CC BY
224
КУЛЬТУРОЛОГИЯ. ИСКУССТВОВЕДЕНИЕ ОМСКИЙ НАУЧНЫЙ ВЕСТНИК № 2 (66) 2008
%
КУЛЬТУРОЛОГИЯ.
ИСКУССТВОВЕДЕНИЕ
УДК 130 2 С. Ю. КАМЕНСКИЙ
Гуманитарный университет, г. Екатеринбург
АРХЕОЛОГИЧЕСКОЕ НАСЛЕДИЕ:
НА ПУТИ К ОЖИВЛЕНИЮ ПРОШЛОГО
В работе обосновывается значимость проблемы актуализации археологического наследия. Высказывается тезис о том, что его неактуализированность является следствием используемых методов презентации прошлого. В статье проводится анализ принципов демонстрации и объяснения археологических объектов в музеях РФ, на основе чего делается вывод о существовании проблемы неэффективности построения показа археологических памятников, что снижает их востребованность в современной социокультурной среде. На основе данного исследования автором предлагается путь модернизации музейных выставочных и иных проектов, посвященных археологическому наследию.
Одним из наиболее ярких маркеров отечественных научных и популярных текстов, посвященных археологическим древностям, является использование понятия «памятник». Несмотря на то, что этот термин фигурирует в работах не как категория культурологии, а скорее, в качестве обозначения единицы научного анализа, его широкое употребление точно соотносится с общим научным и общественным отношением к этому сегменту культурного наследия.
По мнению ряда отечественных авторов, занимающихся изучением проблем культурного прошлого, сегодня необходимо пересмотреть наше отношение к самому термину «памятник», заменив его более актуальным понятием «наследие». Так, по мысли Т. М. Мироновой, «дефиниция «памятник», прежде всего, ориентируется на сохранение памяти, воспоми-
нания; наследие же — это то, что передали нам предки, но передали не просто на сохранение, но для интерпретации и приумножения» [1]. Е. Н. Селезнева отмечает, что «наследие становится реальным социокультурным фактом лишь при условии его передачи, освоения и использования» [2].
Постепенно реализующаяся в современной России концепция «Прошлого в настоящем» требует от нас сегодня не только переосмысления языка, на котором мы говорим о прошлом, но и самого нашего отношения к нему. Признание того, что «прошедшее не прошло» (по выражению Ю. М. Лотмана [3]), понимание культуры как ситуации постоянного многомерного диалога (М. С. Каган) оказывается сегодня чрезвычайно продуктивным не только для развития «туризма наследия» и фандрайзинга, но и для выстраивания
собственной позиции к тому, что мы считаем для себя прошедшим. Помимо этого сегодня мы можем говорить о практиках «оживления прошлого», как о единственных реальных механизмах охраны объектов культурного наследия, поскольку, как мы, наконец, осознали, их полноценное сохранение невозможно без включения в современную культурную жизнь, без понимания обществом их ценности и значения.
Таким образом, сегодня вопросы о том, «зачем нам остатки прошлого», «зачем нам сохранять глобальный архив культуры», все больше теряют свою святотатственную окраску. Они превращаются в ключевые как для выживания прошлого в современной среде (например, перед давлением современной застройки), так и для его актуализации в практиках наследования и индустрии наследия.
К сожалению, подобные острые вопросы в отношении наследия археологического в нашей стране ни представителями наследиеведения, ни тем более исторической науки пока не ставились. Недостаточный или неадекватный интерес (восприятие археологических коллекций как собрания загадочных чудес) к археологическим древностям на фоне морального безразличия к оставившим их Людям хотя и отражается сегодня как ситуация негативная, но при этом часто объясняется исследователями общим состоянием культурного уровня зрителя, деградировавшего в современной массовой культуре до уровня безразличного потребителя.
Ни исследовательские организации, ни образовательные учреждения, ни музейные институты сегодня не показывют индивиду — ЗАЧЕМ ему стоит изучать памятники глубокой древности помимо того, чтобы считаться образованным человеком. Ценность прошлого, представленного в археологических коллекциях и объектах, остается загадкой для неспециализированной аудитории.
В качестве примера можно привести известную историю «сражения» за Аркаим 1987—1991 г. В ходе борьбы против разрушения этого памятника в марте 1989 года в г. Екатеринбурге состоялось заседание президиума Уральского отделения АН СССР на тему «Об обращении творческой интеллигенции к ученым Урала по вопросу сохранения уникального археологического памятника Аркаим». Показательно то, что в основном на заседании обсуждались сугубо финансовые вопросы, связанные с расчетом экономической эффективности водохранилища, которое предполагалось возвести на месте расположения городища Ар-каим и серии других памятников древности. Также на полном серьезе проводилось сопоставление экономических выгод и «уникальности» этого археологического памятника [4].
Несмотря на всю абсурдность и безнравственность такого соотнесения, оно и сегодня остается нормой при определении судьбы объектов прошлого. Так, по современному законодательству, в случае разрушения памятника археологии, организация, ответственная за это, должна выплатить штраф, соотносимый по размеру со стоимостью археологических раскопок площади разрушения. То есть для строительной, например, организации может оказаться выгоднее разрушить памятник, чем финансировать процесс его длительных раскопок.
Таким образом, неактуализированность археологического наследия приводит к парадоксальной культурной ситуации определения ценности памятников исходя из их площади в квадратных метрах. С другой стороны, массовое моральное безразличие среди рядовых граждан РФ к археологическим цен-
ностям выражается в безответственном отношении к представителям черной археологии, разрушающим ежегодно тысячи объектов культуры.
В определенном смысле в наше время встает вопрос о том, можем ли мы в принципе называть археологические памятники культурным наследием, если, считать, что, как полагает Э. А. Шулепова, к культурному наследию общество относит все, «что имеет для общества актуальное значение» [5].
Сегодня, несмотря на всю важность вопросов о сохранении, музеефикации археологических памятников, об ужесточении санкций к «черным» археологам, в качестве центральной темы обсуждения должна выступить проблема актуализации археологического наследия как ценности в современной образовательной, туристской, музейной и даже досуговой социокультурной среде.
Представленная статья является опытом анализа эффективности презентации археологического наследия в музейных учреждениях, которые можно рассматривать сегодня как достаточно массовый и значимый канал трансляции культурного наследия. В качестве основного тезиса, от которого отталкивался автор в проведенном исследовании, можно назвать то, что актуальность, востребованность культурного наследия есть не только результат внутренней мотивации субъекта наследования, но и отражение качества изложения «повести» о прошлом. Поиск форм музейной презентации прошлого, которые дадут возможность ощутить связь времен, соединить чувство благоговения от общения со старыми вещами с ощущением современной значимости архивного опыта культуры, представляется весьма актуальным.
Оценивая особенности передачи культуры прошлого в археологических залах музеев России, можно утверждать, что доминирующим способом музейной презентации древностей выступает систематический или реже тематический метод подачи материала и построения экспозиции. Археологические залы большинства российских музеев, начиная от Государственного исторического музея, обладающего богатейшей коллекцией археологических древностей в России, и заканчивая экспозициями небольших краеведческих городских или областных музеев, отличаясь только качеством дизайнерского решения, построены на одних и тех же принципах демонстрации артефактов прошлого1. Речь идет об общепринятом хронологическом (от палеолита до железного века) и культурно-географическом (материалы разных археологических культур или регионов) делении археологического материала.
По сути, археологические залы продолжают создаваться сегодня в рамках концепции музея XIX века, когда экспозиция рассматривалась как некое систематическое и популярное изложение той или иной научной концепции или исторической схемы, в результате знакомства с которой у посетителя должны сформироваться определенные знания. Подобные приемы построения предметной среды можно отнести, по выражению Т.П. Калугиной, к «безличному стилю научного доклада» [6], мало понятному и интересному рядовому зрителю. Отчасти такое доминирование в археологической сфере «музеев — научных лабораторий», создаваемых учеными для себя, своих коллег и узкого круга, во многом связано с тем, что, как отмечают американский археолог К. Хол-торф и его российский коллега А. И. Мартынов, профессиональная археология до конца XX века была областью, определяемой исключительно в академических терминах [7].
ОМСКИЙ НАУЧНЫЙ ВЕСТНИК № 2 (66) 2008 КУЛЬТУРОЛОГИЯ. ИСКУССТВОВЕДЕНИЕ
КУЛЬТУРОЛОГИЯ. ИСКУССТВОВЕДЕНИЕ ОМСКИЙ НАУЧНЫЙ ВЕСТНИК № 2 (66) 2008
Главным недостатком археологических систематических, а также отчасти и тематических экспозиций, можно считать, искусственное, по сути, членение материала, которое, на взгляд автора, убивает его жизненность и возможность соотнесения с современной ситуацией. Мир, поделенный на наконечники стрел, орудия для рыбной ловли, узкогорлые сосуды и т.п., не воспринимается как Мир живого человека, не говорит с нами на нашем языке. Как хорошо заметил К. Хадсон, такой «музей сообщает факты, но слишком многие выводы посетителю приходится делать самому, и это означает, что великолепная, поучительная повесть не совсем хорошо изложена» [8]. При этом стоит отметить то, что отбор артефактов в экспозиционное пространство сегодня во многом идет по принципу уникальности и аттрактивности, в результате чего, несмотря на наличие научных концепций экспозиций, археологические залы отчасти по прежнему остаются кунсткамерами XVI — XVII веков, создаваясь и, соответственно, воспринимаясь как кабинеты чудес, редких, необычных вещей глубокой древности. Все это в итоге создает ощущение того, что музейная археологическая экспозиция рассказывает нам исключительно о мире вещей, но не о мире людей, и, как следствие, не выходит за рамки «любования диковинками».
Также малоэффективным можно считать и использование линейно-хронологического принципа развертывания экспозиции. Учитывая то, что сегодняшнее восприятие мира во многом отвергает модернистскую доктрину поступательного развития истории, можно говорить о том, что такой подход не только ничего не дает неспециализированному зрителю, но и даже вводит его в заблуждение. Зал палеолита, также как и железного века, что подчеркивает экспозиционное членение, оказывается за гранью современной реальности, остается «мертвым» для нас. Такие экспозиции как бы говорят нам — «это уже прошло». Эта позиция опять приводит нас к устаревающей сегодня концепции «памятника». По сути, предметы древности по-прежнему воспринимаются и демонстрируются как факты прошлого. В результате, оказывается практически невозможно объяснить, что дает современному человеку знание о том, сколько было типов керамики в одной из сотен археологических культур II тысячелетия до н. э. (учитывая, что само понятие «археологическая культура» — это сугубо научная или исследовательская единица).
Отметим, что в рамках описанного классического археологического музея могут активно использоваться разные приемы повышения наглядности и эффективности подачи материала, не выходящие за пределы общей стилистики изложения археологических данных. К таким способам относится, прежде всего, использование в построении экспозиции макетов исследованных объектов (поселений, захоронений, оборонительных сооружений), разных видов занятий (например, макеты печей для плавки металла), а также графических или полномасштабных реконструкций интерьеров жилых и хозяйственных построек, внешнего облика и одежды человека древности.
Уточним, что массовое использование макетов в демонстрации археологических материалов было впервые применено еще в 1885 г. в музее Питт-Риверса в Фарнеме (Англия). В двух экспозиционных залах фарнемского музея было выставлено 95 макетов археологических памятников [9]. К сожалению, такой представительной коллекцией макетов не обладает ни один современный российский археологический
музей. Тем не менее подобные визуальные иллюстрации в России широко представлены, например, в Археологическом музее-заповеднике «Танаис», Музее истории г. Москвы, Государственном историческом музее, Археологическом музее г. Переяслав-Хмельницкий, Государственном музее природы и человека, г. Ханты-Мансийск, Историко-культурном музее-заповеднике Удмуртской Республики «Идна-кар», г. Глазов.
Признавая, что подобные наглядные презентации древней истории, безусловно, играют сегодня важную роль, позитивно влияя на уровень востребованности археологических экспозиций, заметим, что сами по себе они не решают проблемы выявления смысловой ценности наследия прошлого для современного зрителя.
В современной «клип-культуре» культуре зрителю, «избалованному самыми разными образами, пространство музея с недвижными и недосягаемыми предметами кажется мертвым» [10]. В связи с этим требуется поиск новых способов музейной презентации прошлого. Так, в качестве способа оживления экспозиции может использоваться демонстрация отдельных реконструированных ремесленных занятий (гончарство, камнеобработка и др.)2 или ритуалов древности как в натуральном исполнении, так и в форме видеоряда. Эти демонстрационные элементы превращают статичную картинку в музейное действо, театр или даже шоу (аттракцион), что вполне соответствует современной стилистике культурного потребления.
Значительно дальше на этом пути идут так называемые музеи «живой истории», в которых посетителю предлагается лично погрузиться в древний мир. В таких археологических музейных центрах России, как «Томская писаница» (г. Кемерово), музей-заповедник «Аркаим» (г. Челябинск), «Центр исторического моделирования» (г. Самара), до недавнего времени Археологический музей-заповедник «Танаис», перед посетителем не только оживляется мир древних, но и сам зритель имеет возможность примерить на себя «шкуру» археологического человека. «Трогать разрешается» — таков ведущий принцип этих археологических музеев или археодромов (как их обозначают за рубежом), которые предоставляют посетителю принципиально новую возможность стать не зрителем истории, но ее «жителем», «соавтором» или как минимум ее активным исследователем. Особенно значимых успехов в движении исторической реконструкции достигли в Европе, где на данный момент существует несколько десятков экспериментальных исторических археодромов.
Разнообразие деятельности европейских архео-парков впечатляет: это и собственно историческое моделирование хозяйственного уклада, ремесел, жилищно-бытового и религиозного комплекса (в Лей-ре (Дания) круглогодично функционирует более 30 видов древних хозяйственных занятий и ремесел), это и организация фестивалей древней культуры, собирающей как представителей реконструкторского движения, так и десятки тысяч туристов, это и широкая образовательная программа как на территории парка (включая многодневные курсы с проживанием на территории парка), так и за его пределами, это и разнообразная постоянная работа по популяризации экспериментальной археологии и этнографии через средства массовой информации и иные каналы (в г. Лейре, например, ежегодно проводят показ моделей одежды от неолита до средневековья).
Можно утверждать, что благодаря такой постановке вопроса действительно происходит включение
архивного мира древности в ткань современной жизни, рождается личностное отношение к прошлому, которое можно считать важнейшим результатом деятельности любого музея истории. В этом случае отношение к археологическому наследию строится не на основе знания о нем, а как лично проживаемый и реактуализируемый опыт, обладающий определенной привлекательностью и внутренне присущей ценностью [11]. Вещь в музее перестает быть «лишь фактом дистанцированного, чисто эстетического, “безобидного” созерцания» [12].
Стоит заметить, что это вполне соответствует общей трансформации культурного посетителя современности, когда, как пишет Т.М. Пчелянская «представители разных составляющих широчайшего спектра музейной аудитории... воспринимают экспозицию как инструмент для раскрепощения своей творческой энергии . поскольку никто не хочет быть в роли “пассивно просвещаемого”» [13], превращаясь, по выражению О. С. Дмитриевой, «из посетителя-наблю-дателя в посетителя-переживающего» [14]. Таким образом, использование музейной археологической анимации как в рамках стационарного показа, так и в проектах уровня археодромов, можно рассматривать как путь адекватный современному уровню массового восприятия.
Тем не менее стоит отметить, археологические «игры» в прошлое, строясь на серьезной научной основе, способствуя глубокому погружению в мир иной культуры, приобщению к ней, частично выпадают за рамки важнейшей музейной функции — сохранять и открывать для познания прошлое, представленное в виде подлинников. Несмотря на то, что большинство археодромов возникло на месте и по результатам проведения многолетних археологических раскопок памятников древности, их среда насыщена, прежде всего, современными новоделами и реконструкциями. Тогда как, именно возможность соприкоснуться с настоящими старыми вещами, ощутить их возраст, почувствовать дыхание прошлого делает музей музеем, отделяя его от других учреждений сферы культуры. В связи с этим, на взгляд автора данной статьи, в качестве способа оживления прошлого и личностной «привязки» к истории можно использовать также и традиционные способы экспонирования подлинников, но перестраивая музейное пространство на иных в сравнении с классическим музеем принципах.
Важно подчеркнуть, что речь идет не только о новом понимании построения экспозиции, но о ином понимании самой демонстрируемой истории. Признание «творчески активного характера времени» [15], восприятие прошлого как безграничной базы для современного развития, культурного взаимообмена позволяют выстраивать экспозиционное пространство как пространство многомерного диалога, в котором культурное наследие рассматривается не как прошедшее, но как текущее культуры. Эффективность такого подхода связана с тем, что часто новые смыслы рождаются при дерзком и порой вызывающе неправильном соизмерении разных культур, эпох и стилей. Современная действительность требует воспринимать жизнь как процесс полифонический и открытый, воспитывает зрение дисперсное, «фасе-точное»3.
Сравнивая одну археологическую культуру с другой, классическое экспозиционное пространство позволяет нам погрузиться в мир культуры прошлого, но ничего не говорит о нас самих. Сопоставляя в одном экспозиционном поле характеристики той или иной археологической культуры прошлого и нашей
современной социокультурной реальности, мы позволяем задуматься не только о прошлом, но и о настоящем, а также будущем. Бинарные экспозиции дают возможность задать прошлому вопросы, которые интересуют нас сегодня.
Не менее важным в рамках таких «актуальных» сопоставлений является преодоление языкового барьера, который мешает нам воспринимать адекватно ценности иной культуры. Для актуализации прошлого можно при подаче материала использовать современные понятия и термины — «дизайн кухни», разнообразие «меню» и способов готовки пищи, «развивающие» детские игрушки, размер стандартной «квартиры», количество пар обуви на одного члена семьи, спектр жизненных умений и навыков рядового человека, отношение к вещам, модные украшения, способы поддержания чувства безопасности и защищенности и т.д. Отметим, что такой подход к музею древности — это не «опускание» на уровень современного зрителя, но попытка выразить идею современности прошлого и возможности интересного диалога с ним.
Также продуктивным может оказаться создание археологических экспозиций современного мира, которые способны поставить вопросы о том, что останется в вещах от нас самих, как этот набор артефактов отразит наши тревоги, мечты, достижения, неудачи. Что вообще остаётся от человека после его ухода.
Отметим, что подобные пути оживления материала, отчасти отходят от классической экспозиционной концепции, которая строится на приоритете предмета. Археологическое наследие может стать востребованным современным человеком, если оно будет рассказывать истории про него самого, поэтому археологический музей должен сегодня скорее не показывать вещи, но излагать некую повесть о Человеке.
Завершая заметим, что представленные в статье выводы могут послужить основой для построения эффективных музейных экспозиций и разработки инновационных социокультурных проектов, позволяющих повысить востребованность и интерес к археологическому наследию.
Примечания
1 Автор опирался на анализ археологических экспозиций следующих музеев: Калининградский областной историко-художественный музей, Кирилло-Белозерский историко-архитектурный музей-заповедник, Азовский краеведческий музей, Шарыповский региональный музейно-выставочный экскурсионный комплекс (Красноярский край), Музей истории г. Москвы, Билярский государственный историко-археологический и природный музей-заповедник, Омский государственный историко-краеведческий музей, Амурский областной краеведческий музей им. Г. С. Новикова-Даурского, Государственный Зеленоградский историко-краеведческий музей, Таманский археологический музей, Археологический музей г. Переяслав-Хмельницкий, Государственный Бородинский военно-исторический музей-заповедник, Государственный военно-исторический и природный музей-заповедник «Куликово поле», музей «Археологические памятники Евразии» Гимназии № 1505 г. Москвы, Историко-культурный музей-заповедник Удмуртской Республики «Иднакар» г. Глазов, Археологический музей-заповедник «Танаис» (Ростовская область), Музейно-культурный центр г. Нягань, Музей истории г. Урая, Городской музей г. Советский, Городской музей г. Югорск, Свердловский областной краеведческий музей, Музей археологии и этнографии Сыктывкарского государственного университета, музей Института архео-
ОМСКИЙ НАУЧНЫЙ ВЕСТНИК № 2 (66) 2008 КУЛЬТУРОЛОГИЯ. ИСКУССТВОВЕДЕНИЕ
КУЛЬТУРОЛОГИЯ. ИСКУССТВОВЕДЕНИЕ ОМСКИЙ НАУЧНЫЙ ВЕСТНИК № 2 (66) 2008
логии и этнографии СО РАН, музей Казанского государственного университета, Музей археологии Алтайского государственного университета, Археологический музей Тверского государственного университета, Археологический музей Воронежского университета.
2 Можно отметить также музыкальные вечера в Центре музыкальных древностей Великого Новгорода, где произведения исполняются на реконструированных по археологическим материалам инструментах.
3 Музей как собрание частных случаев, обретающихся в ячейках-ящичках разных текстов и языков, предложил, например, Жан Нувель в своем новом Музее цивилизации Африки, Азии Австралии и Океании на парижской набережной Бранли.
Библиографический список
1. Миронова, Т.Г. Сохранение природного и культурного наследия как императив культурной политики постиндустриального общества [Текст] : дис. ... канд. культурологических наук:
24.00.01 / Миронова Татьяна Николаевна. — М., 2000. — с. 168. — Библиогр.: с. 148-168. — С. 77.
2. Селезнева, Е.Н. Культурное наследие России в политических дискурсах 1990-х годов [Текст] : дис. ... д-ра филос. наук:
09.00.13. / Селезнева Елена Николаевна. — М., 2004. — с. 228. — Библиогр.: с. 219-228. — С. 67.
3. Лотман, Ю. М. Память в культурологическом освещении [Текст] // Лотман Ю.М. Избранные статьи: В 3 т. Т. 1: Статьи по семиотике и типологии культуры / Ю.М. Лотман. — Таллинн: Александра, 1992. - 479 с.- ISBN 5-450-01551-8. - С. 201.
4. Аркаим: Исслед. Поиски. Открытия [Текст] / Науч. ред. Г.Б. Зданович ; сост. Н.О.Иванова. — Челябинск: Творческое об-ние «Каменный пояс», 1995. — 224 с. — ISBN 5-88771-002-0. — С. 198 — 213.
5. Шулепова, Э.А. Наследие как фактор регионального самосознания [Текст] / Э.А. Шулепова // Культурология и культу-роведение: концептуальные подходы, образовательная практика: Материалы межрегион. науч.-практ. семинара ( г. Кемерово, 24 — 25 дек. 1997 г.) / [Редкол.: Е. Я. Александрова и др.]. — М. : Рос. ин-т культурологии : Кемер. гос. ин-т искусств и культуры, 1998. — 249 с. — Библиогр. в конце отд. ст. — С. 84.
6. Калугина, Т.П. Культура-«музеефикатор»: метафора и реальность [Текст] // Методология гуманитарного знания в перспективе XXI века. Материалы Международной научной конференции. 18 мая 2001 г. Санкт-Петербург. Серия «Symposium». Выпуск 13. — СПб.: Санкт-Петербургское философское общество. 2001 г. — 328 с. — C. 217.
7. Holtorf, C. Monumental Past: The Life-histories of Megalithic Monuments in Mecklenburg-Vorpommern (Germany). [Электронный ресурс]: Electronic monograph. University of Toronto (20002007): Centre for Instructional Technology Development. Режим
доступа: http://hdl.handle.net/1807/245; Мартынов, А.И. Му-зеефикация памятников историко-культурного наследия и исторических мест — проблема национальная [Текст] / А.И. Мартынов // II Северный археологический конгресс. Тезисы докладов. — Екатеринбург, Ханты-Мансийск: Изд-во «Чароид», 2006. — С. 279.
8. Хадсон, К. Влиятельные музеи [Текст] / Кеннет Хадсон ; Пер. с англ. Л.Мотылева. — Новосибирск: Сибирский хронограф, 2001. — 194 с.: ил., портр. — Библиогр.: с. 179-182. — Указ. с.: 185— 194. — ISBN 5-87550-137-5. — С. 149.
9. Хадсон, К. Указ. соч. — С. 37.
10. Дмитриева, О.С. Музеи и аттракционы: альтернатива в режиссуре музейного пространства [Текст] / О.С. Дмитриева // Триумф музея? = Triumphus musei : [сб. ст.] / Санкт-Петербургский гос. ун-т, Гос. Эрмитаж ; [редкол.: А. А. Никонова (отв. ред.) и др.]. - Санкт-Петербург : Осипов, 2005. — 460 с.; 22 см. — Библиогр. в подстроч. примеч. — ISBN 5-98883-003-X. — С. 191.
11. Иванова, Е. Л. Незыблемость и изменчивые контуры наследия [Электронный ресурс] // Этнометодология: проблемы, подходы, концепции = Ethnomethodology: problems, approaches, concepts: сборник статей / [Ред.-сост. А. А. Пископпель и др.] ; М-во культуры Рос. Федерации. Рос. акад. наук. Рос. НИИ культур. и природ. наследия. — Вып. 4. — . — М., 1997. — 124 с. ISBN 5-89260-001-7. Режим доступа: http://prometa.ru/projects/ prospect/4/5/print.
12. Гройс, Б. О музее современного искусства [Текст] / Б. Гройс // Художественный жур-нал. — 1998. — № 23. — С. 28. Цит. по Калугина, Т.П. Художественный музей как феномен культуры / Т.П. Калугина. — Санкт-Петербург : Изд-во Петрополис, 2001. — 224 с. Библиогр.: с. 206-222. ISBN 5-94656-006-9. — С. 142.
13. Пчелянская, Т.М. Музеи и музейные экспозиции в новом спектре сетевых коммуникаций [Текст] / Т.М. Пчелянская // Триумф музея? = Triumphus musei : [сб. ст.] / Санкт-Петербургский гос. ун-т, Гос. Эрмитаж ; [редкол.: А. А. Никонова (отв. ред.) и др.]. — Санкт-Петербург : Осипов, 2005. — 460 с.; 22 см. — Библиогр. в подстроч. примеч. — ISBN 5-98883-003-X. С. 153.
14. Дмитриева, О.С. Указ. соч. С. 191.
15. Бахтин, М.М. Эстетика словесного творчества [Текст] / М.М. Бахтин ; Сост. С.Г.Бочаров ; Текст подгот. Г.С.Бернштейн и Л.В. Дерюгина ; [Примеч. С. С. Аверинцева, С. Г. Бочарова]. — 2-е изд. — М.: Искусство, 1986. — 444 с.: портр. ; — Указ. имен: с. 436-443. — Библиогр. в примеч.: с. 404-435. — С. 235.
КАМЕНСКИЙ Сергей Юрьевич, старший преподаватель кафедры социально-культурного сервиса и туризма.
Статья поступила в редакцию 11.01.08 г.
© С. Ю. Каменский
Книжная полка
Коряковцева, Н. А. Хрестоматия по информационной культуре [Текст] / Н. А. Коряковцева. — М. : Либерея-Бибинформ, 2007. — 140 с. — (Библиотекарь и время. XXI век ; вып. 59). — Библиогр.: с. 137-138. — ISBN 5-85129-175-3.
В книге собраны разнообразные материалы по информационной культуре человека и общества. Представлены наиболее значимые выдержки из произведений классиков информатики, выдающихся историков, социологов, книговедов.
Охарактеризованы мифологический период накопления информации, рукописная эпоха в истории книжности; возникновение и распространение книгопечатания. Раскрывается содержание «информационных революций» в жизни человечества. Третий раздел посвящен современному и будущему состоянию информационной культуры.
Предлагаемое издание представляет собой первую на русском языке хрестоматию по информационной культуре.
