CC BY
34
ДРХ-
АНГЕЛы
ä ВЕНЧУРА
В США их стали называть «суперангелами» — удачливых инвесторов ранней стадии, про которых сразу и не скажешь, кто они такие: на венчурных капиталистов вроде бы не похожи — слишком неформальны, на бизнес-ангелов — тоже, потому что ворочают куда большими деньгами, причем не только своими собственными. Есть ли суперангелы в России?
Суперангел — это всегда крепкий личный бренд, заработанный на протяжении долгих лет инвестирования в молодые технологические компании. Бренд, который действует на венчурном рынке как магнит, притягивая и стар-тапы, и инвесторов. Первые знают, что участие суперангела в компании (не только финансовое, но и менторское) чем-то сродни выигрышному билету, вторые верят в его счастливую
«звезду», а потому готовы передавать ему в управление свои деньги. Под свое имя американские суперангелы подчас собирают по несколько десятков миллионов долларов — вполне серьезные суммы, чтобы конкурировать с классическими венчурными фондами. И при этом остаются ангелами — не-забюрократизированными, импульсивными, способными иной раз тут же распахнуть чековую книжку и выписать чек понравившейся команде.
Все известные американские суперангелы примерно одного происхождения — серийные предприниматели и бывшие топ-менеджеры хайтек-компаний. Например, Дейв Макклюр — выходец из PayPal и основатель бизнес-инкубатора 500 Startups, проинвестировавший семь сотен компаний. Или Рон Конуэй, в свое время поддержавший стартап под названием Google; в его послужном списке — 650 ангельских инвестиций.
У российских бизнес-ангелов размах крыльев, разумеется, куда меньше. Но уж если кого-нибудь и относить к «высшему ангельскому чину» в нашей стране, то перечень, по мнению опрошенных «Бизнес-журналом» участников рынка, вряд ли обойдется без таких инвесторов, как Игорь Рябенький, Игорь Мацанюк, Александр Бородич, Павел Черкашин, Константин Синюшин и Аркадий Морейнис. «Нас мало, нас, может быть, трое», — хитро улыбаясь, цитирует Бориса
Пастернака попавший в число названных Игорь Рябенький. «Этот список с каждым годом будет становиться все длиннее», — уверен Константин Синюшин, директор по развитию бизнеса в России The Untitled Venture Company. По его мнению, люди, занимающиеся серийным ангельским инвестированием, могут заслужить репутацию суперангелов лишь после того, как рынок убедится в успехе проинвестированных ими проектов. Причем критерии успешности вполне объективные — получение компанией новых инвестиций на следующих раундах или удачный выход из нее ангела. «Успешные инвесторы становятся брендами и привлекают как большой поток потенциальных проектов, так и соинвесторов, которые рассчитывают на то, что часть работы по анализу и отсеву компаний будет сделана лидирующим инвестором, а его бренд поможет привлечь новые вложения в будущем», — считает бизнес-ангел Павел Ковшаров.
«Суперангелы и бизнес-ангелы в целом — как социальный и финансовый институт — важны для вскармливания проектных инициатив, — говорит Людмила Голубкова, управляющий партнер Starta Capital. — Они удерживают плодородный слой на стыке бизнеса и технологий, людей и идей, питая проекты ранних стадий инвестициями. Нашему посевному фонду проще иметь дело с проектами, в которые уже «прилетел»
бизнес-ангел. Такие команды лучше подготовлены, их видно на первой же встрече».
Бизнес-ангелы — и за рубежом, и в России — преимущественно «вольные стрелки», которые, имея какой-то иной источник дохода в качестве основного, вкладывают собственные свободные деньги и время в интересные проекты, чтобы помочь им встать на ноги. Личная вовлеченность в проинвестированный бизнес, «прокачка» стартапа за счет собственных компетенций — это фирменный почерк ангелов. Это деятельность с «отложенной» и негарантированной «прибылью»; «гонорар» бизнес-ангел получает, как правило, когда выполнит свою миссию и в компанию придет инвестор последующего раунда, выкупив его долю.
Суперангел делает все то же самое, только превращает это в основной род деятельности. И еще получает дополнительный финансовый рычаг — в виде денег соинвесторов, которые часто «упаковываются» в посевной фонд. «Мой любимый американский суперангел Дейв Макклюр открывает уже третий фонд», — сообщает Игорь Рябенький. Рябенький и сам — человек-фонд. Свой Altair Capital он основал около двух лет назад. В нем работают пять сотрудников, включая его самого: помощники занимаются финансовым анализом проектов, маркетингом и т. п. По мнению Игоря Рябенького, открывать фонд имеет смысл в тот момент, когда компетенции ангела начинают значительно превышать его финансовые возможности: тогда-то как раз и возникает нужда в соинвесторах. Создание собственного фонда для суперангела — удобный способ превратиться из инвестора индивидуального в институционального. «Независимо от размера капитала и числа пайщиков, фонд — это заранее подготовленная «дверь» для входа будущих соинвесторов, — говорит Людмила Голубкова (Starta Capital). — Грамотно структурированный посевной фонд в немалой степени является гарантом успешной венчурной истории своих портфельных компаний. Следует помнить и о такой опции, как продажа портфеля целиком фонду следующего уровня. Такая возможность у бизнес-ангела как индивидуального инвестора отсутствует».
Собственный фонд — непременный атрибут западного суперангела. Чем тогда суперангел отличается от венчурного капиталиста, управляющего венчурным фондом? Стилем работы, считает бизнес-ангел Аркадий Морейнис: в его случае важнее личные качества и компетенции — а не построенные процессы, интуиция — а не бизнес-планы. Сам Морейнис свой фонд основывать не стал и даже распустил команду, которую было нанял четыре года назад, когда решил профессионально заняться ангельским инвестированием.
— Год назад, — говорит он, — я пришел к выводу, что команда ничем не может помочь на той стадии проекта, к которой обычно и присоединяется бизнес-ангел. Это этап прототипа, зачастую просто идеи, которую можно оценить иногда лишь на уровне интуиции. Это процесс, требующий личной вовлеченности человека, который может опираться только на свой опыт и связи. Все это далеко от управленческого процесса. Оценить с помощью менеджеров, что на самом деле стоит за красивой презентацией и есть ли будущее у нового продукта, не всегда возможно. Фактически на этом
этапе бизнес-ангел должен решить, «есть ли жизнь на Марсе», и всякий раз персонально отвечать за это решение.
В отличие от управляющего большим фондом, основным инструментом бизнес-ангела является «чуйка» — то есть его личное чутье, объясняет Игорь Рябенький. Процедуры внутри «ангельской» структуры намного мягче, чем в традиционных фондах. Упрощена и прямая связь с ее основателем. Если в большом фонде к первому лицу довольно сложно пробиться, то ангел предельно открыт и доступен — через социальные сети и другие каналы. В остальном же функции бизнес-ангелов и традиционных посевных фондов в венчурной экосистеме почти одинаковы. «Их задача, — поясняет Константин Синюшин, — помочь команде, впервые получившей чужие деньги, потратить их наиболее эффективно и показать на следующих потенциальных раундах в как можно более выигрышном свете свой продукт и свои метрики на единицу вложенных средств».
Процедура отбора проектов для инвестирования у суперангелов намного мягче, чем в традиционных посевных фондах. Упрощена и связь между стартаперами и инвестором. Если в большом фонде к первому лицу довольно сложно пробиться, то ангел предельно открыт и доступен
Суперангелы, даже если они работают без команды и собственного фонда, вовсе не «инвесторы-одиночки». Для успеха проекта они активно привлекают экспертов и сами кооперируются с другими бизнес-ангелами, если не хватает средств для инвестирования или собственных компетенций. Распространенная форма сотрудничества на Западе — синдикаты бизнес-ангелов. Есть даже специальные организации, такие как Ventureclub, которые занимаются вопросом синди-цирования на профессиональном уровне. «Любой синдикат предполагает наличие лидирующего инвестора, который по сути ведет проект и консолидирует все мнения инвесторов, — говорит бизнес-ангел Павел Ковшаров. — На мой взгляд, это очень правильное развитие направления совместного инвестирования». В России синдикация как инструмент общих инвестиций в одну компанию пока плохо освоена. Впрочем, по мнению Людмилы Голубковой, приход синдиката инвесторов — не всегда благо для молодой технологической компании. По ее мнению, основатель стартапа должен десять раз подумать, прежде чем решиться на то, чтобы запустить в компанию множество миноритариев и превратить свою «отдельную квартиру» в «коммуналку».
— На первом этапе, когда денег нет, основатели обычно не осознают правовых и управленческих рисков, связанных с отчуждением долей большому числу лиц, — объясняет Голубкова. — Когда приходит более крупный инвестор, интересы миноритариев зачастую игнорируются — и их участие
в капитале компании становится номинальным. Запутанные отношения собственности могут не позволить фирме, разработавшей отличный продукт, стать объектом поглощения для стратегического инвестора или фонда следующей стадии.
Между тем на первой, посевной стадии проекта важную роль играют не столько деньги, сколько опыт и связи ангела, позволяющие проверить идею на прочность.
— На этом этапе важно разобраться, нужно ли вообще кому-то то, что делает стартап, — рассуждает Аркадий Морейнис. — Причина неудачи многих стартаперов заключается в том, что их идея была изначально направлена на удовлетворение выдуманной потребности. На ранней стадии, как ни парадоксально, чем меньше денег потрачено, тем более успешна идея. В идеале свою первую версию продукта команда разработчиков должна сделать на свои деньги — то есть неся предпринимательские риски. Исходя из этого принципа, я хотел бы сделать парадоксальный вывод: «хороший» бизнес-ангел — это тот, кто помог проекту стартовать и проверить состоятельность модели за деньги и время самих стартаперов. Деньги бизнес-ангела должны вкладывать лишь в проверку того, сработает ли эта модель, нужен ли этот продукт и сколько можно на нем заработать. И только потом уже можно думать о финансовых инвестициях.
Как воспринимают российские инвесторы сотрудничество с известными и хорошо зарекомендовавшими себя бизнес-ангелами? По мнению Людмилы Голубковой, основной риск может быть в том, что искушенные ангелы обычно не склонны анализировать причины своих прошлых удач и неудач. «Матерый» инвестор ссылается на свой опыт как на безусловный. Но ситуация быстро меняется — и успешный опыт уже играет не в плюс, а в минус. Меняются технологии, развертываются новые тренды, а прежние бизнес-модели уходят с рынка. Вхождение в проект инвесторов на следующем раунде также представляет собой неоднозначную ситуацию. С одной стороны, существует определенный спрос инвестфондов на проекты серийных ангелов с хорошей инвестиционной репутацией. С другой — всегда есть риск того, что желание известного бизнес-ангела помочь команде форсировать свои достижения и подойти к инвестиционному раунду с большей оценкой перевесит реальную стоимость проекта. «Инвесторы часто интуитивно опасаются появления бизнес-модели «Делаем стартапы на продажу», которая приводит к завышению оценки следующего раунда», — утверждает Константин Синюшин.
Но главная проблема венчурного рынка России все-таки заключается в том, что здесь даже бизнес-ангелов мало — не то что суперангелов. Совокупный финансовый потенциал российских бизнес-ангелов крайне невысок. В прошлом году они обеспечили лишь $116,5 млн вложений в компании ранней стадии (данные НАБА и Atom Partners за первые 11 месяцев 2013 года). Для сравнения: в США этот показатель достиг $24,8 млрд (оценки Center for Venture REserch). Важность роли бизнес-ангелов еще только начинает закрепляться в общественном сознании. «По большому счету в России нет традиции вкладывать в чужой бизнес, — говорит Людмила Голубкова. — Только-только научились инвестировать в собственный. Часто даже молодые технологические предприниматели, не говоря о старшем поколении ученых и инженеров, относятся к ангельским инвестициям как к подобию гранта. Да и к самому инвестору в нашем довольно архаичном обществе отношение не самое теплое: щц «Дал денег — и иди отсюда, не мешай делом заниматься!» НИ
