CC BY
32
АРХИВ ЭПОХИ
Т.Г. Щедрина АРХИВ ЭПОХИ: ПРОБЛЕМА И КОНЦЕПТ
Архивный пласт интеллектуальных и экзистенциальных традиций русской философии, который я обозначаю как «архив эпохи», не может быть определен, сегодня во всяком случае, с помощью понятия, предполагающего четкое построение замкнутой теоретической системы, но может быть представлен с помощью концепта или, точнее, эпистемологической метафоры, которая позволяет найти методологически эффективные мыслительные ходы, дающие возможность продуктивно работать с архивными материалами.
Когда пытаешься ввести в философскую коммуникацию новый концепт, определить его границы и вписать его в контекст современных проблем, всегда чувствуешь определенные трудности. Ведь в обыденной жизни и даже в некоторых традициях исторической науки словосочетание «архив эпохи» употребляют в тех случаях, когда хотят обозначить конкретные исторические рамки определенного массива документов, оставшихся не от личности, не от отдельного человека, а от определенного исторического времени: эпохи Нового времени, эпохи Средних веков и т.д. Но чем важны эти архивы для нас? В чем их современность? В привычном употреблении словосочетания «архив эпохи» не фиксируется очень важная специфическая характеристика функционирования архива -его современная смысловая глубина. Встав на путь архивных реконструкций, размышляя об их методологической эффективности, я пришла к выводу о том, что необходимо концептуализировать словосочетание «архив эпохи» в этом направлении. С помощью этого концепта я намечаю исследовательскую программу1. В плане же теоретического его обоснования я могу сослаться на достаточно мощную интеллектуальную традицию в гуманитарных науках. 104
Эта традиция сегодня представлена в комплексе идей, связанных с терминами: «хронотоп» (А.А. Ухтомский, М.М. Бахтин), «сфера
разговора»2 и «коллектив типа» (Г.Г. Шпет), «архив» (М. Фуко).
* * *
Одним из первых к идее хронотопа обратился физиолог А.А. Ухтомский. Он попытался актуализировать идеи Г. Минков-ского и А. Эйнштейна и развить их применительно к проблемам физиологии и биологии. Результатом такого подхода стал перенос в биологическую науку идеи пространственно-временных относитель-ностей, которые Ухтомский удачным образом именовал «хронотопом», т.е. «пространство-временем». Его основная идея состояла в том, что, говоря современным нам языком, феномен (в данном случае физиологический) существует только внутри какого-то контекста, внутри сферы, которая придает этому феномену смысловую основу, и только эта связка «явление - сфера его существования» позволяет исследование «бытия в его текучести». «Мы живем в хронотопе. Законы его инвариантны лишь при условии, что существует максимальная скорость распространения влияний = скорости света. Если вообще существует безотносительная, инвариантная величина, то это интервал в хронотопе, интервал между событиями»3.
Идеи Ухтомского развил М.М. Бахтин. Он гуманитаризиро-вал идею «хронотопа» и применил эту эпистемологическую метафору к литературоведению. Поэтому Бахтин делает акцент на следующих признаках хронотопа: «В литературно-художественном хронотопе имеет место слияние пространственных и временных примет в осмысленном и конкретном целом. Время здесь сгущается, уплотняется, становится художественно-зримым; пространство же интенсифицируется, втягивается в движение времени, сюжета, истории. Приметы времени раскрываются в пространстве, и пространство осмысливается и измеряется временем. Этим пересечением рядов и слиянием примет характеризуется художественный хронотоп»4. Бахтин выделяет несколько типов литературно-художественного хронотопа: фольклорный, раблезианский, идиллический, т.е. для него важны не логические уточнения внутренних характеристик хронотопа, но анализ типических хронотопов в истории литературы.
Если для Бахтина характерно большее внимание к конкретным типам хронотопа (т.е. рассмотрение динамического феномена как феномена литературы), чем к выявлению общих структурных признаков этой эпистемологической метафоры, то для Шпета оказывается существенным именно формирование дефиниции. Шпет идет в гуманитарной методологии своим путем. Его больше интересуют различные исторически сложившиеся оттенки понятий коллективности и духа, которые составляют значительный пласт в гуманитарных науках и не потеряли своей актуальности и сегодня. И применительно к нашему исследованию гуманитарных истоков концепта «архив эпохи» рассуждения Шпета играют немаловажную роль. Ведь «архив эпохи», определяемый нами как совокупность множества структурных элементов, как раз и может быть охарактеризован, говоря словами Шпета, как «динамический коллектив, не имеющий своей собственной организации, потому что он не имеет сколько-нибудь устойчивых членов и элементов; они находятся как бы в "текучем" состоянии, непрерывно сменяют друг друга, появляются и исчезают»5. Действительно, архив эпохи не находится в пространственно-временной зависимости и не представляет «склада» документов, которые бы хранились отдельно от архивных фондов личных и государственных. Он «живет "своей" жизнью, но всякая попытка фиксировать хотя бы один момент в нем необходимо требует соотнесения этого момента к вещам и отношениям, находящимся вне этого коллектива. Ни один момент не "действует" здесь в собственном смысле, а только "участвует" в целом, будучи направлен на нечто "вне" себя и целого»6. Шпет назвал такой коллектив «коллективом типа».
Еще один аспект, проецирующий эту традицию на философию языка, представлен в концепции М. Фуко. Он ищет понятие, с помощью которого можно было бы отделить реальность возможностей от реальности данностей, т.е. фактически он выводит термин «архив» из общеупотребительного контекста. Здесь, конечно, как и во всех предыдущих случаях, приобретает важность не то, что архив - это хранилище документов, и не то, что архив - это учреждение, где эти документы хранятся. Фуко делает попытку отнести архив к смысловым, глубинным мыслительным слоям человеческого существования. Именно поэтому он определяет архив как закон и систему, настаивая тем самым на прерогативе функ-
циональных характеристик термина «архив». Для нас термин «архив» Фуко значим именно своей структурно-функциональной интерпретацией. Поэтому, определяя сегодняшнюю сферу применения концепта «архив эпохи», выявляя его актуальные грани для современных гуманитарных исследований, я хочу обратить внимание на трактовку архива как феномена настоящего времени: «Архив - это то, благодаря чему сказанное не отступает в прошлое вместе со временем, напротив, архив позволяет ему ярко сверкать, подобно близким звездам, свет которых на самом деле приходит к нам издалека, тогда как нечто другое, сказанное совсем недавно, уже почти совершенно поблекло. Архив - это не то, что сберегает событие высказывания, несмотря на его немедленное бегство, и сохраняет для будущих времен его положение беглеца; архив уже в самой основе высказывания-события и в его материальном воплощении с самого начала определяет систему его высказываемости. Архив -это также и не то, что копит пыль высказываний, вновь ставших инертными, и не допускает возможного чуда их воскрешения; архив определяет тип актуальности высказывания-вещи; это система его функционирования. Архив - это вовсе не то, что объединяет все, что было сказано в бесконечном сбивчивом бормотании какого-то одного дискурса; архив - это вовсе не то, что убеждает нас в нашем существовании среди данного поддерживаемого дискурса. Архив -это то, что различает все дискурсы в их многообразном существовании и определяет их в их собственной длительности»7. В определении Фуко подчеркиваются важнейшие характеристики архива -его фундаментальность и дискурсивная основательность, дающие возможность для поиска условий единства интеллектуального сообщества8.
Если воспользоваться интеллектуальным приемом Фуко и рассмотреть «архив эпохи» в эпистемологическом контексте, т.е. определить познавательную сущность этого феномена, то это идеальная модель, позволяющая ученому прослеживать определенные цепочки и взаимозависимости текстуальных единиц: идей, слов, выражений. В контексте историко-философском или в контексте истории идей «архив эпохи» - это определенный массив документов, найденных в различных архивах, но составляющий некоторое идейно-духовное образование, целостное. И я думаю, что «архив эпохи», как и «архив» (Фуко) может выступать как коммуника-
тивный контекст, в который необходимо погрузить устоявшийся сегодня комплекс идей и представлений, содержащийся, как правило, в опубликованных текстах.
Погружение опубликованных текстов в «архив эпохи» необходимо не только для выявления актуальных проблем той эпохи, для воссоздания, так сказать, «исторической правды». Такое погружение необходимо сегодня для нас, поскольку многие опубликованные и «отработанные» идеи - идеи, оставленные историей позади, - при погружении в архив эпохи предстают в новом свете и становятся остро современными. И такая ситуация складывается во многом потому, что «архив эпохи» находится с современным проблемным комплексом в несинхронной временной связке, т.е. может существовать как некая совокупность или связка идей, разорванных пространством.
Как Боэций - «последний римлянин» и «отец Средневековья» одновременно, так и мы сегодня - современники начала ХХ века. Чтобы пояснить эту мысль, я бы хотела сослаться на один из эпизодов книги русского философа Н.Н.Трубникова. Размышляя о времени человеческого бытия, он сравнивает 30 лет жизни поэта и 150 лет жизни «пастуха благословенных Кавказских гор»9. Кто будет современником поэта - пастух, существовавший вне социальной жизни, вне общения идей, или мы с вами? И понятое таким образом время -это и есть наша вечность, «вечность, понятая как историческое время»10. Вечность может существовать только здесь, в нашем мире, пока мы живы и помним стихи поэта, помним и спорим с философами, жившими когда-то во времени - они живы и рядом с нами.
Этот феномен одновременности разорванных во времени идей, их общения, описал академик Н.Н. Лузин. «Когда я, сибиряк из города Томска, - пишет он в своем письме-исповеди, - впервые попал в недра большой школы, у меня создалось странное ощущение. О носителях прославленных имен говорили в таком тоне, как будто бы к ним можно было пойти на чашку чая, хотя уже столетие или два столетия, как они умерли. Их идеи, их образы, их манера мыслить буквально висели в воздухе, и для меня само время стало исчезать. Я переставал порою понимать, идет ли речь о лице, которое еще читает лекции, или он, человек блестящих имен, давно отошел. Грань времени стерлась, и я, через посредство живых, вступил в столь же живое общение с отошедшими. Чувство было очень стран-
ное, непривычное и поражающее»11. Вот почему я думаю, что для нас сегодня архив эпохи начала ХХ в. оказывается в определенном отношении современнее, чем многие сегодняшние изыскания.
Войти в «архив эпохи» можно через любой архив того или иного представителя конкретного исторического времени. Но на опыте скажу, что наиболее интересными в качестве «архивов эпохи» становятся архивы тех людей, которые находились на перекрестье путей развития науки и философии, определяли тематику и задавали проблемные поиски своего времени. В качестве «архивов эпохи» может быть, например, исследовано рукописное наследие Эдуарда Клапареда , Шарля Балли , Андре Лаланда и Ксавье Леона , в чьих архивных фондах мне удалось поработать. Каждый из этих «культурных героев», помимо всего прочего, выполнял особую коммуникативную функцию. Они оказывали не только внешнее влияние на развитие культурного пространства Европы, передавая от поколения к поколению ценности познавательного отношения к миру: вырабатывали основные направления образовательных стратегий, вели просветительскую работу (не только с помощью научно-популярных статей, но и выступлений с публичными лекциями в университетах и на радио) и т.д. Фундаментальная роль их научной и философской деятельности заключалась еще и в том, что они в процессе переписки и непосредственного общения с авторами журналов и словарей задавали тональность научным и философским дискуссиям того времени, т.е. фактически участвовали в формировании тематической структуры европейского философского и научно-гуманитарного сообщества. Да и любое архивное исследование приобретает в таком методологическом контексте проблемный характер. Оно перестает быть только «антикварной» или «монументальной» историей (Ницше), но активно включается в современный философский процесс, поскольку обнаруживает актуальность тех идей, которые в свое время не были услышаны и остались не реализованными в полной мере.
Примечания
Работа выполнена при финансовой поддержке гранта РГНФ. Проект № 08-03-00294а
1. В данном случае я опираюсь на интерпретацию термина «научная программа» П.П. Гайденко, которая полагает, что «научная программа должна содержать в себе не только характеристику предмета исследования, но и тесно связанную с этой характеристикой возможность разработки соответствующего метода исследования. Тем самым научная программа как бы задает самые общие предпосылки для построения научной теории, давая средство для перехода от общемировоззренческого принципа, заявленного в философской системе, к раскрытию связи явлений эмпирического мира». См.: Гайденко П.П. Эволюция понятия науки. Становление и развитие первых научных программ. - М., 1980. -С. 8. Примечательно, что термин «научно-исследовательская программа», введенный И. Лакатосом, может, как это ни парадоксально, продлить ряд понятийных образований Ухтомского, Бахтина, Шпета, Фуко, образующих интеллектуальную традицию в гуманитарных науках. Но этот исследовательский сюжет требует отдельной историко-философской реконструкции. См.: Лакатос И. Фальсификация и методология научно-исследовательских программ / Пер. Поруса В.Н. // Кун Т. Структура научных революций. - М., 2001. - С. 273-453.
2. Концепт «сфера разговора» в его шпетовской интерпретации уже рассматривался в другой моей книге: Щедрина Т.Г. «Я пишу как эхо другого». Очерки интеллектуальной биографии Густава Шпета. - М., 2004. Здесь о нем пойдет речь во введении к первому разделу.
3. Ухтомский А.А. О хронотопе // Ухтомский А.А. Доминанта души: (из гуманитарного наследия). - Рыбинск, 2000. - С. 79.
4. Бахтин М.М. Формы времени и хронотопа в романе: Очерки по исторической поэтике // БахтинМ.М. Вопросы литературы и эстетики. - М., 1975. - С. 234-235.
5. Шпет Г.Г. Введение в этническую психологию // Шпет Г.Г. РЫк^орЫа №1аН8. Избр. психол.-пед. труды. - М., 2006. - С. 475.
6. Там же.
7. Фуко М. Археология знания / Пер. с фр. Раковой М.Б., Серебрянниковой А.Ю. -СПб., 2004. - С. 248-249.
8. Однако существует и иная интерпретация «архива», какую, к примеру, вслед за Фуко (а именно за его концептуальной установкой «знание - власть») предлагает В.А. Подорога. Для него важна социальная интерпретация «архива». Поэтому он представляет «архив» как территорию войны: «"Захваченный" архив для многих исследователей-публикаторов - почти единственный шанс обрести признание. Столько отдается сил, знаний, практической сметки, чтобы удержать под контролем тот или иной архивный материал. Архив - уже давно территория "ученой" войны. Историко-филологический и искусствоведческий поиск, окрашиваемый подчас откровенной страстью к наживе, стремлением к
превосходству и снобизмом. Борьба за право на первую публикацию, на "открытие", короче, борьба за власть». См.: ПодорогаВ.А. К философии архива // Индекс. - 2001. - № 1. - Режим доступа: http://index.org.ru/journal/14/podoroga 1401.html.
9. Трубников Н.Н. Смерть и вечность. Метафизика или нравственный смысл смерти в соотношении времени и вечности // Трубников Н.Н. О смысле жизни и смерти. - М., 1996. - С. 88.
10. Там же. - С. 86.
11. Письмо-исповедь академика Николая Николаевича Лузина // Русская наука в биографических очерках. - СПб., 2003. - С. 404.
12. Клапаред Э. (1873-1940) - швейцарский психолог и педагог. Основатель и редактор журнала «Archives de Psychologie» (1901-1940); генеральный секретарь Второго Международного психологического конгресса (1904); генеральный секретарь Шестого Международного психологического конгресса (1909); профессор психологии Женевского университета (1915-1940); постоянный секретарь Международного психологического конгресса; пожизненный президент Комитета международной ассоциации психотехнических конференций.
13. Балли Ш. (1865-1947) - швейцарский лингвист, профессор Женевского университета, специалист в области общего и сравнительно-исторического языкознания, французского и немецкого языков. Работал вместе с Ф. де Соссюром, после смерти которого совместно с А. Сеше на основании материалов лекций 1907-1911 гг. подготовил к печати и издал «Курс общей лингвистики» (1916), введя в научный обиход одну из самых влиятельных теоретических концепций в истории лингвистической науки (сам Соссюр, блестяще дебютировавший как индоевропеист, к моменту своей смерти особой известностью не пользовался). Один из основателей и ведущих представителей Женевской школы. Основатель и почетный председатель Женевского лингвистического общества.
14. Лаланд А. (1867-1963) - французский философ, член Академии моральных и политических наук (1922). Один из инициаторов создания Французского философского общества (1901); на основе обсуждения в этом обществе философских терминов Лаланд создал «Технический и критический философский словарь», принесший ему известность.
15. Ксавье Л. (1868-1935) - французский философ, один из основателей и главный редактор журнала «Revue de métaphysique et de morale» (1893-1935), который был необходим как принципиальный орган университетской философии во Франции. Организатор Первого международного философского конгресса (1900), основатель Французского философского общества (1901).
