CC BY
55
DOI: 10.24411/2470-1262-2019-10057
УДК (UDC) 82-311.4
Natalia Dergunova, Russian New University, Moscow, Russian Federation
For citation: Dergunova Natalia, (2019). The Author's Concept of the Relationship between Russia and the West in "Winter Notes on Summer Impressions" by F.M. Dostoevsky.
Cross-Cultural Studies: Education and Science Vol. 4, Issue 4 (2019), pp. 20-26 (in USA)
Manuscript received 03/11/2019 Accepted for publication: 25/11/2019
The authors have read and approved the final manuscript.
C C
АВТОРСКАЯ КОНЦЕПЦИЯ ВЗАИМООТНОШЕНИЙ РОССИЯ- B ЗАПАД В «ЗИМНИХ ЗАПИСКАХ О ЛЕТНИХ ВПЕЧАТЛЕНИЯХ» Y
Ф.М. ДОСТОЕВСКОГО
THE AUTHOR'S CONCEPT OF THE RELATIONSHIP BETWEEN RUSSIA AND THE WEST IN "WINTER NOTES ON SUMMER IMPRESSIONS» BY
F. M. DOSTOEVSKY
Abstracts
Material for the "Winter notes on summer impressions" by Fyodor Dostoevsky gave the impression of travel in Europe in June-August 1862. The author consciously makes distance from national traditions in travel writing (N. Karamzin, V. Zhukovsky, A. Bestuzhev-Marlinsky, Pushkin), and from Western European tradition (S. de Brosse, K. F. Moritz , Charles Dupaty and F. Nicolai). During his trips to France, Germany, England, Switzerland and Italy Dostoevsky, first, refers to the assessment of the impact of European civilization on Russian social and cultural spheres. The irony of the tone of the author's observations on the life of the "European" West is manifested first in the selection of facts from the national life of Western European countries. Dostoevsky is criticizing the institution of the bourgeoisie, its way of life, thoughts, culture, and family life. The author questions the prospects of humanistic development for Western society.
The author opposes his own understanding of the basis of a harmonious social structure to the former law of the power of money, the desire for personal profit in the Western man. According to Dostoevsky, the key to the progressive development of society is the principle of brother hood, based on the Christian consciousness.
Dostoevsky with his "Winter notes on summer impressions" opens a new line in the genre solution of travelogue, not only talking about the social, cultural and historical features of the "European" West, but also adding to his material high ideological solemn connotation of sermon.
Keywords: Dostoevsky, Russia, Europe, travel genre, tradition, prospects of social and cultural development, moral and religious assessment
Введение. Тема доклада - исследование особенностей воплощения авторской позиции в жанре путешествия на материале "Зимних записок о летних впечатлениях» Ф.Достоевского.
Теория. Исследование основано на сопоставлении авторского решения в жанре путешествия с национальной русской и западноевропейской традицией.
Данные и методы. Материалом для «Зимних записок» послужили впечатления от путешествия Достоевского по Европе в июне-августе 1862 года. Два с половиной' месяца писатель провел в разъездах по Европе, во время которых было лишь несколько длительных остановок: неделю он провел в Лондоне, три недели был в Париже, полторы недели — во Флоренции. В других местах останавливался на сутки, или даже на несколько часов.
Автор сознательно дистанцируется от традиции русских путешествий. Он не стремится к передаче непосредственных наблюдений над природными особенностями, национальным обликом или особенностями культуры края (как А. Бестужев-Марлинский, А. Пушкин), не желает и демонстрировать свою чувствительность и утонченность (подобно Н. Карамзину, В. Жуковскому, П. Шаликову) Уже в заглавии заявлена дистанция между непосредственными, «летними», впечатлениями и более поздними, «зимними», выводами. Кроме того, автор признается, что поездка заграницу - плод его давних мечтаний:...я въезжаю, наконец в «страну святых чудес», в страну таких долгих томлений и ожиданий моих, таких упорных моих верований», 1 Не смотря на панегирическую лексику заявления, иронический смысл его открывается при прочтении полного текста, цитируемого стихотворения А. Хомякова:
"О грустно, грустно мне! Ложится тьма густая На дальнем Западе, стране святых чудес: Светила прежние бледнеют, догорая, И звезды лучшие срываются с небес. А как прекрасен был тот Запад величавый! Как долго целый мир, колена преклонив И чудно озарен его высокой славой Пред ним безмолвствовал, смирении молчалив".2
Ироничность подтекста свидетельствует прежде всего об убежденности Достоевского в неоправданности его юношеских мечтаний. В путешествие его интересует прежде всего подтверждение уже сложившейся концепции об «экономо-политическом» положении Запада.
Потому Достоевский избегает подробных описаний своего заграничного путешествия: " Вот уж сколько месяцев толкуете вы мне, друзья мои, чтоб я описал вам поскорее все мои заграничные впечатления, не подозревая, что вашей просьбой вы ставите меня просто в тупик. Что я вам напишу? что расскажу нового, еще неизвестного, нерассказанного? Кому из всех нас русских, (то есть читающих хоть журналы) Европа неизвестна вдвое лучше, чем Россия? " ( С.388).
Итак, автор и не собирается писать об увиденных достопримечательностях.
Образ Запада, по признанию автора, сложился в его сознании и в сознании его соотечественников по литературным произведениям и журнальным статьям. С этом, «русским», образом Европы Достоевский сопоставляет непосредственно увиденное. Автор иронизирует над русским представлением об Европе.
Один из вопросов, который заботит автора, -это вопрос: «Почему Европа имеет на нас...такое сильное, волшебное, призывное впечатление?» (С.394).
В главе, которую автор назвал «И совершенно лишняя», он фактически задает направление поиска ответа. Подъезжая к границе, Достоевский все более обращается мыслью к оценке последствий влияния европейской цивилизации на отечественную социальную и культурную сферы, саркастически пытаясь установить «...насколько мы цивилизовались, и сколько именно нас счетом до сих пор отцивилизовалось» (С.398). Обращаясь к эпохе «екатерининских дедов», Достоевский вышучивает «европизацию» русского помещика, который "со старухой помещицей, с сотней дворни, с детьми Митрофанушками," ходящий " по субботам в баню"(С.400) читает по-складам «Остроумные ответы кавалера де Монбазана», напялив «шелковые чулки, парики», «шпаженки», но вместе с тем так же «расправлялись со свой дворней, ... патриархально обходились с семейством» (С.401). Доказывая, что в России «варварски смешивают цивилизацию и законы нормального истинного развития», Достоевский вместе с тем уверен, что цивилизация уже осуждена давно на самом Западе и что «за нее стоит там один собственник, чтоб спасти свои деньги». Писатель убежден, что для истинного развития «прежде всего нужна натура, потом наука, потом жизнь самостоятельная, почвенная, не стесненная, и вера в свои собственные, национальные силы». (С.406) Автор с негодованием осуждает русских, которые не посвящают себя отечеству, а «ищут отрадного уголка в Европе». Сарказм рождают у него «русские европейцы», которые «жадно бросаются в каждом городе смотреть редкости», «не пропустят ни одного дворца о трех окнах», «глазеют на говядину Рубенса, и верят, что это три грации», «бросаются на Сикстинскую Мадонну...с тупым ожиданием», но ничто не может рассеять их «беспредметную тоску и усталость» (С.408).
В письме к Страхову из Парижа он признается, что ощущал себя "простым туристом", желающим "обозреть и изучить... не ленясь" знаменитый город, чтобы потом написать.
Однако, начав описывать, заявляет: " ...мне-то особенно нечего рассказывать, а уж тем более в порядке записывать, потому что я сам ничего не видал в порядке, а если что и видел, так не успел разглядеть». 3
Ироничность автора в отношении "европейского" Запада проявляется в отборе фактов, которые он "разглядел". Берлин не понравился ему, так как "до невероятности похож на Петербург", потому он улизнул в Дрезден. Там вдруг обнаружилось, что "ничего нет противнее дрезденских женщин". Однако причина желчности путешественника неожиданно объясняется самым фантасмагорическим образом:"...воротясь в свой номер в гостинице и высунув свой язык перед зеркалом, я убедился, что мое суждение о дрезденских дамах похоже на самую черную клевету. Язык был желтый, злокачественный... И неужели, неужели человек, сей царь природы, до такой степени весь зависит от собственной своей печенки,- подумал я,-что за низость!" Той же причиной автор объясняет, почему Кельнский собор показался ему как ".. только кружево, кружево и одно только кружево, галантерейная вещица вроде пресс-папье на письменный стол, сажен в семьдесят высотою"(С.380 ).
Лондон произвел на Достоевского еще более ужасное впечатление. Вначале он признается, что "...был в Лондоне, а Павла не видал...Собора св. Павла не видал (то есть я, пожалуй, и видел издали...да торопился в Пентонвиль, махнул рукой и проехал мимо"(С.416). Атмосфера Лондона воспринимается им как вавилонское проклятье:"...суетящийся как море город, визг и вой машин, эти чугунки, проложенные поверх домов... , эта смелость предприимчивости, этот кажущийся беспорядок... , эта отравленная Темза, этот воздух, прочитанный каменным углем, эти великолепные скверы и парки, эти страшные углы города, как Вайтчапель, с его полуголым, диким и голодным населением"(С.417). Даже лондонская достопримечательность - Хрустальный дворец, который был выстроен из стекла и металла ко всемирной выставке 1851 года- вызывает у него не восхищение, а ужас:"..Вы смотрите на эти сотни тысяч, на эти миллиона людей, покорно текущих сюда со всего земного шара - людей , пришедших с одною мыслью, тихо, упорно и молча толпящихся в этом колоссальном дворце, и вы чувствуете, что тут что-то окончательное совершилось, совершилось и закончилось. Это какая-то библейская картина, что-то о Вавилоне, какое-то пророчество из апокалипсиса, воочию совершающееся"(С.417).
В оценке Достоевского, технический прогресс уничтожает человека, превращает народ в толпу, ищущую пьяных и порочных удовольствий. Не случайно, глава о Лондоне названа «Ваал», именем языческого идола, которому при носились человеческие жертвы.
В рассказе о путешествии по Швейцарии и Италии даны лишь названия "мелькнувших" городов: Женева, Генуя, Флоренция, Милан, Венеция, Вена.
Заключающие главы представляют собой откровенно публицистические высказывания, изредка сопровождаемые частными примерами из жизни западного буржуа. Заключающие главы представляют собой откровенно публицистические высказывания Достоевского становится сам институт буржуазии, ее образ жизни, мысли, культура, семейная жизнь.
Автор с негодованием отмечает склонность к шпионству у буржуа, неприятно пораженный составленным описанием его внешности во французской гостинице. Иронично оценивает примитивность их жизненных запросов: поездка к морю и обзаведение собственным домиком с газоном. Достоевский вскрывает алчность института церкви, рассказывая о судебном процессе над «отцами-пустынниками», обманом завладевшими деньгами состоятельной дамы. Автор иронизирует над примитивностью эстетического вкуса обывателя, предпочитающего всем жанрам в драматическом искусстве водевиль. Сомнению подвергается и нравственность института брака, во главе которого принцип «равенства карманов» и правило «смотреть сквозь пальцы на похождения» своей половины. Но главное, сарказм автора вызывает убеждение западного буржуа, что «деньги есть высочайшая добродетель и обязанность человеческая» (С.425).
Особенно подчеркивает автор, что провозглашенные лозунги «свобода, равенство, братство» не сбылись, и не могли осуществиться в западном обществе. Свобода и равенство не возможны в обществе, где все решают деньги, но, главное, «в западном человеке нет братского начала, а, напротив, начало единичное, личное» (С.430).
Достоевский подвергает сомнению возможность для западного общества перспективы гуманистического развития. Сформировавшемуся закону власти денег, стремлению к личной наживе в западном человеке, автор противопоставляет собственное понимание основы гармоничного социального устройства. По мысли Достоевского, залогом прогрессивного развития общества является принцип братства, основанного на личности, которая «ничего не может и сделать другого из своей личности, то есть никакого более употребления, как отдать ее всю всем, чтоб и другие все были точно такими же само правыми и счастливыми личностями» (С.429).
Достоевский' в своих записках не только критически осмысляет призрачность западноевропейских свобод, но проповедует свое видение братского социального сообщества: «Что ж, скажете вы мне, надо быть безличностью, чтоб быть счастливым? Разве в безличности спасение? Напротив, напротив, говорю я, не только не надо быть безличностью, но именно надо стать личностью, даже гораздо в высочайшей степени, чем та, которая теперь определилась на Западе. Поймите меня: самовольное, совершенно сознательное и никем не принужденное самопожертвование всего себя в пользу всех есть, по-моему, признак высочайшего развития личности, высочайшего ее могущества, высочайшего самообладания, высочайшей свободы собственной воли. Добровольно положить свой живот за всех, пойти за всех на крест, на костер, можно только сделать при самом сильном развитии личности» (С.427). Принцип истинного братства, с точки зрения Достоевского, состоит в том, "чтоб каждая отдельная личность сама, безо всякого принуждения, безо всякой выгоды для себя сказала бы обществу: «мы крепки только все вместе, возьмите же меня всего, если вам во мне надобность, не думайте обо мне, издавая свои законы, не заботьтесь нисколько, я все свои права вам отдаю и, пожалуйста, располагайте мною. Это высшее счастье мое — вам всем пожертвовать и чтоб вам за это не было никакого ущерба. Уничтожусь, сольюсь с полным без различием, только бы ваше-то братство процветало и осталось». А братство напротив должно сказать: «ты слишком много даешь нам. То, что ты даешь нам, мы не вправе не принять от тебя, ибо ты сам говоришь, что в этом все твое счастье; но что же делать, когда у нас 24
беспрестанно болит сердце и за твое счастье. Возьми же все и от нас. Мы всеми силами будем стараться поминутно, чтоб у тебя было как можно больше личной' свободы... мы братья, мы все твои братья, а нас много, и мы сильны; будь же вполне спокоен и бодр, ничего не бойся и надейся на нас» (С.428-429).
Заключение. Таким образом, в оценке "европейского" Запада Достоевский основывается на идеологии "почвенничества", давая социально-политическим, культурным реалиям Запада религиозно-нравственную оценку. В основе этической позиции писателя заповедь, звучащая в Нагорной проповеди: "Любите друг друга и всё сие вам приложится" (С.430). Авторский идеал, к которому должно стремиться человечество, чтобы по-настоящему достичь свободы, равенства, братства, связан с христианским сознанием. Страстность, с которой он стремится к его утверждению, вызывает к памяти традицию древнерусского учительного красноречия. Безусловно, высокий проповеднический пафос "Зимних заметок" определен серьезностью переживаний о судьбе Отечества. В конечном итоге, размышления о проблеме взаимоотношений России и Запада под пером Достоевского становятся размышлениями о перспективах исторического пути России.
В "Зимних заметках о летних впечатлениях" Достоевского происходит трансформация принципа изложения путевой информации. Повествование идет от лица путешественника, осмысляющего материал с точки зрения идеологически заданной позиции. Автор , приступая к запискам, выговаривает себе право на «только собственные, но искренние ...наблюдения», на «простую болтовню, легкие очерки, личные впечатления, схваченные на лету», отсылая любителей познавательной информации к гиду Рейхарда (С.397).
Известно, что в западноевропейской литературе травелоги сформировались на " сильной традиции энциклопедических и образовательных путешествий Аддисона, Шарля де Бросса, Карла Филиппа Морица, Шарля Дюпати и Фридриха Николаи, дававших внушительную сумму сведений о разных странах и облегчавших самообразование читателей ". 4 В России в 19 веке не существовало такой литературы. Потому русским авторам пришлось совмещать изложение образовательной информации и, одновременно, "осмыслять себя как русского, как представителя определенного сословия, как личность". 5
Достоевский своими "Зимними записками о летних впечатлениях" открывает новую грань в жанровом решении травелога, не только рассказывая об увиденном, осмысляя социальные и культурно-исторические особенности «европейского" Запада, но и сообщая своему материалу высокую идейность торжественной проповеди.
References:
1. Dostoevskii F.M. Sobranie sochnenii v 15 tomakh. Т.4, L.: "Nauka",1989.- С.394. Dalee
citiruetsya po etomu isdaniyu, s ukazaniem stranici v telste.
2. Khomyakov A.S. Stikhotvorenia. М.: "Progress-Pleyada" , 2005.- С.81.
3. Dostoevskii F.M. Sobranie sochnenii v 15 tomakh. Т.15, L.:"Nauka", 1989.- С. 23.
4. Shenle A. Podlinost I vimisel v avtorskom soznanii russkoi literature puteshestvii. 1790-1840.
М., 2004.- С.306.
5. Tam zhe, С.307.
Information about the author:
Dergunova Natalia Gennadievna (Moscow, Russia) - candidate of Philology, associate Professor, Russian New University, associate Professor of Russian Language and Publishing Department, Moscow, Russian Federation.
Acknowledgements:
I express my gratitude to the department of the Russian language and publishing house ROSNOUfor help in my scientific work.
Выражаю благодарность кафедре русского языка и издательского дела РОСНОУ за содействие в моей научной деятельности.
Contribution of the author. The author contributed equality to the present research.
