CC BY
45
Сибирские исторические исследования. 2014. № 4
РЕЦЕНЗИИ
Behrends Andrea, Reyna Stephen P., and Gunther Schlee (eds.) Crude Domination. An Anthropology of Oil. Berghahn Books, New York, Oxford, 2011. vii, 325 p. ISBN 978-0-85745255-9. (Миськова Е.В.)
Рецензируемая коллективная монография вышла в свет в 2011 г. по инициативе и под редакцией Андреа Берендс, Стивена П. Рейны и Гюнтера Шлее - исследователей, объединенных той или иной формой сотрудничества с Институтом социальной антропологии Общества Макса Планка в Галле. В г. Галле много лет большое внимание уделяется исследованию антропологии экономических и политических конфликтов, в основе которых лежит проблема исключения разных аборигенных групп из процесса извлечения и распределения ресурсной ренты.
Коллективная монография вышла под названием «Грубое доминирование. Антропология нефти». Понятие «грубое» («сырое») отсылает к словосочетанию «сырая нефть». Нефть и все, что связано с ее разведкой, добычей, продажей, распределением доходов от добычи и продажи, идеологией ее как важнейшего экономически ресурса, как символического ресурса в национальном строительстве, как причины социальных конфликтов разного уровня, - таков предмет исследования. «Грубое доминирование» для авторов монографии - это не просто «власть», не только «превосходство» и не совсем «угнетение». Это своеобразное условие человеческого существования на определенных территориях и в рамках конкретных политических режимов и социальных организаций, поэтому они предлагают посмотреть на «нефть» как на реальность sui generis. Что это за модус человеческого взаимодей-
Рецензии
105
ствия, и по какой причине он выявляет остро конфликтную сторону этого взаимодействия?
Антропологи сетуют, что они упустили время, когда исследователи в других дисциплинах разрабатывали теории ресурсного проклятия. Ключевой концепт инодисциплинарного анализа - «нефтяное проклятие» как вариация ресурсного проклятия в целом. С помощью этого понятия описывается ситуация с эксплуатацией избыточного природного ресурса -от добычи серебра в Испании XVI в. до современной добычи природных ископаемых, при которой развивается так называемая голландская болезнь: государства превращаются в рантье, сосредоточенных на извлечении и перераспределении природной ренты и пренебрегающих ради этой цели развитием всех остальных средств производства. Нефтяное проклятие сопровождается высоким уровнем вражды и конфликта, потому что избыточные ресурсы обеспечивают возможностями и жаждой контроля над ними. Политологи объясняют особенности политических институтов, формирующихся в процессе борьбы за ренту: в погоне за нею объединяются интересы властных и частных групп, а индивиды, организации и компании получают деньги в процессе манипулирования политическим или экономическим окружением, а не в результате производственной или торговой активности как таковой. Среди политологов распространена теория неопатримониального государства (neo-patrimonialism), особенно в связи с современными африканскими нефтегосударствами (petro-states), когда институты власти присваиваются формальными функционерами, политиками и силовиками, чье господство основывается на приватизации res publica и которые действуют так, как будто государство - их вотчина (patrimony).
Квинтэссенция концепции ресурсного подхода в констатации «безумности», нерациональности этого проклятия: изобилие, которое должно вести к благу и процветанию, приносит вред, вражду и разложение институтов, складывание авторитарных политических режимов. То есть ресурс влияет на социальные отношения и действия таким образом, что помещает этот конфликт в разряд безумных, необъяснимых. Саму нефть многие из участников игры-битвы за нефтяную ренту в глаза не видели, и ее ценность в качестве сырого продукта для них не очевидна и непонятна. Но на выходе вместе с сырым продуктом проявляется такая же «грубая» власть, доминирование в чистом виде, приводящее к самому непосредственному использованию и регулированию жизни подчиненных групп и часто войне всех против всех.
И вот здесь антропологи говорят: стоп, про безумие - это к нам! Это как раз та особенность человеческой экзистенции, которая давно и живо нас интересует, и нам есть что об этом сказать. Если речь идет об иррациональности поведения групп, то в социальных науках давно подмечено, что это, как правило, мнимая иррациональность, маркирующая место
106
Рецензии
группы в системе доминирования-подчинения, а также характеризующая выбираемый группой способ сопротивления доминированию. В этом ключе авторы коллективной монографии договариваются о рассмотрении проблемы нефти и концептуализации антропологии нефтяного проклятия сквозь призму модусов доминирования. «Грубое доминирование», «доминирование в чистом виде» (Oil Mode of Domination, OMOD) выбирается редакторами книги (см. вводный очерк Стивена П. Рейны и Андреа П. Берендс “The Crazy Curse and Crude Domination. Towards an Anthropology of Oil”, р. 3-29) подходом для объяснения безумия нефтяного проклятия (P. 5). По итогам многолетних исследований в разных сферах очевидны два вывода: 1) вокруг нефти всегда ведется борьба, в которую вовлечены самые разные группы-игроки; 2) всегда существует иерархия ущерба от нефтяного проклятия - кто-то страдает больше, кто-то меньше (P. 19). Проклятие - это результат борьбы за установление, поддержание, воспроизводство доминирование. Это не просто борьба за ренту, это борьба за власть, в которой надо всегда поддерживать демонстрацию силы. Структурный анализ доминирования показывает, что оно представляет собой процесс получения социального капитала группами в результате регулирования места и поведения других групп.
Эта регуляция происходит на объективном и субъективном уровнях. Модусы доминирования - это устойчивые образцы ценностной регуляции, которая по-разному проявляется на разных структурных уровнях. «Грубое доминирование» - это когда ценность, ресурс, стоимость аккумулируются на одном или двух структурных уровнях. Субъекты борьбы за ренту знают правила игры в этих модусах доминирования. Таким образом, «грубое доминирование» - это конституирование и реконституирование нефтяного модуса доминирования, а также конструирование и реконструирование субъектов, регулирующих или сопротивляющихся OMOD (Р. 22-24).
Рейна и Берендс приводят в качестве примера борьбы за доминирование как истинной природы проклятия «веселую» детскую игру, которой американские родители в 1960-х любили занимать детей-гостей на днях рождения своих отпрысков. К потолку подвешивалась картонная коробка в форме игрушечного ослика, наполненная конфетами. Детям раздавались пластиковые дубинки, которыми они по команде «старт» могли лупить этого ослика: когда он сломается и порвется, дети могли собрать вывалившиеся из него конфеты, кому больше достанется. Это была борьба за чистое превосходство, в которой практически не было правил. В результате ни с чем мог остаться и сам именинник, если не проявлял необходимой расторопности и силы. В момент игры ломались все нормы приличия, с детей слетал весь праздничный лоск - они впадали в неистовство, лупя дубинками, в том числе, по попадающим под удар рукам-бокам-головам других участников. Смысл этого примера в
Рецензии
107
том, что борьба за ресурс может быть разной. По идее, родители именинника могли бы задать определенные правила игры: каждый игрок подходит к ослику по очереди, очередь определяется в результате какого-то дополнительного соревнования, считалки, скажем. Количество конфет в награду также могло бы регулироваться правилами - в зависимости от меткости удара, силы, расстояния и так далее. Так и шкала доминирования в результате борьбы за нефть может быть весьма широкой - от вот такой чистой войны всех против всех без правил до сложноструктурированного регулирования одних групп другими. Соответственно и уровень конфликта-проклятия также разнится - от, фигурально выражаясь, неистового дубасенья по голове всех и каждого до сложных и внешне довольно мирных политических форм подчинения. Соответственно и уровень, и форма сопротивления также могут быть разными. Но в основе все равно лежит нефтяной модус доминирования - «грубая» власть, власть в чистом виде.
В главах рассматриваемой книги эти разные точки на шкале доминирования-сопротивления представляют собой исследования ситуации «нефтяного проклятия» в местах с разным уровнем государственного вмешательства, разным составом игроков в борьбе за нефтяную ренту, разным качеством конфликта вокруг нефти. На одном полюсе находятся африканские нефтяные государства, в отдельных из которых, например в Нигерии, уровень насилия зашкаливает, на другом - как будто бы пример бесконфликтной ситуации вокруг нефти в северных регионах России, при том что в другой ее части - в Чечне - нефть вписана в контекст конфликта, перманентно обостряющегося до военного «сопротивления подчинению».
Серьезно различаются и социальные процессы, в рамках которых вокруг добычи нефти и распределения нефтяной ренты формируются институты на локальном и глобальном уровнях. Джонатан Фридман, автор главы “Oiling the Race to the Bottom” (Р. 30-45), отмечает при этом и общую тенденцию: после разрушения определенного политического и социального порядка (Африка после деколонизации или страны Латинской Америки и Россия после смены политических режимов) осколки этого порядка втягиваются в сети наднационального, глобального уровня, которые активно задействованы в регионах нефтедобычи Р. 36-38). Стивен П. Рейна в главе “Constituting Domination / Constructing Monsters: Imperialism, Cultural Desire and Anti-Beowulfs in the Chadian Petro-state” (Р. 132-162) употребляет понятие формального и неформального империализма, когда формальные империи в Африке после деколонизации всего лишь уступили место неформальным империям, в которых бывшие колонии в качестве как будто самостоятельных государств на самом деле стали играть роль клиентелл глобальных игроков (P. 135).
108
Рецензии
Региональная власть в разных странах по-разному манипулирует поведением как якобы самостоятельных бизнес-элит, так и локальных сообществ. Так, политики Восточной Азии ориентировали элиты своих стран на будущий успех через инкорпорацию их в глобальную экономику, а в Латинской Америке всегда сильным было национальное начало в качестве социального воображаемого (popular imaginaries): нефть в коллективных представлениях должна была работать на построение государства, где богатство будет распределено между всеми (Джон Глэдхилл в главе “The People’s Oil: Nationalism, Globalisation and the Possibility of Another Country in Brazil, Mexico and Venezuela”, p. 165-189).
Флориан Штаммлер в очерке “Oil without Conflict? The Anthropology of Industrialisation in Northern Russia” (Р. 243-269) отмечает, что, благодаря сильной социальной компоненте построения «новой социальной общности - советского народа» и идеологии коллектива, добыча нефти и газа на Севере России была вписана в иной социально-политический контекст: не насильственное извлечение чужих ресурсов, а работа на общее дело. Этот контекст включал самые разные группы - от приезжих «покорителей Севера» до коренных народов - в единую модерни-зационную повестку. При этом Штаммлер настаивает на том, что в современной России катализатором конфликтов вокруг ресурсов чаще всего выступают международные организации: аборигенные, экологические НКО, иностранные участники нефтедобычи (P. 263).
Галина Хизриева и Стивен П. Рейна, авторы очерка
“‘Against...Domination’: Oil and War in Chechnya” (Р. 270-297), характеризуя ситуацию в Чечне как гоббсовскую войну всех против всех, подчеркивают, что «теоретически чеченская нефть могла бы стать источником интеграции для строительства государства, как это произошло в Азербайджане, Башкирии, Татарстане, Туркменистане, но ни одна политическая сила в Чечне не воспользовалась этим. Клиентеллы Чечни, состоявшие из олигархов, нефтяных баронов, боевиков, не интересовались государственным строительством. Они боролись друг с другом за доступ к торговле нефтью. Государство, кем бы оно случайно ни управлялось, было назойливым препятствием для их грабительской активности» (P. 294).
Отдельный интерес представляет собой изучение и объяснение культурно обусловленных проявлений ресурсного проклятия на локальном уровне. Кайса Экхольм Фридман описывает и объясняет в своем очерке “Elves and Witches: Oil Kleptocrats and the Destruction of Social Order in Con-go-Brazzavile” (Р. 107-131) актуализацию дискурса колдовства в Конго-Браззавиле. Начиная с 90-х гг. XX в. в антропологии возобладало понимание, что колдовство - это не «традиционный» феномен, относящийся к отсталости деревенской жизни, но способ повседневной жизни и понимания современности. Колдовство в Африке сегодня - это способ опосредованно-
Рецензии
109
го культурой восприятия сложных экономических и политических условий жизни. В Конго-Браззавиле доступ к ресурсной ренте имеет узкая группа «друзей и родственников», которая тесно связана с зарубежными нефтяными ТНК. Этот союз создает буквально угрозу для жизни простых конголезцев, поскольку делает их существование «необязательным» - в нефтедобыче занято очень ограниченное их число в качестве низкоквалифицированных рабочих, и налоги с незанятого населения оказываются мизерными (P. 111). В обществе, в котором прежде источниками магической силы и власти, выраженными в концепте колдовства, было старшее поколение, баланс сил и поколений нарушился. Старики оказались бессильны, а молодежь, нанимаемая в качестве «охранников»-боевиков соперничающими группировками и просто сбивающаяся в уличные банды, приобрела особую власть насилия. В результате обедневшие люди возложили ответственность за «колдовство» на собственных детей, одновременно обвиняя их и возлагая надежду на их силу в сопротивлении тотальному угнетению и жестокости. При этом сами «дети-колдуны» (молодые люди) практически гордятся своей «силой» и демонстрируют, что колдовство сильнее политической власти. То есть в ситуации угнетения и насилия, когда войны за нефть привели к обесцениванию власти и авторитета глав семейств и старейшин, бедные вообразили, что они тоже имеют особую власть, чтобы психологически сопротивляться доминированию.
В бассейне Доба (Чад) (глава Стивена Рейны “Constituting Domination / Constructing Monsters: Imperialism, Cultural Desire and Anti-Beowulfs in the Chadian Petro-state”, рр. 132-162) население также причисляло местных, работающих на нефтяников, к колдунам, которые, по поверьям, едят людей и причиняют иные страдания. Таким образом, для того чтобы вызвать сопротивление, люди прибегают к культурно укорененным способам стимулирования желания сопротивляться через активацию определенных сюжетов и образов в мировоззрении, которые вызывают эмоцию страха (P. 155).
Обращает на себя антиглобалистский и антинеолиберальный запал в аргументации авторов книги в пользу локального, культурного и исторического своеобразия нефтяного модуса доминирования, который, к сожалению, заставляет их делать порой как минимум спорные политологические выводы и пророчества. Это я бы отнесла к рассуждениям авторов и об «устойчивой участвующей демократии» (sustainable participatory democracy) в Венесуэле при Уго Чавесе, и о необязательности корреляции между свободой и демократией в государстве и мирной добычей минеральных ресурсов (с примером России в качестве таковой необязательности), и о принципиальной невозможности авторитарного правления в Чечне...
Впрочем, спорность, пожалуй, даже слабость этих теоретических выкладок может указывать и на важную характеристику «грубого до-
110
Рецензии
минирования» — непредсказуемость его социальных, экономических и политических последствий. В этом и проявляется «безумие» как нерациональность, эмоциональность и спонтанность сложно регулируемого конфликта, в котором каждый участник может получить удар дубинкой по голове или толчок в спину в любой момент.
Подытоживая все сказанное авторами книги, Гюнтер Шлее в кратком заключении “Suggestions for the Second Reading: An Alternative Perspective on Contested Resources as an Explanation for Conflict” (Р. 298302) высказывает ряд сомнений в корреляции между свойством ресурса и социальными отношениями. Шлее считает, что не существует ресурсного конфликта самого по себе. Не это определяет занимание людьми позиций друга или врага по отношению друг к другу. В приписывании стереотипов врага или во включении кого-то в союзники люди большей частью руководствуются соображениями этничности, религии, национальности, языка и так далее. Это не универсальные категории, но активно присутствующие в современном политическом дискурсе на всех уровнях - глобальном, региональном, локальном (P. 299). Таким образом, если и принять обоснованную инициаторами монографии позицию, что конфликт может определяться физической природой ресурса, за который ведется соперничество и борьба, гораздо более важным и интересным для антрополога является вопрос, как это переводится на рельсы этничности, языка, религии и т. д., как происходит идентификация своего и чужого, участника и конкурента, союзника и врага в конфликте? Как нефть превращается в проблему конфессии или национальности? Не стоит ли сделать акцент на том, что на разном уровне разные игроки ведут несколько войн с разными целями одновременно, используя «ресурсное проклятие» в качестве идеологического зонтика для вражды и насилия? Гюнтер Шлее предлагает эти вопросы в качестве альтернативной перспективы на «нефтяное проклятие» для дальнейших исследований в области антропологии нефти.
Остается добавить, что сегодня книга Crude Domination читается с особым чувством, поскольку для современной России на исходе 2014 г. антропология нефти не просто актуальна, а устрашающе актуальна, является квинтэссенцией нашей экзистенции и, очевидно, нуждается в осмыслении.
Е.В. Миськова
Московский государственный университет Рецензия поступила в редакцию 8.09.2014 г.
Miskova Elena V., Moscow State University (Moscow, Russia)
Review of Behrends Andrea, Reyna Stephen P., and Gunther Schlee (eds.) Crude Domination. An Anthropology of Oil. Berghahn Books, New York, Oxford, 2011. vii, 325 p. ISBN 978-0-85745-255-9.
