CC BY
40
УДК 930.85
ИСТОРИЧЕСКИЕ НАУКИ И АРХЕОЛОГИЯ. ИСТОРИЯ НАУКИ
БАШКИРСКОЕ ОБЩЕСТВО XVII В. КАК ЧАСТЬ ЕВРАЗИЙСКОЙ МАКРОСИСТЕМЫ*
© Б.А Азнабаев,
доктор исторических наук, ведущий научный сотрудник, Институт истории, языка и литературы, Уфимский научный центр РАН, проспект Октября, 71, 450054, г. Уфа, Российская Федерация, эл. почта: azbulattt@rambler.ru
Традиционно башкиры рассматривали евразийское пространство в качестве единой имперской территории, в котором, несмотря на изменение центров власти и перегруппировку сил, сохранялась традиционная система отношений между правителем и народом. Специфическое понимание кочевниками института подданства, в особенности добровольного, обуславливало независимость в делах внутренних и в значительной степени во внешних отношениях. В кочевых империях баланс интересов поддерживался за счет этнической специализации внутри одной экологической зоны. Российское государство, воспринявшее методы управления кочевыми и полукочевыми сообществами из административной практики Золотой орды и ее преемников, также стремилось разделить кочевников по правам и обязанностям. Так, в отличие от ногаев и калмыков, башкирам в Российском государстве отводилась роль плательщиков ясака и пограничной стражи на юго-восточной границе государства. Однако этот баланс интересов был нарушен в середине XVII в., когда Россия, претендуя на роль нового центра евразийской микросистемы, вступила в противостояние с Европой, представленной католической Речью Посполитой. В условиях тяжелой войны 1653-1667 гг. Москва была вынуждена принять условия добровольного подданства калмыков. Одна из главных клаузул русско-калмыцкого договора 1661 г. утверждала необходимость передачи калмыкам части башкирских вотчинных угодий и изъятия у башкир всех пленных, включая детей, рожденных от смешанных браков. Были нарушены главные условия добровольного подданства башкир, которые утверждали невмешательство во внутренние дела башкирского общества и незыблемость вотчинных прав. Прямым следствием реализации соглашения 1661 г. стало крупнейшее башкирское восстание 1662-1664 гг. События первой половины 60-х годов XVII в. означали трансформацию значения добровольного подданства, которое с этого времени не рассматривалось российскими властями в качестве правовой основы для сохранения особого статуса народа в административно-правовой структуре Российского государства.
Ключевые слова: башкиры, евразийская макросистема, российское правительство, калмыки, подданство, российско-польская война 1655-1667 гг.
© B.A. Aznabaev
THE BASHKIR SOCIETY OF THE 17TH CENTURY AS PART OF THE EURASIAN MACROSYSTEM
Traditionally, the Bashkirs considered Eurasia as a single imperial territory, which maintained the conventional system of relations between the ruler and the people despite the change in the centres of power and regrouping. A specific way nomads understood the notion of citizenship, especially on a voluntary basis, determined their independence in the internal and, to a large extent, external affairs. In nomadic empires the balance of interests was supported due to ethnic specialization within a single ecological space. The Russian state, adopting the methods of governing nomadic and semi-nomadic communities from the administrative practice of the Golden Horde and its successors, also wished to subdivide the nomads according to their rights and obligations. Thus, the Bashkirs were to pay the yasak tribute and perform border control at the south-eastern border of the state, as distinct from the Nogais and Kalmyks. However, this balance of interests was disturbed in
*Работа выполнена при поддержке фонда РГНФ по теме 15-01-00123
...............ВЕСТНИК АКАДЕМИИ НАУК РБ /
/ 2017, том 22, № 1 (85) IIIIIIIIIIIIIIIIIIIIIIIIIIIIIIIIIIIIIIIIIППННППШ
Institute of History, Language and Literature,
Ufa Scientific Centre,
Russian Academy of Sciences,
71, prospekt Oktyabrya,
450054, Ufa, Russian Federation,
e-mail: azbulattt@rambler.ru
the mid-seventeenth century, when Russia, claiming the status of a new centre for the Eurasian macrosystem, went into opposition with Europe that was presented by the Catholic Polish-Lithuanian Commonwealth. In the difficult war of 1653-1667, Moscow was forced to accept the conditions for voluntary citizenship of the Kalmyks. One of the main clauses in the Russian-Kalmyk Agreement of 1661 affirmed the necessity to pass part of the Bashkir patrimonial lands to the Kalmyks and bring back captives, including children of mixed parentage. This infringed the major terms of voluntary citizenship of the Bashkirs that guaranteed the non-interference into internal affairs of the Bashkir society and the inviolability of patrimonial rights to the land. The largest Bashkir uprising of 1662-1664 was a direct consequence of the Agreement of 1661. The events occurred in the first half of the 1660s marked the transformation of the essence of voluntary citizenship, which was no longer considered by the Russian authorities as the legal framework for conservation of the special status of the Bashkir people.
Key words: Bashkirs, Eurasian macrosystem, Russian government, Kalmyks, citizenship, Russian-Polish war of 1655-1667
В исторических исследованиях, посвященных истории башкирского общества ХУ1—ХУ11 вв., коренное население Южного Урала принято считать неотъемлемой частью восточного, а если точнее, тюркского мира кочевников и полукочевников, противостоящего экспансии Российского государства. Исследователи Г.И. Перетяткович и А.-З. Валиди, принадлежа различным научным школам и идеологическим установкам, сходились во мнении о том, что башкиры принадлежали к иной, отличной от российской, системы политических представлений и культурных ценностей [1, с. 75; 2, с. 314 ].
Вместе с тем применение мир-системного подхода к анализу взаимоотношений башкирских родоплеменных структур и российского государства приводит к выводу, что башкиры видели в Российских царях законных преемников власти предшествующих правителей евразийского пространства. В изложении башкирских ше-жере добровольное принятие российского подданства башкирскими родоплеменными вождями в деталях повторяет процедуру добровольного признания ими власти создателя Монгольской империи.
Джанеет Л. Абу-Луход предложила гипотезу, уточняющую концепцию И. Валлерстайна в вопросе происхождения средневековой мир-системы. В своем исследовании американская исследовательница утверждает, что еще «до европейской
__............ВЕСТНИК АКАДЕМИИ НАУК РБ
Б2 /Б
гегемонии» в начале XIV в. сложилась мир-система, включавшая в себя территорию от Китая до Атлантики. Она состояла из пяти независимых макросистем или «ядер»: Западная Европа, страны Индийского океана, арабский мир, Китай и Великая степь [3, с. 275]. Экспансия кочевников выступила в качестве катализатора бурного роста коммуникаций между ядрами единой мир-системы. Русские земли стали периферией макросистемы Великой степи. Однако, как отмечает Абу-Луход, никакого центра или гегемона в этой мир-системе не существовало [3, с. 33]. Распад Монгольской империи стал одной из главных причин разрушения мир-системы. В результате она была захвачена европейцами. Если в мир-системе 1250—1350 гг. сосуществовали центры, получавшие выгоду от взаимной терпимости, после же ее упадка начала устанавливаться гегемония Европы. Восточная часть мировой системы пришла в упадок, а западная, европейская, стала расцветать [4, с. 30]. Вместе с тем Абу-Луход не придала значения тому факту, что на территории разрушающейся макросистемы Великой степи с середины XV в. появился новый игрок, заявивший свои претензии на лидерство в регионе. Московское государство в силу религиозных и политических соображений не считало себя частью западноевропейской макросистемы. Однако и Запад исключил Московию из стран христианского мира. Ливонская война и последовавшие за ней
военные столкновения с Речью Посполитой и Швецией в XVII в. продемонстрировали консолидированную и враждебную России позицию европейских стран.
Российское государство, претендуя на роль регионального лидера, не имело возможности в полной мере воспринять из макросистемы Великой степи инструменты управления. Наиболее сложной в административном отношении была проблема регулирования отношений между кочевыми этносами, обитающими в едином политическом пространстве. Их нестабильная экономика обуславливала периодические вспышки экспансии, нарушающей политическое равновесие. Специфическое понимание кочевниками института подданства, в особенности добровольного, обуславливало независимость в делах внутренних и в значительной степени во внешних отношениях. В такой ситуации в кочевых империях баланс интересов поддерживался за счет этнической специализации внутри одной экологической зоны [5, с. 299]. До начала XVII в. российскому правительству пришлось решать подобную задачу только в отношении двух кочевых народов — ногаев и башкир. Уже во второй половине XVI в. мы наблюдаем стремление разделить их по характеру обязанностей в отношении государства. Ногаи активно использовались во всех внешних военных акциях государства, ногайская элита играла роль внешнеполитических посредников, русская дворянская конница получала возможность приобретать дешевых ногайских лошадей, поставляемых на российские рынки. Место башкир в политике Российского государства было сравнительно скромнее. Им отводилась роль плательщиков ясака и пограничной стражи на юго-восточной границе государства. Башкиры сохранили военную организацию, не подчинявшуюся российской администрации. Власти стремились не вмешиваться в дела внутреннего самоуправления кочевников и полукочевников. Не только ногайские правители, но даже более интегрированные в административную структуру государства башкиры нередко выступали в качестве независимых субъектов во внеш...............ВЕСТНИК АКАДЕМИИ НАУК РБ .
неполитических переговорах. В конце ХУП—первой половине XVIII в. послы, представляющие башкирский народ, отправлялись в Крым, Турцию, Казахстан и среднеазиатские государства.
Вторжение калмыков в начале XVII в. свело на нет все расчеты российского правительства. Традиционные методы интеграции кочевников в административную структуру государства потеряли свою эффективность после военного подчинения ногаев и захвата большей части кочевых угодий башкир калмыцкими тайшами.
Вся система охраны южных и юго-восточных границ Российского государства была призвана предотвращать набеги кочевников, но не противодействовать крупномасштабной этнической миграции. К примеру, на южных рубежах России служилым людям Белгородской или Воронежской черты противостояли крымские татары, главной целью которых являлся не захват территории, а добыча ясыря, т.е. пленных. Крымчаки избегали крупных боевых столкновений, не оставались подолгу в одном месте, спешили уйти с добычей [6, с. 129]. Согласно исследованию С.К. Богоявленского, общая численность калмыков, приблизившихся к границам России в начале XVII в., превышала 280 тыс. человек [7, с. 64]. Главной целью калмыков являлось обретение территории для безопасного кочевания. Подчинение ногаев, башкир и сибирских татар было вызвано потребностью калмыков в их пастбищных угодьях. Численность башкир и ногаев не позволяла им оказать серьезное сопротивление военной мощи калмыков. С.К. Богоявленский пишет, что бывшие властители края — ногаи, впадали в панику при одном слухе о приближении калмыков, не проявляя никакого желания вступать с ними в бой [7, с. 58]. Калмыки к концу 30-х годов XVII в. беспрепятственно утвердились на лучших степных землях Уфимского уезда по долинам рек Яик, Орь, Илек, Кизил и Сакмара.
Калмыцкие тайши провозгласили себя преемниками власти Ногайской орды над башкирами. В 1623 г. калмыки заявили башкирам Катайской волости: «Прежде вы
платили ясак ногаям, а ныне дадите ясак мне, и я пришлю к вам для ясака послов своих» [8, с. 222]. Таким образом, калмыки не признали российское подданство башкир. Тем не менее, российское правительство, в соответствии с условием подданства, стремилось защитить башкир и ногаев, но калмыки нанесли несколько чувствительных поражений русским войскам. В 1634 г. ногаи попросили у астраханских властей военной помощи, ибо калмыки «побили их жен и детей в полон имали и животину отняли». Астраханские воеводы, которым из Москвы было указано защищать ногайских татар, выслали в степь ратных людей. В результате самое боеспособное в Поволжье астраханское войско в открытом бою с калмыками потерпело поражение. По донесению воевод служилым людям «стоять им было не в силу» [1, с. 22]. После этого события ногаи, кочевавшие в Поволжье, были вынуждены подчиниться калмыкам.
В 30-е годы XVII в. главная проблема русско-калмыцких отношений заключалась в том, что наиболее влиятельные калмыцкие тайши не признали российского подданства ногаев и башкир. В 1646 г. тайша Дайчин заявил русскому послу А. Кудрявцеву: «Земля и воды божьи, а прежде та земля, на которой мы теперь с ногайцами кочуем, была ногайская, а не государева. Мы, пришедши сюда, ногайцев сбили, а как мы под Астраханью ногайских и едисанских мурз за саблею взяли, то и кочуем с ними пополам по этим рекам и урочищам, потому что они теперь стали наши холопи; нам в этих местах зачем не кочевать» [9, с. 221].
Российские правящие круги XVI— XVII вв. владели золотоордынским имперским дискурсом, однако калмыцкая элита принесла с собой совершенно иной тип представлений о государственном праве. К примеру, у калмыцких тайшей было очень своеобразное представление о территориальном единстве Российского государства. В 40-е годы XVII в. находясь в состоянии войны с жителями Казанского уезда, тай-ша Далай считал возможным сохранять дружественные отношения с башкирами и администрацией Уфы. В 1644 г. он заявил
__............ВЕСТНИК АКАДЕМИИ НАУК РБ
пз /
уфимскому послу И. Черникову-Онучину, что «посылает он ногайцев и калмыков не на Уфимский, а на Казанский уезд, потому что чуваши и черемисы Казанского уезда со мной не в миру, а в миру со мной Уфимского города государевы люди и башкирцы». Русскому послу пришлось разъяснять тай-ше, что и «Казань и Уфа есть царского величества города, и люди в тех городах и уездах одного государя, а не самовластные, живут под государевой высокой рукой» [10, с.123].
Весь прежний опыт российского правительства в отношениях с кочевниками был связан с государствами, которые образовались на месте Золотой орды. При этом территория бывшего Джучиева улуса в XУ—XУII вв. продолжала оставаться в сфере действия государственного права чингизидов. В определенной мере исключением была Ногайская орда, однако ногайские правители заплатили за отход от джучиева права стремительным развалом государства в середине XVI в. Государственное право чингизидов не предполагало существования государств, не признающих высший авторитет хана [11, с. 217]. Со временем потомки основателя империи монголов перестали трактовать это положение во вселенском масштабе. Они были вынуждены смириться с независимостью государств Запада. Однако этот принцип настойчиво проводился в отношении народов, ранее признавших власть монгольского императора. Если в европейском международном праве к этому времени уже сложилось представление о государственном суверенитете, то в евразийских степях считали, что независимость противоречит правовому порядку. Признание власти верховного правителя вовсе не означало полной утраты самостоятельности. Подданство часто было номинальным, поскольку сохранялись все структуры внутреннего самоуправления и даже право иметь отношения с другими государствами.
В отличие от ногаев и башкир, калмыцкие тайши не желали видеть в русском царе правопреемника власти хана Великого улуса. Московские дипломаты, по сложившейся традиции, требовали от калмыцких
тайшей «прямого холопства» и предоставления аманатов. Калмыцкие тайши отговаривались тем, что «желают быть в совете и мире, а в холопстве быть не хотят» [20, д. 7, л. 45]. Калмыки категорически отвергли предложение предоставить аманатов и платить какие-либо пошлины или подати, т.е. принципиально отказывались брать на себя какие-либо обязательства.
Что же касается самой процедуры шер-тования, т.е. принесения присяги на верность царю, то калмыцкие лидеры шли на это легко и даже с охотой. Присяга всегда сопровождалась выдачей царского жалования и подарков. Почти ежегодно в Уфе и сибирских городах многочисленные тай-ши перед строем стрельцов «рассекали собаку и скрозь нее меж пищалей проходили» [20, д. 7, л. 48]. Впрочем, причудливость обряда калмыцкой присяги не гарантировала ее нерушимости. Калмыки отрекались от клятвы в любой подходящей ситуации. П.И. Рычков объяснял непрочность калмыцкой присяги непостоянством и легкомыслием всех кочевников [12, с. 165].
Таким образом, западные монгольские племена отвергли правовые принципы евразийской макросистемы. В 1688 г. они разграбили храмы Чингисхана Эрдени Дзу в Каракоруме. Легитимность правителей ой-ратов основывалась на признании их власти духовным лидером в Тибете. Таким образом, сакрализация власти в калмыцком обществе была тесным образом связана с буддизмом. Даже после создания Калмыцкого ханства в составе Российской империи в XVIII в. хан получал регалии власти не из Петербурга, а от Далай ламы [12, с. 95]. В 1566 г. правитель Ордоса Хутухтай-Сэцэн-хунтайджи вторгся в Тибет и отправил к трем главным ламам посольство с заявлением: «Если вы нам подчинитесь, мы примем ваше религиозное учение и станем его последователями; если же вы нам не подчинитесь, мы поступим с вами как с врагами» [14, с. 221]. В итоге Алтан-хан дал верховному ламе Тибета титул далай-ламы, а сам стал его представителем, выступая в качестве защитника веры. Ойраты создали такую легитимность своей верховной власти, которая не
...............ВЕСТНИК АКАДЕМИИ НАУК РБУ
имела ничего общего с сакральным статусом золотого рода.
В этой ситуации российскому правительству оставались только военные и дипломатические меры сдерживания агрессии калмыков. Во время бесконечных переговоров происходил размен и выкуп пленных, причем московское правительство не переставало твердить тайшам, чтобы уходили с башкирских земель на Черные пески и на реку Иргиз.
К концу 40-х годов в долгой степной войне чаша весов явно стала клониться в сторону башкир. Они перестали быть беззащитным объектом грабежа для калмыков. В 1648 г. башкиры под руководством тархана Тоимбета Яныбаева самостоятельно разгромили отряд тайши Чакула под Табынским городком [15, с. 38]. В 1651 г. в районе Закамских крепостей башкирское войско нанесло поражение калмыкам и ногайцам, отбив при этом чувашский полон [15, с. 44].
Возросший потенциал башкирского войска оценил и тайша Дайчин. В 1644 г. в ходе переговоров с уфимским дворянином И. Черниковым-Онучиным, Дайчин признался, что под Казань и Астрахань он посылает свои войска, потому что «тех городов ни от кого ничем не опасен. А опасен я только от одного Уфимского города от русских людей и башкирцев. Потому что Уфимского города русские люди и башкирцы чинят мне шкоду великую, на улусы мои приходят войной и людей моих побивают и в полон ем-лют. И мне самому от них не оберегатись» [16, д. 84, л. 12]. Тайша рассказал о неудачном завершении последних походов на башкир: «...а коли мы на них башкирцев хаживали, и мы де с потеркой к себе прихаживали». Дайчин поделился информацией о наиболее эффективной тактике войны с башкирами. Он считал, что на них лучше нападать осенью, «когда лист с дерева опадет и реки встанут, чтобы можно было до больших снегов к себе в улусы успеть. Летом де им башкирцам ничего не зделаешь, лишь себе шкоду учинить». Впрочем, оценив боевые способности башкир, Дайчин не терял надежды привлечь их на свою сторону, если не силой оружия, то мирным путем: «Чаю что
и добром будут башкирцы у меня. А только учнут башкирцы кочевать у меня и нам де окроме Бога, кому то сделать?».
В начале 50-х годов XVII в. башкиры уже не жаловались на калмыков и не просили уфимского воеводу защитить их. Напротив, калмыцкие тайши все чаще посылают в Уфу своих представителей, добиваясь прекращения набегов башкир на калмыцкие кочевья. В 1657 г. от Дайчина пришел посол в Уфу ногаец Янибек Идилбаев, который жаловался на башкир, нападавших на калмыков и отбивавших у них скот [17, с. 171]. Во время приема с наибольшей ясностью выразилась политика московского правительства — покрывать башкирские набеги вопреки очевидным фактам. Изменение соотношения сил в войне с башкирами принудили калмыцкого лидера Дайчина в конце 1660 г. вновь обратиться к российским властям с предложением на сей раз реального подданства. Калмыки обещали в подтверждение своей шерти не только дать аманатов, от чего прежде категорически отказывались, но и начать военные действия против Крыма. Незадолго до этого дворянская конница России потерпела несколько сокрушительных поражений от польской кавалерии и предложение калмыков принять участие в войне казалось очень своевременным. Московское правительство создало особое калмыцкое отделение в рамках Посольского приказа [19, с. 198]. Это отделение возглавлял князь В.Г. Ромодановский и дьяк И.С. Горохов. В 1661 г. Горохов отправился к тайше Дайчину с единственной целью — добиться от калмыков обещания выступить против крымского хана [9, с. 223].
Дайчин заверил посла, что «теперь рады исполнить повеление великого государя, пошлем своих людей на Крым, а после большой воды пойду сам с детьми и племянниками, стану станом на Дону подле казачьих городков и буду промышлять над Крымом». Тайша обязался ограничить вольность своих подданных. Он заявил, что «всем своим улусным людям и татарам велит заказ учинить крепкий, чтобы никаких ссор и задо-ров с людьми великого государя не чинили». В обмен на военную помощь Дайчин доби-
..............ВЕСТНИК АКАДЕМИИ НАУК РБ
вался прекращения нападения на калмык российских подданных: «...от русских людей калмыкам лиха не было». Тайша особо указал: «.а злее всех башкирцы, всегда всякое зло калмыкам от башкирцев».
В условиях тяжелейшей войны с Польшей военная помощь калмыков сыграла важную роль в нейтрализации крымской угрозы. Калмыки честно выполнили свои обязательства перед российским правительством. Более того, Мончак предупредил Москву о контактах башкир с крымским ханом. Он узнал, что «хан намеревался принять их к себе и ходить с ними вместе под государевы города»[9, с.237].
Калмыки выполнили свои обязательства перед российским правительством. Российская администрация также выполнила условия соглашения с калмыками. Приказ Казанского дворца не только подтвердил указ 1648 г. о запрете башкирам нападать на калмыков, но и дал специальное задание уфимскому воеводе Ф.И. Сомову: «..про башкир сыскать всякими сысками накрепко, а все взятое ими у калмыков вернуть обратно. Пущих воров башкирцов казнить смертной казнью» [20, д. 1, л. 145]. Для изъятия калмыцких пленных и захваченного башкирами скота в Уфе был сформирован отряд служилых людей во главе с сыном боярским А.И. Приклонским и толмачом В.И. Киржацким.
Судя по огромному количеству челобитных башкир, деятельность этой команды сопровождалась невиданным прежде насилием и произволом. Предполагалось, что уфимские служилые люди в башкирских волостях займутся поиском калмыцких пленных и захваченного у калмыков имущества. Однако на деле Приклонский просто обложил башкир произвольной денежной данью за якобы захваченное ими у калмыков добро. В 1661 г. башкиры Ногайской дороги Минской волости «Утяшка Токмаметев с товарищи били челом, чтобы с них за лошадей, которые они отбили у калмаков денег править было не велено» [21, д. 261, л. 235]. Наибольшие злоупотребления происходили при возвращении калмыцких пленных. Дело в том, что среди башкир была распро-
странена экзогамия, запрещающая браки в пределах родоплеменной структуры. Иногда одно только это обстоятельство побуждало организовывать набеги на калмыцкие и казахские улусы для захвата невест. В ходе деятельности отряда А. Приклонского многие башкиры, женившиеся на калмычках, лишались не только жен, но и детей прижитых от совместных браков [21, д. 164, л. 26, 28, 31]. Приказ Казанского дворца был вынужден послать в Уфу 4 специальных указа об изъятии пленных калмыков и скота у самих А.И. Приклонского и В.И. Киржацкого [21, д. 174, л. 258].
Впоследствии правительство объясняло причину восстания башкир вынужденными мерами по изъятию калмыцкого полона. В 1664 г. правительство заявило калмыкам, что башкирское восстание 1662—1664 гг. было результатом соглашения российского правительства с калмыками: «...уфимские башкиры за то, что у них взят полон и отдан вам тайшам Великому государю изменили и будучи в измене учинили русским людям многое разоренье» [17, с. 128]. Власти, запрещая башкирам нападать на калмыцкие улусы, не учитывали, что война между кочевниками не предусматривает развития оборонительной тактики. Этим преимуществом обладают только оседлые народы, способные создавать укрепленные линии и мощное оборонительное оружие. В степной войне единственным сдерживающим фактором является страх перед ответным нападением. Эта специфика войны кочевников нашла свое отражение в обычаях барымты, которая совершалась с санкции третейского суда, что придавало ей форму законного возмездия [18, с. 219]. Поэтому указ о казни организаторов набегов нарушал правовые традиции кочевников, согласно которым верховная власть должна была предоставлять обиженному право отомстить обидчику.
Таким образом, причиной башкирского восстания 1662—1664 гг. стало резкое изменение внешнеполитического курса российского правительства, которое пошло на одностороннее нарушение условий добровольного подданства башкир. Реализация
русско-калмыцкого договора 1661 г. неизбежно должна была привести к вмешательству властей в дела башкирского самоуправления. Факт изъятия башкирских вотчинных земель на юге Уфимского уезда свидетельствовал о том, что российское правительство не намерено далее придерживаться традиционной золотоордынской политики, учитывающий добровольный характер подданства. С 60-х годов XVII в. евразийской макросистеме начинает формироваться новая имперская управленческая идеология, наиболее отчетливо проявившая себя в политике Петра I. Отныне правительство не обременяет себя выявлением различий между народами завоеванными и добровольно принявшими российское подданство, т.е. непривилегированными и привилегированными. С начала XVIII в. официально провозглашается курс на отмену законодательных и административных льгот отдельных народов. В положении регламента Камер-коллегии декларируется равенство всех подданных в «тягостях» [22, с. 113].
Мир-системный подход показывает, насколько значительным было влияние на внутреннее состояние башкирского общества фактора принадлежности к евразийской макросистеме, вступившей в конфликт с Западом, стремящегося стать гегемоном в новом миропорядке. С другой стороны, башкирское восстание 1662—1664 гг. не могло не оказать влияние на наметившийся расклад сил. В ходе русско-польских посольских съездов 1664 г. под Смоленском, по словам Ордина-Нащокина, польские дипломаты получили от шведского комиссара известие о положении дел в Башкирии, после чего «польские сенаторы начали быть горды и несходительны в мирных статьях, стали колоть нам глаза этим шведским сочинением, будто правда, что в Великой России страшное бессилие и разорение; по шведским же рассыльным вестям король и в Украйну пошел, услыхав, что все московские войска высланы против башкирцев» [9, с. 345].
ВЕСТНИК АКАДЕМИИ НАУК РБ
V
/2017,
Л И Т Е РАТУ РА
1. Перетяткович Г.И. Поволжье в XVII - начале XVIII в. Очерки из истории колонизации края. Одесса, 1882. 403 с.
2. Валиди А.-З. История башкир / пер. с турецкого А.М. Юлдашбаева, авт. вступ. статей А.М. Юлдашбаев, И. Тоган. Уфа: Китап, 2010. 352 с.
3. Abu-Lughod J.L. Before European hegemony: The World System A.D. 1250-1350. Oxford University Press, 1991. 443 p.
4. Рахманов А.Б. Периферийные направления мир-системного анализа: концепции Дж. Абу-Луход и Ф. Моулдер // Вестн. Моск. ун-та. Социология и политология. 2015. № 3. С. 24-43.
5. Khazanov A.M. Nomads and the Outside World. Cambridge: Cambridge University Press, 1984. 396 p.
6. Новосельский А.А.Борьба Московского государства с татарами в первой половине XVII века / отв. ред. член-корр. АН РБ СССР С.В. Бахрушин. М.-Л.: Изд-во АН СССР, Институт истории АН СССР, 1948. 452 с.
7. Богоявленский С.К. Материалы по истории калмыков в первой половине XVII в. // Исторические записки. М., 1939. № 5. С. 48-101.
8. Миллер Г.Ф. История Сибири. М.: Изд. фирма «Восточная литература», 1999. Т. II. 630 с.
9. Соловьев С.М. История России с древнейших времен. М., 1961. Кн. 6. Т. 11-12. 682 с.
10. Устюгов Н.В. Башкирское восстание 1737-1739 гг. М., АН СССР, 1950. 155 с.
11. Джиованни дель Плано Карпини. История
Монгалов. Гильом де Рубрук. Путешествие в Восточные страны. М., 1957. 291 с.
12. Рычков П.И. Топография Оренбургской губернии. Уфа, 1999. 312 с.
13. Китинов Б.У. Светская и духовная власть у ойратов и калмыков в XVII-середине XVIII в. // Вестн. Моск. ун-та. Сер. 13. Востоковедение. 2000. № 4. С. 94-95.
14. Златкин И.Я. История Джунгарского ханства (1635-1758). М., 1983. 336 с.
15. Вельяминов-Зернов В.В. Источники для изучения тарханства, жалованного башкирам русскими государями. СПб., 1864. 48 с.
16. Российский государственный архив древних актов (РГАДА) Ф. 119. Калмыцкие дела. Оп. 1.
17. Устюгов Н.В. Башкирские восстание 1662-1664 гг. // Исторические записки. Т. 24. М., Л., 1947. С. 112-176.
18. Левшин А.И. Описание киргиз-казачьих, или киргиз-кайсацких, орд и степей. Алматы, 1996. 656 с.
19. Вернадский Г.В. Московское царство. М., 2000. 512 с.
20. Научный архив Института истории, языка и литературы (НА ИИЯЛ УНЦ РАН). Ф. 23 Оп. 1.
21. Российский государственный архив древних актов (РГАДА). Ф. 233. Фонд Печатного приказа. Оп.1.
22. Фирсов Н.А. Инородческое население прежнего Казанского царства в новой России до 1762 г. и колонизация Закамских земель // Уч. зап. Казан. ун-та. Казань, 1871. Т. VI. С. 297-401.
REFERENCES
1. Peretyatkovich G.I. Povolzhye v XVII - nachale XVIII v. Ocherki iz istorii kolonizatsii kraya [The Volga region in the 17th and early 18th centuries. Essays on the history of colonization of the region]. Odessa, 1882. 403 p. (In Russian).
2. Validi A.-Z. Istoriya bashkir [The history of the Bashkirs]. Translated from Turkish by A.M. Yuldashbaev, authors of the introductory articles A.M. Yuldashbaev, I. Togan. Ufa, Kitap, 2010. 352 p. (In Russian).
3. Abu-Lughod J.L. Before European hegemony: The World System A.D. 1250-1350. Oxford University Press, 1991. 443 p.
4. Rakhmanov A.B. Periferiynye napravleniya mir-sistemnogo analiza: kontseptsii Dzh. Abu-Lukhod i F. Moulder [Peripheral lines of world-system analysis: Theories of J. Abu-Lughod and F. Moulder]. Vestnik
__............ВЕСТНИК АКАДЕМИИ НАУК РБ
Moskovskogo universiteta - The Moscow University Herald. Sociology and Political Science, 2015, no. 3, pp. 24-43 (In Russian).
5. Khazanov A.M. Nomads and the Outside World. Cambridge: Cambridge University Press, 1984. 396 p.
6. Novoselskiy A.A.Borba Moskovskogo gosudarstva s tatarami v pervoy polovine XVII veka [Struggle between the Moscow State and the Tatars in the first half of the 17th century] Moscow. Leningrad, Akademiya nauk SSSR, Institut istorii SSSR, 1948. 452 p. (In Russian).
7. Bogoyavlenskiy S.K. Materialy po istorii kalmykov v pervoy polovine XVII v. [Materials on the history of the Kalmyks in the first half of the 17th century]. Istoricheskie zapiski - Historical Notes. Moscow, 1939, no. 5, pp. 48-101 (In Russian).
8. Miller G.F. Istoriya Sibiri [The history of
Siberia]. Vol. 2. Moscow, Vostochnaya literatura, 1999. 630 p. (In Russian).
9. Solovyev S.M. Istoriya Rossii s drevneyshikh vremen [The history of Russia from the earliest times]. Book 6. Vol. 11, 12. Moscow, 1961. 682 p. (In Russian).
10. Ustyugov N.V. Bashkirskoe vosstanie 17371739 gg. [The Bashkir uprising of 1737-1739]. Moscow, Akademiya nauk SSSR, 1950. 155 p. (In Russian).
11. Jiovanni del Plano Carpini. Istoriya Mongalov [The history of the Mongals]. Guillaume de Rubrouck. Puteshestvie v vostochnye strany [The journey to the eastern countries]. Moscow, 1957. 291 p. (In Russian).
12. Rychkov P.I. Topografiya Orenburgskoy gubernii [Topography of the Orenburg Province]. Ufa, 1999. 312 p. (In Russian).
13. Kitinov B.U. Svetskaya i dukhovnaya vlast u oyratov i kalmykov v XVII-seredine XVIII v. [Secular and clerical authorities of the Oyrats and Kalmyks in the 17th - mid-18th centuries]. Vestnik Moskovskogo universiteta - The Moscow University Herald. Ser. 13. Oriental Studies, 2000, no. 4, pp. 94-95 (In Russian).
14. Zlatkin I.Ya. Istoriya Dzhungarskogo khanstva (1635-1758) [The history of the Dzungar Khanate (1635-1758)]. Moscow, 1983. 336 p. (In Russian).
15. Velyaminov-Zernov V.V. Istochniki dlya izucheniya tarkhanstva, zhalovannogo bashkiram russkimi gosudaryami [Research sources for studying tarhanate granted to the Bashkirs by the Russian
tzars]. St. Petersburg, 1864. 48 p. (In Russian).
16. The Russian State Archive of Ancient Acts. Fond 119. Kalmytskie dela [The Kalmyk affairs]. Opis 1 (In Russian).
17. Ustyugov N.V. Bashkirskoe vosstanie 16621664 gg. [The Bashkir uprising of 1662-1664]. Istoricheskie zapiski - Historical Notes, vol. 24. Moscow-Leningrad, 1947, pp. 112-176 (In Russian).
18. Levshin A.I. Opisanie kirgiz-kazachyikh, ili kirgiz-kaysatskikh, ord i stepey [Description of Kirgiz-Kazak, or Kirgiz-Kaysak, hordes and steppes]. Almaty, 1996. 656 p. (In Russian).
19. Vernadskiy G.V. Moskovskoe tsarstvo [The Tsardom of Moscow]. Moscow, 2000. 512 p. (In Russian).
20. Archive of the Institute of History, Language and Literature. Fond 23, opis 1 (In Russian).
21. Russian State Archive of Ancient Acts. Fond 233. Fond Pechatnogo prikaza [Srchive of Prikaz of the Seal]. Opis 1 (In Russian).
22. Firsov N.A. Inorodcheskoe naselenie prezhnego Kazanskogo tsarstva v novoy Rossii do 1762 g. i kolonizatsiya Zakamskikh zemel [The aboriginal population of the former tsardom of Kazan in new Russia until 1762 and colonization of the Trans-Kama lands]. Uchenye zapiski Kazanskogo universiteta - Proceedings of the Kazan University, Kazan, 1871, vol. 6, pp. 297-401 (In Russian).
ВЕСТНИК АКАДЕМИИ НАУК РБ /
/ 2017, том 22, № 1 (85) llllllllllllllllllllllllllllllllllllllllНПНННШЦУ
