CC BY
160"Культурная жизнь Юга России "
^ 1 (44), 2012
Проблемы региональной истории
А. Н.ТКАЧЕВ
АРХЕОЛОГИЧЕСКИЕ ИССЛЕДОВАНИЯ НА КУБАНИ В ДОВОЕННЫЙ ПЕРИОД (1920-е -1941 год)
Рассматривая важный этап становления кубанской археологии, автор статьи освещает наиболее значимые разведочные работы и раскопки в период с 1920-х до 1941 года и обобщает роль музеев, образовательных учреждений, центральных научно-исследовательских организаций в изучении археологических памятников Кубани.
Ключевые слова: археология Кубани, научные исследования, экспедиции, памятники археологии, репрессированные ученые.
История развития кубанской археологии до сих пор слабо освещена в научной литературе. В настоящее время довоенные и послевоенные архивные, а часто и библиографические материалы привлекаются исследователями только эпизодически - при решении той или иной достаточно узкой научной проблемы.
Отдельные материалы вообще никогда не публиковались и не известны широкому кругу специалистов. Забытыми оказались и многие первооткрыватели кубанских древностей, имена которых заслуживают благодарной памяти потомков.
Территория Кубани к началу 1920-х годов в археологическом отношении была слабо изучена, хотя раскопки проводились достаточно активно. Н. Л. Каменевым, В. Ф. Тизенгаузеном, Е. Д. Фе-лицыным, Н. И. Веселовским, В. И. Сизовым, В. М. Сысоевым, В. В. Саханевым и другими был раскопан ряд объектов, получивших мировую известность. Однако поскольку исследование наиболее богатых курганов не касалось массы иных категорий памятников, за рамками научных интересов оставались огромные хронологические промежутки и значительные территории.
Знаменитая археологическая карта Кубанской области Е. Д. Фелицына была составлена без комментариев автора, что, естественно, затрудняло ее использование [1].
После революции 1917 года фактически единственным учреждением Кубани, координировавшим изучение археологических памятников, был Кубано-Черноморский областной музей. Несмотря на потрясения Гражданской войны, его коллекции удалось не только сохранить, но и пополнить новыми экспонатами. Так, осенью 1918 года директор музея И. Е. Гладкий производил археологические раскопки в ст-це Новоплатни-ровской. С 1924 года музей возглавил педагог, археолог и краевед А. Ф. Лещенко. Его опыт и знания позволили внести много нового в жизнь музея: устраивать различные выставки, развивать связи с краеведческими организациями региона (ОЛИКО, ЛИЭТО и др.), музей вновь начал активно участвовать в центральных археологических экспедициях.
На страницах научных журналов, в сборниках
краеведческих обществ Краснодара и Ростова-на-Дону публиковались статьи А. Ф. Лещенко о материалах музея и результатах изучения археологических памятников. Особое внимание в своих трудах он уделял описанию дольменов, их хронологической интерпретации [2].
Для анализа музейных коллекций в работу вовлекались краеведы и исследователи, преподаватели и студенты кубанских вузов (уполномоченный по охране памятников старины на Северо-Западном Кавказе профессор Г. Г. Григор, учитель истории шк. № 2, позже ассистент пединститута М. В. Покровский и др.).
К концу 1930-х, несмотря на такие трудности, как неприспособленное помещение, нерегулярное выделение специальных средств и т. п., музей вошел в ряд наиболее известных научно-просветительных учреждений Северо-Западного Кавказа.
Активную деятельность по изучению археологических памятников проводили и районные музеи. В течение 1920-х годов исследования античных древностей и геологии Таманского полуострова вел директор Темрюкского музея С. Ф. Войцеховский. В 1939 году экспедицией Геленд-жикского музея под руководством И. И. Аханова проводились раскопки средневекового могильника у Керченской щели и курганов возле Адерби-евской щели.
В те годы археологическими исследованиями также занимались образовательные учреждения и краеведческие организации. Летом 1920 года раскопки на Тамани проводил профессор кафедры истории Кубанского политехнического института В. А. Пархоменко. В 1923-1924-м ученый секретарь Северо-Кавказского краевого общества археологии, истории и этнографии Б. В. Лунин и заведующий Геленджикским музеем М. М. Рей-неке обследовали окрестности Геленджика и 10 дольменов близ аула Красноалександровского на р. Аше. Лунин организовал в 1935-1936 годах археологические исследования в районе станиц Тульской и Даховской.
В 1930 году студент этнографического отделения Ленинградского университета Л. И. Лавров (впоследствии известный кавказовед и этнограф) составил описание дольменов в бас-
сейне р. Аше [3]. Сотрудником государственного исторического музея И. Я. Стеллецким изучены мегалитические постройки в пос. Красная Поляна, у с. Божьи Воды, а также по р. Цемеске (Гуд-зева гора).
Весомый вклад в развитие кубанской археологии внес профессор Краснодарского пединститута Н. А. Захаров. С его именем связано исследование многих археологических памятников Прикубанья. В 1927 году он в составе комиссии, в которую вошли Г. Г. Григор, А. Ф. Лещенко, М. В. Покровский, Н. В. Анфимов, наблюдал за земляными работами и вел сбор находок на городище на месте Краснодарской электростанции, известном в науке как городище «КРЭС». Публикации Н. А. Захарова «Общий обзор обследования и работ на городище в г. Краснодаре» и «Краснодарское городище», вышедшие в 1928 году в Ростове-на-Дону, - одни из немногих работ, посвященных этому практически уничтоженному памятнику археологии [4].
В конце 1920-х годов Захаров также исследует городище «Краснобатарейное». Он первым опубликовал сообщение о находке плиты со знаком Тиберия Евпатора (1929 г.), а затем (1937 г.) подвел итоги работ, впервые дав датировку этого интереснейшего памятника археологии: I - III в. н. э. (1-я четверть).
Вывод Н. А. Захарова о том, что «Краснобата-рейное» городище являлось пограничным между Боспором и меотскими племенами, актуален и сегодня. Проблема взаимоотношений Боспор-ского государства с местными племенами нашла отражение и в его статье «Древнее наименование реки Кубани» (1930) [5]. В середине 1930-х Захаров также исследует дольменные памятники; в его работе «Погребение мегалитического типа из предгорных районов Северного Кавказа» (1937) дано описание находок из дольмена близ ст-цы Саратовской в сравнении с аналогичными памятниками Кавказа.
Огромный вклад в изучение памятников При-кубанья внес М. В. Покровский. В 1927 году он организовал в краснодарской школе № 2 археологический кружок, силами которого удалось установить наличие на территории Краснодара целого ряда ранее неизвестных поселений и могильников. Важнейшими моментами работы кружка в 1927-1928 годы были сбор материала на месте земляных работ, связанных с постройкой Краснодарской электростанции (городище «КРЭС»), открытие городища «Сад Тротнера», Пашковского могильника № 1. Важными итогами деятельности М. В. Покровского были обнаружение в 1927 году в карьере у Пашковской переправы раннесредне-векового могильника, а также ежегодные исследования Елизаветинского городища. В 1929 году во время строительства дома на ул. Почтовой кружковцами был исследован большой меотский могильник (IV в. до н. э. - III в. н. э.), немалая часть которого, к сожалению, была разрушена земляными работами.
При школе возник уникальный краеведческий
музей, располагавший более чем 10 тыс. экспонатов [6]. Некоторые из них принял Эрмитаж - настолько интересными и ценными они оказались.
Красноречивым признанием заслуг М. В. Покровского служит избрание его членом-корреспондентом Государственного исторического музея в 1935 году.
В этом знаменитом кружке начинал свои первые исследования выдающийся кубанский археолог Н. В. Анфимов: «Мы занимались настоящей археологией, и руководил нами прекрасный учитель М. В. Покровский», - вспоминал он. С 1930 года, когда Анфимова принимают в штат Кубанского научного музея, начинаются его самостоятельные полевые исследования (меотский грунтовый могильник на ул. Загородней в Краснодаре).
В 1936-1938 годах он совместно с М. В. Покровским руководил работами экспедиции музея на грунтовом могильнике № 2 у ст-цы Усть-Лабин-ской, давшими уникальный материал, ставший эталонным для меотской культуры Прикубанья. С 1938 года экспедицией музея под руководством Анфимова начаты систематические раскопки Се-мибратнего городища [7], а также прото- и древ-немеотских Николаевского и Кубанского могильников [8].
Результатом многолетних поисков и раскопок стала статья Н. В. Анфимова и М. В. Покровского «Карта древних поселений и могильников Прикубанья с IV в. до н. э. по III в. н. э.» (1937) -своего рода итог довоенных работ по выявлению и изучению бытовых и погребальных памятников меотской культуры.
В последние предвоенные месяцы 1941 года наиболее значительные работы проводились Шапсугской археологической экспедицией - исследованием Убинского могильника руководила ученый секретарь Краевого бюро по охране памятников старины Н. Н. Анфимова [9].
Крупные разведки и раскопки на территории края вели экспедиции центральных научно-исследовательских учреждений: Северо-Кавказская этно-лого-археологическая экспедиция ГАИМК (район Краснодара и ст-цы Усть-Лабинской, 1924-1925 гг.), аспирант ГАИМК С. Н. Замятнин начал исследование Ильской палеолитической стоянки (1925 г.), более масштабные работы на этом объекте были проведены В. А. Городцовым (1936-1937 гг.).
В 1926 и 1927 годах работала экспедиция Коллектива по изучению древностей Керченского и Таманского полуостровов Института археологии РАНИОН под руководством А. С. Башкирова. В ее задачи входили археолого-топографические исследования городища у пос. Сенной (Фанагория), Семибратнего городища и в южной части Таманского полуострова (от Анапы до мыса Тузла). В 1928 году экспедицией под руководством Л. П. Харко была составлена «Археологическая карта центрального района Таманского полуострова».
Значимым событием в истории археологического изучения Таманского полуострова стала экспедиция ГАИМК (1930-1931 гг.) под руковод-
34 "Культурная жизнь Юга России"
№ 1 (44), 2012
ством профессора А. А. Миллера. Сотрудниками экспедиции были его ученики и коллеги А. А. Иессен, М. И. Артамонов, Т. Н. Книпович, Ю. В. Подгаецкий и др. Решались новые для своего времени задачи целостного изучения процесса развития материальной культуры в пределах определенного региона. На составленной по итогам этих исследований археологической карте полуострова отражена поэтапная картина расселения в регионе - по периодам камня и бронзы, архаическому, классическому, эллинистическому, римскому, раннему средневековью и турецко-татарскому времени.
В 1929-1930 годах в Геленджике работала Черноморская археологическая экспедиция Антропологического института МГУ под руководством профессора Б. С. Жукова (раскопки курганных могильников и поселения дольменной культуры). В 1936-1937-м для исследования городища Фана-гория была организована совместная экспедиция Государственного музея изобразительных искусств им. А. С. Пушкина и Государственного исторического музея под руководством А. П. Смирнова и В. Д. Блаватского; последний продолжил работы в 1938-1940-м. Экспедиция ГМИИ им. А. С. Пушкина в 1939 году обследовала место обнаружения мраморного изваяния, известного ныне как «статуя наместника Неокла» (Анапа, городище Горгиппия) [10]. Городище и могильник ст-цы Елизаветинской в 1934-1935 годах изучала экспедиция под руководством В. А. Городцова.
В 1930-е годы было положено начало активному изучению западнокавказского палеолита. Экспедицией С. Н. Замятнина (в составе которой работали М. З. Паничкина, А. П. Краснов и др.) открыты в 1936 году Ахштырская, Навалишен-ская, Хостинские I и II пещерные стоянки. В 19361940 годах Д. А. Крайнов исследовал Ацинскую пещеру [11].
В предвоенный период начали выходить обобщающие труды на основе археологических материалов, в том числе Северо-Западного Кавказа и Прикубанья. В 1929 году А. В. Шмидтом была предложена периодизация бронзового века При-кубанья и прилегающих районов Северного Кавказа. В 1936-м увидела свет монография М. И. Артамонова «Очерки древнейшей истории хазар», в 1938-м - работа С. А. Жебелева «Возникновение Боспорского государства». Б. Е. Деген-Ковалев-ский обратился к вопросу о датировке так называемых «больших кубанских курганов» (включая курганы, исследованные Н. И. Веселовским, - в Майкопе и близ ст-цы Новосвободной) [12]. Итогом многолетней работы сотрудника Эрмитажа А. А. Иессена стал ряд статей, вышедших в период с 1935 по 1939 год: «К вопросу о древнейшей металлургии меди на Кавказе», «Олово Кавказа», «Древнейшая металлургия Кавказа и ее роль в передней Азии» и другие, посвященные анализу материала и хронологии бронзового века Прикубанья и Северо-Западного Кавказа [13].
Археологические памятники Северо-Западного Кавказа привлекали внимание и зарубежных
ученых. В 1934 году в Хельсинки вышла статья А. М. Тальгрена о дольменах и мегалитических сооружениях [14].
На последующие пути развития археологии во многом повлияла государственная политика в области науки. Принявшее открытые формы идеологическое давление выразилось как разгром краеведения, ликвидация дисциплины «Археология» в университетах. Была подвергнута сомнению сама необходимость не только преподавания, но и существования этой отрасли науки. Археологию назвали буржуазной, а все ее дореволюционное наследие - отсталым и незначительным. Обрушившаяся на страну волна репрессий не миновала и Кубань: был арестован директор музея И. Е. Гладкий (1924), репрессирован А. Ф. Лещен-ко (1931), по обвинению в белогвардейском заговоре расстрелян в Краснодаре Н. А. Захаров (1938).
Охарактеризованный нами период был тем этапом развития кубанской археологии, когда предпосылкой становления региональной школы явилось определение основных научных центров, координирующих археологические исследования.
Литература
1. Хачатурова Е. А., Пьянков А. В. Слово об учителе // Прошлое Кубани: Из наследия Н. В. Анфимова. Краснодар, 2010. С. 5.
2. Лещенко А. Ф. О времени сооружения мегалитических памятников Северо-Западного Кавказа // Известия ОЛИКО. Вып. IX. Краснодар, 1925. С. 92.
3. Лавров Л. И. Этнография Кавказа (по полевым материалам 1924-1978 гг.). Л., 1982. С. 21.
4. Захаров Н. А. Краснодарское городище // Записки Северо-Кавказского краевого общества литературы, истории и этнографии. Ростов н/Д, 1928. С. 56.
5. Захаров Н. А. Древнее наименование реки Кубани // Известия Государственного русского географического общества. Т. 12. Вып. 1. 1930. С. 55.
6. Покровский М. В. Музей Краснодарской школы № 2 // Советское краеведение в Азово-Чер-номорском крае. 1935. № 3. С. 162.
7. Горончаровский В. А. Лабрис (Семибратнее городище) и синды // Боспорские исследования. Вып. 22. М., 2009. С. 150.
8. Анфимов Н. В. Автобиографические записки // Прошлое Кубани ... С. 49.
9. Хачатурова Е. А. К истории исследования Убинского могильника в контексте истории Кубани (14.04.41 - 24.06.41) // Пятая кубанская археологическая конференция. Краснодар, 2009. С. 399.
10. Алексеева Е. М. Античный город Горгиппия. М., 1997. С. 6.
11. Археология СССР. Палеолит. М., 1983. С. 45.
12. Деген-Ковалевский Б. Е. Проблема датировки «больших кубанских курганов» // Краткие сообщения института истории материальной культуры. Вып. 2. 1939. С. 14.
13. Иессен А. А. Прикубанский очаг металлур-
гии и металлообработки в конце медно-бронзово- 14. Tallgren A. M. Sur les monuments mega-го века // Материалы и исследования по археоло- lithiques du caucase Occidental // Eurasia Septentrio-гии СССР. Вып. 23. М., 1951. С. 10. nalis antique. Vol. IX. Helsinki, 1934.
a. n. tkachev. archaeological researches on the territory of kuban during the pre-war period
(1920s -1941)
Considering the important stage of formation of the Kuban archeology, the author of the article not only deals with the most significant prospecting and excavations during 1920s-1941 but also generalizes the role of museums, educational institutions, central research organizations in studying of the archaeological monuments of Kuban. Key words: Kuban archeology, research studies, expeditions, archeological monuments, repressed scientists.
И. В. ОЗЕРСКИй
РАЗВИТИЕ ОБЩЕСТВЕННОГО САМОСОЗНАНИЯ СЛУЖАЩИХ ВЛАДИКАВКАЗСКОЙ ЖЕЛЕЗНОЙ ДОРОГИ (Конец XIX - начало XX века)
В статье рассматриваются факторы общественного самосознания и модернизация социокультурной сферы Северного Кавказа на рубеже Х1Х-ХХ столетий.
Ключевые слова: Юг России на рубеже Х1Х-ХХ веков, Владикавказская железная дорога, развитие инфраструктуры.
Расширение сети железных дорог на Северном Кавказе явилось одним из главных факторов, стимулировавших развитие капиталистического производства, и привело к коренным изменениям в сфере межсоциальных взаимоотношений.
Владикавказская железная дорога с многочисленными депо, мастерскими и различными подсобными предприятиями считалась одной из крупнейших в дореволюционной России. Ей принадлежали морские суда на Каспийском и Черном морях, торговый порт в Новороссийске, нефтеперегонный завод с нефтепроводом в Грозном и многие другие объекты. О масштабности производственного объединения свидетельствуют данные Государственного архива Ростовской области. По протяженности (2714 верст) и числу работающих (30 945 чел.) Владикавказская железная дорога уступала лишь Рязанско-Уральской (4182 и 46 981) и Юго-Восточной (3448 и 34 431 соответственно), по фонду заработной платы была второй после Рязанско-Уральской [1].
Путейцы составляли ядро высококвалифицированных специалистов на Северном Кавказе. От качества их труда зависело многое - от удобства передвижения и безопасности жизни пассажиров до перевозки грузов и стабильности функционирования многих отраслей производства. Они имели сравнительно высокий заработок и пользовались дополнительными льготами, которые гарантировало государство (денежные пособия: по случаю рождения ребенка, на врачебную помощь за полученное увечье, на погребение; награждения за безупречную службу и др.) [2].
В силу травмоопасности производства в 1880-е годы ведомство путей сообщения создало пенсионные и сберегательно-вспомогательные кассы (фонд формировался за счет обязательного шестипроцентного вычета из зарплат и добровольных взносов). На 1 января 1898 года в пен-
сионной кассе Владикавказской железной дороги насчитывалось 247 384 руб. 31 коп., а число участников системы страхования достигло 6240 чел. [3]. Выплаты полагались получившим травмы при исполнении служебных обязанностей, а в случае смерти - их вдовам и сиротам. Еще одним способом организации социальной защиты служащих стала ссудно-сберегательная касса, не получившая, однако, большой популярности: на 26 апреля 1903 года в нее вошли менее 5% железнодорожников региона (1168 чел.) [4].
Стремление хозяев поддерживать работников за счет их собственных сбережений не дало эффекта, так как делать ежемесячные отчисления из своего жалованья могли лишь высококвалифицированные служащие, чья зарплата достигала 40-60 руб. в мес. Материальное положение остальных было тяжелым. Избыток свободных рук способствовал жестокой эксплуатации: даже после 10-20 лет труда подсобников и чернорабочих не зачисляли в штат, поэтому они не имели прав на установленные железнодорожникам льготы. Низкоквалифицированным работникам приходилось терпеть грубое обращение, а порой и рукоприкладство со стороны начальников.
Поскольку по уставу акционерного общества государство должно было выкупить дорогу в 1906 году, правление в целях получения наибольшей прибыли не вкладывало средства в мероприятия по охране труда. В мастерских отсутствовали нормальное освещение (пользовались керосиновыми коптилками) и вентиляция (дым от горнов отравлял легкие). По данным Ю. И. Серого, только в 1902 году на Владикавказской железной дороге произошло 4657 несчастных случаев, из которых 276 повлекли за собой тяжелые увечья, 50 - смерть [5].
Развитие производства порождало новые социальные проблемы, для решения которых государство не успевало отрегулировать законодатель-
