CC BY
26
И.И. АРСЕНТЬЕВА БАЙКАЛЬСКИЙ РЕГИОН РОССИИ И СЕВЕРО-ВОСТОЧНЫЙ РЕГИОН КИТАЯ: ПРОБЛЕМЫ И ПЕРСПЕКТИВЫ СТАНОВЛЕНИЯ ТРАНСГРАНИЧНОЙ РЕГИОНАЛЬНОЙ СИСТЕМЫ1
Проблемы трансграничного сотрудничества и перспективы становления трансграничных региональных систем все чаще приковывают внимание российских ученых и политиков. Это объясняется, в частности, усилением значимости регионального компонента в экономическом, политическом и культурном развитии нашей страны, стремлением ее регионов занять свое место в системе современных международных взаимодействий.
Поскольку смыслообразующим элементом понятия «трансграничный регион» выступает термин «регион», следует начать с выяснения содержания последнего в рамках, соответствующих главной цели нашей работы - рассмотрению проблем и перспектив становления трансграничных региональных систем.
Следует отметить, что и в зарубежной, и в отечественной научной литературе отсутствует четкость в трактовке понятия «регион».
Принципиальную значимость имеет то, что регион рассматривается по крайней мере в двух аспектах - широком и узком. В узком понимании регион - часть государства, отличающаяся от других регионов совокупностью естественных или исторически
1 Статья подготовлена в рамках проекта «Влияние глобализирующегося китайского региона на Забайкальский край: социально-философский аспект», поддержанного Федеральным агентством по науке и инновациям (государственный контракт № 02.740.11.0363).
сложившихся относительно устойчивых географических, социально-экономических, культурных и иных особенностей, нередко сочетающихся с особенностями национального состава населения. В широком понимании регион - группа стран, расположенных в одном географическом районе мира и связанных между собой рядом факторов (экономической интеграции, безопасности, военной стратегии, обороны и т.д.).
Соответственно, под «трансграничным регионом» следует понимать определенную территорию, которая характеризуется наличием сходных природно-географических и прочих условий, охватывает приграничные территории двух или нескольких государств, имеющих общую границу. Однако необходимо учитывать, что регион может обладать свойством приграничности, но не вовлекаться в процессы формирования трансграничной общности. Помимо этого, в трансграничное сотрудничество могут включаться и территории, непосредственно к государственной границе не прилегающие.
Отличительной особенностью трансграничных регионов выступает установление особых условий, активизирующих деятельность участников трансграничного сотрудничества, экономическое развитие приграничных территорий, интеграционные процессы в различных социальных сферах, совместное решение правовых вопросов и т.д. В Западной Европе, где уже длительное время активно протекает процесс становления и развития трансграничных регионов, их характерной чертой является интенсивность внутрирегиональных взаимодействий, иногда даже более высокая по сравнению с внешними. Кроме того, трансграничные регионы неизбежно вовлечены в сложнейшую комбинацию факторов, связанных с геополитикой. Другими словами, говоря о трансграничных регионах, мы имеем дело с явлениями из области современных геополитических реалий. Так, значительное влияние на становление и развитие трансграничных регионов оказывают военно-политические блоки и союзы, наличие или отсутствие военных и территориальных конфликтов и т.д.
Анализируя проблемы и перспективы развития трансграничного сотрудничества, следует говорить не столько о трансграничных регионах, сколько о трансграничных региональных системах, структурные компоненты которых характеризуются высокой сте-
пенью связанности и взаимодействия. Однако чтобы приграничные территории двух или более стран стали трансграничной региональной системой, необходимо наличие хотя бы части следующих признаков: институциональное оформление трансграничного сотрудничества; совместная работа в региональных международных организациях; наличие схожих материальной и духовной культур.
М.А. Мунтян выделяет три группы факторов и, соответственно, три уровня становления и развития таких регионов. Первая группа - факторы предпосылочного характера - географический, социально-психологический, культурологический и др. Вторая группа - факторы, составляющие основу, сердцевину региона, -экономические. Третья группа - факторы, обладающие при любой конфигурации регионального строения субъективно-волевым характером, - политические. Отсутствие первой группы факторов, утверждает автор, существенно ослабляет систему региональных отношений, отсутствие второй или третьей - приводит к ее разрушению [Мунтян М.А., 1996, с. 124].
Россия граничит с большим количеством стран, поэтому ее приграничные территории испытывают разные трансграничные «притяжения». Так, регионы европейской части в большей степени ориентированы на объединяющуюся Европу. Для российских регионов, приближенных к южным границам, от Северного Кавказа до Восточной Сибири, - это соседи по СНГ (а за ними страны мусульманского мира) и континентальный Китай. Для Дальнего Востока и Восточной Сибири главное пространство экономического, политического и культурного сотрудничества - Северо-Восточная Азия, в первую очередь Китай, Япония, Южная Корея.
В декабре 2009 г. утверждена Стратегия социально-экономического развития Дальнего Востока и Байкальского региона на период до 2025 г. [Стратегия...]. В принятом документе делается акцент на модернизацию транспортной, энергетической и социальной инфраструктур регионов, а также на наиболее полное использование конкурентных преимуществ дальневосточных и восточносибирских субъектов Федерации, в том числе их природно-ресурс-ного и транзитного потенциалов.
Байкальский регион включает в себя три восточносибирских субъекта Российской Федерации - Иркутскую область, Республику Бурятия, Забайкальский край. Регион расположен на основных
транспортных магистралях, соединяющих Европу с Дальневосточным регионом России и странами АТР. При этом по территории Бурятии проходит государственная граница РФ с Монголией, по территории Забайкальского края - граница с Монголией и Китаем. Соответственно, главной целью становления, развития и совершенствования трансграничного сотрудничества Байкальского региона должно стать создание единого регионального пространства с экономиками сопредельных государств. Первостепенную значимость для развития региона имеет сотрудничество с Северо-Восточным регионом КНР (провинции Хэйлунцзян, Цзилинь, Ляонин, автономный район Внутренняя Монголия). Включение в данное трансграничное пространство способно обеспечить эффективное распределение имеющихся в Байкальском регионе природных ресурсов, их использование для структурных преобразований в экономике, выхода на траекторию экономического роста и политической стабильности, повышения уровня жизни населения.
Однако можно констатировать, что на сегодняшний день трансграничная региональная система не сформирована: имеют место локальные приграничные контакты и взаимодействия между административно-территориальными единицами Китая и России. На глобальном уровне у двух стран наблюдается больше точек соприкосновения и сфер реального сотрудничества, чем в области двустороннего сотрудничества на трансграничном уровне. Многие китайские политики и ученые отмечают, что отношения РФ и КНР никак не могут избавиться от ситуации «активной политики и вялой экономики». Так, специалист по вопросам российско-китайских отношений Кун Ханьбин подчеркивает, что неоспоримым фактом остается недостаточная степень взаимодополняемости в военной и экономической областях. По статистическим данным Минкоммер-ции, несмотря на стабильность двусторонних отношений, которая наблюдается в последние годы, объем взаимного товарооборота в 2008 г. составил порядка 50 млрд. долл. Это абсолютно несопоставимо с показателями китайско-американского или китайско-японского товарооборота, достигающими 200-300 млрд. Объемы российско-китайской торговли не подтверждают тезис о добрососедстве [США, Россия, ЕС...].
Кроме того, сотрудничество с приграничными территориями КНР не только помогает Байкальскому региону развиваться, но и
формирует устойчивый комплекс явных и латентных угроз, существенно затрудняющих становление трансграничной региональной системы. Среди этих угроз можно выделить основные:
- неэквивалентный характер трансграничного сотрудничества, при котором основную выгоду получает Китай;
- огромная демографическая асимметрия приграничных российских и китайских территорий;
- принадлежность приграничных территорий к разным куль-турно-цивилизационным системам, что создает дополнительные препятствия для расширения сотрудничества КНР и РФ, а также взаимоотношений их жителей.
В китайском законодательстве существуют большие преференции относительно приграничных торговых связей: упрощенный порядок лицензирования и квотирования операций приграничной торговли, пониженная ставка подоходного налога для предприятий приграничных территорий, расширение прав местных органов власти КНР в области регистрации компаний, имеющих право ведения торговли в приграничной полосе, и т.д. Приграничные субъекты РФ из-за непроработанности правового поля своей хозяйственной деятельности находятся в неравных экономических условиях по сравнению с китайскими соседями. В результате характер приграничной торговли более благоприятен для Китая. Правительство КНР сумело использовать приграничный бум в интересах развития Северо-Восточного региона и страны в целом, например, экспорт одежды, бытовой электроники и продовольствия способствует созданию в приграничных китайских провинциях дополнительных рабочих мест. В России же «власти просто проморгали этот процесс, и он способствовал лишь обогащению группы предприимчивых дельцов и директоров некоторых государственных предприятий» [Ларин В. Л., 2005, с. 221].
КНР проводит политику активизации процессов регионализации и экономического укрупнения своих территорий. Китайские власти справедливо полагают, что экономики отдельных провинций, особенно соседних, должны представлять собой единый, взаимосвязанный организм. Поэтому процесс региональной кооперации становится решающим фактором при разработке и реализации программ экономического развития страны. Так, Народный политический консультативный совет Китая неоднократно рас-
сматривал вопросы экономического объединения трех северо-восточных провинций - Хэйлунцзян, Цзилинь, Ляонин - с автономным районом Внутренняя Монголия в целях создания «северовосточного экономического пояса». Подобный подход создает условия для эффективного выхода этих территорий на международные рынки, в первую очередь на российский. Необходим симметричный ответ Российской Федерации, а также ее отдельных регионов на новые тенденции экономического развития КНР в трансграничном пространстве.
Однако обеспечение национальной безопасности России в этом случае необходимо понимать не столько как сохранение под ее юрисдикцией Восточной Сибири, сколько как удержание данной территории в единой геополитической нише русского этноса в условиях наличия динамично развивающегося и перенаселенного соседа. Население КНР ежегодно увеличивается на 15-16 млн. и, согласно официальной статистике, уже превысило 1 млрд. 300 млн. человек. В трех пограничных с Россией китайских провинциях -Хэйлунцзян, Цзилинь, Ляонин - еще в конце прошлого столетия проживали более 104 млн. человек, при этом средняя плотность составляла 130 чел./кв. км [China statistical yearbook, 1999, p. 113].
Согласно традиционной геополитической трактовке, каждый народ стремится оптимизировать свою территорию и ресурсы и, если ему их не хватает, неизбежно в том или ином виде поставит проблему пространства перед соседями. К. Хаусхофер в работе «Границы в их географическом и политическом значении» (1927) писал: «Обладатели резервных пространств Земли обманулись бы, поверив, что зажатые в тиски на своей народной почве миллионы китайцев, немцев, итальянцев и японцев без попытки справедливого проведения границ добровольно согласятся голодать перед лицом пустеющей колонизированной земли» [Хаусхофер К., 2001, с. 185].
Сегодня оценки численности китайских мигрантов, находящихся на территории России, колеблются от нескольких сот тысяч до 2 млн. Есть и другие точки зрения. Так, в 2004 г. Е. Гильбо оценил численность китайцев в России в 8 млн., прогнозируя их увеличение к 2010 г. до 21 млн., а к 2020 г. до 44 млн. [Гильбо Е., 2004, с. 63-64]. Согласно переписи 2002 г., в стране насчитывалось около 35 тыс. китайских мигрантов, но никто из специалистов не берет в
расчет данную статистику. Среди экспертов более достоверной считается цифра 200-400 тыс., максимум 500 тыс. Первым такие цифры привел В.Г. Гельбрас, основываясь на сумме оценок количества китайцев в разных городах и регионах России [Гельбрас
B.Г., 2001, с. 40]. Подобную точку зрения в 2004 г. высказал и
C. Приходько, бывший на тот момент заместителем руководителя администрации президента РФ: он оценил численность китайцев, находящихся в стране на относительно постоянной основе, в 150200 тыс. человек [Приходько С., 2004].
Развитие Байкальского региона сегодня невозможно без внешней миграции, в частности трудовых ресурсов КНР. При этом необходимо понимать, что угрозу национальной безопасности РФ представляют не китайские мигранты (количество которых в бытовом сознании значительно преувеличено), а резкое ухудшение демографической ситуации в России в целом и в Восточной Сибири в частности, проходящее на фоне экономического кризиса и вырастающей в перспективе проблемы трудовых ресурсов, обеспечивающих модернизацию страны.
Этим должны определятся долгосрочные цели новой стратегии национальной безопасности России, заключающиеся в защите своих территорий от бесконтрольной массовой миграции из сопредельных государств, разработке и реализации мер, способствующих закреплению местного населения, проведении такой миграционной политики, которая обеспечила бы приток населения из центральной части России и государств СНГ. Решение этих проблем в Байкальском регионе (как и в любом другом) зависит от экономической ситуации. Поэтому основной задачей является создание эффективной экономической модели, обеспечивающей преодоление хозяйственной отсталости региона и позволяющей в условиях отдаленности от европейского центра сохранить включенность в единое экономическое пространство страны. Другими словами, реальное противодействие многочисленным геополитическим угрозам России в Восточной Сибири может оказать лишь особая стратегия комплексного социально-экономического развития этой территории, ориентированная на стабильный рост и реализацию ее ресурсного потенциала, закрепление населения путем формирования комфортной среды обитания и т.д.
Трансграничные регионы обладают высоким потенциалом еще и потому, что в них сталкиваются культурно-цивилизационные коды. Межкультурное взаимодействие должно лежать в основе формирования трансграничных региональных систем. Однако развитию трансграничного сотрудничества Байкальского региона России и Северо-Восточного региона Китая в определенной степени мешает очевидная культурная отчужденность жителей двух стран. Мировой опыт свидетельствует о том, что китайские мигранты чрезвычайно медленно ассимилируются. К тому же в России отсутствует систематизированная институциональная основа решения миграционных проблем, отсутствует толерантность к людям иных культур, возникает почва для конфликтов, которые впоследствии могут перейти с регионального уровня на национальный.
Директор Института истории, археологии и этнографии народов Дальнего Востока ДВО РАН В.Л. Ларин пишет: «Очень сложной является проблема взаимоотношений двух соседних и, как показал весь прошлый опыт, очень трудно адаптирующихся друг к другу культур... Опыт тесного общения двух цивилизаций в Приамурье и Северо-Восточном Китае во второй половине XIX - первой половине XX в., не говоря уже о 90-х годах последнего, позитивным назвать трудно... Несмотря на длительное соседство и совместное проживание, тесные контакты на разных уровнях человеческого общежития, китайцы и славяне остаются очень и очень разными... причины - в глубоких отличиях двух цивилизаций, для преодоления которых необходимы минимум века» [Ларин В.Л., 1998, с. 23-24].
При исследовании проблем и перспектив становления трансграничных региональных систем необходимо учитывать, что многие приграничные территории находятся на стыке цивилизаций. Поэтому цивилизационно-культурная идентичность их жителей является одним из важнейших факторов не только региональной, но и национальной безопасности: если нет стабильной идентичности, нет и устойчивых границ, стабильного государства в целом. Это отчетливо видно на примере Северо-Кавказского региона России. В Байкальском регионе, где отсутствует цивилизационная общность с КНР, намного более серьезную угрозу национальной безопасности России представляет ощущение оторванности - не
только экономической и политической, но и культурной - от центральной части страны.
Как отмечают Д. Замятин и Н. Замятина, Сибирь по-прежнему часть России, но часть какая-то неполная: то ли недо-Россия, то ли еще-не-Россия, то ли уже-не-Россия. Поэтому вполне можно размышлять (что с успехом и делается) о Сибири вне России, ее политическом отпадении от Российского государства [Замятин Д., Замятина Н., 2005].
М.Л. Титаренко полагает, что последствия распада СССР отрицательно сказались на политике российских властей в отношении Сибири и Дальнего Востока, что привело к возникновению заметного культурно-цивилизационного отчуждения между западными и восточными регионами России, ослаблению экономических и культурных связей между ними, создало новые трудности в развитии взаимодействия России с ее дальневосточными соседями и странами АТР [Титаренко М.Л., 2003, с. 21-22].
На сегодняшний день в российско-китайских отношениях существует множество проблем, влияющих на национальную безопасность России в целом и безопасность ее регионов, в первую очередь Байкальского и Дальневосточного. Это, в свою очередь, затрудняет процесс становления трансграничных региональных систем. Байкальскому региону сотрудничество с Северо-Восточным регионом КНР, с одной стороны, помогает выживать и экономически развиваться. Это особенно актуально в условиях экономического кризиса, когда внутрироссийские и иностранные инвестиции (и так не очень значительные) резко снизились. В данном случае географическое положение региона выступает одним из главных конкурентных преимуществ, дает возможность создания транспортного коридора. С другой стороны, близость к Китаю влечет за собой ряд проблем, в частности, сырьевая направленность экспорта создает зависимость региона от китайских внешнеторговых приоритетов и, следовательно, угрозу региональной безопасности. Кроме того, у населения региона формируется мощный комплекс опасений и предубеждений. Они могут носить как вполне рациональный, так и иррациональный характер, но само их существование, массовость, воздействие на поведение (в том числе политическое) населения, использование в борьбе за власть делают их
самостоятельным вызовом региональной, а значит, и национальной безопасности РФ.
В современных условиях ни Байкальский регион, ни Россия в целом не могут отгородиться от мира, в том числе от Китая. При этом главную угрозу национальной безопасности РФ представляют внутренние проблемы. Следовательно, стратегическая задача российского руководства - всестороннее развитие Байкальского региона, который является одним из самых слабых звеньев в геополитической и геоэкономической структуре Российской Федерации или, используя терминологию К.В. Плешакова [Плешаков К.В., 1994, с. 32-33], выступает пограничным полем - пространством, не освоенным в должной мере демографически, экономически, политически и т.д. Решение этой масштабной задачи будет способствовать становлению и развитию трансграничной региональной системы «Байкальский регион РФ - Северо-Восточный регион КНР», а значит, обеспечению безопасности субъектов Российской Федерации, входящих в данную систему, и национальной безопасности России в целом.
Список литературы
Гельбрас В.Г. Китайская реальность России. - М.: Муравей, 2001. - 320 с. Гильбо Е. Перспективы китаизации России // Российская Федерация сегодня: Общественно-политический журнал Федерального собрания - Парламента РФ. -М., 2004. - № 13. - С. 63-64. Замятин Д., Замятина Н. Сибороссия и сибороссы // Агентство политических новостей. - Казахстан: проект Института национальной стратегии. - 02.12.2005. -Режим доступа: http://www.apn.kz/publications/print87.htm (Дата посещения: 14.04.2010.)
Ларин В.Л. Китай и Дальний Восток России в первой половине 90-х: проблемы регионального взаимодействия. - Владивосток: Дальнаука, 1998. - 283 с. Ларин В.Л. Российско-китайские отношения в региональных измерениях, (80-е годы ХХ века - начало XXI века). - М.: Восток-Запад, 2005. - 390 с. Мунтян М.А. Социально-политические процессы в постсоветском пространстве и судьбы российской цивилизации: (теоретические аспекты) // Куда идет Россия?.. Социальная трансформация постсоветского пространства / Под общ. ред. Т.И. Заславской. - М.: Аспект Пресс, 1996. - Вып. 3. - С. 122-131.
Плешаков К.В. Геополитика в свете глобальных перемен // Международная жизнь. - М., 1994. - № 10. - С. 30-39.
Приходько С. Мы не должны бояться Китая // Известия. - М., 2004. - 21 марта. - Режим доступа: http://www.izvestia.ru/russia/article45535 (Дата посещения: 16.04.2010.)
Стратегия социально-экономического развития Дальнего Востока и Байкальского региона на период до 2025 года (утверждена распоряжением Правительства РФ от 28 декабря 2009 г. № 2094-р) // Интернет-портал Правительства Российской Федерации. - Режим доступа: http://www.government. ru/gov/results/9049/ (Дата посещения: 17.04.2010.)
США, Россия, ЕС - кто же истинный друг Китая? // ИноСМИ.т. - Режим доступа: http://www.inosmi.ru/translation/246696.html (Дата посещения: 18.04.2010.)
Титаренко М.Л. Россия: Безопасность через сотрудничество. Восточно-азиатский вектор. - М.: Памятники исторической мысли, 2003. - 406 с.
Хаусхофер К. О геополитике: Работы разных лет. - М.: Мысль, 2001. - 426 с.
China statistical yearbook, 1999. - Beijing: Zhongguo tongji chubanshe, 1999. - 820 р.
