CC BY
107Ученые записки Таврического национального университета им. В.И. Вернадского
Серия «Философия. Культурология. Политология. Социология». Том 24 (65). 2012. № 4. С. 170-175.
УДК 008(091):17.2-46
АРХЕТИП ДОН КИХОТА КАК СТРУКТУРООБРАЗУЮЩЕЕ НАЧАЛО ПОВЕДЕНЧЕСКОЙ МОДЕЛИ ПРОГРЕССИВНОЙ ИНТЕЛЛИГЕНЦИИ
Дружинина Е. С.
В статье рассмотрена одна из трансформаций архетипа героя - архетип Дон Кихота, - которая нашла своё воплощение в феномене русской интеллигенции. Актуализация архетипа Дон Кихота как структурообразующего начала поведенческой модели интеллигенции проанализирована на материале произведений А. Грина.
Ключевые слова: архетип, Дон Кихот, интеллигенция, А. Грин, М. Волошин, кихотизм.
Мигель де Сервантес Сааведра в начале XVII века создал Дон Кихота, Рыцаря Печального образа, который вошёл в категорию «вечных» образов и в течение уже четырех веков остаётся объектом анализа и многочисленных споров. Главный герой романа - это этическая личность, поставленная в конкретные исторические условия. Самое существенное в произведении - не комическое подражание персонажам рыцарских романов, а личностная форма видения мира героем, характер его восприятия и понимания окружающих людей, событий и собственных поступков.
Кихотизм (мы следуем традиции М. де Унамуно и Ю. Айхенвальда, употребляя термин «кихотизм», поскольку в истории культуры сложилась определённая традиция использовать термин «донкихотство» в негативном смысле) как принцип жизни имеет глубокие корни в истории культуры и неоднократно воплощался в культурах разных народов на протяжении ряда столетий. Феномен «кихотизма» олицетворяет определённую модель поведения и даже философию жизни, главными признаками которой являются вера в святость своих идеалов, в силу своей любви и в то, что человек способен изменить мир в лучшую сторону, а главное - желание и готовность за это бороться.
В отечественной традиции кихотизм можно рассматривать как общественное явление, предпосылки которого следует искать в специфических особенностях русской духовной жизни: «не одни сказки об Иванушке-дурачке, не только юродство Христа ради и странничество, но прежде всего страстотерпчество, важная особенность русской святости» [1, ч. II, с. 99].
О романе Сервантеса в России начали говорить в кругу образованных людей ещё до того, как он был переведён на русский язык. В свете идеалов эпохи Просвещения с присущим ей культом разума роман был воспринят как пародия и сатира, а Дон Кихот - как смешной и нелепый чудак (И. А. Крылов,
Г. Р. Державин). Однако в конце XVIII века сменяются доминанты культурного сознания. Представители сентиментализма и романтизма восприняли Рыцаря Печального Образа как истинно романтического героя (Н. М. Карамзин, В. Ф. Одоевский). Н. М. Карамзин даже сравнивал себя с ним, чем положил начало традиции воспринимать кихотизм как способ жизни. В. Г. Белинский также увидел в Дон Кихоте определённый и актуальный тип человека. Но если сначала воспринимал его как «прекраснейшего» и «благороднейшего» человека, «рыцаря без страха и упрека», то потом он изменил своё отношение к этому персонажу и стал называть Дон Кихотами некоторых своих современников: изуверов, «безумных» бонапартистов, мечтающих о восстановлении империи во Франции, легитимистов, ультрамонтанистов, тори в Англии, - то есть тех людей, которые оторваны от реальной действительности. Здесь было не только отталкивание критика от романтического мировидения, особенно в его реакционном выражении, но и революционное стремление к быстрейшему преобразованию мира. Дон Кихот заведомо обречён на поражение. Но для русской интеллигенции XIX века эта ситуация проецировалась на исторический конфликт носителей передовых идеалов с силами российского самодержавия при заведомом неравенстве сил. Герцен видел в образе Дон Кихота воплощение утопической мечты о переустройстве общества и связывал его с судьбами подвижников революционного движения. Отметим, что и сам Герцен ощутил на себе тяжесть социального донкихотского одиночества в ситуации, в которую попал из-за сочувствия к польским повстанцам 1862-1863 годов. В 1860 году на публичном чтении в пользу Общества для вспомоществования нуждающимся литераторам и ученым русский писатель И. С. Тургенев произнес речь «Гамлет и Дон-Кихот». Сложная культурно-историческая обстановка, сложившаяся в России в середине XIX века, не терпела безразличия, а наоборот - требовала определённого отношения, определённого действия, чего не смог не отметить Тургенев. Признавая силу Дон Кихота в вере «в нечто вечное, незыблемое, в истину, одним словом, в истину, находящуюся вне отдельного человека, но легко ему дающуюся, требующую служения и жертв, но доступную постоянству служения и силе жертвы», преданности «идеалу, для которого он готов подвергаться всевозможным лишениям, жертвовать жизнию» и любви к жизни, «насколько она может служить средством к воплощению идеала, к водворению истины, справедливости на земле» [8, тт. 10, с. 252], писатель увидел в нём то, что может помочь отечеству. Так, уже в 60-е годы XIX века сложились две тенденции восприятия образа Дон Кихота: как нелепого, всегда беспомощного фантазёра, не способного увидеть и распознать окружающую его реальность и сражающегося с мифическим врагом и как человека, создающего себе действительность вне действительности. Но многие из тех, кто считал Дон Кихота нелепым чудаком и фантазёром, сами нередко вели себя по-донкихотски, на что обратили внимание Ю. Айхенвальд и В. Багно: «В России описывали путь, пример и феномен Дон Кихота одни (Карамзин, Белинский, Тургенев, Достоевский, Мережковский, Сологуб, Луначарский), жили «по Дон Кихоту» другие (Радищев, Чернышевский, Толстой, Вл. Соловьев, Волошин, Короленко, Сахаров)» [2, с. 222].
Идея сопоставить образ Дон Кихота с феноменом русской интеллигенции возникла ещё у Ф.М. Достоевского. По мнению писателя, идейная ориентация русского интеллигента любых убеждений - всегда «донкихотская». В 1877 году
Достоевский сравнил и саму Россию с Дон Кихотом, только уже с обновлённым, у которого есть свой «гений» и свое «новое слово», который осмыслил свое положение в Европе и не пойдет уже сражаться с мельницами [4, тт. 28(2)]. Так Рыцарь Бедный стал образом самой России, воплотившим её высокий национальный дух, а задачей этого нового Дон Кихота было восстановление и воскрешение настоящего человека.
Дон Кихот как архетип несёт в себе комплекс следующих проблем: соотношение идеала и действительности, поиск пути преобразования общественной жизни, духовные приоритеты личности, нравственное самосовершенствование человека, свобода творческой мысли. Именно наличие архетипического в этом персонаже вывело его за рамки литературного произведения и превратило в культурный феномен. Дон Кихот - это актуализация нескольких модификаций архетипа героя: герой-воин, герой-рыцарь, герой-спаситель, герой-шут, герой-жертва, герой-мудрец, герой-влюблённый, герой-бунтарь, герой-странник, герой-лишний-человек. Недаром М. де Унамуно назвал роман Сервантеса испанской Библией, а его персонажа - испанским Христом. Испанский мыслитель сакрализовал эту книгу и её героя, превратив их в религию «кихотизм». В отечественной традиции то же самое сделал Ю. Айхенвальд, сформулировав «заповеди» этой религии: «Кихотизм - это целомудрие и верность. Кихотизм - это терпение к Спутнику. Кихотизм - это надежда на свое собственное, личное действие и вера в победу Добра, ни на чем не основанная» [1, ч. I, с. 16].
Герой, воплощающий наивысшие интенции культурного сознания, становится особо актуальным в период «социальной» ломки. Активизация архетипа Дон Кихота в творчестве русской интеллигенции Х1Х-ХХ веков происходит именно потому, что культура нуждается в донкихотстве. В 1910 году в журнале «Жизнь для всех» вышла анонимная статья, в которой вся русская интеллигенция отождествлялась с образом Дон Кихота по следующим пунктам: «В её душе ярко горел пламень бескорыстного служения угнетённым и обиженным, она была всегда жрицей высокого и чистого идеала и так же, как Дон Кихот, выступала она на борьбу, не считая врагов, и в вооружении, едва ли лучшем. Она не была избалована победами, даже призрачными, но, падая под ударами судьбы, она говорила: «То, чему я служила - это единственно ценное, из-за чего стоит жить, и эта истина не должна пострадать от моего бессилия доказать её», - и она предпочитала скорее смерть, чем отказ и измену» [6, с. 227-228]. Это не удивительно в условиях реакции, свирепствовавшей в России между революциями 1905 и 1917 годов, которую Корней Чуковский назвал психической чумой, а Александр Блок - вселенской тоской поколения.
Архетип Дон Кихота является выражением и следствием противоречий, сложившихся в процессе культурного развития. Рыцарь Печального Образа - это не только личность, культивирующая высочайшие ценности, живущая по рыцарскому кодексу, но личность, сталкивающаяся с непониманием, неверием, пошлостью и низменностью. Так же ощущали себя и представители творческой интеллигенции, жаждущие революции, но разочаровавшиеся в ней. В России определение интеллигенции слилось с понятиями гражданского долга, борьбы с деспотизмом и крепостничеством, сочувствием угнетённым и оскорблённым, с представлением об активном гражданине, находящимся в оппозиции к официальным правящим
властям. Архетип Дон Кихота с архетипическим мотивом деятельного добра стал актуален и нашёл своё воплощение в поступках и действиях не только передового отряда мыслителей, но и демократической интеллигенции в лице врачей, учителей, ученых.
Всё чаще и чаще образ положительного героя, благородного рыцаря, служащего своему народу и возвышенным идеалам и готового пожертвовать своей жизнью ради этого, всплывает у многих писателей и поэтов (Пушкин, Лермонтов, Леся Украинка, Франко, Блок, Гумилёв и др.).
Для романтиков, которых волновал трагический конфликт между идеальным и реальным миром, добром и злом, индивидуальным и общественным, стала особо значимой фигура Дон Кихота как символ одиноких странствующих рыцарей, идущих в бой во имя добра, Бога, возлюбленной, высоких целей, часто страдающих и не находящих понимания среди своего окружения. Таких Дон Кихотов мы встречаем в творчестве Александра Грина. Его персонажи - это романтики «бескорыстного сердца» и «активного подвига», которых окружает социально-антагонистический, глубоко враждебный и агрессивный мир «чумной действительностью» [5]. Трагедия, борьба, метания одинокого человека в абсурдном мире, поиски утраченного смысла - типичные мотивы романтизма - мы находим в рассказах «Серый автомобиль» (1925), «Крысолов» (1924), главные персонажи которых сталкиваются со злом, принявшим более отчётливые, видимые формы (бездушным и абсурдным миром автоматов, чудовищным миром крыс, затеявших глобальный заговор против человечества).
В этих условиях образ гриновского героя тоже претерпел очевидные изменения. Грею из «Алых парусов» (1921-1923) свойственны милосердие и сострадание. В детстве Грэй хочет пережить «ощущение острого чужого страдания, которое не мог испытать сам» [3, тт. 3, с. 22]. Он же вынимает гвозди из рук распятого Христа, замазывая их на картине краской. Самое же главное - он не разделяет мнение жителей Каперны о сумасшествии Ассоли. Её преданность мечте об алых парусах сродни влюблённости Дон Кихота в Дульсинею Тобосскую. И Грей поступает одновременно как реальный и даже практичный человек - он знает, где и сколько алого шёлка надо купить на паруса для своего корабля, - и в то же время как наследник или потомок Дон Кихота, умеющий увидеть в бедной девушке прекрасную даму, достойную поклонения. Мотивы социальной справедливости в «Алых парусах» связаны с историей гибели матери героини и мести отца виновнику её страданий, однако на первом плане не исправление мира революционным насилием (здесь разница между книгой и фильмом), а верность мечте и вера в способность каждого или почти каждого человека любить красоту и стремиться к ней. Пафос романа - возвращение прекрасной идее, презираемой толпою, сакрального статуса.
Гарвей из «Бегущей по волнам» (1927) также соединяет в себе черты интеллигентного мечтателя и бесстрашного искателя приключений. Гарвей отправляется в плавание на странном корабле, чтобы разгадать смутное впечатление, похожее на галлюцинацию, и зорко всматривается в окружающий мир. Он разбирается в людях - и всё же, рискуя жизнью, вступается за пьяную проститутку, защищая её от побоев, поскольку его нравственный кодекс не позволяет допустить, чтобы в его присутствии мужчина оскорбил или поднял руку
на женщину. Рыцарственность этого персонажа так же, как и дон Кихота, неотделима от способности верить в прекрасную легенду. Как и Дон Кихот, он привлекает людей с чистым сердцем.
В романе «Блистающий мир» (1924) главный герой Друд нарушает законы природы, показывая всему человечеству дверь в «Страну Цветущих Лучей». Он совершает рыцарственный подвиг, дважды спасая Тави от грозящих ей бедствий. Всех героев Грина объединяет с героем Сервантеса абсолютное бескорыстие и стремление к деятельному добру.
Феномен «вечного возвращения» Дон Кихота в культуре связан с архетипичностью этого персонажа. Дон Кихотов в мировой культуре много, как и их модификаций. И речь идёт не только о литературном персонаже или художественном образе, который лёг в основу произведений изобразительного искусства, кинематографа и театра. Кихотизм существует как модель поведения, философия и принцип жизни для человека в условиях культурных противоречий. Гуманизм, способность оставаться человеком в бесчеловечной ситуации, быть рыцарем независимо от сложившихся обстоятельств - вот, что отличает Дон Кихота в современном мире. Истинно донкихотским, например, был характер Максимилиана Волошина, во время гражданской войны спасавшего от гибели представителей враждующих станов - то красных, то белых. Менее известен поступок Волошина, заступившегося за Мандельштама, который взял у него «Божественную комедию» и не вернул, потом ещё и похитил из его библиотеки свою книгу «Камень», а после требования вернуть книги написал ему «ругательное письмо» с «самой отборной руганью». Но когда в Феодосии Мандельштама арестовали и посадили в тюрьму, Волошин помог его освободить. Потому что в Волошине активизировался Дон Кихот - рыцарь, живущий по законам, которые диктует его сердце и которые совпали с высочайшими ценностями рыцарской и христианской культуры в целом. «Раньше я мог делать или не делать [заступиться -прим. авт.]. Это было в моей воле, - писал Волошин. - А теперь (после того, как он мне написал ругательное письмо) я обязан ему помочь» [7, с. 115].
Необходимо отметить, что прямых ссылок на Дон Кихота в этих случаях мы не находим. Это свидетельствует о столь глубокой укоренённости архетипа Рыцаря Печального образа в ментальности отечественной интеллигенции, что его присутствие перестаёт ощущаться как некое инородное вкрапление и становится органической частью, сущностной характеристикой представления о том, каким должен быть настоящий герой.
Список литературы
1. Айхенвальд Ю. А. Дон Кихот на русской почве. В 2-х частях / Ю. А. Айхенвальд. - М. : Гендальф, Мн. : ООО «МЕТ», 1996.
2. Багно В. Е. Русское донкихотство как феномен культуры / В. Е. Багно // Вожди умов и моды. Чужое имя как наследуемая модель жизни / [отв. ред. В. Е. Багно]. - СПб. : Наука, 2003. - С. 217-233.
3. Грин А. Собрание сочинений в 6-ти томах / А. Грин ; [под ред. В. Россельса]. - М. : Правда, 1965.
4. Достоевский Ф. М. Полное собрание сочинений в 30 томах / Ф. М. Достоевский; [редкол.: В. Г. Базанов, Ф. Я. Прийма, Г. М. Фридлендер и др.]. - Л. : Наука (Ленингр. отделение), 1985. - 608 с.
5. Иваницкая Е. Мир и человек в творчестве Грина / Е. Иваницкая. - Ростов-на-Дону: Изд-во Ростовского ун-та, 1993. - 64 с.
6. М. А. Дон-Кихот и русская интеллигенция / М. А. // Жизнь для всех. - 1910. - № 8-9.
7. Осип Мандельштам и его время / [Сост., авт. предисл. и послесл. В. Крейд и Е. Нечепорук]. -М. : L'age d'Homme - Наш дом, 1995. - 480 с. - (Художник и его время).
8. Тургенев И. С. Собрание сочинений в 10-ти томах / И. С. Тургенев; [ред. В. Фридлянд]. - М. : Гос. изд-во художественной литературы, 1962. - (Б-ка классиков русской литературы).
Дружинша €.С. Архетип Дон Юхота як структуроутворююча основа поведшково!" моделi прогресивно!" штелй'енцй' // Вчеш записки Тавршського национального ушверситету iм. В. I. Вернадського. Серш: Фшософш. Культурологш. Полгголопя. Соцюлопя. - 2012. - Т. 24 (65). - № 4. - С. 170-175.
У статл розглянута одна з трансформацш архетипу героя - архетип Дон Кгхота, - яка знайшла свое втшення у феномеш росшсько! штелтенци. Актуатзацта архетипу Дон Юхота як структуроутворюючо! основи поведшково! моделi штелтенци проаналiзовано на матерiалi твор1в А. Грша.
Ключовi слова: архетип, Дон Юхот, iнтелiгенцiя, А. Грiн, М. Волошин, юхотизм.
Druzhynina E. Archetype of Don Quixote as a Structure-Forming Beginning of Progressive Intelligentsia's Behavior Model // Scientific Notes of Taurida National V.I. Vernadsky University. Series: Philosophy. Culturology. Political sciences. Sociology. - 2012. - Vol. 24 (65). - № 4. - P. 170-175. The article reveals one of the hero archetype transformations - Don Quixote archetype. It has found its actualization in a phenomenon of the Russian intelligentsia. Actualization of the Don Quixote archetype as a structure-forming beginning of behavior model of intellectuals is analyzed on a material of A. Grin's works.
Keywords: archetype, Don Quixote, intelligentsia, A. Grin, M. Voloshin, Quixotism.
Статья поступила в редакцию 18.09.2012
