CC BY
58УДК 71
АРХИТЕКТУРА И ЦЕННОСТИ: ЛАНДШАФТ - КУЛЬТУРНАЯ СРЕДА
Т. Крестев
[email protected] ИКОМОС, г. София, Болгария
Аннотация. В настоящей статье показано, как индивидуальный профессиональный путь специалиста по сохранению культурного наследия переплетается с исторической эволюцией идей в этой области; как профессиональные пути разных специалистов пересекаются и взаимно дополняют друг друга. И как персональный выбор пути, который предстоит осуществить специалисту, может отразиться на будущем самого культурного наследия.
Ключевые слова: помнящая архитектура, наследие, ценности унаследованной среды, исторический ландшафт, культурная среда, интегрированная консервация, территориальный подход, культурная память, культурный контекст.
Для цитирования: Крестев Т. Архитектура и ценности: ландшафт - культурная среда. Наследие и современность = Heritage and Modern Times. 2018;1(4):23-43.
Введение
Я работаю архитектором уже более 55 лет. Мой профессиональный путь начался с архитектурного проектирования, и тогда же возник интерес к следам прошлого в унаследованной среде, и начали формироваться мои исследовательские подходы. С годами я понял, что этот интерес разделяют специалисты в самых разных областях: историки, географы, археологи, искусствоведы, культурологи, этнологи и др. Каждый из них занимает разную исходную позицию, однако все они встречаются на одной общей площадке - нас интересуют ценности1 унаследованной среды. В результате пересечения этих разных профессиональных траекторий представления о ценностях среды в последние десятилетия радикально изменяются и расширяются. Каждая специальность способствует тому, воздействуя на остальные.
В 1999 году я впервые встретился с Юрием Александровичем Ведениным в Варшаве на заседании рабочей группы Совета Европы по теме «Идентичность и разнообразие». Тогда он мне подарил свои «Очерки по географии искусства» (1997)- Для меня было исключительно интересно узнать, как он на основании географических методов и подходов вы-
1 Здесь и далее «ценность» понимается в широком аксиологическом смысле, а не только в узком юридическом её значении в некоторых государствах (например, в болгарском .Законе о культурном наследии, 2009, где «культурная ценность» представляет собой статус юридической защиты объекта культурного наследия).
являет в пейзаже/ландшафте2 территориальные взаимодействия культуры и пространства - эта исследовательская область в то время меня особенно интересовала. Понял, что с ним продвигаемся разными путями, но, полагаю, к одной общей цели. На протяжении многих лет наблюдал, как более поздние исследования Ю.А. Веденина, М.А. Кулешовой, а также их единомышленников успешно развивают ландшафтный подход к наследию, способствуя обновлению доктрин консервации3.
Несколько ранее я познакомился и с другими профессиональными ракурсами, с иными исследовательскими практиками, ведущими к той же цели. Например, в период 1984-1993 гг. была опубликована фундаментальная французская серия «Места памяти» [1] под редакцией Пьера Нора, в которой была предложена другая оптика во взгляде на культурное наследие в связи с коллективной памятью.
Жаль, что не всегда и не каждое из этих направлений имели склонность к взаимодействию с остальными, иногда они зорко охраняют свою профессиональную площадку. В этом смысле нынешний номер издания «Наследие и современность» будет весьма полезным для такого взаимного обогащения и взаимопроникновения разных точек зрения на наследие и его сохранение.
Этапы исследовательского пути
На примере моего собственного профессионального пути архитектора-консерватора, охваченного идеей о сохранении ценностей среды, я подведу некоторые итоги. Начну с самого начала.
Годы 1960-е. После получения высшего архитектурного образования в 1962 году, я поступил на работу в районную проектную организацию в моем родном городе Бургасе. Чем именно я хотел бы заниматься, открылось благодаря случайному событию. Зимой 1963 года мостик на пляже в Бургасе обледенел и обломился, мне поручили разработку проекта нового мостика.
Вначале я не имел представления, на что опереться в своём проекте. Мостик на пляже, который заходил в море, был традиционным местом для Бургаса. Первый, деревянный мостик здесь был построен в 1925 году, а в 1933 году его заменил второй из железобетона. Сейчас Город настаивал на строительстве третьего в том же месте. Я задавал себе вопрос: почему мостик представляет собой ценность для Бургаса? Постепенно понял, что вопрос затрагивает город в целом. Мостик был продолжением извечной городской традиции - «движения» (прогулки)
2 Употребляю оба равнозначных понятия - «пейзаж» и «ландшафт», хотя лично я, как франкофон, предпочитаю скорее понятие «пейзаж». В знак уважения к обозначенной тематике данного номера журнала далее буду использовать понятие ландшафт.
3 Использую понятие консервация в его широком международном смысле как деятельность, направленную на сохранение культурного наследия.
из сердца города к Морскому саду, по направлению к морю и горизонту. Через мостик Город раскрывается к широкому миру. Именно в этом заключается его ценность - в устремлении в бесконечность, в ощущении вольности. Следовательно, ничто не должно мешать такому раскрытию. Мостик должен быть открытым: без архитектурных акцентов, без закрытых пространств, без пергол, козырьков и пр., без других отвлекающих функций (питание, торговля). Там человек должен найти место для своего интимного диалога с природой: морем и небом, восходом и закатом. Вот почему архитектуре здесь не следует вступать в конкуренцию, она должна быть предельно дискретной, лаконичной, нейтральной. Представлял себе ленту, устремленную к горизонту, легкую и скользящую над волнами как лунная дорожка - с невидимой под нею конструкцией и скрытым освещением. Короткая поперечная лента в конце мостика (параллельная горизонту!), в направлении пути перелетных птиц - Виа Понтика, уводит вниз к морской поверхности -на более низкую платформу-пристань с одного конца, а с другого - вверх к небу, на более высокий уровень с широким видом на залив (рис. 1).
Рис. 1- Мостик на пляже в г. Бургас (Т. Крестев). Развитие идеи. 1964 г.
Мостик был построен в 1975 году (рис. 2). В 2008 году жители признали его «Символом Бургаса»- Сегодня я бы определил этот проект как попытку проникнуть в бургасские ценности - в дух места и его контекст, однако в те времена таких понятий в архитектуре не употребляли. Я был тогда в начале Пути, однако понимал, что желаю заниматься именно этим делом: такой диалог с ценностями среды был для меня интереснее любого другого.
Рис. 2. Мостик на пляже в г. Бургас (Т. Крестев). Состояние на 2017 г.
Годы 1970-е. В начале 1970-х я попал в Институт по территориальному устройству, в Софии, где передо мною раскрылось новое, незнакомое архитектурное поле деятельности - высокие уровни архитектуры. Я приобрёл совершенно новую точку зрения на профессию -территориальный подход к среде.
На основании этого подхода в период 1977-1979 гг. нашим коллективом были разработаны два экспериментальных проекта, относящихся к культурному наследию двух богатых и исторически многослойных территорий: одна из них находилась южнее Пловдива, в подножье Родопских гор - «Эксперимент Първенец-Храбрино»4, другая -в юго-западной части Болгарии - «Эксперимент Благоевград»5.
В те времена представление о культурном наследии не выходило за пределы традиционного представления о памятнике. Территориальный подход в этой области был немыслим. Перед нашим не обремененным взором возникла поразительная картина того, сколь скудная часть унаследованного богатства на этих территориях была выявлена и защищена как ценность. Проекты систем расселения, разработанные в те времена, нисколько не отражали этого богатства.
Возьмём, например, место сражения у горы Беласица: в 1014 году здесь состоялась битва между войсками болгарского царя Самуила
4 Эксперимент «Първенец-Храбрино», 1977. Авторы: Т. Крестев - руководитель, Н. Карадимов, М. Марангозова, В. Иванов, Р. Минков, Ив. Колев, Ив. Попов, А. Топалова.
5 Эксперимент «Благоевград», 1979. Авторы: Т. Крестев - руководитель, Р. Минков, А. Александров, Л. Миланов, М. Марангозова.
и византийского императора Василия Второго, исход которой был для болгар драматичным - они были разбиты, а пленных воинов ослепили - на 100 слепых оставили только одного с единственным глазом... Этот пейзаж находится как будто вне времени, между горами Беласица и Огражден, пересекаемый глубокой долиной с протекающей там рекой Струмешница, с вековыми платанами. Единственным выявленным и защищенным свидетельством его драматической истории были остатки башни прежнего земляного укрепления, названного «Крепостью Самуила» (единственный защищенный объект со статусом «памятник культуры»).
Мы беседовали со многими местными жителями, преимущественно пожилыми людьми. Оказалось, что веками местное население хранит в своей памяти точный «сценарий» этой битвы, отраженный также в микротопонимии местностей (Чукалък, Кокалица, Хлипани-ца, Смърдещница, Очевад, Кьоравата пътека, Почивалото)... - свидетельство сражений, крови и смерти. Легенды и предания связывались с местными традициями. На скале в местности Очевад, обозначенной в местной памяти как место ослепления болгарских воинов, каждый год зажигали свечи, невзирая на запрет местного партийного руководства. Археологи рассказали нам о находках системы укреплений, следах античного и средневекового поселения и т.д. Возникли очертания огромного видимого и невидимого культурного богатства. Нет сомнений, что все это богатство территории нельзя свести только к единственному защищенному памятнику культуры.
Основываясь на опыте работ макротерриториального уровня, мы попытались представить территориальную макроструктуру системы ценностей, интегрированную в среду (точки, зоны) и связи между ними, разными историческими темами и пластами (рис. 3 и 4). Выявились сложные нематериальные, названные нами «духовными», свидетельства разных времен (понятие «нематериальное наследие» тогда еще не имело применения). Очевидными оказались материальные ценности, а вглубь ушли скрытые, закодированные духовные ценности. Исторические пути и дороги, связующие все эти ценности, были также отнесены к культурному наследию (тема «культурные маршруты» еще не была сформулирована). Интуитивно мы чувствовали, что понятие «культурное наследие» имеет гораздо более широкое применение. Ценной была среда в целом, а не только ее избранные точки и фрагменты. Ценными были также невидимые связи и взаимоотношения в среде - иногда неожиданные и необъяснимые. Например, во время работы над другим проектом «Първенец-Храбрино», в центре села Белащица, близ Пловдива, увидели на вековом платане, воспетом болгарскими поэтами, надпись: «Посажен воинами царя Самуила». Почему люди связывают его с платанами
на поле битвы у горы Беласица в другом конце Болгарии? Как вообще эти ценности и связи можно выявить, интерпретировать и защитить посредством архитектурной организации? Убеждён, что это бесконечно интересное поле для профессиональной работы.
Рис. 3. Эксперимент «Първенец-Храбрино» (авторский коллектив, руководитель Т. Крестев). Структура исторических путей и дорог. Фрагмент схемы. 1977 г.
Рис. 4. Эксперимент «Благоевград» (авторский коллектив, руководитель Т. Крестев). 1979-Территориальная структура художественных центров в период Болгарского национального Возрождения (ХУШ-Х1Х вв.)
Годы 1980-е. В начале 1980-х я принял приглашение возглавить в качестве директора (1982-1991 гг.) Национальный институт памятников культуры (НИПК). Очутился непосредственно в мире Сохранения, в «кипящем котле» реальной практики по сохранению, в среде исключительных профессионалов, воспитанных в духе европейской консервации. Восхищался ими - они сражались за спасение ценностей на многих фронтах. Первый директор Института - проф. Пею Бербенлиев, создал школу борцов за сохранение наследия.
Здесь мне пришлось изучить действующую систему охраны наследия и разобраться в её несовершенствах. Например, шокирующим было расхождение между правовым положением ценностей, защищенных статусом памятника культуры, с одной стороны, и глобально незащищенным культурным богатством территорий, с другой. Реальная практика показывала, что даже если памятники на данной территории будут корректно сохранены, ценность всей территории может быть уничтожена.
Размышляя над этим обстоятельством, в 1985 году я предпринял попытку систематизации ценных свидетельств прошлого в среде: материальные и нематериальные; элементы и взаимоотношения; взаимоотношения в пространстве и взаимоотношения во времени. Назвал эту систему свидетельств «Памятью среды». Она создает
определенный Контекст во времени [2] - в совокупности всех исторических пластов. Этот контекст определяет смысл и значение любой ценности в среде. Следовательно, новой архитектуре следовало бы его учитывать.
Практика, однако, находилась в остром противоречии с такой логикой. В Институте для нас было ясно, что существует разрыв между сохранением и архитектурной практикой - между прочим, разрыв исторический, начавшийся уже с первых проявлений модернизма. В Институт поступали для согласования градостроительные планы без какой-либо урбанистической стратегии сохранения ценностей, их вписывания в современную среду. Прерывалась связь между новой архитектурой и ценностями среды. Так пришло понимание, что даже наилучшая система сохранения может рухнуть из-за архитектуры, не учитывающей особенности среды. Наоборот, архитектура, в согласии с контекстом, могла бы в известной степени компенсировать недостатки системы сохранения. Какой тогда должна быть связь между памятью среды и архитектурным творчеством? Попытка дать ответ на этот вопрос содержится в моей диссертационной работе «Память жизненной среды и архитектурное творчество» (1989), она стала продолжением моей книги 1979 года «Архитектурное творчество» [3]. По этой теме продолжаю работать и поныне.
Годы 1990-е и начало XXI века. Для меня, свидетеля первого телевизора в Болгарии (разумеется, советского), это был период фантастических изменений. Мир изменяется под давлением новых реалий: глобализация и мультикультурность, информационно-сетевое общество с невероятным бумом коммуникаций, промышленные революции - третья действующая и наступающая четвертая - глобальная связанность через интернет, ожидаемые новые фундаментальные изменения, например, в демографии, в связи с волнами миграции. Все это требует переосмысления многих стереотипов.
Параллельно с этими изменениями и в связи с ними менялось также представление о ценностях унаследованной среды в рамках масштабного международного дискурса в области сохранения наследия. Я имел возможность непосредственно участвовать в формировании этих представлений в экспертных кругах ИКОМОС (совместно с такими моими российскими друзьями, как Наталия Душкина, Олег Швидковский и др.) и Совета Европы - именно там я познакомился с Юрием Ведениным.
Прежде всего, развивалась традиционная точка зрения на консервацию, основанная на принципах современной консервации, определенных Венецианской хартией ИКОМОС [4]. Получили признание новые виды культурных ценностей, которые значительно
30
расширили территориальный охват наследия: культурные маршруты (на местном, национальном и, даже, континентальном уровне) [5]; культурные ландшафты - обширные территории «сотворчества человека и природы», иллюстрирующие эволюцию человеческого общества и его поселений во времени [6]. Вашингтонская хартия [7] заострила внимание на интегральных структурных ценностях исторического города. Убежден, что такая эволюция является результатом проникновения географических подходов, подразумевающих интеграцию ценностей среды в контексте ланд-шафта6. В этом духе Рекомендации ЮНЕСКО от 2011 [8] способствовали созданию непосредственной связи с географической концепцией ландшафта, продвигая понятие городской исторический ландшафт, понимаемый как интегральная ценность, требующая интегрированного подхода к его сохранению. Именно в развитии этой логики следует также оценивать вклад российской школы, применяющей ландшафтный подход к рассмотрению наследия в качестве сложного территориального комплекса, носителя совокупности ценностей.
Такая новая позиция способствовала последующим изменениям. Так, заговорили о роли контекста и духа места [9]. Признали значение нематериального наследия, формирующего интегральные культурные пространства [10]. Изменились также представления об аутентичности [11], в мире, отличающемся исключительным культурным многообразием. Оценили новые функции наследия [12; 13] в современной жизни, такие, как ресурс, устойчивое развитие, качество жизни и межкультурный диалог. Осознали, что право на культурное наследие [12; 14] является неотъемлемой частью прав человека. Следовательно, наследие данного сообщества может оказаться неприемлемым для другого. Очевидно, необходимы были новые инструменты гармонизации интересов в отношении наследия. При наличии этих новых представлений, признание связи между сохранением и градостроительной деятельностью уже довлело в качестве абсолютного императива. Именно таким был смысл идеи об интегрированной консервации [15-17]. С этой целью началось применение таких новых инструментов, как Планы консервации, Планы управления и т.д.
Архитектура может отразить эти новые представления о наследии, причём в новом информационном мире, с новыми возможностями распространения знаний [18] - через коммуникации наследия.
6 Эта логика получила развитие в нескольких важных международных документах, как: Recommendation concerning the Safeguarding of Beauty and Character of Landscapes and Sites. UNESCO. 1962; European Landscape Convention. Council of Europe. Florence, 2000; Florence Declaration on Landscape, UNESCO. Florence, 2012; The Florence Declaration on Heritage and Landscape as Human Values. ICOMOS. Florence, 2014.
Проектная практика
Упомянутая эволюция была для меня в целом истинным откровением. С одной стороны, находились подтверждения некоторым моим прежним предположениям. С другой, раскрывались новые, неисследованные пути. Необходимо было экспериментировать и проверить накопившиеся идеи в реальной архитектурной практике. И они были воплощены на различных территориальных уровнях проектирования, пространственно связанных между собой. Вот некоторые проекты того времени:
На самом высоком макротерриториальном уровне меня особенно привлекала (уже с начала экспериментов в 1970-е) идея о макроструктуре наследия и роли культурных путей в ней, как глобальной культурной инфраструктуре. Понятие культурный маршрут уже получило свою легитимность. В 1999 году наш коллектив в ИКОМОС/Болгария разработал и предложил модель Национальных культурных маршрутов7. Впервые была составлена база данных о культурном наследии в формате ГИС. В 2000 году (в период войны в Югославии!) была сформирована сеть экспертов из всех стран Юго-Восточной Европы, с которыми были созданы первые карты Культурных маршрутов региона8 (рис. 5).
Эта работа получила неожиданное развитие после ее перехода из научно-профессионального дискурса в политический. На Региональном политическом форуме «Культурные коридоры Юго-Восточной Европы» (Варна, 2005) с участием глав государств региона и руководителей ЮНЕСКО, Совета Европы и ИКОМОС, была принята Декларация Варна-2005, о будущем устойчивом развитии региона объединенными политическими усилиями, которая основывалась именно на проекте 2000 года. Наш коллектив продолжил эту тему применительно к новой области - был создан веб-сайт «Открой клад», адресованный детям Юго-Восточной Европы, дабы пробудить их интерес к культурным ценностям региона.
7 Национальная сеть культурнъх маршрутов, 1999- Авторы: Т. Крестев - руководитель, Р. Ангелова, М. Ваклинова, Хр. Ганчев, А. Константинова, Ив. Великов, Д. Калоя-нов. ИКОМОС/Болгария, с финансовой поддержкой Британского Совета в Болгарии. Большой приз Европейской Комиссии в Болгарии, 2002.
8 Cultural Itineraries in South-Eastern Europe, 2000. Транснациональный проект сети экспертов из всех стран региона. Коллектив ИКОМОС/ Болгария: Т. Крестев - руководитель проекта, М. Ваклинова, Р. Ангелова, Хр. Ганчев, А. Константинова, Д. Калоя-нов, Ив. Великов. PRIXJEP Фонда имени короля Бодуэна, Бельгия, 2000.
Рис. 5. Культурные маршруты Юго-Восточной Европы (транснациональный проект, руководитель Т. Крестев). 2000 г.
На уровне городского исторического ландшафта были применены разные урбанистические стратегии выявления и интерпретации памяти городской среды и ее культурного контекста. Отметим лишь две из них, разработанные для многопластовых исторических городов Пловдив и Старинный город Несебр (Всемирное наследие). В стратегии для Пловдива территория города трактовалась именно как интегральный городской исторический ландшафт, включающий систему ценностей, в ряду которых особенной значимостью выделялись Запо-
ведник «Старинный Пловдив» и археологический комплекс времен античной эпохи и средневековья. Для Заповедника была предложена Стратегия сохранения и устойчивого развития9 с конкретными реализуемыми показателями на первом этапе. Для сохранения и выявления городской археологии была предложена Стратегия организации Подземного музея Филиппополь, она была подготовлена в рамках Генерального плана Пловдива10 (рис. 6).
Рис. 6. Территориальная стратегия «Подземный музей Филиппополя» в Генеральном плане г. Пловдив, часть Культурное наследие (коллектив, руководитель Т. Крестев). Предложение о единой пространственной структуре, включающей археологические следы античного Филиппополя. Ситиплан. 2007 г.
В наши дни городские археологические следы сильно фрагменти-рованы, вот почему они непонятны и неинтересны для публики. Была предложена единая пространственная система их презентации, которая проникает в городскую память и формирует общий пространственно-временной контекст, чтобы были явлены обществу смысл и значение каждого фрагмента в комбинации с городскими функциями. К Старинному городу Несебр впервые в Болгарии применили новые инструменты интегрированной консервации: План сохранения и управления совместно с Планом действий на период до 2032 года направлены на исследование характеристик городского исторического ландшафта и определение стратегических мер по его сохранению и развитию (рис. 7).
9 Концепция сохранения и устойчивого развития архитектурно-исторического заповедника «Старинный Пловдив». Авторы: Т. Крестев - руководитель, Д. Костов, В. Ко-ларова, Хр. Станева, 2002.
10 Генеральный план Пловдива со стратегией Подземный музей Филиппополя, 2007. Авторы: Т. Крестев - руководитель, Д. Костов, Д. Георгиева, Сити план.
Рис. 7. План сохранения и управления «Старинный город Несебр», Всемирное наследие. НИПК (коллектив, руководитель Т. Крестев). 2012 г.
На местном уровне осуществлялась поэтапная реализация урбанистических стратегий в отношении Пловдива в Заповеднике «Старинный Пловдив» - это международный проект консервации и реставрации памятников, разработанный ИКОМОС/Болгария и ИКОМОС/Япония 2003-200811 (рис. 8).
Рис. 8. Международный проект сохранения памятников культуры в заповеднике «Старинный Пловдив», ансамбль «Дома Баятова-Бакалова». ИКОМОС/Болгария и ИКОМОС/Япония, 2003-2008 гг.
11 Conservation of Monuments in the Ancient Plovdiv Reserve, Bulgaria. T. Krestev, A. Ishii, Hr. Staneva. UNESCO/Japan Trust Fund. Sofia-Tokio, 2008.
Проект сохранения и реабилитации Античного стадиона Филип-пополя12 в Историческом центре Пловдива (рис. 9) стал этапом реализации Стратегии организации Подземного музея Филиппополя. Проектом предусмотрено полное сохранение аутентичных ценностей; он содержит археологически достоверную модель культурного контекста города (используется зБ моделирование); в нём предложена интерпретация пропавших контекстуальных связей посредством архитектурной режиссуры. Такая режиссура включает пейзажное моделирование, городской дизайн, мультимедиа, информационную систему и другие формы обеспечения доступности и жизненности культурных ценностей в их сочетании с привлекательными городскими функциями.
Рис. 9. Сохранение и реабилитация Античного стадиона Филиппополя -поэтапная реализация стратегии «Подземный музей Филиппополя» (коллектив, руководитель Т. Крестев). 2012 г.
Итоги профессионального пути
На протяжении многих лет я выстраивал свои убеждения, которые складывались с учётом и моих личных ошибок, и удачных решений в конкретных проектах и исследованиях, которые формировались также под влиянием профессионального обмена опытом в сообществе единомышленников и партнеров.
12 Сохранение и реабилитация Античного стадиона Филиппополя, Пловдив, 2012. Авторы архитектурного проекта: Т. Крестев - руководитель, Р. Пройкова, Д. Георгиева, М. Велков, Ж. Ташков, В. Коларова, Д. Мущанова, Н. Стоянов, Б. Георгиев, Ж. Джуга-ланова, М. Мартинова-Кютова. Реализацию Проекта осуществила, с помощью Финансового механизма Европейского экономического пространства, Администрация области Пловдив в сотрудничестве с Муниципалитетом Пловдива, Ассоциацией культурного туризма и Норвежским директоратом культурного наследия. Специальный приз и награда публики - Здание года, 2014.
Прежде всего, для меня очевидна необходимость переосмысления понятия «культурное наследие» с тем, чтобы изменить традиционную точку зрения на консервацию. Ее не следует ограничивать только сохранением отдельных ценных объектов и фрагментов исторической среды, необходимо обратить внимание на культурные параметры унаследованной среды в целом, на интегральную ценность среды. Мои российские друзья, приверженцы ландшафтной парадигмы наследия, видят эту ценность как ландшафт, что в большей степени соответствует их географическому настрою. Я, как архитектор-консерватор, предпочитаю говорить о культурной среде с её культурной памятью, которая представляет собой своеобразный культурный контекст любой конкретной ценности. Культурные измерения среды составляют специфический дух места, различный для разных сообществ и определяющий идентичность среды, или скорее плюрализм присутствующей в ней идентичности. Ландшафт или культурная среда? По-моему, оба понятия имеют равное право на жизнь, ибо отражают принципиально сходную логику территориального подхода к среде как к интегральной ценности. Важно, что обе профессиональные траектории пересекаются на одной общей площадке, взаимно обогащая друг друга. Однако, возникает вопрос, как сохранить эту интегральную ценность, и какие условия необходимы для этого?
Первое условие, думаю - это формирование адекватной системы сохранения, понимаемой как триединство:
а) политики и стратегии интегрированной консервации;
б) эффективности инструментов сохранения (юридические статусы, режимы - границы и правила сохранения, градостроительные, консер-вационные планы, планы управления, а также другие инструменты);
в) работоспособной системы управления, которая регламентирует взаимоотношения между объектами и субъектами-партнерами в процессе сохранения.
Второе важное условие находится в сфере ответственности Архитектуры, которая материализует стратегии и политики, визуализирует их цели. Здесь уже имеет значение личный архитектурный выбор Архитектора. Архитектурная режиссура должна иметь возможность представить людям образ времени, сохраняя аутентичность и целостность ценностей; интерпретировать культурный контекст среды посредством воссоздания исчезнувших контекстуальных связей, объясняющих смысл и значение ценностей; обеспечить коммуникацию ценностей посредством распространения знаний о них; обеспечивать жизненность ценностей; создавать архитектуру, выявляющую память среды, создавать помнящую архитектуру.
Примеры из мировой практики
На протяжении многих лет я имел возможность ознакомиться с самыми разнообразными архитектурными реализациями, особенно в качестве эксперта ИКОМОС по Всемирному наследию. Видел примеры, раскрывающие разные подходы и тенденции, причем, в то же время, подсказывающие возможные сценарии будущей судьбы культурных ценностей - как оптимистические, так и пессимистические.
Некоторые примеры воодушевляют. Отмечу следующие.
- Археологическая зона в Кальяри, Сардиния (Пьеро Газзола -автор Венецианской хартии), в которой он осуществляет интегритет культурной памяти с диапазоном времени в четыре тысячелетия.
- Творческие произведения Ричарда Ингланда и Ренцо Пиано в Ла-Валетте (Мальта), Всемирное наследие - контекстуальные, сохраняющие аутентичность древние исторические пласты в диалоге с современной архитектурой.
- Франклин Корт в Филадельфии (Роберта Вентури), создавшего целый мир посредством интерпретации культурного контекста вокруг аутентичных следов дома, в котором жил Франклин.
- Главный штаб, Эрмитаж (братья Явейны) в Санкт-Петербурге, корректный к ценностям Главного штаба, однако с новаторским подходом в предложении новых современных идей.
- Гостиничный комплекс Жана Нувеля в Бордо - слабо известный, однако достопримечательный своей верностью как региональному, так и местному контексту.
- Парк Хай Лайн в Нью-Йорке (Диллер, Скофидио, Ренфро) -пример того, как заброшенная, обреченная ценность может не только сохранить городскую память, но и приобрести жизненность самого активного компонента города.
- Дороги паломников в горах Кии (Япония), Всемирное наследие - блестящая архитектурная организация макроструктуры культурной среды.
- Античный театр в Пловдиве (Вера Коларова, Румяна Пройкова, Лили Ботушарова), который интерпретирует структуру античной среды с уважением к аутентичности ее субстанции, включенной в сложный многопластовый контекст заповедника (рис. 10).
- Флигель «Руина», Музей архитектуры имени А.В. Щусева в Москве (бюро «Рождественка», руководитель Неринэ Тютчева) - интерпретация памяти места и его культурного контекста (рис. 11).
Рис. 10. Консервация и реставрация Античного театра в г. Пловдив (В. Коларова, Р. Пройкова, Л. Ботушарова, П. Манов). 1981 г.
Рис. 11. Флигель «Руина». Музей архитектуры имени А.В. Щусева в Москве (бюро «Рождественка», руководитель Неринэ Тютчева). 2017 г.
Это абсолютно разные решения, однако все они объединены высокой чувствительностью к ценностям среды, ее памяти, контексту, духу и идентичности. При этом - смелые и новаторские!
Примеры раскрывают возможный Сценарий «А» - созидания мира будущего: среда, обладающая идентичностью и разнообразием, в которой ценности аутентичны, которая уважает различие и стимулирует межкультурный диалог, «мир для людей», ибо соответствует их идентичности, масштабу, воспоминаниям и коллективной памяти.
Есть, однако, и другие примеры - грустные и угнетающие, результат совсем других стратегий, другого архитектурного мышления.
- Разрушение Крытого рынка Ле-Аль в Париже в 1968 году, как проявление насилия над городской памятью.
- Урбанистический прессинг в буферной зоне объекта Всемирного наследия «Софийский собор и Киево-Печерская Лавра» в Киеве, нарушающий масштаб, дух, структуру исторического города, а также панораму Днепра.
- Строительство бутафорских крепостей в Болгарии в последние годы, которые отнимают аутентичность, а также любую возможность проявления памяти среды и ее культурного контекста.
- Проект Башни Охта-Центр в Санкт-Петербурге (2009) нарушающий «Небесную линию» этого исключительного городского центра, объекта Всемирного наследия (рис. 12).
Рис. 12. Проект Башни Охта-Центр в Санкт-Петербурге. RMJM, Великобритания. 2006-2009 гг.
Эти примеры являются результатом других стратегий и политики, а также личного творческого выбора архитекторов с другим умонастроением, другими представлениями о ценности, другой профессиональной моралью. Например, в случае с Башней Охта в Санкт-Петербурге, архитекторы Жан Нувель (автор контекстуального отеля в Бордо!), Даниэль Либескинд, Жак Херцог и Пьер де Мерон, Рем Колхас - все творческие личности мировой величины, предлагают проекты в резком противоречии с культурным контекстом исторического центра. В то же время другие крупные архитекторы (Норман Фостер, Кишо Курокава и Рафаэль Виньоли) также сделали свой личный выбор, отказываясь от приглашения на участие в конкурсе на Башню по моральным соображениям.
Эти и многие другие подобные примеры раскрывают другой возможный сценарий «Б» мира будущего: среда без памяти, страдающая культурной амнезией, в которой сожительствуют архитектурные модели без корней, гетто уцелевших аутентичных ценностей и клонированные аттракционы из бутафорных макетов ценностей. Примеры показывают, что такой мир также возможен.
Вышеупомянутые печальные примеры могут иметь некие простые объяснения, как, например: невежество и дилетантство; экономические интересы - максимальная выгода от освоения фондов и земельных участков; политические или корпоративные амбиции; архитектурное эго или конформизм - готовность защищать любой интерес («ничего личного, вопрос бизнеса!»); устарелое законодательство, деградация системы сохранения и др. Однако все может быть и гораздо сложнее.
Две модели
В основу отличающихся способов мышления и поведения к среде разве не заложены разные этические системы, разные ценностные приоритеты, сформировавшиеся в данном конкретном обществе? Всю свою жизнь я ясно различал две оголенные, диаметрально противоположные модели человеческого поведения.
В основе первой лежит стремление к достижению согласия, диалогу, уважению к различиям. В сущности, этика сохранения, установленная более 50 лет назад в соответствии с Венецианской хартией ИКОМОС, основана именно на Согласии. Она принимает с доверием различные оставшиеся ценности в среде (связанные с разными историческими пластами, этносами, религиями, идеологиями, эстетическими идеями и пр.) как послания из прошлого, которые следует сохранить и передать следующим поколениям «в полном богатстве их аутентичности». Пока они в наших руках, мы должны проводить добронамеренный диалог с ними, обеспечить их жизненность и подлинность в современной среде. В одной из наших бесед с Ричардом Ингландом в 2000 году он охарактеризовал такой подход также как «смирение перед контекстом». Это этика преемственности.
На другом полюсе находится бескомпромиссная и, по существу, авторитарная этика, которая не терпит различного мышления, подчиняет меньшинство большинству, решает конфликты насилием над другим. Мое поколение жило весьма долгое время в обществе, построенном по этой модели и до боли с ней знакомо (не уверен, что и сейчас нам удалось отойти от нее полностью). Перенесенная в архитектурную среду, эта модель может привести к разрушительным последствиям, ибо является насилием над унаследованной средой. Корни такого типа архитектурного мышления вероятно происходят из архитектурной утопии создания радикально новых миров. Однако, также и в архитектурном
эгоцентризме, отражающем представление о божественном праве архитектора силою устанавливать новый порядок в реальности - в этой связи вспоминаю о старой статье Вячеслава Леонидовича Глазычева на эту тему. Так, философия модернизма зародилась с убеждением, что утверждается начало нового архитектурного порядка, который не будет продолжением нынешнего, а его радикальной заменой. Как говорил Гропиус: «Новая архитектура - это не ветвь старого дерева, а новое растение, которое вырастает прямо из корня», а Ле Корбюзье рекомендовал безжалостную «хирургию» в исторических центрах. Все это формирует линию антипреемственности, перерыва, отказа от диалога с унаследованной средой. Когда такое мышление архитектора сочетается с амбициями политика, результат может быть катастрофическим.
Эти две модели архитектурного мышления и поведения слишком расходятся, что исключает возможность их примирения. Вероятно, противоборство между ними будет постоянным с неизбежными последствиями для среды. Как видно на примере Санкт-Петербурга, иногда такое противостояние происходит в сознании одного и того же архитектора. Такое противоборство в принципе неравнопоставлено. Гораздо проще навязать свою архитектурную волю (особенно с наличием политической или экономической протекции), без учета позиций, отличающихся от твоих. Вот почему всегда появляются «культурные разбойники» (по словам П. Газзола), готовые пожертвовать ценностями культурной среды. Гораздо сложнее и труднее защищать идею ценности, особенно в прагматическом и дезинтегрированном обществе, в котором Согласие не пользуется приоритетом; бороться с непониманием; убеждать и привлекать единомышленников; проигрывать, особенно в противостоянии мощным политическим или экономическим интересам. Такой путь труднее, однако в продолжение всей своей жизни именно его я считал бесконечно более интересным.
Важный вопрос - на основе какой из двух моделей будет построено общество? В нашем случае принципиальное значение имеет следующее: какая из моделей определит личный выбор Архитектора, особенно если он только начинает свой профессиональный путь? Согласие или насилие? Ведь, в конечном счете, результат этой битвы -мир, в котором нам предстоит жить, - зависит от каждого из нас. Путь, следуя которому я сделал свой выбор, был здесь представлен.
Литература
1. Les lieux de mémoire. Sous la direction de Pierre Nora. Galimard. Paris, 1984-1993.
2. Krestev T. In the Context of Time // Architecture and Society, 6/1987.
3. Кръстев T. Архитектурното творчество. Техника. София, 1979.
4. International Charter for the Conservation and Restoration of Monuments and Sites (The Venice Charter 1964). ICOMOS, 1965.
5. International Charter on Cultural Routes. ICOMOS. Quebec, 2008.
6. Operational Guidelines for the Implement of the World Heritage Convention. WHC. UNESCO, 2017.
7. International Charter for the Conservation of Historic Towns and Urban Areas. ICOMOS. Washington, 1987.
8. Recommendation on the Historic Urban Landscape, including a glossary of definitions. UNESCO. 2011.
9. Declaration on the Conservation of the Setting of Heritage Structures, Sites and Areas. ICOMOS. Xi'an, 2005; Declaration on the Preservation of the Spirit of Place. ICOMOS. Quebec, 2008.
10. Convention for the Safeguarding of the Intangible Cultural Heritage. UNESCO. Paris, 2003.
11. The Nara Document on Authenticity. UNESCO, ICCROM, ICOMOS. Japan, 1994.
12. Framework Convention on the Value of Cultural Heritage for Society. Council of Europe. Faro, 2005.
13. International Cultural Tourism Charter. ICOMOS. Mexico, 1999.
14. Declaration Marking the 50th Anniversary of the Universal Declaration of Human Rights. ICOMOS. Stockholm, 1998.
15. Convention for the Protection of the Architectural Heritage of Europe. Council of Europe. Granada, 1985.
16. European Convention on the Protection of the Archaeological Heritage (Revised). Council of Europe. Valetta, 1992.
17. The Valletta Principles for the Safeguarding and Management of Historic Cities, Towns and Urban Areas. ICOMOS. Paris, 2011.
18. International Charter for the Interpretation and Presentation of Cultural Heritage Sites. ICOMOS. Québec, 2008.
ARCHITECTURE AND VALUES: LANDSCAPE - CULTURAL ENVIRONMENT
T. Krestev
IKOMOS, Sofia, Bulgaria
Abstract. The article shows intertwinement between the individual professional way of a specialist in preservation of cultural heritage with historical evolution of ideas in this area; as professional ways of different experts cross and mutually supplement each other. Personal choice of a way, carried out by an expert, may influence the future of cultural heritage itself.
Keywords: remembering architecture, heritage, values of the inherited environment, historical landscape, cultural environment, integrated conservation, territorial approach, cultural memory, cultural context.
For citation: Krestev T. Architecture and values: Landscape - Cultural environment. Heritage and Modern Times. 2018;1(4):23-43.
Сведения об авторе
Крестев Тодор, профессор, доктор архитектуры, эксперт ИКОМОС по объектам всемирного наследия. София, Болгария. E-mail: [email protected]
Author of the publication
Todor Krestev, Doctor of Architecture, Professor, Expert of ICOMOS for UNESCO World Heritage Sites. Sofia, Bolgaria. E-mail: [email protected]
Дата поступления 20.11.2018
