CC BY
50
УДК 811.161.1'373 Т.В. БАХВАЛОВА
доктор филологических наук, профессор, кафедра русского языка, Орловский государственныйунивер-ситет
E-mail: [email protected]
UDC 811.161.1'373
T.V. BAKHVALOVA
Doctor of Philology, Professor, Department of Russian
language, Orel State University E-mail: [email protected]
АСПЕКТЫ ИССЛЕДОВАНИЯ И ЛЕКСИКОГРАФИЧЕСКОЕ ПРЕДСТАВЛЕНИЕ ОНИМИЧЕСКОГО
ПРОСТРАНСТВА РЕГИОНА
ASPECTS OF THE RESEARCH AND LEXICOGRAPHICAL PRESENTATION OF THE ONIM SPACE OF THE REGION
Среди актуальных направлений в изучении регионального онимического пространства в статье подробно анализируется антропонимия Орловского края в диахронном аспекте. Базой для описания послужили памятники письменности, тексты произведений писателей-орловцев, материалы различных словарей, живые народные говоры.
Ключевые слова: региональная ономастика, формирование антропонимии, живые говоры.
Among the modern directions in the study of the regional onim space the anthroponymy of the Orel region is analysed in the article in the diachronic aspect. The ancient manuscripts, the texts of the works of the orel writers, the materials of different dictionaries, the alive folk dialects are the base for the description.
Keywords: regonal onomastics, formation of anthroponymy, alive dialects.
Становление ономастики как науки в русском языкознании во второй половине XX века сопровождалось формированием разных направлений исследования имен собственных, что обусловлено прежде всего особенностями этих многочисленных и разнообразных по своему составу единиц языка.
Ярким отличием имен собственных от апелляти-вов является их большая зависимость от экстралингвистических факторов. Эта особенность проявляется и в возникновении, и в развитии, и в функционировании. Неслучайно долгое время имена собственные были предметом пристального внимания историков, географов. Для лингвистов важным оказалось изучение онимов не только как единиц языка, выполняющих номинативную функцию, но и исследование национально-культурной специфики проприальных имен и выявление той информации о русском человеке, его жизненных позициях и мировидении, транслятором которой являются имена собственные.
Один из первых исследователей антропонимов русского языка М.Я. Морошкин ещё в XIX веке отмечал их уникальную способность свидетельствовать о менталитете народа: «Личные имена имеют важность и значение не только как языковой материал, но и как памятник воззрений, понятий и представлений народных, в них нередко отражается характер и дух народный лучше всех других исторических памятников» [5, с. 6].
Способность имен собственных чутко и быстро реагировать на изменения, происходящие в обществе, динамично отражать его состояние наиболее полно обнаруживается при изучении региональных онимиче-
ских систем. Неслучайно поэтому в последнее время, когда возрос интерес к изучению народной культуры, в русском языкознании получила развитие региональная ономастика, ориентированная на разноаспектное и комплексное описание онимического пространства конкретной территории.
В рамках исторической и синхронной региональной ономастики выделяются следующие приоритетные направления научных исследований:
- онимическое пространство региона: особенности ономастиконов его составляющих (антропонимико-на, топонимикона и др.), их взаимосвязь;
- одна из подсистем онимического пространства региона: состав, особенности функционирования в разные временные срезы, тенденции развития;
- имена собственные как источник информации о языке жителей определённого региона, их мировидении и познаваемой ими окружающей действительности;
- онимическое пространство региона в социальном аспекте;
- имена собственные в текстах разных жанров, составляющих региональное источниковедении (памятники письменности, тексты художественных произведений и др.);
- региональная ономастическая лексикография.
В каком бы из аспектов и на каком бы региональном ономастическом материале не проводилось исследование в конечном итоге при описании систем региональных проприальных имен решается основная задача ономастики - установление состава, развития, функционирования общерусской онимической системы.
© Т.В. Бахвалова © T.V. Bakhvalova
10.00.00 - ФИЛОЛОГИЧЕСКИЕ НАУКИ 10.00.00 - РИТШЬОИСЛЬ
Определённую лепту в изучение общерусской системы имен собственных внесли исследования, посвященные онимическому пространству Орловского края, находящегося в центре европейской части России.
Орловщина - место древнего поселения вятичей, пришедших сюда в УШ-1Х вв. Здесь, в верховьях Оки, «было положено начало позднейшей области вятичей», давших «миру две столицы - Рязань и Москву, обе -вятичские». По прошествии времен «...центр... так и остался, как был, на старом месте, на Русской равнине, в вятичско-рязанской земле» [13, с 193, 190, 220].
Внимание к языку этого региона России обусловлено и той большой ролью, которую южные говоры, в том числе и орловские, сыграли в становлении русского национального языка. Значительность южновеликорусского вклада в общенародный язык хорошо показал С.И. Котков - известный исследователь орловских говоров, основоположник лингвистического источниковедения как нового направления в отечественном языкознании. Он писал: «Понимаемый как процесс концентрации говоров процесс образования национального языка протекал главным образом в широкой сфере взаимодействия севернорусских и южнорусских начал, причем второе функционировало в условиях более интенсивного, нежели в северновеликорусской области, развития национальных связей» [9, с. 128].
Формирование нового направления - лингвистического источниковедения - благоприятно сказалось на развитии русской исторической ономастики. Издание памятников южновеликорусской письменности обеспечило материальную базу для исследования анторопони-мов, топонимов, дало импульс для их разноаспектного изучения, способствовало выявлению региональных черт в общерусской онимической системе, воссозданию процесса образования русского национального языка.
Наиболее изученной по памятникам письменности оказалась зона антропонимии. И не случайно: есть мнение, что именно антропонимия составляет ядро всего онимического пространства. Описывая словарный состав памятников старой письменности южновеликорусского происхождения, С.И. Котков установил, что вплоть до ХУП века некалендарные имена «представляли заметную группу и воспринимались, наряду с христианскими именами, как вполне полноправные в юридическом отношении» [8, с. 249]. Репертуар их был достаточно обширен. Однако следует отметить, что в период перехода от системы некалендарных имен к системе календарных в функции личных, как показывают памятники письменности, сохраняются лишь те некалендарные имена, которые обладают наиболее яркими признаками личных имен: позволяют выделить человека прежде всего в кругу своей семьи, не имеют омонимичных апеллятивов, образуют модификаты с суффиксами субъективной оценки и др.
Некалендарные имена отличались разнообразием в семантическом и словообразовательном отношении. Они представляли собой наименования людей, характеризующих их с той или иной точки зрения:
- по порядку рождения в семье: Первушка, Третьяк, Шестачко;
- внешнему виду: Беляй, Смага;
- особенностям поведения: Ломака, Мешай, Прокуда;
- отношению родителей: Ждан, Нечай;
- времени появления: Несветай, Поздняк;
- чертам характера: Жаден, Злоба и др.
Намного шире характеризующие антропонимы употреблялись в функции вторых имен, выполнявших и характеризующую, и различительную функцию, а также в функции прозвищных именований. Среди них были распространены как необразные, так и образные онимы, ср., например, Федор Горбун, Тимофей Пузан, Ивашка Недоросток, Тимошка Белой, Сидор Носатой, Наум Щербатый и Иванко Ворона, Герасим Петух, Гаврилко Огурчонок, Ивашка Кисель, Ивашка Муха, Васка Мороз, Григорей Кокоря, Иван Широкие Штаны и др.
Нередко подобные именования функционировали и в качестве фамильных, т.е. передаваемых по наследству.
Восстановление корпуса некалендарных имен, употреблявшихся в прошлом, позволяет «увидеть» этимологические и территориальные истоки современных фамилий, так как значительная часть их по своему происхождению восходит к некалендарным именам.
Комплексное описание антропонимии Орловского края ХУ1-ХУ11 вв., выполненное В.Е. Татаркиным на материале многочисленных памятников письменности, показало, что в начале ХУП века господствующее положение занимали календарные личные имена [11]. Репертуар таких имен был достаточно обширен (216 имен). Анторопонимы различались по степени популярности. Высокой активностью обладали такие антропонимы, как Иоанн (Иван), Василий, Феодор (Федор), Григорий, Симеон (Семен). Они принадлежат 45% лиц от общего количества имяносителей. Группа имен со средней активностью представлена следующими именами: Даниил (Данил), Игнатий, Алексий (Алексей), Димитрий (Дмитрий), Борис, Герасим, Евсевий (Евсей), Кондратий и др. Ряд личных имен обладали низкой активностью, некоторые имели единичное употребление: Карп, Евдоким, Георгий, Николай, Долмат, Христофор и др. Большинство имен представлено целым рядом модификатов, о чем свидетельствуют как личные имена, так и образованные от них производные: Иван, Иванко, Ивашка, Иванов, Иваников, Иванилов, Иванин, Иванинов, Иванчиков, Ивашенцов, Ивашкин, Ивашов. Их полный перечень представлен в словаре В.Е. Татаркина «Антропонимы Орловского края ХУ1-ХУ11 вв.» [12].
Сформировавшиеся закономерности употребления календарных имен сохранились до настоящего времени: в составе именника жителей любой территории, города, села всегда выделяются имена популярные, активные и имена редкие, единичные.
Исследование Орловских отказных книг - памятников письменности ХУ11 века [10] показало яркую социальную обусловленность количественно-компонентного состава именования [2]. Социальный статус носителя
имени оказывал влияние на компонентный состав именования, функциональную нагрузку отдельных компонентов и их структурно-морфемное оформление.
Именования воевод - представителей высшего общества трехкомпонентны, второй компонент в них по своему оформлению идентичен современным отчествам: Лоривон Данилович Комынин, Борис Совастьянович Колтовский, Лев Ондреевич Никулин, Иван Иванович Косогов.
Иными по структурно-морфологическому оформлению являются именования лиц, непосредственно участвующих в отказе, людей состоятельных, а также «детей боярских»: Осип Мортынов сын Алехин, Мосей Григорьев сын Богатищев, Петр Иванов сын Росляков. Второй компонент в этих именованиях по функции совпадает с отчеством: указывает на имя отца именуемого, что подчеркивается словом сын. Если указание на имя отца именуемого могло иногда отсутствовать, то компонент, функционально тождественный современной фамилии, обязателен в составе именований, независимо от того, двух- или трехкомпонентным оно является: Василь Архипав сын Маслов, ср. Василь Маслов, Дружина Семенов сын Харечков, ср. Дружина Харечков.
Имя писца обычно двухкомпонентно, при этом первый компонент, личное имя, в своей морфемной структуре содержит суффикс -к-, имеющий уничижительное значение: Фетка Трунов, Кондратка Левонав, ср. также пушкар Марка Коробав.
Социальный характер антропонимов обнаруживается и при анализе именований церковнослужителей. Компонентный состав и оформление личного имени находятся в прямой зависимости от церковного чина и сана, ср. церковный дьячок Микишка Дружинин, церковный дьячок Михалко Левонтеяв и поп Никифор.
Социальное и имущественное расслоение общества отражалось в системе именований и более поздних временных срезов. Богатый материал для исследования в этом направлении дают тексты художественных произведений писателей, чьё творчество самым непосредственным образом связано с Орловским краем. В «Записках охотника» - цикле рассказов, принадлежащих перу известного писателя И.С. Тургенева, родившегося, выросшего на Орловщине и прекрасно, до мелочей знавшего жизнь разных слоев общества, отражены основные особенности антропонимической системы середины XIX века.
Яркой чертой антропонимии этого периода является её социальный характер.
Социальное различие проявляется прежде всего в самом составе личных имен, как мужских, так и женских: имена крестьян - Ермолай, Митрофан, Иван, Софрон, Михайла, Мартын, Кузьма, Мишка и др.; имена помещиков - Николай, Степан, Сергей, Афанасий, Вячеслав, Мардарий, Василий и др.; имена крестьянок -Арина, Аксинья, Аграфена, Акулина, Матрена, Лукерья; имена помещиц - Александра, Алена, Елена, Марья и др. Лишь в святцах перечень имен был общим, в действительности же состав личных имен, а впоследствии и фамилий был не одинаков.
Представление о социальной закрепленности имени было широко распространено в разных слоях общества. Помещики могли изменить имена своим крепостным крестьянам, повышая их социальный статус, например, переводя в лакеи. Так, в рассказе «Льгов» читаем:
- Сперва точно был поваром, а то в кофишенки попал.
- Во что?
- В кофишенки.
- Что это за должность такая?
- А я не знаю, батюшка. При буфете состоял и Антоном назывался, а не Кузьмой. Так барыня приказать изволила.
- Твое настоящее имя Кузьма?
- Кузьма.
Детские имена во многом повторяют имена взрослых. Именник детей также социально окрашен. Распространено и здесь, среди детей, имя Иван. Обычно оно употребляется с суффиксом субъективной оценки.
В рассказе «Бежин луг» мальчик Ильюша рассказывает о своих приключениях: «Пришлось нам с братом Авдюшкой, да с Федором Михеевским, да с Ивашкой Косым, да с другим Ивашкой, что с Карасных Холмов, да ещё с Ивашкой Сухоруковым,... пришлось нам вроль-не заночевать».
Иван, Ивашка - очень распространенное имя на Руси. Оно устойчиво в течение столетий входило в число самых востребованных. Когда в одном и том же населенном пункте или близко расположенных селениях было несколько лиц с одинаковым именем, то средством разграничения их нередко служил тот или иной моди-фикат имени: Иван, Ваня, Ивашка, Ванятка, Ванятка, Ванюшка и др. Способом идентификации мог служить и второй, добавочный, компонент в структуре именования человека, что мы и наблюдаем в приведенном отрывке. Вторым компонентом издавна на Руси было указание на какую-либо примечательную особенность внешности именуемого (Ивашка Косой), указание на место жительства именуемого (Ивашка, что с Красных Холмов). Важно заметить, что модификаты личных имен, оканчивающиеся на -ка, чаще всего не передавали отношение говорящего к именуемому, а были лишь традиционным средством «показа» социального положения человека: принадлежность к лицам, занимавшим низшие ступени в сословно-иерархическом делении общества. Нередко определенный модификат личного имени закреплялся за человеком на всю жизнь. Так, в рассказе «Два помещика» Мардарию Апполонычу прислуживают Мишка и Юшка «высокий худощавый старик лет восьмидесяти».
Иное назначение имели личные имена с суффиксом -ушк-. На Руси издавна среди простого народа так называли людей, вызывающих симпатию, жалость, сострадание. В рассказе «Малиновая вода» встречаем Степушку, который «...не получая решительно никаких пособий, не состоял в родстве ни с кем, никто не знал о его существовании. У этого человека даже прошедшего не было; о нем не говорили; он и по ревизии едва
ли числился. ...кто он, откуда он, чей сын, как попал в число шумихинских подданных...где живет, чем живет - об этом решительно никто не имел ни малейшего понятия». Доброжелательное отношение к именуемому чувствуется и в обращении - А, Касьянушка! здорово, употребленного по отношению к человеку, о котором сказано «Чудной человек: как есть юродивец, такого чудного человека и нескоро найдешь другого» («Касьян с Красивой Мечи»).
Известно, что в течение многих столетий наряду с канонизированными государством и церковью календарными именами употреблялись исконно русские некалендарные. Приняв на себя всю тяжесть социально-различительной функции, календарное имя не могло дать образную меткую характеристику именуемому. Сохранение психологической потребности в характеристике человека посредством личного имени привело к появлению в составе именования вторых имен-характеристик, трансформировавшихся затем в прозвища, сохранивших богатство лексического состава и выразительность некалендарных имен. И.С. Тургенев в рассказе «Певцы» замечает: «Русский народ на прозвища мастер». Многочисленность прозвищных именований в рассказах И. С. Тургенева свидетельствует об употребительности их в середине Х1Х века.
Степень «спаянности» дополнительного прозвищ-ного онима с личным именем различна. Так, в рассказе, озаглавленном прозвищем главного героя, встречаем «Меня зовут Фомой, а по прозвищу Бирюк» («Бирюк»). Во всех окрестных селениях знали Бирюка, именно так, по прозвищу, именовали лесника. Даже сам автор, всегда очень уважительный, интеллигентный к своим героям-собеседникам не смущается в обращении к именуемому употреблять прозвище: А, ты Бирюк. ... Так ты Бирюк, ... я, брат, слыхал про тебя.
Иногда прозвище на Руси заменяло личное имя и было единственным именем человека независимо от возраста, как, например, в рассказе «Льгов» один из героев именуется только по прозвищу Сучок - «А здесь живет человек, прозвище ему Сучок». «Босоногий, оборванный и взъерошенный Сучок казался с виду отставным дворовым лет шестидесяти» («Льгов»).
Показательны в этом отношении прозвища в рассказе «Певцы»:
Обалдуй - «Настоящее имя этого человека Евграф Иванов; но никто во всём околотке не звал его иначе как Обалдуем: так хорошо оно к нему пристало»;
Моргач - «...к нему тоже шло названье Моргача, хотя он глазами не моргал более других людей...»;
Яков Турок - «Яков, прозванный Турком, потому что действительно происходил от пленной турчанки».
Прозвища на Руси нередко передавались по наследству. Детей именовали по прозвищу отца. Отражение этого явления находим в рассказах И. С. Тургенева:
- Все дети Хоря! - заметил Полутыкин. Все Хорьки («Хорь и Калиныч»);
- Моргач, бывший кучер старой барыни, сын у него Моргачонок («Певцы»).
Прозвище рядом с личным именем - очень распространенный способ именования человека, когда говорят о нём как о третьем лице;
- Матрёна? какая Матрёна?
- Матрёна Фёдорова Куликова дочь.
- Фёдора Кулика дочь... («Пётр Петрович Каратаев»)
Эта особенность функционирования прозвищ, сохранившаяся и в живых говорах Орловщины, объясняется особенностью данного вида антропонимов: прозвище - неофициальное имя, его употребляют в отсутствие именуемого, чаще всего оно содержит отрицательную характеристику.
Формула именования при обращении к именуемому зависит от многих факторов. Так, в рассказе «Бурмистр» помещик обращается к своему подчиненному по имени:
- Ну что, брат Софрон, каково у тебя дела идут?... - Ну, хорошо, хорошо, Софрон, знаю, ты мне усердный слуга...
Крестьяне же называют своего закабалителя только по имени-отчеству:
- Софрон Яковлич за меня недоимку взнёс, батюшка... вот пятый годочек пошел, как взнёс, а как взнёс - в кабалу меня и забрал...
У крестьян в середине Х1Х века отчество еще не сформировалось в том виде, каким оно является сейчас, что нашло отражение в рассказах И.С. Тургенева. Не случайно главного конторщика в рассказе «Контора» именуют то Николай Еремеич, передавая тем самым подобострастие, угодливость или просто вежливость при обращении к должностному лицу, то Николай Еремеев. Причем последнее именование, по всей видимости, было наиболее привычным: именно оно встречается в речи автора и употребляется при обращении, если подчеркивается невысокий уровень его социального положения, ср.:
- Да что, Николай Еремеич,... вы теперь у нас главным конторщиком...
- Слушай, Николай Еремеев, ...последний раз тебя прошу...
Формой на -ич, употребленной вместе с личным именем, передавали почтение к должностному лицу или лицу, стоящему на более высокой ступени социально-иерархической лестницы. Известно, что отчества на -ович, -евич сохраняли высокий социальный статус вплоть до ХХ века.
Самостоятельно употребленная форма на -ич заменяла личное имя и обычно свидетельствовала о почтительном, уважительном отношении к человеку, о почтенном возрасте именуемого: «Дедушка Трофимыч... знал родословную всех дворовых в восходящей линии до четвертого колена...» («Малиновая вода»).
Глубокое знание жизни разных слоев общества, знакомство с детства с обычаями, бытом местных крестьян позволило И.С. Тургеневу создать до мелочей правдивые рассказы о жизни орловской деревни середины Х1Х века. Антропонимия рассказов отражает то состояние, которое было свойственно не только региональной, но и всей общерусской системе антропонимов того времени.
Определяющим фактором в характере именования был социальный статус именуемого. Социальное положение человека оказывало влияние на выбор личного имени, наличие и форму отчества, наличие фамилии.
Трехкомпонентные именования (имя, отчество, фамилия), как свидетельствует текст «Записок охотника», были типичны среди помещиков и однодворцев - потомков служилых людей, владевших небольшим земельным участком: Вячеслав Илларионович Хвалынский, Петр Петрович Каратаев, Елена Николаевна Лоснякова, Лука Петрович Овсянников, Татьяна Ильинична Овсянникова, и др.
Сформировавшаяся ещё в конце XYI-XYП вв. у представителей крупной знати, дворянства, помещиков такая форма именования удачно совместила в себе ряд функций: не только выделяла человека среди членов любого по численности коллектива, указывала на родственные отношения, но и обозначала социальный статус именуемого. Это придавало устойчивость данной формуле именования, делало её неким образцом. «Обозначая себя русским именем, человек стремится выразить пределы своего существования, дать свой идеальный, всесторонний образ, в котором общее органично связано личным: И - индивид, О - семья, Ф - род» [4, с. 215].
Среди крестьян оптимальный тип именования был достигнут гораздо позже. Даже в XIX веке не было ещё единообразия в оформлении патронимического компонента именования (использовались суффиксы -ович, -евич и -ов, -ев), далеко не всегда имелось фамильное прозвание. Активно употреблялись прозвища - отголоски некогда распространенных и дольше всего сохранившихся в крестьянской среде некалендарных имен. И в конце XIX века в орловской деревне можно ещё было встретить сохранившиеся некалендарные имена Нероба, Озяба, о чем свидетельствуют тексты произведений И. Вольнова - писателя, выросшего на орловской земле и документально точно описавшего жизнь своих земляков [3].
Как среди ушедших в прошлое некалендарных имен среди сменивших их имен календарных выделялись антропонимы очень употребительные и редкие, единичной фиксации. Традиция называть новорожденных активно употребляющимися, «модными» именами, берущая начало в Древне Руси и сохранившаяся до настоящего времени, обнаруживается на разных этапах развития антропонимической системы. Показателен в этом отношении состав личных имен конца XIX века. В 1894 году именник новорожденных города Орла включал в себя 44 мужских имени и 44 женских имени. Самыми популярными мужскими именами являлись Николай, Иван, Александр, Петр, Михаил, Василий, Алексей, редкими -Валерий, Викторий, Всеволод, Вячеслав, Герасим, Гурий, Евстафий, Косма, Леонтий, Макарий, Никита, Роман, Спиридон, Яков. К числу распространенных женских имен относились Мария, Анна, Александра, Наталия, Евдокия, Екатерина, Елизавета (Елисавета), Татьяна, по одному разу были употреблены имена Агапия, Васса,
Зоя, Инна, Минора, Милица, Олимпиада, Улита, Ульяна, Фаина, Хиония Наличие пятерки самых употребительных личных имен, на долю которых приходится около 50 % имен, данных всем родившимся, - общая особенность антропонимиконов разных городов конца XIX века. Об этом говорит выполненное нами сравнение личных имен г. Орла с именниками г. Череповца и г. Пензы [1]. Состав самых востребованных имен в разных городах в большей своей части один и тот же (прежде всего это касается первых трёх мест), различие проявляется в ранге популярности отдельных антропонимов: ср. Александр, Иван, Николай, Василий, Павел; Анна, Мария, Александра, Евдокия, Екатерина в Череповце; Александр, Иван, Николай, Василий, Петр; Мария Александра, Анна, Елизавета, Екатерина в г. Пензе.
Традиции, восходящие ко времени бытования некалендарных имен, имеют место и в современной ан-тропонимической системе. Об этом свидетельствуют фамилии, образованные на базе древних антропонимов и многочисленные неофициальные именования, выполняющие не только идентифицирующую, но и характеризующую функцию. Лично-индивидуальные прозвища
- неотъемлемая часть системы именований сельских жителей в наше время. Прозвище, дополнительное имя, данное человеку окружающими людьми в соответствии с его характерной особенность, - очень удобное средство выделения человека в коллективе, члены которого хорошо знают друг друга. Многочислен состав современных прозвищ, разнообразна их семантика. Свыше 2000 неофициальных антропонимов представлено в «Региональном словаре лично-индивидуальных прозвищ Верховского района Орловской области» Т.И. Невровой [6].
Богатство прозвищ создается не только за счет использования многочисленных и разнообразных в семантическом отношении лексических единиц, но и в результате актуализации разных сем, эксплицитно или имплицитно представленных в значении слова. Нередко один и тот же апеллятив выступает в качестве производящего для прозвищ с разными мотивационными основами, например: ср. Колобок - прозвище женщины маленького роста, очень полной, Колобок - прозвище мужчины с лысой головой круглой формы, Сорока -прозвище женщины, которая очень много говорит правду и неправду, Сорока - прозвище мужчины, который тащит всё, что блестит и плохо лежит.
Региональные особенности прозвищных именований наиболее ярко проявляются в наличии среди них единиц, образованных на базе диалектных апеллятивов: Будан - прозвище ленивого человека (в орловских говорах будан «ленивый парень, лентяй»), Бутрошка - про-звише полной женщины (ср. в казанских говорах бутря «толстый, с большим животом человек»), Гузыня - прозвище женщины, которая часто плачет как от обиды, так и от радости (в орловских говорах гузынить «плакать», гузыня «плакса»), Тулуй - прозвище скрытного человека (в южных говорах тулить «скрывать, прятать»), Чуня
- прозвище некрасивого человека (слово чуня известно
в орловских говорах в значениях «верёвочный лапоть», «поросёнок»).
Изучением специфики орловских фамилий занимался известный исследователь русской антропонимии и топонимии В. А. Никонов. Он отметил разнообразие моделей фамилий на Орловщине. Распространенными здесь являются фамилии на -ов/-ев, -ин, -ский, -их/-ых, -енков, -ичев, -ичкин, -очкин (Кузнецов, Селютин, Ливенский, Глушенков, Афоничев, Лисичкин, Анисочкин). В каждом районе свои частые фамилии, например в Кромском - Лежепеков, Тупиков, Пискунов, Кузнецов, Толпекин, Усов, Цуканов, Орлов, Щекин, Мартынов, в Покровском - Селютин, Мальцев, Новиков, Сопелкин, Внуков, Мишин, Кустов, Теряев, Шателев, Данилов. «Частые в отдельных местностях, они статистически невесомы по области в целом» [7]. В основе фамилий как календарные, так и некалендарные имена. Своеобразие состава фамилий проявляется в наличии среди них образованных на базе диалектных основ: Курохтин (в орловских говорах курохтаться «излишне медленно делать что-либо, возиться»), Пехтерев (пехтерь «большая сетка для сена, соломы, сплетенная из веревок», «мешок для переноски сена, соломы»), Тапешкин (топешка «кусок теста, который опускают в воду для определения степени готовности хлеба при выпекании»), Торкунов (торкун «хищная птица коршун, ястреб»).
Как видим, антопонимическое пространство ре-
гиона прошло много этапов в своем развитии. Каждая из его составляющих (личное имя, отчество, фамилия, прозвище) в том виде, как они представлены в современной системе именований, претерпела ряд изменений на пути выбора оптимального и единого варианта. Личные имена пережили процесс адаптации календарных и некалендарных имен и вытеснение последних. Отчества прошли стадию унификации формы и закрепления наиболее информативной и оптимальной в структурном оформлении: «победила» форма на -ович в силу моносемантичности данного суффикса и своего «высокого ранга» (на -ович именовались прежде всего представители высших слоев общества). Фамилии сохранили связь с личным именем, календарным или некалендарным, тем самым «демонстрируя» семейные, родовые истоки. Прозвища, сохранившись в позиции неофициальных именований, продолжили традицию, свойственную древнерусским именам, характеризовать, оценивать именуемого.
Всестороннее изучение всех составляющих оними-ческого пространства отдельного региона с обязательным сравнением полученных данных с результатами исследования онимов других территорий позволяет выявить общие и специфические черты в системе про-приальных имен конкретных территорий, способствует познанию общерусской системы имен собственных.
Библиографический список
1. Бахвалова Т.В. К изучению истории личных имен в конце XIX века // Русская ономастика: Республиканский сборник. Рязань, 1977. С. 61-65.
2. Бахвалова Т.В. Особенности именований лиц в памятниках письменности XYII века (на материале Орловских отказных книг) // Актуальные проблемы исторической лексикологии и лексикографии восточнославянских языков: Тезисы докладов. Ч.1. Днепропетровск, 1983. С. 32-34.
3. Бахвалова Т.В., Попова А.Р. Мир орловского крестьянина в лексикографическом представлении (на материале произведений И. Вольнова). Орел, 2010. 224 с.
4. Лисицына Т.А. Происхождение русского имени // Сельская Россия: прошлое и настоящее: Доклады и сообщения 8-ой Российской научно-практической конференции (Орел, ноябрь 2001). Вып. 2. М., 2001. С. 213-215.
5. МорошкинМ.Я. Славянский именослов, или Собрание славянских личных имен в алфавитном порядке. СПб., 1867.
6. Неврова Т.И. Региональный словарь лично-индивидуальных прозвищ Верховского района Орловской области. Орел, 2007. 96 с.
7. НиконовВ.А. Орловские фамилии // География фамилий. М., 2005. С. 92-97.
8. Котков С.И. Очерки по лексике южновеликорусской письменности XVI -XVIII веков. М., 1970.
9. Котков С.И. Лингвистическое источниковедение и история русского языка. М., 1980. 293 с.
10. Памятники южновеликорусского наречия. Отказные книги / Издание подготовили С.И. Котков, Н.С. Коткова. М., 1977. 431 с.
11. Татаркин В.Е. Антропонимия Орловского края XVI-XVII вв. (на материале памятников официально-деловой письменности): автореф. дис. ... канд. филол. наук. Орел, 2005.
12. Татаркин В.Е. Антропонимы Орловского края XVI-XVII вв. Орел, 2005. 122 с.
13. Трубачев О.Н. В поисках единства. Взгляд филолога на проблему истоков Руси. М., 2005. 286 с.
References
1. Bachvalova T.V. To the study of the personal names at the end of XIX century // Russian onomastics. The republican collection. Ryazan, 1977. Pp. 61-65.
2. Bachvalova T.V. The specificity of the persons naming in the ancient manuscripts oft he XVII century (on the base of Orel exemption books) // The current problems of the historical lexicology and lexicography of the East Slavonic language. Abstracts of reports. Part 1. Dnepropetrovsk, 1983. Pp. 32-34.
3. Bachvalova T. V, Popova A.R. The world of the Orel's farmworker in the lexicographical idea (on the base of I. Volnov's works). Orel, 2010. 224 p.
4. Lisitsyna T.A. The origin of the Russian name // County Russia: past and present. The reports and the messages of the 8th scientific Russian conference (Orel, November 2001). Edition 2. Moscow, 2001. Pp. 213-215.
5. Moroshkin M.I. The Slavonic nomenclature, or the collection of the Slavonic personal name in the alphabetic order. St. Petersburg,1867.
6. Nevrova T.I. The regional dictionary of the personal individual nicknames of Verchovsky district of Orel region. Orel, 2007. 96 p.
7. Nikonov V.A. Orel second names // The second name geography. Moscow, 2005. Pp. 92-97.
8. Kotkov S.I. Essays on vocabulary of the South great Russian writing XVI -XVIII centuries. Moscow, 1970.
9. Kotkov S.I. The linguistic source studies and the history of the Russian language. Moscow, 1980. 293 p.
10. The monuments of the South great Russian dialect. Exemption books / The edition is prepared by S.I. Kotkov, N. S. Kotkova. Moscow, 1977. 431 p.
11. Tatarkin V.E. Anthroponymy of the Orel corner of XVI-XVII centuries (on the base of the monuments of official manuscripts): autoabstract of Candidate thesis in Philology. Orel, 2005.
12. Tatarkin V.E. Anthroponyms of the Orel corner XVI-XVII centuries. Orel, 2005. 122 p.
13. Trubachev O.N. In the search of unity. Philological approach to the problem of the origins of Rus. Moscow, 2005. 286 p.
