CC BY
163А. А. ЗАЙЦЕВ
БЕЛО-ЭЕЛЕНОЕ ДВИЖЕНИЕ НА ЮГЕ РОССИИ В ПОИСКАХ ТРЕТЬЕГО ПУТИ (1920-1922 гг.)
На основе анализа материалов центральных и региональных архивов автор исследует широко обсуждаемую в современной научной литературе проблему развития повстанческого движения на Северном Кавказе в годы «малой гражданской войны».
Ключевые слова: бело-зеленое движение, малая гражданская война, Северный Кавказ, казачество.
Анализируя феномен бело-зеленого движения на Юге России, следует в первую очередь указать, что в советской историографии применительно к его характеристике, как правило, употреблялись термины «кулацкие мятежи», «кулацкая контрреволюция», «демократическая контрреволюция», «политический бандитизм». Отметим также, что само слово «бандитизм», как и название «бело-зеленые», получив распространение в партийных и военных советских документах и других источниках двадцатых годов, перешло на страницы научной литературы. Длительное время бело-зеленое движение рассматривалось в узких хронологических рамках с 1920 по 1922 год, т. е. изолированно от Гражданской войны. Изучая его как самостоятельное явление, имеющее свои особенности и этапы развития, советские историки уделяли внимание событиям второй половины 1920 и преимущественно - 1921 года.
С конца 1980-х годов началось переосмысление, причем в первую очередь - периода «малой гражданской войны» (антоновщина, Кронштадский мятеж и т. д.). И если прежде считалось, что решающей предпосылкой ликвидации кулацких мятежей явился нэп, то новые исследователи акцентировали позитивную роль бело-зеленого движения, ускорившего переход большевиков к новой экономической политике.
С 1990-х годов в научной литературе сложилось признание того, что термин «бандитизм» в отношении бело-зеленого движения уместен лишь применительно к его завершающей стадии (конец 1921-1922), когда оно постепенно переродилось в уголовщину. При этом справедливо подчеркивалось, что на всем протяжении Гражданской войны проявления уголовщины сопутствовали и революции, и мелкобуржуазной контрреволюции (махновщина, анархизм; на Кубани - банды Никифоровой, Золотарева, Никитенко). Именно в этом смысле грабежи, разбои, мародерство и другие элементы криминальной активности присутствовали и в бело-зеленом движении. Но отнюдь не они с самого начала играли определяющую роль. Напротив, для бело-зеленых в период наивысшего подъема характерно выдвижение определенных социально-политических программ (хотя зачастую декларативных), связь с антисоветскими центрами как внутри, так и за пределами региона.
В связи с этим очевидно, что употребление терминов «бандитизм», «политический банди-
тизм» правомерно лишь при цитировании первоисточников с целью сохранения языка оригинала (разведсводок, оперативных документов, приказов, партийных и советских директив). В принципиальном плане более точно характеризовать бело-зеленое движение как одну из разновидностей вооруженной борьбы в тылу Советской власти. Борьба принимала различные формы - от диверсий и саботажа до мятежей, восстаний и даже боевых действий силами объединенных повстанческих формирований и остатков Белой армии.
Исключительно важно воссоздать целостную картину явления, установив связь между «большой» и «малой» гражданскими войнами путем типологического анализа различных течений региональной мелкобуржуазной контрреволюции, их отношения к идеям монархизма и т. д. Уточняя хронологические рамки, историки стали рассматривать события с весны до конца 1920 года как отдельный (первый) период бело-зеленого движения.
Обращаясь к реалиям первых месяцев утверждения большевистской власти на Юге России, следует признать, что тогда конфликт между большевиками и широкими слоями местного населения не становился явным лишь благодаря слабому проникновению новшеств в сельскую глубинку. Насильственное насаждение новых форм политической и экономической организации общества придало противостоянию крайне острые формы.
Неизбежность спонтанного антибольшевистского движения в казачьих областях Юга России показали уже события весны 1919 года на Дону, где окружные и районные ревкомы вскоре подверглись «основательной чистке» за невыполнение поставленных перед ними задач [1]. Строгие меры не исправили, а усложнили ситуацию из-за того, что большевистские эмиссары, не зная специфики казачьих районов, допускали грубые ошибки в работе с населением. Аналогичные конфликты с точностью повторились и в других областях, освобожденных из-под контроля Добровольческой армии.
Характеризуя начальный этап установления Советской власти, помощник уполномоченного НКВД в докладе «О политическом положении Юго-Востока» отмечал: «В первые месяцы, вслед за окончанием активных военных действий, Советская власть пользовалась исключительными симпатиями среди казачьего и нека-
"Культурная жизнь Юга России" № 2 (31), 2009
62 —
зачьего населения Дона, Кубани, Черноморья и Ставропольской губернии» [2]. В дальнейшем ситуация резко изменилась. Большевики отбросили ранее провозглашенные лозунги и взяли курс на установление своей диктатуры. Они демонстративно отвергли установку на организацию широкого взаимодействия с казачьим активом и стали относиться к местному населению как к побежденному противнику. В 1920 году на Дону развернулась «чистка» Советов: объявленные по результатам проверок «контрреволюционными» местные органы власти в хуторах и станицах были распущены. Окружные исполкомы комплектовались исключительно из коммунистов [3].
Откровенно антиказачью направленность политика большевиков приобрела на Тереке, где кампания «возвращения земель» горцам в 1920 году имела характер геноцида. За 1920 год Ингушетия получила 45 496 десятин земли, Осетия - 47 000, Кабарда - 100 000, Дагестан - 48 000 [4].
На Кубани, где неоднократно откладывавшиеся выборы в Советы фактически в итоге (1920) не состоялись, отношение большевиков к инициативам казачества, в частности, готовой к сотрудничеству части Кубанской рады, оказалось столь же непростым.
После очищения региона от деникинских войск Рада фактически прекратила свое существование. Некоторая часть ее членов эвакуировалась в Крым к Врангелю или перешла через грузинскую границу вместе с атаманом и правительством; оставшиеся на Кубани сдались с армией или присоединились к М. П. Пилюку, П. А. Савицкому, Л. З. Федоренко и другим начавшим борьбу с Деникиным еще в 1919 году.
2 апреля 1920 года 10 членов Рады во главе с товарищем председателя Савицким заявили о своем разрыве с Радой и правительством, не сложившими оружия, и обратились к кубанским казакам, горцам и иногородним с призывом «тесно сплотиться под революционным знаменем Советской России» [5]. За несколько дней до распространения этого воззвания, 29 марта, сотник А. Деркач и 6 других видных казаков, служивших в Красной армии или поддерживавших ее, были арестованы в станице Платнировской. В ходе этапирования арестованных буденовцами в Краснодар все 7 задержанных были зверски зарублены в трех верстах от станицы Платнировской. Данный случай расправы с поддерживавшими советскую власть казаками вызвал массовое недовольство местного казачьего населения [6]. Тем не менее попытки наладить сотрудничество казаков с большевиками на Кубани имели свое продолжение. С сентября 1920 года «самостийники» вместе с Л. З. Федоренко даже входили в состав казачьей секции при Кубано-Черноморском областном ревкоме, что давало им основания претендовать на роль «третьей силы», одинаково не приемлющей ни реакционное реставраторство, ни радикальный большевизм. Однако подобная политическая практика не имела перспективы в условиях поворота к откровенно антиказачьим мероприятиям. В январе 1921 года последний орган власти, дейс-
твительно представлявший интересы казачества, - Казачий отдел ВЦИК - был упразднен.
Все это неизбежно вызывало рост напряженности, нарастание деструктивной политической активности в регионе, особенно в среде казачьего населения (что отмечалось в 1921 году в обзоре повстанческих движений на территории СевероКавказского военного округа) [7]. Постепенно формировался широкий антиправительственный фронт, обретавший свою, альтернативную официальной, политико-организационную структуру.
Что этому отчасти способствовали уцелевшие организационные структуры казачества, подтверждается характером активности различных групп кубанских казаков, боровшихся не столько с большевиками, сколько между собой - за верховенство в контрреволюционном движении.
Так, созданный Врангелем в Керчи в начале мая 1920 года «Штаб по организации повстанческих отрядов на Кубани» натолкнулся на противодействие «самостийников» в лице бывшего председателя президиума Кубанской краевой рады эсера И. П. Тимошенко и председателя правительства В. Н. Иваниса. Кубанцам удалось сохранить под своим контролем «Круг спасения Кубани» полковника Белова, к июню 1920 года объединившего большинство разрозненных групп, действовавших в Екатеринодарском, Майкопском и Баталпашинском отделах.
А вот армию, созданную в Майкопском отделе «Комитетом возрождения России» под руководством генерал-майора М. А. Фостикова, от влияния Врангеля уберечь не удалось. По формально выдвинутому предлогу члену Кубанского правительства Л. В. Белашеву запретили вывоз из Крыма 50 млн. руб., выделенных самостийниками армии Фостикова. Вместо этого ставка главнокомандующего вооруженными силами Юга России послала к нему своего эмиссара Г. Лерклинга, снабдив его суммой в 10 млн. руб. и офицерами-инструкторами [8].
Стремясь получить под свое начало воинские формирования Рады, Врангель пытался играть на противоречиях в кубанском стане. С этой целью 8 июля 1920 года в Феодосии помощником войскового атамана генералом Улагаем без согласования с атаманом Иванисом был созван Съезд членов Кубанской краевой рады и уполномоченных станиц Кубанского края, более известный под названием Феодосийской или Фендриковской рады. В целом, оставаясь на посту войскового атамана, В. Н. Иванис должен был считаться с мнением оппозиции, возглавляемой Ф. Н. Фендриковым, Н. Н. Николаевым, генералами А. А. Гейманом и Д. Е. Скобцовым [9].
В середине июля В. Н. Иванис прибыл из Грузии в Крым, где 4 августа подписал «Соглашение между правительством и главнокомандованием Вооруженными силами Юга России и атаманами и правительствами Дона, Кубани, Терека и Астрахани». Декларированная соглашением независимость казачьих областей на деле давала Врангелю возможность опираться на аппарат казачьего самоуправления, тогда как за главноко-
мандующим оставалась вся полнота верховной власти - вооруженные силы, сношения с иностранными государствами, финансы, внешняя торговля, средства сообщения и связи [10].
Этот договор не разрешил существовавшие противоречия, а обострил их. Остававшаяся враждебно настроенной к Врангелю часть Рады, обосновавшись в Грузии, прямо заявляла со страниц тифлисских газет, что подписанный 4 августа договор неприемлем [11]. Сам Врангель, получив от Иваниса требовавшуюся подпись, не стал с ним считаться и назначил командующим десантной операцией своего человека - генерала Улагая, а начальником штаба - генерала Драценко. Из Сербии для организации гражданского управления был срочно приглашен бывший атаман Филимонов. Его группа начала формировать иной, альтернативный правительственной группе под руководством Иваниса штат местной администрации во главе с атаманами отделов [12]. Кроме остатков прежнего казачьего самоуправления, эвакуировавшегося в Крым, появились атаманы, назначенные начальником войскового штаба. Еще в июле члены краевого правительства, находившиеся в Тифлисе, одобрили общие принципы организации власти и управления на местах. Все это вместе взятое не сыграло объединяющей роли в готовившейся десантной операции; неудача десанта в значительной мере была вызвана политическими несогласиями между главным командованием и Феодосийской радой, с одной стороны, и с другой - Кубанским правительством Иваниса, которое поддерживали обосновавшиеся в Грузии самостийники.
Провалом закончилась еще одна попытка создания некоего подобия антисоветского казачьего единого фронта, на этот раз предпринятая по инициативе терцев. Им принадлежала идея создать объединенное кубано-терское правительство с одним выборным атаманом во главе [13]. За эту идею ухватился добивавшийся власти Скобцов. Он совместно с Филимоновым и двумя представителями терских казаков отправился в Севастополь к терскому атаману Вдовенко, который, однако, отнесся к проекту отрицательно. Еще более негативной была реакция Иваниса.
Это не остановило Скобцова, стремившегося удержать на плаву тонущее судно казачьей контрреволюции ценой разрыва с Врангелем (игра которого к этому времени уже была сыграна, что доказал провалившийся десант Улагая). В октябре представители Дона, а также Терека и Кубани (в лице Скобцова) собирались на совещания с целью отмежеваться от врангелевской политики. 6 ноября в Тифлисе, куда накануне перебрался Иванис, группа членов Кубанской рады, объявивших себя ее полномочными представителями, приняла решение окончательно порвать с Врангелем и осуществлять самостоятельную политику [14].
Несколько позже, во второй половине месяца, увенчались наконец успехом усилия Тимошенко: был создан «Комитет освобождения Кубани», стоявший на эсеровских позициях. Но и это де-
тище кубанской мелкобуржуазной контрреволюции было мертворожденным, несмотря на попытки административного центра и представителя французских спецслужб в Грузии полковника Корбейля реанимировать его путем слияния с «Комитетом освобождения Терека» [15].
И все-таки не междоусобные распри руководства послужили главной причиной краха. Судьба бело-зеленого движения решалась непосредственно в предгорьях Северного Кавказа, в плавнях Приазовья.
Так как бело-зеленое движение изначально не было однородным ни по своему социальному составу, ни по характеру идеологии, то и на местах не возникало никакого единства целей и задач. Движущей силой являлось кулачество (хотя зачастую во главе отрядов стояли бывшие деникинские или врангелевские офицеры-монархисты); казаки-середняки, а не выходцы из бедноты составляли большинство повстанцев. Одни из них страшились возмездия за службу в Белой армии (куда были принудительно мобилизованы). Другие в силу сословных предрассудков смотрели на Советскую власть как на приход чужаков, иногородних (среди бело-зеленых практически полностью отсутствовали лица не местного происхождения: ряды пополнялись за счет уклонившихся от мобилизации в Красную Армию дезертиров) [16]. В итоге бело-зеленое движение оказалось расколотым как идейно, так и организационно.
В частности, на Кубани можно выделить три его основные группы: во-первых, «самостийную» под руководством Пилюка и Савицкого, во-вторых, группировку, организованную вранге-левским ставленником полковником Щербиной, и, наконец, «Армию возрождения» генерала Фостикова. Кубанское движение самостийников к 1921 году выросло в наиболее серьезную силу под начальством хорошо известных своими ан-тиденикинскими выступлениями полковников Пилюка и Савицкого. Однако самостийничес-кое направление не совсем правильно отождествлять с эсеровским. Даже в кратком периодическом обзоре повстанческого движения на территории Северо-Кавказского военного округа за июль - август 1921 года прямо говорится, что отряды, имеющие эсеровскую организацию, с лозунгами «За Советы без коммуны» для Кубани «редкое исключение» [17]. В пользу предположения о том, что самостийники не были организационно связаны с эсеровскими центрами, свидетельствует провал попыток наладить сотрудничество с остатками штаба эсера Вороновича.
Вторую крупную группу отрядов бело-зеленых составляли те, что с 1920 года субсидировали и контролировали врангелевский «Штаб по организации повстанческих отрядов на Кубани». Врангель установил связь со скрывавшимся в Таманском отделе полковником Щербиной и поручил ему объединить разрозненные группы бело-зеленых, кочевавшие в плавнях Протоки и Кубани. В Ейском отделе дислоцировался отряд Сидельникова численностью около 370 шты-
"Культурная жизнь Юга России"
64 —
ков и сабель при 12 пулеметах [18]. 23 апреля в станице Уманской того же отдела поднял восстание полковник Сухенко, призвавший 1-й и 2-й Запорожские полки численностью в 700-1000 сабель стать под зеленое знамя с лозунгами «Долой войну, долой коммуну!», «Да здравствует Советская власть и Учредительное собрание!» [19]. К восставшим присоединились 1-й и 2-й Уманские и Закубанский кавполки. Обезоружив гарнизон, арестовав ревком и членов партийной организации, они призвали население к мобилизации против красных. Однако на следующий день мятежники частью разошлись по домам, а частью передислоцировались во главе с Сухенко в сторону Стародеревянковской, и уже там были рассеяны Красной Армией.
Острая борьба между Радой и Врангелем развернулась за обладание многочисленной и хорошо организованной группировкой генерал-майора Фостикова. Оставшись из-за ранения в Армавире во время отступления армии Деникина, М. А. Фостиков уже в середине апреля имел под своим началом пластунский полк и бригаду конницы. Эти части, организованные по типу регулярных, стали костяком «Армии возрождения России». На первом месте в ее программе стоял призыв к уничтожению большевизма, затем следовало требование созвать Учредительное собрание. Наряду с этим эсеровским лозунгом выдвигался еще один: «Трудовому народу - земля и воля» [20].
К концу лета «Армия возрождения» выросла во внушительную силу. Согласно рапорту Фостикова Врангелю (от 19 августа 1920 г.), в нее входили три конных дивизии трех-, четырех-полкового состава, три пластунских бригады, до 10 тыс. пехоты (из них вооружено 25%), пять двухорудийных батарей. Допуская, что названные части были кадрированными (неполного состава), названные цифры следует признать реальными. Достоверность сведений подтверждается и боевым расписанием сил противника, действовавших в тылу 3-й Кубанской армии. По состоянию на 10 июля 1920 года в 7 отделах было выявлено банд общей численностью от 5500 до 10 200 бойцов при 40 пулеметах и 11 орудиях [21]. По другим данным, «Армия возрождения России» в момент наивысшего развития бело-зеленого движения (август 1920 года) насчитывала 6670 штыков и сабель, 41 пулемет и 10 орудий.
Учитывая, что в апреле на Кубани имелось лишь около десятка бело-зеленых отрядов общей численностью до 500 штыков при нескольких пулеметах [22], следует признать успешность мобилизационной работы антибольшевистского подполья.
Так что же подтолкнуло к значительному увеличению численности бело-зеленых на Кубани? По словам белогвардейского публициста Г. Раковского, первоначально большевики применяли на Кубани весьма осторожную миротворческую политику, в результате чего население в массе своей примирилось с Советской властью. Действительно, казачество только трех отделов области в марте ссыпало на заготпункты для нужд Центральной России
более 2,5 млн. пудов хлеба без всякого принуждения и нажима [23]. К причинам развития антисоветского движения в 1920 году следует отнести продразверстку (принудительные хлебозаготовки), начавшуюся мобилизацию казаков в Красную армию (вследствие которой множество дезертиров пополнили ряды бело-зеленых), аннулирование деникинских и иных белогвардейских денежных знаков без замены их советскими, а также неумелые действия в сословном вопросе.
В письме председателю ВЦИК М. И. Калинину и председателю СНК В. И. Ленину заведующий рабоче-казачье-крестьянской инспекцией станицы Лабинской просил помочь квалифицированными кадрами, так как «местные работники извращают политику партии по отношению к трудовому казачеству» [24]. Просьба типична: не только низовые работники, но и уполномоченный ВЦИК по Северному Кавказу в 1920 году отмечал, что массы недоверчиво относятся к пропаганде преимуществ Советской власти. «В большинстве же кубанское казачество - это наши заклятые враги, которых мы держим в повиновении лишь силой оружия» [25].
Еще одной причиной возросшей активности бело-зеленых было усиленное внимание к ним со стороны Врангеля и Рады в связи с готовившимся десантом на Кубань. Денежные средства, оружие, офицеры-инструкторы - все это способствовало организационному укреплению вооруженной контрреволюции, расширению зоны ее действий. Так, в конце июля удалось поднять восстание в Карачае.
12 июля 1920 года в станице Курджипской Майкопского отдела состоялся «Съезд делегатов населенных пунктов горной полосы и побережья Черного моря», созванный «Советом народной обороны Кубанского края и Черноморской губернии». Обсуждались способы ведения борьбы с Советской властью и монархией. Провозгласив создание «Кубанской народной армии» во главе с «Военным комитетом народного освобождения Кубани», съезд вынес следующее программное стратегическое и тактическое решение. Предполагалось мобилизовать всех мужчин, способных носить оружие, в возрасте от 19 до 45 лет. Далее сообщалось, что с занятием каждого населенного пункта в нем будут учреждаться выборные Временные исполнительные народные комитеты. Остальные положения (амнистия красноармейцам, борьба с грабежами и поборами) были созвучны программе «Комитета возрождения России».
В нескольких станицах на самом деле возникли временные исполнительные народные комитеты, которые, однако, вскоре были разогнаны командиром партизанского отряда «Вольная Кубань» войсковым старшиной Фартуковым. В своем приказе от 23 июля 1920 года он предложил восстановить власть станичных атаманов и пользоваться положением об управлении станиц казачьих войск от 3 июля 1891 года.
С приходом в Майкопский отдел 1-го Кубанского сводного корпуса под командованием
полковника Г. Б. Крыжановского появился и от-дельский атаман - генерал-майор Курбатов, которого на этом посту скоро сменил обосновавшийся в станице Царской полковник Ф. Я. Посевин. В своих приказах новоиспеченный атаман, в подчинении которого находилось несколько хуторов и 3-4 станицы, не только запугивал казаков ужасами коммуны и возмездием за измену, но и пытался организовать их жизнь по старым образцам. На 15 августа им было назначено проведение сразу двух съездов - съезда станичных атаманов и старшин с их помощниками (от иногородних) и съезда местной интеллигенции - священников, учителей. Приказом от 24 августа Посевин обязал станичных и хуторских атаманов, волостных, сельских и аульных старшин провести сходы и избрать по одному депутату в отдельскую раду.
Иллюзорность нейтрального «третьего пути», по которому шло бело-зеленое движение, вскрывается самими приказами Посевина, обнажающими классовую сущность этих «борцов за демократию». В приказе № 4 атаман предупреждал: «Те станицы, хутора, села и аулы, которые думают держать нейтралитет, пусть знают, что они не только не увидят города, но и соседней станицы, хотя бы они вымирали от голода <...> Нейтралитета быть не может. Укрывательство от мобилизации искореню всеми способами, на которые способна власть в военное время» [26]. Не менее суровыми были и методы поддержания воинской дисциплины: за первое нарушение приказа - под плети, за второе - расстрел. Однако ни угрозы, ни суровые наказания уже не могли спасти бело-зеленое движение от гибели.
2 сентября 1920 года соединения 9-й армии и части добровольцев окончательно разгромили остатки врангелевского десанта, поражение которого было вызвано не столько боевыми успехами Красной Армии, сколько нестойкостью контрреволюции. Высадившийся в августе в Тамани генерал Черепов собрал население одной из станиц и заявил: «Ну, кончились все ваши круги и рады и выборные атаманы. Довольно уже накружились и нарадовались. Пора и твердую власть показать» [27]. Таким образом, кубанский казак на собственном опыте убедился в обманчивости обещаний Учредительного собрания, народовластия и, как сказал в речи на совещании председателей уездных, волостных и сельских исполнительных комитетов Московской губернии (15 октября 1920 г.) В. И. Ленин, «прочих красивых вещей, которыми мажут дураков по губам эсеры и меньшевики»: «Может быть, кубанские крестьяне верили им, когда они так красно говорили, но в результате они поверили не словам, а делу, они увидели, что большевики хотя народ и строгий, но все-таки с ними лучше. В результате этого Врангель полетел с Кубани, а многие сотни и тысячи из его войск оказались расстрелянными» [28].
К двадцатым числам сентября дезорганизованная армия Фостикова и 1-й сводный Кубанский корпус общей численностью до 5500 чел. преодолели Белореченский перевал. На Черноморском побережье в это время дислоцировались отряды
генерала Улагая, князя Шерванидзе, генерала Султан-Келеч Гирея, полковников Старицкого, Ануфриева, Крымшамхалова и др. Боевые действия развернулись на линии Красная Поляна
- Сочи - Адлер. После безуспешной попытки Фостикова закрепиться в районе Красной Поляны остатки «Армии возрождения России» 27 сентября пересекли границу Грузии и вышли к Гаграм. В начале октября после инсценировки нападения врангелевского флота на Черноморское побережье Грузии они были вывезены им в Крым.
Из оставшихся в Грузии разрозненных групп бело-зеленых полковником Старицким был сформирован сводный Терско-Кубанский отряд. В октябре этот отряд, но уже под командованием полковника Ануфриева, пробрался на Кубань в район станицы Каменомостской. Остатки отряда генерала Улагая вошли в состав Кубано-Черноморского отряда, который, однако, вскоре распался [29].
Так закончился первый период бело-зеленого движения. Он имел свои этапы развития и особенности.
В тактическом отношении это выражалось в том, что на начальном этапе (апрель - июль) действовали разрозненные малочисленные отряды, вооруженные легким стрелковым оружием и иногда пулеметами. Их тактикой были отдельные внезапные набеги с быстрым отходом к местам стоянок. Бело-зеленое движение тогда не получило еще четкого идейного и организационного оформления.
На этапе наибольшего подъема (август - сентябрь) общее количество повстанцев исчислялось тысячами, вооружение усилилось, включая артиллерию. Главную ударную силу составляла «Армия возрождения России» генерала Фостикова, действовавшая одновременно с частями Врангеля. Среди бело-зеленых наметилось три основных течения: самостийническое, белогвардейское и слабо оформившееся эсеровское. Эсеровскими лозунгами формально пользовались и самостийники (Пилюк и Савицкий), и белогвардейцы (Фостиков, Крыжановский, Посевин). В этот момент тактику военных действий бело-зеленых составляли не налеты, а долговременный захват станиц в качестве опорных пунктов. Наступление велось по фронту протяженностью иногда до 100 верст (от станицы Некрасовской Майкопского отдела до Невинномысской).
Третий, заключительный этап (октябрь 1920
- начало 1921 г.) характеризовался спадом повстанческого движения, возвратом к тактике налетов после разгрома основных сил. Начавшаяся с сентября сдача бело-зеленых стала массовой из-за наступления холодов. С поражением Врангеля в Крыму прекратилась помощь извне, казачество постепенно убеждалось в том, что альтернатив Советской власти не будет.
Бело-зеленое движение не обрело устойчивого характера. Сказалась общая усталость от войн - кровопролитная Первая мировая, а затем Гражданская истощили экономический потенциал, резко сократили население региона. Все это окончательно убедило кубанских казаков, что
"Культурная жизнь Юга России" 66 -
плохой мир лучше доброй ссоры. Менявшуюся позицию казачества во многом определяли серьезные сдвиги в его социальной психологии. На заключительном этапе Гражданской войны изменения проявились наиболее ярко.
Так, если в годы Первой мировой войны для массового сознания дезертирство отождествлялось с изменой воинскому долгу, и не было для казака более тяжкого преступления, то после революции в станицах на дезертира стали смотреть как на «лихого парня, умеющего надуть начальство» [30].
Бурные годы социальных потрясений сломали стереотипы мышления, но изменение ценностей не поколебало глубинные установки. В первую очередь - русский патриотизм казаков, который остался прежним, несмотря на довольно большую долю украиноязычного населения. Менталитет был обусловлен ролью, которую играло это военное сословие, на протяжении веков защищая рубежи России. Верность России - основа, надежно питающая общее уважение к государственной власти, - проявилась в неприятии кубанским казачеством как украинофильских, так и сепаратистских устремлений Рады.
Неудачи бело-зеленого движения и все более закреплявшийся статус властных структур, созданных большевиками, сначала обусловили выжидательную, нейтральную позицию по отношению к новой власти. Хотя к 1922 году вопрос о ее признании в основном был решен, переход к сотрудничеству с властью наиболее активного социального слоя - казачества - в дальнейшем шел непросто. Сохранялись и взаимное недоверие, и политическая настороженность. Действовали и приверженность сословным правилам казачьей чести, и - в значительной степени - чувство вины перед новой властью, и несогласие со все более жестким курсом большевиков.
В данной связи отметим, что введение нового земельного кодекса вновь резко обострило взаимоотношения власти с казачеством. Казаки лишились всех земельных прав, которые сохранял за ними декрет от 18 ноября 1920 года. Масштабный передел земель согласно новому землеустройству повлек за собой поистине трагические последствия в казачьих областях. Однако, поскольку теперь протест был наказуем по закону и расценивался как уголовно-криминальное деяние, с 1922 года можно констатировать завершение малой гражданской войны (которая в общепринятом понимании есть отраженная на низовом уровне борьба за политическую власть).
Литература и источники
1. Центр документации новейшей истории Волгоградской области. Ф. 11. Оп. 1. Д. 1. Л. 53.
2. Государственный архив Ростовской области (ГАРО). Ф. 1185. Оп. 1. Д. 10. Л. 56-57.
3. ГАРО. Ф. Р-97. Оп. 1. Д. 115. Л. 29.
4. Гиоев М. И. Ленинская аграрная политика в горском ауле. Орджоникидзе, 1969. С. 182.
5. Центр документации новейшей истории Краснодарского края (ЦДНИКК). Ф. 1774. Оп. 2. Д. 84. Л. 1.
6. Архивный отдел администрации города Новороссийска. Ф. Р-5. Оп. 1. Д. 146. Л. 9-13.
7. Российский государственный военный архив (РГВА). Ф. 9. Оп. 15. Д. 1. Л. 175.
8. Раковский Г. Н. В стане белых (От Орла до Новороссийска). Константинополь, 1920. С. 328.
9. РГВА. Ф. 1204. Оп. 1. Д. 112. Л. 114-114 об.
10. См.: Голубев А. В. Врангелевские десанты на Кубани. Август-сентябрь 1920 года. М; Л., 1929. С. 165-166.
11. Кондаков А. А. Разгром десантов Врангеля на Кубани. Краснодар, 1960. С. 22.
12. РГВА. Ф. 9. Оп. 15. Д. 1. Л. 185.
13. Раковский Г. Н. В стане белых ... С. 453, 469.
14. Разгром Врангеля. М., 1920. С. 265.
15. Степаненко Б. К. Контрреволюция на Дону, Кубани и Тереке в декабре 1920 - мае 1921 года и ее разгром // История СССР. 1986. № 6. С. 125.
16. РГВА. Ф. 9. Оп. 15. Д. 1. Л. 171.
17. Там же. Л. 172-177.
18. Там же. Ф. 192. Оп. 3. Д. 945. Л. 83-84.
19. ЦДНИКК. Ф. 2830. Оп. 1. Д. 2. Л. 6; РГВА. Ф. 25896. Оп. 3. Д. 1. Л. 5, 5 об., 20, 52.
20. Там же. Ф. 2815. Оп. 1. Д. 92. Л. 2.
21. РГВА. Ф.1204. Оп. 1. Д. 112. Л. 20-22.
22. Центр документации новейшей истории Ростовской области. Ф. 12. Оп. 2. Д. 275. Л. 2; РГВА. Ф. 4. Оп. 1. Д. 29. Л. 86; Ф. 9.Оп. 15. Д. 1. Л. 213.
23. Государственный архив Российской Федерации. Ф. 130. Оп. 4. Д. 230. Л. 8.
24. Там же. Л. 109-110 об.
25. Цит. по: Щетнев В. Е. Кубанская станица до коллективизации сельского хозяйства // Великий Октябрь и первые социально-экономические преобразования на Кубани. Краснодар,1974. С. 57.
26. ЦДНИКК. Ф. 1774-р. Оп. 2. Д. 529. Л. 5-8, 20.
27. Цит. по: Лихницкий Н. Т. Классовая борьба и кулачество на Кубани. Ростов н/Д, 1931. С. 58.
28. Ленин В. И. Полн. собр. соч. Т. 41. С. 358.
29. ЦДНИКК. Ф. 1774-р. Оп. 2. Д. 529. Л. 21, 24.
30. См.: Кулиш Н. В большевистском подполье // За власть Советов. Краснодар, 1957. С. 177.
A. A ZAYTSEV. WHITE-GREEN INSURRECTIONARY MOVEMENT IN THE SOUTH OF RUSSIA IN SEARCH OF ANOTHER TACK (1920-1922)
Using central and regional archives the author investigates the disputable problem in modern scientific literature - the development of the insurrectionary movement in the North Caucasus in the years of «lesser civil war».
Key words: white insurrectionary movement, lesser civil war, North Caucasus, Cossacks.
