CC BY
27
ТЕОРИЯ ГУМАНИТАРНОГО ПОЗНАНИЯ
УДК 162
Н. В. Зайцева
Кандидат философских наук, доцент, профессор, Всероссийская академия внешней торговли, Москва
E-mail: natvalen@list.ru Natalia V. Zaitseva
PhD (philosophy), Professor of Russian Academy of Foreign Trade, Moscow, Russia
Аргументативные a priori
В статье предлагается нестандартная трактовка базовых эмоций как встроенных априорных концептов, задействованных в когнитивных механизмах типизации объектов на различных ступенях познания. На этой основе развивается новый взгляд на роль эмоций в аргументации как вербальной деятельности, направленной на изменение позиции субъекта.
Традиция исследования эмоций в когнитивном ключе восходит к Ч. Дарвину, заложившему основы эволюционной теории эмоций в книге «Выражение эмоций у человека и животных». Мотивом для более современных исследований послужила монография Лазаруса [9], в которой обосновывается возможность новой «когнитивной теории эмоций». В первой части данной статьи рассматриваются некоторые релевантные результаты нейроисследований, мотивировавшие данный подход.
Во второй части предлагается феноменологическая реконструкция и обоснование априорной трактовки эмоций. Основу этой трактовки составляет типизация, рассматриваемая мной как универсальный когнитивный механизм, фундированный интенцией к отождествлению, или неразличению, и имеющий очевидно характер a priori. В свою очередь, типизация базируется на когнитивном механизме аналогизирующей апперцепции и базовых смыслообразующих эмоциях удовольствия и неудовольствия. Таким образом, я предлагаю посмотреть на эмоцию как на одну из сторон интенциональности когнитивного акта.
В заключительном разделе рассматривается
Как цитировать статью: Зайцева Н. В. Аргументативные a priori // Цености и смыслы. 2018. № 3 (55). С. 32-42.
пример так называемой эмоциональной аргументации, иллюстрирующий интерпретационные возможности развиваемого подхода. При этом я исхожу из понимания аргументации как вербальной деятельности, направленной на изменение позиции какого-либо субъекта с помощью рассуждений. Развиваемый в статье подход представляет собой еще один шаг на пути создания когнитивной теории аргументации. Дальнейшие исследования предполагают когнитивно-феноменологический анализ дискурсивных процедур и методов убеждения в аргумента-тивном процессе.
Ключевые слова: аргументация, интенциональность, аппрезента-ция, эмоции, когнитивные a priori.
1. Введение
Когнитивные основания аргументации как специфической коммуникативной речевой деятельности и перспективы построения соответствующей «когнитивной» теории аргументации — это серьезная и интересная тема, несомненно, заслуживающая отдельного глубокого рассмотрения, которое не может быть ограничено рамками одной статьи. Задача данной работы — предложить обоснование априорной роли встроенных эмоций в аргументации. Тема эта не является новой, еще Аристотель в «Риторике» говорил о доказательстве, находящемся в зависимости от самих слушателей, «когда последние приходят в возбуждение под влиянием речи, потому что мы принимаем различные решения под влиянием удовольствия и неудовольствия, любви или ненависти» [1]. Ниже вопрос о роли эмоций в аргументативном воздействии будет рассмотрен в широком когнитивно-феноменологическом контексте. Это предполагает, с одной стороны, учет релевантных данных нейро-науки и когнитивной психологии, а с другой — феноменологическую реконструкцию выявленных эмпирическим путем механизмов и концептуализацию полученных результатов.
Связь между когнитивными процессами и эмоциональными состояниями активно исследуется уже многие годы. Еще Ч. Дарвин в книге «Выражение эмоций у человека и животных» заложил основы эволюционной теории эмоций. Согласно этой теории эмоции носят адаптивный характер и возникают в процессе эволюции. Например, потливость рук, вызванная чувством страха, унаследована нами от человекообразных обезьян, которым эта физиологическая особенность в опасных ситуациях позволяла крепче хвататься за ветки деревьев во время бегства. В начале
90-х гг. прошлого века работа Лазаруса [9] обозначила возникновение новой «когнитивной теории эмоций», стимулировавшей проведение целого ряда исследований, направленных на изучение влияния когнитивных предпосылок на возникновение, формирование и переживание эмоций. Исследования обратной зависимости имеют куда меньшую историю. Здесь можно отметить восходящую к идеям Ж. Леду [10] складывающуюся традицию рассматривать нейронные контуры, содействующие выживанию организма (survival circuits), как источники эмоционального возбуждения и генерализированной активации (generalized arousal). Так, например, ситуация, возникающая в присутствии эмоционально негативно воспринимаемого стимула, категоризируется эмоционально в первую очередь как опасная. Результат такой категоризации хранится в долгосрочной памяти и в дальнейшем используется в качестве образца для категоризации последующих ситуаций. Как отмечают К. Берридж и М. Крингельбах, стимулы, различающиеся в деталях, но сходные в базовой эмоциональной оценке (удовольствие/неудовольствие), активируют практически одни и те же нейронные центры подкрепления. Таким образом, эти механизмы «встроены в анатомически настроенную организацию генераторов центров подкрепления, которая простирается от удовольствия и желания награды до негативных эмоций страха и отвращения» [7, c. 646].
Эти и схожие данные нейроисследований предоставляют широкие возможности для когнитивно-феноменологической интерпретации, которая будет развита в следующем параграфе, но уже сейчас можно констатировать фиксируемую эмпирически роль эмоций в процессе категоризации. Как категоризация (и шире — типизация) связана с аргументацией? Я исхожу из понимания аргументации как вербальной деятельности, направленной на изменение позиции какого-либо субъекта с помощью рассуждений. Очевидно, что такое понимание аргументации предполагает необходимость для отправителя аргументативного сообщения передать желаемый смысл получателю, то есть в определенном смысле «запрограммировать» специфическое понимание этого сообщения. Таким образом, аргументативная ситуация оказывается пусть особой, но разновидностью более широкого класса ситуаций смыслоформирования (sense formation), основу которого и составляют механизмы типизирования и категоризации.
В следующем разделе я более подробно рассмотрю механизм типизации и роль встроенных эмоциональных состояний в этом процессе.
В последней, заключительной части будет рассмотрен аргументативный пример, на мой взгляд, служащий прекрасной иллюстрацией обсуждаемого механизма, а также, по традиции, подведены итоги и намечены перспективы дальнейших исследований.
2. Типизация в аргументации и личностный смысл
Схватывание, толкование, понимание, аналогизирующая апперцепция — все это различные модусы типизации объектов мира. При этом типизация рассматривается мной как универсальный когнитивный механизм, фундированный интенцией к отождествлению, или неразличению, и имеющий очевидно характер a priori. Это означает, что субъект имеет дело всегда с объектом-типом, а не явлением, освобождая его от субъективно незначащих индивидуальных сторон или характеристик.
В принципе, любой когнитивный акт можно рассматривать как перевод объекта как данности, или точки внимания, в модус «для меня». В контексте аргументации это означает, что любое сообщение имеет для адресата не только некоторое разделяемое всеми интерсубъективное значение, схватывание которого обеспечивает простое понимание соответствующего лингвистического выражения, но и предполагает дальнейшую когнитивную обработку понятого сообщения, в результате которой смысловое значение (здесь и далее, в силу неполного терминологического соответствия между русским и английским «философским» языком, я использую выражение «смысловое значение» как синоним английского термина «meaning») обретает субъективную, эмоционально окрашенную оценку, трансформируясь в личностный смысл. Так, обращенная к студенту фраза преподавателя «вы отлично сдали экзамен» должна быть, во-первых, понята буквально, как констатация факта, но дополнительно может иметь разные субъективно значимые смысловые нюансы: повышение собственной самооценки, нежданную радость, обещанное родителями материальное подкрепление и т.п.
Выше термин «личностный смысл» употребляется в психологической традиции, восходящей к работам А. Н. Леонтьева [6] и Л. С. Выготского [2]. Подробно роли личностного смысла в процессе смыслоформирования в аргументации я уже касалась в более ранних работах [4]. В контексте данной статьи важно отметить роль личностного смысла в мотивацион-ной сфере личности. Личностные смыслы зачастую скрыты и могут быть нерефлексированы агентом, но именно они лежат в основе принятия
решений и поведения в целом. Изменение позиции субъекта, которое является целью аргументативного воздействия, всегда есть переход от лингвистического интерсубъективного смыслового значения выражения, что подразумевает ответ на вопрос, о каком объекте или какой ситуации идет речь, к личностному субъективному смыслу, что является ответом на вопрос, что этот объект значит для меня.
Переход к личностному смыслу происходит за счет встраивания лингвистического смыслового значения в концептуальную личностную систему адресата, которая всегда индивидуальна и основана на пережитом субъективном опыте. Эта система представляет собой подвижную смысловую структуру, изменения в которой касаются не столько самих концептов, сколько их структурного местоположения. При этом вполне оправданно говорить о «перцептивной готовности» (perceptual readiness) и «доступности категории» (category accessibility) в смысле Дж. Брунера [8]. На переднем плане (в доступе) всегда оказываются категории, наиболее значимые для агента в ситуации, переживаемой «здесь и сейчас». При этом важно понимать, что личностные смыслы — не застывшие образования в смысловой концептуальной сетке агента, которые передвигаются как фигуры на шахматной доске. Каждый раз значения лингвистических выражений переживаются субъектом заново в реальном темпоральном акте осмысления и благодаря этому приобретают новые смысловые оттенки и эмоциональную окраску. Так, слушая научный доклад, агент фокусирует внимание на значимых лично для него идеях и выводах и «не слышит», оставляя вне фокуса внимания, незначимую в данный момент информацию. Но в один момент все может измениться. Стоит соседу заметить, что услышанное напоминает ту или иную известную им обоим теорию или концепцию, и фокус внимания может сместиться, а информация, почерпнутая из доклада,— трансформироваться в аргументы за или против этой версии.
Понимание того, что мы всегда имеем дело с реальным, постоянно меняющимся субъектом, в сознании которого смысл всегда конституируется заново, то есть здесь и сейчас, означает, что в аргументации мы можем целенаправленно участвовать в процессах осмысления другого «Я», в формировании и изменении его личностных смыслов. Для того чтобы понять, как это делать, необходимо ответить на вопрос, какие механизмы лежат в основе типизации мира и фундируют создание осмысленной предметности в любом индивидуальном сознании. Представляется, что речь в этом случае идет о неких универсальных трансцендентальных
смыслообразующих механизмах и концептах. К таковым, на мой взгляд, следует отнести когнитивный механизм аналогизирующей апперцепции, лежащий в основе типизации, и базовые смыслообразующие эмоции удовольствия и неудовольствия.
Роль аппрезентации в смыслоформировании вообще и в аргумента-тивной коммуникации в частности стала предметом целого ряда моих статей [напр., 2; 3; 9]. Здесь уместно лишь отметить, что аппрезента-тивный перенос (аналогизирующая апперцепция), рассматриваемый Гуссерлем в «Картезианских размышлениях» [3], помогает ему решить проблему Alter Ego и избежать обвинения в солипсизме. Суть этого когнитивного механизма состоит в переносе смысла с объекта-образца на новый стимул в процессе восприятия на основе обнаружения тождества в частях, сторонах или моментах этих объектов. В свою очередь, аппрезентация основана на удвоении, представляющем собой форму пассивного синтеза, в котором объекты образуют пару и «обмениваются» смысловыми характеристиками. Апперцептивный перенос есть спонтанное, нерефлексивное отнесение объекта или ситуации к уже известному типу, отождествление с тем, что уже было, «осовременивание» как наиболее простой когнитивный механизм, позволяющий агенту избежать бесконечного разнообразия мира.
Что касается роли эмоций в типизации, серьезный массив нейроиссле-дований последних лет позволяет говорить об эмоциональной стороне как необходимо присущей не только актам восприятия, представления, но и актам более высокого уровня. Высокий эпистемологический статус эмоций становится все более очевидным. Тем не менее место и роль эмоций в когнитивном смыслообразующем акте остаются не до конца проясненными. Чаще всего эмоции трактуют как некие аффективные состояния, характеризующие отношение субъекта к объекту или ситуации.
Соглашаясь с такой характеристикой в принципе, можно тем не менее осуществить ее феноменологическое уточнение. Я предлагаю посмотреть на эмоцию как на одну из сторон интенциональности когнитивного акта. Любой интенциональный предмет как результат такого акта имеет двусторонний характер. Он может быть рассмотрен и как характеризующий субъекта или субъективный полюс акта («откуда»), и как объективный полюс («куда»), что вместе задает направленность акта. Рассмотрим выражения «приятная музыка», «увлекательная книга», «красивое доказательство». В каждом из этих случаев мы можем
задать вопросы: кому приятная, для кого увлекательная и т.д. Ответ на подобный вопрос будет характеризовать субъекта, наслаждающегося музыкой, увлеченного книгой или получающего эстетическое наслаждение от представленного доказательства теоремы. В то же время мы должны признать, что рассмотренные нами выражения репрезентируют объекты, типизированные как «приятный», «увлекательный», «красивый». Заметим, что речь идет об эмоционально окрашенных объектах. Связав таким образом эмоцию с интенциональностью, которая является априорной структурной познавательной характеристикой, я хочу подчеркнуть необходимый характер эмоции в конституировании мира. Будучи интенциональными, все объекты обладают эмоциональной характеристикой, поскольку эмоции участвуют в типизации этих объектов, то есть выполняют смыслообразующую функцию.
При этом, с моей точки зрения, любая эмоция может быть рассмотрена как видовая модификация двух универсальных a priori — «удовольствие» и «неудовольствие»,— принадлежащих базовым адаптационным слоям нашего поведения. Выше я уже приводила подтверждающие такую позицию данные нейроисследований. Еще одним дополнительным аргументом в пользу связи эмоций и типизации служит исследовательская тенденция последних лет, обеспечивающая экспериментальную поддержку идеи о том, что аффективные состояния играют важнейшую роль в представлении (обработке и понимании соответствующих терминов) абстрактных понятий. Сошлюсь только на наиболее типичную работу последних лет с говорящим названием: «Нейрональная репрезентация абстрактных терминов: роль эмоций» [11]. Авторы основываются на данных экспериментальных исследований, демонстрирующих, что обработка абстрактных понятий статистически более «эмоционально нагружена», чем обработка конкретных понятий. Это, по их мнению, объясняется спецификой освоения различных понятий: в обработке конкретных понятий задействован сенсомоторный опыт, а для усвоения абстрактных важны аффективные переживания. Возвращаясь к феноменологической трактовке эмоций, следует отметить, что Ф. Брентано был тем, кто усмотрел глубинную необходимую взаимосвязь интенционального предмета и эмоции, связав чувства и интенциональность. При этом он справедливо отмечал, что чувства (=эмоции) не являются чем-то ассоциативно присоединенным к предмету, а представляют характеристику самой направленности на предмет. Это означает, что эмоция предметна,
а предмет эмоционально окрашен. Гуссерль, подчеркивая необходимый характер связи эмоции и предмета, остановился в шаге от понимания эмоции как смыслообразующей характеристики сознания, когда рассматривал в «Логических исследованиях» смыслообразующие акты со стороны качества и материи, подчеркивая их необходимое единство.
Материя, по Гуссерлю, характеризует акт со стороны объекта направленности. При этом объект рассматривается в модусе «как», то есть с учетом того, как он представлен в акте. Различные акты имеют одну материю, если у них совпадают объекты и способы представления этих объектов. Но смысл лингвистического выражения не сводится к материи акта, необходимо учитывать и качество акта. Качество акта есть характеристика самой направленности. Например, имеющие одну материю (сонаправленные) акты могут отличаться качеством, что будет выражаться в утверждении, восклицании или вопрошании. Такой подход имплицитно содержит идею включения эмоциональной составляющей в смысловую характеристику акта и соответствующего ему лингвистического выражения. Однако этот важный шаг к выявлению роли эмоций в процессе смыслоформирования так и не был сделан.
Борьба с психологизмом заставляла Гуссерля оставаться в рамках декларированной антипсихологической позиции, что, безусловно, накладывало ограничения на построение его концепции смысла. Тем не менее идеи Брентано о необходимой связи эмоции и предмета и положение Гуссерля о качественно-материальном единстве когнитивных смысло-образующих актов приводят нас к чрезвычайно важному заключению. Являясь стороной интенциональности как априорной структуры акта, эмоция участвует в конституировании объекта как типизированной, осмысленной предметности. Любой интенциональный объект в реальной коммуникации обретает субъективную значимость и эмоциональную окраску. Это касается объектов самой разной природы и онтологического статуса. Именно эмоции, в первую очередь выражающие удовольствие и неудовольствие, являются индикаторами, которые позволяют адаптироваться в мире любому живому существу, участвуя в первичной типизации, приводящей к различению объектов, с которыми следует взаимодействовать, и объектов, которых следует избегать.
Эмоции удовольствия и неудовольствия, на мой взгляд, являются таким же генеративным априори, как и интенция к отождествлению, лежащая в основе аналогизирующей апперцепции. Любое животное, вза-
имодействуя со стимулом, переживает его эмоционально как связанный с удовольствием или неудовольствием, позитивно или негативно реагируя на объект типичным образом, закрепленным в памяти. Это позволяет животному выживать и познавать, поскольку ориентирует его поведение.
Для человека, как и для любого животного, эмоциональная типизация играет колоссальную роль. Являясь встроенной и фундаментальной, она не обязательно рефлексируется агентом. Важно, что, даже не будучи отрефлексированной, эмоция обусловливает последующую категоризацию. Например, мне не нравится этот человек, я считаю его страшным, подозрительным или грубым, не имея для этого достаточных рациональных (отрефлексированных) оснований. Он просто напоминает мне кого-то или что-то неприятное, что-то, что хранится в моей памяти в виде негативно окрашенного образа. Важно отметить, что мы не просто относим объект к тому или иному типу, а то, что мы реагируем на этот объект типичным образом, принимаем те или иные решения, что влияет на последующие действия.
3. Вместо заключения: эмоциональная аргументация
Рассмотрим, как представленные выше идеи и роли априорных эмоциональных концептов в типизации ситуаций проявляются в аргумен-тативной практике. Для этого уместно обратиться к известному примеру из практики знаменитого российского адвоката А. Ф. Кони.
Защита школьника, ранившего своего товарища ножом.
Одна из его впечатляющих речей связана с судом над мальчиком-гимназистом, ударившим ножом своего одноклассника. Причиной этого отчаянного поступка была ежедневная травля со стороны одноклассника. Обвиняемый был горбат от природы, а пострадавший соученик каждый день на протяжении нескольких лет приветствовал его издевательской фразой: «Горбун!».
Как свидетельствует история, самую эффектную речь в своей адвокатской карьере А. Ф. Кони построил так. Войдя в зал суда, он приветствовал собравшихся: «Здравствуйте, уважаемые присяжные заседатели!» Кони еще раз повторил — слово в слово — свое приветствие. Ему вновь ответили, но уже с долей недоумения. Так повторялось еще несколько минут, пока судьи и заседатели не взорвались от ярости, даже потребовали вывести «этого сумашедшего» из зала суда. На что А. Ф. Кони невозмутимо парировал: «А ведь я повторил эти слова всего тридцать семь раз!
А моего подзащитного травили так несколько лет». Подсудимому был вынесен оправдательный приговор.
В рассмотренном примере адвокат заставляет участников судебного разбирательства и аудиторию пережить новую и необычную в их опыте ситуацию. В первую очередь адвокатский прием направлен на присяжных, поэтому далее речь будет идти в первую очередь о них. Заданная Кони ситуация переживается и фиксируется как эмоционально неприятная, негативная, раздражающая. При этом сами присяжные типизируются как «жертвы», пострадавшие в этом инсценированном адвокатом «конфликте», а адвокат, получая негативную эмоциональную оценку как источник неудовольствия, заставляющий жертву страдать,— как «обидчик». Тем самым фактически, во-первых, сформирована ситуация-образец, а во-вторых, она находится в доступе, в когнитивной готовности. Ведь событие произошло только что, его не надо извлекать из дальних слоев памяти адресата.
Теперь для достижения результата достаточно запустить механизм аппрезентации. Умелый адвокат запускает этот процесс, «помогая» адресату «правильно» типизировать или осмыслить ситуацию с обвиняемым, указывая на момент тождества ситуации с преступником и ситуацией, которая только что пережита. Происходит мгновенная аппрезентация, перенос смысловых характеристик, прежде всего эмоциональных, которые находятся в доступе и являются доминирующими. Это и есть нужные адвокату личностные смыслы. Основываясь на только что приобретенном личном опыте, присяжные начинают «понимать» поведение преступника, видя в его поведении проекцию своего собственного поведения, и, безусловно, оправдывают его. Талантливый адвокат не только сумел вывести в область доступа, или привести в состояние «готовности» к типизации, нужные ему личностные смыслы, но и активно поучаствовал в их формировании.
Осознание того, что в основании аргументации, как и любой другой коммуникации, лежат глубинные универсальные когнитивные механизмы и смысловые примитивы, в том числе эмоциональные, является чрезвычайно важным, поскольку делает возможным понимание природы разного рода манипулятивных приемов и технологий и может рассматриваться как средство повышения рациональности в принятии решений.
Предложенная реконструкция представляет собой еще один шаг на пути создания когнитивной теории аргументации. Дальнейшие иссле-
дования предполагают когнитивно-феноменологический анализ дискурсивных процедур и методов убеждения в аргументативном процессе.
Литература
1. Аристотель. Риторика. Поэтика. М.: Лабиринт, 2005. 256 с.
2. Выготский Л. С. Мышление и речь. М.: Лабиринт, 1999. 352 с.
3. Гуссерль Э. Картезианские размышления. СПб.: Наука, 1998. 315 с.
4. Зайцева Н. В. Феноменология и когнитивные основания аргументации // РАЦИО.Ш. 2009. № 2. С. 85-102.
5. Зайцева Н. В. Симуляция в аргументации // РАЦИО.ш. 2011. № 6. С. 36-55.
6. Леонтьев А. Н. Деятельность. Сознание. Личность. М.: Политиздат, 1975. 304 с.
7. Berridge K., Kringelbach M. Pleasure systems in the brain // Neuron. 2015. № 86 (3). P. 646-664.
8. Bruner J. On perceptual readiness // Psychological review. 1957. № 64 (2). P. 123152.
9. Lazarus R. Emotion and adaptation. Oxford University Press on Demand, 1991. 576 p.
10. LeDoux J. Rethinking the emotional brain // Neuron. 2012. № 73 (4). Р. 653676.
11. Vigliocco G., Kousta S.-T., Della Rosa P., et al. The neural representation of abstract words: the role of emotion // Cerebral Cortex. 2013. № 24 (7). Р. 1767-1777.
12. Zaitsev D., Zaitseva N. Categorization in intentional theory of concepts // International Symposium on Neural Networks. St. Petersburg, Russia, July 6-8, 2016, Proceedings. Р. 465-473.
References
• Aristotel'. Ritorika. Pojetika. M.: Labirint, 2005. 256 s. [In Rus].
• Berridge K., Kringelbach M. Pleasure systems in the brain // Neuron. 2015. № 86 (3). P. 646-664.
• Bruner J. On perceptual readiness // Psychological review. 1957. № 64 (2). P. 123-152.
• HusserlE. Kartezianskie razmyshleniya. SPb.: Nauka, 1998. 315 c. [In Rus].
• Lazarus R. Emotion and adaptation. Oxford University Press on Demand, 1991. 576 p.
• LeontievA.N. Deyatel'nost'. Soznanie. Lichnost'. M.: Politizdat, 1975. 304 c. [In Rus].
• LeDoux J. Rethinking the emotional brain // Neuron. 2012. № 73 (4). P. 653-676.
• Vigliocco G., Kousta S.-T., Della Rosa P., et al. The neural representation of abstract words: the role of emotion // Cerebral Cortex. 2013. № 24 (7). P. 1767-1777.
• VygotskyL. S. Myshlenie i rech'. M.: Labirint, 1999. 352 c. [In Rus].
• Zaitsev D., Zaitseva N. Categorization in intentional theory of concepts // International Symposium on Neural Networks. St. Petersburg, Russia, July 6-8, 2016, Proceedings. P. 465-473.
• Zajceva N. V. Fenomenologija i kognitivnye osnovanija argumentacii // RACIO.ru. 2009. № 2. S. 85-102. [In Rus].
• Zajceva N. V. Simuljacija v argumentacii // RACIO.ru. 2011. № 6. S. 36-55. [In Rus].
