CC BY
385
УДК 821.111
Браун В. Б.
Аспекты средневековой философии в творчестве Дж. Р. Р. Толкина: проблема света
В статье осуществляется попытка соотнести философскую концепцию, стоящую за историей вымышленного Дж. Р. Р. Толкином мира, со средневековым пониманием света как первофеномена. Прослеживается связь света в текстах Толкина с подлинным, истинным миром и его противопоставление сумрачному миру небытия. Отмечается также многогранность понятий «свет» и «тень» в рамках творчества Толкина, их несводимость к бинарной оппозиции добро-зло.
An attempt is made to establish a correlation between philosophical notions backing the history of J.R.R. Tolkien’s fictitious world of the Middle-Earth and the Medieval concept of Light. It is suggested that in the Tolkien’s world the Light corresponds to the notion of true reality as opposed to the realm of Shadow and non-existence. Special attention is paid to Tolkien’s use of such terms as Light and Darkness to demonstrate their complexity and irreduci-bility to a banal binary opposition between Good and Evil.
Ключевые слова: Толкин, «Властелин колец», фэнтези, средневековая философия, свет, неоплатонизм, теология.
Key words: Tolkien, "The Lord of the Rings", fantasy, Medieval Philosophy, Light, Neoplatonism, theology.
Произведения Дж.Р.Р. Толкина о вымышленном им мире Средиземья отличаются не только замысловатостью полета фантазии, но и глубиной идейного содержания. В случае с наиболее известной книгой Толкина -«Властелином колец» - это идейное содержание зачастую понимается как «моральный антагонизм добра и зла, метафорическим выражением которого являются свет и тьма» [5, с. 134]. Безусловно, такое понимание книги Толкина является упрощенным и упускает из поля зрения множество других тем, крупных и не очень, затронутых в тексте. Однако именно таким бывает зачастую первое впечатление от книги, в том числе у людей, ещё её не прочитавших. Отметим тот факт, что понятия «свет»/«добро» и «тьма»/«зло» зачастую используются в обсуждении «Властелина колец» как синонимичные друг другу, и в таком виде эта двойная параллель перешла в формульное фэнтези сегодняшнего дня. Тем не менее, есть все основания утверждать, что в произведениях самого Толкина о вымышленном им мире Средиземья трактовка понятий свет и тьма намного более сложна и не сводится к простой параллели «добро-зло».
Прочтению сюжета «Властелина колец» в контексте вселенского конфликта между силами света и тьмы, зла и добра почти столько же лет,
© Браун В. Б., 2015
87
сколько и самому произведению. Ещё в 1947 году, до того, как текст был опубликован, Рейнер Анвин, сын издателя Стэнли Анвина и один из первых рецензентов Толкина, описывал свои впечатления от первой книги «Властелина колец» так: «Борьба между тьмою и светом (порою кажется, что благодаря ей история как таковая перетекает в чистой воды аллегорию) мрачна и на порядок обострена по сравнению с “Хоббитом”» [6, с. 140].
Сам Толкин неоднократно высказывался против попыток прочтения его произведений в аллегорическом духе, но подобный подход успел оформиться и найти сторонников вопреки всем его усилиям.
Другое прочтение, также прочно связывающее понятия «добро» и «свет», «зло» и «тьма», связано с трактовкой текстов Толкина в религиозном духе. Ни для кого не было тайной, что сам Толкин был убежденным католиком, испытавшим значительное влияние со стороны философии и теологии средневековья. Попытками разгадать смысл религиозного послания или иносказания в историях о Средиземье занималось и занимается немало исследователей. Так, Джозеф Пирс, рассматривающий творчество Толкина в контексте католического литературного возрождения, отмечает характерную черту, присущую, по его мнению, творчеству причастных к этому процессу авторов: «Посередине нет нейтральной территории, идет война между силами тьмы и силами света, между верой и неверием. Вспоминаются предсмертные слова Честертона: “Суть вопроса совершенно ясна. Это выбор между светом и тьмой и каждый должен выбрать, на чьей он стороне”» [11,
р. 107].
Сходная мысль высказывается и в «Толкиновской энциклопедии» М. Драута: «“Над всякой тенью светит солнце”, - утверждает Сэмуайз Гэмджи <...>. В его словах, произнесенных в кромешной тьме на границе Мордора, Солнце выступает метафорой Илуватара, Творца, самого Господа Бога, в то время как тень является метафорой зла, которое не может победить» [8, p. 118]. Последнее утверждение, впрочем, удивительным образом прямо опровергается самим Толкином в одном из писем, где он размышляет о мире Средиземья следующим образом о вымышленном им мире: «...Солнце - не божественный символ, но вещь “второго порядка”, и “солнечный свет” (мир под солнцем) становятся терминами для
обозначения падшего мира и искаженного, несовершенного видения» [6,
с. 170]. Если Толкин действительно испытывал сильное влияние средневековой христианской философии, если свет в его произведениях действительно напрямую соотносится с силами добра, то как может солнечный свет быть символом падшего мира? Чтобы ответить на этот вопрос, необходимо выйти за пределы «Властелина колец» и обратиться к тексту, описывающим глубокую древность толкиновского мира -«Сильмариллиону ».
«Сильмариллион» был опубликован уже после смерти Толкина его сыном Кристофером, и потому долгое время был недоступен как для
88
читателей, так и для критиков. С момента его публикации взгляд на творчество Толкина существенно изменился, так как перед читателями предстала впервые, в относительно полной форме, целая вымышленная история Средиземья. В том числе, в «Сильмариллионе» представлена история сотворения мира, что позволяет делать выводы о принципах космогонии, разработанных Толкином, и о лежащих в её основании философских идеях.
В 1977 году, сразу после выхода «Сильмариллиона», «Нью-Йорк Таймс» опубликовала рецензию, автор которой, Джон Гарднер, проницательно отметил связь вымышленной мифологии Толкина с философией и теологией средневековья: «Средневековым является само мировидение Толкина, используемый им организующий принцип, символизм и структура легенд и событий» [10].
В начале толкиновского мира не свет и не слово, но музыка - явление, изучению принципов которого в средневековой и античной философии уделялось много внимания. Эру Илуватар, первотворец и настоящий бог толкиновского мира, задает айнур (валар), своим детям и своего рода меньшим богам, музыкальную тему. Эту музыкальную тему айнур (валар) развивают в грандиозную великую музыку, материальным воплощением которой является мир, корректно называющийся Ардой. Один из айнур, Мелькор, вносит диссонанс в эту музыку, пытаясь выступить со своей темой, противоречащей теме творца, и в этом изначальном диссонансе -начало всего зла в толкиновском мире.
В той же рецензии 1977 года Гарднер пишет: «В работах Боэция и схоластов, а также в произведениях Данте и Чосера, музыкальная гармония является первопринципом космического равновесия, а индивидуальные мелодии - выражение индивидуальной воли - являются стандартным обозначением функции свободы воли в рамках божественного Замысла. Подобное согласие между волей индивидуума и общим замыслом параллельно было выражено средневековой мыслью в трактовке света: основанием “музыки” было упорядоченное взаиморасположение сфер» [10].
В тексте «Сильмариллиона» тема музыки действительно с самого начала идет рука об руку с темой света. Первотворец Эру говорит айнурам (валар): «Вы проявите свои силы в украшении и развитии этой темы, ибо вы рождены от Негасимого Пламени» [14, р. 3]. Материализованная музыка также описывается как воплощенный свет: «Из этой Музыки родился мир, ибо Илуватар облек песню Айнур в зримую форму, и они узрели её как свет во тьме» [14, р. 13].
После того, как мир приобретает свою материальную форму, тема музыки отступает на второй план в толкиновском тексте и уже не проявляет себя с такой очевидностью, уступая место теме света. В момент формирования мира также происходит первое внутри вымышленной вселенной дробление света. Эру Илуватар, творец, является абсолютным
89
воплощением света, негасимым пламенем, которое бесконечно
распространяет себя, не теряя своей яркости. В этом смысле Эру Илуватару полностью присуща самотождественность, которая у многих средневековых теологов «обосновывает красоту Творца как источника света, ибо Бог, будучи в превосходной степени простым, являет собой высшее согласие и соответствие себя себе самому» [7, с. 67]. Управление материальным миром становится целиком и полностью уделом айнуров, или валар, детей Эру, но они уже являются по отношению к Творцу существами второго порядка, их свет - не изначальный. С этого момента, по мнению американской исследовательницы Верлин Флигер, начинается процесс рассеивания и дробления света в мире: «Валар должны
формировать и освещать мир, но изначальная идея принадлежит одному только Эру. Воплощая его замысел, валар уже на один шаг удалены от его цельности, так как с собой они привносят в мир не свет, но источники света разного типа и убывающей в прогрессирующей последовательности интенсивности. Каждый новый свет уступает по яркости предыдущему, разделенный толкиновскими суб-творцами» [9, р. 60].
Действительно, после того, как валар заканчивают первоначальное оформление мира, перед ними встает задача наполнить мир светом. Первыми источниками света в Арде становятся два великих светильника, которые валар наполняют пламенем и водружают на два огромные колонны. Свечение внутри светильников родственно изначальному пламени Творца и является абсолютным и всепроникающим: «... сияние Светильников валар разлилось по земле и осветило всё в мире как во время вечного дня» [14, р. 23]. В этот период в мире нет не только ночи, но и теней, так как сияние светильников является абсолютным. Нет и счета времени, так как день никогда не сменяется ночью. Этот период благоденствия заканчивается, когда Мелькор, падший валар, ненавидящий работу своих братьев и сестер и их свет, разрушает светильники, и содержавшееся в них пламя выливается наружу и искажает облик мира навсегда.
После разрушения первого своего обиталища валар переселяются в край, известный как Валинор, находящийся на самом западе мира и функционирующий в новорожденном мире Толкина как Эдемский сад, в котором, правда, на тот момент обитают только боги. Новым источником света на этом этапе становятся Два Древа Валинора, которые выращивает Йаванна, вала, отвечающая за мир природы. Образ серебряного и золотого древ - один из самых красивых во всем «Сильмариллионе», но свет древ уступает сиянию Светильников. Сияние Светильников было родственно изначальному пламени, в то время как свет Древ является природным, мирским, и, как все в мире природы, подвержен циклическому развитию: поскольку древа цветут по очереди и, соответственно, меняется интенсивность их свечения. Уже на этом этапе удаление мира от света становится очевидным, так как два древа источают разные типы света, и сам свет изменяет свою силу, разделяясь на целый спектр полутонов.
90
Следующими в мире появляются звезды, которые Варда, одна из валар, творит из нектара Древ. Свет звезд является более чистым, чем свет луны или солнца, которые появятся намного позже, но их сияние - это свет древ, фрагментированный множество раз в каплях светлого нектара.
Но даже такое разделение света на мельчайшие фрагменты не является конечным. Древам также суждено будет погибнуть по вине Мелькора, и мир надолго погрузится во тьму. Гибель Древ сопряжена с множеством трагических событий, так как к этому периоду относится и падение эльфов, их исход из благословенной земли и первое братоубийство. Новые и последние источники света - солнце и луна - появляются в мире непосредственно перед пробуждением второй разумной расы мира, людей. Солнцем и луной стали два плода, последнее, что валар удалось вырастить на останках погибших Древ. Солнце и луна появляются в мире, где зло вершит уже не только Мелькор, но и разумные существа, наделенные свободой выбора. Этот мир уже полон несовершенства и неоднозначности и отсюда понятно, почему Толкин называет солнечный свет символом «падшего мира».
Толкином была проработана детальная хронология собственного мира, в которой у каждой эпохи есть своё название. И эпохи эти неслучайно названы по источнику света в этот период: за Эпохой Светильников следует Эпоха Древ, параллельно которой за пределами благословенной земли проходят Эпохи Тьмы и Звезд, завершается же все Эпохами Солнца. Последовательной смене эпох сопутствует постоянное уменьшение количества света в мире: источники света множатся, их интенсивность снижается, появляются тона и полутона. Чем меньше в мире света - тем менее он совершенен, и эта идея, безусловно, перекликается с идеями античной и средневековой философии, а именно -с теорией эманации.
Теория эманации подразумевает постепенное излучение или истечение из изначального божественного источника всего многообразия мира. При этом, чем больше что-то удалено от источника света, тем оно менее совершенно. Различные источники упоминают различные субстанции, источаемые божеством, но свет, в том числе солнечный, является в рамках этой теорией одной из самых распространенных метафор. Так, в философии Плотина, из Единого проистекает Дух, из которого в свою очередь проистекают мировая души, отдельные души и телесный мир, но этот процесс неоднократно описывается в сравнении с распространением света и тепла:
«Если после Единого существует второй чин..., как же тогда он отходит от Единого? - Неким свечением, исходящим от него, притом что само Единое пребывает в неподвижности, - как от солнца - окружающий его блеск, словно обегающий его, вечно рождающийся от него, хотя само солнце также остается неподвижным» [1, с. 128].
91
Эта идея о Боге как источнике света и о зависимости между степенью совершенства и степенью удаленности/приближенности к свету глубоко укоренилась в христианской философии и была по-своему отражена в творчестве Толкина. Тем не менее, в других текстах о Средиземье находят свое отражение и иные трактовки проблемы света, так же восходящие к средневековой философии. В самом деле, наиболее популярное произведение Толкина, «Властелин колец», казалось бы, не даёт нам столь яркого примера исхождения света. В истории о Кольце Всевластья куда больше неоднозначностей и переходных тонов, а создатель этого мира, так же как и его дети валар, оказывается полностью исключен из истории и упоминается лишь вскользь. Значит ли это, что с удалением валар от мирских дел трактовка света действительно сводится к простой аллегории добра? Нет, так как во «Властелине колец» можно обнаружить следы интерпретации Толкином другой важной идеи средневековой философии -идеи о связи света и материальности.
Отождествление всего сущего со светом восходит к идее того, что началом всего сущего является Бог. И далее, по выражению Э. Жильсона: «“Свет есть собственное имя Бога”. С другой стороны, мы знаем: все, что не есть Бог, существует лишь благодаря причастности Богу; отсюда следует: поскольку Бог суть свет, то все, что есть, есть только в той степени, в какой оно причастно свету, или, что то же самое: в той мере, в которой вещь несет в себе свет, в той мере она и обладает божественным бытием» [3, с. 321].
Из подобного рода трактовки следуют две важных идеи, которые в свою очередь проявляют себя и в творчестве Толкина.
1. Идея о нематериальности зла. Всё, что существует, существует лишь по воле Бога, и потому зло может быть только искажением или недостатком добра. Тезис о том, что именно такое понимание добра и зла мы встречаем у Толкина, убедительно развит, к примеру, в работах Тома Шиппи [12] и Ральфа Вуда [15].
2. Идея о связи света и материальности. Так, Роберт Гроссетест в трактате «О свете, или о начале форм» пишет: «Телесность, следовательно, есть или сам свет, или то, что совершает упомянутое действие [умножение и распространение самого себя. - В. Б.] и вносит в материю изменения в силу того, что причастно самому свету и действует посредством свойства самого света» [2, с. 73]. Параллельно с ним Святой Бонавентура рассуждает: «Свет представляет собой общую природу, находимую во всяком теле, как небесном, так и земном .<...> Свет есть субстанциональная форма тел, которые тем истиннее и достойнее обладают бытием, чем сильнее оказываются ей причастными» [7, с. 69]. Эта вторая идея также встречается у Толкина, но подана в менее очевидном виде.
В тексте «Властелина колец» мы находим три параллельных пары: мир материального и не материального, мир света и тени, мир живых и мертвых. Все они оказываются связаны между собой и связь эта
92
проявляется главным образом тогда, когда речь заходит о кольцах власти -о самом Едином Кольце, вокруг которого выстроен весь сюжет, и Кольцепризраках, назгулах, которые когда-то были людьми и владели девятью меньшими кольцами, но склонились ко злу и в итоге попали в вечное рабство к главному Кольцу и его властелину.
У назгулов множество имен, но именно название «призраки кольца» (Ringwraiths) указывает на их специфическую природу. Кольцепризраки, особенно в начале повествования, едва воздействуют на внешний мир -они появляются только ночью, проявляют себя в виде неясных силуэтов и далеких голосов. Вот как описывается одна из их ранних встреч с хоббитами: «На дальнем причале они [хоббиты. - В. Б.] едва различили нечто, напоминавшее темную груду тряпья. Неясный силуэт, казалось, двигался и раскачивался из стороны в стороны, будто что-то выискивая» [13, p. 98].
На этом этапе описание назгулов следует устоявшейся традиции литературы о привидениях - призраки готической прозы также появляются ночью, носят саваны, скрывающие пустоту или размытые силуэты, шепчут и завывают издалека. Тем не менее, назгулы - не просто призраки мертвых. Будучи людьми, эти несчастные не просто погибли, но стали слугами Темного Властелина, отринув свет в переносном смысле и способность быть видимыми на прямом свету - в буквальном. По выражению того же Гэндальфа, они - лишь «...тени в его великой Тени» [13, р. 50]. Потеряв свою материальную оболочку, призраки почти теряют способность воздействовать на окружающий мир, и поначалу их основным оружием является ужас, а не меч. Лишь только после того, как Темный Властелин возвращает себе значительную часть своей силы, предводитель Кольцепризраков получает способность непосредственно появиться на поле боя.
И всё же уже в конце первой книги Черным всадникам удается серьезно ранить Фродо, который, поддавшись страху, надевает Кольцо. Надев Кольцо, Фродо не только становится невидимым, но и как будто попадает в другое пространство, где кольцепризраки вполне видимы и материальны. Таким образом, он становится уязвим для их атаки и получает ранение.
В мире света призраки кольца не вещественны, но, становясь невидимым, Фродо попадает в мир сумрака, где становится восприимчивым (зрительно и физически) к их проявлениям. Это значит, что и призраки и сам Фродо не просто невидимы, они перестают существовать в свете, смещаясь в какой-то другой, параллельный план. Эта идея получает подтверждение лишь немногим позже. Фродо и его товарищи спасаются от призраков бегством и, при поддержке эльфов, пересекают брод и попадают в безопасность. Очнувшись ото сна и от тяжелого недуга, последовавшего за ранением, Фродо узнает от Гэндальфа дополнительные подробности: «Надев Кольцо, ты оказался в смертельной
93
опасности, ибо наполовину ты уже был в мире призраков (wraith-world) <...>. Ты мог видеть их, и они могли видеть тебя» [13, р. 222]. Что такое этот мир призраков? Очевидно, не мир мертвых, но план незримого, не освещаемого солнцем, нематериального. Страдая от ранения и постепенно переходя в этот мир, Фродо начинает воспринимать все по-иному, и видит он не только призраков. Один из эльфов видится ему так: «...ему казалось, что за спинами медливших на берегу всадников он видел сияющую фигуру из белого света» [13, p. 216]. Гэндальф объясняет Фродо, что он видел эльфа Глорфиндела, «...как он выглядит по ту сторону (upon the other side)» [13, p. 223]. Глорфиндел - один из старейших эльфов Средиземья, помнивший ещё великий исход эльфов из благословенных земель, такие, как он, «не боятся Кольцепризраков, ведь те, кто жил в благословенной земле, живут одновременно в обоих мирах, и наделены властью как над Зримым, так и над Незримым (both Seen and Unseen)» [13, p. 223]. «По ту сторону» эльф Глорфиндел также предстает Фродо нематериальным, но в мире невидимого материя заменяется в его случае ярчайшим светом -отблеском истинного света творения.
Что же до самого Фродо, к этому времени он начинает испытывать непосредственно влияние Кольца Всевластья.
Способность делать владельца невидимым — наиболее очевидная особенность Кольца, и Бильбо Бэггинс, заполучивший Кольцо ещё в «Хоббите», активно пользуется этой казалось бы удобной вещью. Он не задумывается о том, какова природа этой невидимости и что на самом деле происходит, когда Кольцо попадает на палец. Тем не менее, внимательный читатель может заметить, что в текстах о Средиземье Толкин задействует магию очень сдержанно. Стремлением Толкина, безусловно, было, чтобы магия в его мире была осмысленной. Нельзя сказать даже, магия ли это, ведь «магия» Гэндальфа происходит от того же источника, что и могущество богов-валар, а «магия» темных сил - от Мелькора, который сам есть не более чем темный вала. Так и невидимость во «Властелине колец» возможно, не невидимость вовсе, а временное перемещение владельца в бессветный мир, сокрытие его от света (что, разумеется, делает вещь и по физическим законам невидимой). Постепенно начинают проявляться тревожные последствия использования Кольца. Уходя из Хоббитшира, Бильбо говорит: «Я чувствую, будто становлюсь тоньше, как будто растягиваюсь (thin, sort of stretched), понимаешь ли. Как будто кусочек масла, которым намазали слишком большой ломоть хлеба» [13, p. 32]. Его слова вызывают у Гэндальфа беспокойство и волну подозрений об истинной природе Кольца. Позже он замечает нечто похожее и во Фродо после того, как хоббита ранит Кольцепризрак: «Фродо улыбался, и казалось, что с ним почти все в порядке. Но волшебник разглядел едва заметную перемену, тело хоббита как будто стало чуть-чуть прозрачным, особенно левая рука, лежавшая поверх покрывала» [13, p. 223].
94
Кольцо усиливает восприимчивость Фродо, но это лишь следствие того, что он, по всей видимости, постепенно смещается в нематериальный мир. Кольцо постепенно отнимает у него всё то, что свойственно живым существам, обитающим в мире света: волю, телесность, способность воздействовать на окружающую реальность. Постепенно Фродо теряет и способность к восприятию чувственного мира в целом. Сначала эти перемены малозаметны и могут быть мотивированы внешними обстоятельствами. Так, в самом начале путешествия двух хоббитов в глубь темных земель Фродо срывается с обрыва и теряет ненадолго способность видеть: «Все вокруг было черно. Фродо задумался, не ослеп ли он совсем» [13, р. 608]. Но смотрящему на него сверху Сэму темнота вовсе не кажется всепоглощающей: «Почему хозяин ничего не мог разглядеть? Было, конечно, темновато, но не так, чтобы совсем» [13, р. 608]. По мнению С. Кошелева, этот эпизод «сохраняет внешнюю достоверность, но мотивирован прежде всего "изнутри". Цель его - сопроставить героя и тьму как сферу Саурона: физическую, в которую все глубже уводит его путь, и нравственную, в которую он погружается под воздействием Кольца» [4]. Уже достигнув Роковой горы, он говорит Сэму: «Я не помню ни аромата еды, ни вкуса воды, ни шума ветра, ни образов травы, деревьев или цветов, ни света луны или солнца. Я наг во тьме, Сэм, и ничто не стоит между мной и огненным колесом. Я вижу его теперь даже наяву, а все остальное меркнет» [13, р. 947].
По мере того, как сущность самого Фродо сходит на нет, ее подменяет собой темное присутствие самого Кольца. В судьбоносный момент, стоя перед огненной расселиной, Фродо отказывается уничтожить Кольцо, и это предсказуемо: фактически, он уже слился с Кольцом, и его воля — это воля Кольца, которое не желает своего уничтожения. Фактически, надевая в этот момент Кольцо и провозглашая себя его хозяином, Фродо умирает - он становится невидимым, но на деле это значит, что он исчезает из мира, теряет свою волю вместе с материальной оболочкой.
Как известно, из-за вмешательства Голлума Кольцо в итоге все же уничтожается, а Фродо остается жить, но, как видно из окончания истории, его своеобразное «самоубийство» у расселины не прошло без последствий. После падения Темного Властелина у хоббитов остается еще немало работы - возвращаясь, они обнаруживают, что их дом омрачен присутствием темных сил и вынуждены снова вступить в бой. Но Фродо на этом этапе уже почти не участвует в истории. Он не сражается, не принимает важных решений. После установления мира, он не занимает важных постов в обществе и живет в уединении, почти лишенный внимания окружающих. В некотором смысле, он остается невидимым, лишь частично присутствующим в мире живых, тенью себя самого. Ему уготован и особый конец: путешествие в бессмертные земли. Вместо смерти - возвращение к источнику настолько чистому и сильному, что его сияние может восполнить даже то критическое удаление от света, которое пережил Фродо.
95
Таковы лишь некоторые аспекты трактовки темы света в текстах Толкина о Средиземье. Эта тема, проходя через все произведения т.н. легендариума, далеко выходит за рамки простейшей оппозиции «добро» -«зло» и смыкается подчас с вершинами философской и теологической мысли.
Список литературы
1. Брейе Э. Философия Плотина. - СПб.: Владимир Даль, 2012. - 392 с.
2. Гроссетест Р Сочинения. - М.: Едиториал УРСС, 2003. - 328 с.
3. Жильсон Э. Философия в Средние века. От истоков патристики до конца XIV века. - М.: Республика, 2010. - 680 с.
4. Кошелев С.Л. Жанровая природа «Повелителя колец» // Philology.ru. - [Эл. ресурс]:Ийр://’^^«?.рЫ1о1о§у.ги/Шега1;иге3/ко8ке1еу-81.к1т (дата обращения: 05.09.2014).
5. Кошелев С. Л. К вопросу о жанровых модификациях романа в философской фантастике // Проблемы метода и жанра в зарубежной литературе. - М., 1984. - С. 133142.
6. Толкин Дж.Р.Р. Письма. - М.: Эксмо, 2002. - 576 с.
7. Эко У Искусство и красота в средневековой эстетике. - СПб.: Алетейя, 2003. -
256 с.
8. Drout, M. J.R.R. Tolkien Encyclopedia: Scholarship and Critical Assessment. -London: Routledge, 2007. - 725 p.
9. Flieger, V Splintered Light: Logos and Language in Tolkien's World. - Kent &London: Kent University Press, 2002. - 196 p.
10. Gardner, J. The World of Tolkien // The New York Times. - [Эл. ресурс]: http://www.nytimes.com/1977/10/23/books/tolkien-silmarillion.html (дата обращения: 07.09.2014).
11. Pearce, J. Tolkien and the Catholic Literary Revival // Tolkien. A Celebration: Collected Writings on a Literary Legacy / ed. Pearce J. Ignatius Press. - San Francisco, 2001. -P. 102-123.
12. Shippey, T. The Road to Middle-Earth. - Boston, Mass.: Houghton Mifflin Company, 2003. - 398 p.
13. Tolkien, J.R.R. The Lord of the Rings. - London: Harper Collins, 2002. - 1170 p.
14. Tolkien, J.R.R. The Silmarillion. - Boston, Mass.: Houghton Mifflin Company, 2004. - 386 p.
15. Wood, R. Tolkien's Augustinian Understanding of Good and Evil: Why The Lord of the Rings Is Not Manichean / Tree of Tales: Tolkien, Literature and Theology / ed. Hart T., Khovacs I. - Waco: Baylor University Press, 2007. - P. 85-102.
96
