Л. ФЕСЕНКОВА, старший научный сотрудник Институт философии РАН
28 января 2003 года исполнилось 10 лет со дня смерти крупного ученого-философа Регины Семеновны Карпинской, чьи научные интересы концентрировались вокруг философских проблем биологии. В данной статье рассматриваются ее последние - предсмертные - работы. Здесь она обращается к вопросам оснований научного мировоззрения, которые сегодня, в условиях демарша постмодернистского дискурса, приобретают особую актуальность. В частности, они связаны с анализом многообразного наследия В.И. Вернадского и значением его идей для русского космизма.
Именно в этом контексте ею поставлена и проблема авторитета в науке. Карпинская по своему характеру была безупречным рыцарем Истины. Научная честность не позволяла ей останавливаться в своих выводах, даже если они шли вразрез с мнениями самых видных ученых: бесстрашно возражала академику Б. Раушенбаху, не соглашаясь с гипотезой о существовании некоего «гена религиозности», самозабвенно спорила с академиками Н. Моисеевым, И. Фроловым. По ее убеждению, надо смотреть фактам в глаза и недопустимо делать фетиш даже из самых уважаемых имен. Именно с этих позиций она исследует философию русского космизма и взгляды наиболее видного ее представителя - В. Вернадского.
Карпинская исходит из того, что в построении онтологических «картин мира» принимают участие когнитивные феномены различной природы. Во-пер-
Авторитет в науке: идеи и люди
(Р. Карпинская о В. Вернадском)
вых, это научные представления, базирующиеся на выводах естествознания; во-вторых - мировоззренческие концепты, создаваемые на основе веры. (Вера понималась ею в широком смысле - как принятие постулатов без доказательств).
Исследуя наследие Вернадского, она выявила центральный принцип, лежащий в фундаменте всего научного творчества ученого, - натуралистический, естественнонаучный подход к любым объектам. «Вернадский не случайно постоянно называл себя натуралистом... Это принцип. Все остальные принципы различных концепций Вернадского выводимы, объяснимы из того, что он считал себя натуралистом
- не философом, несмотря на привязанность к философии, не геологом, не биологом, даже не биогеохимиком, а именно натуралистом. Его наследие может быть понято, осмысленно и плодотворно использовано лишь при условии, что мы будем относиться к Вернадскому именно как к натуралисту» [1, с. 305].
Такая трактовка научного метода позволила увидеть в концепциях Вернадского целый ряд недостаточно научно обоснованных утверждений, пользующихся у него самого громадным доверием. «Не принято обсуждать,- констатирует она, - почему Вернадский считал невероятным абиогенное происхождение жизни на Земле. Обходится молчанием неоднократно повторяемый тезис об отсутствии эволюции биосферы, о сохранении ее био-
массы на протяжении всего геологического времени. Каким образом эти утверждения согласовать с биологическим эволюционизмом? Не замечается противоречия и в самом содержании понятия «ноосфера» [1, с. 307].
Наличие этих, принимаемых многими (и самим Вернадским) за научно достоверные, представлений она объясняла тем, что в работах ученого сосуществуют суждения разного характера: одни порождены естественнонаучными штудиями, другие вытекают из его мировоззренческих установок. Гносеологическое различие этих типов суждений необходимо учитывать при разработке и дальнейшем развитии взглядов и идей того или иного мыслителя. Карпинская подчеркивает, что в одном отношении Вернадский выступал как гуманист, а в другом - как натуралист. Она считала, что такие популярные ныне идеи, как «геологическая сила науки», «планетарное мышление» и «ноосфера» являются продуктом творчества Вернадского-гуманиста, а не натуралиста.
Дело в том, что общие мировоззренческие установки Вернадского складывались под воздействием общего идеологического настроя, которым характеризовался менталитет интеллигенции его времени, когда благо человечества стояло на первом месте во всех помыслах и действиях человека той далекой предреволюционной эпохи. Этот гуманистический пафос возник на пересечении разных идейных течений последней трети XIX - начала ХХ веков, впитав в себя многие популярные мифы того времени, в том числе идеи политического мессианизма (в том числе социализма), которые овладевали умами молодежи, посвящавшей свою жизнь борьбе с царизмом. Эпоха формировала особую духовную структуру русского человека - жертвенную личность пламенного «борца за спасение
человечества». Утопические мечты о построении гармоничного и справедливого общества будущего находили свое основание в теории социального прогресса, на вершине которого должно возникнуть это идеальное мироустройство. История, понимаемая как процесс эволюции, направленный к желаемой цели, получала хилиастическое значение и придавала экзистенциальный смысл жизни каждой человеческой личности. С этой верой в прогресс органично сочеталась вера в человечество и в его разум, возможности которого считались неограниченными. Возникло преклонение перед созданием человеческого разума - наукой, средствами которой якобы возможно решить все проблемы и которая способна сконструировать реальные модели и механизмы устроения «потребного будущего». Отсюда вытекала и другая фундаментальная идея, получившая особенно яркое выражение в учениях русского космизма, - идея кардинальной переделки бытия, включая изменение природы самого человека.
Вернадский был сыном эпохи. Он впитал основные мифы, витавшие в духовном пространстве своего времени, строя свое - гуманистическое - мировоззрение. Ученый пытался научно обосновать их. В результате получилось СМЕШЕНИЕ философской и естественнонаучной аргументации.
«Все дело в том, что присущий натуралисту способ мышления способен «прокрадываться» в область философского размышления и привносит туда заработанный в совсем другой области авторитет... В результате чего декларативно заявленные положения будто бы обретают силу научной истины»,
- писала Р.С. Карпинская [1, с. 306]. Она считала первостепенной задачей методолога науки прояснение эпистемологического статуса высказываемых ученым суждений, в особенности ут-
верждений мировоззренческого характера, на основе которых строится общая картина мира.
Анализ учения Вернадского о ноосфере привел ее к выводу, что широко известные положения мыслителя, которые сегодня приобрели статус непререкаемых научных истин, на деле являются недостаточно эмпирически обоснованными. К ним относится прежде всего само понятие «ноосфера», а также тезис об «управляемой эволюции».
«Как вообще возможна управляемая эволюция, если все существование биосферы после возникновения Разума основано на процессе коэволюции природы и цивилизации?» - резонно спрашивает Карпинская [1, с.307].
Особенный протест вызвала у нее гипотеза Вернадского о возможности «переделать» человека из гетеротрофа в автотрофа. Она полагала, что сомнительную славу эта гипотеза приобрела благодаря моде на околонаучные фантазии. Человек, как известно, существо от природы гетеротрофное, но по достижении ноосферной стадии развития человек, по мнению Вернадского, станет автотрофом. При этом «автотроф-ность» Вернадского особая - социальная. Человек ноосферы сам будет синтезировать себе пищу и откажется от естественных продуктов питания. В результате растительный мир освободится от уничтожения и произойдет невиданное преображение в мире природы. Изменится существующий порядок бытия, при котором автотрофы и гетеротрофы связаны в единую систему. При этом Вернадского не смущала его же мысль о том, что если бы авто-трофы не служили пищею другим организмам, то в несколько месяцев их количество сделалось бы невероятным и заполнило собою весь океан, всю его воду.
Регина Семеновна страстно выступала против подобных измышлений. По
ее убеждению, предположение о том, что возможно оборвать зависимость питания человека, всего его существования от растений, ставит под сомнение весь длительный путь эволюции жизни на земле и самое представление об эволюции как историческом процессе, обладающем объективными закономерностями.
Карпинская показала противоречие между идеями, принадлежащими Вернадскому как гуманисту, и идеями Вернадского-натуралиста: «Показательно, что сам Вернадский постоянно подчеркивал, что смысл эволюции в необратимости времени, а в идее ав-тотрофности человечества фактически отбрасывается исходная посылка биологического эволюционизма и широко открывается дверь произвольным допущениям, ведущим последователей Вернадского к «научному» доказательству существования либо Мирового Разума, либо Бога» [1, с.307]...
Общий вывод, который делается на материале анализа наследия Вернадского, вполне можно отнести к любой области знания: «Что же тогда остается от позиции натуралиста, от ориентации на эмпирические данные и эмпирические обобщения? Этот риторический вопрос просто фиксирует тот конфуз, который происходит в результате беспечного перехода от плоскости науки в плоскость вненаучных фантазий и наоборот» [1, с.307].
Данный методологический подход лежит в основе анализа концепции русского космизма и его ориентации на построение общей картины мира, связанной с установкой на глобальное переустройство мира. Такая ориентация неизбежно предполагает обращение к естествознанию. А значит, ставит вопрос об отношении гуманитарного и естественнонаучного знания. Таким образом, в представлениях русского космизма обнаруживается все то же стол-
кновение разных стилей мышления и типов аргументации, присущих научному и ненаучному подходам. Это приводит к постоянному переходу из одной плоскости мысли в другую, часто ничем не оправданному незаметному смешению естественнонаучных и личностномировоззренческих доказательств выдвигаемых идей.
Свойственные космизму упования на силу и возможности Разума, его надежды на науку, конструирующую оптимистические проекты будущего развития человечества с неизбежным выходом в космос, - все это идеологемы, связанные с «убеждениями чувств», с верой. Эта вера может быть верой в Бога или в космический Разум. Но она может быть и верой в собственные доморощенные модели мироздания и даже в отдельные научные понятия, используемые при построении глобальных картин мира. Исходя из всего этого, Карпинская пришла к заключению о том, что существенной характеристикой русского космизма является противоречие между верой и знанием.
Это противоречие раскрывается на примере учения Н. Федорова, основанного на представлениях о проективной функции разума и регуляции всех возможных процессов, включая космические, во имя воскрешения мертвых. Федоров верил, что возвращение жизни всем умершим - не только христианский догмат, но и научное, техническое дело.
Карпинская показала, насколько представления о «регуляции» природы далеки от науки и до какой степени натуралистическое сознание здесь трансформировано в угоду ведущей идеологической концепции (религиозно-мировоззренческого плана).
Современные версии русского космизма характеризуются тем же противоречием между верой и знанием. Их философский анализ ставит первоочеред-
ную задачу критики разнообразных интерпретаций наследия Вернадского: «В наши дни невозможно обсуждать научные либо околонаучные «космические» идеи, обретшие небывалую популярность, чтобы не столкнуться при этом с использованием авторитета Вернадского. Поэтому встает задача разобраться, насколько достоверно это использование, что является действительно присущим Вернадскому, а что представляет собой вольную, либо поверхностную интерпретацию его идей» [1, с.301].
Наглядно это видно на примере идеи автотрофности человека. Современные космисты утверждают, что Вернадский дал научное подтверждение идеям Федорова, который призывал использовать всю силу человеческого ума, выдумки и расчета для совершенствования органов своего тела, их улучшения, развития и радикального преображения (например, чтобы человек смог летать) С точки зрения адептов космизма, на дело преобразования телесного состава человека должны быть брошены все достижения современной науки
- химии, генетики, медицины. Так, например, С. Г. Семенова представляет себе нового человека будущего как существа долгоживущего, а затем и бессмертного, с биологически гибким, трансформированным организмом, управляемым сознанием, который сможет жить и творить в самых невероятных внеземных средах [2, с.59]. Карпинская категорически высказывалась против приписывания таким идеям статуса научности, полагая, что идея переделки человеческого организма глубоко бесчеловечна.
Судьба наследия Вернадского рассматривается и на материале работ В.П. Казначеева. Претендуя на дальнейшее развитие идей Вернадского, он утверждает, что именно его наследие, взятое в единстве с идеями Чижевского, Циолковского и Рериха, способно высту-
пить основой создания неких концепций глобального эволюционизма и но-осферогенеза. Здесь русский космизм трактуется как перспективное направление мысли, устремленное к поиску нового образа единства природы и человека. Казначеев пишет о том, что в работах Вернадского содержится идея универсальных (естественноисторических в единстве с социально-историческими) законов развития органического мира нашей планеты и населяющего ее человечества.
Карпинская считала этот вывод неправомерным, так как Казначеев несправедливо представил учение Вернадского в виде синтеза естественных и общественных наук: выдающийся естественник никогда не занимался законами общественного развития. Тем более он не мог претендовать на преодоление разрыва «двух культур». Правда, он «мечтал о синтезе знания, об объединении усилий ученых в познании жизни и биосферы, в изучении отношения «Человек - Космос». Но эти мечты, гуманистические устремления и вера в светлое будущее человечества вряд ли могут быть названы «концепцией», устранившей вековые противоречия в способах познания природы и общества» [1, с.312].
Представления Казначеева о другой
- полевой - форме жизни Карпинская подвергла сомнению с точки зрения их научной доказательности. Она пишет, что в данной картине мира утверждения Вернадского («геологическая сила науки», «научная мысль как планетарное явление», «космическая вечность жизни») обретают буквальное (натуралистическое) значение. «Материя», «Жизнь», «Разум» становятся неразличимыми, поскольку все они якобы лишь формы развития материальных потоков в эволюции Вселенной, а энергетическая или полевая форма жизни предстает в виде субстанции - вездесу-
щей и всепроникающей. «Отсюда можно объяснить все, не утруждая себя проведением границ между научными фактами и фантазиями, между знанием и верой»,- заключает она [1, с. 313]. Такое смешение естественнонаучных и философских понятий приносит большой вред развитию биологической науки, искажая ее познавательные интересы и придавая иное - метафизическое - содержание исходному принципу единства организма и среды. Тем более это относится к попыткам создания концепции глобального эволюционизма - интегративного образования, стремящегося к воссоединению разнокачественного знания о Природе и Обществе.
Чтобы избежать такого рода фундаментальных «обобщений» научных идей, необходимо прежде всего отказаться от канонизации наследия великих ученых, когда возводятся в абсолют даже промахи, ошибки и отклонения от научного метода мышления: «При всем моем великом уважении к Вернадскому... нельзя не признать, что превращение его в икону, в очередного «героя дня» чревато серьезными последствиями» [1, с.308].
Поднятая Р.С. Карпинской проблематика сегодня особенно актуальна. Процесс создания мифологем с использованием канонизированных идей Вернадского все разрастается. «Ноосфера» в ряде случаев превращается в околонаучную фантазию. Некоторым она представляется маяком, который сверкает своими лучами и указывает путь ко спасению. Но это обманчивый маяк. Карпинская в своих последних работах убедительно показала это. Ее идеи помогают нам разобраться в противоречивом наследии великого ученого, который сам был во власти гуманистических мечтаний, противоречащих его же строгому естественнонаучному анализу.
Вспомним Вернадского: «Ноосфера - последнее из многих состояний эволюции биосферы в геологической истории - СОСТОЯНИЕ НАШИХ ДНЕЙ» [3, с.242]. Реальность демонстрирует страшный лик этой - современной - «ноосферы», созданной человеком. Совершенно ясно, что эта, «построенная разумом», оболочка Земли с ее техногенными продуктами неумолимо влечет не только человечество, но и все живое к неминуемой гибели, и в этом смысле прозрения Вернадского осуществились «с точностью до наоборот». Между тем импровизации на тему ноосферы становятся все более популярны. Делаются заявки на создание некоей новой комплексной науки - ноосфе-рологии, предмет которой - период сознательного управления Человеком природными и социальными процессами, когда мерилом научного и индивидуального богатства станут духовные ценности. Собираются многочисленные конференции и симпозиумы, на которых обсуждается ноосферное будущее человечества. Так, в связи с 140-летием со дня рождения В.И. Вернадского заявлена конференция на тему «Вернадскианская революция в системе научного мировоззрения - поиск ноосферной модели будущего человечества в XXI веке»; на обсуждение выносятся такие вопросы, как: «ноосфе-ризм как система обеспечения социоп-риродной гармонии человека в форме управляемой социоприродной эволюции» или «ноосферно-социалистичес-кая глобализация человечества как альтернатива рыночно-капиталистичес-
кой глобализации». Старая как мир идея - идея построения идеального общества - все еще довлеет над умами нашего современника.
Я полагаю, что нужно обращать самое пристальное внимание на это поразительное явление: современный человек НЕ ХОЧЕТ ВИДЕТЬ РЕАЛЬНОСТЬ. И чем ближе мы к экологической катастрофе, чем страшнее и неотвратимее надвигаются на нас ее грозные признаки (наводнения, таяние ледников в Антарктиде и т.д.), тем охотнее современное человечество хватается за обманчивые призраки, тем более оно проникается светлой верой в идеальное царство разума - ноосферу, предсказанную Вернадским. Создается впечатление, что это очередная Утопия, в которую человек хочет верить во что бы то ни стало, несмотря ни на что. С этой верой связана НАДЕЖДА на лучшее будущее. Но эта надежда иллюзорна. Поиск подлинного выхода и разоблачение идолов, мешающих трезво оценивать реальность,- вот та задача, которая должна решаться сегодня.
Литература
1. Карпинская Р.С. Натуралистическое сознание и космос//Философия русского космизма.- М., 1996.
2. Семенова С.Г. Активное христианство Н.Ф. Федорова в контексте нашего времени // Философия русского космизма.- М., 1996.
3. Вернадский В.И. Несколько слов о ноос-
фере // Научная мысль как планетное явление.- М., 1991.
g