CC BY
48
представил краткое обобщение изложенного в книге материала, особо отметив, что реформационное движение XVI столетия возродило авторитет (restored the credibility) Римо-Католической Церкви и придало ей необходимую устойчивость (enabled to live in a kind of equilibrium), по крайней мере, в течение нескольких первых десятилетий в XVII в. (с. 136).
Книга Бедуелла представляет несомненный интерес не только для изучения истории Католичества в переломном XVI веке, но и для ознакомления с достижениями католической историографии за последние полвека — с 1946 г., публикации очерка Йедина, до выхода первого издания книги в 2002 г. Среди нашедших в ней отражение достижений католической историографии одно представляется наиболее важным. В книге автор выходит за рамки предложенной Йедином и оказавшей значительное влияние на последующую католическую историографию концепции трех действующих сил «католической реформации и контр-реформации», а именно, папства, ордена иезуитов и Тридентского Собора. Йедин практически ничего не говорил о роли мирян в реформе Католической Церкви. Бедуелл же, отмечая роль церковной иерархии, в то же время призывает не игнорировать значения «преданных мирян» (с. 110), которым «реформа Католичества многим обязана» (с. 124) и даже говорит о «новой эпохе “благочестивого мирянина”» (с. 122). Именно поэтому автор выражает свои идеи словами «реформа Католичества», позволяющими выйти за рамки только иерархического аспекта Церкви и рассмотреть Церковь в контексте «всех уровней общества» (at all levels of society) (с. XII). Автору удалось органично совместить институциональный подход к изучению Католичества с неинстуциональным, и в этом видится главное достоинство рассматриваемой книги.
Безусловно, книга объемом менее 200 страниц не в состоянии представить исчерпывающего описания реформы Католичества XVI в., тем не менее, она является великолепным введением в историю Католичества раннего Нового времени. Остается надеяться, что впоследствии книга Бедуелла станет доступна и русскоязычному читателю.
В. А. Мякшин (ПСТГУ)
Арсений Гулыга: Памяти философа: Сборник научных трудов / И. С. Андреева, отв. ред. М.: ИНИОН РАН, 2007. 224 с. (Проблемы философии).
К выдающимся советским ученым, без сомнения, можно отнести Арсения Владимировича Гулыгу — германиста, историка философии, писателя и публициста, памяти которого посвящен настоящий сборник, выпущенный ИНИОН РАН в серии «Проблемы философии».
Как всякий сборник, он неоднороден. Начинается достаточно обширной (с. 5—64) биографией А. В. Гулыга, написанной проф. И. С. Андреевой. К сожалению, биография меньше говорит о самом философе и больше об эпохе, в которой он жил. Здесь читатель найдет много сведений о судьбах советской фило-
софии и о влиянии на нее политической конъюнктуры и идеологии в СССР. На этом историческом фоне и выступает яркая фигура А. В. Гулыги. Философ родился в селе Хорошеве (теперь — район Москвы Хорошево-Мневники) в 1921 г. Его дед, отец и дядья сражались в русско-японской и Первой мировой войнах. Впоследствии все мужчины семьи участвовали в Белом движении, многие эмигрировали в страны Европы и Китай. В 1938 г., после смерти Орджоникидзе, отец был расстрелян в Москве, и отягчающие анкетные данные не могли не сказаться на житейских обстоятельствах семьи. В 1937 г. отличник Гулыга, не принятый в Московский институт философии, литературы и истории им. Н. Г. Чернышевского (МИФЛИ), устраивается техническим секретарем в издательство «Искусство» и в то же время нелегально посещает занятия и сдает экзамены на искусствоведческом отделении Филологического факультета. В 1939 г. он поступает на Философский факультет МИФЛИ, где среди его учителей были такие ученые как М. А. Лифшиц, В. Ф. Асмус, М. А. Дынник, А. Ф. Александров, С. Данелия. Нельзя не отметить, что философская наука в СССР в то время только начинала восстанавливаться после разгрома дореволюционной философской культуры, большая часть представителей которой были либо высланы за рубеж, либо подвергнуты репрессиям, а также после неизменно сопровождавшихся оргвыводами и новыми репрессиями внутримарксистских полемик.
В 1941 г. А. В. Гулыга после третьего курса МИФЛИ отправляется на фронт. Во время войны он — командир взвода и переводчик полка. В 1945 г. он заканчивает уже Философский факультет МГУ. С 1945 по 1948 гг. Гулыга служил в Отделе культуры военной администрации Берлина референтом (Kulturoffizier) по театрам. Вернувшись на родину, трудится в военной газете ПВО «Тревога» и в Музее Советской армии (был демобилизован в 1955 г. в должности майора). Параллельно учится в аспирантуре Института истории АН СССР. В 1952 г. получает степень кандидата исторических наук, в 1963 г. — доктора философских наук, с 1965 г. — профессор. Член Союза писателей. Около полувека работает в Институте философии АН СССР (с 1992 г. — РАН).
Свою научную деятельность Гулыга начал как историк. Будучи аспирантом (с 1950 г.) Института истории АН СССР, он опубликовал ряд статей, а затем и монографию (в соавторстве с А. Геронимус) «Крах антисоветской оккупации США. 1918—1920 гг.». Вернувшись к философии, он избирает историю немецкой классики. Пишет несколько рецензий и статей, посвященных позднему немецкому Просвещению, учениям Канта, Шеллинга и Гегеля; ряд статей и книгу (1963 г.) посвящает одному из первых культурологов и историков культуры Нового времени И. Г. Гердеру (1744—1803). Пишет работы по этике, аксиологии и эстетике. Именно он является инициатором известной серии «Философское наследие» (издается с 1963 г.). Наиболее известны написанные Гулыгой философские биографии Гегеля (1970 г.), Канта (1977 г.), Шеллинга (1982 г.) и Шопенгауэра (2003 г.). Некий итог философским исследованиям подводится в книге «Немецкая классическая философия» (1987 г.). Сам философ не был по достоинству оценен своими современниками (в Институте философии РАН его считали лентяем; его имя «по недосмотру» отсутствует в новой «Философской энциклопедии»), и данный сборник стремится запол-
нить эту лакуну, ощущаемую до сих пор, несмотря на современные переиздания работ ученого.
Умер Арсений Владимирович 10 июля 1996 г. в больнице «Узкое». О последних часах его жизни повествует молодой священник, врач по профессии, дежуривший в те дни в больнице, — иерей Алексий Тимаков. Он пишет: «По сути, лечить там было уже нечего; мне и передавали по дежурству данного больного как абсолютно безнадежного. Диагноз впечатлял: пятый инфаркт миокарда при трех нарушениях мозгового кровообращения, на фоне тяжелейшего сахарного диабета, осложненного почечной недостаточностью. Показатели сердечной деятельности и данные лабораторного исследования удручали еще больше: давление зашкаливало, показатели шлаков крови заставляли усомниться, взяты ли они у живого человека, цифры сахара крови также были нереальными — и это все на фоне интенсивной терапии» (с. 65). Даже незнакомым с медицинской терминологией становится не по себе от такого диагноза.
Основную часть книги составляют статьи самого А. В. Гулыги, разделенные на три раздела. Первый раздел — «Философия и культура» — включает в себя шесть статей. В статье «Философия в поисках смысла жизни» (с. 68—73) автор соотносит философию-мудрость со смыслом жизни. Именно философия ставит вопрос о смысле жизни и позволяет найти на него ответ. Смысл жизни лежит не в социальной сфере, а в сфере космической; он заключается в преобразовании Вселенной и в преодолении извечного антагониста жизни — смерти. Отсюда очень важно не оторваться от традиции, не порвать нить, связующую нас друг с другом, с прошлым и настоящим. Этому посвящены статьи «Философия сегодня» (с. 73—83), «О постмодернизме» (с. 83—85), «Что такое постсовременность?» (с. 85—92). Следующая статья сборника — «Религия в нашей жизни. Позиция неверующего» (с. 93—96) представляет собой слово, сказанное на Международной научной церковной конференции, посвященной 400-летию установления патриаршества в Русской Православной Церкви (1989 г.). В этом слове автор (неверующий!) говорит о Православии как «духовной скрепе нации» (с. 93). Как пишет сам А. Гулыга, «человек, у которого нет святынь — животное. Так пусть же живет и здравствует та область духовной деятельности, которая включает человека в национальное целое, учит добру, одаряет его очищающей верой в святыни на благо Родине и Человечеству» (с. 96). Наконец, последняя статья данного раздела носит довольно странное название — «О постматернизме, художественной импотенции и прочем» (с. 96—98). Данная статья посвящена сквернословию в литературе: согласно Гулыге, сквернословие есть признак бессилия, как физического, так и художественного. Русская национальная культура не может терпеть сквернословие, и многие современные авторы являются в действительности представителями псевдоинтеллектуальной прозы, «постматерщины» или «постматернизма»: «Тащить нужник в литературу — непростительный грех и надругательство над подлинными защитниками родной культуры. Нас уверяют, что любой текст есть литература. Но среди текстов есть и такой: история болезни. Не нам ставить диагноз, однако отмечу: иные страницы Ерофеева и Сорокина напоминают нечто, описанное еще в книге доктора Карпова «Творчество душевнобольных» (М., 1925)» (с. 98).
Второй раздел — «Судьба России» — включает в себя пять статей, посвященных национальному вопросу и патриотизму («Русский вопрос», с. 99—111), русской идее («Формулы русской идеи», с. 111—128; «Стремление понять себя и других», с. 128—129; «О будущем России», с. 131—134) и русской душе («О русской душе», с. 130-131).
Наконец, третий раздел — «Из архива» — включает в себя не издававшийся ранее проспект книги «Очерки по истории русской культуры» (с. 135-154), тезисы статьи «Проблемы пола и современность» (с. 154-158) и несколько рецензий на книги А. В. Гулыги. Заканчивается книга библиографией трудов А. Гулыги в хронологическом порядке, рецензий и статей на его труды (с. 167-222).
Все статьи Гулыги искренни, и даже когда он говорит о сложных философских вопросах, он никогда не говорит абстрактно. Философия в его подаче как бы оживает, она сама начинает говорить, она становится современной, необходимой, важной для нашего времени и для нас самих. Его слова заставляют задуматься — о судьбе России, о нашем будущем, о культуре и ценностях современной эпохи, о насущных и вечных вопросах, о смысле жизни.
«Задача философии (мудрости) — увидеть истину в религиозном мифе, понять и принять ее, подчинить ей науку и искусство, всю деятельность общества. В лице лучших своих представителей философия прошлого именно так решала свои задачи. Нам остается только освоить традицию, сделать ее всеобщим достоянием. Все уже сказано, и сказано хорошо. Ничего нового здесь не придумаешь. Философия сегодня может существовать только как история философии, во всяком случае та, которая стремится дать ответ на кардинальный вопрос о смысле жизни» (с. 73).
диакон Евгений Шилов (ПСТГУ)
Znamenski А. The beauty of the primitive: Shamanism and western imagination.
N. Y.: Oxford University Press, 2007. 434 p.
Недавно в издательстве Оксфордского университета вышла книга нашего соотечественника Андрея Знаменского «Красота первобытного: шаманизм и западное воображение». Автор поставил перед собой труднодостижимую цель — написать современную обзорную работу, посвященную тому, как шаманизм воспринимался на Западе в течение более чем двухсот лет: с конца XVIII в. и по сей день. Несмотря на столь сложную задачу, можно с уверенностью сказать, что Знаменскому удалось ее выполнить.
В своей работе автор раскрывает историю термина «шаманизм» на Западе в хронологической последовательности. Знаменский отмечает все основные вехи его восприятия и изучения: эпоха Просвещения, посещение Сибири первыми этнографами, появление гипотез, объясняющих феномен шаманизма, увлечение наркотическими растениями, популяризация шаманизма через труды Эли-
