CC BY
127
ЛИНГВИСТИКА ТЕКСТА
УДК 81'42 ББК 83.002.2
В.А. Андреева*
АСПЕКТЫ ЛИТЕРАТУРНОСТИ
Ключевые слова: дискурс, литература, литературность, текст; discoure, literature, literarity, text
Статья посвящена анализу понятия «<литературность». Автор разграничивает конститутивно-типологический и кондиционально-аксиологический аспекты литературности и исследует ее содержательные и формальные критерии.
The article studies the concept of literarity. The author distinguishes between constitutive (typological) and conditional (axiological) aspects of literarity and analyses its conceptual and formal criteria.
Литературность представляет собой признак (или свойство) высказывания (текста), относящий это высказывание (текст) к литературному дискурсу или, если использовать традиционный термин, литературе. Это утверждение, однако, требует уточнений, поскольку само понятие «литература» является чрезвычайно размытым, несмотря на свою популярность, а, может быть, и по причине своей популярности.
Литература в широком смысле противопоставляется как «самоценная фиксированная речь» устной речи, в отличие от которой она обладает: «1) независимостью от случайных бытовых условий произнесения» и 2) закрепленной неизменностью текста» [6: 23]. Такое понимание литературы исходит из этимологии слова (literatura в переводе с латинского означает «буквенное письмо») и вмещает письменные высказывания (тексты) любого рода, что
* Андреева Валерия Анатольевна, кандидат филологических наук, Российский государственный педагогический университет имени А.И. Герцена, Санкт-Петербург.
делает его слишком гетерогенным, «всепоглощающим», а потому малопродуктивным для внятного описания стратегий порождения «литературных» текстов.
Литература в узком смысле включает так называемую художественную литературу, или беллетристику, которая создается с очевидной художественной целью как эстетический объект, но становится таковым только при определенных условиях. Высшей формой литературы является поэзия (нем. Dichtung) (ср. [15: 519]). В узком понимании литературность оказывается, таким образом, синонимом художественности и, как было сказано выше, при определенных условиях эстетичности (или поэтичности).
Это значит, что литературность имеет, по крайней мере, два аспекта - типологический и аксиологически-нормативный [7: 3]. Ж. Женетт называет их соответственно конститутивным и кондициональным режимами литературности [3: 342].
В типологическом аспекте (конститутивном режиме, по Ж. Женетту) литературность характеризует те или иные речевые высказывания (тексты) как частные манифестации литературного дискурса с его специфическими (на данном историческом этапе) особенностями, неким общим фондом свойств, форм организации и приемов членения. Традиционно типологический аспект составляет предмет интереса так называемых эссенциалистских поэтик.
В аксиологически-нормативном аспекте (кондициональном режиме, по Ж. Женетту) литературность предстает в виде определенной, исторически изменчивой системы эстетических оценок или критериев. Аксиологически-нормативный аспект относится к области литературной эстетики и литературной критики, занимающихся исследованием причин, по которым тот или иной литературный текст становится эстетическим объектом или,
наоборот, перестает быть таковым.
8
Если встать на конститутивно-типологическую позицию, то тогда литературным следует признать любое высказывание (текст) пусть даже в самом скверном исполнении, но ориентированное не на сугубо утилитарные цели, т.е. просто информирования или установления контакта, агитирования и т.п., а на создание эстетического объекта, и в той или иной степени соответствующее по своему содержанию и по форме критериям литературности.
Однако, с аксиологически-нормативной (кондициональной) точки зрения далеко не все высказывания (тексты), созданные с художественной целью, могут быть оценены как художественные или поэтичные (эстетичные).
Итак, одной из проблем адекватного научного описания литературного дискурса является разграничение конститутивно -типологического и аксиологически-нормативного аспектов литературности. Оба аспекта, безусловно, теснейшим образом связаны друг с другом, но, тем не менее, нуждаются в размежевании. Их смешение ведет к путанице понятий.
Прежде всего, необходимо четко представлять себе, что каждый из аспектов (режимов) литературности оперирует своими критериями, которые затрагивают как содержательную, так и формальную сторону литературного текста, в связи с чем Ж. Женетт предлагает различать тематические (то есть относящиеся к содержанию) и рематические (то есть характеризующие форму) критерии. Представляется, однако, что это больше, чем только тематические или только формальные признаки литературно-художественного текста, поскольку они характеризуют не столько особенности его содержания или формальной организации, сколько особенности дискурсивных отношений между его адресантом и адресатом, а также особенности взаимодействия текстов в
общелитературном (культурном) дискурсе, что, так или иначе,
9
сказывается на интерпретационной программе или системе средств прагматического фокусирования, проявляющей себя на уровне текста, - том единственном уровне литературной коммуникации, который доступен эмпирическому наблюдению.
Тематические и рематические критерии образуют систему. Описание этой системы - задача, которую еще только предстоит решить, поскольку до сих пор литературность в том или ином ее аспекте (режиме), как правило, связывается с одним или несколькими критериями.
1. Конститутивно-типологические критерии литературности
Литературность часто отождествляется с фикциональностью текста, характеризующей его содержание как экстенсионально неопределенное: «В литературе мы можем наметить два обширных класса произведений. Первый класс, к которому принадлежат научные трактаты, публицистические произведения и т.д., обладает всегда явной, безусловной, объективной целью высказывания, лежащей вне чисто литературной деятельности человека. <...> Эта область литературы именуется прозой в широком смысле этого слова. Но существует литература, не обладающая этой объективной, на поверхности лежащей, явной целью. Типичной чертой этой литературы является трактовка предметов вымышленных и условных. <. > В то время как в прозаической литературе объект непосредственного интереса всегда лежит вне произведения, в этой, второй области интерес направлен на самое произведение. Эта область литературы именуется поэзией (в широком смысле). <...> Интерес, пробуждаемый в нас поэзией, <...> является эстетическим, или художественным. Поэтому поэзия именуется также художественной литературой в
противоположность прозе - нехудожественной литературе» [6: 24].
Традиция отождествления творчества с вымыслом (подражанием или «мимесисом») имеет долгую историю, восходящую к «Поэтике» Аристотеля [11: 1447а, 5]. Она до сих пор продолжает жить в многочисленных теориях фикциональности. Однако признак фикциональности, по справедливому замечанию В. Шмида, присущ и текстам нехудожественной коммуникации, например, рекламным роликам, дидактическим текстам, текстовым задачам в учебниках по математике и т.п. (примеры В. Шмида [10: 36 ]). Кроме того, сведéние литературности к критерию фикциональности, характерное для многих нарратологических концепций (ср. [12], [13] и др.), выводит за рамки литературы в узком смысле тексты, содержание которых не является результатом вымысла (например, автобиографии, письма, дневники, мемуары и т.п.), но которые, тем не менее, выполняют эстетическую функцию, т.е. созданы с установкой на эстетическое восприятие или воспринимаются как эстетические объекты. И наконец, теория фикциональности не объясняет в полной мере природу постмодернистской игры с ее мистификациями, когда текст с вымышленным содержанием выдается за повествование о реальных событиях, а так называемые Ready-mades (т.е. «готовые» тексты, созданные для выполнения внеэстетических или практических задач) включаются как часть в тексты художественные или как целое в сборники художественных текстов. Достаточно вспомнить «подлинную» биографию «современника» Гете английского аристократа сэра Марбо - героя одноименного биографического романа В. Хидьдесхаймера или стихотворение П. Хандке «Die Aufstellung des I. FC Nürnberg vom 27.I.1968», которое,
действительно, представляет собой список отнюдь не мифического
11
первого состава футбольного клуба Нюрнберга и которое писатель включает в свой поэтический сборник.
Нет сомнений, что фикциональность входит в понятие «литературность», поскольку вымышленные вербальные произведения «почти неизбежно (независимо от оценки их качества) функционируют как литературные» [3: 342], но вымысел как основа литературного (художественного) текста не исчерпывает его специфики как литературного и, тем более, эстетического объекта. Фикциональность является лишь одним из критериев литературности - тематическим критерием конститутивного режима литературности, по Ж. Женетту [там же].
К тематическому критерию литературности можно также отнести автобиографическую реконструкцию, составляющую основу содержания автобиографического топика, так как повествование в автобиографии апеллирует к индивидуальному опыту ее автора, поэтому не нуждается в верификации, в отличие, например, от биографического топика, который может быть дополнен, подтвержден или опровергнут разнообразными документальными источниками и свидетельствами очевидцев.
В качестве тематического критерия литературности можно рассматривать также интертекстуальность в узком смысле или манифест интертекстуальности (термин дискурс-анализа, заключающийся в том, что «одни тексты явно основываются на других текстах, например, в том, что цитируют их» [8: 118]), т.е. речь идет о намеренной, скрытой или явной, цитации.
Вероятно, следует говорить о целом комплексе тематических критериев, конституирующих литературный дискурс. Фикциональность, автобиографическая реконструкция,
интертекстуальность - лишь части этого комплекса.
Другим проявлением редукционизма в описании литературности является сведéние ее к какому-то одному формальному («рематическому», по Ж. Женетту) критерию, например, особенностям языкового стиля: «Литературность -особое художественно-эстетическое качество текста, отклоняющееся от «нулевого уровня письма» (Р. Барт), от простого информативного пересказа и обретающего тем самым стилистическую окрашенность» [2: 224].
Под «нулевым уровнем» (degré zéro) здесь понимается использование языка в «практических» целях, т.е. естественная коммуникация. «Отклоняющееся» от обиходного «поэтическое» использование языка характеризуется «целым рядом специальных лингвистических приемов и особенно отклонениями от привычных словоупотреблений, что в результате приводит к дефамилизации (остранению)» [4: 224].
Абсолютизация критерия «отклонений» от нормативного словоупотребления, ведущих к деавтоматизации восприятия, его фокусированию на форме, которая благодаря использованию приема «остранения» сама становится содержательной, восходит к идеям школы русского формализма (ОПОЯЗ). Суть использования языка «в его эстетической функции» заключается в переносе «принципа эквивалентности с оси селекции на ось комбинации » [9: 204], устанавливающего в тексте дополнительные, формальные связи (структурные изотопии), например, через звуковые, лексические, морфологические и иные повторы, благодаря которым возникают новые смыслы. Разумеется, что речь идет не о любых, а о функционально мотивированных отклонениях. В противном случае, «поэтическими» следует считать и неосознаваемые говорящим («спонтанные») структурные изотопии, типа horrible
Harry (пример Р. Якобсона). Кроме того, следует иметь в виду не
13
только внутритекстовые, но и внетекстовые функции отклонений от «нулевого уровня письма», иначе за пределами рассмотрения окажутся интертекстуальные явления (пародии, сатиры, аллюзии) [14: 43], т.е. все то, что Б. Томашевский называет «обнажением чужого приема» [6: 205-206].
Нет сомнений, что структурные изотопии характерны для литературных текстов, однако, их «удельный вес» и функциональная значимость в традиционной и авангардистской литературе будут различны. Принцип эквивалентности важен, например, для понимания постмодернистского дискурса, в котором нашла отражение постструктуралистская концепция языка, согласно которой языковое употребление («письмо») представляет собой не зависящую от воли говорящего субъекта игру в «означивание», когда «случайное» сцепление сигнификантов порождает новые сигнификаты. Однако наличие структурных изотопий в тексте нельзя признать единственным и достаточным критерием литературности.
Рематические критерии конститутивного режима литературности связываются также с формами организации и принципами членения текста, специфика которых во многом зависит от взаимодействия литературного дискурса с иными дискурсами, например, с нарративным дискурсом. Речь идет, прежде всего, о жанровой организации и композиционном построении (члении) литературно-повествовательного текста. Необходимо подчеркнуть, что чисто формальными эти критерии не являются, так как оказывают существенное влияние на отбор, объем, аранжировку и способы презентации нарративной информации. Ср. в связи с этим высказывание В.Я. Проппа: «Специфика жанра состоит в том, какая действительность в нем отражена, каково отношение к ней и как это отношение выражено» [5: 36].
2. Кондиционально-аксиологический аспект литературности
Кондициональный режим литературности, или ее аксиологически-нормативный аспект, ориентирован на обоснование причин, по которым то или иное высказывание (текст) как экземплификация литературного дискурса становится (или перестает быть) эстетическим объектом (или художественным произведением).
Часто полагают, что художественность - это индивидуальное, сугубо субъективное отношение реципиента к тексту, не требующее никаких объяснений и никаких извинений, - отношение, основывающееся на принципе: «Этот роман (рассказ, повесть, новелла и т.п.) - не литература (или плохая литература), потому что он мне не нравится» (ср.: [3: 359]).
Р. Барт в статье «Удовольствие от текста» пишет:
«Эстетическое вовсе не является одной из составляющих текста, элементом, бесхитростно выпадающим в осадок; оно не подчиняется ни логике разума, ни логике чувства; удовольствие -это сдвиг, дрейф, нечто революционное и в то же время асоциальное; право на него не может быть закреплено ни за одним коллективом, ни за одним типом ментальности, ни за одним идиолектом» [1: 479].
И дальше: «Об удовольствии от текста нельзя написать никакой «диссертации»: удовольствие допускает лишь мгновенный (интроспективный) взгляд на себя» [1: 489].
Автор также подчеркивает:
«Любой из нас может подтвердить, что удовольствие от текста переменчиво: нет никакой гарантии, что тот же самый текст сможет доставить нам удовольствие во второй раз; удовольствие
мимолетно, зависит от настроения, от привычек, от обстоятельств;
15
оно зыбко <...>; отсюда - невозможность рассуждать о подобном тексте с точки зрения позитивной науки (он находится под юрисдикцией науки критической: удовольствие как основополагающий принцип критики)» [1: 505].
Как видим, Р. Барт связывает эстетическое переживание литературно-художественного произведения не с его текстом, «фетишизируемым» лингвистикой (эстетическое не является одной из составляющих текста), а с особенностями его восприятия (удовольствие от текста переменчиво, зыбко), которое зависит от многих факторов (настроения, привычек реципиента, обстоятельств, в которых он находится, и т.п.) и потому не поддается объективному (позитивному) научному обоснованию (об удовольствии от текста нельзя написать никакой «диссертации»): удовольствие от текста является объектом литературной критики. Из сказанного следует, что кондициональный режим литературности не располагает объективными критериями: критерии эстетического зависят от субъективных эстетических оценок критика. А что это, как не отказ от обоснования специфики литературы как вербального искусства ? Ср.: «Итак, придется распрощаться с мыслью, будто наука о литературе сможет научить нас находить тот единственно верный смысл, который следует придавать произведению» [1: 360].
Но «субъективные» эстетические оценки все же имеют, во-первых, «объективный», одновременно и устойчивый, и меняющийся контекст, определяемый как культура и влияющий во многом на эстетические пристрастия индивида. Во-вторых, «объективным» фактором, влияющим на формирование эстетической оценки является особый код - язык, способный благодаря своей «глубине» функционировать и как средство
естественной, и как средство художественной коммуникации: «Ни
16
одной из культурных областей, кроме поэзии, язык весь не нужен: познанию совершенно не нужно сложное своеобразие звуковой стороны слова в ее качественной и количественной стороне, не нужно многообразие возможных интонаций. Только в поэзии язык раскрывает все свои возможности, ибо требования к нему здесь максимальные. Поэзия как бы выжимает все соки из языка, и язык превосходит здесь себя самого» (Бахтин, цит. по: [2: 574]).
Эти два обстоятельства и являются решающими в поисках ответа на вопрос, когда и как литературное произведение становится (или перестает быть) эстетическим (художественным) объектом. Высказанную мысль подтверждают рассуждения Ю.С. Степанова по поводу феномена «красоты текста». Исследователь видит возможность построения «некоторой типологии представлений о красоте текста» на основе соотношения двух непреходящих, хотя и исторически изменчивых параметров текста -абстрактного строя и конкретного исполнения, для которых использует термины из генеративной грамматики - competence и performance [16: 509].
Классическое античное понимание «красоты» как гармонии замысла и исполнения (competence и performance) оказывало влияние на европейскую литературу вплоть до периода модерна и символизма, с постепенным сдвигом в сторону абстрактного (виртуального, символа, идеи): «Теперь красота текста заключена в competence - в его строении, исключающем случайности индивидуального исполнения» [16: 510]. Однако существенным для культуры оказывается затем и другое направление, делающее акцент на performance, а именно: на «динамике и случайностях исполнения» [там же]. Следующим этапом красоты текста стала «красота абстракции», на смену которой, по мнению ученого, придет «красота абсурда» [16: 512].
При всей схематичности типологии эстетических оценок «красоты текста» на разных этапах истории культуры в статье Ю.С. Степанова заложена принципиально важная мысль о возможности обоснования художественности как меры эстетической ценности произведения искусства, степени его красоты на фоне историко-культурного контекста.
Если художественность искусства вообще есть своеобразие мышления, или специфическая ментальность [7: 4], то специфика литературы, отличающая ее от других видов искусства, заключается в том, как эта специфическая ментальность преобразует естественный язык (при всей нерасторжимости языка и мышления) в поэтический, «который ни в чем не противоречит первому, но, в отличие от него, исполнен неопределенности» [1: 326]. Зоной, где эта неопределенность «снимается», является дискурс, понимаемый одновременно и как надличностный, и как межличностный фактор.
Лингвистические методы изучения текста, являющегося центральным звеном дискруса, позволяет делать выводы о конститутивном режиме литературности, т.е. дать ответ на вопрос: Является ли данный текст литературным? Однако исследование текста только лингвистическими методами, не в силах ответить на вопрос, как литературный текст становится художественным произведением, или эстетическим объектом. Кондициональный режим литературности может быть обоснован лишь усилиями многих научных дисциплин - лингвистики, литературной эстетики, психологии искусства, социологии, культурологии. Принципиально важным является осознание несводимости «художественности» (= поэтичности, эстетичности) к «литературности» и разграничение их критериев.
Список литературы
1. Барт Р. Избранные работы: Семиотика. Поэтика. - М., 1994.
2. Борев Ю.Б. Эстетика. Теория литературы: Энциклопедический словарь терминов. - М., 2003.
3. Женетт Ж. Вымысел и слог (Fictio et dictio) // Женетт Ж. Фигуры. Т.2. - М., 1998.
4. Кожинов В.В. Художественная речь как форма искусства слова // Теория литературы: в 3 т.т.- М., 1965.
5. Пропп В.Я. Фольклор и действительность. - М., 1976.
6. Томашевский Б.В. Теория литературы. Поэтика. - М., 1996.
7. Тюпа В.И. Художественность литературного произведения. Вопросы типологии. - Красноярск, 1987.
8. Филлипс Л., Йоргенсен М.В. Дискурс-анализ. Теория и метод. -Харьков, 2004.
9. Якобсон Р. Лингвистика и поэтика // Структурализм «за» и «против». - М., 1975.
10. Шмид В. Нарратология. - М., 2003.
11. Aristoteles. Poetik: Griechisch / Deutsch. - Stuttgart, 2001.
12. Martinez M., Scheffel M. Einführung in die Erzähltheorie. -München, 2002.
13. Petersen J.H. Erzählsysteme: eine Poetik epischer Texte. -Stuttgart; Weimar, 1993.
14. Rühling L. Fiktionalität und Poetizität // Grundzüge der Literaturwissenschaft. - München, 2001.
15. Wilpert G. von. Sachwörterbuch der Literatur. -Stuttgart: Kröner,
1989.
16. Степанов Ю.С. О красоте текста // Сокровенные смыслы: Слово. Текст. Культура. - М., 2004.
