPK2 prevents p53Ser46 phosphorylation and DNA damage-induced apoptosis. Mol Cell
2007;25:739-50.
7. Shmueli A., Oren M. Mdm2: p53’s lifesaver? Mol Cell 2007;25:794-6.
8. Perfettini J.L., Castedo M., Nardacci R. et al. Essential role of p53 phosphorylation by p38 MAPK in apoptosis induction by the HIV-1 envelope. J Exp Med 2005;201:279-89.
9. Taira N., Nihira K., Yamaguchi T. et al. DYRK2 is targeted to the nucleus and controls p53 via Ser 46 hosphorylation in the apoptotic response to DNA damage. Mol Cell 2007;25:725-38.
10. Yoshida K., Liu H., Miki Y. Protein kinase C delta regulates Ser46 phosphorylation of p53 tumor suppressor in the apoptotic response to DNA damage. J Biol Chem 2006;281:5734-40.
11. Cecchinelli B., Porrello A., Lazzari C. et al. Ser58 of mouse p53 is the homologue ofhuman Ser46 and is phosphorylated by HIPK2 in apoptosis. Cell Death Differ 2006;13:1994-7.
12. Fogal V., Hsieh J.K., Royer C. et al. Cell cycle-dependent nuclear retention of p53 by E2F1 requires phosphorylation of p53 at Ser315. EMBO J 2005;24:2768-82.
13. Qu L., Huang S., Baltzis D. et al. Endoplasmicreticulum stress induces p53 cytoplasmic localization and preventsp53-depend-ent apoptosis by a pathway involving glycogen synthase kinase-3beta. Genes Dev 2004;18:261-77.
14. Ou Y.H., Chung P.H., Sun T.P. et al. p53 C-terminal phosphorylation by CHK1 and CHK2 participates in the regulation of DNA-damage-induced C-terminal acetylation. Mol Biol Cell 2005;16:1684-95.
15. Bruins W., Jonker M.J., Bruning O. et al. Delayed expression of apoptotic and cell cycle
control genes in carcinogen-exposed bladders of mice lacking p53.S389 phosphorylation. Carcinogenesis 2007;28:1814-23.
16. Bruins W., Bruning O., Jonker M.J. et al. The absence of Ser389 phosphorylation in p53 affects the basal gene expression level ofmany p53-dependent genes and alters the biphasic response to UV exposure in mouse embryonic fibroblasts. Mol Cell Biol 2008;28:1974-87.
17. Feng L., Lin T, Uranishi H. et al.
Functional analysis of the roles of posttransla-tional modifications at the p53 C terminus in regulating p53 stability and activity. Mol Cell Biol 2005;25:5389-95.
18. Krummel K.A., Lee C.J., Toledo F. et al.
The C-terminal lysines fine-tune P53 stress responses in a mouse model but are not required for stability control or transactivation. Proc Natl Acad Sci USA 2005;102:10188-93.
19. Sykes S.M., Mellert H.S., Holbert M.A. et al. Acetylation of the p53 DNA-binding domain regulates apoptosis induction. Mol Cell 2006;24:841-51.
20. Tang Y., Luo J., Zhang W. et al. Tip60-dependent acetylation of p53 modulates the decision between cell cycle arrest and apoptosis. Mol Cell 2006;24:827-39.
21. Zupnick A., Prives C. Mutational analysis of the p53 core domain L1 loop. J Biol Chem 2006;281:20464-73.
22. Tang Y., Zhao W., Chen Y. et al.
Acetylation is indispensable for p53 activation. Cell 2008;133:612-26.
23. Kitagawa M., Lee S.H., McCormick F.
Skp2 suppresses p53-dependent apoptosis by inhibiting p300. Mol Cell 2008;29:217-31.
24. Iyer N.G., Chin S.F., Ozdag H. et al. p300 regulates p53-dependent apoptosis after DNA damage in colorectal cancer cells by modulation of PUMA/p21 levels. Proc Natl Acad Sci USA 2004;101:7386-91.
25. Knights C.D., Catania J., Di Giovanni S. et al. Distinct p53 acetylation cassettes differentially influence gene-expression patterns and cell fate. J Cell Biol 2006;173:533-44.
26. Di Giovanni S., Knights C.D., Rao M.et al. The tumor suppressor protein p53 is required for neurite outgrowth and axon regeneration. EMBO J 2006;25:4084-96.
27. Le Cam L., Linares L.K., Paul C. et al.
E4F1 is an atypical ubiquitin ligase that modulates p53 effector functions independently of degradation. Cell 2006;127:775-88.
28. Linares L.K., Kiernan R., Triboulet R. et al. Intrinsic ubiquitination activity of PCAF controls the stability of the oncoprotein Hdm2. Nat Cell Biol 2007;9:331-8.
29. Chuikov S., Kurash J.K., Wilson J.R. et al. Regulation of p53activity through lysine methy-lation. Nature 2004;432:353-60.
30. Huang J., Perez-Burgos L., Placek B.J. et al. Repression of p53 activity by Smyd2-medi-ated methylation. Nature 2006;444:629-32.
31. Ivanov G.S., Ivanova T, Kurash J. et al. Methylation-acetylation interplay activates p53 in response to DNA damage. Mol Cell Biol 2007;27:6756-69.
32. Jansson M., Durant S.T, Cho E.C. et al. Arginine methylation regulates the p53 response. Nat Cell Biol 2008;10:1431-9.
33. Marine J.C., Francoz S., Maetens M. et al. Keeping p53 in check: essential and synergistic functions of Mdm2 and Mdm4. Cell Death Differ 2006;13:927-34.
34. Marine J.C., Dyer M.A., Jochemsen A.G. MDMX: from bench to bedside. J Cell Sci 2007;120:371-8.
35. Poyurovsky M.V., Prives C. Unleashing the power of p53: lessons from mice and men.
Genes Dev 2006;20:125-31.
36. Toledo F., Wahl G.M. Regulating the p53 pathway: in vitro hypotheses, in vivo veritas.
Nat Rev Cancer 2006;6:909-23.
37. Itahana K., Mao H., Jin A. et al. Targeted inactivation ofMdm2 RING finger E3 ubiquitin ligase activity in the mouse reveals mechanistic insights into p53 regulation. Cancer Cell 2007;12:355-66.
38. Ito A., Lai C.H., Zhao X. et al. p300/CBP-mediated p53 acetylation is commonly induced by p53-activating agents and inhibited by MDM2. EMBO J 2001;20:1331-40.
39. Teufel D.P., Freund S.M., Bycroft M. et al. Four domains of p300 each bind tightly to a sequence spanning both transactivation subdomains of p53. Proc Natl Acad Sci USA 2007;104:7009-14.
40. Ohkubo S., Tanaka T, Taya Y. et al. Excess HDM2 impacts cell cycle and apoptosis and has a selective effect on p53-dependent transcription. J Biol Chem 2006;281:16943-50.
41. Minsky N., Oren M. The RING domain of Mdm2 mediates histone ubiquitylation and transcriptional repression. Mol Cell 2004;16:631-9.
42. Harms K.L., Chen X. The functional domains in p53 family proteins exhibit both common and distinct properties. Cell Death Differ 2006;13:890-7.
43. Baptiste-Okoh N., Barsotti A.M., Prives C. Caspase 2 is both required for p53-mediated apoptosis and downregulated by p53 in a p21-dependent manner. Cell Cycle 2008;7:1133-8.
44. Jung E.J., Liu G., Zhou W. et al. Myosin
VI is a mediator of the p53-dependent cell survival pathway. Mol Cell Biol 2006;26:2175-86.
45. Gamper A.M., Roeder R.G. Multivalent binding of p53 to the STA- GA complex mediates coactivator recruitment after UV damage. Mol Cell Biol 2008;28:2517-27.
46. Hammond E.M., Mandell D.J., Salim A. et al. Genome-wide analysis of p53 under hypoxic conditions. Mol Cell Biol 2006;26:3492-504.
47. Ding K., Lu Y., Nikolovska-Coleska Z. et al Structure-based design of potent non-peptide MDM2 inhibitors. J Am Chem Soc 2005;127:10130-1.
48. Vassilev L.T., Vu B.T., Graves B. et al. In vivo activation of the p53 pathway by small-molecule antagonists of MDM2. Science 2004;303:844-8.
49. Enge M., Bao W., Hedstrom E. et al. MDM2-dependent downregulation of p21 and hnRNP K provides a switch between apoptosis and growth arrest induced by pharmacologically activated p53. Cancer Cell 2009;15:171-83.
50. Pietsch E.C., Humbey O., Murphy M.E. Polymorphisms in the p53 pathway. Oncogene 2006;25:1602-11.
51. Bergamaschi D., Samuels Y., Sullivan A. et al. iASPP preferentially binds p53 proline-rich region and modulates apoptotic function of codon 72-polymorphic p53. Nat Genet 2006;38:1133-41.
52. Mantovani F., Tocco F., Girardini J. et al. The prolyl isomerase Pin1 orchestrates p53 acetylation and dissociation from the apoptosis inhibitor iASPP. Nat Struct Mol Biol
2007;14:912-20.
53. Cuadrado A., Lafarga V., Cheung P.C. et al. A new p38 MAP kinase-regulated transcriptional co-activator that stimulates p53-depend-ent apoptosis. EMBO J 2007;26:2115-26.
54. Hudson C.D., Morris P.J., Latchman D.S. et al. Brn-3a transcription factor blocks p53-mediated activation of proapoptotic target genes Noxa and Bax in vitro and in vivo to determine cell fate. J Biol Chem 2005;280:11851-8.
55. Schumm K., Rocha S., Caamano J. et al. Regulation of p53 tumour suppressor target gene expression by the p52 NF-kappaB subunit. EMBO J 2006;25:4820-32.
56. Wei X., Xu H., Kufe D. Human MUC1 oncoprotein regulates p53-responsive gene transcription in the genotoxic stress response. Cancer Cell 2005;7:167-78.
57. Homer C., Knight D.A., Hananeia L. et al. Y-box factor YB1 controls p53 apoptotic function. Oncogene 2005;24:8314-25.
58. Enari M., Ohmori K., Kitabayashi I. et al. Requirement of clathrin heavy chain for p53-mediated transcription. Genes Dev 2006;20:1087-99.
59. Iizuka M., Sarmento O.F., Sekiya T. et al Hbo1 Links p53-dependent stress signaling to DNA replication licensing. Mol Cell Biol
2008;28:140-53.
60. Imbriano C., Gurtner A., Cocchiarella F. et al. Direct p53 transcriptional repression: in vivo analysis of CCAAT-containing G2/M promoters. Mol Cell Biol 2005;25:3737-51.
61. Moumen A., Masterson P., O’Connor M.J. et al. hnRNP K: an HDM2 target and transcriptional coactivator of p53 in response to DNA damage. Cell 2005;123:1065-78.
62. Zhu Q., Wani G., Yao J. et al. The ubiqui-tin-proteasome system regulates p53-mediated transcription at p21waf1 promoter. Oncogene 2007;26:4199-208.
63. Zhou Y., Zhong Y., Wang Y. et al. Activation of p53 by MEG3 non-coding RNA. J Biol Chem 2007;282:24731-42.
64. Weber A., Marquardt J., Elzi D. et al.
Zbtb4 represses transcription of P21CIP1 and controls the cellular response to p53 activation. EMBO J 2008;27:1563-74.
65. Wu W.S., Heinrichs S., Xu D. et al. Slug antagonizes p53-mediated apoptosis of hematopoietic progenitors by repressing puma. Cell 2005;123:641-53.
66. Bommer G.T., Gerin I., Feng Y. et al. p53-mediated activation of miRNA34 candidate tumor-suppressor genes. Curr Biol
2007;17:1298-307.
67. Chang T.C., Wentzel E.A., Kent O.A. et al. Transactivation of miR-34a by p53 broadly influences gene expression and promotes apop-tosis. Mol Cell 2007;26:745-52.
68. Corney D.C., Flesken-Nikitin A., Godwin K.A. et al. MicroRNA-34b and MicroRNA-34c are targets of p53 and cooperate in control of cell proliferation and adhesion-independent growth. Cancer Res 2007;67:8433-8.
69. He L., He X., Lim L.P. et al. A microRNA component of the p53 tumour suppressor network. Nature 2007;447:1130-4.
70. Raver-Shapira N., Marciano E., Meiri E. et al. Transcriptional activation of miR- 34a contributes to p53-mediated apoptosis. Mol Cell 2007;26:731-43.
71. Tarasov V., Jung P., Verdoodt B. et al. Differential regulation of microRNAs by p53 revealed by massively parallel sequencing: miR-34a is a p53 target that induces apoptosis and G1-arrest. Cell Cycle 2007;6:1586-93.
72. Tazawa H., Tsuchiya N., Izumiya M. et al. Tumor-suppressive miR-34a induces senescence-like growth arrest through modulation of the E2F pathway in human colon cancer cells. Proc Natl Acad Sci USA 2007;104:15472-7.
73. Yamakuchi M., Ferlito M., Lowenstein C.J. miR-34a repression of SIRT1 regulates apoptosis. Proc Natl Acad Sci USA 2008;105:13421-6.
74. Braun C.J., Zhang X., Savelyeva I. et al. p53-Responsive micrornas 192 and 215 are capable of inducing cell cycle arrest. Cancer Res 2008;68:10094-104.
75. Sachdeva M., Zhu S., Wu F. et al. p53 represses c-Myc through induction of the tumor suppressor miR-145. Proc Natl Acad Sci USA 2009;106:3207-12.
76. Brosh R., Shalgi R., Liran A. et al. p53-Repressed miRNAs are involved with E2F in a feed-forward loop promoting proliferation. Mol Syst Biol 2008;4:229.
77. Kumamoto K., Spillare E.A., Fujita K. et al. Nutlin-3a activates p53 to both down-regulate inhibitor of growth 2 and up-regulate mir-34a, mir-34b, and mir-34c expression, and induce senescence. Cancer Res 2008;68:3193-203.
78. Paris R., Henry R.E., Stephens S.J. et al. Multiple p53-independent gene silencing mechanisms define the cellular response to p53 activation. Cell Cycle 2008;7:2427-33.
79. Martins C.P., Brown-Swigart L., Evan G.I. Modeling the therapeutic efficacy of p53 restoration in tumors. Cell 2006;127:1323-34.
80. Ventura A., Kirsch D.G., McLaughlin M.E. et al. Restoration of p53 function leads to tumour regression in vivo. Nature 2007;445:661-5.
81. Xue W., Zender L., Miething C. et al. Senescence and tumour clearance is triggered by p53 restoration in murine liver carcinomas. Nature 2007;445:656-60.
82. Senzer N., Nemunaitis J. A review of con-tusugene ladenovec (Advexin) p53 therapy. Curr Opin Mol Ther 2009;11:54-61.
83. Lain S., Hollick J.J., Campbell J. et al. Discovery, in vivo activity, and mechanism of
action of a small-molecule p53 activator.
Cancer Cell 2008;13: 454—63.
84. Ringshausen I., O’Shea C.C., Finch A.J. et al. Mdm2 is critically and continuously required to suppress lethal p53 activity in vivo. Cancer Cell 2006;10:501—14.
85. Brummelkamp T.R., Fabius A.W., Mullenders J.et al. An shRNA barcode screen provides insight into cancer cell vulnerability to MDM2 inhibitors. Nat Chem Biol 2006;2:202—6.
86. Selivanova G., Wiman K.G. Reactivation of mutant p53: molecular mechanisms and therapeutic potential. Oncogene 2007;26:2243—54.
87. Petitjean A., Achatz M.I., Borresen-Dale A.L. et al. TP53 mutations in human cancers: functional selection and impact on cancer prognosis and outcomes. Oncogene 2007;26:2157—65.
88. Bertheau P., Espie M., Turpin E. et al. TP53 status and response to chemotherapy in breast cancer. Pathobiology 2008;75:132—9.
89. Sur S., Pagliarini R., Bunz F. et al. A panel of isogenic human cancer cells suggests a therapeutic approach for cancers with inactivated p53. Proc Natl Acad Sci USA 2009;106:3964—9.
90. Carvajal D., Tovar C., Yang H. et al. Activation of p53 by MDM2 antagonists can protect proliferating cells from mitotic inhibitors. Cancer Res 2005;65:1918—24.
91. Kranz D., Dobbelstein M. Nongenotoxic p53 activation protects cells against S-phase-specific chemotherapy. Cancer Res 2006;66:10274—80.
92. Gudkov A.V., Komarova E.A. Prospective therapeutic applications of p53 inhibitors. Biochem Biophys Res Commun
2005;331:726—36.
93. Strom E., Sathe S., Komarov P.G. et al. Small-molecule inhibitor of p53 binding to mitochondria protects mice from gamma radiation. Nat Chem Biol 2006;2:474—9.
94. Christophorou M.A., Ringhausen I., Finch A.J. et al. The pathological p53-mediated response to DNA damage is distinct from p53-mediated tumor suppression. Nature 2006;14:214—7.
95. Duan W., Zhu X., Ladenheim B. et al. p53 inhibitors preserve dopamine neurons and motor function in experimental parkinsonism. Ann Neurol 2002;52:597—606.
96. Leker R.R., Aharonowiz M., Greig N.H. et al. The role of p53-induced apoptosis in cerebral ischemia: effects of the p53 inhibitor pifithrin alpha. Exp Neurol 2004;187:478—86.
97. Leech M., Xue J.R., Dacumos A. et al. The tumour suppressor gene p53 modulates the severity of antigen-induced arthritis and the systemic immune response. Clin Exp Immun 2008;152:345—53.
98. Дубиков А.И. Ревматоидный артрит, апоптоз, оксид азота: новые аспекты патогенеза. Владивосток: Изд-во Дальневост. ун-та, 2004;132 с.
99. Yao Q., Wang S., Glorioso J.C. et al. Gene transfer of p53 to arthritic joints stimulates synovial apoptosis and inhibits inflammation. Mol Ther 2001;3:901—10.
100. An W., Kim J., Roeder R.G. Ordered cooperative functions of PRMT1, p300, and CARM1 in transcriptional activation by p53. Cell 2004;117:735—48.
101. Zhang X., Krutchinsky A., Fukuda A. et al. MED1/TRAP220 exists predominantly in a TRAP/ Mediator subpopulation enriched in RNA polymerase II and is required for ER-mediated transcription. Mol Cell 2005;19:89—100.
Поступила 24.11.09
