CC BY
77
существительные (5 единиц): никому не нужный ^ никомуненужн-ость; рыло в пушку ^ пушкорылость.
Всего 10 модальных фразеологизма, по нашим данным, являются производящими для глаголов, прилагательных, существительных и наречий: боже мой ^ божемой-к-ать; в самом деле ^ всамомдел-ишн-ый; к чертовой матери ^ черто-воматер-н-ый; доброе утро ^ доброутр-енн-ик; кабы чего не вышло ^ кабычего-невышл-ист; хлеб да соль ^ хлебосоль-н-о; христаради ^ христарад-нича-ть.
Проблема, связанная с изучением гнезда «производящий фразеологизм -производная лексема (-ы)», может быть решена только с учетом семантической производности, а отношения между производящей и производной единицами рассматриваются как способ выявления специфики мотивационных отношений между единицами разных уровней. Анализ семантических отношений в цепочке «производящий фразеологизм - производная лексема» важен, в первую очередь, для того, чтобы определить наличие (или отсутствие) смысловых связей между словами, характер этих связей, так как мотивированность неоднородна. Производные слова, независимо от того, непосредственно они связаны со значением производящего фразеологизма или опосредованно, представляют собой семантически связанную группу, и значение фразеологизма представляет собой то семантическое начало, которое формирует данную лексическую группу по законам словообразовательной производности.
Словообразование на базе фразеологизмов есть проявление постоянного и неуклонного развития лексической системы языка при сохранении логической категоризации между производящим фразеологизмом и производной (-ыми) лексемой.
Список литературы
1. Тихонов, А. Н. Как создавался словообразовательный словарь / А. Н. Тихонов // Актуальные проблемы русского словообразования. - Ташкент, 1989. - С. 119-132.
2. Улуханов, И. С. Мотивация в словообразовательной системе русского языка / И. С. Улуханов. - М. : Издат. центр «Азбуковник», 2005. - 314 с.
Л. Б. Караева
АВТОБИОГРАФИЯ М. ЭМИСА «ОПЫТ». ТРАНСФОРМАЦИЯ ЖАНРА
НА РУБЕЖЕ ТЫСЯЧЕЛЕТИЙ
В статье рассматриваются вопросы эволюции жанра английской литературной автобиографии в постмодернистском контексте рубежа тысячелетий. Объектом анализа является автобиография Мартина Эмиса «Опыт». Будучи, по сути, апологией, она анализируется в русле постмодернистской поэтики, превращающей текст автобиографии в гипертекст и, таким образом, придающей через новые формы новый смысл старому автобиографическому канону.
Ключевые слова: М. Эмис, «Опыт», автобиография, трансформация жанра, английская литература, постмодернистский контекст, гипертекст.
Несмотря на то, что английская автобиография существует на протяжении четырёх веков, чёткой и единой концепции данного жанра не существует. В западном литературоведении часть исследователей, придерживающиеся традиционного понимания, в их числе Георг Гусдорф [5], Рой Паскаль [10], считают, что наличие биографического материала, идентичность автора, рассказчика и героя, повествование от первого лица, линейная хронология являются обязательными для жанра автобиографии. В западном литературоведении каноническим стало определение автобиографии, сформулированное французским литератором, теоретиком автобиографического жанра Ф. Лежёном: «Автобиографией мы называем ретроспективный рассказ в прозе, сделанный кем-либо о своём собственном существовании, и в котором автор делает акцент на своей индивидуальной жизни, в частности, на истории своей личности» [6]. Это определение жанра Ф. Лежён дополняет и уточняет моделью «автобиографического соглашения» [7], в котором он предлагает в качестве основного отличительного критерия принять выраженное автором намерение написать работу, основанную на личной истории, с присутствием реального имени в тексте и на титульном листе как гарантии его подлинности. Сторонники же свободного толкования: У. Спенджемен [12], Дж. Олни [9], У. Шумейкер [11] -считают, что автобиограф имеет право представлять себя в любой форме, которую он сочтёт уместной и удобной, для них любое произведение, осуществляющее воссоздание личности автора, есть автобиография. Эти далеко не бесспорные определения или втискивают произведения в жёсткие рамки, или приводят, в конечном итоге, к размыванию жанровых границ.
Общепринятому взгляду на автобиографию был брошен вызов теориями структуралистов и постструктуралистов, при всех различиях их объединяет критика автора-субъекта, его сознания и литературного произведения в качестве продукта этого сознания. Современная дискуссия вокруг автобиографий зачастую уходит корнями в различные теории постструктурализма, которые дробят тексты и «децентрализуют» действующих лиц, чтобы подвергнуть отрицанию или, по крайней мере, поставить под вопрос общепринятое понятие литературы как попытки отображения реальной жизни. Общей чертой структурализма и постструктурализма является критика автора-субъекта, его сознания и литературного произведения в качестве продукта этого сознания, хотя критика ведется с разных позиций и преследует разные цели.
Компромиссным представляется подход к автобиографии Э. Брюс, которая считает ложными или наивными попытки ограничить автобиографию только определёнными формами и стилем (повествование от первого лица, линейная хронология). Отмечая определённую соотнесённость между жанром и функциями композиции или стиля, Э. Брюс полагает, что стремление руководствоваться ими в определении этого жанра обречено на неудачу. Единственно ценным, на её взгляд, было бы «определение, отражающее действительно существующую литературную категорию, в том смысле, что с его помощью можно ограничивать или руководить процессами чтения и письма, или, по крайней мере, объяснять читателям и писателям их действия». [3. С. 7] Она рассматривает автобиографию как коммуникативный акт, как акт творческий, способный воссоздать идентичность или субъективность писателя, предлагая руководствоваться не определением, так как оно не может быть исчерпывающим, а правилами, отражающими главные отличительные черты этого акта, которые сохранились до сегодняшнего дня и которые будут прослеживаться и в дальнейшем.
Английская автобиография развивалась в русле европейской автобиографической традиции, начало которой положила «Исповедь» Св. Августина (рубеж IV-V веков н. э.), ставшая «прародительницей» многочисленных духовных автобиографий в прозе. «Жизнеописание сэра Томаса Бодли» (“The Life of Sir Thomas Bodley”, 1609) обозначило новый, «современный», как его называют в критике, период в развитии жанра. Возможно, подъем духовной автобиографии в Великобритании XVII-XVIII веков совпал с религиозной интроспекцией, привнесённой кальвинизмом. Большая часть автобиографических произведений этого периода написана протестантами, а героем часто является пилигрим из простонародья, продвигающийся трудным духовным путем. Для последователей Августина -Джона Беньяна [(Bunyan, John, 1628-1688), автора книги «Изобильное милосердие» (“Grace Abounding to the Chief of Sinners”), 1666)], Уильяма Каупера [(Cow-per, William, 1731-1800), автора краткой духовной автобиографии (“Memoir of the Early Life of William Cowper”, 1766)], любая правдивая история личности была историей христианской души. «Жизнь» (“Life”, 1777) Давида Хьюма (Hume, D., 1711-1776) положила начало традиции литературной автобиографии. Хьюм был первым английским писателем, сделавшим предметом автобиографического повествования свою литературную карьеру. Поворотным пунктом в истории развитии жанра стали «Воспоминания о моей жизни и творчестве» Эдуарда Гиббона (Gibbon, Edward, 1737-1794; “Memoirs of My Life and Writings”, 1796): они начали создавать то, чего прежде не хватало, «чёткую, осознанную и воспроизводимую литературную традицию» [11. C. 27]. С этого момента английская автобиография стала доминирующей в европейской литературе и достигла своего расцвета в XIX и XX веках. Сам этот термин был введён в обиход Робертом Саути в 1809 году. К началу XIX века преобладает духовная автобиография с ее установкой на самоанализ; в дальнейшем жанр все более секуляризируется, а методы самоанализа -усложняются. В автобиографиях Дж. С. Милля, Дж. Рескина, Э. Троллопа акцент делается не на внешней стороне жизни, а на формировании внутреннего мира, становлении личности, её психическом развитии.
В XX веке эта тенденция становится определяющей, находя своё воплощение в так называемой субъективной автобиографии. Рой Паскаль, английский исследователь жанра, определяет её как специфическую автобиографическую форму XX века, в которой «внимание сосредотачивается на личности» [10. C. 5] в отличие от аллобиографии (от греческого allos - «другие»), в которой внимание фокусируется не на «я» автора-повествователя, а на окружающем мире. При этом автобиография становится по преимуществу литературной, а законодателями жанра - писатели, поэты, драматурги. Субъективная автобиография переосмыслила традицию духовной автобиографии с учетом исследованиий З. Фрейда и К. Юнга в области подсознательного. Сюжет субъективной А. определяется внутренним конфликтом и стремлением к обретению цельности, но в рамках уже не только и не столько библейской, сколько психоаналитической и мифопоэтической типологии. «Личность» и «психика» в автобиографии XX века - эквиваленты того, что Августин, Беньян и Каупер называли «душой».
Граница, разделяющая метаструктуру обращения, заданную Августином в его автобиографии, и её зеркальное отражение, совпадает с началом XX века и с началом «метафизической катастрофы» христианского сознания. Автобиографическая метаструктура обращения продолжает действовать и в XX веке, но уже в «перевёрнутом» виде». Её зеркальное отражение отчётливо наблюдается в автобиографии Эдмунда Госса «Отец и Сын». Схема, начало которой положил Авгу-
стин и которая получила своё продолжение в XIX веке, оборачивается в его автобиографии в свою противоположность. Если Августин отвергает окружающий мир ради обретения Христа, Ньюмен отвергает англиканство ради истинной веры, то Госс отвергает Христа, ради обретения этого мира, в его автобиографии происходит обращение «наоборот». Но он только вступил на ту дорогу, о которой скажет следующий участник «марафона» - Уэллс.
Уэллс в своей автобиографии создаёт символический образ дороги, которая ведёт к религиозному скептицизму, социализму и сексуальной свободе, его протагонист движется по этому пути.
В Автобиографии Пауиса духовный поиск возобновляется, обретая пантеистические формы.
Лессинг завершает этот путь, её протагонист пытается обрести себя вне религии, но, обращаясь к философии суфизма, фактически, создаёт для себя новую. И у Пауиса и у Лессинг чётко прослеживается возросшая роль текста и интертекста. Эта тенденция станет определяющей для жанра автобиографии рубежа XX века, реализуя, таким образом, эволюционную матрицу автобиографии (от авто -к био - к графии), заложенную на заре христианства в самом тексте «Исповеди» Августина и разворачивавшуюся в пространстве-времени христианского универсума на протяжении последних полутора тысяч лет.
На рубеже двух тысячелетий появилась книга английского писателя Мартина Эмиса «Опыт» [2]. Автор, комментируя тотальный интерес как пишущих, так и читающих к автобиографическому жанру, перечисляет как бы случайный, спонтанный набор составляющих этого жанра: «Мы живём в век массового стремления высказаться. Мы все пытаемся осуществить это стремление в письменной или, хотя бы, в устной форме: автобиография, апология, биография, крик сердца» [2. C. 6]. Но этот ряд далеко не случаен, именно он определяет структурную матрицу текста, который, не вмещаясь в рамки традиционных модификаций автобиографического жанра, воплощается в постмодернистский коллаж воспоминаний и автобиографии, совмещая апологию и формальную биографию (то, что у Эмиса обозначается сокращением c. v. (Curriculum Vitae), и помогает понять авторские интенции, которые он, следуя в этом случае многовековой автобиографической традиции, излагает во вводной главе к первой части книги.
Автор ставит перед собой старый вопрос, неизбежно возникающий перед каждым, пишущим автобиографию: «Ничто не может соперничать с опытом - таким неоспоримо достоверным и так щедро и демократически раздариваемым. Опыт -это единственное, что мы разделяем в равной степени, и все ощущают это <...> Я - писатель-романист, привыкший использовать опыт в других целях. Зачем мне нужно писать историю своей жизни?» [2. C. 6].
Он даёт несколько ответов на этот вопрос. «Я делаю это, потому что я чувствую тот же интерес, что и все. Я хочу ясно и чётко изложить факты (многие из которых уже стали публичным достоянием))» [2. C. 7]. Фактами, (record - запись (массив информации, обрабатываемый как одно целое) автор называет трагические события, происшедшие в его жизни в период с 1994 по 1995 год. Смерть отца, развод с женой и разлука с детьми, страшное известие о найденных останках его кузины Люси Пар-тингтон, гибель которой от руки серийного убийцы обнаружилась лишь спустя долгих двадцать лет после её внезапного исчезновения, тяжёлая операция, которую ему пришлось перенести. Это и есть тот Опыт, который послужил толчком к написанию автобиографии и который составил основное содержание книги.
Продолжая отвечать на вопрос, Эмис-сын отмечает, что отец и сын, оба вошли в число ведущих писателей в рамках почти что одного поколения. Он называет это литературной диковиной, заслуживающей того, чтобы о ней было написано, вспоминая, впрочем, примеры Троллопов и Дюма. Он не скрывает того, что очень многим обязан отцу: «Я делаю это, потому что моего отца уже нет в живых, а я всегда знал, что я должен буду почтить его память. Он был писателем, и я - писатель <.> это -литературная диковина, к тому же, - ещё один пример отца и сыта» [2. C. 6].
Аллюзивность, с первых же строк сопровождающая текст, тут же перебрасывает ассоциативные цепочки на столетие назад к «Отцу и Сыну» Эдмунда Госса, но, в отличие от Госса, он не предъявляет счёт своему отцу, хотя у него было больше оснований для этого, чем у Госса. Когда ему было 13 лет, отец покинул семью, когда он начал писать, отец не воспринимал его всерьёз как писателя. У них были совершенно разные политические позиции, противоположные литературные вкусы, но это не помешало сыну воздать должное отцу и, фактически, создать двойную апологию - отца, писателя Кингсли Эмиса, и сына, автора книги, Мартина Эмиса. Первая служит ключом ко второй: защищая отца, уже после его смерти, от многочисленных нападок и обвинений, в том числе и от обвинений в антисемитизме, он косвенно пытается оправдать себя в глазах читающей публики и литературных критиков от тех же самых обвинений, вызванных выходом его очередного романа “Time’s Arrow”, («Стрела времени»), посвящённого холокосту. Рецензент обвинял его в том, что он обратился к этой теме из коньюнктурных соображений.
Оправдывая уход отца из семьи, он, фактически, пытается оправдаться перед самим собой в точно такой же ситуации, пытается преодолеть «болевой синдром», вызванный чувством вины перед покинутой семьёй: «Он не покидал мою мать и он не покидал Джейн. Они оставили его» [2. C. 221].
Противопоставление опыта как суммы накопленных к зрелому возрасту неизбежных потерь, боли, предательства и оставленной в детстве невинности и чистоты является одной из центральных тем автобиографии М. Эмиса. Аллюзия с «Песнями неведения и познания» Уильяма Блейка [1] проясняет название автобиографии и получает продолжение в устрашающей симметрии образов: “The Little Girl Lost” - пропавшая на двадцать лет девушка, сестра Мартина, Люси Пар-тингтон; “The Little Girl Found” - обнаружившаяся через те же самые двадцать лет взрослая дочь Мартина, Дилайла Сил; развод отца с матерью Эмиса, развод Эмиса со своей женой, смерть писателя-отца, явление писателя-сына.
Выполняя традиционную функцию апологии, функцию публичной защиты от публично высказанных обвинений, автобиография М. Эмиса по форме менее всего напоминает её классические образцы, строившиеся в соответствии с жёсткими канонами античной риторики. «Апология в защиту своей жизни» кардинала Ньюмена [8], была одной из последних в череде классических духовных автобиографий, продолжившей вторую из двух, выделенных Л. Х. Петерсен, моделей духовной автобиографии: «. протестантская традиция, которая воздействует на английскую автобиографию в целом, и другая, Августинианская или католическая, традиция, которую Ньюмен заново открыл викторианцам»[11. C. 94]. Несмотря на утверждение самого Эмиса: «На этот раз я хочу <...> говорить безыскусно» [2; 7], - книгу отличает сложная нарративная техника: собственно авторское повествование чередуется с подстрочными примечаниями, письмами, за эпилогом следуют приложение и дополнение. Хронология, как таковая, фактически отсутствует, на любой странице читатель может вернуться из середины 90-х годов к раннему детству протагониста, продвинуться далее в 70-е годы, а затем пере-
меститься вперёд во времени историческом или же вернуться назад во времени текста, к моменту, в котором находится пишуший автор, и так на протяжении всего текста. Переключателями временных регистров прошлого и настоящего служат письма протагониста из 60-х, времени подготовки к поступлению в университет, к отцу и его второй жене, писательнице Джейн Хауэрд.
Интертекстуальные включения, выполняющие роль гиперссылок, в терминах компьютерной техники отсылают читателя в удалённые литературные миры и сближают в одном пространстве и времени текста литературных героев и реальных писателей прошлого и настоящего, переплетают действительность и текст, порождая диалог с викторианской эпохой: аллюзия с «Отцом и Сыном» Э. Госса, с «Гамлетом» Шекспира, с современниками - поэтом Робертом Грейвзом, писателем Кингсли Эмисом и участвуя, таким образом, в создании широкого гипертекста.
Автор сознательно использует чужое слово и чужой мир, обыгрывает и трансформирует чужие литературные образы, широко использует приём обратного кадра. Нелинейное, дискретное повествование, изменяющаяся повествовательная перспектива, «дробление» авторского «я» - тенденции, наиболее ярко проявившиеся в автобиографии второй половины XX века, у Эмиса обретают статус правила, нормы. Автор движется по ассоциативной цепочке воспоминаний, ставя своей задачей «исследование географии писательского сознания».
Многочисленные отступления, неожиданная смена речевых стилей, постоянные отсылки к примечаниям, их графическая выделенность, также создающая эффект гиперссылок, превращают текст в гипертекст, а читателя - в подобие веб-сёрфера, свободно перемещающегося во времени и пространстве текста и истории. Сообщая автобиографии новую, соответствующую технологическому духу времени, форму, порождённую культурой Интернета, Эмис обобщает в ней жизненный и творческий опыт писателя эпохи постмодернизма и подтверждает вечную новизну старого жанра.
Список литературы
1. Блейк, У. Избранное / У. Блейк. - М., 1982.
2. Amis, M. Experience / M. Amis. - London, 2000.
3. Bruss, E. W. Autobiographical acts : the changing situation of a literary genre / E. W. Bruss. - Baltimore : Johns Hopkins University Press, 1976.
4. Finney, B. The Inner I / B. Finney. - London, 1985.
5. Gusdorf, G. Conditions and limits of autobiography / G. Gusdorf // Autobiography : Essays theoretical and critical / ed. by James Olney. - Princeton : Princeton University Press, 1980.
6. Lejeune, Ph. L’autobiographie en France / Ph. Lejeune. - Paris : Colin, 1971. - P. 14.
7. Lejeune, Ph. Le pacte autobiographique / Ph. Lejeune. - Paris : Editions du Seuil, 1975.
8. Newman, J. H. Apologia Pro Vita Sua / J. H. Newman. - London, 1913.
9. Olney, J. Metaphors of the self : the meaning of autobiography / J. Olney. - Princeton : Princeton University Press, 1972.
10. Pascal, R. Design and truth in autobiography / R. Pascal. - Routledge ; Kegan Paul, 1960.
11. Peterson, L. X. Victorian autobiography. The Tradition of self-interpretation / L. X. Peterson. - New Haven ; London : Yale University Press, 1986. - P. 94.
12.Shumaker, W. English autobiography : its emergence, materials and forms / W. Shumaker. - Berkeley ; Los Angeles : University of California Press, 1954.
13. Spengemann, W. C. The Forms of autobiography : episodes in the history of a literary genre / W. C. Spengemann. - Mich. : Ann Arbor, 1980.
М. В. Коновалова ТИПЫ КОГЕРЕНТНОСТИ В ЮРИДИЧЕСКОМ ДИСКУРСЕ
В статье рассматриваются типы когерентных связей, присутствующие в юридическом дискурсе, приводится характеристика каждого типа когерентности.
Ключевые слова: юридический дискурс, когерентность, когерентные связи.
Юридический дискурс представляет собой совокупность специализированных текстов, определяющими признаками которых являются закрытость и замкнутость текста, иерархическое изложение материала, соотнесенность тематики с определенной сферой социальной жизни, а также наличие ссылок на законодательные документы. Данная совокупность специализированных текстов имеет жесткую структуру, представленную пропозициями, которые связаны между собой посредством категорий на глобальном и локальном уровнях. Категория когерентности, принадлежащая глобальному уровню юридического дискурса, является средством выражения целостности юридического дискурса и обеспечивает её наличие посредством соединения текстовых элементов.
Когерентность обеспечивает семантико-тематическую интеграцию упомянутых текстовых элементов внутри дискурса. Данная позиция совпадает с пониманием когерентности, высказанным М. Л. Макаровым, который полагает, что «ко-геренция <...> охватывает <...> семантико-прагматические (тематические и функциональные в том числе) аспекты смысловой <.> связности дискурса <...>» [5. С. 98]. Опираясь на данное понимание когерентности, мы предлагаем следующее определение: когерентность - это способность текстов устанавливать формально-грамматические и семантико-прагматические связи между структурами знаний, оформленных и реализованных в определенных частях дискурса.
Особенностью реализации категории когерентности в юридическом дискурсе является наличие разнообразных типов когерентных связей. На основе анализа когерентных связей между юридическими текстами представляется возможным выделить следующие типы когерентности, присутствующие в юридическом дискурсе: тематическая когерентность, иконическая когерентность, дефиниционная когерентность, верификационная когерентность и инференционная когерентность.
Тематическая когерентность реализуется посредством смысловых связей, соединяющих структуры знаний, представляющих собой глобальную тему дискурса, с одной стороны, и темы отдельных параграфов закона, с другой стороны. Основными средствами когерентной связи являются повторы, в частности, эксплицитная и имплицитная рекуррентность, окказиональная синонимия, гиперо-нимия и использование однокоренных слов. Тематические когерентные связи служат средством соединения глобальной темы юридического дискурса и отдельной правовой нормы, содержащейся в тексте закона. При анализе данных средств тематической когерентности мы выделили несколько типов смысловых связей. При обозначении данных типов когерентной связи мы используем термины, представляющие бинарные оппозиции: прямые и опосредованные связи; последова-
