Научная статья на тему 'Архетип ласточки в удмуртской литературе'

Архетип ласточки в удмуртской литературе Текст научной статьи по специальности «Языкознание и литературоведение»

CC BY
456
65
i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.
Ключевые слова
ЛАСТОЧКА / МИФОПОЭТИКА / МЕНТАЛИТЕТ / НАРОДНАЯ ТРАДИЦИЯ / АВТОРСКАЯ МИФОЛОГИЯ / SWALLOW / MYPHOPOETICS / MENTALITY / NATIONAL TRADITION / AUTHORS MYPHOLOGY

Аннотация научной статьи по языкознанию и литературоведению, автор научной работы — Измайлова Анна Сергеевна

На примере трех одноименных произведений удмуртских писателей разных поколений (М. Петрова, В. Романова, Л. Нянькиной) рассматриваются ментальные и структурные особенности образа ласточки в аспектах народной традиции, а также индивидуальных особенностей каждого автора.

i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.
iНе можете найти то, что вам нужно? Попробуйте сервис подбора литературы.
i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.

The archetype of swallow in Udmurt literature

Three works of Udmurt writers of different generations by M. Petrov, V. Romanova, L. Nayankina were examined. The author analyzes the mental and structural features of the swallow image and folk tradition related with it. The individual peculiarities of the authors language are also analyzed.

Текст научной работы на тему «Архетип ласточки в удмуртской литературе»

Л И Т Е Р А Т У Р О В Е Д Е Н И Е УДК 821.511.131

А. С. Измайлова

АРХЕТИП ЛАСТОЧКИ В УДМУРТСКОЙ ЛИТЕРАТУРЕ

На примере трех одноименных произведений удмуртских писателей разных поколений (М. Петрова, В. Романова, Л. Нянькиной) рассматриваются ментальные и структурные особенности образа ласточки в аспектах народной традиции, а также индивидуальных особенностей каждого автора.

Ключевые слова: ласточка, мифопоэтика, менталитет, народная традиция, авторская мифология.

Финский фольклорист А.-Л. Сийкала в статье «О перспективах исследования мифологии финно-угорских народов» отмечает: «Мифы использовались для построения этнического и национального самосознания. В многокультурных сообществах мифические представления и обряды являются основными средствами определения отличий «своего» от «чужого» и выражения собственной культуры определенной группы (...). Этническая религия и верования оформляют картину мира, находясь на глубинных структурных уровнях культуры» [1. С. 319].

На глубинных структурных уровнях культуры удмуртов есть образы коллективного бессознательного (архетипы воды, деревьев, горы, птиц, животных, растений), в использовании и творческой переработке которых удмуртская литература располагает разными индивидуальными стилями художников, сочетающих фольклорно-мифологические и литературные традиции и создающих новые авторские мифы [2].

В творчестве Михаила Петрова (1905-1955), собирателя и теоретика фольклора, писателя, организатора и «мотора» удмуртской литературы пер. пол. ХХ в., по словам венгерского ученого Петера Домокоша, языческие архетипы выступают как стилевое начало и структурный элемент его поэтики. Национальная мифология, сохранившаяся в составе фольклорных сказаний, легенд и преданий, пословиц и поговорок, народных песен, ремифологизирована и ярко выражена. Особенно удалось М. Петрову запечатлеть в художественном тексте различные языческие табу, регламентирующие поведение героев в различных ситуациях.

Забвение законов природы и традиций предков всегда чревато последствиями: стихийным бедствием (пожар, потоп), социальными потрясениями (война, революция), человеческими жертвами (болезни, смерть). Такая пантеистическая «философия жизни» емко вошла в художественный дискурс произведений М. Петрова, актуализируя духовно-нравственные ценности своего народа, погружаясь в сакральное мироощущение язычника-удмурта.

Ласточка - священная птица удмуртов, символ благополучия, с ее прилетом на родину начинается весна («Ваёбыж вуиз, жоген гудыртоз» - «Прилетела ласточка - скоро придет весна»). Образ прилетающей каждую весну ласточки связан с мотивом пути, длинной дороги; зафиксирован главным образом в рекрутских песнях:

Лымыед усёз, со но шуналоз, Снег упадет, потом растает,

Ваёбыж лыктоз но кырзаса. Ласточка прилетит с пением.

Ваёбыж лыктоз арлы но быдэ, Ласточка прилетает каждый год,

Ми ум лыктэлэ чаль гинэ. Мы не вернемся так скоро [3. С. 53].

Согласно воззрениям удмуртов, гнездо ласточки нельзя трогать, разрушать, иначе, по поверьям, сгорит дом, случится несчастье в доме или деревне. Если ласточка вьет гнездо в доме, то сюда придет счастье. В книге лингвиста С. В. Соколова «Бурдо крезьчиос» («Крылатые гусляры». Ижевск, 1990) образы ласточки (ваёбыж) и стрижа (кичи) используются как синонимы: «Кичи юртэ ке каръяське -та юртлы шудбур сйзе» («Если стриж устроит гнездо в доме, он принесет в этот дом счастье») [4. С. 47].

Ласточка, будучи устойчивым архетипом коллективного бессознательного, считается хранительницей семейного очага. По словам Г. Верещагина, «Ласточка у инородцев пользуется большим уважением как приносящая с собой счастье, поэтому под крышами куалы устраивают гнезда из берестяных ящиков, чтобы привлечь этим пернатых к своему жилью» [5. С. 96]. В народной песне завятских удмуртов поется:

Ваёбыж пизэ кытын поттэ? Ласточка своих птенцов где выводит?

Куалае пырыса, чын пушкын. В куале, в дыму.

Анай милемыз кытын вордэм? Матушка нас где растит?

Кокые поныса, сюриын. В колыбели с жердочкой.

Так народная традиция связывает с ласточкой семейное благополучие, поскольку птица выводит птенцов в куале - родовом святилище удмуртов.

В романе М. Петрова «Старый Мултан» архетип ласточки связан с сюжетной линией главного героя Григория Дмитриева. Тихий, смирный, трудолюбивый человек, у него доброе сердце, золотые руки. Но с детства не балует его судьба: рано умирает отец, его счастье с красавицей Дуней оказалось коротким, нужда не покидает его ни на час. Пока он сидел в тюрьме по ложному обвинению в ритуальном убийстве нищего Матюнина, умирают жена и ребенок. Оказавшись в экстремальной ситуации, он начинает задумываться над причинами своей тяжкой доли, вспоминает детство и случай с ласточкиным гнездом.

Когда-то девятилетний Миток Гирей не послушался совета матери и разорил гнездо ласточки, в результате чего все птенцы погибли. В фокусе детских

рефлексий - предощущение тревоги, страхи, детские фантазии, - надежда на то, что беда обойдет их стороной. Беда пришла спустя много лет. Жители деревни Старый Мултан были ложно обвинены в человеческом жертвоприношении языческим богам, и Григория Дмитриева осудили за найденные в его доме лукошко и фартук якобы со следами человеческой крови.

На мифопоэтический сюжет Петрова впервые обратил внимание профессор Сорбонны, поэт, эссеист Жан-Люк Моро, перевел его на родной язык и поместил как самостоятельное произведение в своем учебнике «Parlons oudmourte» («Давайте говорить по-удмуртски», 2009) под названием «Кин сориз ваёбыж карез?» («Кто разорил ласточкино гнездо»). Этот учебник удмуртского языка для французов, итог многолетней работы, дело всей жизни, он посвятил своему другу студенческих лет, народному писателю Удмуртии: «Памяти Петра Чернова, который первым дал мне возможность ощутить красоту своего языка».

В 1959 г., будучи стажером МГУ в Москве, молодой исследователь Ж.-Л. Моро приступил к изучению удмуртского языка у носителей языка: студентов факультета журналистики Петра Чернова, Василия Ванюшева и Алексея Ермолаева - на основе недавно вышедшего тогда романа М. Петрова «Вуж Мултан» (1954), о чем Ж.-Л. Моро рассказывал на многочисленных встречах, побывав в Удмуртии в 1998 и 2012 годах: «Мой друг венгерский ученый Петер Домокош пишет, что это "Энциклопедия удмуртского народа". Я согласен с ним. В этом романе я "встретил" знакомых героев, русскую демократическую интеллигенцию XIX века, - я знал о В. Г. Короленко, знал, какое место занимает он в русской культуре. Но впервые в тексте Михаила Петрова я узнал, какую роль сыграл Короленко в защите мултанских удмуртов от обвинения в языческих обрядах человеческого жертвоприношения. А еще я запомнил рассказы о цветке италмас и птице ласточке, которая спасает удмуртов».

Жан-Люк Моро прочитал этот роман с точки зрения мифопоэтики. Знание языка оригинала помогло ему осмыслить пантеистическую «философию жизни» М. Петрова, основанную на языческом миропонимании удмуртов - в единстве мира и природного человека.

Включенный в контекст реалистического повествования, исторических героев и коллизий, архетип ласточки обретает иносказательный смысл, связанный с заповедными традициями. Не случайно Ж.-Л. Моро назвал этот рассказ «Кто разорил ласточкино гнездо?». В риторическом вопросе скрыты и иррациональный, и рациональный подходы к поставленной проблеме. Подлинными защитниками удмуртского народа стали Короленко и его сподвижники, чья деятельность была направлена на утверждение в обществе справедливости, добра и гуманизма.

Архетип ласточки органично входит в поэтическую традицию удмуртской литературы, как сознательно используемый художественный прием.

Стихотворение «Ваёбыж кар» («Ласточкино гнездо») - образец натурфилософской лирики Владимира Романова (1943-1989), включено в прижизненный сборник поэта «Йырберыктон турын» («Трава приворотная», 1988) как его концептуальное начало. Романов - автор 14 поэтических сборников на удмуртском и русском языках, его лирика, для которой характерны душевная открытость, доверчивость, доброта, - яркая веха удмуртской поэзии.

_

Будучи редактором детского журнала «Дась лу!», Владимир Романов часто бывал в отдаленных районах республики, видел, что с уходом из жизни старших поколений постепенно утрачивается богатая духовная культура удмуртов. Его произведения питаются тревогой о сохранении преемственности в культуре и стремлением не упустить возможности записать образцы удмуртского фольклора, фразеологизмов, диалектов. Собирание и изучение народной речи он не прекращал всю жизнь и в стихах призывал своих юных и взрослых читателей изучать народную мудрость и передавать ее потомкам.

Так, стихотворение «Ваёбыж кар» («Ласточкино гнездо») - адресовано и взрослым, и детям одновременно. Первая его часть - наказ матери сыну не разорять ласточкино гнездо и предупреждение, что убить ласточку означает совершить страшный грех.

Коргид сигын - ваёбыж кар. Мыным гинэ тодмо со. Сое -

Сутскоз, шуо, корка -Йотылыны уг косо. - Сое, пие, - шуэ нэнэ, -Изъянтыны уг яра...

- Чтоб не накликать невзначай беду, Не подходи, -

Мне в детстве мать внушала, Ты к ласточкину, мальчик мой, Гнезду,

Не обижай ее детишек малых.

Пер. С. Поликарпова.

Вторая часть стихотворения в форме монолога мальчика передает его рефлексию по поводу случившегося. Помня наказ матери и народные приметы, мальчик все-таки не удержался от соблазна, накопав для птичек червей, залезть на чердак. Случилось непредвиденное - он оступился и сорвался, и гнездо, которое случайно сшиб в паденье, оказалось на земле. Пронзительно раскаяние мальчика: ведь он связывал с ласточками не только общее благополучие (не быть бы в деревне пожару!), но и возвращение с войны отца:

- Эн кошкелэ,

Ваёбыжъёс! -Ваем шуддэс эн нуэ. Эн кошкелэ, ваёбыжъёс, А то... атай... уз ву ни!

- Не улетайте, ласточки, от нас. Я не нарочно. Всем готов поклясться! Не улетайте, ласточки, от нас, Я так хочу

Отца с войны дождаться!

Так тема войны обретает личную, выстраданную интонацию, сквозь призму народных традиций сообщая герою этническую мудрость. Тем самым утверждается одна из главных функций семьи - передача детям выработанной веками народной культурной информации как общественного мнения.

Лидия Нянькина (р. 1965), писатель нового поколения, приверженец и традиций, и новаторства. В основе ее рассказа «Ваёбыж кар» («Ласточкино гнездо») (1987) - история разрушения и восстановления семейного очага. В некогда благополучной семье механизатора Лади и доярки Лизы происходит трагедия: скоропостижно умирает хозяйка дома. «Табере сандык кадь юртаз Лади дымбыр огназ кылиз» («Теперь в доме, как сундук, Лади остался совсем один»). Сын Геннадий, офицер Советской Армии, служит в большом городе, вдали от родной

деревни. От горя и отчаяния Лади стал прикладываться к рюмке, некогда большое и ухоженное хозяйство постепенно разваливается.

Рассказ построен на дихотомии орнитоморфных символов: душес ^коршун) и ваёбыж (ласточка), которые представляют собой антагонистические силы. В завязке рассказа - знак беды: «Берло дыре сьдд душес, та юрт котыртй секытэсь бурдъёссэ вдлъяса, жоб куараеныз кесяськеменыз, Ладилэн нырдйняз вуиз ини» («В последнее время черный коршун, раскинув тяжелые крылья, кружил над домом, а его страшные крики пугали Лади»). С приходом в семью Анют семейная жизнь Лади стала постепенно налаживаться. Деловая, хваткая женщина обновила интерьер дома, навела уют, убрала все лишнее. Благодаря мотоциклу - необходимой технике в деревенском хозяйстве - ей удалось спасти мужа, вовремя доставив его в больницу (Скорая, как всегда, опаздывала или не приходила вовсе). Но главное - Анют не предала забвению память о предшествующей хозяйке. В день ее рождения печет любимые шаньги, часто посещает могилу Лизы, сажает цветы, разбрасывает крупу, чтобы, по народному обычаю, вороны поклевали вместе с крупой все грехи покойницы. Вскоре последовали добрые перемены: «Ваёбыж лоба корка йылтй. Липет улэ кар дася, лэся» («Ласточка летает над домом. Под крышей вьет, видимо, свое гнездо»). По свидетельству фольклористов, у многих народов, и финно-угров в том числе, ласточке «приписывалась особая связь с душами предков и потусторонним миром» [6. С. 279]. Одно из возможных значений образа ласточки - птица-вестница, соединяющая два мира, отсюда использование постоянного эпитета - «черно-белая».

Осмысление и интерпретация духовного опыта народа делает рассказ Лидии Нянькиной привлекательным и поучительным. Не зря он помещен в хрестоматии для 9 класса, хотя, по мысли автора, написан был для взрослых. В произведениях, основанных на мифопоэтике, притче или иносказании, повествование, как правило, ориентировано на взрослых читателей и на детей.

Рассказ «Ваёбыж кар» стал той стартовой площадкой, на которой выросло мастерство Л. Нянькиной. Она учится строить диалоги, использует несобственно-прямую речь. Ее «манера видеть и понимать вещи» (В. Г. Белинский), особая модальность передают специфику удмуртского менталитета («Бакчаязы нокытчы тэронтэм кияр-помидорзы будэ. Кыкназылы бен трос кулэ двдл но, калык сиыку веръям потон вань ук ай» («На огороде растет столько огурцов-помидоров -девать некуда. На двоих-то много и не надо бы, но когда весь народ ест, тоже хочется попробовать»). Лидия Нянькина умело использует фольклорно-мифоло-гические и литературные традиции и создает новые авторские мифы.

ПРИМЕЧАНИЯ

1. Сийкала А. Л. О перспективах исследования мифологии финно-угорских народов // Этнос. Культура. Человек. Ижевск, 2003. 337 с.

2. См. об этом: Зуева А. С. Удмуртская литература в контексте языческих и христианских традиций: Монография. Ижевск, 2000. 371 с.

3. Нуриева И. М. Музыка в обрядовой культуре завятских удмуртов. Ижевск, 1999. 269 с.

4. Соколов С. В. Бурдо крезьчиос / Крылатые гусляры. Ижевск, 1990. 120 с.

5. Верещагин Г. Е. Собр. соч.: В 6 т. Ижевск, 1995. Т. 1: Вотяки Сосновского края. 277 с.

6. Долганова Л. Н., Морозов И. А., Минасенко Е. Н. Игры и развлечения удмуртов: история и современность. М., 1995. 221 с.

Поступила в редакцию 9.01.2014

А. S. Izmailova

The archetype of swallow in Udmurt literature

Three works of Udmurt writers of different generations by M. Petrov, V. Romanova, L. Nayankina were examined. The author analyzes the mental and structural features of the swallow image and folk tradition related with it. The individual peculiarities of the authors language are also analyzed.

Keywords: swallow, myphopoetics, mentality, national tradition, authors myphology.

Измайлова Анна Сергеевна,

доктор филологических наук, профессор, ФГБОУ ВПО «Удмуртский государственный университет» 426034, Россия, г. Ижевск, ул. Университетская, 1

E-mail: [email protected]

Izmailova Anna Sergeevna,

Doctor of Sciences (Philology), Professor, Udmurt State University, 426034, Russia, Izhevsk, Universitetskaya St., 1 E-mail: [email protected]

i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.