CC BY
3
Вестник Томского государственного университета. 2024. № 505. С. 91-98 Vestnik Tomskogo gosudarstvennogo universiteta - Tomsk State University Journal. 2024. 505. рр. 91-98
ФИЛОСОФИЯ
Научная статья УДК 101.2:930.1 doi: 10.17223/15617793/505/9
Атрибутивные характеристики мифологизации советского прошлого (на примере кластера «спорт»)
Андрей Геннадиевич Иванов1,2
1 Липецкий государственный технический университет, Липецк, Россия 2 Липецкий филиал Российской академии народного хозяйства и государственной службы при Президенте Российской Федерации, Липецк, Россия 12 [email protected]
Аннотация. Через изучение проявлений мифологического в жизни современного общества, представленных мифоконтентными феноменами, показана мифологизация советского прошлого на примере кластера «спорт». Анализ материалов современных изданий на предмет присутствия в них упоминаний слов «СССР», «советский», показал, что в исторической памяти доминируют наиболее значимые события о советском спорте, которые постоянно ретранслируются и составляют своеобразный «спортивный мифоландшафт». Ключевые слова: историческая память, советское прошлое, кластер «спорт», мифологизация, мифоконтент-ный феномен, «спортивный мифоландшафт»
Источник финансирования: исследование выполнено за счет гранта Российского научного фонда № 24-2800610, https://rscf.ru/project/24-28-00610/
Для цитирования: Иванов А.Г. Атрибутивные характеристики мифологизации советского прошлого (на примере кластера «спорт») // Вестник Томского государственного университета. 2024. № 505. С. 91-98. doi: 10.17223/15617793/505/9
Original article
doi: 10.17223/15617793/505/9
Attributive characteristics of the mythologization of the Soviet past (using the example of the cluster "Sport")
Andrey G. Ivanov1,2
1 Lipetsk State Technical University, Lipetsk, Russian Federation 2 Lipetsk Branch of the Russian Presidential Academy of National Economy and Public Administration, Lipetsk, Russian Federation
Abstract. In the article, against the background of a surge of interest in research on the memory of the Soviet past, the author draws attention to the myth as an important part of historical memory, as an essential characteristic of memory along with narrative and symbol. Myths are generated by the processes of myth-making and mythologization, and as a result of the action of the latter, aspects of being are endowed with mythological imagery and mythosymbolics. Currently, a special period undergoing permanent mythologization is the Soviet time. Through the study of the manifestations of the mythological in the life of modern society, represented by mythocontent phenomena, an attempt is made to show how the Soviet past is mythologized using the example of the cluster "sport". Materials from domestic and foreign mass media of the post-Soviet period (publications "Argumenty i Fakty", "Kommersant", "The Guardian" and others) were taken as a space in which the memory of Soviet times is being updated. The appeal to the "sport" cluster was due to the fact that it occupied the first places in the peculiar popularity ratings of clusters, which were highlighted by a mathematical model accumulating information about mentions of the words "USSR", "Soviet" in the press since 1992. We proceeded from the hypotheses that the most popular clusters are more easily mythologized, and that mythocontent phenomena attract mythologizing processes. A consistent examination of the components of the ontological part of the system of social mythology - the ratio of part and whole, causality, time, space - and relevant examples of mythocon-tent phenomena allowed us to discover mythological components in many phenomena and objects associated with the memory of Soviet sports: Soviet Olympic champions; sports artifacts conquered by representatives of the Soviet Union; boycotts competitions; ceremonies; trips of Soviet athletes to capitalist countries; Olympic Moscow-1980, etc. The example of the "sport" cluster in the context of the memory of the Soviet past in the media environment confirmed the assumption that mythocontent phenomena are attributive characteristics of mythological manifestations in modern society and initiate the processes of mythologization. Another conclusion was that historical memory is dominated by
© Иванов А.Г., 2024
approximately the same most memorable and relayed events about the Soviet sports past, which constitute a kind of "sports mythscape" specific to each state, affecting national identity, which will remain with the relevant sections of history textbooks, will be repeated when Soviet practices and rituals return to modern Russian society. Keywords: historical memory, Soviet past, "sport" cluster, mythologization, mythocontent phenomena, "sports mythscape"
Financial support: The reported study was funded by the Russian Science Foundation, Research Project No. 24-2800610, https://rscf.ru/en/project/24-28-00610/
For citation: Ivanov, A.G. (2024) Attributive characteristics of the mythologization of the Soviet past (using the example of the cluster "Sport"). Vestnik Tomskogo gosudarstvennogo universiteta - Tomsk State University Journal. 505. pp. 91-98. (In Russian). doi: 10.17223/15617793/505/9
Исследования советского прошлого имеют сегодня длительную историю и внушительную библиографию. Остановимся на относительно недавних работах. Дело в том, что за последние три года было несколько юбилеев, связанных с существованием Советского Союза. Это, прежде всего, 100-летие со дня образования СССР 30 декабря 1922 г., но также и 30-летие с момента распада СССР в декабре 1991 г. Эти юбилеи сопровождались целой чередой документальных передач, тематических сборников статей, выпусков журналов, газетных интервью. Сегодня уровень интереса к советскому прошлому довольно высок. Частичный ответ на вопрос, почему советское прошлое стало актуальным сегодня, может дать обращение к идеям презентизма (Ф. Артог назвал «презентизмом» такой темпоральный режим, который заставляет ценить только текущий момент, подчиняет прошлое настоящему и не ждет перемен от будущего [1]. Презентизм пользуется историей исключительно инструментально - главным образом для оправдания и поддержания существующего порядка вещей. Кроме того, при взгляде на проблему пре-зентизма обнаруживается также и сверхдоступность прошлого в современную цифровую эпоху [2, 3]. Еще в 2014 г. Х.-У. Гумбрехт замечал, что сегодня мы живем в условиях так называемого «широкого настоящего» (broad presence), когда прошлое и будущее не противопоставляются настоящему в качестве его «иного», но фактически поглощаются им, становясь его имманентными измерениями [4]. Усиление интереса к советскому прошлому в настоящее время только подтверждает мысль немецкого исследователя.
Отдельным направлением в исследовании времени выступают аспекты, связанные с его ускорением. В связи с этим показательно, что в последнее время возникает буквально бум интереса к периоду существования СССР (особенно - позднего СССР): выходит множество тематических монографий, в которых антропологами, историками культуры, философами, политологами, социологами рассматриваются те или иные аспекты жизни людей в позднесоветский период, а также соответствующие коммеморативные практики. Выходят тематические монографии и сборники и выпуски журналов (например, Вестник Московского университета. Серия 12. Политические науки. 2022. № 6; Историческая экспертиза. 2022. № 4; Неприкосновенный запас. Дебаты о политике и культуре. 2022. № 6 (146)), в которых демонстрируется самое разное отношение к периоду СССР. Отдельно следует упомянуть феномен
ностальгии по советскому, который также находится в фокусе внимания исследователей. Причем ностальгия (постсоветская ностальгия) на повестке дня современного российского общества обнаруживается реставрирующая (в терминологии С. Бойм [5]), включающая желание вернуть уверенность в завтрашнем дне, утвердить ценности справедливости, уважения к труду, восстановить военную, политическую мощь страны с сопутствующими геополитическими измерениями.
Интерес к советскому, к прошлому как модусу времени, в определенном смысле подтверждает идеи об «ускоренном пребывании в настоящем», когда советское прошлое мифологизируется, идеализируется, коммерциализируется и, в конечном счете, претендует на то, чтобы быть фундаментом для потенциальной консолидации российского общества. Представляет интерес и обращение к отдельным социальным сферам, кластерам. Так, исследования памяти о советском спорте отражены в работах «Советский спорт в контекстах холодной войны» [6], «Олимпийский переполох: забытая советская модернизация» [7].
Образы прошлого выступают в качестве одного из основополагающих компонентов исторической памяти, кроме того, «наследование исторического опыта происходит также посредством таких компонентов исторической памяти как знания, традиции, нравственные нормы, обычаи, обряды и ритуалы, а также ценности и символы» [8. С. 115].
Важное значение для изучения исторической памяти имеет миф. Тема мифа в последнее время приобрела известную популярность не только в исследованиях антропологов и специалистов по политической проблематике, но и в memory studies. Вопрос о взаимоотношениях между памятью и мифом остается дискуссионным.
Так, можно выделить практически противоположные мнения о соотношении мифа и исторической памяти: 1) миф - часть культурной памяти, историческая же память должна быть свободной от мифов (О.В. Герасимов) [9]; 2) миф - часть исторической памяти (Ф.В.Й. Шеллинг) [10]; 3) миф - другое название исторической памяти (В.А. Шнирельман) [11].
Радикальную точку зрения на взаимоотношения мифа и памяти фактически занимает Э. Ригни, авторитетная исследовательница в области memory studies, когда призывает к тому, что мы должны переосмыслить мифы и памяти как противоположности, а не рассматривать их как неразрывную пару. Рассуждая далее
о том, чем отличается память от мифа, она отмечает следующее: «Чувство преемственности с прошлым в сочетании с чувством общего происхождения являются основой этнической идентичности и важнейшим генератором коллективной лояльности и веры в то, что представители одного сообщества обладают сходными чертами. <.. .> Мифы глубоко укоренены в нарративах идентичности, которые могут быть пущены в ход каждый раз, когда этого требует ситуация. Поскольку они ассоциируются с "вечной истиной" и их истинность не подвергается сомнению, они обладают огромной энергетикой, позволяющей мобилизовать чувство неизменной идентичности» [12. С. 17-18]. И далее: «.память в самом деле работает медленно. Прямолинейности она предпочитает обходные пути. Но воспоминание не означает механического воспроизведения одной и той же истории. Будучи одной из коммуникативных практик, воспоминание по определению подразумевает возможность передачи от одного индивидуального либо коллективного субъекта к другому. А это значит, что оно является источником для пересмотра состава тех, кого мы относим к "мы" и кого мы относим к "они"» [12. С. 34].
Общие воспоминания способствуют обретению единой идентичности, и в этом смысле важными представляются не только разделяемые сообществом мифы, но и учет поколенческого восприятия прошлого, в котором значимая роль принадлежит коммуникативной памяти.
Мы будем исходить из того, что миф является частью исторической памяти [13]. Более того, мы полагаем, что мифы, наряду с нарративами и символами являются сущностными характеристиками памяти. Такого рода характеристики практически навсегда закрепляются в восприятии всех поколений. Разница - в форматах (в «реоккупации»). Для культурной памяти (видимо, как и для мифа) важная не временная дистанция (как она важна для коммуникативной памяти), а встроенность событий и акторов в сюжет: выпадение из сюжетной цепи отношений, связей, вещей влечет за собой и выпадение из памяти, забвение.
Отдельный вопрос - все более расширяющийся терминологический аппарат, отражающий разные измерения памяти. Широкое использование все новых понятий - «постпамять», «протезная память», «культурная память», «транскультурная память» -В.Н. Сыров и Е.В. Агафонова понимают не иначе как симптом актуализации темы восприятия и отношения к прошлому в массовом сознании в целом [14]. Отдельно - в контексте предстоящего разговора о советском прошлом - стоит обратить внимание на так называемую предметную память. Предметная память занимает особое место в структуре памяти о советском прошлом: в большинстве музеев посетителям залов, посвященных советской эпохе, представлен для обозрения целый ряд аутентичных материальных объектов, что позволяет, так сказать, ощутить атмосферу того времени, прикоснувшись к предметам советского быта, и такой посыл адресован в том числе и прямым очевидцам событий.
Хотя мифы, мифологические образы генерируются как процессами мифотворчества, так и мифологизации. Но, все же, с последними процессами мы сталкивается при этом неизбежно, наделяя мифологической образностью и мифосимволикой аспекты бытия, отнесенных к какому бы ни было модусу времени.
Советское прошлое в нашей стране, оставаясь особым периодом и даже актуализируясь в последнее время, при этом перманентно подвергается мифологизации, но также неизменно присутствует как в коллективной памяти, так и в индивидуальной памяти отдельных людей, заставших в сознательном возрасте советское время. Рассматривая особенности таких процессов, сопутствующих циркуляции социального мифа в обществе, как мифотворчество и мифологизация, важно учитывать концепт «мифоландшафт» (mythscape), предложенный Д. Беллом. Автор демонстрирует влияние прошлого на формирование мифов нации с сопутствующей мифологизацией содержащихся в коллективной памяти событий, определяя ми-фоландшафт как сферу «.в которой происходит борьба за контроль над коллективной памятью.» [15].
Мы будем придерживаться системного подхода к мифу, восходящего как к работам структуралистов (например, К. Леви-Строс), но, в основном, - к собственным разработкам. Ранее мы предпринимали попытку системного исследования социальной мифологии, выделяя несколько частей, в том числе онтологическую, гносеологическую [16]. Именно эти части оказываются задействованными в первую очередь, когда мы говорим о мифологизации аспектов бытия, в частности, советского времени (см. табл. 1).
Исходя из того, что мифы являются частью памяти и предположения о том, что ключевую роль в трансляции памяти и, стало быть, и мифов, играют современные средства массовой коммуникации, обратимся к выводам, к которым мы пришли при математической обработке корпуса текстов ряда отечественных СМИ за 19922022 гг. («Аргументы и факты», «Коммерсантъ»), содержащих лексемы «СССР», «советск-». Выяснилось, что вполне работает математическая модель, обрабатывающая данные, полученные с помощью методики BerTopic: она позволяет разбивать соответствующую информацию на отдельные кластеры, которые можно классифицировать по отраслям, сферам общественной жизни, тематическим блокам. При этом верхнюю строчку своеобразного рейтинга кластеров с большим отрывом занимает «спорт», далее идут кластеры «кинематограф», «музыка», «космос» и т.п. Интересно, что и знакомство с зарубежными СМИ («ВВС», «The Guardian», «Daily Mail», «The Star» «The Globe and Mail», «Le Monde», «Le Figaro», «Spiegel») свидетельствует о популярности темы спорта в контексте упоминаний о Советском Союзе и, в целом, памяти о советском прошлом.
Удивительно, что за относительно непродолжительное по историческим меркам время (в частности, лишь в 1950-е гг. СССР включился в орбиту мирового спорта, став полноправным участником международных соревнований) советский спорт приобрел такую популярность. Мифологичность темы спорта, как мы
увидим далее, состоит в достаточно легком обнаружении в пространствах памяти, политики, медиа, повседневности соответствующих разновидностей мифо-контентных феноменов (определенное проявление мифологического в жизни общества).
Попробуем разобраться в причинах популярности кластера «спорт», обратившись к представленности в нем мифоконтентных феноменов (см. таблицу). При этом будет исходить из двух гипотез, что легче мифологизируются (преимущественно выступают объектом мифологизации в случаях, если речь идет о советском прошлом):
а) наиболее популярные кластеры;
б) мифоконтентные феномены, которые как аттракторы притягивают мифологизационные процессы.
Мифоконтентные феномены кластера «спорт»
в онтологической части системы социальной мифологии
Компонент социальной мифологии Примеры мифоконтентных феноменов Представленность мифо-контентных феноменов в кластере «спорт»
Соотношение части и целого (структурный аспект) Герой, тотем, сакральный лидер, жрец, медиатор Советские олимпийские чемпионы; спортивные артефакты (медали, кубки и т.п.), завоеванные представителями Советского Союза
Причинно-следственная связь (динамический аспект) Жертва, дар Бойкоты соревнований; традиции плей-офф, предполагающие обмен домашними и гостевыми встречами
Время (динамический аспект) Социальные ритуалы (рождение, инициация, брак, похороны) Церемонии (открытие, закрытие соревнований, жеребьевка, встреча победителей); призывы к перемирию во время Олимпиад
Пространство (динамический аспект) Центр / периферия; космос / хаос Олимпийская Москва-1980; поездки советских спортсменов на соревнования в капиталистические страны
Одно из объяснений популярности кластера «спорт» кроется в том, что в наличествующих в прессе, медиа в целом, тенденции к определенной мифологизации советского прошлого именно сфера спорта представлена в основных онтологических измерениях. Вероятно, секрет успеха кластера связан с тем, что все компоненты социальной мифологи оказались задействованы в случае памяти о советском спорте. Конечно, другие кластеры также могут содержать в себе отдельные яркие проявления мифоконтентных феноменов, но сфера спорта, на наш взгляд, наиболее показательна для памяти о советском прошлом, что и подтверждают математические данные (в частности, за период с 1992 года, то есть за постсоветское время). Еще одно объяснение лидерства спортивного кластера в контексте памяти о советском времени и, соответственно, высокого потенциала его мифологизации находим у М.Ю. Прозуменщикова, где он пишет о спортивной политике в СССР в годы оттепели: «В условиях ожесточенного противостояния двух общественно-политических систем именно с помощью
спортивных побед над своими идеологическими соперниками СССР пытался продемонстрировать перед всем миром превосходство собственного политического строя. Тем более, что несмотря на провозглашаемые в Москве лозунги о том, чтобы в ближайшее время "догнать и перегнать Америку", Советский Союз был неспособен всесторонне конкурировать с Западом в области экономики или уровня жизни населения, и потому успехи в освоении космоса и победы на спортивных аренах были тем, чем могла гордиться советская держава» [6. С. 136-137].
Далее проиллюстрируем мифологичность советской спортивной тематики при помощи последовательного рассмотрения представленности мифокон-тентных феноменов в соответствующих компонентах социальной мифологии, отнесенных к онтологической части и представленных в таблице.
Соотношение части и целого. Мы отнесли фигуру героя к структурным компонентами системы социальной мифологии вследствие ее неэлиминируемости из общественной жизни [17]. Стоит отметить, что фигура героя присутствует в каждом кластере и имеет первостепенное значение. В случае с кластером «спорт», конечно, отечественные чемпионы и выдающиеся спортсмены в полной мере выполняют тот функционал, который ожидается от героического персонажа: они становятся депутатами, членами Общественной палаты, являются лидерами мнения, представляют нашу страну за рубежом. Соотношение «часть - целое» здесь довольно показательно: «...советские спортсмены должны были, прежде всего, достойно защищать честь своей страны на международных соревнованиях, побеждать иностранных соперников и устанавливать "мировые рекорды во славу нашей Родины"» [6. С. 69]. Кроме того, учитывая то, какое внимание отводилось и в настоящее время уделяется советским материальным объектам (объектализм, материальность позднего социализма), которые определяют значимость предметной памяти о советском прошлом, следует также констатировать актуализацию линии «часть - целое», представляющей структурный аспект социальной мифологии. Только вместо личностей в качестве своеобразных героев выступают вещи, олицетворяющие соответствующие знаковые события советского времени.
Динамический аспект онтологической части системы социальной мифологии более разнообразен, но также тесно связан с измерениями коллективной и индивидуальной памяти. Особенно - рассматривая каузальные отношения - велико значение практик обмена с сопутствующими этому феноменами жертвы, дара.
Причинно-следственная связь. Анализ работ М. Хирш (например, [18]) позволяет предположить, что такой мифоконтентный феномен как жертва претендует на статус атрибутивной характеристики постпамяти. Кроме того, фигура жертвы сопровождает многие рассказы о семейной памяти. Известно, на какие жертвы идут спортсмены в стремлении достичь выдающихся результатов, а для советских людей такая жертвенность приобретала особый смысл, так как
«.для тысяч советских мальчишек и девчонок, живших в глубокой провинции, вдали от промышленных и культурных центров, именно спорт мог стать тем своеобразным "мостиком" для попадания в новую, гораздо более обеспеченную жизнь» [6. С. 135].
В роли своеобразных жертв советским спортсменам приходилось выступать и в дни решающих матчей. Так, в статье британского издания «The Guardian», посвященной предстоящей в 2008 году встрече футбольных клубов из России и Шотландии, находим интересные воспоминания об обстоятельствах финального поединка Кубка обладателей кубков УЕФА 1972 года, состоявшемся во франкистской Испании, когда московское «Динамо», став первым клубом из Советского Союза, которому удалось выйти в финал еврокубка, уступило шотландскому «Глазго Рейнджерс»: «"Я не думаю, что мы были слабее знаменитого шотландского клуба", - сказал вратарь "Динамо" Владимир Пильгуй. "Но, не имея опыта проведения подобных матчей, мы чрезмерно волновались и в результате замерли перед выходом на поле. На нас произвела впечатление обычная атмосфера в Барселоне перед игрой, а в Москве перед нашим отъездом были накачки [идеологические речи партийных боссов, направленные на мотивацию игроков]. Например, с нами разговаривал вице-президент Спорткомитета СССР, который верил, что лозунгами и призывами он поднимет моральный дух команды на новый уровень. Нам это было не нужно. Мы знали, как много поставлено на карту - честь советского футбола. В поражении нам некого винить, кроме самих себя. На протяжении 90 минут нам не удалось показать тот футбол, в который мы были способны"» [19].
В целом, причинно-следственная связь с советским прошлым довольно часто прослеживается в СМИ. В частности, в поисках ответов на вопросы об отсутствии побед у российских хоккеистов журналисты вспоминали о преимуществах жесткой советской системы подготовки спортсменов и давали высказаться новым «старым» тренерам, привлеченным к руководству сборными в таких видах спорта, которые в советское время отличались славными победными традициями. Показательны здесь примеры из спортивной гимнастики и хоккея с шайбой: «Андрей Родионенко, год назад пришедший к руководству главной командой страны, поставил перед собой и своими единомышленниками на ближайшую перспективу одну главную цель - возродить разрушенную систему воспитания гимнастических талантов. <.> "О том, что создаваемая нами новая система, которую, не скрою, мы строим на принципах прежней, советской, начала работать, - утверждает Андрей Родионенко, - можно будет говорить только тогда, когда в основном составе в результате кропотливой селекционной работы и внутрироссийской конкуренции появятся молодые, яркие и талантливые гимнасты, которые сейчас еще только подрастают» [20]; «И хотя советскую систему подготовки хоккеистов построить невозможно, Тихонов должен был построить в команде свой миниатюрный СССР. <.> Вот и занимается сборная России в последние годы карикатурным копированием элементов чужих или несуществующих систем - за отсутствием своей» [21].
Символично, что в XXI в. впервые победить на чемпионате мира по хоккею сборной России удалось только в 2008 г., спустя долгих 15 лет после последнего чемпионства (при том, что соревнования проходят ежегодно). И очень символично, что победные традиции хоккеисты тогда вспомнили, одевшись в форму сборной СССР середины XX в.: «На матч с итальянцами наша команда вышла в форме сборной СССР 1956 года (в этот год советская команда впервые выиграла олимпийское "золото"). Идея с формой принадлежала Международной федерации хоккея, которая в этом году отмечает 100-летие, и каждая команда могла выбрать любой исторический дизайн» [22]. Как видно из примеров, важным представляется перенять опыт советской школы, искать причины побед в системе подготовки советских спортсменов
Интересно отметить и недавнее событие, не имеющее прямого отношения к советскому спорту, но ярко иллюстрирующее значимость мифоконтентного феномена дара в связи с спортивными мероприятиями: на торжественной церемонии открытия соревнований «Игры будущего», которая состоялась 21.02.2024 г. в Казани Президент Российской Федерации В.В. Путин назвал эти состязания даром России мировой спортивной семье [23].
В целом, практики обмена буквально пронизывают спортивные соревнования, особенно в командных видах спорта: например, хоккейная Суперсерия 1972 года, так часто упоминаемая в контексте памяти о советском прошлом как в отечественных, так и в зарубежных медиа, представляла собой цикл встреч -сначала в Канаде, вскоре в СССР. Также можно упомянуть традицию проводить матчи плей-офф, соответственно, дома и в гостях (как правило, за исключением финалов, проводимых на нейтральных территориях).
Время. Перейдем к социальным ритуалам, которые - в виде церемоний - в кластере «спорт» представлены наиболее ярко. Дело в том, что все значимые соревнования, как известно, начинаются и завершаются красочными церемониями, ритуалами, в которых в том числе демонстрируются соответствующие символы, повествуется о мифах, легендах принимающей стороны. Так, начиная с Олимпиады 1956 г., в СССР был разработан целый комплекс мероприятий, связанный с чествованием победителей, включавший торжественную встречу спортивной делегации на вокзале или в аэропорту, проведение массового митинга, организацию правительственного приема и т.п.: «Наиболее отличившихся спортсменов и тренеров награждали государственными орденами и медалями, о них рассказывали в газетах (причем не только в "Советском спорте"), велись репортажи по радио и только входившему в жизнь советских людей телевидению» [6. С. 137].
Призывы к перемириям во время Олимпиад также, наряду с почти сакральными временами чествования героев, подтверждают особый характер времени спортивных мероприятий. Правда, с другой стороны, соревнования часто становились и заложниками конъюнктуры, как политической, так и геополитической (бойкоты летних Олимпийских игр 1980 и 1984 г. здесь наиболее показательны).
Так, в статье «Вы из России или нет?» ИД «Коммерсантъ» на волне всплеска интереса к московской Олимпиаде 1980 г. в связи с завершением уже зимней Олимпиады 2002 г. в американском Солт-Лейк-Сити, отмечается актуальность олимпийских стартов, так как затрагиваются глубинные пласты сознания, связанные с идентичностью, и такого рода соревнования вызывают «... невиданный всплеск самоидентификации. Немного подзабытая теория о делении мира на "мы" и "они" в одночасье вернула себе былую популярность, а слова "наших бьют!" доросли до уровня национальной идеи» [24]. Но далее даются цитаты из мейнстри-мовой советской спортивной газеты «Советский спорт» периодов череды олимпийских бойкотов: «Очередной нелепый антиолимпийский фарс задумали американские власти. Государственный департамент объявил, что за три дня до открытия летних Олимпийских игр в Москве в г. Филадельфия начнутся "международные" легкоатлетические соревнования. Они даже преподносятся как "крупнейшее международное спортивное событие", хотя участие в нем примет лишь горстка спортсменов из девяти стран, включая Барбадос. Задуманы эти суррогатные состязания с явной целью попытаться успокоить возмущение тех американских спортсменов, которых Белый дом лишил возможности принять участие в Олимпийских играх в Москве. ("Советский спорт", 17 июля 1980 года)» [24]; «ЛОС-АНДЖЕЛЕС. Игры XXIII Олимпиады, отмеченные беспрецедентным национализмом, коммерциализацией и вмешательством политических руководителей США, завершились в этом калифорнийском городе. Фейерверк и номера из набора голливудских шоу венчали в воскресенье вечером церемонию закрытия Игр... Широко развернутая администрацией США антисоветская, антисоциалистическая кампания, отсутствие реальной безопасности сделали невозможным участие спортсменов СССР и большинства социалистических стран в Олимпиаде. Обстановка в Лос-Анджелесе целиком подтвердила правильность решения НОК СССР. Администрация США широко использовала Олимпиаду для нагнетания в стране шовинизма. Игры превратились в крупное рекламно-пропагандист-ское мероприятие в рамках предвыборной кампании Рейгана. ("Советский спорт", 14 августа 1984 года)» [24]. С позиций сегодняшнего дня текст такого рода статей выглядит как идеальный образец для упражнений в дискурс-анализе, и довольно четко показывает работу со словом в позднесоветское время.
Пространство. Наконец, пространственное измерение в контексте мифологизации памяти о советском спорте, прежде всего, сопряжено с перекрестным нахождением представителей стран: советских за рубежом (особенно, на Западе) и зарубежных атлетов и делегаций в СССР. Дело в том, что выезд за пределы страны с самого начала участия советского государства в зарубежных состязаниях стал своеобразным вызовом, а после окончания Второй мировой войны, когда СССР стал более активно присутствовать на международных соревнованиях, нахождение советских спортсменов на территории, прежде всего, западных
стран стало настоящей «головной болью» для функционеров, которые опасались контраста западного образа жизни с советским бытом, что приводило к избыточному контролю и дополнительным ограничениям для советских делегаций при их пребывании на территории капиталистических стран. Интересно, что в первое свое участие в олимпийских соревнованиях - летняя Олимпиада 1952 года в Хельсинки - советские руководители, воспользовавшись географической близостью мест проведения соревнований, фактически «...создали собственную "олимпийскую деревню" вблизи границы с Финляндией, где постоянно жили и тренировались советские спортсмены, выезжавшие в Хельсинки только для участия в конкретных состязаниях» [6. С. 76]. Более того, когда СССР в следующий раз принимал участие в летних Олимпийских играх - в ноябре-декабре 1956 года в далекой Австралии, то советским спортивным чиновникам вноаь удалось минимизировать контакты с иностранцами: «.решили использовать большой круизный теплоход "Грузия", который должен был не только доставить в Мельбурн спортивное оборудование и часть советских участников Олимпиады, но и стать для большинства из них местом постоянного проживания» [6. С. 79]. Примером обратной стороны участия в международных стартах является, конечно, организация XXII летних Олимпийских игр 1980 года в Москве, когда советские власти прибегли к методам пропаганды, «демонстрировавшей прелести социальной среды и образа жизни жителей Москвы как "образцового коммунистического города"» [7. С. 391]. И, напротив, советские спортсмены, участвовавшие в соревнованиях, проходивших в западных странах, конечно, вносили немаловажный вклад в формирование пространства, которому антрополог А. Юрчак дал название «воображаемый Запад» [25. С. 311-403], и который, в свою очередь, неизменно присутствовал в советской повседневности.
Таким образом, мифоконтентные феномены являются атрибутивными характеристиками мифологических проявлений в современном обществе, инициируя процессы мифологизации. На примере самого популярного сегодня - спортивного - кластера в контексте памяти о советском прошлом были выделены соответствующие этой сфере мифоконтентные феномены (см. крайний столбец справа в Таблице 1) и показаны их воплощения в ключевых онтологических измерениях -соотношение части и целого, причинно-следственная связь, время и пространство.
Еще один вывод связан с общим итогом анализа содержания текстов статей в отечественных и зарубежных СМИ, в которых встречаются упоминания о советских спортивных событиях. Когда просматриваешь прессу, то постоянно встречаешь упоминания об одних и тех же почти легендарных событиях: хоккейная Суперсерия 1972 г., турне по Великобритании московского футбольного клуба «Динамо» 1945 г. и т.п.; интервью с почти одними и теми же персонажами, выступающими в роли «героев от спорта», интерпретирующих известные события, то кажется, что контур явлений, событий, процессов из советского прошлого
сужается, конкретизируется вокруг определенных феноменов. В таких случаях здесь можно даже для иллюстрации использовать образ конуса «воронки», который втягивает в себя траектории эволюции представлений о прошлом, и вспомнить о концепте «мифоланд-шафт» Д. Белла. При этом у каждого кластера есть свои «мифоландшафты», зависящие от страны. Например, «Чудо на льду» (хоккейный матч сборными СССР и США на зимних Олимпийских играх 1980 г.), безусловно, составляет одну из самых мифологизированных историй и является неотъемлемой частью американского «спортивного мифоладшафта», тогда как в нашей стране к таким историям следует отнести легендарную победу в матче между мужскими сборными СССР и США в финале баскетбольного турнира XX летних Олимпийских игр 1972 г., «медалеемкие»
для Советского Союза итоги московской летней Олим-пиады-1980, наличие плеяды советских чемпионов мира по шахматам и т.п. Факты действительно больших побед напрямую связаны с мифоконтентным феноменом героя, имеют ключевое значение для формирования памяти о спортивных достижениях, фактически делая ее мифологичной. События такого масштаба не только являются материалом для, например, экранизаций, но и влияют на формирование соответствующей идентичности.
Получается, что именно такие - наиболее запомнившиеся и ретранслируемые события о советском спортивном прошлом - остаются в памяти, останутся с соответствующих разделах учебников по истории, будут повторяться при возвращениях советских практик и ритуалов в современное российское общество.
Список источников
1. Hartog F. Regimes of Historicity. Presentism and the Experiences of Time. N.Y. : Columbia University Press, 2015. 288 p.
2. Олейников А. Время истории // Логос. 2021. № 4, т. 31. С. 5-30.
3. Олейников А. Будущее в настоящем // Неприкосновенный запас. Дебаты о политике и культуре. 2022. № 2 (142). С. 57-68.
4. Gumbrecht H.U. Our Broad Present: Time and Contemporary Culture. N.Y. : Columbia University Press, 2014. 144 p.
5. Бойм С. Будущее ностальгии // Неприкосновенный запас. Дебаты о политике и культуре. 2013. № 3 (89). С. 118-138.
6. Советский спорт в контекстах холодной войны: коллективная монография / науч. ред., рук. авт. коллектива А.И. Куприянов. М. : Весь Мир, 2023. 488 с.
7. Орлов И.Б., Попов А.Д. Олимпийский переполох: забытая советская модернизация. М. : Изд. дом Высшей школы экономики, 2020. 455 с.
8. Бровчук Н.М. Структурные компоненты исторической памяти: теоретические аспекты // Социологический альманах. 2020. № 11. С. 112122.
9. Герасимов О.В. Память о прошлом в контексте культуры (темпоральный аспект) // Социальная онтология культуры: коллективная монография / под общ. ред. Е.В. Листвиной, О.В. Шиндиной. Саратов : Саратовский источник, 2018. С. 53-62.
10. Шеллинг Ф.В.Й. Введение в философию мифологии // Шеллинг Ф.В.Й. Сочинения : в 2 т. / пер. с нем. М. : Мысль, 1989. Т. 2. С. 159-374.
11. Шнирельман Д.А. Миф о далеких предках и этническая принадлежность // Электронный научно-образовательный журнал «История». 2018. Т. 9, вып. 6 (70). doi: 10.18254/S0002252-6-1. URL: https://history.jes.su/s207987840002252-6-1/ (дата обращения: 17.04.2024).
12. Ригни Э. Воспоминание как преобразование: пересмотр памятей нации / пер. с англ. // Историческая экспертиза. 2020. № 4. С. 17-41.
13. Иванов А.Г. Мифологизированное прошлое как часть исторической памяти // Tempus et Memoria. 2020. Т. 1, № 1-2. С. 25-30. doi: 10.15826/tetm.2020.1-2.002
14. Сыров В.Н., Агафонова Е.В. Новые тенденции в исследованиях памяти: симптом чего? // Вестник Томского государственного университета. Философия. Социология. Политология. 2022. № 67. С. 80-95. doi: 10.17223/1998863Х/67/8
15. Bell D.S.A. Mythscapes: Memory, Mythology and National Identity // British Journal of Sociology. 2003. Vol. 54, is. 1. P. 63-81.
16. Иванов А.Г. Система современной социальной мифологии. СПб. : Алетейя, 2019. 182 с.
17. Иванов А.Г. Мифологема героя в структуре социального мифа // Вестник Томского государственного университета. 2019. № 441. С. 8088. doi: 10.17223/15617793/441/11
18. Хирш М. Поколение постпамяти: Письмо и визуальная культура после Холокоста / пер. с англ. М. : Новое издательство, 2021. 428 с.
19. "The behaviour of the Scottish fans was shocking and ugly" // The Guardian. 2008. May, 13. URL: https://www.theguard-ian.com/sport/blog/2008/may/13/thebehaviourofthescottish (дата обращения: 16.04.2024).
20. Советская система не заработала // Коммерсантъ. 2005. 22 ноября. URL: https://www.kommersant.ru/doc/628407 (дата обращения: 16.04.2024).
21. Русские попали в десятку // Коммерсантъ. 2004. 10 мая. URL: https://www.kommersant.ru/doc/473182 (дата обращения: 16.04.2024).
22. Сборная России потренировалась на итальянцах // Коммерсантъ. 2008. 4 мая. URL: https://www.kommersant.ru/doc/888532 (дата обращения: 16.04.2024).
23. Путин назвал "Игры будущего" даром России мировой спортивной семье // Российская газета. 2024. 21 февраля. URL: https://rg.ru/2024/02/21/putin-nazval-igry-budushchego-darom-rossii-mirovoj-sportivnoj-seme.html (дата обращения: 13.04.2024).
24. "Вы из России или нет?" // Коммерсантъ. 2002. 5 марта. URL: https://www.kommersant.ru/doc/312945 (дата обращения: 16.04.2024).
25. Юрчак А. Это было навсегда, пока не кончилось. Последнее советское поколение / пер. с англ. М. : Новое литературное обозрение, 2020. 664 с.
References
1. Hartog F. Regimes of Historicity. Presentism and the Experiences of Time. N.Y.: Columbia University Press, 2015. 288 p.
2. Oleynikov A. Vremya istorii // Logos. 2021. No. 4, t. 31. S. 5-30.
3. Oleynikov A. Budushchee v nastoyashchem // Neprikosnovennyy zapas. Debaty o politike i kul'ture. 2022. No. 2 (142). S. 57-68.
4. Gumbrecht H.U. Our Broad Present: Time and Contemporary Culture. N.Y.: Columbia University Press, 2014. 144 p.
5. Boym S. Budushchee nostal'gii // Neprikosnovennyy zapas. Debaty o politike i kul'ture. 2013. No. 3 (89). S. 118-138.
6. Sovetskiy sport v kontekstakh kholodnoy voyny: kollektivnaya monografiya / nauch. red., ruk. avt. kollektiva A.I. Kupriyanov. M.: Ves' Mir, 2023.
488 s.
7. Orlov I.B., Popov A.D. Olimpiyskiy perepolokh: zabytaya sovetskaya modernizatsiya. M.: Izd. dom Vysshey shkoly ekonomiki, 2020. 455 s.
8. Brovchuk N.M. Strukturnye komponenty istoricheskoy pamyati: teoreticheskie aspekty // Sotsiologicheskiy al'manakh. 2020. No. 11. S. 112-122.
9. Gerasimov O.V. Pamyat' o proshlom v kontekste kul'tury (temporal'nyy aspekt) // Sotsial'naya ontologiya kul'tury: kollektivnaya monografiya /
pod obshch. red. E.V. Listvinoy, O.V. Shindinoy. Saratov: Saratovskiy istochnik, 2018. S. 53-62.
10. Shelling F.V.Y. Vvedenie v filosofiyu mifologii // Shelling F.V.Y. Sochineniya: v 2 t. / per. s nem. M.: Mysl', 1989. T. 2. S. 159-374.
11. Shnirel'man D.A. Mif o dalekikh predkakh i etnicheskaya prinadlezhnost' // Elektronnyy nauchno-obrazovatel'nyy zhurnal "Istoriya". 2018. T. 9, vyp. 6 (70). doi: 10.18254/S0002252-6-1. [Online] Available from: https://history.jes.su/s207987840002252-6-1/ (Accessed: 17.04.2024).
12. Rigni E. Vospominanie kak preobrazovanie: peresmotr pamyatey natsii / per. s angl. // Istoricheskaya ekspertiza. 2020. No. 4. S. 17-41.
13. Ivanov A.G. Mifologizirovannoe proshloe kak chast' istoricheskoy pamyati // Tempus et Memoria. 2020. T. 1, No. 1-2. S. 25-30. doi: 10.15826/tetm.2020.1-2.002
14. Syrov V.N., Agafonova E.V. Novye tendentsii v issledovaniyakh pamyati: simptom chego? // Vestnik Tomskogo gosudarstvennogo universiteta. Filosofiya. Sotsiologiya. Politologiya. 2022. No. 67. S. 80-95. doi: 10.17223/1998863Kh/67/8
15. Bell D.S.A. Mythscapes: Memory, Mythology and National Identity // British Journal of Sociology. 2003. Vol. 54, is. 1. P. 63-81.
16. Ivanov A.G. Sistema sovremennoy sotsial'noy mifologii. SPb.: Aleteyya, 2019. 182 s.
17. Ivanov A.G. Mifologema geroya v strukture sotsial'nogo mifa // Vestnik Tomskogo gosudarstvennogo universiteta. 2019. No. 441. S. 80-88. doi:
10.17223/15617793/441/11
18. Khirsh M. Pokolenie postpamyati: Pis'mo i vizual'naya kul'tura posle Kholokosta / per. s angl. M.: Novoe izdatel'stvo, 2021. 428 s.
19. "The behaviour of the Scottish fans was shocking and ugly" // The Guardian. 2008. May, 13. [Online] Available from: https://www.theguardian.com/sport/blog/2008/may/13/thebehaviourofthescottish (Accessed: 16.04.2024).
20. Sovetskaya sistema ne zarabotala // Kommersant". 2005. 22 noyabrya. [Online] Available from: https://www.kommersant.ru/doc/628407 (Accessed:
16.04.2024).
21. Russkie popali v desyatku // Kommersant". 2004. 10 maya. [Online] Available from: https://www.kommersant.ru/doc/473182 (Accessed: 16.04.2024).
22. Sbornaya Rossii potrenirovalas' na ital'yantsakh // Kommersant". 2008. 4 maya. [Online] Available from: https://www.kommersant.ru/doc/888532 (Accessed: 16.04.2024).
23. Putin nazval "Igry budushchego" darom Rossii mirovoy sportivnoy sem'e // Rossiyskaya gazeta. 2024. 21 fevralya. [Online] Available from: https://rg.ru/2024/02/21/putin-nazval-igry-budushchego-darom-rossii-mirovoj-sportivnoj-seme.html (Accessed: 13.04.2024).
24. "Vy iz Rossii ili net?" // Kommersant". 2002. 5 marta. [Online] Available from: https://www.kommersant.ru/doc/312945 (Accessed: 16.04.2024).
25. Yurchak A. Eto bylo navsegda, poka ne konchilos'. Poslednee sovetskoe pokolenie / per. s angl. M.: Novoe literaturnoe obozrenie, 2020. 664 s.
Информация об авторе:
Иванов А.Г. - д-р филос. наук, зав. кафедрой философии Липецкого государственного технического университета (Липецк, Россия); профессор кафедры государственной, муниципальной службы и менеджмента Липецкого филиала Российской академии народного хозяйства и государственной службы при Президенте Российской Федерации (Липецк, Россия). E-mail: agivanov2 @yandex.ru
Автор заявляет об отсутствии конфликта интересов. Information about the author:
A.G. Ivanov, Dr. Sci. (Philosophy), head of the Philosophy Department, Lipetsk State Technical University (Lipetsk, Russian Federation); professor, Lipetsk Branch of the Russian Presidential Academy of National Economy and Public Administration (Lipetsk, Russian Federation). E-mail: [email protected]
The author declares no conflicts of interests.
Статья поступила в редакцию 21.04.2024; одобрена после рецензирования 28.05.2024; принята к публикации 30.08.2024.
The article was submitted 21.04.2024; approved after reviewing 28.05.2024; accepted for publication 30.08.2024.
