CC BY
134
Вестник ПСТГУ
Серия V. Вопросы истории
и теории христианского искусства
Воронова Ариадна Александровна, канд. искусствоведения, зам. декана ФЦХ ПСТГУ по научной работе
2015. Вып. 4 (20). С. 86-112
Архитектурные параллели
В РУССКИХ И СЕРБСКИХ СРЕДНЕВЕКОВЫХ ХРАМАХ
А. А. Воронова
Проблема генезиса средневековой западноевропейской и византийской архитектуры начинает обсуждаться в иностранной и русской науке уже в середине XIX в. Очевидно, что фундаментальную основу обеих архитектур составляет глубокое единство художественных традиций европейского круга, идущее из позднеантичных корней. При этом некоторые группы памятников даже в таких удаленных друг от друга регионах, как Сербия и Россия, демонстрируют типологическую близость и в целом, и в деталях. В параллельном развитии русской и сербской архитектуры происходит постепенная интеграция заимствованных византийских и романских стилистических признаков, приведшая к созданию символа национальной церкви, который был призван стать образцом для дальнейшего строительства. Эти процессы развиваются почти одновременно в середине XII в., в схожих исторических, политических и культурных обстоятельствах формирования молодых славянских государств: в России отмечается усиление власти князя Андрея Бого-любского, в Сербии — великого жупана Стефана Немани. Однако характерные особенности романской и византийской архитектуры достигали Сербии и России в несколько ослабленном виде, что облегчало взаимопроникновение этих свойств, с одной стороны, и, с другой — допускало их сочетание со славянской локальной традицией, формировавшейся в регионах, которые стали своеобразным мостом между Востоком и Западом средневековой Европы.
Начиная с середины XIX в. в зарубежной и отечественной науке обсуждается проблема генезиса средневекового западноевропейского и византийского монументального искусства, включая архитектуру и каменную пластику. Большинство ученых сходятся во мнении о глубоком единстве традиций искусства всего европейского круга, восходящем к позднеантичным корням. В данной статье речь пойдет об обнаруживающих типологическое сходство древнерусских и сербских памятниках средневековой архитектуры в аспекте их сравнения — проблеме, которая до нынешнего времени остается недостаточно изученной1.
1 В сербской науке этот аспект затрагивался в трудах: КораИ В. О архитектури катедралних цркава XI века на византщском културном подругу, Измену Византще и Запада: одабране студще о архитектури. Београд, 1987. С. 57—67; Он же. Поглед на структуру простора и сподне облике старе руске архитектуре, ЕОФЬА // Сб. статей по искусству Византии и Древней Руси в честь А. И. Комеча. М., 2006. С. 243—248; Чанак-МедиИ М. Двоjне куле на прочеду цркава Немааиног доба, Стефан Немааа — Свети Симеон Мироточиви. Ме^ународни научни скуп, септембар 1996. Београд, 2000. С. 181—197; КандиИ О. М. Куле-звоници уз српске цркве XI-XIV века // Зборник за ликовне уметности Матице српске. 14 (1973). С. 3-71; Сыте 8. Мо-
В истории и культуре Сербии и России происходили некоторые параллельные процессы, утвердившие фундамент их будущей государственности. Илли-рик, удаленная византийская провинция, ранее бывшая римской, с VII в. ассимилировала новопришедшие славянские племена, что создало, благодаря взаимной романизации и славянизации, основы нынешних балканских народов. Миграция с юга Восточно-европейской равнины к северо-востоку, начавшаяся еще до крещения Руси, постепенно сформировала общность славян и автохтонных угро-финских племен, что послужило основой русского этноса. Специфика географического положения сербских земель на границе между Востоком и Западом средневекового мира, удаленных от их политических и культурных центров, была отчасти подобна положению Владимиро-Суздальской Руси, удаленной от регионов сферы византийского влияния. Хотя именно благодаря такому положению на перекрестке древних торговых путей сербские и русские земли были с самого начала включены в систему культурного взаимодействия с помощью активных международных контактов. Важную роль в развитии средневековой культуры и, в частности, архитектуры сербского и русского народов играли связи с европейским Западом, которые усиливались в том числе и посредством династических браков.
Очевидно, что династические браки и внешняя политика, как и культурная ориентация, включая художественную стилистику, в молодых славянских державах зависели в большой степени от взаимоотношений с главными центрами влияния той эпохи — Константинополя и Рима. Стремление молодых государств к независимости подводило их к созданию собственной системы управления по имперским образцам и, более того, по идеалам христианской святости, освящающим властительскую династию: об этом, например, говорит название сербской правящей династии Неманичей конца XII — начала XIV в. «святородная лоза»2. Идея самодержавной власти «автократора» выражалась даже в славянских именах первых властителей Сербии и России: известно, что в IX в. сербскими землями владел христианский князь Властимир, опиравшийся на Визан-тию3, а крещение Руси 988 г. состоялось по инициативе святого равноапостольного великого князя Владимира. Это имя позднее получил его внук, Владимир Мономах, перенесший название старого города Владимира Волынского, одного их важнейших городов русского юго-запада, на новый северо-восточный град
nastic Cells in Medieval Serbian Church Towers, 20Ф1А // Сб. статей по искусству Византии и Древней Руси в честь А. И. Комеча. C. 491—514; Stevovic I. Historical and artistic time in the architecture of medieval Serbia: 12th century // Труды Государственного Эрмитажа. LIII: Архитектура Византии и Древней Руси IX—XII веков: Материалы международного семинара 17—21 ноября 2009 г. СПб.: Изд-во ГЭ. 2010. С. 148—163. Ряд статей Вл. В. Седова об этой проблеме приводим в сносках ниже. Некоторые идеи на эту тему высказаны: Мальцева C. В. Балканские влияния или параллели в древнерусской архитектуре? // Актуальные проблемы теории и истории искусства. II: Сб. научных статей. СПб., 2012.
2 См.: ФeрjaнчиН Б. Стефан Немааа у византщс^ политици друге половине 12 вeкa // Стефан Немааа — Свети Симеон Мироточиви. Ме^ународни научни скуп, септембар 1996, Београд, 2000. С. 31—44; МаксимовиН Л. Србиja и мeтoди управам Щрством у 12. вeку // Там же. С. 55-63.
3 ЖивковиН Т. Портрети српских владара (IX-XII век). Београд, 2006. С. 11-20.
Владимир на Клязьме. В дальнейшем уже внук Владимира Мономаха, князь Андрей Боголюбский, продолжил перенос властительских символов и топонимов на новые земли: он расширил и укрепил Владимир на Клязьме в качестве своего стольного города и назвал сооруженные по его повелению каменные монументальные ворота «Золотые», «Серебряные», «Медные». Это, как известно, аналоги названий городских ворот Константинополя, та же древняя традиция эпохи Римской империи проступает в названиях ворот дворца Диоклетиана в Сплите.
Еще важнее для становления самосознания христианских народов был физический перенос святынь, т. н. translatio. Например, в кон. IX в. Византийская империя в своем постоянном соперничестве с Римом стремилась укрепить связи с городами Адриатики, для чего устроила несколько переносов реликвий в Далмацию4. Для русской идеологии серендины XII в. весьма значимым было перемещение во Владимир цареградских святынь. Важнейшим символическим поступком князя Андрея Боголюбского стало перенесение из Вышгорода близ Киева византийской иконы Богородицы, которая вошла в русскую историю под именем чудотворной Владимирской иконы Богоматери5. Кроме того, роль русских и сербских властителей — светских и духовных ктиторов средневековых церквей — была исключительной: в выборе архитектурного решения и мастеров, в определении функции отдельных частей храма, например нартекса. Особая связь композиции западной части церкви с личностью ктитора явилась одним из главных признаков, объединяющих византийские и романские черты в русской и сербской средневековой архитектуре6.
В процессе сложения композиции и конструкции русских и сербских церквей можно проследить некоторые параллельные явления. Как Неманичи, так и русские князья, начиная с Андрея Боголюбского и его наследников, смогли
4 В Задар были перенесены реликвии сирмиумских мучениц Анастасии (св. Стошии) и трех солунских сестер Ирины, Хионии и Агапии, в Котор — св. Трифона, в Ровинь — св. Ев-фимии, в Трогир — св. Лаврентия, и 972 г. в Дубровник — св. Власия и св. Панкратия. Мощи св. Хрисогона (св. Кршевана) и св. Зоила были перенесены в Задар еще в VII в. из византийского г. Градо (см.: Vezic Р., Donat Sv. Rotonda Sv. Trojstva u Zadru. Split, 2002. S. 19; Belan А. Sveti Tripun i niegova katedrala. Kotor, 2002. S. 8; Прерадовип Д. Преноси реликвща из Византще на Jадран у периоду измену VI и XI века // Ниш и Византща. 2013. XI. С. 187—207). В Которе первая церковь была построена в начале IX в., сразу после переноса мощей св. Трифона в Котор в 809 г. (см.: Stevovic I. Byzantium, Byzantine Italy and Cities on the Eastern Coast of the Adriatic: the Case of Kotor and Dubrovnik // Зборник радова Византолошког института XXXIX / 2001/2002. 2002. P. 173-174).
5 Богоматерь Владимирская. К 600-летию Сретения иконы Богоматери Владимирской в Москве 26 августа (8 сентября) 1395 года: Сб. статей. Каталог выставки. М., 1995; Щеннико-ва Л. А. Икона-список «Богоматерь Владимирская» из Успенского собора города Владимира // Искусство христианского мира: Сб. статей. М., 2001. Вып. 5. С. 67-84.
6 КораН В. Свети Сава и програм Рашког храма, Измену Византще и Запада: одабране студще о архитектури. Београд, 1987. С. 152-156; Чанак-МедиН М., КандиН О. Архитектура прве половине XIII века. I. Цркве у Рашиу. Споменици српске архитектуре средаег века. Корпус сакралних гра^евина. Београд, 1995. С. 66-75; Чанак-МедиН М. Двоjне куле на прочему црка-ва Немааиног доба // Стефан Немааа — Свети Симеон Мироточиви. Ме^ународни научни скуп, септембар 1996. Београд, 2000. С. 181-197; КандиН О. Куле-звоници уз српске цркве XI-XIV века // Зборник за ликовне уметности Матице српске. 1973. 14. С. 3-71.
выразить свою идеологическую программу в архитектуре нового качества. Главным ее признаком является принцип соединения византийского плана и романского архитектурного декора, а также сочетание резиденциальной и погребальной функций большинства церквей. В архитектуре домонгольской Руси конца XI — начала XIII в. выделяется группа крестообразных трехпритворных церквей7 (ил. 1), которую можно сопоставить с сербскими церквами эпохи Стефана Немани (церковь Богородицы в Топлице (1158 — 1168), Джурджеви Ступови в Расе (1170—1171), церковь Богородицы Эвергетиды в монастыре Студеница (1183— 1196) (ил. 2), чтобы понять причины появления общих черт. В упомянутую группу русских церквей входят церковь Св. Михаила в Переяславле (1089—1093) и церковь Спаса на Берестове в Киеве (1115—1119), строителем которой, очевидно, был князь Владимир Мономах, так как в XII в. церковь служила родовой усыпальницей Мономаховичей: в ней был похоронен Юрий Владимирович Долгорукий (1158) и другие представители этой династии (аналогичный случай представляет церковь в Студенице).
Фасады Успенского Елецкого монастыря в Чернигове (1115—1119) (ил. 3) расчленены пилястрами с полуколоннами8, но украшены не рядом декоративных ниш (как в других близких по времени русских храмах по византийскому образцу), а только романскими аркатурными поясами. В отличие от других русских храмов с хорами, последние расположены здесь лишь над нартексом, а сам нартекс отделен от центрального внутреннего пространства храма стенками в боковых нефах. В южной части нартекса размещен баптистерий с апсидой, вдающейся внутрь наоса и украшенной очень тонко выполненным карнизом с поребриком. Аналогично выступающую наружу апсиду мы видим в боковых ком-партиментах собора сербского монастыря Жича (1208—1215) (ил. 4)9.
Со временем притворы постепенно превращаются из изолированных частей объема в неотъемлемые части интерьера. Выступы могут плавно варьироваться от полукруглых внутри и снаружи через полукруглые внутри и прямоугольные снаружи до прямоугольных внутри и снаружи. Следует отметить, что боковые апсиды (в церкви Бельчицкого монастыря в Полоцке, 1164—1165) хронологически предшествуют боковым притворам, что напоминает певницы в афонской архитектуре10 (за исключением Успенского собора во Владимире до перестройки, 1158—1160). Это можно наблюдать в композиции церкви в детинце в Полоцке (1168—1172), Георгиевского собора в Юрьеве-Польском (1230—1234) и Успенской церкви в
7 Высоцкий А. М. Об одной группе памятников в архитектуре Руси конца XI — начала XIII в. (еще раз о первой церкви Апостолов в Константинополе и ее наследии в средневековом мире) // Древнерусское искусство. Русь и страны византийского мира. XII век. СПб., 2002. С. 179-205.
8 Лизены с полуколоннами являются также и константинопольской традицией еще со времени церкви Мирелейон, позднее появляются в церкви монастыря Пантократор, в первоначальном варианте северной церкви, и затем в церкви монастыря Хора (см.: КгаМНщтвг Я., Сыгас 5. Ranohriscanska 1 \dzantijska агИйекШга. Веояга^ 2008. 8. 356-358, 367, 443).
9 Чанак-МедиН, КандиН. Архитектура прве половине XIII века. С. 15-116.
10 Седов Вл. В. Афон и русская архитектура начала XIII в. (причины влияния) // Архитектура в истории русской культуры / Под ред. И. А. Бондаренко. М., 1996. С. 39.
Ил. 1. Русские церкви с тремя притворами: 1) церковь Св. Михаила в Переяславле (1089—1093); 2) церковь Спаса на Берестове в Киеве
(1115—1119); 3) Успенский собор Елецкого монастыря в Чернигове (1115—1119); 4) церковь Бельчицкого монастыря в Полоцке (1164—1165); 5) церковь в крепости Полоцка (1168—1172); 6) Успенский собор во Владимире до перестройки (1158—1160); 7) Георгиевский собор в Юрьеве-Польском (1230—1234)
Ил. 2. Сербские церкви эпохи Стефана Немани: 1) церковь Богородицы в Топлице (1158—1168); 2) Джурджеви Ступови в Расе (1170—1171); 3) церковь Богородицы Эвергетиды в монастыре Студеница (1183—1196)
Ил. 4. Кафоликон сербского монастыря Жича (1208—1215), южный фасад
92
Старой Рязани XII в.11, а также в сербской Богородичной церкви в Топлице12. Есть и другие примеры русских крестообразных церквей с тремя притворами: церковь Архангела Михаила в Смоленске (1187—1193), церковь в новом Ольговом городке (1203—1205), церковь Параскевы Пятницы в Новгороде (1204—1207), собор Спасского монастыря в Новгороде-Северском с боковыми апсидами (1229—1233).
В качестве общих для всей группы образцов первыми предшественниками называли на Руси киевские храмы: Св. София (1037—1043) и Десятинная церковь (989—996, перестроена до 1039), историческими предшественниками которых за пределами Руси полагали константинопольские храмы: третья Св. София (532— 537) и церковь Богоматери Фаросской (до 864)13, известная лишь по описаниям14. Поскольку признается тот факт, что подобие образца и копии может быть лишь частичным15, следует признать и то, что сербские и русские церкви той эпохи нередко имеют весьма далекие прототипы, что обусловлено историческими причинами. Однако с точки зрения функции и композиционного замысла образцом для названных русских храмов скорее является вторая церковь Апостолов в Константинополе (536-550) (ил. 5): она восходит к первому храму до 337 г., расширенному до 370 г.16 Роль этого памятника, известного по описаниям хронистов, выявлена исследователями и благодаря многим сохранившимся храмам христианской ойкумены, для которых он был образцом. Общая композиция плана реконструируется достаточно устойчиво, еще более важны здесь назначение храма-мартириума и утверждение политической доктрины ее создателя.
11 См.: Всеобщая история архитектуры: В 12 т. Ленинград; М., 1966. Т. III. С. 576-577. Сохранился лишь южный притвор, однако по проекту реконструкции существовал и симметричный ему северный.
12 Чанак-Медий М., БошковиЙ Ъ. Архитектура Немааиног доба I. Цркве у Топлици и до-линама Ибра и Мораве // Споменици српске архитектуре средаег века. Корпус сакралних гра^евина. Београд, 1986. С. 39-52.
13 Комеч А. И. Древнерусское зодчество конца Х — нач. XII в. М., 1987. С. 175-176.
14 Омилии Патриарха Фотия Константинопольского: см.: Высоцкий. Указ. соч. С. 184. Примеч. 49 и 50.
15 КгаШНщшвг Я., Сыте 5. Ranohriscanska 1 уггаШ^ка аЛИекШга. Веояга^ 2008. С. 73-86.
16 Там же. С. 180-186.
В пространственном отношении идея поперечного развития храма выразилась в соединении стандартного элемента — купольного креста — с трансептом или частью алтарного пространства базиликального плана, что привело к сращиванию центричной и продольной схем. Это явление нашло свое выражение в первую очередь в архитектуре крупных центров послеюстиниановской эпохи — как, например, церковь Св. Иоанна в Эфесе до 565 г. и перестройка константиновой базилики Рождества в Вифлееме 560-604 гг. (ил. 6). Прежний октагон над пещерой Рождества был заменен триконхосным трансептом и алтарной частью, что пространственно представляло собой единый цельный три-конх, соединенный с существующей базиликой17.
Погребальная функция изначально свойственна и особой группе раннехристианских и средневековых триконхов, распространенных на восточном побережье Адриатики, преимущественно в Далмации. Они происходят от античных меморий с пристроенными апсидами различной ориентации, как, например, в некрополе Манастирине близ Салоны IV в.18 В то же время подобные мемории иногда входили в состав античных вилл, что также влияло на процесс постепенного увеличения числа капелл вокруг первоначального погребального сооружения. В качестве примера можно привести меморию IV—V вв. в Мулинах на острове Углян19 (ил. 7).
Помимо погребальной функции, триконхи иногда были связаны с баптистериями (в VI в. к триконхам V в. были пристроены баптистерии в Билицах и Придраге20) (ил. 8), а таинство Крещения, как известно, символически связано с погребением. Кроме того, триконх мог быть и свободно стоящим, и включенным в композицию базилики или целого комплекса церковных зданий (приведенные
17 Krauthajmer, Curcic. Ranohriscanska i vizantijska arhitektura. С. 242, 266.
18 DyggveЕ. Povijest salonitanskog krscanstva. Split, 1996. S. 63-72; Salona Christiana. Arheoloski muzej — Split, izlozba 25.09. — 31.10.1994. Split, 1994. S. 56-58.
19 Vezic P. Dalmatinski trikonhosi, Ars adriatica. Casopis Odjela za povijest umjetnosti Sveucilista u Zadru. 2011. 1. S. 29.
20 Ibid. S. 34-37, 41-42.
Ил. 6. 1) Церковь Св. Иоанна в Эфесе до 565г.; 2) базилика Рождества в Вифлееме, перестройка 560-604 гг.
Ил. 7. 1) Мемориальные капеллы на некрополе Ил. 8. Триконхальные комплексные
Манастирине в Салоне IVв.; 2) мемория в Мулинах базилики в Далмации Vв., достройки на острове Угляне IV—V вв.; 3) триконх в Баре V в. VI в.: 1) Билице и 2) Придрага
примеры в Билицах и Придраге, мемория в комплексе Евфразиевой базилике в Порече и триконх в Баре V в.)21. Хотя в большинстве случаев далматинские триконхи возникали в IV—V вв. как свободно стоящие мемории в составе приватных вилл. Крестообразную композицию плана обычно составляет центральный квадратный травей с примыкающими к нему с трех сторон полукруглыми апсидами и входной частью (иногда выступающей формы) с четвертой стороны. Апсиды триконха в Гатах близ Омиша (V в. с достройками VI в.)22 снаружи имеют прямоугольную форму, что приближает его к памятникам культурного круга Равенны, наряду с мавзолеем Галлы Плацидии и боковыми капеллами базилики Марии Формозы в Пуле (VI в.)23.
В юстиниановский период многие триконхи получили значительное архитектурное развитие путем соединения центральной и продольной схем и были преобразованы в крупные комплексы, иногда с собственными баптистериями. В процессе такого архитектурного развития вокруг триконха формировался частичный или полный круговой обходной неф, своеобразный деамбулаторий, что
21 Curcic S. Architecture in the Balkans from Diocletian to Suleyman the Magnificent. Yale University Press. New Haven; L., 2010. Р. 149.
22 Vezic. Dalmatinski trikonhosi... S. 32—33, 44.
23Krauthajmer, Curcic. Ranohriscanska i vizantijska arhitektura. S. 181—187; UjcicZ. Ranokrscanska Bazilika sv. Marije Formoze u Puli. Pula, 2005. S. 5—42.
свидетельствует о трансформации приватных погребальных капелл в приходские церкви (приведенный пример в Гатах, триконх в Циме близ Мостара (V в. с достройками VI в.)). Тем не менее при этом прежняя мемориальная традиция сооружения могла сохраняться наряду с литургической богослужебной функцией приходской церкви. Вероятно, в это время боковые апсиды под византийским влиянием использовались для антифонного пения, вводимого именно в восточной Церкви в тот период, тогда как на Западе оно возникло позднее24. Следует напомнить, что в романский период в Далмации часто строились небольшие триконхи, вероятно, в функции мемории, например Св. Кршевана на о. Крк и Св. Николая близ Нина XII в. (ил. 9)25
Ил. 9. Триконхи Vв. с достройками VIв.: 1) в Гатах близ Омиша; 2) в Циме близ Мостара.
Триконхи XIIв.: 3) Св. Николая близ Нина; 4) Св. Кршевана на о. Крк
Аналогичные процессы в византийской архитектуре получили дальнейшее развитие, что имело место в композиционной схеме как отдельных константинопольских церквей, так и столичных монастырей. Это ощущение присутствия особо развитых поперечных перспектив становится еще сильнее в кафоликонах афонских монастырей, где боковые апсиды целенаправленно сооружались для антифонного пения: Великой Лавры (963-1006), Ивирона (980-983), Ватопеда (985) (ил. 10)26. Однако эти триконхи являются крестово-купольными построй-
24 Vezic. Dalmatinski trikonhosi... S. 27—44.
25 Ibid. S. 50-56; Curcic. Architecture in the Balkans. S. 154, 467.
26 Казарян А. Ю. Поперечное развитие композиций византийских храмов и монастырских ансамблей: К особенностям столичной школы // Лазаревские чтения. Искусство Византии, Древней Руси, Западной Европы. Материалы научной конференции. М., 2009. С. 20-21, 30.
Ил. 10. Кафоликоны афонских монастырей: 1) Великой Лавры (963—1006); 2) Ивирона (980—983), 3) Ватопеда (985); 4) церковь Богоматери Панагии в Скрипу (874)
ками типа вписанного креста с четырьмя опорами или полубазиликальными (переходного типа) с боковыми прямоугольными выступами, как и более ранняя церковь Богоматери Панагии в Скрипу (874)27.
Идея поперечно продолжающегося в боковых направлениях пространства, в частности в форме боковых апсид, развивалась и в провинциальном строительстве на Балканах, примером чему могут служить триконхи IX—X вв. в Касто-рии и Охриде28, триконхи и тетраконхи XI в.: в Заньеваце и Джунис в Восточной Сербии29, а также церковь Св. Фомы в Прчанье близ Котора (IX в.) (ил. 11)30. Подобные процессы поперечного развития плана средневековых церквей распространялись и в дальнейшем на региональные архитектурные школы, что отразилось в композиции как упомянутых русских храмов кон. XI — нач. XIII в. с боковыми притворами, так и сербских церквей с выступающими боковыми приделами эпохи Стефана Немани. В Сербии это в первую очередь известные Джурджеви Ступови и Студеница, а также церковь Богородицы в Топлице с полукруглыми в плане апсидами-певницами.
Очевидно, что близость византийских и романских форм основана на общности словарного фонда архитектурного декора, восходящего к позднеан-тичной традиции. Молодые славянские государства Россия и Сербия, получив
27 Высоцкий. Указ. соч. С. 194. Церковь Св. Апостолов в Афинах, с боковыми апсидами, ок. 1000 г. Curcic. Architecture in the Balkans... S. 375.
28 Там же, 324.
29 Там же. 404-405.
30 Там же, 326-327, 338, 419-422.
христианство в его восточном православном варианте, восприняли преимущественно и византийские основы формирования архитектурного пространства. Однако активные политические, династические и культурные связи со странами Запада обусловили и многообразные западные влияния, в том числе и в аспекте архитектурной стилистики.
Памятники Сербии и России на самом раннем этапе формирования национальной архитектуры в основном заимствовали отдельные композиционные и художественные принципы византийского и романского зодчества. Первые русские храмы, например церковь Спаса на Берестове в Киеве и церковь Св. Николая в Топлице (1158—1168), апеллируют к византийской стилистике, возможно в качестве своеобразного «подарка» строителей: от Византии молодой христианской державе31. Последняя церковь имеет выраженные признаки поздневизантийской архитектуры: трехчастный проем на восточной стене над апсидой. Вместе с проемами на северной, южной и западной стенах они создают эффект крестообразного освещения. Такие проемы появляются позднее как в константинопольских церквах XI—XII вв. (в монастырях Пантократора32 и Липса33, церкви Свв. Феодоров34, Богородицы Пам-макаристос35), так и в провинциальных византийских памятниках XIII—XIV вв. в Болгарии (церковь Св. Стефана в Несебре (XI в.)36), в Македонии (церковь Св. Георгия в Полошко, 134037), в Крыму (церковь Св. Иоанна Предтечи в Керчи, VIII—IX вв.38) и в Арте (Влахернская церковь, 1224—123039) (ил. 12). Есть такие
31 Седов Вл. В. Византийский храм в Куршунлу // Древнерусское искусство. М., 2009. С. 134-141.
32 Krauthajmer, Curcic. Ranohriscanska i vizantijska arhitektura. S. 220.
33 Ibid. S. 358-361.
34 Ibid. S. 362-363.
35 Ibid. S. 443-446.
36 Рашенов А. Месемврийски църкви. Несебър, 2006. С. 19-22.
37 РистирВ. Моравска архитектура. Крушевац, 1996. С. 144-145.
38 Воронов А. А., Михайлова М. Б. Боспор Киммерийский. М., 1983. С. 71-73.
39 Krauthajmer, Curcic. Ranohriscanska i vizantijska arhitektura. S. 417-419.
Ил. 11. 1) Триконхи IX—Xвв. в Кастории и Охриде; триконхи и тетраконхиXIв.: 2) Заньевац; 3) Джунис; 4) церковь Св. Фомы в Прчанье близ Котора (IXв.)
примеры и в новгородской архитектуре, но здесь нет трехчастных проемов, только простой узкий проем (церкви Св. Николая на Липне, кон. XIII в.; Св. Николая Белого, XIV в.; Рождества Богородицы в Перыни, 1226; Св. Феодора Стра-тилата, XIV в.40
В храмах времени Юрия Долгорукого появляются новые черты, важнейшие для развития русской архитектуры. При обязательном сохранении византийского принципа создания пространства, абсолютном следовании канонам Православной Церкви и применении конструктивной логики крестовокупольной системы эллинистического Востока появляются другие материалы, пропорции,
Ил. 12. Византийские церкви с крестообразным освещением: 1) Св. Николая в Топлице
(1158—1168); 2) Спаса на Берестове в Киеве (1115—1119); 3) Фетие Джами в Константинополе (около 1315 г.); 4) Св. Иоанна Крестителя в Керчи (V.111—1Хвв.)
40 Седов Вл. В. Церковь Николая в Куршумлии и вопрос о центрическом освещении византийских и древнерусских храмов // Лазаревские чтения. Искусство Византии, Древней Руси, Западной Европы. Материалы научной конференции. М., 2009. С. 36—61.
поверхности стен. Вследствие этого некоторые существенные признаки ранних церквей северо-восточной Руси отступают от византийского наследия, во всяком случае от константинопольской кирпичной системы кладки Х-Х! вв.41 Ведущая роль массивного резного камня для создания архитектурного образа здесь, как и в сербской архитектуре, была найдена в европейской романике. Взаимодействие двух огромных архитектурных культур — византийской и романской — в Сербии и Руси привело к появлению новых образов.
В параллельном развитии русской и сербской архитектуры постепенно интегрируются усвоенные художественные приемы и создаются образцы собственного стиля. Это наблюдается почти одновременно, в сер. XII в., в схожих исторических, политических и культурных обстоятельствах формирования молодых славянских государств: в России происходило усиление независимой власти князя Андрея Боголюбского, а в Сербии — великого жупана Стефана Немани. Эти процессы всегда подразумевали необходимость создания собственной национальной архитектуры и символа национальной церкви, которая в дальнейшем была призвана стать образцом для последующего строительства. Такие монументальные памятники возникают в Сербии — монастыри Студеница и Жича, в России — Успенский собор во Владимире, ставший образцом для Успенского собора в Москве и многих других русских церквей. Хотя Успенский собор во Владимире был заложен князем Владимиром Мономахом, основателем города Владимира, но в 1158-1161 гг. князь Андрей Бого-любский его полностью перестроил. Тогда, кроме пространственного увеличения, интерьер собора был столь великолепно украшен, что летописцы сравнивали его с храмом Соломона. Это подтверждает, что люди той эпохи знали о создании во Владимире национальной святыни. О высоте художественной идеологии князя Андрея Боголюбского говорит и выбор сюжетов резного белокаменного декора фасадов, сочетающий события античности, Ветхого и Нового Завета.
Кроме романского характера фасадного декора, Успенский собор во Владимире имеет и купол на тромпах, как во множестве итальянских соборов 1-й пол. XII в., например в церкви Сан Микеле в Павии 1130—1150-х гг.42 Но подобные примеры существуют и в архитектуре средневизантийского периода43. В ранней сербской архитектуре в качестве примера использования тромпов можно привести церковь Св. Петра в Расе (кон. IX — нач. Х в.) (ил. 13). Возможно, и Успенский собор во Владимире первоначально имел и башни на западном фасаде44,
41 Италия — Россия: тысяча лет архитектуры / Сост. Д. О. Швидковский. Издат. дом Ум-берто Аллеманди. Турин; Лондра; Венеция; Нью-Йорк, 2013. С. 30.
42 Иоаннисян О. М. Романские истоки Владимиро-Суздальской Руси времени Андрея Боголюбского (Германия или Италия?) // Византийский мир: искусство Константинополя и национальные традиции. М., 2005. С. 32-34.
43 Щербакова А. В. Пространство кафоликона Осиос Лукас в Фокиде и его возможный прототип — храм свв. Сергия и Вакха в Константинополе // Актуальные проблемы теории и истории искусства. II: Сб. научных статей. СПб., 2012. С. 83-86.
44 Воронин Н. Н. Зодчество Северо-Восточной Руси XII-XV вв.: В 2 т. М., 1961. Т. 1. С. 162-169.
как во многих средневековых западноевропейских и сербских церквах или, например, в церкви Джурджеви Ступови в Расе (ил. 14)45.
Хорошо известна сербская средневековая традиция создания «задужбин» представителями властительской династии, где они зачастую принимали монашеский постриг и впоследствии были погребены. Схожая традиция бытовала и среди русских князей, основавших множество монастырей по всей Руси. Кроме
Ил. 13. Тромпы: церковь Св. Петра в Расе (к. IX — нач. Хв.) и Успенский собор во Владимире, перестройка князя Андрея Боголюбского 1158—1161 гг.
Ил. 14. Джурджеви Ступови в Расе (1170—1171); Успенский собор во Владимире (1158—1161), реконструкции
45 НешковиН I. Ъур^еви Ступови у Старом Расу. Кралево, 1984. С. 92-95.
101
известных обителей открывались и новые. Недавно Вл. В. Седов высказал предположение о функции церкви Рождества Богородицы в Боголюбово (1158—1174) (ил. 15), которая до сих пор считалась резиденцией князя Андрея Боголюбского. Новая гипотеза состоит в том, что князь Андрей построил монастырь, включающий, возможно, и его личную княжескую палату. В течение многолетних раскопок, проводившихся в Боголюбово с XIX в., палата так и не была найдена, как и дворец при церкви Св. Бориса и Глеба в Кидекше (1152), где также, по мнению Вл. В. Седова, находился монастырь на месте пребывания князя Бориса46.
Ил. 15. Церковь Рождества Богородицы в Боголюбове близ Владимира (1158—1174): реконструкция Н. Воронина, трифорий, сравнение декора стены лестничной башни с декором стены церкви Св. Ахиллия в Арилье (ок. 1283)
46 Седов Вл. В. Боголюбовский киворий и его византийские аналоги // Живоносный источник. Вода в иеротопии и иконографии христианского мира: Сб. материалов международного симпозиума / Ред.-сост. А. М. Лидов. М., 2014. С. 110—111.
Церковь Рождества Богородицы соединена с лестничной башней-колокольней переходом верхнего яруса, ведущего на галерею внутри церкви, подобно эк-зонартексу кафоликона сербского монастыря Жича, устроенного по афонским и константинопольским образцам — в церкви Св. Софии в аналогичных помещениях совершался дворцовый и церковный церемониал и происходили заседания Синода. Кроме того, к западу от церкви в сер. XII в. был устроен сосуд для освящения воды с октагональным киворием на восьми колоннах с романскими базами. Сходные элементы в клуатрах западноевропейских аббатств демонстрируют их иное расположение в составе комплекса, а ближайшие византийские примеры из сербской архитектуры — в Студенице XII в. и Хиландаре XIV в.47 — также говорят в пользу гипотезы о монастыре в Боголюбово48 (ил. 16).
Ил. 16. Водосвятная чаша: в Боголюбове; в Студенице
47 ПетковиЙ С. Хиландар. Београд, 2008. С. 9.
48 Воронин. Указ. соч. С. 257—258.
В кон. XII в. в Византии распространилась концепция обширного экзо-нартекса с колокольней на западном фасаде. Хотя на верхнем ярусе вестверка и романских церквей было место локальных властителей, однако конструкция сводов и каменная пластика обоих колоколен (в Жиче и Боголюбово), несомненно, опирается на западную традицию. Выразительный романский декор верхних зон и отдельных деталей церкви в Боголюбово, подобный белокаменному убранству сербской церкви Св. Ахиллия в Арилье (ок. 1283), свидетельствует о происхождении мастеров из западных областей. Исключительной редкостью для древнерусской архитектуры является трифорий верхнего яруса восточного фасада лестничной башни церкви Рождества Богородицы в Боголюбово, что, однако, типично для сербских средневековых церквей49.
В резиденции князя Андрея Боголюбского в Боголюбово Рождественский собор соединялся лестничной башней с колокольней и переходом на хоры церкви подобно экзонартексу Жичи, устроенному по афонским и константинопольским образцам. Известно, что в Софии Константинопольской в подобных помещениях совершался дворцово-церковный церемониал и проходили заседания Синода на галерее. В Византии (вплоть до Сицилии) в кон. XII в. распространилась концепция обширного экзонартекса с колокольней по центру фасада. Однако конструкция сводов и декоративная пластика обеих колоколен, несомненно, опираются на романскую традицию западных земель, как и само расположение на втором ярусе экзонартекса места светских властителей, происходящее от ве-стверков романских храмов. Выраженное романское оформление верхних конструкций и вторичных деталей доказывает происхождение мастеров из западных областей. Уникальная деталь для древнерусской архитектуры: окно-трифорий на втором ярусе восточного фасада лестничной башни Рождественского собора в Боголюбово.
Церковь Покрова на Нерли (ил. 17) 1165 г. также была княжеской церковью с искусственной насыпью и обходной галереей, из которой был устроен выход на верхний ярус над западной травеей. Хотя это нельзя назвать настоящим ярусным нартексом, как в кафоликонах монастырей Жича и Милешево (1220— 1230-е гг.), но само наличие галереи в западной части внутреннего пространства церкви сходно в этих памятниках. В целом церковь Покрова на Нерли представляет новый этап в русской архитектуре времени князя Андрея Боголюбского, наступивший в течение всего нескольких лет после храмов эпохи правления его отца, князя Юрия Долгорукого. Несмотря на сохранение типа церкви и ее отдельных деталей, в корне изменился облик храма: вместо массивного куба теперь мы видим элегантные легкие пропорции, контуры и детали. Главной идеей отныне стало стремление ввысь, подчеркнутое многочисленными вертикалями перспективных арок и длинными тонкими колоннами на всю высоту храма50.
При сравнении архитектурного развития русского и сербского средневекового строительства мы видим хронологически параллельное возникновение тенденции к вертикализму объема и внутреннего пространства храма. Новая архитектурная трактовка композиции при сохранении единого типа в кафоли-
49 Чанак-МедиИ. Двоjне куле на прочеду цркава Немааиног доба. С. 181—195.
50 Италия — Россия: тысяча лет архитектуры. С. 34.
Ил. 17. Церковь Покрова на Нерли (1165 г.), реконструкция искусственной насыпи и обходной галереи, общий вид
коне монастыря Милешево появляется почти одновременно с башнеобразными русскими храмами рубежа XII—XIII вв. (Параскевы Пятницы в Чернигове, Архангела Михаила в Смоленске, Рождества Богородицы в Перыни под Новгородом51) (ил. 18). При этом другая типология русских церквей (четырехстолп-ные «вписанного креста») не мешает одинаковому пониманию столпообразного пространства, когда купол зрительно перекрывает лишь вытянутый барабан над
51 Седов Вл. В. Церковь Рождества Богородицы в Перыни: новгородский вариант башнеобразного храма // Древнерусское искусство. М., 2009. С. 36-38.
105
Ил. 18. Русские столпообразные церкви, рубежХП—ХШвв.: Архангела Михаила в Смоленске; Св. Параскевы Пятницы в Чернигове; Рождества Богородицы в Перыни близ Новгорода
четвериком52. После собора в Милешево53 движение к созданию башнеобразного храма было отчасти поддержано в церкви монастыря Морача (XIII в.)54, где пропорции, впрочем, не столь вертикальны. Но с новой силой пространственные идеи устремленности ввысь были подхвачены в церкви св. Ахиллия в Арилье55, где вертикальность пространства достигает максимума. Несмотря на постепенное приближение композиции этого храма, как и последующих кафоликонов монастырей Сопочани (ок. 1255) и Високи Дечани (1327—1335), к образу базилики, идея вознесенности продолжала господствовать в интерьере этих памятников (ил. 19)56.
При этом роль фасадного архитектурного декора церквей и в Сербии, и в России значительно повышается: аркатурно-колончатые фризы опираются на резные консоли, пяты подпружных арок покоятся на импостах с рельефными изображениями львов, изобилуют аканфовые капители, скульптурные композиции в тимпанах закомар, скульптурные водометы и пояса скульптурных ма-скаронов. Все эти детали, как известно, имеют свои параллели в апулийских и ломбардийских памятниках. Эти явления связаны с идеологической концепцией таких властителей, как Стефан Неманя и Андрей Боголюбский, стремившихся к политической самостоятельности. Для них было естественно заимствование различных художественных образцов, причем прототипы и отдельные стилисти-
52 Седов. Церковь Рождества Богородицы в Перыни... С. 222.
53 Чанак-МедиИ, КандиИ. Архитектура прве половине XIII века. I. С. 119—141.
54 Чанак-МедиИ М. Архитектура цркве манастира Мораче и аена првобитна сподашаост. Манастир Морача. Београд, 2006. С. 117—127; ПетковиИ. Морача. Морача, 2002.
55 Чанак-МедиИ М. Свети Ахилще у Ариду: Исторща, архитектура и просторни склоп манастира. Београд, 2002. С. 156-173.
56 Седов Вл. В. Архитектура Рашки: групповой «портрет» дальних «родственников». К феноменологии пространства византийских храмов // Искусствознание. 2007. № 1-2. С. 224-225.
Ил. 19. Интерьеры кафоликонов монастырей Сопочани (ок. 1255) и Високи Дечани (1327—1335)
ческие элементы объединялись в одну архитектурную программу. В то время в Сербии и России складывались особые условия для развития дворцовой архитектуры с «говорящим языком» и системой символических форм в архитектуре и скульптуре. Набор образов составляет множество реальных животных и птиц, а также фантастических существ в борьбе и переплетении с растительным орнаментом. Наряду с различными толкованиями этих сюжетов большинство ученых говорят об их аллегорическом смысле, понимаемом как борьба добрых и злых сил, а также о защитной функции подобных образов.
Однако расположение скульптуры в пространстве церкви было различным: внешние стены церквей Св. Димитрия во Владимире (1194—1197) и Покрова на Нерли были покрыты каменной резьбой, где центральным образом был царь Давид, избранный Богом властелин и псалмопевец, которому все подчинялось. В сербских храмах (например, в Студенице и Дечанах) скульптура размещена только на порталах, где в тимпанах представлены образы Христа, Богородицы, архангелов, апостолов, а также сюжетные композиции (Крещение Господне в Дечанах); кроме того, рельефами украшены обрамления проемов и карнизы (ил. 20)57. В Георгиевском соборе Юрьева-Польского 1230—1234 гг. внешние стены сплошь покрыты каменной резьбой: образами святых, ангелов, а также сюжетами Преображения, Распятия и Вознесения Христова, Святой Троицы и «Семи спящих отроков Эфесских».
57 ТодиН Б., Чанак-МедиИ М. Манастир Дечани. Београд, 2005. С. 278—323; Studenica monastery / S. Cirkovic, V.Korac, G. Babic, еds. Belgrade, 1986. С. 30-48.
Ил. 20. Тимпаны кафоликонов монастырей Студеница и Високи Дечани
В поисках источников и аналогов подобного декора русские и сербские историки архитектуры обращались к романским примерам из Северной Италии. В качестве образцов для русских и сербских памятников XII в. исследователи называют одни и те же церкви Ломбардии: Сан Феделе и Сан Аббондио в Комо, Сан Микеле и Сан Пьетро в Павии, соборы Модены, Бергамо, Кремоны, Пьяченцы, Вероны. Российские ученые дополняют этот список аналогами из Германии: соборами крупных городов на Рейне — Вормса, Шпайера, Майнца, Трира. Известно предположение об участии в строительстве сербских и русских церквей XII в. мастеров из Ломбардии, а именно из Комо (знаменитые «маэстри комачини»)58. Оно подкрепляется летописным известием о присылке мастеров от германского императора Фридриха Барбароссы Владимирскому князю Андрею Боголюбскому. Однако об этом известно лишь из записок Василия Татищева XVIII в., ссылавшегося на несохранившуюся летопись. В первоначальном источнике говорится лишь о мастерах, которые «прибыли из всех земель». Ве-
58 Комеч А. И. Архитектура Владимира 1150—1180-х гг. Художественная природа и генезис «русской романики» // Древнерусское искусство. Русь и страны византийского мира. XII век. СПб., 2002. С. 231—254; Иоаннисян О. М. Романские истоки Владимиро-Суздальской Руси времени Андрея Боголюбского (Германия или Италия?) // Византийский мир: искусство Константинополя и национальные традиции. М., 2005. С. 31—70; Седов Вл. В. Церковь Николы на Липне и новгородская архитектура XIII в. во взаимосвязи с романо-готической традицией // Древнерусское искусство М., 2009. С. 404.
роятно, группа могла быть разноплеменной: Барбаросса, венчанный королем Италии и Павии, на рубеже 1150-х и 1160-х гг. уделял большое внимание своим имениям в Италии, откуда приглашал мастеров и в Германию59.
Архитектура этого периода в Сербии отличается лишь техническими приемами, например главную часть церкви в Жиче все же строили мастера из греческих земель, что подтверждает кладка из чередования рядов камня и кирпича, часто встречающаяся в византийской архитектуре: более того, здесь даже константинопольский способ кладки. Известно, что св. Савва «привел мастеров из греческих земель»60, но, скорее всего, из тех, которые большей частью были под властью латинян: из Котора, с Приморья, из северной Италии. Это могло бы быть объяснением того, что аркады под куполом и карнизами в Жиче имеют параллели в апулийской и франкской архитектуре романского и протоготиче-ского стиля. Поскольку подобные мотивы есть в Новгороде и Киеве, вероятно, были общие образцы XII в. с подобными деталями: это ломбардская архитектура крестоносцев из Кома, Абруццо, Апулии и Сицилии с протоготическими формами. Переносчиками идей могли быть палестинские монахи на Афоне во время франкской власти, длившейся 17 лет с 1204 г.61 Как бы то ни было, присутствие аналогичного декора на стенах сербских средневековых церквей наводит на мысль об общих для сербских и русских памятников истоках скульптурного белокаменного оформления фасадов.
В целом появление в Сербии и Руси в XII в. столь монументальных памятников с близкими чертами входит в контекст общего культурного и художественного развития как на Востоке, так и на Западе: строительный подъем связан со стабилизацией византийской власти на Балканах и стремительным ростом молодых христианских держав с широкими внешними связями. В процессе постепенного развития с использованием византийских и романских традиций, параллельно с рашской архитектурой эпохи Стефана Немани, формировалась и оригинальная русская архитектура времен правления князей Андрея Боголюбского и Всеволода III. Характерные признаки романской и византийской стилистики достигали и Сербии, и Руси преимущественно в ослабленном виде, что, однако, облегчало взаимное проникновение этих черт и одновременно допускало связь со славянской локальной традицией, которая формировалась в этих регионах, ставших своеобразным мостом между Востоком и Западом средневековой Европы.
Ключевые слова: русская средневековая архитектура, сербская средневековая архитектура, Рашская школа, Андрей Боголюбский, Стефан Неманя, христианство, Византия, романика, Балканы.
59 Италия — Россия: тысяча лет архитектуры. С. 35—37.
60 Теодосще. Жити|а / Прев. Л. МирковиЬ, Д. БогдановиЬ. Београд, 1988. С. 173.
61 Чанак-МедиИ М., КандиИ О. Архитектура прве половине XIII века. I. Цркве у Рашко| // Споменици српске архитектуре средаег века. Корпус сакралних гра^евина. Београд, 1995. С. 66—75; КандиИ О. Куле-звоници уз српске цркве Х^ХНУ века // Зборник за ликовне умет-ности 14. Нови Сад, 1978. С. 35—41; КораИ В. Свети Сава и програм Рашког храма // Измену Византи|е и Запада: одабране студще о архитектури. Београд, 1987. С. 152-156.
Architectural Parallels in Russian and Serbian medieval churches
A. Voronova
The problem ofthe genesis ofmedieval Western European and Byzantine architecture begins to be discussed in the foreign and Russian science in the mid-19th century. It's obvious that the fundamental basis of both architectures is a deep unity of European artistic traditions running from late antique roots. However, some groups of monuments, even in such remote regions as Serbia and Russia demonstrate the typological proximity in the common sense and in lots of details. The Russian and Serbian architecture developing in parallel graduate borrowed Byzantine and Romanesque stylistic traits that led to the creation of the Temples constructions' symbol becoming later the model for similar ones in the future. These processes are developed almost simultaneously in the middle of the 12th century, in historical, political and cultural circumstances uniting young Slavic countries: Russia marked the strengthening of the independence of Prince Andrei Bogolyubsky, in Serbia — the great Zupan Stefan Nemanja. However, the characteristic features of Romanesque and Byzantine architecture reached Serbia and Russia in a rather attenuated form, which facilitated the interpenetration of these properties and their combination with local Slavic tradition. This one was formed in the regions becoming a kind of bridge between East and West medieval Europe.
Keywords: Russian medieval architecture, medieval Serbian architecture, Raska school, Andrei Bogolyubsky, Stefan Nemanja, Christianity, Byzantium, romanik, the Balkans.
Список литературы
1. Богоматерь Владимирская. К 600-летию Сретения иконы Богоматери Владимирской в Москве 26 августа (8 сентября) 1395 года: Сб. статей. Каталог выставки. М., 1995.
2. Воронин Н. Н. Зодчество Северо-Восточной Руси XII-XV веков: В 2 т. Т. 1. М., 1961.
3. Воронов А. А., Михайлова М. Б. Боспор Киммерийский. М., 1983.
4. Всеобщая история архитектуры: В 12 т. Ленинград; М., 1966. Т. III.
5. Высоцкий А. М. Об одной группе памятников в архитектуре Руси конца XI — начала XIII в. (еще раз о первой церкви Апостолов в Константинополе и ее наследии в средневековом мире) // Древнерусское искусство. Русь и страны византийского мира. XII век. СПб., 2002. С. 179-205.
6. ЖивковиН Т. Портрети српских владара (IX-XII век). Београд, 2006.
7. Иоаннисян О. М. Романские истоки Владимиро-Суздальской Руси времени Андрея Боголюбского (Германия или Италия?) // Византийский мир: искусство Константинополя и национальные традиции. М., 2005. С. 31-70.
8. Италия — Россия: тысяча лет архитектуры / Сост. Д. О. Швидковский. Издат. дом Ум-берто Аллеманди. Турин; Лондра; Венеция; Нью-Йорк, 2013.
9. Казарян А. Ю. Поперечное развитие композиций византийских храмов и монастырских ансамблей: К особенностям столичной школы // Лазаревские чтения. Искусство
Византии, Древней Руси, Западной Европы: Материалы научной конференции. М., 2009. С. 15-35.
10. КандиИ О. М. Куле-звоници уз српске цркве XI—XIV века // Зборник за ликовне умет-ности Матице српске. 1973. N. 14. С. 3-71.
11. Комеч А. И. Архитектура Владимира 1150— 1180-х гг. Художественная природа и генезис «русской романики» // Древнерусское искусство. Русь и страны византийского мира. XII век. СПб., 2002. С. 231-254.
12. Комеч А. И. Древнерусское зодчество конца Х — начала XII в. М., 1987.
13. КораИ В. Свети Сава и програм Рашког храма // Измену Византще и Запада: одабране студще о архитектури. Београд, 1987. С. 145-156.
14. КораИ В. О архитектури катедралних цркава XI века на византийском културном подруч]у // Там же. С. 57-67.
15. КораИ В. Поглед на структуру простора и сподне облике старе руске архитектуре, 2ОФ!А // Сб. статей по искусству Византии и Древней Руси в честь А. И. Комеча. М., 2006. С. 43-248.
16. МаксимовиИ Л. Срби|а и методи управдааа Царством у 12 веку // Стефан Немала — Свети Симеон Мироточиви. Ме^ународни научни скуп, септембар 1996. Београд, 2000. С. 55-63.
17. Мальцева С. В. Балканские влияния или параллели в древнерусской архитектуре? // Актуальные проблемы теории и истории искусства. II: Сб. науч. статей. СПб., 2012. С. 137-144.
18. НешковиИ J. Ъур^еви Ступови у Старом Расу. Крадево, 1984.
19. ПетковиИ С. Морача. Морача, 2002.
20. ПетковиИ С. Хиландар. Београд, 2008.
21. ПрерадовиИ Д. Преноси реликви|а из Византще на Jадран у периоду измену VI и XI века // Ниш и Византща. 2013. XI. С. 187-207.
22. Рашенов А. Месемврийски църкви. Несебър, 2006.
23. РистиИ В. Моравска архитектура. Крушевац, 1996.
24. Седов Вл. В. Церковь Николы на Липне и новгородская архитектура XIII в. во взаимосвязи с романо-готической традицией // Древнерусское искусство. М., 2009. С. 393-412.
25. Седов Вл. В. Архитектура Рашки: групповой «портрет» дальних «родственников». К феноменологии пространства византийских храмов // Искусствознание. 2007. 1—2. С. 213-227.
26. Седов Вл. В. Афон и русская архитектура начала XIII в. (причины влияния) // Архитектура в истории русской культуры / Под ред. И. А. Бондаренко. М., 1996. С. 39—45.
27. Седов Вл. В. Боголюбовский киворий и его византийские аналоги // Живоносный источник. Вода в иеротопии и иконографии христианского мира: Сб. материалов международного симпозиума / Ред.-сост. А. М. Лидов. М., 2014. С. 110—111.
28. Седов Вл. В. Византийский храм в Куршунлу // Древнерусское искусство. М., 2009. С. 134-141.
29. Седов Вл. В. Церковь Николая в Куршумлии и вопрос о центрическом освещении византийских и древнерусских храмов // Лазаревские чтения. Искусство Византии, Древней Руси, Западной Европы: Материалы научной конференции. М., 2009. С. 36-61.
30. Седов Вл. В. Церковь Рождества Богородицы в Перыни: новгородский вариант башнеобразного храма // Древнерусское искусство. М., 2009. С. 29-54.
31. Теодоси/е. Житща / прев. Л. Мирковий, Д. Богдановий. Београд, 1988.
32. ТодиИ Б., Чанак-МедиИ М. Манастир Дечани. Београд, 2005.
33. Фер/анчиИ Б. Стефан Немала у византщско] политици друге половине 12 века // Стефан Немала — Свети Симеон Мироточиви. С. 31—44.
34. Чанак-МедиН M. Свети Ахилще у Арилу: Исторща, архитектура и просторни склоп манастира. Београд, 2002.
35. Чанак-МедиН M, БошковиН Ъ. Архитектура Немааиног доба I. Цркве у Топлици и долинама Ибра и Мораве // Споменици српске архитектуре средаег века. Корпус са-кралних гра^евина. Београд, 1986.
36. Чанак-МедиНМ. Архитектура цркве манастира Мораче и аена првобитна сполашаост. Манастир Морача, 2006. С. 117-127.
37. Чанак-МедиН М. Дво]не куле на прочелу цркава Немааиног доба // Стефан Немала — Свети Симеон Мироточиви. С. 181-197.
38. Чанак-МедиН М, КандиН О. Архитектура прве половине XIII века I. Цркве у Рашко] // Споменици српске архитектуре средаег века. Корпус сакралних гра^евина. Београд, 1995.
39. Щенникова Л. А. Икона-список «Богоматерь Владимирская» из Успенского собора города Владимира // Искусство христианского мира: Сб. статей. М., 2001. Вып. 5. С. 67-84.
40. Щербакова А. В. Пространство кафоликона Осиос Лукас в Фокиде и его возможный прототип — храм свв. Сергия и Вакха в Константинополе // Актуальные проблемы теории и истории искусства. II: Сб. науч. статей. СПб., 2012. С. 83-86.
41. Belan A. Sveti Tripun i niegova katedrala. Kotor, 2002.
42. Curcic S. Architecture in the Balkans from Diocletian to Suleyman the Magnificent. Yale University Press. New Haven; L., 2010.
43. Curcic S. Monastic Cells in Medieval Serbian Church Towers, 20Ф1А: Сб. статей по искусству Византии и Древней Руси в честь А. И. Комеча. M., 2006. С. 491-514.
44. Dyggve E. Povijest salonitanskog krsCanstva. Split, 1996.
45. Krauthajmer R., Curcic S. RanohrisCanska i vizantijska arhitektura. Beograd, 2008.
46. Salona Christiana. Arheoloski muzej — Split, izlozba 25.09. — 31.10.1994. Split, 1994.
47. Stevovic I. Byzantium, Byzantine Italy and Cities on the Eastern Coast of the Adriatic: the Case of Kotor and Dubrovnik // Зборник радова Византолошког института XXXIX / 2001/2002. Београд, 2002. С. 165-182.
48. Stevovic I. Historical and artistic time in the architecture of medieval Serbia: 12th century // Труды Государственного Эрмитажа, LIII: Архитектура Византии и Древней Руси IX-XII веков: Материалы международного семинара 17-21 ноября 2009 г. СПб.: Изд-во ГЭ. 2010. С. 148-163.
49. Studenica monastery / S. CirkoviC, V. KoraC, G. BabiC, eds. Belgrade, 1986.
50. Ujcic Z. RanokrsCanska Bazilika sv. Marije Formoze u Puli. Pula, 2005.
51. Vezic P. Dalmatinski trikonhosi // Ars adriatica. Casopis Odjela za povijest umjetnosti Sveucilista u Zadru. 2011. N. 1. Zadar, 2011. S. 27-66.
52. Vezic P. Sv. Donat. Rotonda Sv. Trojstva u Zadru. Split, 2002.
