CC BY
66
УДК 394.5
АРХАИЧЕСКИЙ ПАТТЕРН
КАК ФАКТ ДЕВИАНТНОГО ПОВЕДЕНИЯ
С.В. СТАХОРСКИЙ Гуманитарный институт телевидения и радиовещания им. М.А. Литовчина
В статье рассматриваются архаические традиции девиантного поведения, нарушающего стандарты и нормы социального бытия, а также проявления этого поведения в обрядах и играх, в художественной словесности, в культуре повседневности. Ключевые слова: архаический паттерн, девиантное поведение, фольклор, обряд, игра, быт, словесность.
Девиантное поведение обусловлено, с одной стороны, психическим состоянием личности и, с другой, внешней обстановкой, побуждающей человека поступать не так, как должно, не так, как принято.
Существуют особые формы девиантного поведения, не зависящие напрямую ни от внутреннего состояния, ни от окружающей среды. Они продиктованы архаическими паттернами культуры и произрастают из глубин «коллективного бессознательного».
Этой теме было посвящено одно из моих выступлений на нашей традиционной конференции [12, с. 126-138]. Хотя предмет тогдашнего сообщения составляла речевая деятельность, я приводил некоторые примеры акциональных паттернов, воспроизводящих старинные ритуалы, обряды и обычаи. Об одном из таких явлений я буду говорить сегодня. Для этого разговора имеется прямой информационный повод.
В телевизионных репортажах с Украины мое внимание привлекло странное поведение киевского майдана. Собравшиеся на площади люди без видимой причины, ни с того, ни с сего начинали вдруг подпрыгивать на месте, сопровождая это действие кричал-кой: «Кто не скачет, тот москаль» («Хто не скаче, той москаль»).
Кричалка четко маркировала вербальную ситуацию «свой — чужой», призванную обнаружить противника-чужака и тем самым его нейтрализовать и обезвредить. Эта ситуация давно изучается культурологами, исследована на разном материале —историческом и современном. Меня же заинтересовал другой аспект — акцио-нальный: само поведение протестной толпы, казавшееся каким-то нелепым и невзрослым.
Известна старинная украинская пословица: «Скачи, враже, як пан каже». Она встречается в произведениях Гоголя, Островского, Лескова. Пословица идет от времен польского владычества и выражает подневольное положение человека, вынужденного делать всё, что ему прикажет пан. Майдан, однако, скакал без принуждения, по своей воле и собственному почину.
Сами участники майдана не могли внятно объяснить смысл своих действий. Кто-то говорил, что таким способом люди греются на морозе. Но прошла зима, а майдан продолжал скакать...
Всякое немотивированное действие толпы и, вместе с тем, действие, довольно сплоченное, повторяемое с устойчивой периодичностью, заставляет думать, что в нем скрывается нечто из области «коллективного бессознательного» — архаический паттерн. При одинаковых обстоятельствах архаические паттерны могут воспроизводиться в разных средах, социальных и национальных. Подтверждение этому я наблюдал в репортажах из других «горячих точек». Они демонстрировали нечто похожее на киевский майдан: скакали американский Фергюсон и французские Нант и Тулуза.
Давно замечено, что жесты и движения, нарушающее поведенческие нормы, как правило, сопряжены с аффективным со-
стоянием, когда человек по той или иной причине теряет голову, выходит из себя, не владеет собой. Примеры такого поведения встречаются в художественной литературе.
Гоголь в поэме «Мертвые души», описывая настроение героя после удачной сделки, отмечает: «Как он ни был степенен и рассудителен, но тут чуть не произвел даже скачок по образцу козла, что, как известно, производится только в самых сильных порывах радости». Другой персонаж поэмы, капитан Копейкин, не столь рассудительный и степенный, как Чичиков, «подпрыгивает по тротуару» после аудиенции у министра, пообещавшего ему пенсион [3, с. 36, 202].
В романе Толстого «Воскресение» Нехлюдов, испытывая чувство стыда за то, что, прощаясь с Катюшей Масловой, сунул ей конверт с деньгами, «всё ходил по своей комнате, и корчился, и даже прыгал» [15, с. 70].
С точки зрения поведенческой нормы скачущий, подпрыгивающий человек совершает девиантное действие. В романе «Евгений Онегин» прыгают от радости уездные барышни, узнав о появлении на балу Лариных ротного командира. Строку «Девчонки прыгают заране» Пушкин сопровождает примечанием: «Наши критики, верные почитатели прекрасного пола, сильно осуждали неприличие сего стиха» [9, с. 182].
В чем тут неприличие? Прыгать от радости полагается детям, а не барышням на выданье. Не соответствует норме и обратное поведение, отмеченное Пушкиным в рассказе о детстве героини романа:
Дитя сама, в толпе детей
Играть и прыгать не хотела.
К.И.Чуковский в книге «От двух до пяти» писал о том, что дети всего мира — одна сплошная секта прыгунов.
В отличие от ребенка, взрослый начинает скакать и прыгать в состоянии аффекта, находясь вне себя. Такие действия могут быть вызваны чувствами радости, горя, гнева, но только не страха. Испуганный человек может остолбенеть, окаменеть, застыть, как вкопанный, но скакать не будет.
В аффективном состоянии, когда отключены личностные ограничители поведения, пробиваются наружу древние архетипы и паттерны.
Скакания относятся к числу архетипических действий, входящих в состав народных обрядов и праздничных увеселений. Они зафиксированы в источниках средневековья и в этнографических материалах Х1Х-ХХ веков.
В послании игумена Памфила, адресованном наместнику Пскова (1505 год), скакания упоминаются в связи с неистовыми плясками Ивановой ночи, наряду с другими танцевальными движениями: наклоны головой, вихляние «хребтом» (корпусом), топтание ногами [5, с. 18-19]. «Стоглав» (книга документов церковного собора 1551 года) сообщает, что в канун Рождества, Богоявления и Ивана Купалы мужи и жены «схожахуся на ночное плещевание, и на бесчинный говор, и на бесовские песни, и на плясание и скакание». Там же сказано, что в троицкую субботу после оплакивания умерших на «жальниках» (кладбищах) начинают «скакати и пля-сати, и в долони бити, и песни сотонинские пети». Скакания происходят при участии скоморохов и под аккомпанемент скоморошьих музыкальных инструментов («егда скомраси учнут играти») [13, с. 140-141]. В одном из эпизодов душеспасительной повести «О некоем купце лихоимце» (из сборника середины ХVШ века) скоморох «нача играти в гусли своя и скакати».
Церковные писатели характеризуют скакание как проступок, спровоцированный нечистой силой. В житии Исаакия Печерского из «Четий-Миней» Димитрия Ростовского рассказывается, что однажды в пещеру преподобного ворвались бесы в облике ангелов.
Исаакий, не разгадав обмана, поклонился им, и тогда они схватили его и стали скакать с ним и плясать.
Средневековая легенда повествует о том, как в рождественскую ночь подвыпившие парни и девки затеяли шумные скакания около церкви, где шла служба. Священник попытался их унять, но те его не послушались. Тогда священник произнес проклятие: «Будете скакать целый год», и скакали они, не останавливаясь, без воды и еды до следующего Рождества, протоптав под собой глубокую яму. Стихотворное переложение этой легенды содержится в сборнике Симеона Полоцкого «Вертоград многоцветный» [10, с. 95-97].
«Скакать и плясать» — устойчивое словосочетание былин и песен. В новгородской былине, повествующей о приключениях Садко, сказано, что под переборы его звончатых гуслей «царь морской зачал скакать, зачал плясать», отчего взбунтовалось море синее и тогда лишь утихло, когда царь «перестал скакать и плясать» [6, с. 233].
В песне «Ходит царь вкруг Нова города», опубликованной в сборнике А.И.Соболевского, королевич, отыскав невесту, велит ей «скакать и плясать» [2, с. 493]. Фразеологизм «скакать и плясать» использует протопоп Аввакум, описывая камлание сибирского шамана: «И начал скакать, и плясать, и бесов призывать и, много кричав, о землю ударился, и пена изо рта пошла» [7, с. 80].
В древнерусском языке глагол «скакати» имел несколько значений: движение или бег скачками (в «Слове о полку Игореве»: «скачють, акы сЬрыи влъци <волки> въ полЬ»), перепрыгивание через препятствие (ручей, канаву), лазание через забор, ограду (рассказ Ипатьевской летописи о восстании смердов 1157-1159 годов: «смерди скачю черес заборола» — перелезают через крепостную стену) и, наконец, подскок, подпрыгивание на месте. В рассматриваемых текстах речь идет именно о подскоках. Это движение, хотя и упоминается вместе с плясками, фигурирует как отдельное от них, названное в порядке перечисления.
От глагола «скакати» в значении делать подскок произошло ныне забытое слово «скоканцы». В старину скоканцами называли блины, не прилипающие к сковородке, которые легко перевернуть, взмахнув сковородкой [4, с. 191].
Судя по тому, что ритуальные и праздничные скакания постоянно упоминаются в древних источниках и описаны в сильных эмфатических выражениях, действие это имело для архаического человека глубокий жизненный смысл.
Какова же его семантика?
Производя подскок, человек устремляется вверх. На мгновение он отрывается от земли и делается выше ростом — как бы вырастает. Значит, историческую семантику рассматриваемого движения следует искать во всем, что растет, что тянется вверх, а это, прежде всего, — посевы и подростки. Первым движение помогает скорее выйти из земли и подняться, а вторым — быстрее повзрослеть.
П.Г. Богатырев приводит описание чешского масленичного танца с подскоками, известного по документам еще с Х^ столетия и сохранившегося вплоть до ХХ века. Чешские крестьяне верили, что танец влияет на посевы: чем выше удастся подпрыгнуть, тем более высокими вырастут лен, конопля, ячмень. По наблюдениям местных этнографов, на Масленицу не только молодежь, даже дряхлые старухи скакали ради хорошего урожая [1, с. 428-429].
В Болгарии известен такой обычай: повивальная бабка, приняв роды, подпрыгивает около младенца, чтобы он рос большой [11, с. 318].
На Руси традиционным испытанием девушек на готовность к браку служили прыжки на качелях — доске, положенной поперек бревна. Та, которая смогла много раз подпрыгнуть и не упасть, считалась невестой [11, с. 319].
Скакания входили в цикл свадебных обрядов. Голландский путешественник Ян Стрейс, описывая обряд, виденный им в Москве
в 1668 году, сообщает, что «после того, как невеста убрана и наряжена, сваха жениха причесывает ее, во время чего женщины начинают скакать» [14, с. 168].
Свадебные обычаи Русского Севера наделяли скакания посвятительными функциями, вводившими в мир эроса. Накануне венчания на посиделки к жениху приходили парни и девушки, включая и невесту. После застолья все становились в круг и, обхватив друг друга за плечи, скакали, высоко вскидывая ноги, задирая подолы юбок и распевая песни эротического содержания [8, с. 8].
Таким образом, скакания, зафиксированные в церковных документах и фольклорных источниках, воспроизводят магические действия, призванные ускорить вегетацию растений и взросление человека, половое и социальное.
Древние обряды не исчезают бесследно. Они живут в культурной памяти, как бы дремлют в ее глубинных слоях и время от времени пробуждаются.
Не пробуждение ли старинного обряда демонстрирует детская игра со скакалкой, выражающая постоянное желание ребенка поскорее вырасти?
Вот еще несколько примеров, взятых из разных сфер культуры.
Спортивные болельщики в напряженные моменты матча вскакивают с мест и начинают подпрыгивать, стараясь таким движением поднять счет игры в пользу своей команды.
Я застал последние спектакли и концерты Сергея Яковлевича Лемешева и видел собственными глазами, как его поклонницы, дамы почтенных лет, в трудных местах арии вставали на цыпочки, будто гусыни, вытягивали шеи, надеясь, что это поможет любимому певцу подняться по октаве и взять коварные верхние ноты. Несмотря на преклонный возраст, они, кажется, готовы были допрыгнуть до самой люстры.
Реинкарнацией скоморошьих скаканий древности стала озорная игра, в пятидесятые годы захватившая актеров МХАТа. Игра
состояла в том, что если кто-то произносил слово-пароль «гоп-кинс», все должны были тотчас подпрыгнуть или заплатить крупный штраф. Вовлеченные в эту игру мхатовцы подлавливали друг друга в самые неподходящие моменты: во время спектакля или какого-то официального мероприятия.
Столь вызывающее поведение рассердило Кремль, и корифеев МХАТа вызвали на беседу к Молотову. Выслушав его, корифеи ответили дружным гопкинсом.
Актеры, по-видимому, не отдавали себе отчет, почему их так затянула эта игра. А между тем в ней выражалось сокровенное желание изменить забронзовелое состояние тогдашнего МХАТа — омолодить его и дать ему новый рост.
Во всех подобных случаях, где бы мы их ни наблюдали, через внешние формы девиантного поведения пробивается древняя магия роста, призванная активизировать жизненные энергии. Отсюда и ответ на сакраментальный вопрос: «Кто не скачет?».
СПИСОК ЛИТЕРАТУРЫ
1. Богатырев П.Г. Вопросы теории народного искусства. М., 1971.
2. Великорусские народные песни / Изданы профессором А.И. Соболевским. СПб., 1902. Т. 7.
3. Гоголь Н.В. Мертвые души // Полн. собр. соч. М., 1951. Т. 6.
4. Даль В.И. Толковый словарь живого великорусского языка. СПб., 1882. Т. 4.
5. Дополнения к актам историческим, собранным и изданным Археографическою комиссиею. СПб., 1846. Т. 1.
6. Древние российские стихотворения, собранные Киршею Даниловым. М., Л., 1958.
7. Житие протопопа Аввакума, им самим написанное и другие его сочинения. М., 1960.
8. Кон И.С. Исторические судьбы русского Эроса // Секс и эротика в русской традиционной культуре. М., 1996.
9. Пушкин А.С. Евгений Онегин // Собр. соч. М., 1960. Т.4.
10. Simeon Polockij. Vertograd mnogocvetnyj. Köln, Weimar, Wien, 2000. Vol. 3.
11. Славянские древности. М., 2009. Т. 4.
12. Стахорский С.В. Архаические паттерны в современной речевой среде // Наука телевидения. М.: ГИТР, 2013. Т. 10.
13. Стоглав. СПб., 1863.
14. Стрейс Я. Три путешествия. М., 1935.
15. Толстой Л.Н. Воскресение // Собр. соч. М., 1983. Т. 13.
ARCHAIC PATTERN AS A FACT OF DEVIANT BEHAVIOUR
S. V. STAKHORSKY Humanities Institute of Television and Radio Broadcasting named after M. A. Litovchin
In the article the author describes archaic traditions of behavior, violating standards and norms of social life, as well as manifestation of this behavior in ceremonies and games, in literature, in culture of daily routine. Key words: archaic pattern,
deviant behavior, folklore, ceremony, game, life, literature
LIST OF REFERENCES 1. Bogatyrev P. G. Questions of the theory of folk art. M, 1971.
2. Great Russian national songs / Published by professor A. I. Sobolevsky. SPb., 1902. V. 7.
3. Gogol N. V. Dead souls/M, 1951. V. 6.
4. Dal' V. I. Explanatory dictionary of the live great Russian language. SPb., 1882. V. 4.
5. Additions to historical acts, collected and published by Archeographic commission. SPb., 1846. V. 1.
6. The ancient Russian poems collected by Kirsha Danilov. M, L., 1958.
7. Life of the archpriest Habakkuk, written by himself and other his compositions. M, 1960.
8. Kohn I.S. Historical destinies of Russian Eros//Sex and sensuality in the Russian traditional culture. M, 1996.
9. Pushkin A.S. Eugene Onegin//. M, 1960. V.4.
10. Simeon Polockij. Vertograd mnogocvëtnyj. Köln, Weimar, Wien, 2000. Vol. 3.
11. Slavic antiquities. M, 2009. V. 4.
12. Stakhorsky S. V. Archaic patterns in the modern speech environment//Science of television. M.: GITR, 2013. V. 10.
13. Hundred-heads. SPb., 1863.
14. Struys J. Three travels. M, 1935.
15. Tolstoy L.N. Resurrection// M, 1983. V. 13.
