Научная статья на тему 'Авторские стратегии в прозе Татьяны Толстой: диалог с «Опоздавшим собеседником»'

Авторские стратегии в прозе Татьяны Толстой: диалог с «Опоздавшим собеседником» Текст научной статьи по специальности «Языкознание и литературоведение»

CC BY
190
32
i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.
Ключевые слова
АВТОРСКАЯ СТРАТЕГИЯ / INTERACTIVE STRATEGY / ВНУТРИТЕКСТОВЫЙ АВТОР / INLINE AUTHOR / ПРОБЛЕМА ЧИТАТЕЛЯ / PROBLEM OF THE READER

Аннотация научной статьи по языкознанию и литературоведению, автор научной работы — Суворов Андрей Александрович

В статье рассматривается система имплицитных категорий «автор» и «читатель» на материале прозы Татьяны Толстой. Предлагаемый литературоведческий анализ основан на принципе выделения элементов поэтики художественного текста, маркирующих базовые модальности внимания, соучастия и открытия (В.В. Прозоров), а также содержит филологический комментарий авторской стратегии взаимодействия с потенциальным читателем («М-Читатель» по У. Эко). В работе показано, что во многих аспектах авторская стратегия, реализованная в прозе Татьяны Толстой рубежа XX-XXI веков, может быть охарактеризована как рискованная (отмечается слияние уровней внимания и соучастия, выявляется пунктирная повествовательная манера и активное использование разговорной лексики). В результате эмпирического анализа текста романа «Кысь» и сборников рассказов писателя складывается концепция литературоведческого восприятия позиции автора по отношению к потенциальному читателю как поэтической коммуникационной системы с высочайшим интерактивным потенциалом.

i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.
iНе можете найти то, что вам нужно? Попробуйте сервис подбора литературы.
i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.

The article analyses the system of inline categories ‘author’ and ‘reader’ which is based on prosaic material by Tatyana Tolstaya. Literary analysis presented in the article is focused on the principle of extraction of the poetic elements from a piece of literature; the following elements are the markers of basic interactive modalities (called by Prof. V.V. Prozorov as attention, participation and discovery ). Literal commentary on author’s interaction strategy for conquering the potential reader (‘M-reader’ by U. Eco) is also stated in the article. It is grounded that in many aspects Tatiana Tolstaya’s interaction strategy (embodied in her prosaic works of the XX-XXI centuries) may be called risky. It is found in confluence of modalities of attention and participation and frequent usage of colloquial vocabulary. As a result of empirical examination of the texts (novel «Kys» and various collections of short stories) a conception of literary perception is developed. This is a conception of literal perception of author’s attitude toward potential reader as a poetical communicational system with a high rate of interactive possibilities.

Текст научной работы на тему «Авторские стратегии в прозе Татьяны Толстой: диалог с «Опоздавшим собеседником»»

АВТОРСКИЕ СТРАТЕГИИ В ПРОЗЕ ТАТЬЯНЫ ТОЛСТОЙ: ДИАЛОГ С «ОПОЗДАВШИМ СОБЕСЕДНИКОМ»

А.А. Суворов

Ключевые слова: авторская стратегия, внутритекстовый автор,

проблема читателя.

Keywords: interactive strategy, inline author, problem of the reader.

Литературный процесс конца XX-XXI веков характеризуется, среди многих других параметров, процессами соприкосновения с коммуникационными системами и новыми медиа1. Среда, которая обусловливает информационные возможности и запросы потенциальной аудитории, как правило, рассматривается литературоведением в качестве историко-культурного контекста произведения художественной словесности. Однако она влияет и на внутренний мир литературного текста, во многом определяя структуру его поэтики. В частности, именно система доступных массовому читателю коммуникационных активов (уровень образования и языковых компетенций, специфика информационных запросов и интересов) определяет принципы восприятия художественного произведения. Образ читателя («М-Читатель» по У. Эко) уже «заложен» в литературном сюжете, именно его автор эксплуатирует в качестве идеального собеседника. Интерактивные2 составляющие поэтики могут быть рассмотрены как маркеры авторской стратегии взаимодействия с потенциальным читателем - a priori «настроенной» на определенный тип восприятия. Проверить предложенную гипотезу нам поможет творчество одного из наиболее обсуждаемых и признанных отечественных писателей рубежа XX-XXI веков - Татьяны Никитичны

1 Разработкой комплекса научных проблем, связанных с развитием «новых медиа», занимаются ученые по всему миру ^м.: [Засурский, 2005], а также тематический раздел «Медиаконвергенция» электронного научного журнала факультета журналистики МГУ им. М.В. Ломоносова «Медиаскоп» (http://www.mediascope.ru/taxonomy/term/411).

2 Интерактивным ресурсам художественного текста посвящена статья В.В. Прозорова [Прозоров, 2010, с. 9-29].

Толстой. Необходимо уточнить, что (помимо литературного поприща) Т. Толстая - успешный блогер1, телеведущая2,

1 Татьяна Толстая ведет блог на платформе «Живого журнала», а также аккаунт в социальной сети Facebook.

2 Наибольшей популярностью среди телезрителей пользовался проект «Школа злословия» (телеканалы «Культура» и «НТВ»); см. раздел программы на сайте телеканала НТВ (http://www.ntv.ru/peredacha/shkola/last23628772/).

журналист1 и (эпизодически) литературный и медиакритик2.

В литературных произведениях Т. Толстой нас будут интересовать «системы читательской направленности» [Прозоров, 2010, с. 929], то есть те элементы поэтики, которые могут прямо или косвенно характеризовать взаимоотношения «автор - имплицитный читатель» (вслед за У. Эко [Эко, 2005, а 23-24] названную систему мы будем изучать, применяя термин «авторская стратегия»). В литературоведении существует устоявшееся представление о текстовых модальностях

- уровнях контакта произведения и его предполагаемого читателя: «внимание - текстовая модальность, побуждающая читателя - зрителя

- слушателя как можно экономнее и органичнее «войти в произведение», попасть в его ритм, понять и принять художественные условия данного рода (жанра) художественного высказывания; соучастие -свойство текста вызывать более или менее устойчивые и интенсивные сопереживания (соразмышления), связанные с отраженной и выраженной в нем художественной реальностью; открытие - вызванный (спровоцированный) совершенным текстом, подготовленный всей его (торопливой или нарочито замедленной) сюжетной динамикой взрыв очищения, обновления, потрясения» [Прозоров, 2010, с. 19]. Предложенную В.В. Прозоровым систему мы используем в качестве отправного методического принципа, позволяющего идентифицировать и систематизировать (в пределах доступного) такие компоненты поэтической структуры литературных текстов, которые могли бы, будучи осмысленными в комплексе, охарактеризовать авторскую стратегию, реализованную в произведениях Т. Толстой конца XX-XXI веков.

Начиная говорить об уровне внимания, обратимся к сборнику рассказов, статей, эссе и интервью «Не кысь». Он включает значительный объем прозаических произведений автора, написанных в рамках интересующего нас периода3. Коммуникативный успех, то есть максимальное вовлечение вероятного читателя в художественный мир или другую (созданную писателем) реальность, возможен лишь при условии выбора удачной формы первого контакта - «крыльца и дверей» текста. Рассматривая заголовочные конструкции и композиционные

1 Татьяна Толстая в разное время сотрудничала с различными зарубежными и отечественными изданиями, среди которых: газета «Московские новости», журналы «Столица», «Русский телеграф» и «Контрапункт».

2 Среди журнальных и газетных публикаций Толстой - аналитические отзывы на телевизионные передачи, новые литературные произведения и англоязычные переводы русских книг.

3 В сборник, что явствует из заглавия, не вошел роман «Кысь».

«завязки» рассказов Т. Толстой, мы обнаружим замечательные системно проявляющиеся особенности, позволяющие идентифицировать одну из авторских стратегий писателя (метод активизации читательского внимания).

Рассказ «Окошко»: «Шульгин часто, раз в неделю уж непременно, а то и два, ходил к соседу играть в нарды. Игра глуповатая, не то что шахматы, но тоже увлекательная. Шульгин сначала стеснялся немножко, потому что в нарды только чучмеки играют, - шеш-беш, черемша-урюк, - но потом привык. Сосед, Фролов Валера, тоже был чистый славянин, никакой не мандаринщик. Кофе сварят, все интеллигентно, и к доске. Поговорить тоже. - Как думаешь, Касьянова снимут?» [Толстая, 2013, с. 7]. С первых строк читателю предлагается «заглянуть в окно» частной жизни персонажей рассказа. Важно, что жизнь этих людей (даже после нескольких бытовых подробностей) можно безошибочно определить как типично российскую. Благодаря упоминанию фамилии председателя Правительства Российской Федерации, мы можем довольно точно определить и время событий (с 2000 по 2004 год). Для нас важен не только «соседский» типаж героев, но и языковые приемы, точно подобранные автором для обвально быстрого введения потенциального читателя в мир рассказа. Просторечные звукоподражательные формы («шеш-беш») и граничащие с оскорблением характеристики («мандаринщик», «чучмеки») дают возможность наметить речевой портрет автора: этот человек совершенно не выделяется из описываемой среды, страдает от тех же невзгод и, что называется, ходит теми же маршрутами.

Подобный тип завязки мы обнаружим и в рассказе «Милая Шура»: «В первый раз Александра Эрнестовна прошла мимо меня ранним утром, вся залитая розовым московским солнцем. Чулки спущены, ноги - подворотней, черный костюмчик засален и протерт. Зато шляпа!... <... > Ей девяносто лет, подумала я. Но на шесть лет ошиблась» [Толстая, 2013, с. 23]. Далее читатель знакомится с обстоятельствами жизни Александры Эрнестовны и ее (эпизодической, но запоминающейся) роли в судьбе самого автора. В первой же строке нам предлагается опосредованное знакомство с Александрой Эрнестовной. И в первых же строках автор отметает все возможные сомнения в «подлинности» персонажа. Это типичная пожилая москвичка, прожившая девять десятков лет именно здесь - в той же стране и городе, что и автор. Она одна из многих, но именно с ней читатель, практически того не заметив, уже познакомился. Доверительный тон, сниженная лексика - все эти повествовательные методы создают эффект давнего знакомства не только с персонажем, но (неожиданно стремительно) и с читателем: в

такой раскрепощенной языковой форме на такие - неформальные -темы не рассуждают с коллегой или незнакомцем.

Следующий текст в сборнике «Не кысь» (мы используем метод сплошной выборки) - рассказ «Факир»: «Филин - как всегда, неожиданно - возник в телефонной трубке и пригласил в гости: посмотреть на его новую пассию» [Толстая, 2013, с. 34]. Повествование - изобилующее бытовыми подробностями воспоминание об удивительном шарлатане -начинается «на ходу». Читатель словно бы опоздал на дружескую встречу, а прибежав, начал старательно улавливать суть начавшегося без него диалога. На его появление «не обратили внимания» специально - в качестве дружеского порицания за задержку, но тона и темпа разговора автор не сменил, ведь «опоздавший собеседник» - не посторонний человек. Значимая художественная деталь: Филин оказывается человеком, относящимся к общему кругу знакомств автора и «опоздавшего» на встречу читателя. Нужно отметить, что роль воспринимающего текст идентифицируется в качестве «уже состоявшегося» знакомого. При этом такой статус определяется естественно, без давления или напряжения - с помощью художественной деталировки («новая пассия») и языковых средств («возник в телефонной трубке», «как всегда»). Чтобы проследить системно проявляющиеся черты диалога «автор - читатель» в малой прозе Т. Толстой, необходимо сделать еще несколько выписок.

Продолжим применять принцип последовательного рассмотрения цикла и обратимся к композиционному «старту» рассказа «Лимпопо»: «Могилку Джуди в прошлом году перекопали и на том месте проложили шоссе. Я не поехала смотреть, мне сказали: так, мол, и так, все там уже закончено, машины шуршат и несутся, в машинах дети едят бутерброды и собаки улыбаются, проносясь в охапку с хозяйками - мелькнули и нету. Что мне там делать?» [Толстая, 2013, с. 57]. Текст знакомит читателя с воспоминаниями о Джуди, ее потенциальных женихах и многочисленных деталях распространенного в советское время коммунального быта. Кроме нарочитого несоответствия названия (река в южной Африке, ассоциирующаяся со сказочной южной страной) и мотива смерти, с сообщения о которой и начинается рассказ, необходимо обратить внимание на бытовую интерпретацию неизбежного конца человеческой жизни. Словоформа «могилка», а также следующая за ней конструкция из местоимений и частицы «так, мол, и так» - маркеры разговорной речи1. Впечатление усиливают детали: «машины шуршат и

1 Результаты запроса «мол» (второе значение) // Грамота.ру. [Электронный ресурс]. URL:

http://www.gramota.m/slovari/dic/?lop=x&bts=x&zar=x&ag=x&ab=x&sin=x&lv=x&az=x&p

e=x&word=%EC%EE%EB]

несутся, в машинах дети едят бутерброды и собаки улыбаются». Эти образы фокусируют внимание читателя на кощунственном (но реально существующем) жизненном укладе и пробуждают эмоциональное соучастие. Уже второе предложение «передает» потенциальному читателю ощущение безысходности и сожаления. Именно таков эмоциональный фон завязки рассказа. Парадоксальное совмещение смерти и жизни, шире - противопоставленных явлений, мы встретим во многих произведениях Т. Толстой. Такова же природа грустного (порой даже «черного») юмора писательницы.

Сформулированное наблюдение о юморе подтверждается текстом рассказа «Охота на мамонта»: «Красивое имя - Зоя, правда? Будто пчелы прожужжали. И сама красива: хороший рост и все такое прочее. Подробности? Пожалуйста, подробности: ноги хорошие, фигура хорошая, кожа хорошая, нос, глаза - все хорошее. Шатенка. Почему не блондинка? Потому что не всем в жизни счастье. Когда Зоя познакомилась с Владимиром, тот был просто потрясен. Ну, или, во всяком, случае, приятно удивлен. - О! - сказал Владимир» [Толстая, 2013, с. 115]. Кроме отмеченного ранее набора языковых средств (разговорные конструкции - «все такое прочее»), в этом тексте мы обнаруживаем еще один прием активизации внимания потенциального читателя. «Охоту на мамонта» автор начинает с диалога, требующего включенного участия воспринимающей стороны. На деле автор угадывает вопросы собеседника («как бы» слышит их и отвечает), то есть формирует иллюзию полноценного интерактивного взаимодействия. Если в процитированных выше произведениях потенциальный читатель занимал позицию «условно опоздавшего» участника дружеского разговора, то теперь автор изменяет правила литературной игры и напрямую объясняет, почему вымышленный персонаж - шатенка, а не блондинка. Безусловный комический эффект провоцирует первая реплика Владимира, она же уравновешивает совершенный автором выход за пределы литературной условности, переключая внимание читателя на диалог персонажей.

Прямой контакт с «опоздавшим собеседником», имитация разговорной речи и шутливо-фамильярная техника повествования - эти черты художественного стиля Т. Толстой достигают точки фокусировки в одной фразе, являющейся и экспозицией, и завязкой композиционной системы рассказа «Спи спокойно, сынок»: «У Сергеевой тещи в сорок восьмом году сперли каракулевую шубу» [Толстая, 2013, с. 126]. Анекдотично-афористичный характер литературного высказывания определяется не только самой темой (кража одежды), но и лексическим рядом

(во главе которого разговорно-сниженное «сперли»1). Быт можно считать центральной линией рассказа, он уже определил персонажей (Сергей и его теща), временные ориентиры (страшное событие произошло явно в XX веке, то есть в 1948 году) и ценностную шкалу (архетипиче-ски дорогой статусный предмет одежды - каракулевая шуба - остается в памяти и по прошествии десятков лет). Предметный мир поглощает персонажей, события, эпохи. Течение жизни подчиняется именно логике рутинных действий человека, а не его «пиковых» поступков. Автор развивает эту тематическую линию от текста к тексту: цикл «Не кысь» продолжает рассказ «Круг», первая - афористичная - фраза которого: «Мир конечен, мир искривлен, мир замкнут, и замкнут он на Василии Михайловиче» [Толстая, 2013, с. 137]. Здесь также читателя ждет история типическая, главный герой которой - «несогласный» со сложившимися обстоятельствами и уже прожитой жизнью «маленький человек». Фантасмагорическая история подходящей к своему завершению биографии Василия Михайловича с ее любовной составляющей снова демонстрирует глубокую, непреодолимую зависимость человека от традиционных поведенческих моделей. Быт не отпускает, не дает возможности вырваться из пресловутого «Круга». Персонаж «замкнут» в надындивидуальном сюжете, который, в свою очередь, согласно сформулированным автором законам художественной логики, не имеет ответвлений или вариаций. Василия Михайловича, несмотря на все усилия, ждет типовой финал. Аналогично реализуется этот мотив -«замкнутой жизни» - в романе «Кысь»: «И стоишь. И думаешь: куда же я иду-то? Чего мне там надо? Нешто там лучше? И так себя жалко станет! Думаешь: а позади-то моя изба, и хозяюшка, может, плачет, из-под руки вдаль смотрит; по двору куры бегают, тоже, глядишь, истосковались; в избе печка натоплена, мыши шастают, лежанка мягкая...» [Толстая, 2010, с. 11]. Так рассуждает герой о потенциальной возможности расставания с привычной жизнью. Автор не скрывает оценочных элементов в описании условной «постапокалиптической» художественной действительности - легко считываемой грустной пародии на объективную социальную реальность. Саму мысль о разрыве бытового шаблона Бенедикт изначально отвергал как крамольную и предельно опасную, демонстрируя привитое с детства общинное поведение. Поведенческая модель персонажей романа поз-

1 Результаты запроса «спереть» // Грамота.ру. [Электронный ресурс]. URL:

http://www.gramota.ru/slovari/dic/?lop=x&bts=x&zar=x&ag=x&ab=x&sin=x&lv=x&az=x&p

e=x&word=%F1%EF%E5%F0%E5%F2%FC]

воляет нам отнести их к галерее образов, представленных в сборнике «Не кысь».

Используемый нами метод сплошной выборки (мы следовали за логикой расстановки рассказов внутри сборника) позволяет сделать промежуточные выводы о специфике авторской стратегии, реализованной в прозе Т. Толстой, в той части ее многообразного функционала, которая связана с текстовыми модальностями внимания и соучастия. Однако, для соблюдения принципа доказательности, приведем еще несколько текстовых примеров, подтверждающих отмеченные выше функциональные особенности: типажи героев, элементы быта, стилевая природа авторской речи.

Укажем (используя полужирное выделение) на очередное молниеносно-быстрое знакомство читателя с героем рассказа «Поэт и муза»: «Нина была прекрасная, обычная женщина, врач и, безусловно, заслужила, как и все, свое право на личное счастье» [Толстая, 2013, с. 150] (выделено нами. - А.С.). Интерактивное взаимодействие с другом-читателем продолжается и в рассказе «Огонь и пыль»: Интересно, где теперь безумная Светлана по прозвищу Пипка, та, про которую одни с беспечностью молодости говорили: «Да разве Пипка - человек?», а другие возмущались: «Что вы ее к себе пускаете? Книги бы поберегли! Она же все растащит!» [Толстая, 2013, с. 164]. Дачный быт (одна из постоянных тем в творчестве Т. Толстой) является полноправным (а может быть и главным) персонажем текста «Пламень небесный»: «Этот Коробейников, он приходил на дачу из соседнего санатория. Его там оперировали по поводу язвы» [Толстая, 2013, с. 179]. Суммируем наши наблюдения.

Основными смысловыми параметрами вводных конструкций художественных текстов Т. Толстой (преимущественно малых прозаических форм) можно назвать:

• повседневный быт как один из определяющих художественную реальность компонентов: рутинные жизненные процессы поглощают героев и всесторонне определяют их;

• язык повествования изобилует разговорной, просторечной и сниженной лексикой; тон обращения автора к потенциальному читателю - прямолинейный и предельно внятный - формирует позитивную коммуникационную среду, сводящую к минимуму конкретно-смысловые разночтения;

• фабула повествования прямо или подспудно связана с личной (частной) историей, которая и становится поводом для «знакомства» читателя с персонажами и мгновенного перевода диалога в сферу дружеского доверительного общения.

В прозе Т. Толстой интимная, изобилующая реалистичными подробностями - создающая эффект документального повествования -история становится достоянием «избранного» читателя. Автор использует прием персонального обращения и делится со своим собеседником закрытой от невнимательных и ничего не замечающих лиц информацией; так создаются условия для уникального, возможного только в условиях полного взаимопонимания, диалога. У Т. Толстой «посторонним вход» - как это ни парадоксально - разрешается. Только понятия «посторонний» в системе интерактивных отношений автора и имплицитного читателя не существует, а точнее - не предполагается.

Рискованная авторская стратегия предполагает, что потенциальный читатель, под которым буквально «проваливается пол» рассказа (заглавие и стремительная завязка повествования), с первых строк поглощен текстом на уровне внимания. При этом другая реальность -художественный мир истории, свидетелем которой «опоздавший собеседник» столь быстро (почти помимо своей воли) стал - не мыслится без его активного участия; произошло погружение в тот самый, знакомый читателю мир - пространство его собственных воспоминаний: его страна, его квартира и дача, его соседи и так хорошо знакомые городские улицы. Отказаться от точно подобранных бытовых деталей нет никакой возможности, ведь такой отказ (провал идентификации) полностью лишит смысла жизненный опыт самого читателя. Именно здесь кроется главный риск авторской стратегии. Он связан с необходимой для старта интерактивных отношений «автор - читатель» идентификацией вещного мира, который обрамляет глубинные смыслы прозы Т. Толстой, как своего. Очевидные риски можно связать и с возрастом потенциальной аудитории (которая может не опознать многочисленных деталей советского и постсоветского быта).

Прежде чем перейти к анализу системы интерактивного контакта автора с потенциальным собеседником на уровне открытия, отметим, что обозначенные риски уравновешиваются точным и, безусловно, талантливым подбором тем, портретных характеристик и языковых средств. Художественный мир произведений Т. Толстой выстроен как интерактивная модель отечественной исторической реальности, соприкосновения с которой подавляющая часть русскоязычной читательской аудитории конца ХХ-ХХ1 веков избежать никак не могла. Удивительным образом авторская стратегия взаимодействия с предполагаемым читателем, идентифицируемая в рассмотренных текстах, совмещает уровни внимания и соучастия, сливает две текстовых модальности воедино, а точнее, предопределяет следующую ситуацию: уровень внимания властно требует от читателя соучастия.

Устремление авторского внимания в прошлое - один из ключей к пониманию системы факторов, обусловливающих «включение» модальности открытия. Комплексное воздействие на читателя можно охарактеризовать метафорой - лоскутное одеяло множества историй об известном заранее. Почему известном? Дело в том, что автор зачастую апеллирует к реальному опыту обширных сегментов аудитории - к тем ячейкам коллективной памяти, которые и представляют собой комплекс надындивидуальных черт, формирующих массовое сознание (от тех, кто был свидетелем политики времен Касьянова, до всех жителей коммуналок и владельцев летних дач). Галерея образов «маленьких людей» с их маленькими, но полными драматизма судьбами создает иллюзию постоянного незримого (и до знакомства с текстом неприметного) присутствия автора в жизни читателя.

Переход от описания событий или передачи прямой речи к элементу композиции, традиционно именуемому в литературоведении «лирическим отступлением», в прозе Т. Толстой плавен и трудноуловим (осуществляется по законам «нечеткой логики» [Прозоров, 2005, с. 11-14]). Но именно от точного определения «точки равновесия» в балансе различных композиционных и поэтических структур зависит наше понимание принципов построения авторской стратегии на самом сложном ее уровне (модальности открытия).

Попробуем проследить искомый повествовательный «переход» из одного состояния в другое (рассказ «Лимпопо»): «Прощай, Джуди, скажу я ей, не ты одна пропала ни за грош, пропадаю и я, все звери моей породы разбежались кто куда - ушли за зеленые летейские воды, за стеклянную стену океана - он не раздвинется, чтобы дать проход; кто зазевался - подстрелен, охотники славно поохотились, усы их в крови, и к зубам прилипли свежие перья; а те, что прыснули во все стороны в отчаянной жажде выжить, - поспешно переоделись в чужие шкуры: прилаживали рога и хвосты у осколков зеркал, натягивали перчатки с когтями, и теперь уже не отодрать бутафорскую, мертвую шерсть» [Толстая, 2013, с. 76-77]. Выстраиваемый автором ассоциативный ряд предполагает цепочку соответствий: во-первых, указание на близости судьбы персонажа (даже в самых причудливых преломлениях) и жизненного пути самого автора; во-вторых, вовлечение в эту же цепочку ассоциаций личности читателя, который уже не воспринимается как сторонний наблюдатель. Самоотчет автора - в данном случае - максимально откровенен. Подтверждением тому служат скрытые на втором смысловом плане библейские («стена океана», которая не раздвинется) и мифологические («летейские воды») аллюзии. Здесь же и логика исторических перевоплощений: «кто за-

зевался - подстрелен» (попал «под колеса» истории), «а те, что прыснули во все стороны в отчаянной жажде выжить - поспешно переоделись» (жизнь в политических условиях, вынуждающих изменять себе ради выживания). Безрадостное, но предельно откровенное признание - именно к этой идее ведут смысловые линии сюжета. Открытие, совершаемое вовлеченным в ход сюжета и сопереживающим герою (необходимое условие) читателем, назовем «двойным осознанием». Оно случается вслед за авторской самоидентификацией: «история» персонажа не просто вымысел, это наша - общая - жизнь. Приобщение читателя к исповеди уже случилось (условием тому стали модальности внимания и соучастия, которые должны были либо состояться, либо «сбросить» собеседника), потому неизбежна идентификация читателя с происходящим «на экране творческого воображения». Если воспринимающее текст сознание комфортно ощущает себя в статусе доверительного собеседника, то линия интерактивного полилога (автор - персонаж - воспринимающее сознание) выстраивается естественным образом, что и является условием перехода к уровню открытия.

Сложный комплекс элементов поэтики, способных «привести» читателя к открытию, включает еще один принципиально значимый параметр - условное время художественной реальности. Одна из характерных особенностей авторской стратегии Т. Толстой - обращение к прошлому. Время «работает» в поэтике ее текстов как форма психологического эксперимента - погружения читателя в пространство общей памяти (коллективного сознания). Автор активизирует такие исторические маркеры, которые понятны и близки гигантским людским массам, пришедшим вместе со своей эпохой к рубежу XX века (рассказ «Йорик»): «Бабушка устыдилась и согласилась на прямую планшетку; портниха набрала кусочков изо рта серого К., а может, гладкого К., а может, полосатика, и вшила в бабушкин корсет <... > и головы поворачивались ей вслед, и сердца бились, и она неосторожно и опасно полюбила, и вышла замуж, и началась война, а потом революция, и она родила папу, - в день, когда строчил пулемет из тумана, - и волновалась, и забаррикадировала матовое окно ванной, и бежала на юг, и ела виноград, а потом опять застрочил пулемет, и она снова сбежала на последнем пароходе... » [Толстая, 2013, с. 344-345]. В процитированном отрывке предложен код, открывающий «своему» читателю (прошедшему «проверки» на внимание и соучастие), доступ к глубинным смысловым уровням прозы Т. Толстой. Гигантский объем подробностей полной перипетий жизни бабушки, постоянно перемежаемый ненужными, казалось бы, де-

талями («ела виноград, а потом опять застрочил пулемет») - совершенно несоразмерными по значению с пунктирно переданными судьбоносными поворотами (эта своеобразная линия человеческой жизни уложилась в один объемный абзац), - создает масштабную картину исторической судьбы целого народа. Крайне важное авторское заключение следует по окончании феноменального перечисления. Автор формулирует итог всей истории: «Чтобы пересказать жизнь, нужна жизнь. Пропустим это. Потом как-нибудь» [Толстая, 2013, с. 345]. Эти три предложения можно принять за типичный речевой оборот: ироничное использование частотного для разговорной речи выражения с практически стертой семантикой (констатация очевидного - для пересказа целой жизни нужен соответствующий объем пространства-времени). Однако речевой оборот дополняется принципиально важным обращением к читателю, имитирующим ответ на его просьбу о подробном рассказе. «Пропустим это. Потом как-нибудь», - это при условии, что судьба уже очерчена, ее суть раскрыта «опоздавшему» собеседнику, который точно знает, почему и когда «строчил пулемет».

Подводя далеко не окончательные итоги предпринятой попытки очертить авторские стратегии в прозе Татьяны Толстой, назовем еще один важный интерактивный компонент поэтики ее текстов - «инерцию читательской памяти». Эта личностная черта созданного силой авторской фантазии образа - друга-собеседника - позволяет обнаружить логичное обоснование играющим ведущую роль во многих произведениях писателя мотивно-тематическим комплексам, связанным с понятием «быт». Читательское (шире - человеческое) сознание наиболее точно и последовательно воспроизводит частотные паттерны (поведенческие модели, которые повторялись человеком наибольшее число раз). А комплексом таких моделей как раз и является повседневная рутина: формы необходимой жизнедеятельности, избежать которых практически невозможно. Таким образом, во многих аспектах рискованная авторская стратегия (слияние уровней внимания и соучастия, пунктирная повествовательная манера и активное использование разговорной лексики) при внимательном рассмотрении оказывается поэтической коммуникационной системой с высочайшим интерактивным потенциалом.

Литература

Аккаунт Татьяны Толстой в социальной сети Facebook. [Электронный ресурс]. URL: https://www.facebook.com/TatyanaTolstaya

Блог Татьяны Толстой на платформе «Живого журнала». [Электронный ресурс]. URL: http://tanyant.livejoumal.com

Засурский Я.Н. Медиасистемы XXI века и новая философия журналистского образования // Информационное общество. 2005. Вып. 1.

Литературные «нулевые»: место жительства и работы. Круглый стол. Главные тенденции, события, книги и имена первого десятилетия. [Электронный ресурс]. URL: http://magazines.russ.ru

Маркова Т. Четыре кратких сюжета на тему «Авторские стратегии 2000-х» // Toronto Slavic Quarterly. 2013. № 44.

Электронный научный журнал факультета журналистики МГУ им. М.В. Ломоносова «Медиаскоп». [Электронный ресурс]. URL: http://www.mediascope.ru

Сайт телеканала НТВ. [Электронный ресурс]. URL: http://www.ntv.ru

Справочно-информационный портал «Грамота.ру». [Электронный ресурс]. URL: www.gramota.ru

Прозоров В. До востребования...: Избр. статьи о литературе и журналистике. Саратов, 2010.

Прозоров В. Другая реальность: Очерки о жизни в литературе. Саратов, 2005.

Толстая Т. Кысь. М., 2010.

Толстая Т. Не кысь. М., 2013.

Эко У. Роль читателя. Исследования по семиотике текста. СПб.-М., 2005.

i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.