CC BY
167УДК 341.9
АВТОНОМИЯ ВОЛИ В МЕЖДУНАРОДНОМ ЧАСТНОМ ПРАВЕ КАК ИНСТРУМЕНТ СТИМУЛИРОВАНИЯ МЕЖДУНАРОДНОГО ЭКОНОМИЧЕСКОГО ОБОРОТА
Т.В. Новикова,
кандидат юридических наук, доцент, заведующий кафедрой международного права Северо-Кавказский филиал ФГБОУ ВО «Российский государственный университет правосудия» 350002, Россия, г. Краснодар, ул. им. Леваневского, 187/1 e-mail: [email protected]
Аннотация: через призму сферы действия и круга предоставляемых сторонам возможностей анализируется цель принципа автономии воли в международном частном праве. Особое внимание уделяется содержанию п. 5 ст. 1210 ГК РФ в свете разъяснений Верховного Суда РФ. Обосновывается вывод о том, что цель принципа автономии воли в международном частном праве выходит далеко за пределы преодоления коллизии и заключается — в непосредственном приближении — в обеспечении максимально предсказуемого и подходящего сторонам правового регулирования, а в отдаленной перспективе — в стимулировании международного экономического оборота.
Ключевые слова: международный экономический оборот, автономия воли, сфера действия автономии воли, выбор применимого права, иностранный элемент, императивные нормы.
AUTONOMY OF WILL IN PRIVATE INTERNATIONAL LAW AS AN INSTRUMENT TO PROMOTE INTERNATIONAL ECONOMIC INTERCOURSE
T.V. Novikova
Russian State University of Justice, North Caucasian branch, 187/1, Levanevskogo st., Russia, Krasnodar, 350002 e-mail: [email protected]
Annotation: The goal of autonomy of will principle is under the analysis through its applicability and range of granted possibilities. Peculiar attention is paid to the contents of article 1210 (5) of the Civil Code of the Russian Federation in the light of interpretation by the Supreme Court of the Russian
Federation. The conclusion is grounded that the goal of autonomy of will principle in private international law goes far beyond overcoming a collision and embraces - as a first step - providing legal regulation predictable and suitable for parties at the most, and as a second (remote) step - stimulating international economic intercourse.
Keywords: international economic intercourse, autonomy of will, autonomy of will applicability, choice of applicable law, foreign element, mandatory rules.
В международном частном праве наблюдается существенная разница в механизмах функционирования коллизионного метода и принципа автономии воли. В первом случае иностранный элемент, релевантный для активизации коллизионной нормы, зафиксирован в привязке такой коллизионной нормы и в этом смысле весьма очевиден. Во втором же случае привязка отсутствует как таковая, на лицо исключительно управомочивающая норма lex fori, которая позволяет сторонам самостоятельно избрать применимое материальное право1. При этом общее, весьма условное и по большей мере иллюстративное понятие «иностранный элемент», которое по традиции используется учеными и содержится во вводных статьях законодательства о международном частном праве (в частности, в ст. 1186 ГК РФ2), не способно дать конкретную инструкцию относительно тех иностранно «осложненных» правоотношений, в которых сторонам предоставляется весьма революционная (и немыслимая для внутреннего правопорядка) возможность — избрать применимое право.
Как следствие, задача — очертить собственную сферу действия — возлагается непосредственно на те положения, которые принцип автономии воли устанавливают. Однако в силу многообразия международных связей частных лиц и объективной невозможности дать их позитивное определение или исчерпывающий перечень в нормот-ворческой практике сформировался «отрицательный» подход к установлению круга правоотношений, в которых стороны наделяются возможностью избрать применимое материальное право.
В частности, п. 5 ст. 1210 ГК РФ устанавливает, что «если в момент выбора сторонами договора подлежащего применению права все ...об-
1 Природа автономии воли в международном частном праве является предметом дискуссии. Правонаделительный характер автономии воли отстаивает, в частности, С.В. Третьяков — положение на защиту № 1 дис. канд. юрид. наук (Третьяков С.В. Юридическая природа автономии воли в международном частном праве: Дис. ... канд. юрид. наук. М., 2003. С. 8).
2 Гражданский кодекс РФ (часть третья) от 26.11.2001 № 146-ФЗ.
стоятельства связаны только с одной страной, выбор сторонами права другой страны не может затрагивать действие императивных норм права той страны, с которой связаны все касающиеся существа отношений сторон обстоятельства»1. Первостепенное значение для понимания данной нормы имеет вопрос о том, допускает ли она выбор применимого права для отношений, в которых все касающиеся их существа обстоятельства связаны только с одной страной, в первую очередь для «внутренних» отношений. Полагаем, что ответ на поставленный вопрос зависит от толкования понятия «императивные нормы».
В отечественной литературе по данному вопросу имеются две точки зрения. Отдельные авторы, в том числе Л.П. Ануфриева2, А.Б. Покровская3, Р.М. Ходыкин4, считают, что используемое в п. 5 ст. 1210 ГК РФ понятие «императивные нормы» означает «сверхимперативные» нормы, предусмотренные ст. 1192 ГК РФ. Эта точка зрения подвергается обстоятельной и справедливой критике. Например, А.В. Асосков пишет, что «данный подход противоречит всей истории становления концепции сверхимперативных норм» и ведет к полному ее выхолащиванию5. Соглашаясь с ученым, отметим, что приведенное толкование, вероятно, было вызвано несовершенством законодательной техники разд. I ГК РФ, в котором до 2013 г. понятие «императивные нормы» использовалось как в ст. 1192, так и в п. 5
1 Данное положение оценивается специалистами как довольно сложное для применения. (См., напр.: Волкова Т.А., Дорофеева Ю.А., Колесова О.Н. и др. Комментарий к Гражданскому кодексу Российской Федерации. Части третьей (постатейный). М.: РИОР: ИНФРА-М, 2010. С. 129 (автор комментария к ст. 1210 ГК РФ - Е.Б. Леанович)).
2 Комментируя положение п. 5 ст. 1210 ГК РФ, Л.П. Ануфриева отмечает, что в данном случае могут проявляться «проблемы, свойственные вообще действию иностранных императивных норм», и отсылает читателя к комментарию к ст. 1192 ГК РФ. Далее автор пишет: «В ситуациях, когда правом, «реально связанным» с договорными отношениями, выступает право Российской Федерации, вопрос об императивных нормах приобретает качество оговорки о публичном порядке «в позитивной концепции»» (Комментарий к Гражданскому кодексу Российской Федерации. Часть третья (постатейный) / Под ред. Л.П. Ануфриевой. М.: Волтерс Клувер, 2004. С. 508-509 (автор комментария к ст. 1210 ГК РФ - Л.П. Ануфриева)).
К ученым, полагающим, что «в п. 5 ст. 1210 ГК РФ имеются в виду только сверхимперативные нормы», Л.П. Ануфриеву относит А.В. Асосков (см.: Асосков А.В. Нормо-образующие факторы, влияющие на содержание коллизионного регулирования договорных обязательств: Дис. ... д-ра юрид. наук. М., 2011. С. 267).
3 А.Б. Покровская полагает, что в п. 5 ст. 1210 ГК РФ «речь идет об обязанности суда применить сверхимперативные нормы права соответствующей страны» (Покровская А.Б. Соглашение о праве, применимом к частноправовым отношениям, осложненным иностранным элементом: Дис. ... канд. юрид. наук. М., 2006. С. 149).
4 Ходыкин P.M. Новое в регулировании договорных обязательств в аспекте международного частного права // Вестник ВАС РФ. 2003. № 10. С. 145-156.
5 Асосков А.В. Указ. соч. С. 268.
ст. 1210 ГК РФ. В настоящее время указанный недочет устранен — те особые императивные нормы, которые регулируют отношения независимо от подлежащего применению права, именуются нормами непосредственного применения1.
Вместе с тем большинство авторов как до реформы разд. VI ГК РФ2, так и после нее3 толкуют понятие «императивные нормы» в русле ст. 422 ГК РФ4, не допускающей отклонения условий договора от обязательных в момент его заключения правил, установленных законом и иными правовыми актами. Крайне важно, что именно такое толкование было подтверждено в Постановлении Пленума Верховного Суда РФ «О применении норм международного частного права судами Российской Федерации», п. 31 которого разъясняет: по смыслу п. 5 ст. 1210 ГК РФ «суд применяет любые императивные нормы российского законодательства вне зависимости от их квалификации в качестве норм непосредственного применения в значении ст. 1192 ГК РФ»5.
Рассматривая такое толкование как единственно верное, ответим на следующий вопрос: чем будет являться выбор применимого права, который не противоречит ординарным императивным нормам страны суда. По нашему мнению, в этом случае выбор не будет являться собственно выбором права, а составит исключительно инкорпорацию — придание нормам иностранного права силы договорных условий в пределах действия диспозитивных норм отечественного законодательства. Мы поддерживаем выдвинутый А.В. Асосковым
1 Федеральный закон от 30.09.20 № 260-ФЗ «О внесении изменений в часть третью Гражданского кодекса Российской Федерации».
2 Волкова Т.А., Дорофеева Ю.А., Колесова О.Н. и др. Указ. соч. С. 129 (автор комментария к ст. 1210 ГК РФ - Е.Б. Леанович).
Более того, Е.В. Кабатова подчеркивает, что, поскольку в п. 5 ст. 1210 и ст. 1192 ГК РФ «используется один и тот же термин «императивные нормы», понимание различной природы норм, о которых идет в них речь, очень важно» (Комментарий к Гражданскому кодексу Российской Федерации: В 3 т. Т. 3. Комментарий к Гражданскому кодексу Российской Федерации, части третьей / Под ред. Т.Е. Абовой, М.М. Богуславского, А.Г. Светланова. М.: Юрайт-Издат, 2004. С. 402 (автор комментария к ст. 1210 ГК РФ - Е.В. Кабатова)).
3 Комментарий к Гражданскому кодексу Российской Федерации. Часть третья: Учеб.-практ. коммент. / Под ред. А.П. Сергеева. М.: Проспект, 2016. С. 311 (автор комментария к ст. 1210 ГК РФ - И.В. Никифоров).
4 Гражданский кодекс Российской Федерации (часть первая) от 30.11.1994 № 51-ФЗ. По вопросам разграничения императивных и диспозитивных норм гражданского права в свете принципа свободы договора разъяснения давал Пленум Высшего Арбитражного Суда РФ (см.: постановление Пленума Высшего Арбитражного Суда РФ от 14.03.2014 № 16 «О свободе договора и ее пределах»).
5 Постановление Пленума Верховного Суда РФ от 09.07.2019 № 24 «О применении норм международного частного права судами Российской Федерации».
тезис, согласно которому «использование автономии воли для внутренних договоров ограничено формой инкорпорации»1, при этом инкорпорация в отличие от коллизионного выбора права «представляет собой проявление общегражданского принципа свободы договора и не подлежит специальному регулированию на уровне международного частного права»2.
Следовательно, можно заключить, что сфера действия принципа автономии воли в международном частном праве (в свете п. 5 ст. 1210 ГК РФ) включает все возможные отношения, за исключением тех, в которых все касающиеся их существа обстоятельства связаны только с одной страной. Последние исключаются из сферы действия принципа автономии воли, и, несмотря на буквальное содержание анализируемого пункта, который гласит, что «выбор ...права ...не может затрагивать действие императивных норм», такой выбор не будет являться выбором права и не составит реализацию автономии воли в международном частном праве. По указанной причине мы не согласимся с авторами, которые, опираясь на текст п. 5 ст. 1210 ГК РФ, заявляют о признании в Российской Федерации возможности выбора применимого права для всех, в том числе «внутренних», отношений3.
Более того, мы полагаем, что п. 5 ст. 1210 ГК РФ нацелен исключительно на разграничение сферы действия принципа автономии воли в международном частном праве и принципа свободы договора в национальном гражданском праве. Он не является, как утверждают отдельные авторы, ни «заменителем» института обхода закона4, ни по-
1 Положение на защиту № 8 дис. д-ра юрид. наук (Асосков А. В. Указ. соч. С. 14).
2 Положение на защиту № 5 дис. д-ра юрид. наук (Там же. С. 14).
3 Волкова Т.А., Дорофеева Ю.А., Колесова О.Н. и др. Указ. соч. С. 129 (автор комментария к ст. 1210 ГК РФ — Е.Б. Леанович); Комментарий к Гражданскому кодексу Российской Федерации: В 3 т. Т. 3. Комментарий к Гражданскому кодексу Российской Федерации, части третьей / Под ред. Т.Е. Абовой, М.М. Богуславского, А.Г. Светланова. М.: Юрайт-Издат, 2004. С. 402 (автор комментария к ст. 1210 ГК РФ - Е.В. Кабатова).
В этой связи примечательна позиция Е.И. Антоновой, которая, со ссылкой на зарубежных авторов, указывает «отсутствие иностранного элемента» как первое из ограничений принципа автономии воли, а впоследствии делает противоречивый вывод: «Стороны могут подчинять иностранному праву и чисто внутренние сделки, но императивные нормы национального права имеют приоритет перед выбранным сторонами правом» (Антонова Е.И. Договорные обязательства с участием иностранных субъектов: Дис. ... канд. юрид. наук. Краснодар, 2002. С. 28-29).
4 В частности, И.С. Зыкин подчеркивает, что «п. 5 ст. 1210 появился в проекте раздела VI после исключения из него статьи о последствиях обхода закона» (Комментарий к части третьей Гражданского кодекса Российской Федерации (постатейный) / Под ред. А.Л. Маковского, Е.А. Суханова. М.: Юристъ, 2002. С. 427-428 (автор комментария к ст. 1210 ГК РФ — И.С. Зыкин)). Вместе с тем в литературе отмечается, что в ходе обсуждения проекта закона СССР о международном частном праве и международном
ложением о запрете злоупотребления автономией воли1. Если в отношении присутствует иностранный элемент, то сторонам предоставлена возможность избрать применимое право; если такого иностранного элемента нет, то нет и соответствующей возможности. В случае же если стороны, не обладая этой возможностью, закрепили в договоре положение о выборе права, такое положение будет юридически оценено исключительно как договорное условие (а не коллизионный выбор) в рамках национального гражданского права — его императивных и диспозитивных норм2.
Важное значение для применения п. 5 ст. 1210 ГК РФ имеет понимание круга случаев, в которых все касающиеся их существа обстоятельства связаны только с одной страной. В литературе по этому вопросу также имеются различные точки зрения. Отдельные авторы, например, Г.К. Дмитриева, опираясь на первоначальную редакцию анализируемого пункта — «договор реально связан только с одной страной», сделали вывод о том, что такой договор должен быть «главным образом, преимущественно связан с правом одного государства» (Курсив наш. — Т.Н.)3. А.В. Асосков подвергает критике этот подход
гражданском процессе И.С. Зыкин высказывал сомнения касательно положения об обходе закона как ограничивающего принцип автономии воли (см.: Доронина Н.Г., Хлес-това И.О. Обсуждение проекта Закона СССР о международном частном праве и международном гражданском процессе // Материалы по иностранному законодательству и международному частному праву. Труды. Вып. 49. М.: Изд-во ВНИИСЗ, 1991. С. 157).
Более того, А.И. Муранов, рассматривающий теорию agere in fraudem legis domesticae как реликт в современном коллизионном праве и выступающий против ее закрепления в ГК РФ, отмечает, что институт обхода закона и принцип автономии воли «несовместимы ...с точки зрения методологии разрешения коллизий законов» (Муранов А.И. Проблема «обхода закона» в материальном и коллизионном праве: Дис. ... канд. юрид. наук. М., 1999. С. 15-16, 230).
1 В частности, Ю.Ф. Беспалов и О.А. Егорова отмечают, что посредством п. 5 ст. 1210 ГК РФ «законодатель ограничивает возможности злоупотребления при выборе применимого права» (Комментарий к части третьей Гражданского кодекса Российской Федерации (постатейный научно-практический) / Под ред. Ю.Ф. Беспалова. М.: Проспект, 2016. С. 189 (авторы комментария к ст. 1210 ГК РФ - Ю.Ф. Беспалов и О.А. Егорова)).
2 В этом отношении представляет интерес Определение Судебной коллегии по экономическим спорам Верховного Суда РФ, в котором согласованное сторонами применение Конвенции о договоре международной дорожной перевозки грузов было оценено как договорное условие со ссылкой на ст. 1186, 1210 ГК РФ, но без фактического обоснования. Суд подчеркнул, что такие условия «не должны противоречить императивным нормам законодательства Российской Федерации», однако по результатам сравнения положений Конвенции и Устава автомобильного транспорта и городского наземного электрического транспорта пришел к выводу об отсутствии между ними противоречий (см.: Определение Судебной коллегии по экономическим спорам Верховного Суда РФ от 30.11.201 № 307-ЭС17-11637 по делу № А21-5325/2016).
3 В качестве иллюстрации приведенного тезиса Г.К. Дмитриева приводит весьма противоречивый пример, в котором «российский предприниматель на территории ОАЭ
как недостаточно определенный, справедливо указывая, что при такой «трактовке пропадают основные преимущества принципа автономии воли: стороны фактически любого договора до момента рассмотрения спора в суде не могут быть уверены в том, что их выбор применимого права будет признан»1.
В свою очередь А. В. Асосков предлагает более «промеждународ-ный» подход. Он основывается на сочетании юридического и экономического тестов, где юридический (коллизионный) тест опирается на те элементы договора, которым придают значение коллизионные нормы; а экономический (функциональный) тест оценивает связь договора с областью международного торговли и т.п.2 Тем не менее необходимо отметить, что в свете соотношения ст. 1186 ГК РФ и п. 5 ст. 1210 ГК РФ ученый допускает, что договор, имеющий иностранный элемент с позиции ст. 1186 ГК РФ, не будет признан трансграничным с позиции п. 5 ст. 1210 ГК РФ в силу нерелевантности этого элемента или отсутствия связи со сферой международной торговли. При этом автор подчеркивает, что такое «несколько изощренное толкование» является следствием неэффективного подхода ГК РФ, который сочетает и положительное определение «отношения, осложненного иностранным элементом», в ст. 1186 ГК РФ, и отрицательный подход в п. 5 ст. 1210 ГК РФ3.
Существенно более «промеждународным» и в этом смысле весьма революционным явился подход Верховного Суда РФ, согласно которому п. 5 ст. 1210 ГК РФ применяется, «если в спорном отношении полностью отсутствует имеющий значение для дела иностранный эле-
заключил договор с местной фирмой о выполнении проектных и изыскательских работ, связанных с одним из районов ОАЭ; за выполнение предусмотренных договором работ вознаграждение российскому предпринимателю должно быть начислено на его счет в местном банке». По мнению автора, этот «договор почти целиком связан с правом ОАЭ», и, следовательно, стороны не должны иметь возможность подчинить его, например, английскому праву (см.: Виноградова Р.И., Дмитриева Г.К., РепинВ.С. Комментарий к Гражданскому кодексу Российской Федерации, части третьей / Под ред. В.П. Мозолина. М.: НОРМА: ИНФРА-М, 2002. С. 346-347 (автор комментария к ст. 1210 ГК РФ -Г.К. Дмитриева при участии В.Н. Анурова)).
А.В. Асосков цитирует этот пример в обоснование критики избранного Г.К. Дмитриевой подхода, так как в нем признается незначимым тот факт, что одной из сторон договора, связанного с ОАЭ, является российский предприниматель, «очевидно, имеющий место жительства на территории России», а следовательно, не придается значение даже такой широко признанной «иностранной» характеристике отношения, как место жительства или основное место деятельности стороны договора (Асосков А.В. Указ. соч. С. 269).
1 Асосков А.В. Указ. соч. С. 270.
2 Там же. С. 252-259.
3 Там же. С. 272-275.
мент» (курсив наш — Т.Н.)1. Более того, Верховный Суд РФ указывает, что «при оценке наличия имеющего значение для дела иностранного элемента следует учитывать не только элементы конкретного договора, но и иные касающиеся существа отношений сторон обстоятельства»2.
Например, для целей п. 5 ст. 1210 ГК РФ иностранно «осложненным» признается договор поручительства, заключенный российскими субъектами, но обеспечивающий исполнение основного обязательства, которое подчинено иностранному праву и по которому должником является иностранное лицо3. Примечательно, что именно такой вывод, хотя и для целей определения применимого права на основании коллизионных норм, в 1996 г. сделала Морская арбитражная комиссия при Торгово-промышленной палате РФ4.
1 Пункт 31 Постановления Пленума Верховного Суда РФ от 09.07.2019 № 24 «О применении норм международного частного права судами Российской Федерации». При этом в качестве примера приводится отношение, в котором все три из признаваемых отечественной наукой международного частного права иностранных элементов локализованы в пределах Российской Федерации: субъекты, объект и юридические факты.
2 Пункт 31 Постановления.
3 Другим примером, который приводит Верховный Суд РФ, является договор субподряда, заключенный российскими субъектами в отношении объекта на территории Российской Федерации, если договор генерального подряда подчинен иностранному праву и заказчиком по нему выступает иностранное лицо (п. 31 Постановления).
Напротив, «само по себе наличие иностранных инвестиций в уставном капитале российского хозяйственного общества» не образует, как указывает Верховный Суд РФ, иностранный элемент для целей п. 5 ст. 1210 ГК РФ (п. 31 Постановления). Данное уточнение представляется весьма обоснованным, ибо противное в современных условиях развития иностранного инвестирования привело бы к иностранной «осложненности» всех правоотношений целого ряда сугубо отечественных субъектов (например, юридических лиц, учрежденных и ведущих деятельность на территории Российской Федерации, но имеющих какие-либо доли иностранных инвестиций в уставном капитале).
4 Как обобщается в аннотации решения от 16.05.1996 по делу № 40/1994, МАК при ТПП РФ признала, что «непосредственная связь договора поручительства, заключенного между российскими лицами, с основной сделкой между субъектами российского и иностранного права позволяет отнести такой договор поручительства к разряду договоров с иностранным элементом (внешнеэкономических сделок), для определения прав и обязанностей сторон которых должен быть решен вопрос о применимом праве» (решение МАК при ТПП РФ от 16.05.1996 по делу № 40/1994 // Из практики Морской арбитражной комиссии при Торгово-промышленной палате Российской Федерации. 1987-2005 годы / Под ред. С.Н. Лебедева, А.И. Лободы, Д.Б. Филимонова. М.: Статут, 2009. С. 348).
В практике МАК при ТПП РФ имеется еще один интересный пример, в котором «осуществление рыболовного промысла в исключительной экономической зоне иностранного государства» было признано достаточным для того, чтобы российским лицам, заключившим договор аренды морских судов, была предоставлена возможность «договориться о праве, применимом к их отношениям, отличном от права Российской Федерации» (решение МАК при ТПП РФ от 16.05.1996 по делу № 40/1994 // Из практики Морской арбитражной комиссии при Торгово-промышленной палате Россий-
Таким образом, необходимо заключить, что в вопросе оценки иностранной «осложненности» правоотношения, позволяющей его сторонам избрать применимое право, Верховный Суд РФ, во-первых, занимает «промеждународную» позицию, допуская применение п. 5 ст. 1210 ГК РФ, только если иностранный элемент «полностью отсутствует», а во-вторых, устанавливает «экономический» тест, рассматривая экономическую совокупность юридических отношений как единое целое1. Более того, занятая Верховным Судом РФ позиция не только является весьма прогрессивной сама по себе, но и в целом соответствует тенденциям, сложившимся в практике международного коммерческого арбитража (в частности, МАК при ТПП РФ). Наконец, мы полагаем, что при таком подходе снимается противоречие между ст. 11 и п. 5 ст. 1210 ГК РФ, поскольку первая - положительно - закрепляет открытый перечень иностранных элементов, каждый из которых приобретает коллизионно-правовое значение на основании привязки определенной коллизионной нормы, а вторая для принципа автономии воли, не имеющего привязки как таковой, - отрицательно - подтверждает, что, если иностранный элемент полностью отсутствует, данный принцип не действует.
Важно отметить, что избранный отечественным коллизионным правом «отрицательный» подход к определению сферы действия принципа автономии воли закреплен на уровне актов Европейского союза2. Так,
ской Федерации. 1987-2005 годы / Под ред. С.Н. Лебедева, А.И. Лободы, Д.Б. Филимонова. М.: Статут, 2009. С. 361-362).
1 Данное разъяснение Верховного Суда РФ имеет большое значение для отечественной судебной практики. Так, имеются примеры, в которых суды констатируют наличие иностранного элемента, позволяющего сторонам соответствующего отношения избрать применимое право. Большая часть этих примеров касается субъектов, имеющих различную национальную принадлежность. См., напр., постановления: Арбитражного суда Западно-Сибирского округа от 17.08.2016 № Ф04-6615/2014 по делу № А67-4289/2013; Федерального арбитражного суда Московского округа от 18.01.2012 по делу № А40-118227/10-141-989; Федерального арбитражного суда Московского округа от 15.07.2010 № КГ-А40/6190-10 по делу № А40-112599/09-63-827; Федерального арбитражного суда Северо-Западного округа от 08.07.2011 по делу № А44-3493/2010.
Вместе с тем имеются и примеры, в которых суды отказывают в признании соглашений о выборе иностранного права на основании п. 5 ст. 1210 ГК РФ. См., например: постановление Федерального арбитражного суда Дальневосточного округа от 25.04.2006 № Ф03-А80/06-1/3 по делу № А80-170/2005.
2 Примечательно, что в связи со сложностью позитивного определения перечня отношений, осложненных иностранным элементом, «отрицательный» подход получил распространение и среди ученых - для целей характеристики предмета международного частного (коллизионного) права. См., например, в работах по английскому коллизионному праву: O'Brien J. Conflict of Laws, 2nd ed (London, Sydney: Cavendish Publishing Limited, 1999). P. 22; Rogerson P. Collier's Conflict of Laws, 4th ed (Cambridge University Press, 2013). P. 1.
п. 3 ст. 3 Регламента Рим I, определяющего право, применимое к договорным обязательствам, гласит: «Когда все другие элементы, имеющие отношение к ситуации на момент выбора, локализованы в стране, иной, нежели страна, право которой было избрано, выбор сторон не может противоречить применению положений права такой иной страны, от которых недопустимо отступить в соглашении»1. Комментируя данное положение, отметим следующее. Во-первых, как указывает П. Стоун, оно «касается элементов, имеющих отношение к ситуации, что составляет более широкую концепцию, чем элементы, имеющие отношение к договору»2. Во-вторых, как отмечает С. Симеонидес, оно устанавливает применение «простых императивных норм» - тех, «от которых недопустимо отступить в соглашении» (в отличие от норм, применяемых вне зависимости от подлежащего применению права)3. В целом же анализируемое положение оценивается в литературе как «очень незначительное ограничение», которое имеет «очень ограниченную сферу действия», поддерживающую общую идею о том, что во всех иных случаях выбор права должен быть действителен4. На ос-
1 Regulation (EC) No. 593/2008 of the European Parliament and of the Council ofl7 June 2008 on the Law applicable to Contractual Obligations (Rome I).
Положение, аналогичное по содержанию, но несколько в другой редакции, было закреплено в п. 3 ст. 3 предшествовавшей Регламенту Рим I Римской конвенции о праве, применимом к договорным обязательствам, от 19.06.1980: «Тот факт, что стороны избрали иностранное право, вне зависимости от того, сопровождается ли этот выбор выбором иностранного суда, не должен, если все другие элементы, имеющие отношение к ситуации на момент выбора, связаны только с одной страной, препятствовать применению норм права этой страны, от которых нельзя отступить в договоре, далее именуемых императивные нормы»» (Convention on the Law applicable to Contractual Obligations of 19 June 1980 (Rome)).
Следует отметить, что п. 15 Вводной части Регламента Рим I проясняет, что он не нацелен на изменение существа положения п. 3 ст. 3 Римской конвенции, а также, несмотря на исключение этого уточнения из текста п. 3 ст. 3 Регламента Рим I, подтверждает, что он должен применяться вне зависимости от того, сопровождается ли выбор права выбором суда или арбитража.
2 Stone P. EU Private International Law, 2nd ed (Elgar European Law - Edward Elgar, 2010). P. 300.
3 Symeonides S.C. Party Autonomy in Rome I and II from a Comparative Perspective in Katharina Boele-Woelki, Talia Einhorn, Daniel Girsberger, Symeon Symeonides (eds) // Convergence and Divergence in Private International Law - Liber Amicorum Kurt Siehr (Eleven International Publishing, 2010). P. 529.
4 Stone P. Op. cit. P. 300-301.
В этой связи заслуживает внимания позиция судьи Кука (Отделение королевской скамьи Высшего суда Англии и Уэльса) касательно аналогичной по содержанию ст. 3 Римской конвенции: «Положение п. 1 ст. 3 предоставляет сторонам свободу выбора права, применимого к заключаемому ими соглашению. П. 3 ст. 3 предусматривает исключение в случае, когда соглашение является полностью внутренним по сути, так что выбор иностранного права нацелен на обход императивных норм страны, которая един-
новании изложенного следует сделать вывод о том, что п. 5 ст. 1210 ГК РФ в свете разъяснений Верховного Суда РФ о полном отсутствии иностранных элементов и учете иных касающихся существа отношений обстоятельств соответствует современным тенденциям развития принципа автономии воли (в том числе на уровне Европейского союза)1.
Важно, что описанный «отрицательный» подход представляет научный интерес не сам по себе, а для выявления тех целей, которые принцип автономии воли преследует. Дело в том, что общеизвестный характер имеет тезис, согласно которому автономия воли в международном частном праве нацелена на преодоление (разрешение) коллизии2. В свою очередь, сфера действия правового института или принципа должна коррелировать его цели. Однако в случае с принципом автономии воли наблюдается два существенных отклонения.
ственная имеет отношение к сделке. Однако, если имеются другие элементы, помимо выбора права и оговорки о юрисдикции, имеющие отношение к ситуации на момент заключения соглашения, которые связаны с другими странами, соглашение не является внутренним соглашением, затрагивающим только одну страну, следовательно, п. 3 ст. 3 не применяется» (Caterpillar Financial Services Corporation v. SNCPassion. Queen's Bench Division (Commercial Court) [19 March 2004]).
Особенно примечательно, что Г. Рюль в результате сравнительного анализа европейского и американского коллизионного права делает вывод, что «суды в Европе и США не требуют многого в доказательство связи с иностранным государством», что «это так, даже если все элементы, кроме одного, связаны только с одним государством» и что, как следствие, «ограничение, касающееся сугубо внутренних дел, не является значительной преградой свободному выбору права на практике» (Ruhl G. Party Autonomy in the Private International Law of Contracts: Transatlantic Convergence and Economic Efficiency (2007) Osgoode Hall Law School (York University) CLPE Research Paper 4/2007, Vol. 3. Issue 1. P. 10-11).
1 Нельзя не отметить, что в результате состоявшейся в 2013 г. реформы разд. VI ГК РФ в положении п. 5 ст. 1210 ГК РФ формулировка «договор реально связан только с одной страной» была замена на указание более широкого характера «все касающиеся существа отношений сторон обстоятельства связаны только с одной страной». Таким образом, изменение ГК РФ расширило круг возможных «иностранных» связей отношения для целей автономии воли в русле п. 3 ст. 3 Регламента Рим I, оперирующего термином «ситуация», а не термином «договор».
2 Так, С.В. Третьяков рассматривает автономию воли как «специфический материально-правовой способ разрешения коллизии, связанной с наличием в отношении иностранного элемента» — положение на защиту № 3 дис. канд. юрид. наук (Третьяков С.В. Указ. соч. С. 9). Н.В. Тригубович также отмечает, что «цель автономии воли» состоит «в разрешении коллизии» — положение на защиту № 1 дис. канд. юрид. наук (Тригубович Н.В. Автономия воли в международном частном праве: Дис. ... канд. юрид. наук. Саратов, 1999. С. 9).
В то же время Г.Г. Иванов и А.Л. Маковский справедливо обращают внимание на то, что если на разрешение коллизий направлены коллизионные методы, то «наделение участников правоотношения возможностью избрать применимый ...закон преследует цель предотвратить ...коллизии» (Иванов Г.Г., Маковский А.Л. Международное частное морское право. Л.: Судостроение, 1984. С. 26).
Во-первых, если коллизия в юридическом смысле слова возникает только в случаях, когда в отношении имеется иностранный элемент, релевантный с точки зрения определенной коллизионной нормы, а принцип автономии воли, с позиции традиционной доктрины, нацелен на ее преодоление, то сфера действия указанного принципа должна ограничиваться только ситуациями, в которых перед судом может встать коллизионный вопрос. Изложенное приведет к тому, что, например, в договорных правоотношениях - в свете ст. 1211 ГК РФ -иностранным элементом, активизирующим действие принципа автономии воли, будет выступать исключительно место жительства или основное место деятельности сторон договора. Все иные вариации иностранных элементов не потребовали бы от суда разрешения коллизии, а значит, в них и не требуется принцип автономии воли, если его единственная цель - преодоление коллизии (выбор сторон вместо выбора суда).
Тем не менее законодательство, судебная и арбитражная практика свидетельствуют об обратном - принцип автономии воли действует во всех случаях, за исключением тех, в которых иностранный элемент полностью отсутствует. Более того, он признается даже тогда, когда проявляется не собственно в спорном правоотношении, а в ином тесно (и в значительной части - экономически) связанном с ним. Настолько широкая сфера действия принципа автономии воли позволяет заключить, что его цель выходит далеко за рамки преодоления коллизии и упрощения работы суда по выбору применимого права. Полагаем, что в современных условиях ближайшая цель принципа автономии воли состоит в обеспечении максимально предсказуемого и подходящего для сторон правового регулирования, а отдаленная -в стимулировании международного экономического оборота - за счет минимизации правовой неопределенности и снижения юридических рисков. Не случайно еще в 1930-1931 гг. Кассационный суд Франции вынес несколько знаковых решений, в которых провозгласил, что выбор права позволителен, когда на повестке дня стоят вопросы международной торговли1.
1 Lando O. The 1955 and 1985 Hague Conventions on the Law Applicable to the International Sale of Goods (1993) Rabels Zeitschrift für ausländisches und internationales Privatrecht // The Rabel Journal of Comparative and International Private Law. Vol. 57. No. 1/2 (Hundert Jahre Haager Konferenz 1893-1993). P. 160-161.
О. Ландо отмечает, что, весьма вероятно, именно данные решения повлияли на позицию Жюллио де ла Морандьера, председателя комиссии, ответственной за разработку Гаагской конвенции о праве, применимом к международной купле-продаже товаров, 1955 г. — первого универсального международного договора, провозгласившего автономию воли сторон договорных правоотношений (Там же).
Во-вторых, если цель принципа автономии воли состоит исключительно в преодолении коллизии, а коллизия складывается исключительно между теми правопорядками, которые имеют с отношением определенную связь, то предоставляемая сторонам возможность выбора должна ограничиваться правом только «связанных» с отношением государств. Примечательно, что, как указывает А. Миллс, сама проблема сферы действия принципа автономии воли не возникнет, если будет установлено требование избирать только такой правопорядок, который имеет с отношением какую-либо связь1. Однако в современных условиях в большинстве государств мира, в том числе в Российской Федерации, признается неограниченная автономия воли, позволяющая сторонам избрать право любого государства, включая то, в котором для отношения имеется наиболее разработанное и подходящее правовое регулирование.
Комментируя плюралистическую модель иностранного элемента, С.В. Третьяков отмечает, что в то время как формула прикрепления коллизионной нормы нацелена на определение «не материально лучшей, а пространственно лучшей» нормы, «тенденции развития международного коммерческого оборота требуют ...корректировки этого механизма с тем, чтобы именно материально-правовые интересы ...определяли сферу применения ...норм в пространстве», и в случае автономии воли такими интересами выступают интересы субъектов международного коммерческого оборота2. Более того, касательно неограниченной автономии воли в Регламенте Рим I П. Стоун подчеркивает, что выбор должен признаваться, даже если он был сделан с целью избежать применения императивных норм права той страны, которая наиболее тесно связана с договором и право которой в отсутствие выбора применялось бы в силу коллизионных норм. Далее ученый
1 Ученый отмечает, что такое ограничение сохранилось в праве некоторых штатов США. См.: Mills A. Party Autonomy in Private International Law (Cambridge University Press, 2018). P. 470.
Среди отечественных ученых также имеются сторонники локализации принципа автономии воли. Например, В.Л. Толстых считает, что предоставление сторонам договора абсолютной свободы выбора противоречит сущности права и сущности государства. В русле ограничения цели автономии воли преодолением коллизии автор пишет: «Поскольку суд не должен применять право, не близкое по отношению к договору, стороны также не должны этого делать» (ТолстыхВ.Л. Международное частное право: коллизионное регулирование. СПб.: Юрид. центр Пресс, 2004. C. 70). Указанный подход критикуется другими учеными. В частности, О.Ю. Малкин заявляет, что он «не соответствует не только традициям отечественной науки международного частного права, но и современным потребностям развития внешнеторгового оборота» (Курсив наш. — Т.Н.) (Малкин О.Ю. Автономия воли во внешнеэкономических сделках: Дис. ... канд. юрид. наук. М., 2005. С. 109).
2 Третьяков С.В. Указ. соч. С. 72-73.
прямо заявляет: «Логическое обоснование свободы выбора несвязанного права состоит в коммерческой пригодности»1. Следовательно, и с точки зрения свободы выбора любого права принцип автономии воли нацелен скорее на обеспечение максимально качественного и подходящего правового поля для международного экономического оборота, нежели на упрощение стоящих перед судом задач.
Таким образом, характеристики принципа автономии воли (сфера действия, охватывающая все отношения, за исключением тех, в которых иностранный элемент полностью отсутствует; неограниченная свобода выбора права и др.) позволяют заключить, что его цель выходит далеко за рамки преодоления реально существующей коллизии и упрощения задачи суда по выбору применимого права. Мы полагаем, что существование данного принципа и вектор его развития предопределяются практической необходимостью обеспечения максимально предсказуемого и подходящего сторонам правового регулирования, а в конечном итоге - целью стимулирования международного экономического оборота. В этом ключе п. 5 ст. 1210 ГК РФ, разграничивающий сферу действия принципа автономии воли в международном частном праве и общегражданского принципа свободы договора, в свете последних разъяснений Верховного Суда РФ всецело соответствует современным тенденциям и потребностям в развитии анализируемого принципа.
Библиографический список
1. Антонова Е.И. Договорные обязательства с участием иностранных субъектов: Дис. ... канд. юрид. наук. Краснодар, 2002. 198 с.
2. Асосков А.В. Нормообразующие факторы, влияющие на содержание коллизионного регулирования договорных обязательств: Дис. ... д-ра юрид. наук. М., 2011. 545 с.
3. Виноградова Р.И., Дмитриева Г.К., Репин В. С. Комментарий к Гражданскому кодексу Российской Федерации, части третьей / Под ред.
B.П. Мозолина. М.: НОРМА: ИНФРА-М, 2002. 416 с.
4. Волкова Т.А., Дорофеева Ю.А., Колесова О.Н. и др. Комментарий к Гражданскому кодексу Российской Федерации. Части третьей (постатейный). М.: РИОР: ИНФРА-М, 2010. 155 с.
5. Доронина Н.Г., Хлестова И.О. Обсуждение проекта Закона СССР о международном частном праве и международном гражданском процессе // Материалы по иностранному законодательству и международному частному праву. Труды. Вып. 49. М.: Изд-во ВНИИСЗ, 1991.
C. 151-161.
1 Stone Р Ор. еИ. а! 301.
6. Иванов Г.Г., Маковский А.Л. Международное частное морское право. Л.: Судостроение, 1984. 280 с.
7. Комментарий к Гражданскому кодексу Российской Федерации: В 3 т. Т. 3. Комментарий к Гражданскому кодексу Российской Федерации, части третьей / Под ред. Т.Е. Абовой, М.М. Богуславского, А.Г. Светланова. М.: Юрайт-Издат, 2004. 486 с.
8. Комментарий к Гражданскому кодексу Российской Федерации. Часть третья (постатейный) / Под ред. Л.П. Ануфриевой. М.: Волтерс Клувер, 2004. 656 с.
9. Комментарий к Гражданскому кодексу Российской Федерации. Часть третья: Учеб.-практ. коммент. / Под ред. А.П. Сергеева. М.: Проспект, 2016. 384 с.
10. Комментарий к части третьей Гражданского кодекса Российской Федерации (постатейный) / Под ред. А.Л. Маковского, Е.А. Суханова. М.: Юристъ, 2002. 538 с.
11. Комментарий к части третьей Гражданского кодекса Российской Федерации (постатейный научно-практический) / Под ред. Ю.Ф. Беспалова. М.: Проспект, 2016. 240 с.
12. Малкин О.Ю. Автономия воли во внешнеэкономических сделках: Дис. ... канд. юрид. наук. М., 2005. 180 с.
13. Муранов А.И. Проблема «обхода закона» в материальном и коллизионном праве: Дис. ... канд. юрид. наук. М., 1999. 272 с.
14. Покровская А.Б. Соглашение о праве, применимом к частноправовым отношениям, осложненным иностранным элементом: Дис. ... канд. юрид. наук. М., 2006. 178 с.
15. Толстых В.Л. Международное частное право: коллизионное регулирование. СПб.: Юрид. центр Пресс, 2004. 526 с.
16. Третьяков С.В. Юридическая природа автономии воли в международном частном праве: Дис. ... канд. юрид. наук. М., 2003. 204 с.
17. Тригубович Н.В. Автономия воли в международном частном праве: Дис. ... канд. юрид. наук. Саратов, 1999. 161 с.
18. Ходыкин P.M. Новое в регулировании договорных обязательств в аспекте международного частного права // Вестник ВАС РФ. 2003. № 10. С. 145-156.
19. Lando O. The 1955 and 1985 Hague Conventions on the Law Applicable to the International Sale of Goods (1993) Rabels Zeitschrift für ausländisches und internationales Privatrecht // The Rabel Journal of Comparative and International Private Law. Vol. 57. No. 1/2 (Hundert Jahre Haager Konferenz 1893-1993). P. 155-174.
20. Mills A. Party Autonomy in Private International Law (Cambridge University Press, 2018). 592 p.
21. O'Brien J. Conflict of Laws, 2nd ed (London, Sydney: Cavendish Publishing Limited, 1999). 652 p.
22. Pippa R. Collier's Conflict of Laws, 4th ed (Cambridge University Press, 2013). 454 p.
23. Rühl G. Party Autonomy in the Private International Law of Contracts: Transatlantic Convergence and Economic Efficiency (2007) Osgoode Hall Law School (York University) CLPE Research Paper 4/2007. Vol. 3. Issue 1. P. 1-41.
24. Stone P. EU Private International Law, 2nd ed (Elgar European Law -Edward Elgar, 2010). 562 p.
25. Symeonides S.C. Party Autonomy in Rome I and II from a Comparative Perspective in Katharina Boele-Woelki, Talia Einhorn, Daniel Girsberger, Symeon Symeonides (eds) // Convergence and Divergence in Private International Law — Liber Amicorum Kurt Siehr (Eleven International Publishing, 2010). P. 513-550.
